Не всякую дозорную тропу разглядишь в густых зарослях камыша или тальника, но все они были четко обозначены на карте, что висела в маленьком, уютном кабинете начальника заставы Михаила Яковлевича Усанова. Карта охраняемого участка, как правило, была прикрыта полотняной занавеской, и ни один человек на заставе без ведома Усанова не имел права ее открывать.

Утром дежурный передал мне приказ явиться в кабинет Усанова. В этот ранний час карта была открыта, и начальник заставы водил по ней карандашом, отмечая квадрат за квадратом. Обернувшись, он приветливо со мной поздоровался, осведомился о моем самочувствии и о том, в порядке ли Ингус, которого подранили в одной из стычек с нарушителями. Я ответил, что оба мы в полном порядке. Командир удовлетворенно кивнул, но выражение обеспокоенности не исчезло с его лица. Заметив мой внимательный взгляд, Усанов улыбнулся, бросил на стол карандаш и сказал:

— Сегодня на вас будет возложено дело, связанное с дополнительной нагрузкой, — взгляд его посуровел. — По имеющимся данным, завтра или послезавтра, в ночь, ожидается прорыв через границу группы Рыжего. Личность известная. Известно и то, что для прорыва группа облюбовала участок нашей и соседней застав. Какие будут соображения?

Не столько для того, чтобы освежить в памяти, сколько для того, чтобы сосредоточиться, я, квадрат за квадратом, разглядывал карту. О бандите по кличке Рыжий я, как и все на заставе, был наслышан. Бывший белогвардеец, из отчаянных и ожесточившихся, завербован японской разведкой, хитер и коварен, работает «под ширмой» контрабандиста, но главная его цель — диверсии и шпионаж. Выбор направления для прорыва не случаен. Места эти Рыжему знакомы не только по карте. Его привлекает близость железнодорожной станции. Маршрутов к ней ведет несколько, а наиболее предпочтительный…

— По-моему, он пойдет у нас на левом фланге, на стыке с соседней заставой, — сказал я. — По кабаньей тропе.

— Почему по кабаньей? — спросил начальник заставы.

— Там такие заросли, что можно и днем пробраться незамеченным. А дальше места заселенные, хоженые. Где много народу ходит, там легче следы запутать и оторваться от погони. Я так считаю.

Внимательно меня выслушав, Усанов вздохнул с облегчением, улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, наши мнения совпадают. Перекроем все вероятные направления, а вы возглавите усиленный наряд на кабаньей тропе. Что бы ни случилось, Рыжего нужно взять живым. Нам необходимо выяснить его связи, выявить агентов, которые работают у нас в тылу. Брать Рыжего придется вам. Об этом я позабочусь.

Усанов был опытнейшим командиром. Он прошел хорошую школу на одной из таежных застав в Забайкалье; повадки и уловки нарушителей, особенно контрабандистов, изучил до тонкостей. Участок нашей заставы никто так не знал, как он. Поэтому я и не удивился, когда Михаил Яковлевич с такой уверенностью пообещал мне встречу с Рыжим.

Начальник заставы знал, что нарушители будут в течение нескольких дней наблюдать за нашим участком, выявляя систему его охраны, нащупывая уязвимое место. На все вероятные направления прорыва, кроме кабаньей тропы, он каждые сутки высылал по нескольку пограничных нарядов, и каждый наряд по его заданию чем-нибудь себя обнаруживал. Этим нехитрым, но тонко использованным приемом он буквально вынудил группу Рыжего идти по кабаньей тропе, то есть на нас. Все действия моего наряда Усанов расписал как по нотам. Как по нотам мы и осуществили его замысел.

Нарушители шли вчетвером. Рыжий, как и предполагалось, — в середине группы. Мы были к этому готовы. Разместив подчиненных слева и справа от тропы, я, вместе с Ингусом, расположился несколько ближе к границе. Собака чувствует приближение человека на большом расстоянии, поэтому когда Ингус насторожился, я без опаски подал условный сигнал: «Приготовиться!». Спустя примерно минуту услышал шаги, а вскоре показались бандиты. Двигались они быстро, но настороженно и почти бесшумно. Двоих я пропустил, а когда третий поравнялся со мной, громко крикнул: «Стой! Руки вверх!» — и тут же пустил на него Ингуса. Все трое сдались нам без сопротивления, а четвертый, открыв огонь, бросился обратно к реке, но там его уже поджидали заслоны…

Дождь — моросящий, занудливый — пошел с вечера, и ко второй половине ночи, когда я с Ингусом и совсем еще молодым бойцом Козловым вышел в дозор, почва под ногами раскисла. Очевидно, нарушители, переходя границу, рассчитывали на то, что дождь смоет их следы. Однако просчитались. Вначале Ингус обнаружил посторонний запах. Приглядевшись, я увидел на земле не совсем четкие, но многочисленные отпечатки подошв. Включив следовой фонарь, принялся тщательно изучать их.

Мой напарник, Козлов, был удивлен тем, что я делал это внешне неторопливо. По неопытности он полагал, что мы немедленно кинемся в погоню. Я, возможно, так и поступил бы, но отпечатки ясно указывали, что нарушителей было не два, не три. Сколько же? На этот вопрос, я так и не нашел ответа, сколько ни рассматривал следы. Однако потеря времени была не напрасной: по характеру следов я понял, что лазутчики двигаются не налегке, но энергично, в довольно высоком темпе. Судя по давности следа, нарушители уже прошли значительное расстояние, и догнать их будет непросто. Но, с другой стороны, удалившись от границы, они будут чувствовать себя в относительной безопасности, темп движения сбавят, а днем наверняка устроятся на отдых где-нибудь в тайге, подальше от посторонних глаз. Это нам на руку. Вот только напарник мой?…

Посмотрел я на Козлова с большим сомнением. В другой ситуации без раздумий послал бы его на заставу за помощью, а тут и время терять нельзя, и в одиночку преследовать большую группу рискованно. Еще раз я к нему пригляделся: парень вроде бы крепкий, и робости в нем не чувствуется — должен выдержать.

Вот мы и побежали. Да не очень быстро. Ингус временами останавливался, прислушивался и принюхивался, почти уткнув в землю нос: след все же был давний. Однако чутье питомца моего ни разу не подвело.

Пробежали мы около десятка километров, и тут у Козлова пошла носом кровь. Я позволил ему немного отдохнуть, напоил его из своей фляги, дал горстку сахара, посоветовав класть его маленькими щепотками в рот и сосать.

Снова мы двинулись по следу. Ингус шел нижним чутьем и уже гораздо активнее. Это означало, что след стал более свежим, — мало-помалу догоняем мы нарушителей! Тут бы прибавить скорости, но напарник мой совершенно выбился из сил. Пришлось сделать еще одну короткую остановку. Тем временем дождь кончился. После отдыха нам пришлось еще быстрее бежать за Ингусом. Какое-то время Козлов крепился, тянулся за мной из последних сил, но я-то видел, что сил у молодого бойца осталось совсем немного. Предложил ему снять верхнюю одежду, сапоги и сложить все у приметного дерева. Дал ему свои запасные носки — толстые, шерстяные — и посоветовал бежать по мере возможности, выдерживая направление, а когда услышит выстрелы, вот тогда, что есть мочи нужно спешить на помощь.

Уже рассвело, всходило солнце.

— На солнце и держи, — приказал я Козлову, а сам за Ингусом побежал, теперь уже без оглядки.

Ингус часто останавливался, прислушивался. Это означало, что нарушители где-то рядом. Казалось, еще совсем немного, и настигнем мы их. Однако только к десяти утра я увидел одного из бандитов. Увидел и сразу сообразил, что это — боевое охранение, а основная группа где-то поблизости расположилась на дневку. В моих интересах было взять этого лазутчика без шума. Попытался скрытно сблизиться с ним, но когда нас разделяло шагов тридцать, грянул выстрел. Бандит промахнулся. Ответным выстрелом я заставил его укрыться за деревом. Завязалась перестрелка.

Вместе со мной от дерева к дереву перебегал и Ингус. Он смотрел на меня вопросительно, ожидая команды. Но я не стал посылать друга под выстрелы. С одним нарушителем я как-нибудь и сам управлюсь, а вот остальных в одиночку не возьмешь. Так что потерпи, Ингус.

Мой противник оказался неважным стрелком, но это меня не успокаивало, ведь время работало против нас. В конце концов бандит допустил оплошность, которой я тут же воспользовался. Оба мы залегли за сосновыми пнями: я выглядывал из-за своего сбоку, а он приподнимал голову над пнем — отличная мишень! Мой выстрел был точным. Неприятель выкатился из-за пня и остался лежать без движения. Поединок закончился, но только для него, меня же впереди ожидало не единоборство даже — сражение с целой группой бандитов. Где они? Заслышав выстрелы, наверняка снялись с места и рванули в таежную глушь. Ни топота ног, ни треска ломаемых сучьев не слышно, значит, времени зря не теряли. И я не стал терять его понапрасну, взял оружие убитого, запасные патроны — и вперед. Ингус шел по следу без поводка, мои команды выполнял безукоризненно. Я, укрываясь за деревьями, от него не отставал. Вскоре увидел лазутчиков — все в хаки, под цвет травы, в черных головных уборах. Хорошая маскировка! Справа от меня за деревьями что-то мелькнуло. Один из бандитов пытался зайти мне в тыл.

Я бросился ему наперерез. Вновь завязалась перестрелка. В этот момент подоспел Козлов. Как только он открыл огонь, бандиты решили, что целая группа пограничников их преследует, и предпочли поскорей скрыться. Их сообщник (тот самый, что пытался зайти мне в тыл) ругался на чем свет стоит. Он-то видел, что нас только двое, и сопротивлялся яростно. Наконец мне удалось совсем близко подойти к нему, и я крикнул: «Бросай оружие!» Он был ранен, но не хотел сдаваться и ответил выстрелами. Одна из пуль зацепила меня, другой легко ранило Ингуса. Теперь уже бандит кричал мне: «Сдавайся!» — и отчаянно ругался. Но ярость в бою не всегда подмога. Мой противник остался без прикрытия, а с выстрелом я не промедлил и промашки не дал.

Мы с Козловым снова кинулись догонять убегавшую банду. Ингус вел нас по следу. Вон они, впереди. Перебегая от дерева к дереву, готовимся к бою. Вдруг нарушители исчезли — если не залегли, то не иначе как сквозь землю провалились. Только один из них мелькнул в подлеске и, заметив меня, открыл огонь из пистолета. Козлов его первым же выстрелом ранил. Подходим — разрешилась загадка. Не знал я, что в этом месте протекает таежная речка — неширокая, но глубокая, с обрывистым берегом, с которого и прыгнули к воде нарушители. Пятеро их было вместе с раненым.

Я подождал, пока подбежит Козлов, и принял решение: лесной опушкой выйти к этой же самой реке ниже по течению и идти по берегу навстречу бандитам. Они, вероятнее всего, пойдут под обрывом, у самой воды, — так для них безопаснее. Но было и сомнение. А если поднялись по откосу и снова ушли в тайгу? Не по себе мне стало от такого предположения. Однако же идем дальше. Вдруг слышу — голоса, все ближе, ближе. Я спрятался за деревом, рядом укрылся Ингус. Затаились. Ждем. И тут над обрывом показалась голова — это был один из бандитов, пытавшийся выбраться, опираясь на плечи своих сообщников. Я дождался, когда он встанет на ноги и крикнул: «Бросай оружие!» Оружие он не бросил и даже попытался выстрелить, но его секундной растерянности мне хватило, чтобы предотвратить этот выстрел.

Не теряя времени, мы с подоспевшим Козловым спрыгнули с обрыва. Бандиты в панике метались у воды. Они посчитали, что пограничники зажали их с двух сторон; и деваться им некуда: справа — крутизна, слева — вода. Снаряжение, оружие — все полетело на землю. Один из нарушителей предпринял отчаянную попытку переплыть реку и скрыться в тайге, но Ингус вынудил его вернуться. Так они и стояли под самым обрывом, с поднятыми руками, — четверо против двоих пограничников с собакой. Пожалуй, именно собаки больше всего они и боялись: она же их выследила и на малейшее движение отзывалась теперь злобным, угрожающим рычанием.

— Ну что, Козлов, — сказал я своему напарнику, — а ты, оказывается, вон какой боец! Надежный парень. Вот только тренироваться тебе нужно, бегать каждый день. И какие вещи необходимо с собой в наряд брать, я надеюсь, ты теперь понял?

Улыбается Козлов. Приятна ему похвала, даже об усталости забыл.

— Ну, пойдем, рассиживаться нам некогда. На заставе, поди, волнуются, а нам еще сапоги твои и шинель отыскать нужно. В каком порядке конвоировать будем? Предлагай…

Когда я приводил на заставу очередного задержанного, товарищи мои — кто смехом, а кто и всерьез — говорили: «Опять Карацупе повезло». Они были отчасти правы, отчасти нет. Не был я семи пядей во лбу, ни ростом, ни особой силой среди сослуживцев не выделялся, но все ли мои успехи можно объяснить везением? Нет, это ошибка. Сколько я работал, прежде чем мне в первый раз повезло! А потом разве успокоился? Хотя бы на день?

С первого же дня своего на заставе я начал изучать следы, вначале мои собственные. Кому-то это могло показаться забавным: ходит пограничник по своим же следам. На самом деле занятие это вполне серьезное и даже очень полезное. Известно, что форма и глубина следа меняются при различной скорости движения. А как они меняются? Это надо собственными глазами изучить. А еще присмотреться, на каком грунте как отпечатываются они и как долго сохраняются, как изменяются со временем. Известно также, что нарушители часто имитируют следы животных. А как отличить настоящий след от поддельного? Выход один — надо и к звериным следам приглядываться, изучать их детально. Так я и делал. Некоторые наши бойцы, особенно новички, удивлялись:

— Зачем ему это нужно? Кончилась служба — шагай быстрей на заставу! А он заячьи следы на пыльном проселке измеряет, еще и записывает что-то.

Верно. Если время позволяло, я дорожку заячьих следов найду, всю промерю, результаты на клочке бумаги запишу, а потом эту запись в дневник перенесу. Там у меня немало наблюдений за следами разных животных накопилось. Многое из записанного тогда надежно в памяти осело. В том же дневнике и о повадках различных животных, птиц говорилось. Знать их пограничнику просто необходимо.

Вот иду я с напарником по дозорной тропе. Вдруг с криком птица взлетела. Напарник мне говорит: «Нарушитель!» А я ему: «Ничего, пошли дальше. Это ее зверь спугнул». Потом уже, когда возвращались из наряда, объяснял ему, что птица в наших лесах человека не боится, здесь, в приграничье, человек на нее не охотится. Ей хищник страшен. Конечно, разные птицы ведут себя по-разному. Чтобы не ошибиться, надо научиться их по голосам различать, знать повадки каждой птахи, ее «друзей» и «врагов». То же и с животными. О многом могут рассказать их повадки. Если, например, дикая коза быстро мчится — это хищник ее спугнул. Если временами останавливается и прислушивается — значит, от человека побежала, не очень его боится.

Природа помогает человеку, когда он внимателен к ней, когда с ней осторожен, старается ничего не нарушить своим присутствием. Однажды найти нарушителя мне помогли… лягушки.

Ночь была на исходе, когда в густом тумане я с нарядом подошел к пограничной реке. И тут Ингус сделал стойку, понюхал воздух, чуть слышно фыркнул. И я прислушался. Где-то вдалеке квакали лягушки. А они тоже к человеку и зверю относятся по-разному. Если зверь близко, лягушки молчат, только когда он уже на значительном расстоянии, начинают квакать. А человеку тотчас вслед кричат. Вот по их кваканью я и понял тогда: границу переходит человек.

Ингус нервничал. Я быстро и бесшумно шел за ним по траве, на которую уже упала утренняя роса. Тут следы нарушителя были бы хорошо видны, но их не было. Я лег и, приложив ухо к земле, стал слушать. Шаги нарушителей я сразу же услышал, а лягушки помогли мне определить направление их движения.

Побежали мы не по берегу, взяли в сторону, и, обогнув заросли кустов, выскочили к таежной речушке. Ингус бросился было к воде, чтобы плыть на ту сторону, но я взял его на руки и перенес на противоположный берег. Огляделся. Через луг по росистой траве тянулись две дорожки следов.

Долго мы шли по этим следам, разгадывая хитрости незнакомцев. Какое-то время они коней из себя изображали, прикрепив к подметкам подковы, несколько раз в реку заходили, чтобы прервать дорожку запаховых следов. И все же мы настигли их и задержали: одного в зарослях кустарника, а другого… Долго кружили мы по небольшой полянке, пока я не обнаружил за кустами поросший камышом омут. Ингус сразу бросился в воду, — одна из желтых камышинок качнулась и стала подниматься, а потом из воды вынырнул человек. Он поспешно выплюнул изо рта трубку с надетой на нее камышиной и закричал:

— Сдаюсь! Отгони собаку.

Так задержали мы этих нарушителей. Не без помощи обыкновенных лягушек. Вот и судите, стоит ли присматриваться ко всему живому.

Жаль, не сохранились мои следопытские дневники. В них много было ценного, что пригодилось бы и сегодняшним следопытам.

Но самым лучшим дневником тогда, на границе, были моя память и мой личный опыт, а еще навыки, которые со временем превратились в способности.

Во-первых, я хорошо видел в темноте. Тут было несколько секретов. Перед выходом на границу я никогда не наедался: от обильной еды падает острота зрения. Нельзя также перед выходом в ночной наряд смотреть на яркий свет. Даже посторонние мысли и разговоры ослабляют зрение. Нужна предельная сосредоточенность.

Кроме того, я тонко чувствовал запахи. Был со мной такой случай. Возвращался я с Ингусом из наряда. Вдруг собака моя насторожилась, и в тот же миг я тоже почувствовал запах человека. Действительно, неподалеку, укрывшись опавшими листьями, лежал нарушитель. Обнаружил его Ингус, но и я уловил его запах, притом на значительном расстоянии. Выходит, не напрасно я пользовался любой возможностью, чтобы изучать новые и новые запахи. На заставе их не так уж много. Надежда была лишь на то, что поедет кто-нибудь домой в отпуск, а оттуда привезет необычной марки одеколон или ароматическое туалетное мыло (на заставе пользовались только хозяйственным)… За новыми запахами я и в деревню ходил. Разговариваю с кем-нибудь, а сам принюхиваюсь. Дегтем попахивает от моего собеседника — значит, он колеса у телеги смазывал. Спрашиваю: «Как колеса, не скрипят после смазки?», а он на меня изумленными глазами смотрит: откуда я про все это узнал.

На занятиях, которые мы устраивали с товарищами, друг у друга фуражки нюхали — учились индивидуальные запахи различать. И не только обоняние развивали, но и наблюдательность. Делали так. Раскладывали на столе вещи: фуражку, ремень, носовой платок, еще какие-нибудь предметы. Кто-то из нас за короткий отрезок времени старался запомнить, что и как на столе разложено, а потом, отвернувшись, должен был все по памяти описать. С первого раза мало кому удавалось не допустить ошибки, но постепенно вырабатывалась необходимая пограничнику наблюдательность. И она действовала уже даже интуитивно. Идешь по дозорной тропе, вроде бы и не приглядываешься, но сразу замечаешь боковым каким-то зрением: что-то не так, что-то в этом месте изменилось. Начинаешь искать, что именно, и обнаруживаешь надломленную ветку, неведомо откуда взявшийся камень у тропы, а порой и нечто более существенное.

Как-то летним, солнечным утром возвращался я с границы и уже представлял, как приду на заставу, позавтракаю и лягу спать. А шел я по тропинке вдоль речки, которая в бездождье — ручей ручьем. Впереди показался железнодорожный мост, под мостом удили два рыбака. Картина обычная, можно было бы, кажется, и мимо пройти, но что-то меня насторожило. Что именно? Так сразу и не скажешь: надо присмотреться.

Подошел к рыбакам, поздоровался, поинтересовался, как клев.

— Только пришли, — ответил один из них, светловолосый.

— Да здесь и не поймаете ничего, — заверил я. — Вон туда вам нужно перейти, за теми кустами, в омуте, щуки ого как берут!

— Сначала здесь счастья попытаем, а там посмотрим, — улыбнулся светловолосый.

«Что за люди? — размышлял я. — Среди местных жителей никогда их не встречал».

— Издалека приехали?

— Из Смирновки, — ответил мой собеседник.

Может, кто-то им и поверил бы, но я-то в Смирновке всех знал. Лгут. И рыбачить толком не умеют. Ну кто так нанизывает червяка? А рюкзаки их, огромные, плотно набитые, подвешены к фермам моста.

— С ночевкой на рыбалку приехали? — спрашиваю.

— Да нет, только до вечера. У нас и палатки нет.

Тут второй рыбак, все время молчавший, глянул на своего товарища укоризненно, а мне подумалось: если не палатка, то что же у них в таких огромных рюкзаках?

— Вы бы ведерко достали, — посоветовал я. — Поймаете карася, куда будете пристраивать?

— Когда поймаем, тогда и достанем, — подал голос второй рыбак, коренастый и осанистый, с залысинами, на которых проступили капельки пота.

Тут поплавок у него ушел под воду, и он, рванув удилище, вытащил карася.

— Давайте я вам ведро достану, — с невинным видом предложил я. — В каком рюкзаке?

Коренастый отвернулся и пробурчал:

— Не мешай, боец.

Ох как мне захотелось проверить содержимое их рюкзаков! Тут светловолосый вытащил сазанчика.

— Давайте я вам уху сварю, — вроде как обрадовался я. — Солдатской нашей ухи, небось, не пробовали? Где котелок-то? — И стал собирать ветки для костра, поглядывая, как там ведут себя мои рыбаки.

— Да что тебе, боец, надо? — подошел ко мне коренастый. — Ну чего ты к нам привязался?

— Знаешь, — сказал я ему добродушно, глядя прямо в глаза, — каждый должен хорошо делать свое дело. Если рыбачить, то умело. А вы, как я погляжу, странные рыбаки.

— Это почему же? — опешил он.

А я продолжаю:

— Если стрелять, то без промаха, — и, выхватив из кобуры маузер, прицелился в шмеля, севшего на один из рюкзаков. — Шмеля на рюкзаке видишь? Сейчас я его…

— Ты что! — срывающимся голосом закричал светловолосый. — Рюкзак испортишь! Отставить!

То-то мне показалось, что выправка у него военная. Теперь и словечко «отставить» сорвалось с уст вроде бы вполне гражданского на вид человека.

Между тем светловолосый, пристально на меня глядя, быстро ко мне приближался. Краем глаза я видел, что коренастый обходит меня сбоку, и пожалел о том, что нет со мной Ингуса. При нем «рыбаки» вели бы себя поскромнее, а тут еще, гляди, и коренастый окажется у меня за спиной. Я резко повернулся к нему, наставил маузер:

— Ни с места!

Тут же навел оружие на светловолосого:

— И ты тоже!

Я отступил в сторону так, чтобы видеть обоих, и снова прицелился в рюкзак. Нервы у моих «рыбаков» не выдержали. Коренастый пригнулся и бросился к кустам. Я выстрелил в воздух. Оба «удильщика» тотчас попадали на землю.

— Лежать, не двигаться! — скомандовал им, а сам подумал: «Как теперь быть? Рюкзаки под мостом не оставишь. Заставить «рыбаков» их нести? Боязно…»

В этот самый момент с откоса посыпались камешки, послышались голоса. Это, услышав выстрел, спешили на помощь мои товарищи.

С сумрачными лицами «рыбаки» поднимались с земли.

— Руки назад! — приказал я и тут перехватил взгляд коренастого, брошенный на фермы моста. — Да, голубчики, меня ваши рюкзаки ох как заинтересовали! Ну что, не удалось? Не оттянула вам плечи взрывчатка?