СУДЕБНЫЕ РЕЧИ СОВРЕМЕННЫХ ПРОКУРОРОВ И АДВОКАТОВ КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ

Речь представителя гражданского истца Савельевой

Моя доверительница - истица Савельева Бэлла Геннадьевна обратилась в суд с иском к Савельеву Валерию Порфирьевичу о признании права собственности на квартиру; ответчик заявил встречный иск - о вселении в жилое помещение и признании права собственности на долю в паенакоплении.

Казалось бы, взрослые, образованные люди, прожившие вместе много лет, воспитавшие сына и дождавшиеся внуков, в состоянии сами разрешить те проблемы, которые между ними возникают, и не выносить их на публичное рассмотрение в суд. Но накал конфликтных страстей и обид со стороны ответчика таков, что вести с ним спокойный и резонный диалог истице невозможно. Поэтому мы просим суд разобраться в сложившейся ситуации и закрепить за истицей ее права с помощью решения судебного органа.

Итак. В зарегистрированном браке супруги Савльевы проживали с 1963 г. В 1965 г. вступили в кооператив «Родина», а в 1967 г. заселились в спорную квартиру. При этом Савельев всегда сохранял прописку в квартире своей матери по ул. Декабристов и никогда не был прописан в спорной квартире.

В 1984 г. семья распалась, и они расторгли брак. Савельев ушел из семьи, и с тех пор бывшие супруги уже не поддерживали абсолютно никаких отношений.

В распоряжении Савельева остался купленный ими совместно новый автомобиль и гараж, жильем в центре города он был обеспечен, и, судя о всему, сложившаяся жизненная ситуация его полностью устраивала. Личная его жизнь тоже складывалась отдельно от забот бывшей семьи: у него было нескольких гражданских браков, в одном из которых родилась дочь. Интереса к проблемам бывшей семьи Савельев не проявлял.

В 1989 г. мама истицы продала свою квартиру, чтобы обеспечить отдельным жильем сына Савельевых Алексея и его семью, а сама поселилась с Бэллой Геннадьевной в спорной квартире, где и проживала до последних дней своей жизни.

Балла Геннадьевна не поддерживала с Савельевым никаких отношений. Он никогда не заявлял о каких-либо своих претензиях материального плана на имущество и, в частности, на паенакопление или жилую площадь, на которой проживала истица. Я уверена в том, что, если бы моя доверительница не затеяла обмен квартиры, для чего потребовалась регистрация ее права собственности в регпалате (а для этого необходимо заявление от бывшего супруга, с которым квартира приобреталась в период брака), сам Савельев В.П. никогда не проявил бы инициативы в заявлении каких-либо требований на данную собственность и они еще прожили бы много лет в таком же положении. Я убеждена, что он не признал иск и затеял правовой спор просто из желания досадить своей бывшей супруге от обиды за свою несостоявшуюся судьбу, хотя сам он прекрасно понимает, что по закону она права.

Более того. Он прекрасно понимает то, что его брачная доля в паенакоплении полностью и даже с лихвой компенсирована стоимостью того имущества, которое осталось за ним при расторжении брака и разделе имущества в добровольном порядке. Это имущество - гараж и автомобиль. В тот период времени автомобиль стоил в два раза больше, чем 1/2 доли паенакопления. И капитальный гараж стоил недешево! А ведь этим совместно нажитым имуществом распорядился Савельев единолично! Прошу обратить внимание на этот факт.

Полагаю, что право собственности на спорную квартиру возникло у Савельевой Б.Г. после того, как полностью был выплачен пай, что она делала уже после расторжения брака, одна. У ответчика в этом случае имелось лишь право на половину паенакопления, выплаченного совместно. Но на требования о разделе этого имущества, общего совместного имущества, распространяются сроки исковой давности. Эти сроки ответчиком Савельевым пропущены, так как их течение следует исчислять с момента расторжения брака в органах загса, т.е. с 1984 г. На момент обращения в суд с иском ответчика Савельева с тех пор прошло почти 20 лет, а значит, пропущен не только общий срок исковой давности, исчисляемый тремя годами, но и специальный срок по сделкам с недвижимостью, равный 10 годам.

На основании изложенного и ст. 305, ч. 1 ст. 311 ГПК РФ прошу исковые требования Савельевой Б.Г. удовлетворить, признать за ней право собственности на квартиру 8 в доме 18 по ул. Коммунальной в г. Красноярске.

Ответчику Савельеву В.П. во встречных исковых требованиях отказать по основаниям пропуска срока исковой давности, необходимого для обращения в суд.


Обвинительная речь по делу Старовойтова

Уважаемый суд! В зале судебного заседания мы убедились, что существует проблема воспитания, бродяжничества и попрошайничества. На основании этого совершаются преступления.

В судебном заседании было доказано, что 2 апреля 2003 г. Старовойтов, Ишкабулов и Кардаш приехали в г. Красноярск. Я не буду вдаваться в подробности их передвижения по городу. Ночью со 2-го на 3-е апреля 2003 г. у Старовойтова и Ишкабулова, который не достиг возраста уголовной ответственности, возник умысел на убийство Кардаша, а также умысел на совершение с ним мужеложства и иных сексуальных действий.

Фабула дела всесторонне исследована в зале судебного заседания. Старовойтов по предварительному сговору с Ишкабуловым совершил изнасилование и убийство Кардаша. Остановимся на моментах, которые необходимы для квалификации действий подсудимого Старовойтова.

Доказательством вины Старовойтова являются показания Ишкабулова. Его показания детальны, стабильны. Ишкабулов подтвердил, что умысел на изнасилование и убийство возник до того, как они пришли в подвал дома.

Ишкабулов и Старовойтов вооружились металлическими палками, и Старовойтов, угрожая палкой, приказал Кардашу раздеться. Ишкабулов и Старовойтов совершили с Кардашом поочередно действия сексуального характера. Оснований не доверять показаниям Ишкабулова нет. Его показания подтверждаются протоколом осмотра места происшествия, протоколом осмотра трупа, заключением судебно-медицинской экспертизы. Промежуток времени между изнасилованием и убийством небольшой. Действия Старовойтова и Ишкабулова были согласованны. Оба связывали Кардашу руки. Это следует из заключения биологической экспертизы. Ишкабулов ножницами заталкивал в нос Кардаша тряпочки, Старовойтов закрывал ему рот кляпом. Тем самым они проявили особую жестокость и причинили особые страдания Кардашу.

Старовойтов пытался опровергнуть показания Ишкабулова и пояснил, что он был пьяный и в преступлении участия не принимал. Однако его показания опровергаются показаниями свидетелей и материалами дела, а именно протоколом изъятия одежды, обнаруженной на станции Студенческая. Место ее нахождения указали Старовойтов и Ишкабулов.

Таким образом, вина Старовойтова по п. «в» ч. 3 ст. 132 УК РФ доказана, так как было установлено, что подсудимый знал о малолетнем возрасте Кардаша.

По поводу обвинения в убийстве. Прошу исключить из обвинения признак беспомощного состояния потерпевшего. Возраст не является основанием для вменения данного признака. Также установлено, что второй участник преступления, Ишкабулов, был одного возраста с Кардашом, поэтому у потерпевшего была возможность сопротивляться.

Смягчающим вину Старовойтова обстоятельством является его несовершеннолетие и то, что он юридически не судим.

На основании изложенного прошу назначить Старовойтову наказание по п. «в» ч. 3 ст. 132 - восемь лет лишения свободы; по п. «д», «ж», «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ - восемь лет лишения свободы. На основании ч. 3 ст. 69 прошу назначить десять лет лишения свободы с отбыванием в воспитательной колонии.


Обвинительная речь по делу Артемьева

Уважаемые присяжные заседатели!

Окончилось судебное следствие, и для вас наступает ответственный момент оценить представленные доказательства и ответить на поставленные вопросы: имело ли место совершение преступлений - убийства и поджога; совершил ли их подсудимый Артемьев; виновен ли подсудимый в совершении этих преступлений?

Факты совершения убийства и поджога считаю бесспорно доказанными. Они не оспариваются подсудимым и стороной защиты. Не вызовут сомнений и у вас. Доказательствами происшедшего пожара 3 июня 2002 г. в квартире 42 дома 23 по ул. Федеровского в г. Талнахе является акт о пожаре; заключение о пожаре; показания пожарного Мазина; показания свидетеля Стефанцова Станислава и потерпевшей Стефанцовой Натальи Михайловны.

По показаниям Мазина, двери в квартиру на момент прибытия пожарного караула были прикрыты. Пожар особой сложности не представлял, поэтому был ликвидирован в течение 7-10 минут. По мнению Мазина, с учетом отсутствия электронагревательных приборов вблизи электропроводки причиной пожара мог быть поджог. В акте о пожаре и заключении о пожаре указано, что причиной пожара является поджог с целью сокрытия следов преступления.

По показаниям потерпевшей Стефанцовой, ущерб от пожара составил 44 тыс. руб. Пожаром уничтожены телевизор, мебельная стенка, кресла, ковровые дорожки, люстра. По состоянию материального положения на июнь 2002 г. данный ущерб для нее является значительным.

Показаниями свидетеля Мази на, протоколом осмотра места происшествия с участием судебного врача доказано, что в квартире 42 обнаружен труп Стефанцова - хозяина этой квартиры.

Судебно-медицинская экспертиза выявила у погибшего Стефанцова более 17 резаных и колото-резаных ран в области лица, туловища, конечностей, в том числе травматическую ампутацию пальца левой кисти; 24 линейные рвано-ушибленные раны головы, туловища; закрытую травму груди с переломом грудины и 13 ребер. Смерть Стефанцова наступила на месте происшествия 3 июня 2002 г. в период с 15 до 16 часов от массивной кровопотери, развившейся вследствие резаной раны шеи с повреждением крупных сосудов.

В результате осмотра места происшествия следователем обнаружены и изъяты орудия преступления: два кухонных ножа и пила-ножовка. Эти орудия направлялись на судебно-медицинскую экспертизу, и экспертом дан ответ, что причинение потерпевшему Стефанцову одних ран возможно ножом, ряда других ранений возможно меньшим изъятым ножом, а 24 раны причинены пилой-ножовкой.

Совокупность данных доказательств подтверждает факт совершения преступлений и отвечает на вопрос, что 3 июня 2002 г. в квартире 42 дома 23 по ул. Федоровского в г. Талнахе имело место убийство Стефанцова и поджог этой квартиры с уничтожением имущества и причинением ущерба.

Следующий вопрос, который потребует вашего внимания и тщательного анализа, - это вопрос, совершил ли убийство Стефанцова и последующий поджог именно Артемьев?

Уважаемые присяжные заседатели! Обращаю ваше внимание, что следствие, расследуя убийства, редко располагает прямыми доказательствами, такими, как показания очевидцев, которые могли бы быть использованы для обвинения. На убийство преступник решается, осознавая, что за его действиями никто не наблюдает. Но все же большинство обвинительных приговоров вынесено на основании тщательного анализа всех доказательств и сопоставления их друг с другом. Дело по обвинению Артемьева является одним из таких. Те доказательства, которые представило следствие, являются достаточными для подтверждения предъявленного Артемьеву обвинения в убийстве Стефанцова Сергея Алексеевича с особой жестокостью и в поджоге. Давайте проанализируем вместе эти доказательства.

Одно из них - заключение судебно-медицинской экспертизы в отношении Артемьева, проведенной 7 июня. Согласно заключению этой экспертизы, у него имелись резаные раны на ладони правой кисти и первом пальце правой кисти, ссадины на тыльной стороне 2-, 4-, 5-го пальцев левой кисти. По поводу механизма образования резаных ран эксперт сделал вывод, что они могли быть получены от воздействия ножом, а ссадины на левой кисти - от зубцов пилы. И давность их получения составляет примерно пять суток до момента осмотра, что соответствует времени наступления смерти Стефанцова. Артемьев пояснил, что получил их 3 июня 2002 г. в квартире Стефанцова, когда последний выгонял его из квартиры и размахивал ножовкой по дереву и ножом. При этом попал по пальцам левой кисти и порезал правую кисть.

Такими же предметами - пилой и ножом - были причинены телесные повреждения и потерпевшему Стефанцову. Судебно-медицинский эксперт при осмотре трупа Стефанцова в заключении однозначно ответил, что 24 рвано-ушибленные раны на волосистой части головы, в области лица с повреждением скуловой кости, а также в области плеча, предплечья и кисти и множественные точечные ссадины на задней поверхности туловища причинены режущей кромкой зубцов пилы. Резаная рана шеи, которая находится в причинно-следственной связи с наступившей смертью, могла быть причинена большим ножом. Остальные раны, в том числе рана груди, могли быть причинены меньшим по размеру ножом, представленным на экспертизу.

Утверждение Артемьева о том, что следствие не приняло мер для обнаружения отпечатков пальцев на изъятых предметах, опровергается фактическими данными. Из оглашенного в зале суда заключения дактилоскопической экспертизы следует, что на клинках и рукоятках изъятых ножей следов пальцев рук и ладоней, пригодных для идентификации личности, не обнаружено.

Отпечатки пальцев и ладоней не могли быть обнаружены, но не по причине их отсутствия, а потому, что обнаруженные отпечатки эксперт не смог идентифицировать, так как в квартире в результате пожара и воздействия высокой температуры они стали непригодными для проведения по ним экспертизы. Пожарные подавали воду во все комнаты, и предметы, вещи, находившиеся в квартире, были замочены. Поэтому закрепить документально еще одно доказательство вины Артемьева не представилось возможным по объективным причинам.

Выводы судебно-медицинских экспертов, определяющие характер и механизм образования телесных повреждений у Стефанцова и Артемьева, согласуются с показаниями Артемьева на следственном эксперименте, где он, не задумываясь, указывает место около кресла, где, когда он пытался перехватить ножовку у Стефанцова, тот «чиркнул» ему этой ножовкой по пальцам. Артемьев продемонстрировал на следственном эксперименте резаную рану на ладони.

Сомневаться в достоверности показаний Артемьева на следственном эксперименте у меня нет оснований, так как обстоятельства происшедшего Артемьев воспроизводит не только на следственном эксперименте, но и в явке с повинной, а также при допросе его в качестве обвиняемого с участием защитника. И нигде Артемьев не отказывается давать показания.

Явка с повинной также является доказательством вины Артемьева. Явка с повинной - это добровольное сообщение лица о совершенном им преступлении. Что сообщил Артемьев в явке с повинной? Цитирую: «Хочу сознаться, что 3 июня 2002 г. я совершил убийство гражданина, проживающего по ул. Федоровского, д. 23, кв. 42. В эту квартиру я пришел, чтобы найти Стаса, проживающего в этой квартире, но его там не было. Там же произошла стычка с находившимся в квартире мужчиной, в ходе чего я и убил его».

В судебном заседании Артемьев подтвердил, что писал эту явку собственноручно. Перед тем как написать, ему было разъяснено право, предусмотренное ст. 51 Конституции РФ, что он вправе не свидетельствовать против себя. Разъяснение данной статьи предоставляет право выбора, рассказать или нет о совершенном преступлении. Однако Артемьев делает свой выбор и сознается в убийстве мужчины из 42-й квартиры.

Протокол явки с повинной и собственноручно написанная явка с повинной являются прямыми доказательствами совершения Артемьевым убийства.

Явка с повинной, следственный эксперимент, заключение судебно-медицинской экспертизы в отношении Артемьева, результаты обыска дали следствию полное основание предъявить Артемьеву 18 июня 2002 г. обвинение в убийстве Стефанцова и допросить его в качестве обвиняемого.

Для предъявления обвинения и допроса Артемьев обеспечивается по его заявлению юридической помощью - адвокатом Старожуком. Доводы о том, что ему не было известно, что при допросе присутствует адвокат, несостоятельны. Когда обвиняемый требует адвоката, но не знает его фамилию, следователь в этом случае выносит постановление о назначении адвоката. В деле же Артемьева этого постановления нет.

Перед началом допроса Артемьеву в очередной раз разъясняется право не свидетельствовать против себя. Но Артемьев в присутствии адвоката дает показания, что в ходе ссоры Стефанцов пытался ударить ножом Артемьева, но он отобрал нож. Когда Стефанцов дернул Артемьева за руку, в которой находился нож, Артемьев по неосторожности нанес ему удар ножом. Но куда был нанесен удар ножом, Артемьев пояснить не мог. Он сказал также, что не помнит, что было дальше.

В последующих допросах Артемьев от своих показаний отказался, отрицал, что 3 июня заходил в квартиру Стефанцова. Отказ Артемьева от первоначальных показаний является проявлением защитного поведения.

И все-таки проанализируем все детали совершенного преступления.

Мотивом прихода Артемьева в квартиру Стефанцова явилось то обстоятельство, что, разыскивая лиц, похитивших у отца деньги, он идет в 42-ю квартиру, чтобы поговорить об этом со Стасом. Данный мотив в ходе следствия подтвердился, так как по факту открытого хищения 500 руб. у Артемьева Виктора Ивановича 4 июня 2002 г. было возбуждено уголовное дело, и 26 июня 2002 г. обвинения в грабеже было предъявлено Шостаку.

В судебном заседании Артемьев не отрицал, что от отца ему стало известно об ограблении, поэтому он пошел искать подростков. На звонок к квартиру 42, по показаниям Артемьева, дверь ему никто не открыл. Тогда он решил сходить к Маслову, с которым впоследствии распил полуторалитровую бутылку пива «Лауреатское». В квартире Маслова он находился с 14 до 15 часов, а затем пошел домой. Отец его спал, и, посмотрев некоторое время футбол, Артемьев тоже уснул. Проснулся он, когда услышал вой милицейской сирены и запах дыма. Выйдя на лестничную площадку, он от подростков узнал, что в 42-й квартире убили отца Стаса. Примерно через пять минут он пришел в 39-ю квартиру, где проживает Приймак, и рассказал ему о пожаре и убийстве.

Время, когда Артемьев ушел от Маслова, т.е. 14.30, подтверждается оглашенными в зале суда показаниями свидетеля Маслова. Но дальнейшие показания Артемьева опровергаются совокупностью доказательств, исследованных в суде. Какие это доказательства?

Дополнительная судебно-медицинская экспертиза показала, что телесные повреждения погибшему были причинены в достаточно короткий промежуток времени и что смерть Стефанцова наступила в период с 15 до 16 часов.

Первыми труп Стефанцова в задымленной квартире обнаружили пожарные. Согласно акту о пожаре, сообщение о пожаре поступило в пожарную часть в 16 часов 25 минут. Пожар был локализован в 16 часов 44 минуты.

Свидетель Мазин показал, что после обнаружения в квартире трупа с признаками насильственной смерти сразу был вызван наряд милиции. Милиция приехала очень быстро.

Спецсообщение в дежурную часть Талнахского ГОВД от диспетчера пожарной части об обнаружении трупа поступило в 16 часов 50 минут. Следовательно, вой милицейской сирены, который слышал Артемьев, мог раздаться только в 17 часов. Таким образом, только после 17 часов Артемьев мог спуститься на второй этаж и узнать от подростков об убийстве. И уже после этого пойти с этими сведениями к Приймаку.

Однако вспомним, что показал Приймак. Он показал, что Артемьев пришел к нему в то время, когда начинался фильм «Папа». В представленной вам программе указано время начала этого фильма - 16 часов 20 минут. Я утверждаю, что показания Приймака являются правдивыми и достоверными, поскольку давал он их 4 июня 2002 г., т.е. сразу после совершенного преступления, и в них связывал время прихода Артемьева с началом фильма «Папа».

Не мог Артемьев в 17 часов узнать об убийстве, поскольку в 16 часов 20-25 минут он уже находился в квартире 39 и рассказывал Приймаку о пожаре и трупе. Это еще одно обстоятельство, по которому не следует верить показаниям Артемьева.

Не мог Артемьев прийти в квартиру Приймака в окровавленной одежде, что вызвало бы подозрение в его причастности к убийству Стефанцова. Поэтому после совершенного убийства он пришел домой, снял с себя окровавленные вещи: спортивную футболку зеленого цвета и кофту синего цвета - и замочил их в ванне. Это не мои предположения. Как вы помните, уважаемые присяжные заседатели, на следственном эксперименте Артемьев пояснял, что, придя домой, он снял окровавленные вещи и бросил их в ванну, переодевшись в чистую одежду. Данные показания подтверждаются протоколом обыска в квартире Артемьева, в ходе которого изымаются эти вещи: куртка кожаная, кофта, а спортивную куртку синего цвета сняли с бельевой веревки.

На следующий день следователь производит осмотр этих вещей и назначает биологическую экспертизу. Каковы ее результаты? Заключение биологической экспертизы свидетельствует о том, что на изъятых объектах обнаружена кровь 1-й группы. Именно к такой группе относится кровь убитого Стефанцова (Артемьев имеет 2-ю группу крови).

На футболке и спортивной кофте следов крови не найдено, потому что они были застираны. Но даже после застирывания пятна крови остались. На кожаной куртке кровь сохранилась, потому что Артемьев ее не заметил, когда пришел домой. Таким образом, уважаемые присяжные заседатели, судебно-биологическая экспертиза является еще одним доказательством причастности Артемьева к убийству Стефанцова.

Как сам Артемьев объясняет появление пятен крови на одежде? По его показаниям, 4 июня он был одет в черную кожаную куртку. Во время осмотра квартиры Стефанцовых его собака забежала в квартиру. Он прошел в коридор, около ванной поймал собаку, взял ее на руки и вышел из квартиры. Собака могла испачкать его куртку и оставить следы крови на правой поле куртки и на спине внизу.

Защита будет акцентировать ваше внимание на том обстоятельстве, что по делу не проведена криминалистическая экспертиза по установлению механизма образования пятен крови на одежде обвиняемого Артемьева. То есть по вопросу, могла ли образоваться кровь на куртке при обстоятельствах, изложенных Артемьевым, нет заключения эксперта, следовательно, нет доказательств причастности Артемьева к убийству.

Но доводы Артемьева тщательно проверялись как на следствии, так и в суде: были допрошены свидетели, оглашен протокол дополнительного осмотра места происшествия. Свидетель Пронин показал, что Артемьев в квартиру Стефанцова во время осмотра ее милицией вообще не заходил, а лишь заглянул. Когда ему было сделано замечание, чтобы не мешал, он позвал собаку, и она выбежала из квартиры. При этом Артемьев был одет в матерчатую куртку. Стефанцова же не помнит, брал ли Артемьев собаку на руки, но помнит, что дальше коридора он не заходил.

Далее, уважаемые присяжные, обращаю ваше внимание на то, что при дополнительном осмотре места происшествия все смывы на двери в ванную комнату, на входной двери и на мебели были сделаны путем увлажненного марлевого тампона. Кровь была высохшей, поэтому пришлось увлажнять тампоны и таким образом переносить кровь с предмета на марлю. Следовательно, Артемьев не мог испачкаться ни о лапы собаки, ни о двери, если бы прикоснулся к ним.

В своих показаниях Артемьев акцентирует внимание на футбольном матче, который он смотрел по телевизору у себя в квартире. Адвокатом представлена программа передач на 3 июня 2002 г. В ней указано время матча с 14 до 16.30. Часть времени матча совпадает со временем убийства и временем пребывания Артемьева в квартире 42 с 14 до 16 часов и согласуется с его показаниями на следственном эксперименте, где он подробно рассказывал, что сел в кресло в квартире Стефанцова и стал смотреть телевизор, по которому шел футбол. Артемьев так же, как и на освидетельствовании, мог на следственном эксперименте не упоминать об этом матче. Но так как эта подробность является существенным обстоятельством, подтверждающим время совершения преступления, то Артемьев, отказываясь от своих показаний и создавая себе алиби, сообщает, что в то время, когда произошло убийство, он был дома и смотрел футбол. А чтобы показания были более правдоподобными, вспоминает, что играли не наши команды. То есть подсудимый корректирует свои показания в зависимости от имеющихся доказательств.

Показания, данные им 17 июня 2002 г., при предъявлении ему обвинения в совершении убийства, являются правдивыми. Об этом свидетельствуют показания отца подсудимого - Артемьева Виктора Ивановича, оглашенные в суде в связи с его смертью. Артемьев Виктор Иванович пояснил, что через несколько дней после 3 июня 2002 г. Евгения привезли домой сотрудники милиции. И когда Евгений уходил, то сказал: «Батя, мы больше не увидимся». Отец спросил его, почему, на что Евгений сказал, что убил он.

Мать подсудимого Артемьева Людмила Петровна показала, что у Евгения с отцом были теплые, доверительные отношения. Вы помните также, что в рассказе об обстоятельствах дела Артемьев называл отца батей. И прощаясь с отцом, он был искренен, когда признался отцу, что совершил убийство.

По показаниям Артемьевой Людмилы Петровны, Артемьев Виктор Иванович плохо слышал и мог неточно понять слова сына. Эти показания надо оценивать как показания близкого человека. В любой ситуации мать будет защищать ребенка и принимать все меры, чтобы как-то помочь ему в беде. И защита будет утверждать, что отец не мог расслышать слов сына, которые тот сказал, выходя из квартиры, что он совершил убийство. По показаниям подсудимого, он сказал, что его обвиняют в убийстве; а в целом он согласился с показаниями отца. А это предположение в показаниях отца подсудимого имеет существенное значение, поэтому подсудимый отрицает его.

Защита будет также настаивать, что правдивыми являются показания Артемьева, данные в присутствии защиты, в которых он отказался от своих признательных показаний; а к показаниям на следственном эксперименте следует относиться критически, так как его показания, данные в квартире Стефанцова, не согласуются с протоколом осмотра места происшествия. Так, в протоколе указано, что один нож находился в ванной, а второй нож с ножовкой по дереву лежал на диване. Но Артемьев на следственном эксперименте указывает место на кухне, куда бросил нож, а ножовку, выхваченную у Стефанцова, он бросил в коридоре, не доходя до кухни.

Напомню, уважаемые присяжные заседатели, что с 14 до 15 часов Артемьев распил с Масловым полуторалитровую бутылку пива, следовательно, находился под воздействием спиртного. Допрошенный в качестве свидетеля 18 июня Артемьев сообщил, что после того, как он по неосторожности один раз ударил ножом Стефанцова, он ничего не помнит. Но Артемьев совершил не простое убийство. Судебно-медицинская экспертиза выявила 17 колото-резаных ран, в том числе травматическую ампутацию пальца левой кисти; 24 раны головы, туловища, причиненные пилой-ножовкой; закрытую травму груди с переломами тринадцати ребер. Все это прямо указывает на то, что Артемьев убивал Стефанцова осознанно, сознательно причинял ему особые страдания и мучения, т.е. действовал с особой жестокостью. Заключением о пожаре и показаниями Мазина обоснован вывод о поджоге как причине пожара с целью сокрытия следов преступления. С учетом времени обнаружения пожара - 16 часов 1 минута - считаю доказанным, что данный поджог совершил Артемьев. Я прошу вас, уважаемые присяжные заседатели, вдумчиво и ответственно подойти к оценке каждого из доказательств и принять правильное решение.


Речь в защиту Артемьева

Глубокоуважаемые присяжные заседатели!

Главный принцип уголовного судопроизводства заключается не только в справедливом наказании действительного виновника преступления, но и, что гораздо важнее, в отказе уголовного преследования и освобождения от наказания невиновного. Обвиняемый и подсудимый считаются невиновными до тех пор, пока их виновность не будет установлена судом, т.е. вами, и основана она должна быть на доказательствах, которые не вызывают сомнения. Любой приговор, обвинительный или оправдательный, не может быть основан на предположениях, а только на неопровержимых фактах.

Вам предстоит решить вопрос о дальнейшей судьбе Артемьева, оценить представленные обвинением доказательства по своему внутреннему убеждению, в соответствии с законом и совестью.

То, что совершено преступление, не вызывает сомнения; но вы должны решить вопрос: доказано ли, что именно Артемьев совершил данное преступление, что именно Артемьев виновен в его совершении.

Государственный обвинитель в своей речи сослался на акт о пожаре, что кто-то из жильцов сообщил о пожаре, а пожарные приехали и обнаружили труп. В 16 часов 01 минуту обнаружен пожар, в 16 часов 26 минут приехали пожарные; в 16 часов 44 минуты был ликвидирован пожар, и только в 16 часов 50 минут сообщают пожарные в ГОВД об обнаружении трупа. А ведь на месте происшествия было много людей! Сотрудники милиции начали осмотр места происшествия в 18 часов 40 минут. К квартире был разгром. Вы видели это на фотоснимках. И это свидетельствует об активной борьбе между потерпевшим и убийцей. Из квартиры были изъяты ножовка, два ножа, коробок спичек, волосы, топорик.

Государственный обвинитель ссылался на заключение судебно-медицинской экспертизы в отношении Артемьева, в котором записано с его слов, что ранения ему причинены ножовкой. Но расстояния между точками должны соответствовать размеру зубцов ножовки. А какое это расстояние, неизвестно, эксперт не указал. Артемьев показал, что он резал мороженое мясо. Если бы эти ссадины были от удара ножовкой, то они должны были быть глубокими.

На видеокассете видно, что запись начинается со слов следователя о том, что следственный эксперимент проводится с целью проверки показаний подозреваемого на месте. Но какие показания проверялись, неизвестно. Следственный эксперимент не соответствует протоколу осмотра места происшествия.

На следственном эксперименте Артемьев заявил, что он не помнит, что случилось в квартире потерпевшего; значит, его там не было.

Не понятно, как Артемьев мог явиться для написания явки с повинной, если он в это время находился в изоляторе временного содержания.

Председательствующий останавливает защитника и просит присяжных заседателей не принимать во внимание высказывания защитника по поводу написания Артемьевым явки с повинной, так как явка с повинной является допустимым доказательством, полученным в соответствии с законом.

Защитник:

– Да, явка с повинной признана допустимым доказательством, но в явке с повинной не указано время совершения преступления.

В протоколе допроса обвиняемого Артемьева от 18 июня 2002 г. с участием защитника не указано время совершения преступления, в протоколе же следственного эксперимента время совершения преступления указано.

Потерпевшая Стефанцова и свидетель Стефанцов утверждают, что потерпевший не открывал дверь незнакомым. Так как же могла быть открыта железная дверь? О том, что в квартире труп, люди узнали раньше работников милиции. Также хочу отметить, что Артемьев не утверждал, что он слышал сирену милицейской машины.

Свидетель Приймак пояснил, что у него провалы в памяти, и его показания на предварительном следствии, что в 14 часов 20 минут к нему зашел Артемьев и он в это время смотрел фильм «Папа», идут вразрез с его показаниями в сегодняшнем судебном заседании. Приймак в судебном заседании показал, что в этот день он со знакомыми выпил три бутылки водки на троих, и непонятно, как он мог что-то помнить. В 16 часов 30 минут закончился футбол, который смотрел Артемьев, фильм «Папа» в 16 часов 20 минут начался; значит, Артемьев к Приймаку заходил позже, а не раньше.

А теперь о другой стороне доказательств. Изъятые при обыске вещи не были упакованы, о чем показал в суде сотрудник милиции Пронин.

Председательствующий останавливает защитника и просит присяжных заседателей не принимать во внимание при вынесении вердикта данные слова защитника, так как сотрудник милиции по этому вопросу не допрашивался в судебном заседании в их присутствии, протокол обыска является допустимым доказательством.

Защитник:

– Согласно заключению биологической экспертизы, кровь 1-й группы могла быть от Стефанцова. А почему не от другого человека и где она обнаружена? Артемьев показал место, где на одежде было обнаружено пятно крови. Полнейшее несоответствие количества крови в квартире и в найденном пятне на куртке. Как могло такое быть? Ведь кровь у потерпевшего фонтанировала, и убивший должен был быть с головы до ног в крови. Пронин, совершавший осмотр квартиры, не мог не обратить внимание на кровь, когда заходил в квартиру Артемьева. О механизме образования пятен на одежде я ничего не могу сказать, так как одежда не представлена. То, что кровь собиралась влажным тампоном, как указал обвинитель, не говорит о том, что кровь была засохшей.

По поводу показаний отца Артемьева. Почему нельзя доверять показаниям матери подсудимого? Она пояснила, что муж рассказал, что подсудимый сказал ему, что его обвиняют в убийстве. Протокол допроса отца подсудимого был зачитан следователем.

Председательствующий останавливает защитника, так как он вводит присяжных заседателей в заблуждение, заявляя, что протокол допроса отца подсудимого был оглашен следователем, что не соответствует действительности, и просит присяжных заседателей при вынесении вердикта не принимать во внимание это высказывание защитника.

Защитник:

– Почему не были направлены на экспертизу пучки волос?


Председательствующий останавливает защитника, поскольку вопрос о недостатках следствия не исследуется в присутствии присяжных заседателей, и просит присяжных заседателей при вынесении вердикта не принимать во внимание высказывание защитника о пучке волос.

Защитник:

– О том, что в квартире было два человека, свидетельствуют два очага пожара. Обнаружено два ножа. Дактилоскопическая экспертиза не установила, кому принадлежат отпечатки, а ведь свидетель Мазин показал, что не вся квартира заливалась водой.

Проведенный защитой анализ доказательств позволяет сделать вывод о невиновности Артемьева. Нет ни одного бесспорного доказательства, на основании которого Артемьев мог быть привлечен к ответственности за убийство Стефанцова и поджог его квартиры, за исключением протокола его допроса в качестве обвиняемого от 18 июня 2002 г., когда он признавал вину. Но этого недостаточно для вынесения обвинительного вердикта. Конституция РФ, а именно ст. 49, указывает, что все неустранимые сомнения толкуются в пользу подсудимого. А выше закона, чем Конституция, нет. Правосудия - это суд по праву, правый суд, основанный только на законе. И я надеюсь, господа присяжные заседатели, что вы вынесете оправдательный вердикт.


Речь в защиту Иванова

Ваша честь! Сегодня мы заканчиваем разбирательство этого необычного уголовного дела. Необычность его прежде всего состоит в том, что на скамье подсудимых - девять подростков, девять детей, по-другому их назвать просто невозможно. Дети, которые хорошо учились в школе, каждый из них стремился учиться дальше. Дети из абсолютно хороших семей, где каждым родителем уделялось достаточное внимание воспитанию ребенка.

Необычность дела определена и возрастом подсудимых, и объемом предъявленного им обвинения. Еще вначале, когда я только вступала в дело, знакомилась с материалами, было несколько страшно представить и поверить, что группа подростков, возраст которых не переступил порога 16-летия, совершила все то, что им вменяется в вину.

В данном судебном заседании я защищаю подсудимого Иванова. Органами следствия ему предъявлено обвинение по трем эпизодам совершения разбойного нападения на павильоны «Домовенок», «Лакомка» и «Лукошко», и квалифицированы его действия по каждому эпизоду п. «а» ч. 4 ст. 162 УК РФ, как нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное организованной группой по предварительному сговору, с незаконным проникновением в помещение, с угрозой применения насилия, опасного для жизни и здоровья потерпевших.

Почему органами следствия усмотрен именно такой объем обвинения? Ответ на этот вопрос найден при тщательном, скрупулезном изучении материалов дела в ходе судебного разбирательства. Я очень внимательно слушала речь государственного обвинителя и полностью согласна с ее мнением в той части, что в действиях Иванова и других участников содеянного не усматриваются квалифицирующие признаки организованной группы, проникновение в помещение с угрозой применения насилия, опасного для жизни и здоровья.

Прежде всего хочу рассмотреть объем предъявленного обвинения. Не касаясь содеянного Ивановым, нахожу явное несоответствие объема обвинения фактическим обстоятельствам дела буквально с первого предложения обвинения: «22 июля 2004 г. у Иванова возник преступный умысел на создание устойчивой преступной организованной группы для совместной преступной деятельности в корыстных целях». Данное обвинение не нашло каких-либо доказательств еще в ходе следствия. С первого дня задержания, с первых допросов ни Иванов, ни другие участники группы, или, как называли ребята, из этой «компании», не говорили о подобном формировании. Каждый подробно пояснял цель формирования этой группы, причины их объединения и т.д.

Далее из обвинения: «Во время телефонного разговора с Маковым Иванов предложил последнему вступить в состав устойчивой преступной организованной группы». Однако же Маков поясняет, что у него были проблемы со сверстниками, у него вымогали деньги. Иванов пытался разобраться, с этой целью предложил Макову объединиться с несколькими ребятами.

Ваша честь! Их не могли защитить родители, которые пытались защитить их интересы обращениями в правоохранительные органы, т.е. принимая единственно законное решение. Их не захотели защитить правоохранительные органы, которые просто игнорировали обращение родителей. Им оставалось только самим решить эти вопросы путем объединения и взаимной помощи. Общество создавалось только для самозащиты. Вывод следствия о том, что подростки объединились для совершения преступлений, ни на чем не основан и противоречит собранным по делу доказательствам. Маков в суде пояснил, что Иванов не был руководителем, что отношения между ребятами были товарищеские.

Далее по тексту обвинительного заключения: «Во время вступления в преступную организованную группу Шамсутдинова и Болтовского, имевших у себя пневматические газобаллонные пистолеты, Ивановым было принято решение о создании устойчивой вооруженной организованной группы, на что все члены группы согласились». Шамсутдинов и Болтовский в суде и на предварительном следствии подробно пояснили, что вступить в их группу им предлагал не Иванов, что цель объединения - защита от сверстников. Поскольку государственный обвинитель в данной части обвинение не поддерживает, не буду останавливаться на нем подробно. Я просто хотела подчеркнуть несоответствие предъявленного обвинения действительным событиям. Подобное имеет место и при предъявлении обвинения по каждому из эпизодов, но об этом я скажу при квалификации действий.

Итак, эпизод первый. Павильон «Домовенок».

В судебном заседании долго пытались разобраться, как же все происходило, когда Иванов и Маков оказались внутри павильона. Есть три очевидца происходивших событий: Иванов, Маков и потерпевшая Сунчукова. После подробного допроса Сунчуковой я прихожу к убеждению, что действия Иванова, Макова и других участников правильно квалифицировать п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, а не ч. 4 ст. 162 УК РФ, а именно: грабеж, совершенный группой лиц по предварительному сговору, с угрозой применения насилия. Первоначально по данному эпизоду дело было возбуждено именно по ч. 2 ст. 161 УК РФ. Я уверена, что это не случайность, а подтверждение фактических обстоятельств дела.

Чтобы убедить суд в правильности квалификации по п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, необходимо вспомнить показания потерпевшей Сунчуковой, которая в суде пояснила, что оговорила ребят, потому что была зла. Прошу внимания! Вот что она сказала в судебном заседании: «Я сначала удивилась, затем разозлилась и как-то их обозвала». Когда же Маков хотел подойти к прилавку, она ему сказала: «Тебе здесь вообще делать нечего». Далее она села на стул и сказала, что ничего, никаких денег давать не будет, хотя деньги в кассе были. Поскольку Сунчукова не испытала страха, она и не торопилась передавать им деньги. К тому же она пояснила суду, что сразу, как только зашли Иванов и Маков, увидев у Иванова пистолет, она поняла, что это не боевой пистолет, а пневматический. Она такими же торгует, знает их действие. Сунчукова нападавшим заявила: «Что вы мне этими пукалками сделаете?»

В суде выяснялся вопрос: если бы была угроза, могла бы она защититься? На данный вопрос Сунчукова дала однозначный ответ, что действительно имела возможность защититься: применить газовый баллончик или выбежать через дверь в подсобном помещении.

Иванову вменена угроза применением насилия, опасного для жизни и здоровья. Данное обвинение не нашло в суде своего подтверждения. Пистолеты в данном случае использовались как макеты. Все участники: Иванов, Маков, Шамсутдинов, Черкасов - пояснили, что пистолеты брали с целью напугать, потому что они не были заряжены. Баллистическая экспертиза дала такое заключение: «Пистолет к стрельбе не пригоден» (т. 3, л.д. 158-149). Подобные заключения даны по всем четырем пистолетам, используемым при нападении на павильоны (т. 3, л.д. 231, 234).

Осуществляя защиту и говоря о переквалификации действий Иванова на ч. 2 ст. 161, я не могу не сослаться на постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое». Обратите внимание на п. 21: «В тех случаях, когда завладение имуществом соединено с угрозой применения насилия, носившего неопределенный характер, вопрос о признании в действиях лица грабежа или разбоя необходимо решать с учетом всех обстоятельств дела: места и времени совершения преступления, числа нападавших, характера предметов, которыми они угрожали потерпевшему, субъективного восприятия угрозы, совершения каких-либо демонстративных действий, свидетельствующих о намерении нападавших применить физическое насилие и т.п.».

Пункт 23 гласит: «Если лицо лишь демонстрировало оружие или угрожало заведомо негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия, например, макетом пистолета, не намереваясь использовать эти предметы для причинения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья, его действия (при отсутствии других отягчающих обстоятельств) с учетом конкретных обстоятельств дела следует квалифицировать как разбой или грабеж, если потерпевший понимал, что ему угрожают негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия». Я полагаю, что, принимая данное постановление, Пленум ВС РФ дает судам возможность тонкого и правильного подхода к квалификации действий в каждом конкретном случае. А здесь именно такой случай!

Аналогичная ситуация и в павильоне «Лакомка». Также уверена, что действия Иванова по данному эпизоду должны быть квалифицированы по п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, опять же исходя из показаний потерпевшей. Глушкова в суде показала: «Первоначально испуг, вероятно, и был, но, поскольку с их стороны агрессии не было, я успокоилась. Дважды ходила в подсобку. Если бы я испугалась, я убежала бы через подсобку». Я убеждена, что наши грабители сами боялись продавцов. Ни в первом, ни во втором случае не только какие-либо угрозы не высказываются, но с их стороны не прослеживается грубости, оскорблений, циничности.

По данному эпизоду потерпевшей признана и Барщинова, которая в суде пояснила, что, когда Глушкова ей позвонила и сообщила об ограблении, она была в нормальном состоянии. Так же, как и в первом случае, деньги в кассе оставались. Глушкова передала нападавшим деньги только для того, чтобы они ушли. Если бы существовала реальная угроза, думаю, чтобы спасти свою жизнь, деньги потерпевшая передала бы все.

Угроз ей не высказывалось, оружие брали с целью напугать, пистолеты были разряжены и, по заключению баллистической экспертизы, к стрельбе не пригодны. Потерпевшая Глушкова понимала, что ситуация управляемая, опасности для себя не видела, не ощутила. У суда имеются все основания, руководствуясь названным постановлением ВС РФ, переквалифицировать действия Иванова с ч. 4 ст. 162 на п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ.

Третий эпизод - павильон «Лукошко».

Иванов, как и другие ребята, в суде был честен и, как мог, доказывал степень своей причастности или непричастности к тому или другому эпизоду.

Ваша честь! Обращаю ваше внимание на то, что по первому эпизоду, не перекладывая ни на кого ответственность, он открыто пояснил: «Я предложил совершить ограбление павильона «Домовенок», так как всем хотелось иметь такие пистолеты». Это вполне объяснимо. Им нужны были макеты оружия, роль которых вполне могли сыграть газобаллонные пистолеты. Макеты оружия нужны им были для запугивания лиц, конфликты с которыми уже были и могли случиться в будущем.

В эпизоде с павильоном «Лакомка» инициатором Иванов не являлся, он был исполнителем. В эпизоде, происшедшем в павильоне «Лукошко», вряд ли он понимал, что своими действиями (а действия его сводились к тому, что он передал ребятам пистолет, маску и дал надеть свою толстовку) он совершает преступление.

И вообще, понимали ли подростки в полной мере правовые последствия своих поступков? Я с уверенностью могу заявить, что нет. Не понимали. Современное поколение подвергается разноплановой обработке со стороны средств массовой информации. Даже наше российское телевидение практически в каждом сериале пропагандирует культ насилия, когда вроде бы положительный герой совершенно безнаказанно совершает убийства и иные тяжкие преступления. Даже в криминальных новостях, говоря о совершенных разбоях, приводят примеры, связанные с насилием над жертвами, с применением настоящего оружия или предметов, используемых в качестве такового, т.е. ножей, топоров и т.п. Подростки, не обладающие достаточным жизненным опытом, имея при себе, по существу, макеты оружия, не высказывая явных угроз, не применяя физического насилия, считали несопоставимыми те действия, которые они совершили, с тем, что они привыкли видеть по телевидению.

Однако в момент ограбления павильона «Лукошко» Иванов внутренне для себя решил, что надо прекращать противоправные поступки, грабежи. Насмелился, сказал об этом друзьям, на что другой участник сказал, что он уже «настроился».

Он, Иванов, не смог настоять на том, что подобное совершать не следует. В тот момент они испытывали друг к другу определенные товарищеские чувства. И когда Иванов давал согласие на повторное ограбление павильона «Домовенок», в тот момент он пообещал пистолет и маску. А когда все изменилось и грабить решили «Лукошко», он просто не мог отказать. Здесь главенствующую роль сыграло чувство товарищества, но ложное, неправильное это было чувство.

То, что Иванов первым высказал мысль о необходимости заканчивать с грабежами, засвидетельствовано и на следствии в протоколе допроса Иванова от 28 апреля 2005 г. (л.д. 120). Черкасов, Яманов, Болтовский в суде подтвердили, что Иванов говорил: «Пора завязывать с ограблениями».

Не уменьшая роли Иванова в нападении на павильон «Лукошко», полагаю, что действия его правильно квалифицировать по п. 5 ст. 33; по ч. 2 ст. 161 УК РФ, так как Иванов выполнял роль пособника. К месту совершения преступления он пошел из любопытства, посмотреть, как все пройдет. От павильона он с Черкасовым отошел за забор на стройку. Вход и выход из павильона с того места, где они стояли, не просматривался. Другие участники преступления это подтвердили. В суде и на следствии оперуполномоченный Токарев подтвердил, что Иванов говорил ребятам, что пора прекращать совершать ограбления.

Что я могу сказать о Иванове как о человеке?

Иванов Виктор родился 4 сентября 1988 г. в интеллигентной семье. Житель г. Шарыпово. Его воспитанием занимались не только родители, которые абсолютно положительно характеризуются как по работе, так и в быту, но и дедушка с бабушкой. Дедушка Виктора, Иванов Валентин Никифорович, является почетным гражданином г. Шарыпово, почетным энергетиком, был награжден нагрудным знаком «Заслуженный работник ЕЭС России». Я хочу этим подчеркнуть, что в этого молодого человека было вложено все хорошее и что он не потерянный для общества человек. (Ни одна из потерпевших не сказала, что кто-то из ребят оскорбил, сказал что-то грубое. Это тоже говорит о воспитании.)

За то, что случилось, безусловно, надо нести ответственность. Но эта ответственность не должна сводиться к лишению свободы. На моего подзащитного в деле пять характеристик. Все положительные. В них отражено мнение учителей - не лишать его свободы. У Иванова имеется конкретная цель - получить высшее образование по профессии, которая его увлекает и к которой он стремится. Лишение свободы сломает все его жизненные планы. От этого не выиграет никто: ни его родители, ни он, ни общество в целом.

Каково состояние здоровья Иванова? Он страдает язвенной болезнью желудка, стрептодермией; у него было сотрясение головного мозга. В суде оглашались документы, подтверждающие это.

Все, что произошло с Виктором, - это его первый в жизни проступок. И наказание он уже несет с момента задержания и заключения под стражу. Задержан он был 29 марта 2005 г.

Идет весна. И какая! Семнадцатая! Свою семнадцатую весну он провел в СИЗО. Судьба дала ему достаточный урок. Страшно представить условия, в которых оказываются подростки в СИЗО. Это в полной мере позволило ему оценить свое поведение. В сознании один постоянный вопрос: «Зачем я это сделал? Отшумел выпускной бал. Одноклассники сдают вступительные экзамены. А я… Зачем?» Все это там, в неокрепшей душе, переживалось. И в результате - раскаяние. Полное, деятельное! Сегодня у него язвы на теле. Самое главное - чтобы язв не осталось в душе. Колония или тюрьма, к сожалению, не исправляют.

Наконец, вопрос о мере наказания. В соответствии с уголовным законодательством наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения новых преступлений. Хочу обратить внимание суда на то, что тяжких последствий в результате действий подсудимых не наступило. Все возможное для того, чтобы загладить причиненный вред, было предпринято как подсудимыми, так и их родителями. Мой подзащитный Иванов раскаялся в содеянном. На протяжении всего следствия и в суде его показания последовательны, правдивы, и тем самым он активно содействовал раскрытию преступления. И это служит достаточной гарантией того, что он больше не окажется на скамье подсудимых.

Ваша честь! Заканчивая свое выступление, я хочу, чтобы после оглашения приговора девять пар глаз засияли счастливым блеском; чтобы девять мам впервые за пять месяцев уснули спокойно; чтобы девять отцов на видном месте в квартире повесили ремни как напоминание о действенном методе воспитания. Этих детей еще можно направить в нужное русло.

Ваша честь! Я прошу вас об условной мере наказания для Иванова Виктора. Его судьба - в ваших руках.


Речь в защиту Шемберга

Уважаемый суд! Органы предварительного следствия инкриминировали моему подзащитному Шембергу Павлу Самойловичу умышленное причинение смерти Миронову Игорю Сергеевичу и эти действия Шемберга квалифицировали по ч. 1 ст. 105 УК РФ. Все доказательства по делу исследованы в процессе судебного разбирательства (за исключением протокола проверки показаний свидетеля Петракова на месте от 12 ноября 2004 г.) в соответствии с требованиями ч. 1 ст. 88 УПК РФ. Все они допустимы, достоверны, а в своей совокупности достаточны для того, чтобы по делу был постановлен законный, обоснованный и справедливый приговор. Еще на стадии предварительного расследования я убедился в том, что обвинение Шембергу в убийстве Миронова предъявлено необоснованно. И поэтому сторона защиты дважды ходатайствовала о прекращении уголовного преследования в отношении Шемберга в связи с отсутствием в его действиях состава преступления. Эти ходатайства были от 3 ноября и 3 декабря 2004 г. На данный момент эта позиция защиты не изменилась. Более того. В результате судебного следствия появились новые доказательства, свидетельствующие также о невиновности Шемберга в предъявленном ему обвинении.

Судебный процесс по делу Шемберга проходил в напряженной психологической обстановке, особенно в его первые дни. Однако я с полным удовлетворением отмечаю, что суд и в такой обстановке смог обеспечить сторонам обвинения и защиты все условия, необходимые для выполнения ими своих процессуальных обязанностей. В судебном разбирательстве было достигнуто то фактическое равенство сторон, о котором идет речь в ст. 15 УПК РФ (состязательность сторон). Если говорить конкретно о стороне защиты, то у нее были условия для того, чтобы выполнить перед Шембергом свои обязанности так, как их определяют УПК РФ и Кодекс профессиональной этики адвокатов: честно, добросовестно и разумно, с использованием всех средств защиты, не запрещенных законом.

При исследовании доказательств по делу Шемберга я стремился к тому, чтобы такое исследование было глубоким, всесторонним и объективным. Эта цель была достигнута. Именно поэтому я согласен со всеми доказательствами, которые были исследованы в судебном заседании, и не оспариваю ни одного из них.

При таком заявлении защиты может возникнуть вопрос: прокуратура также не оспаривает этих доказательств, однако в своих оценках приходит к другим выводам. Возможно ли такое? Да, такое именно в деле Шемберга возможно. Я до настоящего времени убежден в том, что при расследовании данного дела два должностных лица Шарыповской межрайонной прокуратуры, имеющие непосредственное отношение к расследованию дела Шемберга, из корыстных побуждений допустили злоупотребление служебным положением. Об этом свидетельствуют не только показания Шемберга и свидетеля Шуваровой, но и сам ход предварительного расследования, в процессе которого не удовлетворялись ходатайства, которые нельзя было отклонить, а также допущены многочисленные ошибки и недочеты, которые могут быть объяснены только одним - личной заинтересованностью тех, кто расследовал дело и осуществлял прокурорский надзор за его расследованием. Именно с учетом этих факторов в судебном разбирательстве возникла и продолжалась напряженная психологическая обстановка.

Свою обязанность в настоящем судебном процессе я вижу не только в том, чтобы оказывать юридическую помощь Шембергу, но и помочь суду в поисках юридической истины по данному делу, обращая его внимание на те обстоятельства, которые оправдывают Шемберга в инкриминированном ему деянии. В этой связи, уважаемый суд, я бы считал для себя целесообразным исследование доказательств и их оценку производить последовательно в хронологическом (т.е. во времени) порядке и за точку отсчета взять события, которые предшествовали тому, что произошло 7 сентября 2004 г. на подстанции «Итатская».

Судебным следствием было установлено, что Шемберг и Миронов были знакомы друг с другом на протяжении последних 7-8 лет. Отношения между ними до 7 сентября 2004 г. были хорошими. Они никогда не конфликтовали, не ссорились. С января 2004 г. они являлись компаньонами, так как совместно друг с другом, а также с гражданами Шуваровой и Филипповым учредили охранное агентство «Медведь», в котором Миронов до 9 августа 2004 г. являлся генеральным директором. 11 мая 2004 г. Миронов без согласования с остальными учредителями и с использованием своего должностного положения, а также печати охранного агентства взял у Юшкова взаймы 200 тыс. руб. со сроком возврата через месяц. Однако эти деньги не возвращены Юшкову до настоящего времени. В связи с допущенными нарушениями в финансово-хозяйственной деятельности 9 августа 2004 г. Миронов на общем собрании участников общества был отстранен от должности генерального директора. И с этого времени фактически отношения между Мироновым и Шембергом прекратились.

В судебном заседании прозвучали претензии потерпевшей Мироновой к охранному агентству «Медведь», в частности, лично к Шембергу, что Миронов будто бы необоснованно был освобожден от должности руководителя. На мой взгляд, эти претензии не имеют под собой законного основания. Сам Миронов Игорь Сергеевич считал свое освобождение правильным, так как не обжаловал его в установленном законом порядке. Кроме того, согласно решению Железнодорожного районного суда г. Красноярска от 1 апреля 2005 г. исковые требования гражданина Юшкова М.А. о взыскании упомянутой суммы долга с охранного агентства «Медведь» признаны необоснованными и в удовлетворении иска отказано. 25 мая 2005 г. краевой суд признал это решение законным и обоснованным. Таким образом, всякие доводы о незаконности и несправедливости соучредителей ОА «Медведь» (и в первую очередь Шемберга и его матери Шуваровой) по отношению к Миронову являются по существу спекуляциями и в качестве таковых они должны быть оценены судом. Миронов практические в течение целого месяца после освобождения его от должности директора не предпринимал вообще никаких мер по оспариванию данного решения общего собрания учредителей. Однако спустя месяц он изменил свое прежнее мнение и предпочел действовать не по закону, а с позиции силы, о чем свидетельствуют события 7 сентября 2004 г.

В период с 1 по 3 сентября 2004 г. в Северной Осетии произошла массовая трагедия. В результате террористического акта в школе погибли сотни людей, большая часть из которых были дети. Это событие повлекло за собой принятие по всей стране превентивных мер под защите от актов терроризма. Были приняты меры по усилению охраны объектов, обеспечивающих жизнедеятельность государства. В их числе находится и подстанция «Итатская». 3 сентября 2004 г. собственник «Итатской» в лице директора Шагалиева направил руководителю охранного агентства «Медведь» Шуваровой распоряжение об усилении охраны подстанции. Это распоряжение в тот же день было передано по факсу исполнительному директору охранного агентства «Медведь» Шембергу для его практической реализации.

6 сентября 2004 г. начальник лицензионно-разрешительной службы Шарыповского РОВД Красиков провел совещание с руководителями частных охранных структур по вопросам усиления охраны объектов. На этом совещании от охранного агентства «Медведь» присутствовал Шемберг. И те требования, которые были адресованы руководителям частных охранных структур, были обязательны для исполнения и для него. Именно с учетом перечисленных обстоятельств Шемберг принял решение о создании двух групп усиления охраны подстанции, одну из которых возглавил лично с утра 7 сентября 2004 г. По своему должностному положению в охранном агентстве Шемберг являлся его исполнительным директором. Он имел лицензию на частную охранную деятельность и разрешение органов внутренних дел на право приобретения, ношения и хранения огнестрельного оружия. При таких данных прибытие Шемберга утром 7 сентября на подстанцию для непосредственной охраны объекта и получения в свое распоряжение в установленном порядке огнестрельного оружия является абсолютно правомерным, и оспаривать это бессмысленно.

Тем не менее органы предварительного следствия с упорством, достойным лучшего применения, игнорируют этот очевидный факт и никак не могут смириться с тем, что во время событий 7 сентября Шемберг находился при исполнении своих трудовых (служебных) обязанностей. Напрашивается вопрос: почему прокуратура против этого очевидного для всех обстоятельства? Я полагаю, ответ на этот вопрос найти несложно. Еще в процессе предварительного следствия 24 ноября 2004 г. стороной защиты было заявлено ходатайство об изменении предъявленного Шембергу обвинения. В этом ходатайстве указывалось на необходимость предъявления Шембергу обвинения в соответствии с требования п. 4 ч. 2 ст. 171 УПК РФ, т.е. с изложением всех тех обстоятельств, которые были установлены в ходе расследования. В данном случае речь шла о том, чтобы органы предварительного следствия указали бы на то, что «утром 7 сентября 2004 г. Шемберг на основании распоряжения собственника подстанции, указаний должностных лиц Шарыповского РОВД и в соответствии со своими должностными обязанностями прибыл на территорию подстанции, где в установленном порядке получил для служебного пользования огнестрельное оружие - карабин «Сайга-410К» в снаряженном десятью патронами состоянии и приступил к охране объекта».

Однако органы предварительного следствия необоснованно отказали в удовлетворении данного ходатайства. И в своем постановлении от 25 ноября 2004 г. следователь не только отказал в изменении формулировки обвинения, но пошел еще дальше: в резолютивной части постановления он отказался прекратить уголовное дело в отношении Шемберга, хотя защита в своем ходатайстве от 24 ноября просила не о прекращении дела, а лишь об изменении формулировки обвинения. Я уверен, что такую позицию следователя назвать случайной или ошибочной нельзя.

Если бы обвинение Шембергу было предъявлено в соответствии с требованиями п. 4 ч. 2 ст. 171 УПК, т.е. с изложением всех обстоятельств, установленных в ходе расследования, а не выборочно, с подгонкой их под диспозицию ч. 1 ст. 105 УК РФ, то тогда необходимо было указать два важнейших обстоятельства. Первое из них - это то, что 7 сентября Шемберг находился при исполнении своих трудовых (служебных) обязанностей. И второе: оружие он применил при нападении на него Миронова, который намеревался при этом обезоружить Шемберга и использовать оружие для физической расправы над ним. Однако официальное признание органами предварительного следствия упомянутых выше двух важнейших обстоятельств неизбежно приводило их к выводу о правомерности действий Шемберга и отсутствии в них состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ. При таких данных должностные лица прокуратуры лишались возможности получить материальное вознаграждение, к которому они стремились. Именно этим, и не только этим, можно объяснить действия следователя, который, несмотря ни на что, в том числе и на грубые нарушения закона, упрямо и настойчиво продвигался к намеченной им цели. Между тем доказательства, исследованные в суде, подтвердили лишь два обстоятельства, изложенные в постановлении о привлечении Шемберга в качестве обвиняемого от 16 ноября 2004 г. и в обвинительном заключении. Эти обстоятельства следующие. Первое: между Шембергом и Мироновым утром 7 сентября действительно произошла ссора; второе: Миронов погиб в результате выстрела, который был произведен Шембергом. Однако виновность Шемберга в совершенном им деянии, форма вины и мотив подтверждения в судебном разбирательстве не нашли.

Чтобы не быть голословным в данном утверждении, я намерен проанализировать каждое доказательство, исследованное в суде, и огласить выводы, которые вытекают из этого анализа.

Из показаний допрошенных в судебном заседании лиц: Шемберга, Стахурского, Петракова, Замалдинова, Магамедова и Смердова - усматривается, что утром 7 сентября к подстанции «Итатская» прибыл Миронов, находившийся с состоянии алкогольного опьянения. Он стал предъявлять претензии Шембергу, оскорблять его нецензурными и другими унижающими достоинство словами. Шемберг отвечал Миронову тем же. В процессе этой ссоры Шемберг неоднократно предлагал Миронову прекратить ее и обсудить возникшие вопросы в трезвом состоянии, в другое время и в служебном помещении. Однако Миронов этого предложения не принял, а, продолжая ссору, перешел к более активным действиям. Он трижды пытался перелезть через забор на территорию подстанции, где находился вооруженный карабином Шемберг. Кроме того, Миронов дважды пытался проскочить на территорию подстанции через ворота, которые служат для пропуска автомобилей. Все перечисленные попытки Миронова окончились неудачей, так как в проникновении на территорию подстанции ему мешали охранники Стахурский, Петраков, Магамедов, Замалдинов. В процессе этих действий Миронов неоднократно высказывал угрозы Шембергу физической расправой не только над ним, но и над его матерью, гражданкой Шуваровой, и уничтожением ее дома путем поджога.

Что должен был делать в этой обстановке Шемберг? Безусловно, охранять объект. Он прибыл на работу с целью охранять подстанцию и должен был заниматься именно этим делом. Может быть, Шембергу не нужно было спорить с Мироновым, оскорблять его нецензурными словами? Не знаю. Но если закон предоставляет право любому гражданину защищаться от общественно опасного посягательства, то почему Шемберг должен быть лишен права отвечать оскорблением на оскорбление? Ведь оскорбления, высказываемые Мироновым, носили публичный характер, так как были нанесены в присутствии не только подчиненных Шемберга, но и совсем посторонних людей, в частности, гражданина Смердова.

В один из моментов словесной ссоры Шемберг пригрозил Миронову убийством, и представители стороны обвинения сразу же сделали из этого однозначный вывод о реальном намерении Шемберга осуществить эту угрозу, так как спустя несколько минут Миронов был действительно смертельно ранен. Мне представляется ошибочным делать такой вывод, и вот по каким причинам.

Прежде чем высказать эту угрозу, Шемберг услышал точно такие же угрозы со стороны Миронова. Для реализации своих угроз Миронов принимал активные меры: он хотел добраться до Шемберга и подвергнуть его по меньшей мере физическому избиению. Другого вывода здесь быть не может, так как, чтобы только ссориться, Миронову вовсе не обязательно было проникать туда, где находился Шемберг. В этих условиях Шемберг, по его словам, и решил припугнуть Миронова, чтобы тот прекратил свои противоправные действия. По показаниям свидетеля Замалдинова, эта угроза была высказана в таких словах: «Давай лезь, и если перелезешь через забор, то тогда я точно тебя «завалю». Эти слова следует понимать таким образом, что применять оружие Шемберг был намерен только при условии реального проникновения Миронова на территорию подстанции. Как бы в действительности повел себя Шемберг в том случае, если бы Миронов действительно перелез через забор, мы не знаем, поскольку Миронову не дали возможности это сделать.

Вместе с тем по делу установлен факт, который свидетельствует о том, что угроза Шемберга «завалить» Миронова носила характер только предупреждения о возможности применения оружия.

После того, как Миронов безуспешно пытался проникнуть на территорию подстанции через забор (трижды) и через ворота (дважды), он изменил тактику. Он стал убеждать охранников в том, что он успокоился и больше никаких противоправных действий предпринимать не будет. Эти слова Миронова усыпили бдительность охранников, которые его отпустили, предоставив ему таким образом свободу действий. Миронов мгновенно воспользовался этим обстоятельством. Он всей массой своего тела разрушил витринное стекло в одной из стен контрольно-пропускного пункта и через образовавшийся проем ворвался в проходную, т.е. на территорию подстанции. По показаниям свидетеля Стахурского, Миронову при этом удалось преодолеть дверной проем, который выходил непосредственно на территорию подстанции, где в этот момент находился Шемберг.

Если угроза «завалить» Миронова у Шемберга была реальной, то более подходящего момента для ее осуществления нельзя были и придумать. Шемберг с самого начала видел, как Миронов разбил стекло и ворвался в проходную. В этой ситуации Шемберг для реализации своей угрозы должен был последовать навстречу Миронову и произвести в него выстрел. Как же на самом деле поступил Шемберг после того, как Миронов оказался сначала в проходной, а затем и на внутренней территории подстанции?

Вместо того чтобы двигаться к Миронову и претворить свой замысел в реальность, Шемберг поступает с точностью до наоборот. Он убегает от Миронова в противоположную сторону, в пути следования открывает кнопкой на столбе ворота и через открывшийся проем выходит на внешнюю сторону забора. По его словам, он таким образом избежал столкновения с Мироновым и об использовании оружия в тот момент даже не думал. На территории подстанции Шемберг вновь оказался только после того, как охранники стали выводить Миронова из помещения проходной. В связи с тем что через разбитое стекло доступ в проходную стал свободным, Шемберг избрал для себя тактику не отходить далеко от ворот с тем, чтобы при очередном проникновении Миронова в проходную он имел бы возможность скрыться от него через проем в воротах.

Опасения Шемберга относительно дальнейших противоправных действий Миронова были не беспочвенными. К тому времени Шемберг трижды звонил в дежурную часть милиции, сообщая об этом происшествии и требуя помощи, однако наряд милиции прибыл уже слишком поздно. Охранники Стахурский, Петраков, Магамедов и Замалдинов действовали пассивно и несогласованно по пресечению противоправного поведения Миронова: они либо не хотели выполнять свои обязанности должным образом, либо не могли физически справиться с Мироновым.

Для меня бесспорным остается одно: Шемберг уступал Миронову в физическом развитии и поэтому испытывал страх перед возможным поединком. В течение не менее 30 минут Шембергу удавалось избегать непосредственного единоборства с Мироновым; однако судьба распорядилась по-другому, и сохранить эту тактику до благополучного завершения ситуации Шемберг не смог по не зависящим от него причинам.

После того, как охранники выдворили Миронова из проходной, Миронов решил выместить свою злобу на автомобиле Шемберга. С этой целью он стал наносить по салону машины удары ногами, а кулаками - по заднему стеклу, пытаясь его разбить. От этих действий Миронова на автомобиле остались две вмятины: одна на правом заднем крыле и другая - на двери багажника в области замка. Дальнейшие действия Миронова в отношении ни в чем не повинного автомобиля вновь пресекли охранники Стахурский, Магамедов и Петраков, которые оттащили Миронова в сторону машины, на которой тот приехал к подстанции. При этом, как и прежде, охранники успокаивали Миронова, уговаривали его уехать домой. Миронов, по показаниям Стахурского, Магамедова и Петракова, в очередной раз согласился с ними, сказал, что поедет домой, а свои отношения с Шембергом намеревался выяснить в другое время и в другом месте. Охранники поверили Миронову и вновь предоставили ему свободу действий. По их словам, Миронов самостоятельно шел к машине, и его в этот момент никто не удерживал.

Однако такое спокойствие оказалось недолгим, не более одной-двух минут. По словам очевидцев, Миронов неожиданно для них резко развернулся в сторону Шемберга, который в тот момент стоял на площадке перед въездными воротами на их внешней стороне на расстоянии 15-20 м от Миронова, который сначала быстрым шагом, а затем бегом устремился к нему с нецензурной бранью и угрозами расправой.

Что же послужило причиной столь резкой перемены в поведении Миронова? По версии органов предварительного следствия, Миронов побежал к Шембергу, поскольку тот его окликнул. Именно так об этом сказано в официальных документах: в постановлении о привлечении Шемберга в качестве обвиняемого и в обвинительном заключении. Между тем Шемберг и на предварительном следствии, и в судебном заседании категорически отрицал этот факт и показывал, что в тот момент на территории подстанции производились работы, и его самого отвлек от наблюдений за Мироновым какой-то неопределенный звук с территории подстанции. Именно поэтому он не заметил начала движения к нему Миронову и увидел его бегущим на расстоянии примерно 10 метров от себя.

Свидетели Стахурский и Магамедов пояснили, что в тот момент, когда они оттаскивали Миронова от автомобиля, по которому тот наносил удары ногами и кулаками, они слышали слова Шемберга, обращенные не к Миронову, а к ним, охранникам. При этом Шемберг ругался на них, в том числе и нецензурными словами, обвиняя их в том, что они не способны задержать одного пьяного человека.

Даже наиболее лояльный к Миронову свидетель, друг его детства Петраков, и тот в суде при допросе 4 марта 2005 г. не подтвердил версию органов предварительного следствия о том, что Миронова в тот момент окликнул Шемберг. Об этом свидетель Петраков сказал так: «Я услышал окрик Шемберга. По тому, как на этот окрик обернулся Миронов, я понял, что окрик предназначался ему. Увидев, что Миронов побежал в сторону Шемберга, я предположил, что этот окрик был оскорбительным». Эти показания Петракова я привел дословно и с уверенностью могут утверждать, что они не давали органам предварительного следствия оснований считать доказанным, что Миронов побежал к Шембергу именно на его окрик.

Однако при повторном допросе в суде 30 мая Петраков стал категорически утверждать, что Миронова окликнул Шемберг, а после того, как Миронов обернулся в сторону Шемберга, последний оскорбил его нецензурными словами, и именно это оскорбление явилось поводом к тому, что Миронов сначала пошел, а затем побежал к Шембергу. Изменения в показаниях свидетеля Петракова появились только после того, как были оглашены его показания, данные на допросе в процессе предварительного следствия 7 сентября (т. 1 л.д. 150-151), где Петраков действительно говорил о том, что в тот момент Шемберг оскорбил Миронова нецензурной бранью. Однако при допросе 7 октября (т. 1 л.д. 202-203) Петраков об этом же эпизоде говорил следующее: «В этот момент я услышал окрик Шемберга, он что-то кричал в адрес Миронова». На какую-либо нецензурную брань на этом допросе Петраков не ссылался.

На очной ставке с Шембергом 14 октября (т. 2 л.д. 49-52) Петраков показал следующее: «Я, подходя к машине Миронова, услышал окрик Шемберга, я так понял, в адрес Миронова, после чего Миронов и побежал к Шембергу». В этих показаниях вновь отсутствуют данные об оскорблении Миронова нецензурными словами. Объясняя причины этих противоречий, Петраков в судебном заседании 30 мая сослался на то, что окрик Шемберга для него был непонятным, но вслед за окриком последовала четкая и разборчивая нецензурная брань, хотя об этой особенности Петраков ранее не говорил. При повторном допросе в тот же день, т.е. 30 мая, Петраков сообщил сведения, о которых он ранее вообще не говорил: что в тот момент Шемберг подстрекал Миронова к нападению на него словами: «Давай, давай! Ну что, слабо?» На вопрос о том, почему Петраков ранее умалчивал эти обстоятельства, убедительного или хотя бы определенного ответа так и не было получено.

Для повторного допроса на 30 мая Петраков так же, как свидетели Стахурский и Замалдинов, был вызван по ходатайству стороны обвинения. При этом сторона защиты возражала против повторного допроса, поскольку перечисленные свидетели были подробно допрошены в судебном заседании еще в марте текущего года. При обосновании ходатайства о повторном допросе этих лиц сторона обвинения ссылалась только на необходимость выяснения обстоятельств, связанных с приведением карабина в боевое состояние. Данное условие стороной обвинения было выполнено лишь при допросе свидетелей Стахурского и Замалдинова. Во время допроса Петракова стали выясняться вопросы, на которые уже были получены ответы 4 марта 2005 г.

Настойчивость, с которой представитель потерпевшей допрашивал Петракова, привела к тому, что допрашиваемый изменил свои данные ранее показания и дополнил их новыми подробностями. В один из моментов допроса Петраков испытал затруднение в формулировке окончательного вывода о том, к чему именно привела нецензурная брань Шемберга в адрес Миронова. На помощь Петракову пришел гособвинитель, который подсказал нужный ответ: «Тем самым Шемберг спровоцировал Миронова»? После этой фразы прокурора Петракову осталось произнести только одно слово «да», что Петраков и сделал. Именно ради этого момента Петраков и был вызван для повторного допроса, а Стахурский и Замалдинов понадобились стороне обвинения в качестве ширмы для прикрытия своих истинных намерений.

Ответ на вопрос, в какой момент и кем именно карабин был приведен в состояние боевой готовности, получен судом еще 6 мая. Об этом сообщил суду Шемберг, что он привел карабин в боевое состояние практически сразу же после получения им оружия от Стахурского.

Оценивать показания свидетеля Петракова на допросе в суде от 30 мая достаточно сложно в силу их явной противоречивости. Тем более что Петраков не отказался от своих ранее данных показаний. А ведь эти показания взаимно исключают друг друга! И оценить, какое из них истинное, а какое ложное, практически невозможно. С учетом всех обстоятельств, связанных с допросом Петракова от 30 мая и его личных отношений с Мироновым, другом с детских лет, я убежден в том, что Петраков, вопреки своему гражданскому долгу, дал частично неправдивые показания в интересах стороны обвинения. Тем более что никто из свидетелей эти показания Петракова не подтвердил.

Есть и другие важные факты, о которых рассказал Петраков и которые противоречат не только показаниям других свидетелей, но и объективным данным, установленным по делу. К таким фактам относятся следующие: расстояние, с которого Шембергом был произведен выстрел на поражение; направление ствола карабина в момент выстрела; действия Магамедова в отношении Миронова и их взаимное расположение в тот момент, когда Магамедов пытался остановить бегущего Миронова; вывода Петракова относительного того, по какой причине Миронов в момент второго выстрела оказался в положении «согнувшись».

В обвинительном заключении его автор особым шрифтом выделил свою собственную оценку показаний Петракова и Стахурского. В этой части обвинительного заключения указывается следующее: «Частичное изменение Стахурским и Петраковым показаний в ходе очных ставок объясняется их служебной зависимостью от Шемберга и Шуваровой, которая является руководителем охранного агентства «Медведь», где работают Петраков и Стахурский». Однако данная оценка является голословной, поскольку не подтверждается какими-либо доказательствами. Одной лишь служебной зависимости для подобного вывода явно недостаточно. Петраков и Стахурский перед их допросами предупреждались об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, при этом нужно доказать, что их служебная зависимость от Шемберга и Шуваровой были для них более важной, чем возможность привлечения их к уголовной ответственности за лжесвидетельство по уголовному делу. Таких доказательств в деле нет и не было. Кроме того, 4 марта 2005 г. во время допроса в суде Петраков уже около пяти месяцев не являлся сотрудником ОА «Медведь», так как уволился оттуда по собственному желанию еще 16 ноября 2004 г., поэтому был совершенно свободным от Шемберга и Шуваровой при даче этих показаний. С учетом перечисленных доводов считаю, что противоречивых показаний свидетеля Петракова недостаточно для вывода о том, что именно окрик Шемберга явился поводом для нападения на него Миронова.

Ссылаясь на показания свидетеля Петракова, органы предварительного расследования одновременно с этим критически отнеслись к его показаниям, поскольку в постановлении о привлечении Шемберга в качестве обвиняемого от 16 ноября 2004 г. нет ссылки ни на оскорбление Миронова нецензурной бранью со стороны Шемберга, ни на то, что именно данное оскорбление спровоцировало дальнейшие действия Миронова. При таких обстоятельствах указания в приговоре на то, что Шемберг своим поведением спровоцировал нападение на него Миронова, будет нарушением права Шемберга на защиту, поскольку это фактически выход суда за пределы предъявленного Шембергу обвинения, что является грубым нарушением закона.

В судебном заседании возникал вопрос, как и с какой целью Шемберг оказался на внешней стороне забора, хотя, я уверен, данный вопрос не имеет принципиального значения для правильного решения дела; тем не менее ответ на данный вопрос в судебном заседании получен исчерпывающий. По показаниям Шемберга, после того, как охранники оттащили Миронова от его машины, он через проем в воротах вышел наружу и остановился метрах в двух-трех от забора. С этого места ему было удобнее наблюдать за действиями Миронова. Кроме того, при таком положении у него была возможность избежать физического столкновения с Мироновым в том случае, если бы Миронов вновь попытался проникнуть на территорию подстанции через проем в разбитом стекле. Мне представляется более важным ответить на вопрос не о том, как и почему Шемберг оказался на внешней стороне ограждения, а с какой целью Миронов устремился к Шембергу.

Все предшествующее поведение Миронова свидетельствует о том, что утром 7 сентября он прибыл на подстанцию «Итатская» с единственной целью - для физической расправы над Шембергом. Он угрожал ему убийством и при этом заявлял, что угрозу убийством никто не докажет; он предпринимал многочисленные попытки к тому, чтобы, по его выражению, «достать» Шемберга; он в течение 30-40 минут держал в постоянном напряжении не только Шемберга, но и других охранников, мешая им всем исполнять свои служебные обязанности; он неоднократно усыплял бдительность охранников, а затем вероломно и упорно продолжал свою линию поведения, стремясь путем физического насилия отомстить Шембергу, по вине которого, как считал Миронов, его освободили от обязанностей генерального директора охранного агентства.

По данным судебного следствия у меня сложилось впечатление о Миронове как о человеке, личное желание которого было законом для окружавших его людей. Ничем другим невозможно объяснить его поведение во время событий 7 сентября. Шемберг ничего не был должен Миронову и не имел к нему никаких претензий. Напротив, это у Миронова были претензии к Шембергу, и, как установлено в суде, эти претензии были неправомерными и выполнению не подлежали. Об этом Миронов, по образованию юрист, очень хорошо знал и не случайно 7 сентября он упрекал Шемберга только в том, что тот «перекрыл ему кислород». Каких-либо иных требований Миронов не предъявлял и не предлагал что-либо исправить.

Уважаемый суд! Наиболее важными фактами в деле Шемберга являются те, которые имели место на самом последнем этапе события и привели к гибели Миронова. Из тих документов, на которые я уже ссылался, усматривается, что после того, как Шемберг якобы окликнул Миронова, последний побежал к нему, а Шемберг, реализуя свой умысел на причинение смерти Миронову, произвел выстрел ему в грудь из служебного карабина. Эта версия органов предварительного следствия не выдерживает никакой критики, поскольку она субъективна от начала и до конца, так как игнорирует те объективные обстоятельства, при которых происходили данные события. Прежде всего, как я уже отмечал, достоверно не установлено, что тот окрик, который слышал Петраков, каким-то образом касался именно Миронова и что последний побежал в сторону Шемберга именно в связи с этим окриком. У меня есть другая версия того, почему и в связи с чем побежал Миронов в сторону Шемберга. Эти выводы я делаю на основе тех доказательств, которые были получены в судебном разбирательстве.

Эти доказательства следующие. Миронов в течение 30-40 минут принимал все меры к тому, чтобы добраться до Шемберга для того, чтобы, по меньшей мере, подвергнуть его избиению. В тот момент, когда Миронов направлялся к своей машине, чтобы, по его словам, уехать домой, он действительно услышал голос Шемберга. Однако Шемберг обращался не к нему, а к своим подчиненным охранникам, ругая их за пассивное поведение и требуя задержать Миронова. Именно эти слова и его требование о задержании побудили Миронова развернуться и побежать в сторону Шемберга, который в тот момент был вполне доступным для Миронова, поскольку находился на внешней стороне подстанции и забор уже не являлся для Миронова препятствием. Логика поведения Миронова привела меня к убеждению в том, что он хорошо продумал все свои действия, и ему удалось почти полностью их реализовать. Поняв, что Шемберга ему не достать, пока тот находится за забором, Миронов решил выманить его за внешнюю сторону забора, понимая, что он не будет равнодушно смотреть, как ломают его машину. К этим действиям Миронова Шемберг действительно не остался равнодушным и крикнул ему: «Зачем пинаешь мою машину?!», после чего вышел за территорию подстанции. Миронов только этого и ждал.

Возникает закономерный вопрос: зачем, с какой целью Миронов устремился к Шембергу? На этот вопрос ответил сам Миронов своими действиями. По показаниям свидетелей Стахурского и Магамедова, Миронов высказывал угрозы физической расправой над Шембергом. Слова Миронова «Убью гада, задушу, отберу карабин и заткну его тебе в рот» сопровождались конкретными действиями, которые не оставляли сомнений в том, что он стремился к тому, о чем говорил. Стахурского, пытавшегося задержать его, он отшвырнул в сторону, такими же безуспешными оказались действия Магамедова.

Как в такой экстремальной ситуации действовал Шемберг? Навел карабин на Миронова? Нет! Он поступил в точном соответствии с требованиями ст. 16 и 18 Федерального закона «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации». Командой «Стой! Стрелять буду!» Шемберг предупредил Миронова о намерении применить оружие. Однако это предупреждение Миронов игнорировал и продолжил свое движение к Шембергу. На расстоянии 3 м 49 см (данные из протокола проверки показаний Шемберга на месте) Шемберг произвел предупредительный выстрел вверх. Этих предупредительных мер вполне было бы достаточно для того, чтобы любой разумный человек остановился как вкопанный или упал на землю. К сожалению, вынужден констатировать, что Миронов к данной категории людей либо не относится, либо находился в такой степени возбуждения, что пренебрег всеми предупреждениями. Он не только не остановился после предупредительного выстрела, но, по показаниям Шемберга, как бы увеличил свою скорость, при этом пригнулся и в рывке протянул вперед левую руку для того, чтобы выхватить у Шемберга карабин. В этих условиях Шемберг, используя свое законное право на необходимую оборону от общественно опасного посягательства, с расстояния не более двух метров произвел выстрел на поражение. При этом Шемберг в соответствии с требованием ст. 16 упомянутого закона намеревался попасть выстрелом Миронову в ногу, т.е. ранить его.

Однако в момент выстрела Миронов неожиданно для Шемберга использовал обманный прием. С целью завладения оружием в непосредственной близости от Шемберга от пригнулся и присел, приняв положение вместо вертикального почти горизонтальное. Этот маневр Миронова совпал с выстрелом, а поэтому пуля из карабина попала Миронову не в ногу, а в грудь, от чего тот спустя несколько минут умер. Таким образом, Миронов стал жертвой своих собственных неправомерных действий.

Анализ приведенных доказательств позволяет сделать категоричный вывод о том, что в тех условиях Шемберг вынужден был применить оружие, поскольку на него было совершено нападение, в результате которого его собственная жизнь оказалась в опасности. Об этом он практически сразу же сообщил директору подстанции Логвину, который был допрошен в суде в качестве свидетеля.

Как показал Логвин, услышав выстрелы, он прибыл на КПП и обратился к Шембергу с вопросом: «Что произошло?» И получил лаконичный и исчерпывающий ответ: «Была попытка проникновения на объект и завладения оружием, а потому я вынужден был стрелять». Полагаю, нет необходимости комментировать ответ Шемберга, поскольку в нем все предельно ясно и понятно.

В судебном заседании было установлено, что в момент нападения Миронов был безоружным. Были в таком случае основания у Шемберга для применения оружия? Да, Миронов в тот момент был безоружным. И если бы умыслом Шемберга охватывалось причинение ему смерти, то в действиях Шемберга усматривался бы состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 108 УК РФ, т.е. убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны. Нельзя безнаказанно лишать человека жизни, даже если этот человек и напал на тебя вооруженного, но сам при этом был безоружным. В то же время при оценке ситуации нельзя игнорировать данные физического развития Шемберга и Миронова.

В судебном заседании было установлено, что Шемберг и Миронов имеют разный уровень как физического развития, так и специальной физической подготовки. Прежде всего, находились в разных весовых категориях. Миронов был ростом не менее 185 см и имел вес, который превышал вес Шемберга на несколько десятков килограммов. Об этом свидетельствуют не только показания допрошенных в суде лиц, но и размер одежды, который носит Шемберг и носил Миронов. У Шемберга полнота одежды относится к 50 размеру, у Миронова - к 52 размеру. Шемберг ниже Миронова более чем на 10 см. Миронов увлекался силовым видом спорта - боксом и являлся кандидатом в мастера спорта.

Кандидат в мастера спорта - очень высокий уровень спортивной подготовки. Почерк боксера в действиях Миронова виден уже в том, что на последних 2-3 м от Шемберга он действовал не прямолинейно, а, как говорят спортсмены, финтами. По показаниям Шемберга, Миронов сначала сделал выпад вправо, затем резко переместился влево, при этом одновременно присел и пригнулся, выбросив вперед левую руку, а правую сжав в кулак. Эти действия Миронова не оставляли у Шемберга сомнений в том, что Миронов стремится дезориентировать его для того, чтобы левой рукой выхватить карабин, а правой нанести удар. Все перечисленные обстоятельства по физическому превосходству Миронова были хорошо известны Шембергу, который в тех условиях реально убедился в том, что несколько охранников не смогли преодолеть сопротивление Миронова.

Кроме того, необходимо иметь в виду следующее. Еще до нападения на Шемберга Миронов высказывал ему угрозы убийством, а также предлагал оставить оружие и выйти на внешнюю территорию подстанции, чтобы подраться. Миронов прекрасно знал физические данные Шемберга и был уверен в своей победе над ним. Иначе он никогда не стал бы действовать так рискованно и опасно. Но Миронов просчитался в одном: ему не хватило понимания того, что в такой критической, опасной, смертельной ситуации Шемберг был готов защищать свою жизнь всеми имеющимися у него средствами.

Использование Шембергом огнестрельного оружия при отражении общественно опасного посягательства с целью причинения нападавшему только неопасного для жизни ранения считаю правомерным. Причинение же смерти Миронову не охватывалось умыслом Шемберга. Это подтверждает и заключение судебно-медицинской экспертизы: Миронов в момент причинения ему ранения находился к дульному срезу оружия передней поверхностью грудной клетки, левым плечом и согнувшись. Данные следственного эксперимента также подтверждают это: если бы Миронов в момент нападения на Шемберга продолжил свое движение не приседая и не наклоняясь, то ранение ему было бы причинено в другое место.

Как же объяснить все это? Прежде всего, нападение Миронова носило скоротечный характер. По показаниям Шемберга, команду «Стой! Стрелять буду!» он подал в тот момент, когда Миронов находился от него на расстоянии не более 4-5 м. Предупредительный выстрел был произведен в тот момент, когда расстояние между Шембергом и Мироновым составляло примерно 3,5 м. И, как усматривается из заключения экспертов, выстрел на поражение был в интервале далее 0,5 м и менее 2 м от дульного среза оружия. Простой расчет показывает, что с момента предупредительного выстрела и до выстрела на поражение Миронов преодолел примерно 1,5-2 м. При скорости его движения даже не более 8 км/час (а это 2,2 м/сек) Миронову потребовалось менее одной секунды, чтобы преодолеть данное расстояние. При таком дефиците времени и с учетом своего возбужденного состояния, вызванного нападением, Шемберг объективно не имел возможности точно рассчитать свои действия.

Органы предварительного следствия игнорировали перечисленные обстоятельства, считая, что Шемберг из-за ссоры решил убить Миронова и с этой целью произвел выстрел ему в грудь. В этом органы предварительного следствия в какой-то мере поддержал судебно-медицинский эксперт, который в своем акте уменьшил рост Миронова на 5 см. Если учитывать, что длина тела человека после его смерти действительно увеличивается, по показаниям эксперта Белоусова, на 2-4 см или даже на 5 см, то фактически ошибка в определении длины тела Миронова составляет около 10 см. Простой халатностью такую ошибку объяснить невозможно. Для меня ясно одно: чем меньше рост Миронова, тем большая вероятность получить именно тот результат, к которому стремилась Шарыповская межрайонная прокуратура - Шемберг намеревался выстрелить в грудь и именно в это место и выстрелил.

В этой связи представляются далеко не случайными попытки органов предварительного следствия представить ситуацию следующим образом: Магамедов остановил бегущего Миронова, удерживает его сзади, а Миронов пытается вырваться и при этом наклоняется вперед; Шемберг же в этот момент производит выстрел в Миронова. Однако такая желаемая для прокуратуры ситуация очень далека от действительной. Миронова никто не остановил: ни Стахурский, ни Магамедов, ни Петраков. Миронов сам принял положение, в котором был смертельно ранен.

Недобросовестное отношение эксперта Белоусова к своим обязанностям усматривается не только в том, что он допустил халатность в определении точной длины тела Миронова, но и в том, что в судебном заседании он без проведения следственного эксперимента заявил о том, что расстояние от поверхности земли до раны в момент ее получения составило 125 см - это область живота при вертикальном положении статиста. Однако фактический рост Миронова в событиях 7 сентября составлял, примерно, 187-189 см с учетом подошв обуви. Иными словами, при разности в росте статиста и Миронова почти в 10 см рана от выстрела при вертикальном положении Миронова оказалась бы еще ниже на такую же величину - примерно на 10 см. Итак, утверждение Шемберга о том, что при нападении на него Миронова он намеревался причинить ему не смерть, а ранение, не опровергнуто. Нет, не опровергнуто. Более того. Оно полностью подтверждается исследованными в суде доказательствами.

О неосторожном причинении смерти Миронову свидетельствует и душевное состояние Шемберга сразу после происшедшего. Он был бледным и растерянным, выражал недоумение, как пуля могла попасть в грудь, если он намеревался выстрелить в ногу. Он тяжело пережил смерть Миронова, впав вскоре в состояние гипертонического криза.

Есть еще один аспект. Он связан с личностью Шемберга. И хотя он является второстепенным, но в совокупности с другими он подтверждает показания Шемберга об отсутствии у него умысла на лишение Миронова жизни. Шемберг по возрасту уже зрелый человек. Он три года обучался в военном училище, около 5-6 лет работал в органах внутренних дел, в том числе в уголовном розыске, имеет звание старшего лейтенанта милиции. И по работе, и в быту он характеризуется положительно. Даже в судебном заседании никто не сказал о Шемберге ни одного отрицательного слова, нет отрицательных данных о личности Шемберга и в материалах уголовного дела.

Все исследованные в суде доказательства установили и подтвердили цели и мотивы, которыми руководствовались Миронов и Шемберг 7 сентября. Миронов, будучи с утра в средней степени алкогольного опьянения, устроил на подстанции «Итатская» настоящий погром. В течение 30-40 минут он удерживал всю охрану в напряжении, не давая ей должным образом исполнять служебные обязанности; проник на территорию особо охраняемого объекта, доступ куда был ему запрещен; разбил стекло в проходной, чем собственнику подстанции нанес материальный ущерб; угрожал Шембергу физической расправой, в том числе и убийством; причинил материальный ущерб Шембергу повреждением автомобиля; предпринял попытку обезоружить Шемберга. Действиями Миронова руководила месть Шембергу за то, что 9 августа 2004 г. Миронов решением трех учредителей охранного агентства, в том числе Шемберга и его матери Шуваровой, был освобожден от должности генерального директора.

Шемберг же воспользовался правом на необходимую оборону, закрепленным ст. 37 УК РФ, 16 и 18 Федерального закона «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» (в редакции Закона от 1 января 2003 г. № 15-ФЗ). Часть 1 ст. 37 УК РФ необходимую оборону определяет так: это «защита личности и прав обороняющегося от общественно опасного посягательства, если это посягательство было связано с насилием, опасным для жизни обороняющегося лица, либо с непосредственной угрозой такого насилия». В деле Шемберга только человек, заинтересованный в его исходе, может не согласиться с тем, что угроза жизни Шемберга со стороны нападавшего на него Миронова была реальной. При реальности такой угрозы Шемберг в соответствии с положениями ч. 1 ст. 20 и ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, которые гласят: «Каждый имеет право на жизнь; каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом», имел право действовать так, как он действовал. Упомянутые уже законы не только не запрещали Шембергу активно защищаться, но и прямо наделяли его этим правом. К тому же в ч. 3 ст. 37 УК подчеркнуто, что «право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица, независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения. Это право принадлежит лицу независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти».

В постановлении Пленума ВС СССР от 16 августа 1984 г. № 14 «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» подчеркивается: «Судам надлежит строго соблюдать требования закона, направленные на защиту представителей власти, работников правоохранительных органов, военизированной охраны и иных лиц, в связи с исполнением ими служебных обязанностей по пресечению общественно опасных посягательств и задержанию правонарушителей. Следует иметь в виду, что вышеуказанные лица не подлежат уголовной ответственности за вред, причиненный посягавшему или задерживаемому, если они действовали в соответствии с требованиями уставов, положений и иных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия» (п. 4 постановления…). Шемберг являлся именно таким лицом, т.е. работником военизированной охраны, несущим службу по охране особо охраняемого объекта и действовавшим на основании должностной инструкции и Федерального закона № 15 от 10 января 2003 г.

Миронов, повторяю, по образованию был юристом и поэтому прекрасно понимал, что его действия являются неправомерными и чрезвычайно опасными прежде всего для него самого. Наше русское снисхождение к лицам, находящимся в состоянии алкогольного опьянения, вроде того что «не надо было связываться с пьяным», «что с пьяного спрашивать», в данном случае неуместно. Состояние опьянения в соответствии с текущим законодательством не освобождает лицо от уголовной ответственности за содеянное и от административной ответственности за совершенное правонарушение. Как установлено материалами дела, в действиях Миронова были не только административные правонарушения, но и уголовно наказуемое деяние. Грубо говоря, Миронов нашел то, что искал. Безусловно, по-человечески жаль этого человека, который так бездумно распорядился не только своей жизнью, но и судьбой Шемберга. Однако при отправлении правосудия суд не вправе руководствоваться эмоциями и моральными критериями. Суд обязан быть беспристрастным, а в основе его решений должен быть только закон.

С учетом всех перечисленных доводов утверждаю, что в событиях 7 сентября 2004 г. Шемберг использовал свое право на необходимую оборону и ее пределы не превысил, а поэтому в его действиях отсутствует состав какого-либо преступления. В этой связи прошу, уважаемый суд, постановить в отношении Шемберга оправдательный приговор.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх