49.

18 марта 1957 г.

Москва

Милая моя, хорошая и добрая моя Наташенька!

Я достал русский перевод романа Фейхтвангера «Братья Лаутензак», к сожалению, только первую часть. Откровенно сказать, ничего нового этот перевод мне не дает, в основном я почти все понял на немецком языке. Разве только не понял новые слова и выражения, которых я не мог найти даже в словаре. Ну, что ж, я могу выписать еще некоторые моменты.

Гитлер выступает на трибуне. Оскар его раньше не знал. Когда он стоял в толпе и захотелось ему, чтобы Гитлер увидел его и обратил на него внимание, для этого он делает следующее: «Оскар должен подать ему знак, этому человеку на трибуне, и получить знак от него. Кожа его лица натянулась, зрачки сузились, его пылкие глаза стали неподвижными и вместе с тем более живыми. Он погрузился в себя (самадхи), весь обратился в волю. „Ты там, наверху, — приказала эта горячая воля, — знай, что я здесь. Я понял яснее, чем другие, каким несказанным трудом ты добился успеха и как вдохновляет тебя удача. Подай мне знак. Посмотри на меня, как я смотрю на тебя“.

„Вдруг в Гитлере почувствовалась мгновенная неуверенность, только Оскар заметил ее. Заметил, как человек на трибуне вдруг начал искать кого-то в толпе. Затаив дыхание, следил Оскар за взглядом Гитлера. И вот — свершилось. С почти физическим сладострастием он ощутил, как взор Гитлера встретился с его взором. И с этой минуты эти двое людей уже не отводили глаз друг от друга… Гитлер и Оскар давали друг другу грандиозный спектакль…“ Оскар обладает даром интуиции, в нем живет даймон Сократа, та способность, которую философ Каснер в духе философии жизни развил в идеях универсальной физиогномики, назвав ее физиогномической интуицией.

Правда, этот таинственный творческий дар не материализуется в форме произведений, которые можно сунуть под нос тупоумному зрителю. Но разве Сократ оставил какие-нибудь произведения! Он обладал лишь даймоном; определенной формы этот его даймон не принял. Ему, Оскару, достаточно сознавать, что есть она в нем, эта творческая искра. Когда он загорается, он испытывает такое блаженство, которое описать невозможно. Близость с женщиной по сравнению с этим блаженством — лишь убогое и пошлое удовольствие. Успех, слава, любовь — ничто перед ним. Те, в ком нет творческого начала, понятия не имеют о том, что такое счастье».

Вот как рассуждает Фейхтвангер по этому поводу.

Далее описывается, что Оскар погружается в экстаз (созерцание), чтобы вызвать это неописуемое блаженство. Опять-таки это то же самое блаженство, самадхи, о котором так восторженно говорят йоги Когда люди впадают в гипнотический транс под влиянием гипнотизера, они не испытывают этого сверхчувственного блаженства. Вот это странно. Почему? Оскар так же, как йог, одновременно и медиум, и гипнотизер.

На телепатических сеансах он не знает ни одной фамилии. «Затем Алоиз предложил всем написать вопросы, относящиеся к будущему, вложить записку в конверт и заклеить его. Эти плотно заклеенные конверты Алоиз собрал в корзинку и передал Оскару. Все происходило при ярком освещении. Оскар перемешал конверты и, не вскрывая, стал перебирать их большими белыми руками… Он взял конверт, ощупал его, „увидел“.

— Теперь я вижу, — возвестил он, — человека лет пятидесяти, бледно-смуглого. Фамилия его начинается на „Д“ или на „Т“. У меня такое чувство, что человек этот не слишком крепкого здоровья. Он страдает желудком.

Оскар открыл глаза, длинным указательным пальцем с перстнем ткнул в одного из присутствующих и воскликнул:

— Это - Вы!

Лицо господина Тишлера еще сильнее побледнело, но он сделал слабую попытку пошутить.

— Верно. Я иногда принимаю соду.

…Оскар и глазом не моргнул.

— Вы спрашивали о своем будущем? — продолжал он. — У меня есть для Вас ответ. Но это неприятный ответ, и я не знаю, какая Вам польза, оттого что Вы его узнаете. Хотите, чтобы я сказал?

Его синие глаза испытующе впились в глаза Тишлера, который старался отвести свой взгляд…

— Выкладывайте Вашу мудрость, — нетерпеливо заявил господин Тишлер.

Оскар откинул голову, закрыл глаза.

— Я вижу, что будет через десять лет. Десять лет, считая с нынешнего дня. Я вижу что-то вроде леса. Между деревьями — камни. Это могильные памятники. А, это кладбище Вальдфридгоф. Я вижу один памятник. Не слишком богатый. И надпись простая. Буквы стерты, но прочесть приблизительно можно. Там написано:

„Антон Тишлер“ или что-то в этом роде.

После короткой, зловещей паузы добавил:

— Памятник уже не новый, он несколько обветшал.

Оскар опять закрыл глаза.

…Тишлер воскликнул:

— Все это вздор. Никогда я не позволю хоронить себя в Берлине.

Об этом и речи быть не может.

Однако Оскар возразил с изысканной вежливостью:

— Может быть, это будет зависеть не только от Вас. Я предсказываю лишь то, что мне открывают силы, более могущественные, чем Вы и я…»

На самом деле по ходу романа г-н Тишлер умирает — застрелился, и его хоронят в Берлине на кладбище Вальдфридгоф, точно так же, как говорил Оскар.

Ясновидение приходит к нему таким образом: «Он закрывает глаза, погружается в себя. Удача! Вот оно. Оскар чувствует в груди едва ощутимое движение, точно разрывается шелковая ткань. Медленно открывает глаза… и начинает говорить видение».

Он знакомится с Кэтэ, о которой я тебе выписал отрывок из немецкого текста, где Оскар гипнотизирует ее брата Пауля и тот вертится вместе с вертящейся дверью. Вот Оскар знакомится с ней: «Но даже радость, которую ему доставила покупка, ненадолго отвлекала его от мыслей о Кэтэ Зеверин. У него возникло яростное желание овладеть этой женщиной, этой машинисткой Кэтэ. Она Должна принадлежать ему душой и телом. Он должен поймать ее в свои сети. Разве это дар — это не один из видов искусства, которым обладают „ловцы человеков“? Оскар хочет доказать самому себе, что его искусство „ловить человеков“ не пострадало от всех трюков и обманов, которые его вынуждают применять, чтобы воздействовать на людей… Вдруг, неизвестно почему, его охватывает безрассудное и неодолимое желание взять эту девушку, обладать ею целиком, безраздельно, душой ее и телом. Желание это безмерно, он перед ним совершенно бессилен… Потом протянул к ней свои белые, мясистые, холодные, грубые руки. Его кольцо — новое, с большим камнем, врезалось ей в тело и причинило боль. Со страхом, отвращением, болью и блаженством отдалась она его объятию, которым он раздавил все возражения ее премудрого брата Пауля…»

Она (Кэтэ) осталась беременной от Оскара. В основном такими путями, видимо, он завоевывал женщин, а их у него было много. Оскар говорит Кэтэ: «Задача моя нелегка, современный мир не желает признать, что на свете существует что-либо, кроме грубой, пошлой материальности. Тот, кто считает своей миссией пробудить веру в духовное начало, в идею, которая не воспринимается непосредственно нашими органами чувств, то не имеет права отступать даже перед грубыми способами воздействия, он должен о каждом своем успехе возвещать громогласно… Рассудок Кэтэ противится этим доводам. Но ею опять медленно овладевает то сладостное, хмельное оцепенение, которое она испытала в первый раз, когда работала с ним…»

Когда читаешь роман Фейхтвангера, ясно чувствуется, что автор этой книги сам безраздельно верит в силу телепатии и ясновидения (в парапсихологию). Между прочим, в современном мире — это единственный роман, где идет речь о парапсихологии в таком широком плане. Это похвально. Конечно, может быть, и еще существуют подобные романы, но они пока нам недоступны. Когда Гитлер пришел к власти, он действительно учредил академию оккультных наук, и для того, чтобы Оскара назначить президентом этой академии, произвели его в доктора наук, произвели торжественно, в одном из старейших университетов Германии, т. е. в Гейдельбергском университете. А Оскар имеет лишь четырехклассное образование, ибо его за неуспеваемость выгнали в четвертом классе. Вот так производились люди в доктора наук.

Сегодня, т. е. 18 марта, я получил твое письмо от 14-го. Спасибо. Такие твои письма исцеляют меня, подымают из гроба. Когда я читаю именно такие письма, загорается внутренний огонек, проходят даже физические недуги. Я чересчур нервный, для меня колоссальную роль играет настроение. После этого письма я словно молодой, жизнерадостный, забываю все свои неудачи. Дай поцелую тебя, моя спасительница, моя богиня! Ведь на свете нет никого, кто бы меня мог обрадовать и исцелить так, как умеешь делать это ты. Каждый раз я с великим наслаждением вспоминаю те дни, когда мы были вдвоем. Благодарю тебя еще, еще и еще раз! Меня тоже очень волнует то состояние, в котором живут твоя мама и В. Э. Конечно, научно работать при такой обстановке и в дыму невозможно. Хорошо было бы, если бы тебе удалось (или В. Э. и твоей маме) продать дом в Каунасе и купить в Вильнюсе. Дай Бог тому!

С реабилитацией В. Э. опять затянулось, жаль. Скажи, может, ему лучше приехать в Москву, чтобы ускорить разбор дела?

Наташенька! Напрасно ты торопилась с черным материалом. Ну, что ж, теперь, когда юбка готова, нечего делать. Завтра же пойду искать черные бусы, чтобы они годились и на четки, для созерцания. Никаких денег не смей посылать. Я их куплю, пусть они будут подарком от меня. Я очень рад, если тебе удастся поехать в Польшу в научную командировку. Откровенно говоря, твоя работа в музее больше мне нравится, чем работа в архиве, в смысле самостоятельности, это имеет огромное значение для научной деятельности. Но беда в том, что Тракай находится у черта на рогах (слишком уж периферия), тебе, бедной, приходится заниматься научной, административной и хозяйственной работой. Старайся найти помощника хотя бы с последнего курса университета. Очень печально, что та девушка читает мои письма; если конверт был сильно намазан, то определенно она открывала его. Все мои конверты стандартные и заклеиваю их слюной, так что никак помазанными они не могут быть. Будь осторожна; если это простое любопытство, то еще полбеды, а если имеет какую-либо цель, то уже хуже. Я привык (приучен) к последнему. Может, лучше мне писать прямо на музейный адрес?

Я до сих пор не могу получить ответа из Ленинграда, уж слишком затягивают с формальностями. Мои московские друзья, которые работают в Институте востоковедения, советуют, чтобы я остался в Москве; они уже поговорили с заместителем директора Института китаеведения профессором Ошаниным, и мне сегодня пришлось явиться туда, т. е. к Ошанину. После продолжительной беседы он мне дал анкету (личный листок по учету кадров) и бланк для автобиографии. Я, конечно, взял их, но подал телеграмму в Ленинград. Посмотрим, чем кончится. Ты же знаешь, как трудно делать (у нас) что-нибудь до конца. Бесконечные бюрократические препятствия и формальности. Пока ничего определенного, все это действует на нервы. Здоровье после ночи 14 марта не совсем хорошее, но сегодня твое письмо принесло мне силу и здоровье. Спасибо тебе, моя богиня!

Сегодня опять не смог тебе написать продолжение этики, еще ведь много нужно написать; думаю, что, возможно, мои письма к тебе могут послужить в будущем канвой для большой работы, если буду жив. Моя любовь к тебе, следовательно, и ты сама явились колоссальной вдохновляющей силой в моей работе, в моей мысли.

Представители монгольской киностудии сообщили мне, что, видимо, в связи с постановлением ЦК КПСС о подготовке к 40-й годовщине Октябрьской революции будет принят в производство наш сценарий. Если это случится, было бы очень хорошо в смысле укрепления материальной базы. Но теперь я не верю ни во что. Посмотрим. Когда денежки будут в кармане, только тогда можно и поверить.

После того еще раз мы с В. П. печатали те же фотокарточки, и посылаю тебе, к ним присоединяю свою карточку, снятую в специальной фотографии. В Москве в эти дни стоят морозы, вчера при солнце было — 2°. Но здесь бешено готовятся к фестивалю: красят фасады домов; учат, как быть вежливыми; обучают разным языкам по телевизору. Недавно слышал концерт молодого и талантливого музыканта Валерия Васильева; чудно он исполнял на фортепиано «Лесного царя» Шумана и др. Я с большим вдохновением слушал этот концерт. Поздно ночью вызвал образ моего ангела, моей йогини, и с блаженным чувством, радостной улыбкой на устах заснул.

Целую много-много-много раз. Постоянно хочу видеть тебя.

Твой навсегда Биди.

P.S. Ната! Обязательно пришли мне эту книгу о жителях Голубых гор, мне крайне интересно. О, как мне хочется обнять тебя, моя хорошая Наташенька.

P.P.S. Да, знаешь, два конверта — этот и еще один, с фото, были тоже самодельными, но они оба заклеены аккуратно. Так что там у тебя, конечно, открывают их и закрывают.