Джойс Стренгер

Сирра и 700 ягнят

Плетка со свистом ударила раз, другой, третий. Собака скулила. Этот мучительный звук заставил Джеймса Хогга, табунщика, остановиться. Он обернулся и крикнул.

Погонщик скота был крупным мужчиной с угрюмым лицом и тяжелыми кулаками. Даже трезвый, он был отвратительным субъектом, а теперь еще был пьян и всю свою злобу вымещал на собаке бордер-колли, стерегущей стадо. Черно-белая шерсть колли вся была заляпана грязью, собака была очень худа. Она скалила зубы и рычала на погонщика, избивающего ее. Наконец тот ударил собаку ногой.

Джеймс Хогг уже много лет служил табунщиком на ферме Эттрика, и его имя имело добрую славу. Его стихи в будущем сделают его знаменитым, но пока они служили только развлечением для посетителей кабака, подносящих ему в качестве платы дармовую кружку пива. Кроме того, Джеймс Хогг был известен своей справедливостью и умением обращаться с овцами и собаками. Фермеры, у которых были менее способные помощники, завидовали Эттрику. Хогг умел обучить самого глупого пса, и поэтому многие присылали ему своих собак на воспитание.

Хогг смотрел на собаку погонщика. Ее ноги были покрыты шрамами, на теле во многих местах видны следы плетки, на бедре длинная гноящаяся рана. У табунщика был верный глаз, он видел породность собаки. Она была сокровищем, несмотря на грязь и изможденный вид. На конце замызганной веревки плелась собака, полная внутреннего достоинства.

С Джоном Май Кайем, погонщиком из Глазго, лучше было не связываться, но Хогг не стерпел жестокого обращения с животным. Он подошел к погонщику. Собака почувствовала сострадание подошедшего человека, она скулила и дергала поводок.

— Я куплю у вас собаку, — сказал Хогг. Погонщик уставился на табунщика, убежденный, что тот свихнулся. Собака не стоила и копейки — живая или мертвая. Но если этот дурень захотел заплатить, значит, имел в кармане больше, чем нужно на одну кружку пива. Собака была одно мучение и чума. Завтра же он сможет получить другую, способную помочь ему в перегоне скота. Ему все надоело — мучение, грязь, кровати, кабаки с клопами, улица. Вот когда он разбогатеет и заимеет собственный выезд… Винные пары подстегивали его фантазию. Он кинул веревку табунщику.

— Забирайте проклятую псину. Она не благодарна, я ее ненавижу, — погонщик взял полкроны, теперь совершенно убежденный в том, что табунщик сошел с ума.

К вечернему отчету у хозяина Хогг взял собаку с собой. Это была самая уродливая животина, когда-либо виденная фермером. Правда, в ней чувствовалась хорошая порода, но длинные худые ноги и гноящиеся раны выглядели отвратительно, а в шерсти копошились вши и блохи.

— Убери эту скотину, — сказал фермер брезгливо, — только дурачок мог купить такую псину. Я от тебя ожидал большего.

Хогг не ответил. Собака была уже три часа его собственностью, и он был потрясен ее умом. Воспаленные глаза собаки глядели дружелюбно и умно. Проходя мимо овцы, она повернула голову и осмотрелась. Это была добротная собака. Не обыкновенное животное, а собака, которая запоминается сразу, которая встречается раз в жизни — товарищ, лучше всех собак на свете. Хогг назвал ее Сирра. Он взял ее домой, вымыл ей лапы, дал глистогонное средство и накормил отдельно от других собак, потому что она была очень голодна. Сирра стала медленно поправляться.

Маленького роста, кареглазый, с темной кожей, выдубленной временем, проведенным на воздухе с овцами, Хогг как будто родился табунщиком. Он любил свою работу, любил пасти и гонять овец, любил стрижку, рождение молодняка. Больше всего ему нравилось выхаживать сирот, и он был счастлив, если находил суку, принимающую ягненка-сироту, или старую корову, которой безразлично, какое крохотное существо сосет ее вымя. Хогг постоянно воевал с воронами, орлами, лисами и куницами, способными напасть на больную овцу. Он воспитывал своих собак помощниками.

— Место, собачка, — и собака легла, не шелохнувшись, как птенец фазана при виде коршуна. Сирра хорошо поддавалась дрессировке. Такое у Хогга случилось впервые. Он работал с ней втайне от глаз и насмешек рабочих фермы, которые называли собаку дохляком и доходягой, но ни собака, ни табунщик не обращали на их выпады никакого внимания. Сирра быстро все поняла и следовала за хозяином по пятам.

Очень скоро мужчины в этой глухой провинции заговорили о Сирре как о чуде. Страна, где они жили, была бедная, гористая, скалистая, пастбища скудные, трава жухлая. Полудикие овцы бродили где попало, залезали на скалы, и ягнята всегда были в опасности. Однажды ягнята забрались на островок посредине реки, но обратно прыгнуть боялись. Воздух был наполнен блеянием ягнят, а Сирра лаяла, просила людей помочь.

Сирра научилась хорошо ориентироваться в горах. Она знала, где укрываются овцы от непогоды, куда хорошая овца прячет своего ягненка, где коричневая овца пасется высоко в горах и где снежные заносы могут загородить ей обратный путь. Собака жила только для своего хозяина.

Сирра была умной собакой. Она могла работать одна, без сигнала табунщика. Люди были убеждены, что они умеют обмениваться мыслями без слов. Однажды Сирра выкопала из-под снега коричневую матку и повела надежным путем обратно к стаду. Без нее овца погибла бы.

Весной, когда Сирре минуло 4 года, Хогг и мальчик-ученик пасли овец в горах — 700 красивых молодых животных, готовых к продаже, которая принесет фермеру маленькое состояние. Хогг осматривал их с удовольствием. В отличие от матерей они шли плотно друг к другу. Сирра шла сзади и старалась держать их всех вместе. Хогг насвистывал, мальчик жевал яблоко.

День был дурной. Толстые желтые облака, спрятанные за высокими горами, предсказывали снег. Хогг покрепче закутался плащом. Он был уже не молод и страдал ревматизмом. Сегодня болели все кости и намечался насморк. Слава богу, у него была Сирра — бесценный помощник! Опустив головы против ветра, овцы медленно плелись вперед. «Нам нужно сделать привал в углублении между скалами», — сказал Хогг. Ему пришлось кричать из-за сильного ветра. Мальчик понял и кивнул головой. Там, в углублении, можно укрыть молодняк, а рядом есть шалаш для ночевки. Они разведут костер и погреются, дров вдоволь, они разогреют суп из бидона. Мальчик дул на озябшие руки и мечтал об отдыхе и еде.

Ягнята капризничали и издевались над собакой. Сирра беспрестанно кружила вокруг них. Хогг давно уже перестал приказывать собаке: она сама знала, что надо делать. Небо над ними становилось все темнее, приближалась страшная непогода, завывал ветер. Быстро двигались мужчина и мальчик по мокрой траве. Внезапный раскат грома заставил их вздрогнуть. Ягнята в страхе разбежались — эхо обрушилось со всех сторон, отразившись от гор. В одно мгновение сделалось темно и начался снегопад. Снег прилипал к замерзшим телам. Это было похоже на конец света. Абсолютная темнота. Ягнята исчезли, будто их и не было. Хогг смотрел на побледневшего мальчика. Один бог знает, что теперь скажет хозяин. Растерянные ягнята в горах, где ямы, скалы, обледенелые выступы и снег. Сирра носилась как безумная. Она пыталась окружить овец, но безуспешно. С поджатым хвостом и грустными глазами она вернулась. В голосе Хогга была безнадежность. «Сирра, — сказал он, глядя на собаку, — Сирра! Это конец для тебя, меня и мальчика. Это уж точно». Сирра неуверенно виляла хвостом. Мальчик дрожал от холода и страха. Старик фермер был справедлив, но для него это была слишком большая потеря. Никогда еще ни один табунщик не терял овец всех сразу. Реакция была непредсказуемой.

«Мы ничего не можем сделать», — думал Хогг, но это было небольшим утешением… Если им повезет, они найдут шалаш. Он свистнул собаке. Сирра не пришла. Он засвистел еще раз, закричал. Ответом ему было эхо и дикое завывание ветра. Потеря собаки была так же страшна, как и пропажа овец. Хогг был расстроен и убежден, что Сирра убежала навсегда из страха перед наказанием. Он и мальчик боялись вернуться на ферму. Они провели мокрую, безнадежную ночь, в темноте шлепали через болото и лужи, лишь несколько звезд светилось на небе среди рваных облаков. Они искали следы овец, но их не было.

700 молодых ягнят — до стрижки единственный доход фермера — испарились, как облачко на летнем небе. «Сохрани нас бог, если мы не найдем их», — сказал Хогг. Мальчик молчал. От страха у него пересохло в горле. Старик фермер будет бесноваться от злости. Они тащились дальше, как побитые. И самое ужасное: без собаки нет никакой надежды даже утром собрать стадо. Один бог знал, куда разбежались обезумевшие животные в такую страшную ночь. Кругом только горы, и нет заборов, которые их удержат. Люди не смели позволить себе отдых. Они искали без перерыва, и только слабое мерцание звезд помогало им. От усталости и слабости мальчик заплакал. Хогг задумался, хватит ли у него смелости появиться перед хозяином. Может быть, самое лучшее — собраться и уйти? Но это тоже не решение.

Не слышно голоса ни одного ягненка. И нет следов на жестком каменном грунте. Земляные участки были покрыты снегом. Мальчик так устал, что ему трудно было идти дальше. Хогг подул на озябшие руки, он чувствовал себя разбитым. «Придется идти домой и все рассказать», — наконец проговорил он. На востоке чуть посветлело. Облачное небо обещало дальнейший снегопад. Слабый снег не мог поднять им настроение. Вокруг них — безнадежная пустота. Нигде ничего не шевелилось. Ягнята, наверное, далеко убежали. Над низиной кричали птицы. Журавль медленно летел над их головами к близкому ручью, где водилась форель и в зарослях прятались лягушки. Мальчик прислушался: «Стойте! — Глаза его блестели, он схватил Хогга за руку. — Да слушайте же!». Они слушали, смотрели друг на друга и не могли поверить.

Сирра работала всю ночь. Она видела убегающих ягнят и ослушалась приказа. Хогг мог бы звать ее бесконечно, но она не послушалась, она знала свою работу. Она всю ночь гонялась за ягнятами, окружала их и загнала большую часть в глубокое ущелье. Здесь они копошились, не смея вылезти. Кругом, все время ходили кругом, пока собака выбегала на поиски остальных. Одних она разыскала у скалы над водопадом, других пригнала по узкому мостику. Она работала всю длинную ночь и только сейчас, перед рассветом, нашла, наконец, последнего ягненка. Все были тут. Ни одного не пропало. Она работала до тех пор, пока слышалось жалобное блеяние ягнят в горах, пока не образовалось одно огромное стадо внизу, в ущелье. Только тогда она начала лаять, взывать о помощи, звать хозяина.

Хогг и мальчик услышали ее. Собака сильно устала, но продолжала лаять. Она говорила табунщику, что ягнята все здесь, в безопасности, пусть он приходит и заберет их. «Сирра!» — закричал Хогг и, забыв об усталости, побежал. Кроме лая были слышны и голоса овец. Мальчик тоже побежал. Лай звучал из глубокого ущелья. Там, почти охрипшая, лежала Сирра около собранного ею стада. Мужчина и мальчик не верили своим глазам.

Мальчик побежал на ферму за второй собакой. Хогг полез в ущелье. Сирра, обессиленная, еле махала хвостом и лизала руку хозяину. Хогг отдал ей два бутерброда, которые в эту ужасную ночь не смог съесть сам. Мальчик вернулся с двумя мужчинами и двумя собаками. Вместе пересчитали ягнят. Все были здесь, и ни одного раненого. 700 ягнят собраны! А вокруг протоптана дорожка. Протоптана ночью собакой, когда она делала бесконечные круги вокруг ягнят, собирая их.

Другая собака повела ягнят домой. Хогг шел сзади. Уставший, но довольный, с высоко поднятой головой он нес на руках свою собаку. Псина погонщика, полудикий щенок, из сострадания купленный за несколько монет, сторицей отплатил своему хозяину.

С этого дня она стала легендой. И до сегодняшнего дня нет большей чести для бордер-колли, чем сравнение его с Сиррой.