• 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • Оскар. Светский кот

    1

    Как-то вечером, в конце весны, когда мы с Хелен еще жили в квартирке под крышей Скелдейл-Хауса, из коридора далеко внизу донесся вопль Тристана:

    — Джим! Джим!

    Я выбежал на площадку и перегнулся через перила:

    — Что случилось, Трис?

    — Извини, Джим, но не мог бы ты спуститься на минуту? — Его обращенное вверх лицо было встревоженным.

    Я сбежал по длинным маршам, перепрыгивая через две ступеньки, и когда, немного запыхавшись, добрался до Тристана, он поманил меня за собой в операционную в дальнем конце коридора. Там у стола стояла девочка лет четырнадцати, придерживая свернутое одеяло, все в пятнах.

    — Кот! — сказал Тристан, откинув край одеяла, и я увидел крупного трехцветного кота. Вернее, он был бы крупным, если бы его кости были одеты нормальным покровом мышц и жира, но таз и ребра выпирали сквозь шерсть, и когда я провел ладонью по неподвижному телу, то ощутил только тонкий слой кожи.

    Тристан кашлянул:

    — Тут другое, Джим.

    Я с недоумением посмотрел на него. Против обыкновения, он был совершенно серьезен. Осторожно приподняв заднюю ногу, он передвинул кота так, что стал виден живот. Из глубокой раны наружу жутковатым клубком вывалились кишки. Я еще ошеломленно смотрел на них, когда девочка заговорила:

    — Я эту кошку увидела во дворе Браунов, когда уже совсем темно было. Я еще подумала, что она очень уж тощая и какая-то смирная. Нагнулась, чтобы ее погладить, и тут увидела, как ее изуродовали. Сбегала домой за одеялом и принесла ее к вам.

    — Молодчина, — сказал я. — А вы не знаете, чей это кот?

    Она покачала головой.

    — Нет. По-моему, он бродячий.

    — Да, похоже… — Я отвел глаза от страшной раны. — Вы ведь Марджори Симпсон?

    — Да.

    — А я хорошо знаю вашего отца. Он наш почтальон, верно?

    — Ага! — Она попыталась улыбнуться, но губы у нее дрожали. — Ну так я пойду. Вы его усыпите, чтобы он не мучился, правда? Ведь вылечить такое… такое нельзя?

    Я покачал головой. Глаза девочки наполнились слезами, она тихонько погладила тощий бок и быстро пошла к двери.

    — Еще раз спасибо, Марджори, — сказал я ей вслед. — И не тревожьтесь, мы сделаем для него все, что можно.

    Мы с Тристаном молча уставились на растерзанное животное. В ярком свете хирургической лампы было хорошо видно, что его буквально выпотрошили. Вывалившиеся кишки были все в грязи.

    — Как по-твоему, — спросил наконец Тристан, — его переехало колесом?

    — Может быть, — ответил я. — Но не обязательно. Попался в зубы большому псу, а то кто-нибудь пнул его или ткнул острой палкой.

    С кошками всякое бывает: ведь некоторые люди считают их законной добычей для любой жестокости.

    Тристан кивнул.

    — Ну да он все равно подыхал с голоду. От него один скелет остался. Его дом наверняка где-нибудь далеко.

    — Что же, — сказал я со вздохом. — Остается одно. Кишки ведь в нескольких местах порваны. Безнадежно.

    Тристан только тихонько засвистел, водя пальцем по пушистому горлу. И — невероятная вещь! — мы вдруг услышали слабое мурлыканье.

    — Господи, Джим! — Тристан поглядел на меня округлившимися глазами. — Ты слышишь?

    — Да… поразительно. Наверное, ласковый был кот.

    Тристан, низко наклонив голову, почесывал кота за ухом. Я догадывался, что он чувствует: хотя к нашим пациентам он относился словно бы с бодрым безразличием, обмануть меня ему не удавалось и я знал, что к кошкам он питает особую слабость. Даже теперь, когда мы оба разменяли седьмой десяток, он частенько описывает за кружкой пива проделки своего старого кота. Отношения между ними весьма типичны: оба немилосердно изводят друг друга, но связывает их самая нежная дружба.

    — Что делать, Трис, — сказал я мягко. — Другого выхода нет.

    Я потянулся за шприцем, но мне стало как-то неприятно втыкать иглу в это изуродованное тело, и я прикрыл голову кота краем одеяла.

    — Полей сюда эфиром, — сказал я. — Он уснет, и все.

    Тристан молча отвинтил крышку флакона с эфиром и поднял его. И тут из бесформенных складок снова донеслось мурлыканье. Оно становилось все громче, словно где-то вдали урчал мотоцикл.

    Тристан окаменел. Пальцы напряженно сжимали флакон, глаза уставились на одеяло, из которого доносились эти дружелюбные звуки.

    Потом он посмотрел на меня и сглотнул:

    — Рука не поднимается, Джим. Может, попробуем что-то сделать?

    — Убрать все это на место?

    — Да.

    — Но ведь кишки повреждены, кое-где это просто решето.

    — Так их же можно зашить, а?

    Я приподнял одеяло и вновь осмотрел рану.

    — Трис, я просто не знаю, с чего тут можно начать. И ведь кишки все в грязи.

    Он только молча смотрел на меня. Правда, особых убеждений мне не требовалось. Мне не больше Тристана хотелось заглушить эфиром это ласковое мурлыканье.

    — Ну ладно, — сказал я. — Попробуем.

    Голова кота скрылась под маской, побулькивал кислород, а мы промывали теплым физиологическим раствором выпавшие кишки. Но удалить все комочки присохшей грязи было попросту невозможно. Затем началась невероятно медленная штопка множества отверстий в маленьких кишочках, но я вновь с радостью убедился, насколько гибки пальцы Тристана: он орудовал небольшими круглыми иглами куда более ловко, чем я.

    Потрудившись так два часа и израсходовав ярды и ярды кетгута, мы наконец засыпали заштопанную брюшину сульфаниламидом и вложили клубок в брюшную полость. Когда я сшил мышцы и кожу, наш пациент обрел вполне благопристойный вид, но меня томило скверное чувство, словно, убирая комнату, я заметал мусор под ковер. Такие повреждения при такой загрязненности… Перитонита не избежать!

    — Во всяком случае, Трис, он жив, — сказал я, когда мы начали мыть инструменты. — Посадим его на сульфапиридин и будем надеяться на лучшее.

    Хотя антибиотиков тогда еще не существовало, это новое средство было значительным шагом вперед.

    Дверь открылась, и в нее заглянула Хелен.

    — Что-то ты долго, Джим… — Она подошла к столу и поглядела на спящего кота. — Бедняжка. И такой тощий!

    — Видела бы ты его, когда мы за него взялись! — Тристан отключил стерилизатор и завинтил кран анестезирующего аппарата. — Сейчас он выглядит много лучше.

    — А у него серьезные повреждения? — спросила Хелен, поглаживая пеструю шкурку.

    — Боюсь, что да, Хелен, — сказал я. — Мы сделали, что могли, но он вряд ли выкарабкается.

    — Жалко! Он ужасно симпатичный. Все лапки белые, а расцветка такая интересная. — Она провела пальцем по рыже-золотистым полоскам, просвечивавшим на серо-черном фоне.

    Тристан засмеялся:

    — В его родословной явно присутствует рыжий котище.

    Хелен улыбнулась, но как-то рассеянно и задумчиво. Потом быстро вышла из комнаты и вернулась с картонкой.

    — Да-да, — сказала она, что-то взвешивая. — Это ему для постели, а спать он будет у нас, Джим.

    — Ах так?

    — Но ему же требуется тепло, правда?

    — Конечно.

    Позже в сумраке нашей спальни я, засыпая, созерцал мирную сцену: по одну сторону камина — Сэм в своей корзинке, по другую — кот на подушке в картонке под теплым половичком.

    Бесспорно, было приятно сознавать, что мой пациент устроен так уютно, но, закрывая глаза, я подумал, что утром, возможно, все будет кончено.

    Когда я открыл их в половине восьмого, то понял, что кот еще жив, — моя жена уже встала и беседовала с ним. Я подошел к ним в пижаме, и мы с котом поглядели друг на друга. Я почесал ему горло, а он открыл рот и испустил хрипловатое «мяу!» Но при этом не шевельнулся.

    — Хелен, — сказал я. — У него в животе все держится только на кетгуте. По меньшей мере неделю он должен питаться исключительно жидкостями, хотя, вероятно, и при этом ему все равно не вытянуть. Если он останется здесь, тебе придется поить его молочком с ложечки чуть ли не каждый час.

    — Ладно, ладно… — Она снова погрузилась в задумчивость.

    И все следующие дни она действительно то и дело поила его с ложечки, но не только молоком. Через регулярные промежутки ему в глотку лился мясной экстракт, костный бульон и всевозможные детские смеси. Как-то, вернувшись пообедать, я застал Хелен на коленях перед картонкой.

    — Мы назовем его Оскаром! — объявила она.

    — Он что — останется у нас?

    — Да.

    Я люблю кошек, однако в нашей тесной квартирке мы уже держали собаку, и мне представились разнообразные будущие трудности. Но я спросил только:

    — А почему, собственно, Оскаром?

    — Не знаю. — Хелен уронила несколько капель мясного соуса на красный язычок и внимательно смотрела, как кот глотает их.

    В женщинах меня пленяет, в частности, их загадочность, их непостижимая логика, а потому я не стал спрашивать дальше. Но ход событий меня вполне удовлетворял. Я все еще давал коту сульфапиридин каждые шесть часов, а утром и вечером измерял ему температуру, по-прежнему ожидая, что она вот-вот стремительно подскочит, начнется рвота и напряженная брюшная стенка неумолимо возвестит о перитоните. Однако ничего подобного так и не произошло.

    Казалось, инстинкт подсказал Оскару, что ему следует двигаться как можно меньше: во всяком случае, день за днем он лежал абсолютно неподвижно, поглядывал на нас… и мурлыкал.

    Его мурлыканье прочно вошло в нашу жизнь, и, когда в конце концов он покинул свое ложе, прошествовал в нашу кухоньку и продегустировал обед Сэма, состоявший из мясных обрезков с сухарями, это была триумфальная минута. Я не стал портить ее опасениями, не слишком ли рано он перешел на твердую пищу. Ему виднее, про себя решил я.

    С этой минуты было уже чистым наслаждением наблюдать, как тощее мохнатое пугало толстеет и наливается силой. Кот ел, ел, ел и, по мере того как плоть нарастала на его костях, черные и золотые полосы уже глянцевитой шкурки становились все ярче. Мы оказались владельцами удивительно красивого кота.

    Когда Оскар совсем выздоровел, Тристан стал нашим постоянным гостем. Возможно, он считал — с полным на то правом, — что жизнью Оскар в первую очередь был обязан ему, а не мне, и часами играл с ним. Больше всего он любил тихонько выдвигать ногу из-под стола и тут же отдергивать, прежде чем кот успевал в нее вцепиться.

    Оскар (и его можно понять!) сердился на такое поддразнивание, однако он сумел показать характер: устроил однажды вечером засаду на Тристана и ловко укусил его за лодыжку, прежде чем тот вновь принялся за свои штучки.

    На мой взгляд, Оскар очень украсил наш семейный очаг. С Сэмом они стали такими друзьями, что водой не разольешь. Хелен его просто обожала, а я, возвращаясь вечером домой, каждый раз думал, что умывающаяся у огня кошка придает комнате особый уют.

    2

    Оскар уже несколько недель был признанным членом нашей семьи, но затем Хелен как-то встретила меня на пороге, расстроенная чуть не до слез.

    — Что случилось? — спросил я.

    — Оскар… он исчез…

    — Как так — исчез?

    — Джим, по-моему, он убежал!

    — С какой стати? — Я посмотрел на нее с недоумением. — Он же часто в сумерках спускается в сад. Ты уверена, что его там нет?

    — Совершенно уверена. Я обыскала весь сад, а заодно и двор. И по улицам ходила. Ты вспомни… — У нее задрожали губы. — Он ведь уже убежал от кого-то.

    Я взглянул на часы:

    — Почти десять. Да, странно. В такое время ему следует быть дома.

    Я еще не договорил, когда внизу раздался звонок. Я кубарем скатился с лестницы, галопом обогнул угол коридора и увидел за стеклом миссис Хеслингтон, жену нашего священника. Я распахнул дверь — в ее объятиях покоился Оскар.

    — Это ведь ваш котик, мистер Хэрриот? — спросила она.

    — Да-да, миссис Хеслингтон. Где вы его нашли?

    Она улыбнулась:

    — Видите ли, это даже как-то удивительно. У нас было собрание Материнского союза, и мы вдруг заметили, что ваш котик сидит в комнате и слушает.

    — Он просто сидел?..

    — Да. Но так, словно слушал нашу беседу с большим интересом. Поразительно! Когда собрание кончилось, я решила отнести его к вам.

    — Огромное спасибо, миссис Хеслингтон! — Я выхватил у нее Оскара и зажал его под мышкой. — Моя жена совсем расстроилась. Она уж думала, что он пропал.

    Почему вдруг Оскар взял да и ушел? Однако всю следующую неделю он вел себя совершенно так же, как прежде, и мы перестали раздумывать над этой маленькой загадкой. Затем как-то вечером клиент, который привел собаку для противочумной прививки, оставил входную дверь открытой. Когда я поднялся к себе, выяснилось, что Оскар снова исчез. На этот раз мы с Хелен обегали рыночную площадь и все прилегающие проулки, но вернулись домой с пустыми руками и в очень унылом настроении. Было уже без малого одиннадцать, и мы решили ложиться спать, но тут в дверь позвонили.

    И я опять увидел Оскара — но уже на округлом брюшке Джека Ньюболда. Джек прислонялся к косяку, и в струе лившегося в дверь душистого ночного воздуха явственно ощущались пивные пары.

    Джек служил садовником в богатом особняке. Деликатно икнув, он улыбнулся мне широченной благожелательной улыбкой:

    — Вот принес вашего котищу, мистер Хэрриот.

    — Ну спасибо, Джек! — сказал я, сгребая Оскара в охапку. — А где вы его нашли?

    — По правде сказать, это он меня нашел.

    — То есть как?

    Джек на мгновение смежил веки, а потом заговорил четко и раздельно:

    — Нынче вечер был особый, мистер Хэрриот. Вы же знаете. Чемпионат по метанию дротиков. Ребята, значит, собрались в «Собаке и дробовике» — видимо-невидимо их там собралось. Одно слово — чемпионат.

    — И наш кот был там?

    — Ага. Был. Сидел с ребятами. Весь вечер так с нами и просидел.

    — Просто сидел?

    — Во-во! — Джек испустил смешок. — Можно сказать праздновал. Я сам дал ему капельку наилучшего портера из моей собственной кружки. А он-то только что не начал дротики метать, право слово. Всем котам котище. — Он снова засмеялся.

    Поднимаясь с Оскаром по лестнице, я размышлял. В чем тут дело? Эти неожиданные побеги из дома расстраивали Хелен, и я чувствовал, что скоро они начнут действовать на нервы и мне.

    Ждать следующего исчезновения пришлось недолго. На четвертый вечер Оскар снова пропал. Но мы с Хелен уже не бросились искать его, а просто ждали.

    На этот раз он вернулся раньше. В дверь позвонили еще до девяти. Сквозь стекло в коридор заглядывала старушка мисс Симпсон. Но Оскара у нее на руках не было — он крутился на половичке, ожидая, когда ему откроют.

    Мисс Симпсон с интересом следила, как он прошествовал по коридору и свернул за угол к лестнице.

    — Вот и хорошо! Я так рада, что он благополучно вернулся домой! Я знала, что это ваш кот, и весь вечер наблюдала за ним.

    — Но где…

    — Ах да! В Женском клубе. Он пришел вскоре после начала и оставался до самого конца.

    — Неужели? А что было в программе вашего вечера, мисс Симпсон?

    — Ну, сначала мы обсуждали кое-какие текущие дела, потом мистер Уолтерс из водопроводной компании прочел небольшую лекцию с диапозитивами, а в заключение мы провели конкурс на лучший домашний пирог.

    — Так-так… И что же делал Оскар?

    Она засмеялась:

    — Вращался среди гостей, как будто с большим удовольствием смотрел диапозитивы и проявил заметный интерес к пирогам.

    — Вот как! И вы его сюда не принесли?

    — Нет. Он нашел дорогу сам. А я, как вы знаете, прохожу мимо вашего дома и просто позвонила, чтобы предупредить вас, что он явился.

    — Весьма вам обязан, мисс Симпсон. Мы немножко тревожились.

    Я взлетел по лестнице, поставив рекорд. Хелен сидела, поглаживая Оскара, и удивленно на меня посмотрела.

    — А я разгадал Оскара!

    — Разгадал?

    — Я знаю, почему он уходит по вечерам. Он вовсе не убегает, а наносит визиты!

    — Какие визиты?

    — Вот именно! — объявил я. — Как ты не понимаешь! Ему нравятся новые знакомства, он любит бывать с людьми, особенно в больших компаниях, — ему интересно, чем они занимаются. Прирожденная душа общества.

    Хелен поглядела на симпатичный меховой клубок у себя на коленях.

    — Ну конечно же! Он… как это?.. Фланер!

    — Ага! Любитель вращаться в высшем обществе.

    — Светский кот!

    Мы расхохотались, а Оскар сел и уставился на нас с явным удивлением. Его громкое мурлыканье вплелось в наш смех. Смеялись мы еще и от облегчения: с тех пор как наш кот повадился исчезать по вечерам, нас мучили опасения, что он уйдет насовсем. Но теперь они рассеялись.

    С того вечера радость, которую он нам доставлял, еще увеличилась. Было очень интересно наблюдать, как раскрывается эта черта его характера. Свои светские обходы он совершал с большой аккуратностью и принимал участие почти во всех событиях общественной жизни города. Он стал завсегдатаем карточных турниров, дешевых распродаж, школьных концертов и благотворительных базаров. И всюду встречал самый благожелательный прием — кроме заседаний местного сельскохозяйственного совета, откуда его дважды изгоняли: по-видимому, членам совета не нравилось, что в их дискуссиях принимает участие кошка.

    Сперва меня пугала мысль, что он попадет под машину, но, последив за ним, я убедился, что он всегда смотрит направо, потом налево и лишь потом изящно перебегает через мостовую. Мне стало ясно, что он прекрасно чувствует уличное движение и, следовательно, искалечил его тогда не грузовик и не мотоцикл.

    Впрочем, даже это обернулось к лучшему — мы с Хелен считали, что судьба, подарив нам таким образом Оскара, действовала во благо. Он привнес в нашу семейную жизнь что-то важное и сделал ее еще счастливее.

    3

    И когда разразилась катастрофа, мы никак не были к ней подготовлены.

    Мой рабочий день подходил к концу, и, выглянув в приемную, я увидел, что там сидят только два мальчугана и средних лет мужчина.

    — Следующий, пожалуйста, — сказал я.

    Мужчина встал. У него не было с собой никакого животного. Взглянув на его выдубленное непогодой лицо, я решил, что это работник с какой-нибудь фермы.

    — Мистер Хэрриот? — спросил он, нервно крутя в руках кепку.

    — Да. Чем я могу быть вам полезен?

    Он сглотнул и посмотрел мне прямо в глаза.

    — Кот мой у вас…

    — Что-что?

    — Кот у меня пропал… — Он откашлялся. — Мы прежде жили в Мисдоне, а потом я устроился к мистеру Хорну в Уидерли поля пахать. Вот как мы переехали, кот и пропал. Старый дом пошел искать, я так думаю.

    — Но Уидерли ведь за Бротоном… В тридцати милях отсюда.

    — Это так. Да ведь с кошками не угадаешь.

    — Но почему вы решили, что он у меня?

    Он снова покрутил кепку.

    — У меня тут родственник проживает. Так я от него слышал, что тут один кот по всяким собраниям повадился ходить. Ну я и приехал. Мы же его где только не искали…

    — А скажите, этот ваш кот, как он выглядел? — спросил я.

    — Серый с черным и вроде бы рыжий. Хороший такой кот. И где народ ни соберется, он уж тут как тут.

    Ледяная рука сжала мне сердце.

    — Ну пойдемте ко мне. И мальчики тоже.

    Хелен укладывала уголь в камине.

    — Хелен, — сказал я, — это мистер… Извините, я не знаю, как вас зовут.

    — Гиббонс, Сеп Гиббонс. Крестили меня Септимус, потому что я в семье седьмым был. Вроде бы и нам без Септимуса не обойтись: шестеро-то у нас уже есть. Эти двое — младшенькие.

    Мальчики, явные близнецы лет восьми, глядели на нас серьезно и выжидательно.

    Если бы хоть сердце у меня не так колотилось!

    — Мистер Гиббонс думает, что Оскар — его кот. Он у них потерялся некоторое время назад.

    Моя жена положила совок.

    — А… да-да. — Она постояла, а потом сказала со слабой улыбкой. — Садитесь, пожалуйста. Оскар на кухне. Я его сейчас принесу.

    Через минуту она вернулась с котом на руках. Едва она показалась в дверях, как мальчуганы закричали наперебой:

    — Тигр! Это Тигр! Тигр!

    Лицо их отца словно осветилось изнутри. Он быстро прошел через комнату и нежно провел заскорузлой ладонью по пестрому меху.

    — Здорово, малый! — сказал он и обернулся ко мне с сияющей улыбкой: — Это он, мистер Хэрриот. Он самый. А выглядит-то как!

    — Вы его звали Тигром? — спросил я.

    — Ага, — ответил он радостно. — Из-за рыжих полосок. Это ребята его так прозвали. Просто извелись, как он пропал.

    Тут мальчуганы повалились на пол, а Оскар прыгнул к ним и, восторженно мурлыча, принялся игриво бить их лапами.

    Сеп Гиббонс снова опустился на стул.

    — Вот так он с ними всегда играл. Возились на полу целыми днями. Очень мы без него скучали. Такой кот хороший.

    Я взглянул на обломанные ногти, царапающие кепку, на простое открытое честное лицо одного из тех йоркширских тружеников, которые внушали мне неизменную симпатию и уважение. Работники вроде него получали в те дни тридцать шиллингов в неделю, что яснее ясного подтверждали залатанная куртка, потрескавшиеся, хотя и начищенные, сапоги и одежда мальчиков, которую они явно донашивали после старших братьев.

    Но все трое выглядели чистыми и умытыми; волосы мальчиков были тщательно расчесаны и приглажены. Хорошая семья, подумал я, не зная, что сказать.

    За меня это сказала Хелен:

    — Так что же, мистер Гиббонс! — Тон ее был неестественно бодрым. — Конечно, берите его.

    Он нерешительно спросил:

    — А вы-то как, миссис Хэрриот?

    — Ничего… Он же ваш.

    — Да ведь говорят, раз нашел, так и твои. По закону вроде бы. Мы ведь пришли не затем, чтобы его назад требовать или там…

    — Да-да, конечно. Я понимаю, мистер Гиббонс. Но ведь он у вас вырос, и вы его столько времени искали. Не можем же мы его у вас отнять.

    Он быстро кивнул.

    — Большое вам спасибо. — Он помолчал, сосредоточенно хмурясь, потом нагнулся и подхватил Оскара на руки. — Ну, нам пора, а то опоздаем на восьмичасовой автобус.

    Хелен взяла мордочку Оскара в ладони и несколько секунд смотрела на него. Потом погладила мальчиков по голове.

    — Вы ведь будете о нем хорошо заботиться?

    — Да, миссис, спасибо. Вы не беспокойтесь! — Они поглядели на нее и заулыбались.

    — Я вас провожу, мистер Гиббонс, — сказал я.

    Пока мы спускались по лестнице, я щекотал пушистую скулу, прижимавшуюся к широкому плечу, и в последний раз слушал басистое мурлыканье. В дверях я пожал Гиббонсу руку, и они пошли по улице. На углу они остановились и помахали мне. А я помахал им — мужчине, двум мальчикам и коту, который глядел на меня через плечо прежнего хозяина.

    В ту пору моей жизни я взлетал по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, но на этот раз я поднимался по ней, еле волоча ноги, как старик. Горло у меня сжималось, глаза пощипывало.

    Выругав себя сентиментальным дураком, я с облегчением подумал, что Хелен приняла случившееся на редкость хорошо. Ведь она выходила этого кота, горячо к нему привязалась, и, казалось бы, такой непредвиденный удар должен был страшно ее расстроить. Но нет, она вела себя в высшей степени спокойно и разумно. Конечно, с женщинами никогда не угадаешь, но все-таки легче…

    Значит, и мне нужно взять себя в руки. Изобразив на лице подобие бодрой улыбки, я твердым шагом вошел в комнату.

    Хелен сидела, прижав лицо к столу, одной рукой обхватив голову, другую бессильно протянув перед собой. Ее тело сотрясалось от отчаянных рыданий.

    Я впервые видел ее такой и, совершенно растерявшись, забормотал какие-то утешения, но рыдания не стихали.

    Я беспомощно придвинул стул к столу и начал поглаживать ее по голове. Возможно, я и нашел бы что сказать, но только на душе у меня было так же скверно.

    4

    Но все проходит. Ведь Оскар жив и не потерялся, убеждали мы друг друга, а просто поселился у добрых людей, которые будут хорошо о нем заботиться. Собственно говоря, он вернулся домой.

    И ведь нам остался наш любимый Сэм. Правда, в первые дни утешения от него было мало: он все время тоскливо обнюхивал место, где прежде лежала подстилка Оскара, а затем опускался на коврик с унылым вздохом.

    А у меня зрел план, который я собирался сообщить Хелен в надлежащую минуту. Примерно месяц спустя после этого рокового вечера мы в мой свободный день поехали в Бротон посмотреть новый фильм. После конца сеанса я поглядел на часы.

    — Еще только восемь. — Сказал я. — Может быть, навестим Оскара?

    Хелен удивленно на меня посмотрела:

    — Ты хочешь поехать в Уидерли?

    — Да. Это же всего пять миль.

    Она нерешительно улыбнулась:

    — Как бы хорошо! Но ты не думаешь, что им будет неприятно?

    — Гиббонсам? Конечно, нет. Так поехали?

    Уидерли — большая деревня, и домик Гиббонса находился в дальнем ее конце, за методистской молельней. Я открыл калитку, и мы прошли по дорожке к двери.

    На мой стук ее отворила невысокая женщина, вытиравшая руки грубым полотенцем.

    — Миссис Гиббонс? — спросил я.

    — Да.

    — А я — Джеймс Хэрриот. И вот моя жена.

    Она ответила мне недоуменным взглядом. Наша фамилия ей явно ничего не сказала.

    — У нас некоторое время жил ваш кот, — добавил я.

    Она вдруг широко улыбнулась и махнула полотенцем.

    — Ну да, конечно! Сеп же мне про вас говорил. Да входите, входите!

    Большая кухня, она же гостиная, красноречиво повествовала о жизни на тридцать шиллингов в неделю с шестью детьми. Видавшая виды мебель, штопаное-перештопаное белье на веревке под самым потолком, прокопченная плита и неописуемый беспорядок.

    Сеп встал со стула у огня, положил газету, снял очки в стальной оправе и потряс нам руки.

    Он усадил Хелен в продавленное кресло.

    — Очень приятно опять с вами свидеться. Я про вас хозяйке частенько рассказывал.

    Его супруга подхватила, вешая полотенце:

    — Верно! А вот теперь я с вами и познакомилась! Сейчас поставлю чайку.

    Она засмеялась и унесла в угол ведро с мутной водой.

    — Вот отстирываю футболки. Мальчишки взяли да и подсунули их мне. Будто у меня других дел нет!

    Пока она наливала воду в чайник, я украдкой оглядывал кухню и Хелен тоже косилась по сторонам. Но тщетно. Никаких признаков кота обнаружить нам не удавалось. Неужели он опять сбежал? С нарастающей тревогой и растерянностью я вдруг сообразил, что мой заветный план может привести к совсем обратным результатам. Но коснуться жгучей темы я решился, только когда чай был заварен и разлит по чашкам.

    — А как… — спросил я робко, — как поживает… э… Тигр?

    — Лучше некуда, — бодро ответила миссис Гиббонс и взглянула на часы, украшавшие каминную полку. — Он вот-вот вернется, тогда сами посмотрите.

    Не успела она договорить, как Сеп поднял палец:

    — По-моему, уже заявился.

    Он направился к двери, открыл ее, и наш Оскар переступил порог со всем своим величавым изяществом. Увидев Хелен, он мигом вспрыгнул ей на колени. Она радостно вскрикнула, поставила чашку и принялась гладить пестрый мех, а кот под ее ладонью выгнул спину и кухню огласило знакомое мурлыканье.

    — Он меня узнал! — шептала Хелен. — Он меня узнал!

    Сеп радостно закивал.

    — А как же! Вы ведь его вызволили из беды. Он вас никогда не забудет. И мы тоже, верно, мать?

    — Да уж само собой, миссис Хэрриот, — ответила его жена, намазывая маслом ломтик имбирной коврижки. — Вы же такое доброе дело для нас сделали! Обязательно к нам заглядывайте, как еще будете в наших краях.

    — Спасибо, — ответил я. — Непременно. Мы часто бываем в Бротоне.

    Я нагнулся, почесал Оскару шею и опять обернулся к миссис Гиббонс:

    — Кстати, ведь уже десятый час. Где он пропадал весь вечер?

    Она перестала намазывать коврижку и уставилась в одну точку:

    — Погодите, дайте сообразить. Нынче же четверг, верно? Значит, йогой занимался, не иначе.







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх