Пьер Адо ПЛОТИН, ИЛИ ПРОСТОТА...

V. ДОБРОДЕТЕЛИ

"Без добродетелей Бог – лишь слово".

(VI 9, 15, 39)

"Почему все-таки не остаемся мы ввышнем мире?" (VI 9, 19, 1).

Таков глобальный вопрос Плотина. Если частица нас всегда находится в духовном мире, и подчас намслучается подниматься до этого высшего уровня, жить лучшей жизнью, покоиться вБоге, полниться единым присутствием, испытывать любовь к Благу, становитьсявзглядом, который превращается в тот самый свет, который излучает взгляд, какже можно опуститься обратно, как присутствие может исчезнуть, как пламя любвиможет угаснуть (VI 9, 9, 60), как можно вновь видеть различные предметы,как можно вновь вернуться к сознанию, размышлять, рассуждать, снова чувствоватьсвое тело, одним словом, как можно снова стать человеком?

Когда ты ощутил, что настоящаяжизнь – в духовном мире, изведал, в мимолетном озарении, союз с Богом, как сможешьты вернуться к повседневной жизни, которая кажется нормальной другим людям, нотому, кто познал экстаз, представляется противоестественным и мучительнымсостоянием?

Человек падает потому, что не всилах больше оставаться в вышнем мире. Но теперь он уже не в силах оставаться ив материальном. Теперь он не принадлежит ни к какойсфере: слишком земной, чтобы сохранить божественный дар, но слишкомбожественный, чтобы забыть о нем:

"Душивынуждены походить на "амфибий": они живут частично жизнью вышнегомира, частично – жизнью нашего" (VI 8, 4, 31).

Таков парадокс человеческогосуществования, Там, вверху, мы являемся собой, но себе не принадлежим, потому что это состояние нам даровано и мы в нем не властны.В нашем мире мы думаем, что принадлежим себе, но знаем, что это уже не совсем"мы".

Разность этих уровней неисчезает. Побывав в духовном мире, нужно все же жить, заботиться о своем теле ио своих ближних, рассуждать, предвидеть. Но даже еслимистическое переживание было мимолетным, оно не забывается. Испытав его,становишься другим человеком.

Так как же жить? Самая большаяпроблема для Плотина – это научиться жить будничной жизнью. Научившисьсозерцанию, надо жить такой жизнью, чтобы она располагала к нему. Надо внутреннетак сконцентрироваться и сосредоточиться, чтобы быть готовым к принятиюбожественного присутствия, когда оно проявится вновь. Надо абстрагироваться отматериальной жизни настолько, чтобы созерцание стало постоянным состоянием. И однако необходимо научиться выносить повседневную жизнь,или, еще лучше, озарять ее светом, который нам дает созерцание. Это огромнаяработа, направленная на внутреннее очищение, опрощение и воссоединение.

Такова задача добродетели.Становясь старше, Плотин все больше будет понимать ее значение. Если в своихсочинениях, написанных в молодости и зрелом возрасте, он, советуя развивать всебе добродетели, воспевает красоту духовного мира и опьянение экстаза, труды,написанные им в конце жизни, посвящены почти исключительно проблемам морали.

Опыт соединения с Богом остаетсяв центре его мысли. Но теперь Плотин старается показать, как добродетель – плодэтого союза – преображает все существо, как она становится основополагающеймудростью. Созерцание, которое не озаряло бы конкретную жизнь, не уподобляло бычеловека Богу на путях добродетели, было бы нам чуждо и не имело бы для нассмысла.

Такова опасность гностицизма, Плотин верно ее понял. Человек ощущает себя спасенным изначально; он думает, что моральное усилиеизлишне. Кроме того, он не от мира сего, он не в полной мере "здесь".Зачем упражняться в добродетели, если достаточно дождаться конца света, чтобыбыть спасенным? Бесполезно и невозможно пытаться жить в земном миресоответственно нашей духовной природе. Плотин видит в этом одну из самыхбольших опасностей для духовной жизни:

"Ониникогда не говорят о добродетели, они полностью устранились от обсуждения этойтемы. Но говорят, что такое добродетель и сколько есть добродетелей, хотя этивопросы подробно и прекрасно рассматривались в сочинениях старых философов. Онине говорят также, как врачевать и очищать душу. Ибобесполезно говорить: "Обрати свой взор к Богу"... Действительно,можно ведь возразить: а почему бы не обратить взор к Богу, не отказывая себепри этом в удовольствиях и не смиряя свой гнев? Тогда с именем Бога на устахчеловек будет во власти всех страстей и ничего не сделает, чтобы освободитьсяот них. На самом же деле Бога указывает добродетель, идущая к совершенству,добродетель, укрепившаяся в душе наряду с мудростью. Без этой подлиннойдобродетели Бог – только слово" (II 9, 15, 28).

"Теория гностиков",чистое знание, если это лишь доктрина, теория, теология, не может привести наск Богу, даже при использовании традиционных методов "апофатическойтеологии":

"Аналогии,отрицания, знания произошедших от Него существ, возвышение этих существ – всеэто только оповещает нас о Нем".

К Богу нас приведет лишьвнутреннее преображение нашей сущности, которое дает добродетель:

"Ноприведут нас к нему очищение, добродетели, внутренний порядок: это нашевосхождение, наше отдохновение, пищи, которой мы питаемся в земноммирр" (VI 7, 36, 6).

Мистическое переживание – вовсене болтовня или мечта. Плотин горячо выступает против иллюзии гностическогоквиетизма. Мало сказать людям: "Вы произошли от Божества". Простыеутверждения не изменяют внутреннюю сущность души, если не сопровождаютсяреальными упражнениями в добродетели. Те, кто презирают добродетель, презираютпотребности человеческой натуры. И "кто хочет быть ангелом, становитсяживотным":

"Надооценивать нас с осторожностью, без грубости, но и невозвеличивая нас больше, чем позволяет наша природа; надо думать, между нами иБогом есть место и для других существ; не следует присваивать себе право нанаибольшую к Нему близость и, возносясь к Нему в мечтах, лишать себявозможности стать божеством, насколько это можно для человеческой души. Этодоступно для нее в той мере, в какой она руководствуется умом. Возвеличитьсяумом – значит принизиться. Неразумные люди позволяют себя убедить, когда слышаттакие речи: "Ты будешь выше всех, выше людей и богов". Велика бывает спесь людей, даже если они были раньше смиренны, скромны илипросто невежественны, едва они услышат от кого-нибудь: "Ты – сын Бога;другие, которыми ты так восхищался, не дети Божьи"" (II 9, 9, 45).

*   *   *

У Плотина добродетель порождаетсясозерцанием и ведет к созерцанию.

"Тот, ктовыходит из состояния созерцания, должен пробудить в себе добродетель. Тогда онстанет разумным и прекрасным. Он вновь обретет душевную легкость. Добродетельпоможет ему возвыситься до Ума, затем при помощи мудрости он придет к Единому. Такова жизнь богов и богоподобных, блаженныхлюдей; надо оторваться от предметов здешнего мира, не находить в нихудовольствия и идти свободным к Единому началу" (VI 9, 11, 46).

Таков путь души. Возвысившись до Единого по его благому, благодатному призыву, она не смоглаудержаться на этой высоте. Она вновь оказалась внизу. Но, вернувшись кпрактической жизни, к рефлексии и сознанию, в нашей юдоли она находит в себесамой Божий след, уподобляющий ее Господу, – добродетель. Упражняясь вдобродетели, душа может снова возвыситься до Ума, то есть до жизни чистодуховной. На этом уровне совершенства добродетель становится мудростью,достигает стабильного состояния; с этого момента душа снова может искать союзас Богом.

Добродетель вступает в действие,когда душа выходит из состояния созерцания, когда она не может большеудерживаться на духовном уровне. Казалось бы, душа должна сначала очиститься,чтобы иметь возможность созерцать. Но здесь мы вновь встречаемся с парадоксомБожественного присутствия: "Ты не искал бы меня, если бы уже ненашел". Добродетель, ведущая нас к Богу, может родиться в душе лишь отпервого слияния с Богом:

"В покоеслияния с Ним духовная жизнь порождает красоту, справедливость, добродетель;да, душа, оплодотворенная Богом, несет в себе все эти дары благодати" (VI9, 9, 19).

Добродетель может родиться вдуше, только если ей явилась, хоть на мгновение, Красота Ума, только если она вкусила,хоть на миг, радость союза с Богом. Конечно, не получив достаточного очищения,душа не выдерживает подобного состояния. Но главной задачей добродетели будетименно очищение души, так, чтобы она могла постоянно соединяться с Богом.

Однако первое движение кдобродетели – уже божественный дар, откровение, опыт слияния. Как могла бызнать душа, что частица ее живет в духовном мире, если бы не сознавала этого;как могла бы она желать уподобиться Богу, если б не ощутила внезапноБожественное присутствие:

"Души касается веяние, идущее свыше" (VI 7, 22, 8)."Душа любит благо, потому что с самого начала оно побуждало ее клюбви" (VI 7, 31, 17). "Откровение, сообщенное Умом, дало душе болееясное зрение. Это откровение вселяет в душу надежду на целостность, оно непозволяет ей рассеиваться и внушает любовь к сиянию Ума" (V 3, 8, 29).

Да, таков характер добродетели впонимании Плотина. Она действительно стремится уподобиться Богу.

В связи с этим Плотин различаетдва вида добродетелей. Существуют добродетели, которые можно было бы назватьобщественными. Здравомыслие, справедливость, мужество и воздержность на своемуровне лишь сдерживают порождаемые телом страсти и регулируют наши отношения сдругими людьми. Над этими общественными добродетелями есть очищающиедобродетели. При их помощи душа вместо того, чтобы вступать в союз с телом,подобно общественным добродетелям, полностью отделяется от него и обращает взорк Богу; впрочем, оба эти явления нераздельны (I 2, 4, 16).

Два вида добродетелейсоответствуют двум разным уровням человеческой действительности. Существует"составной элемент", то есть та часть нас, которая представляет собойнекую смесь души с телом. На этом уровне возникают страсти, опасения, желания,горести, удовольствия. На более высоком уровне находится чистая душа,внутренняя сущность человека, человек духовный, нацеленный на мысль, – болеетого, на созерцание Бога. Низшие добродетели направляют деятельность"составного элемента". Но мудрыйотказывается уподобиться "составному элементу". Возможно, это живоетело, эти страсти, горести и удовольствия и принадлежат ему, но они его невыражают.

"Подлинныйчеловек – иной. Он свободен от всего, что связывает нас с животным началом. Онобладает созерцательными добродетелями, живущими в душе, которая отрывается оттела; отрывается и даже уже оторвалась полностью, будучи еще здесь" (I 1,10, 7).

Таким образом, очищающиедобродетели способствуют полной трансформации внутренней жизни. Можно сказать,что вся духовная энергия обращается внутрь и вверх. Мудрец живет на предельновозможной для него высоте, уделяя низшим уровням лишь необходимое длясохранения жизни внимание. Моральное усилие – уже не борьба, а победоносноевосхождение. Вещи низшего порядка теряют свой интерес, потому что на них большене обращают внимания. Поэтому они уже не составляют проблемы. Вся деятельностьнаправлена к Богу.

Разумеется, Плотин сразу выходитна высший уровень. Здесь потребность в общественных добродетелях отпадает, таккак отпадают моральные проблемы, которые они помогали разрешить:

"Поднимаясьдо высших принципов и правил действия, мудрец будет поступать соответственноэтим правилам. Для него умеренность заключается не в ограничении удовольствий,а скорее в том, чтобы полностью отказаться от них, насколько это возможно. Мудрецне живет человеческой жизнью, пусть даже жизнью человека добродетельного, сточки зрения социальной добродетели. Нет, он бежит от этой жизни, он избираетдругую, Божественную жизнь" (I 2, 7, 22).

Да, речь идет именно оБожественной жизни, ибо очищающие добродетели, обращая душу единственно к Богу,следуют Тому, Кто покоится в себе самом:

"Отнынездравомыслие состоит в созерцании реальностей Божественного Ума...Справедливость – это деятельность, направленная только к Уму, это воздержность,внутреннее возвращение к Уму, мужество, бесстрастие, повторяющее бесстрастиеУма, к которому душа направляет свой взор" (I 2, 6, 12).

Добродетель у Плотина могла бысказать, подобно природе:

"Рожденнаясозерцанием, я люблю созерцание... и созерцаю" (III 8, 4, 6).

В этом нет ничего удивительного,так как в сущности для Плотина вся жизнь представляетсобой созерцание. Что делать душе, отделившейся от тела и повернувшейся к Богу,как не созерцать?

"Что естьдобродетель? – То, что получает душа от слияния с Богом. – Так что же это? –Созерцание" (I 2, 4, 17).

Добродетель во всех своихаспектах суть продолжение созерцания. Рожденная созерцанием, возвращающаяся ксозерцанию, плотиновская добродетель – не более чемсозерцание. Это усилие, с которым душа стремится удержаться на уровне, докакого Бог ее возвысил. Став состоянием, называемым мудростью, она сделаетсяпостоянным созерцанием.

"Почемуне остаемся мы в вышнем мире?" – спрашивал Плотин. И тут же отвечал:

"Потомучто мы еще слишком от мира сего",

то есть еще недостаточно очищены добродетелью. И продолжал:

"Нонастанет минута, когда созерцание станет постоянным, и тело уже не будетпрепятствием" (VI 9, 10, 1).

Таким образом, плотиновская добродетель заключается в крайне простойдуховной установке. При взгляде на нее извне можно выделить различные ееаспекты и назвать их "здравомыслие", "справедливость","мужество" или "воздержность". Но если взглянуть на нееизнутри, это даже не усилие отделиться от тела, это только взор, постояннонаправленный к Богу, постоянное упражнение в том, чтобы достичь Божественногоприсутствия. Можно даже говорить о метаморфозе взгляда. В себе и вокруг себя,во всем окружающем плотиновская добродетель хочетвидеть лишь присутствие Бога. Благодаря этому упражнению союз с Богом становитсяпостоянным. Созерцание мира Форм и опыт любви к Благу перестают быть редкими иэкстраординарными явлениями, уступая место почти ощутимому единению,захватывающему человека целиком:

"Иногдаумственная работа мудреца может сдерживаться внешними обстоятельствами:например, речи требуют раздумий и рефлексии. Но предмет высшего знания – Благо– всегда в его власти и никогда его не покидает, и, если бы даже мудрец был взнаменитом быке Фаларида, оно тем более не покинулобы его.* Напрасно было бы называть подобное положение приятным, хоть повториэто тысячу раз, ибо может ли говорить о приятномстрадающее существо! Но мы полагаем, что со страдающим началом сосуществуетиное начало, которое, хотя и связано со страдающим (пока оно с ним связано), все же пребывает в нерушимом созерцании Блага" (I 4,13, 3).

* Фаларид, тиран Агригентский, сжигал своих жертв в бронзовомбыке. По мнению стоиков и эпикурейцев, мудрец счастлив даже внутри быка Фаларида. Именно на эпикурейцев Плотин намекает в строках:может ли говорить о приятном страдающее существо.Эпикурейцы не разделяют чисто духовное и телесное "я". Они признаютлишь телесное "я". Если телесное "я" – целиком во властистрадания, оно не может одновременно утверждать, что его состояние приятно. Следуетпредполагать, что подобную вещь утверждает духовное "я", всегдапогруженное в созерцание Блага.

В понимании Плотина мудрец в быкеФаларида не будет отрицать, что страдает. Но страшныемуки тела, даже осознаваемые душой, затрагивают лишь низшие уровни нашего"я". Повернувшись к Богу, сосредоточившись на самомвозвышенном, душа у Плотина продолжает созерцание и не может отвлекаться насвой низший уровень, охваченный страданием. Бог, с которым она соединилась,есть Благо. Чего же еще ей желать? Что могут ей сделать бедствия, лишениеудовольствий, даже страдание? Она обладает Всем, онаесть Все, остальное не имеет значения. Ей достаточно союза с Богом. Таковамудрость Плотина. Мистическая мудрость, не имеющая смысла для того, кто неиспытал союза с Богом.

До сих пор мы подходили к плотиновской мысли как бы изнутри. Нет сомнений, что,рассказывая нам об уровнях нашего "я", о красоте всемирной жизни, олюбви к Благу и об очищающей добродетели, Плотин поделился с нами своимивнутренними переживаниями. Теперь, кажется, наступил момент рассмотретьвоззрения Плотина в некотором роде извне. Надо просить Порфирия, его биографа,поведать нам, каким образом Плотин нашел конкретное решение проблемы,поставленной в начале этой главы: как жить в земном мире после созерцаниябожественной Красоты и испытав любовь к Благу; болеетого, как жить здесь в постоянном созерцании?

VI. ДОБРОТА

"Благо полно нежности, благосклонностии кротости.

Оно всегда открыто тому, кто его ищет".

(V 5, 12, 33)

Открывая "ЖизньПлотина"* Порфирия, современный читатель испытывает некоторую неловкость.Первая же фраза его поражает: "Плотин стыдился, что у него есть тело"(Жизнь Пл. 1, 1).

*Перевод "Жизни Плотина" на немецкий, выполненный Р.Хардером,который вышел в "Plotins Schriften"(Hamburg, Meiner, 1958), представляетсобой большой прогресс по сравнению с переводом Э.Брейе.Я часто прибегал к нему в данной главе.

Следующие страницы знакомят егосо странным субъектом, который отказывается говорить о своих родителях, родине(Жизнь Пл. 1, 3), годе рождения (2, 37) и недопускает, чтобы рисовали его портрет.

Затем Порфирий, не колеблясь,приводит натуралистические подробности:

"У негобывали колики. Но он всегда отказывался от промывательных ("Негожепожилому человеку, – говорил он, – прибегать к подобным средствам"), и несоглашался также принимать териак: "Я не ем дажемяса домашних животных", – объяснял он.* Он не посещал бани, но каждыйдень растирался дома. Когда эпидемия чумы была в разгаре, растиравшие егоприслужники умерли, и он отказался от этой процедуры" (Жизнь Пл. 2, 1),

* Всостав териака входило мясо диких животных, особеннозмей.

После рассказа, кстати, оченьволнующего, о последней болезни и смерти Плотина, Порфирий сообщает намнекоторые биографические детали, которые учитель ему рассказал во время бесед,и, в частности, следующее любопытное воспоминание детства:

"Хотя онуже учился в школе, и ему было восемь лет, он по-прежнему шел к кормилице иоткрывал ее грудь, чтобы сосать, но когда однажды ему сказали, что он дурноймальчик, ему стало стыдно, и он перестал"* (Жизнь Пл.3, 2).

*Почему из всего своего детства Плотин рассказал Порфирию только этот эпизод?Идет ли речь о психической травме? Сам факт позднего кормления очень частовстречается на Востоке. Если Плотин рассказал эту историю, то, может быть, какпример невольного греха, какой мудрец, достигший совершенства, все же можетсовершить (ср. I 2, 6, 4).

Вслед за этим мы переходим квстрече Плотина с его учителем Аммонием, затем к "приключениям Плотина наВостоке":

"Со днясвоей встречи с Аммонием Плотин оставался подле него и так глубоко постигфилософию, что захотел узнать и философию персов, и ту, которую почитаютиндийцы. Когда император Гордиан готовился напасть наперсов, Плотин явился в его лагерь и продвигался с армией. Ему было тогда 39лет, так как он посещал школу Аммония 11 лет. Но Гордианбыл убит в Месопотамии. Плотину с трудом удалось бежать, и он укрылся в Антиохии. В это время Филипп стал императором, и в возрасте40 лет Плотин пришел в Рим" (Жизнь Пл. 3, 13).

С этого момента мы видим, какПлотин постепенно становится главой философской школы. Но в конце античнойэпохи философия – это прежде всего "образжизни". Можно сказать, что к философии приобщаются, как к религии, и этополностью меняет жизнь. Философ – скорее духовный наставник, чем учитель: онпризывает к обращению, затем ведет новообращенных молодых людей, а часто ивзрослых, по пути мудрости. Это духовный руководитель. Конечно, он преподает.Занятия, которые он проводит, могут даже иметь несколько технический характер,затрагивать вопросы логики или физики. Но это только умственные упражнения,составляющие часть системы воспитания души в целом.

Таким является нам Плотин порассказам Порфирия. Он описывает манеру преподавания Плотина, перечисляетокружавших его учеников и рассказывает о некоторых очень выразительных случаях.Прежде всего он говорит о своем учителе с восхищением:

"Егоустремленность к самому себе никогда не ослабевала, разве что во время сна,которому, впрочем, мешало то, что он мало ел (часто не ел даже хлеба) ипостоянно размышлял о Духе" (Жизнь Пл. 8, 20).

Да, современный читатель, даже нечуждый знания античности, испытывает некоторую неловкость, читая все это.Превосходный знаток Плотина Э.Брейе прекрасно передаетэто впечатление:

"Решительно,– пишет он, – в окружении Плотина не чувствуется того морального здоровья иравновесия, какие присущи школе Эпиктета. Заметны тревожные симптомы усталостии нервного истощения. Постоянная тема учения Плотина, "бегство от мира",имеет странное сходство с тем "бегством от жизни", той постояннойпотребностью в перемене места, желанием "идти все равно куда, только быпрочь от этого мира", которые, по мнению д-ра Пьера Жане, являютсяпризнаками меланхолического синдрома. Возможно, этим нервным состояниемобъясняется внезапность, с какой Плотин навсегда покинул Александрию, и егополное отчуждение от своей семьи и родины. Разумеется, он был ослаблен суровымрежимом, которого придерживался. Он не только не ел мяса, как пифагореец, но ине соблюдал самых элементарных требований гигиены. Добавим, что умственноепереутомление, эта постоянная медитация, при которой мысль все время работает иопережает слова, и происходящая от этого бессонница постепенно подорвали егоздоровье. Когда Порфирий с ним познакомился, у Плотина было расстроенноепищеварение и очень слабое зрение. Он страдал хроническим заболеванием горла икожной болезнью. Ко всему прочему, он относился к болезненным состояниям сопределенным одобрением, также болезненным.

"Надо,чтобы человек подавлял и ослаблял свое тело, чтобы показать, что подлинныйчеловек есть нечто совсем отличное от вещей внешних...Он не будет избегать страдания; он пожелает даже приобрести опытстрадания" (I 4, 14, 12).

Это странноефилософское завещание, – продолжает Э.Брейе, –выходит за рамки стоического безразличия, поскольку доходит до того, чтобыжелать страдания".*

* Е.Brehier, "Plotin, "Les Enneades"",t. 1, Paris,1924, p.p. VII-IX.

Что касается д-ра Жилле,* который распознает в последней болезни Плотинасимптомы легочного туберкулеза, то он доходит до того, что видит в его духовныхпроявлениях психические последствия этой болезни, а в плотиновскойфилософии – идеал больного человека.

* Р.Gillet, "Plotin au point de vue medical et psychologiques,these de medecine". Paris, 1934.

Так из Плотина делаютв конечном счете какого-то языческого Паскаля, живущего в постоянном напряжениии страдании, рассматривающего болезнь как нормальное состояние человека.

*   *   *

Многие элементы этой мрачнойкартины преувеличены. Истории, рассказанные Порфирием, часто неверноинтерпретировались, сообщаемые сведения неверно понимались, и даже егоумолчания толковались в дурную сторону. Если мы внимательно перечитаем егоповествование, перед нами предстанет совсем другой Плотин.

Прежде всего, мы должныпримириться с тем, что многое из жизни Плотина нам неизвестно. Порфирий провелс ним только шесть лет. Он узнал его уже в конце жизни, в то время, когда Плотинприближался к старости, и начинала проявляться его последняя болезнь. В силуобстоятельств Порфирий дает нам неполную картину. Он почти ничего не знает опрошлом Плотина, и, разумеется, вынужден делать упор на аскетическом иболезненном образе жизни учителя.

Порфирий слишком мало говорит намо молодости Плотина, чтобы можно было дать ее психологическую интерпретацию иразличить признаки "меланхолического синдрома". Ничто в рассказеПорфирия не позволяет утверждать, что для того, чтобы последовать за Гордианом, идущим к Персии, Плотин внезапно покинулАлександрию и оставил Аммония. С таким же основанием можно предположить, чтосам Аммоний посоветовал ему совершить эту философскую экспедицию, это"паломничество к истокам" восточной мудрости, которая с незапамятныхвремен интересовала греческих философов. Что неясно в повествовании Порфирия,это каким образом Плотину удалось приблизиться к императору Гордиану.Как отмечает Р.Хардер (стр. 84-85), за этимприключением Плотина стоят политические течения, которые нам неизвестны. ЧтобыПлотин мог участвовать в экспедиции и сопровождать императора, у него должныбыли быть хорошие отношения с сенаторами – приближенными императора. Этугипотезу подтверждает бегство Плотина после убийства Гордиана.Гордиан был убит во время солдатского мятежа. Властьзахватил узурпатор Филипп. Итак, Плотин скрывается с большим трудом какзамешанный в связях со сторонниками императора Гордиана.Мы не знаем, почему он после этого отправляется в Рим, а не в Афины, например.Но, возможно, по прибытии в столицу Империи Плотин не был, как воображают,"неизвестным скромным александрийцем" (Брейе,стр. VI). Если, как можно предположить, на Востоке у него уже были встречи ссенаторской аристократией, то неудивительно, что в Риме он оказывается вдружеских отношениях с такими людьми, как КастрицийФирм, Марцелл Оронтий, Сабиллин и Рогациан (Жизнь Пл. 7, 24), которые принадлежат к этому кругу.

Что касается аскетизма Плотина,то в нем нет ничего мрачного или болезненного. В нем нет ничего, что бы не соответствовало многовековой традиции образа жизнифилософа.

Плотин не говорит о своемпроисхождении, родине, родителях? Он просто применяет на практике советы стоикаЭпиктета:

"Еслиправда то, что между Богом и людьми есть родство, как утверждают философы,людям остается лишь следовать примеру Сократа, то есть никогда не отвечать тому кто спрашивает, из какой они страны: "Я –гражданин Афин или Коринфа", а только: "Я – гражданин мира". Изучив строение Вселенной, постигнув, что над всем есть опережающее,доминирующее и всеобъемлющее "Все", включающее Бога и людей, котороепородило не только твоего отца и деда, но и все, что живет и произрастает наземле, особенно разумные существа, ибо они по природе своей сообщаются с Богом,связуемые с Ним разумом, как не назвать себягражданином мира? Как не назвать себя сыном Бога?" (Эпиктет,"Беседы", I 9, 1).

Плотин будто бы не соблюдал"самых элементарных требований гигиены"? Это неверно. Плотин непренебрегает заботой с своем теле. У него естьпостоянные массажисты. Видимо, это рабы из дома Гемины, где он живет. И,вероятнее всего, именно в отдельном бассейне этого дома он купается передмассажем, согласно римскому обычаю. Плотин не посещает бани просто потому, чтоэти заведения были местом забавы, развлечений и удовольствий. По этому поводустоит перечитать пятьдесят шестое письмо Сенеки, который описываетоглушительный шум в бане поблизости от него, хлопанье рук массажистов, громкоедыхание гимнастов, вопли продавцов сосисок и напитков, кряхтенье эпиляторов и крики их клиентов, вой пойманных на местепреступления воров и взрывы ярости забияк. Плотин никогда не согласитсяучаствовать в этой суматохе, даже когда его постоянных массажистов унесетэпидемия чумы.

Он мало ест и мало спит? Здесьтоже нет ничего необычного. Привычка к вегетарианству давно уже укорениласьблагодаря влиянию пифагореизма. Люди соблюдали умеренность в пище не изаскетизма, а ради здоровья. Сам Плотин напоминает об этом, нападая нагностиков, утверждавших, что могут излечивать болезни путем заклятия злыхдухов:

"Ониутверждают, что очищают тела от болезней. Если бы они делали это, как философы,прибегая к умеренности и строгому режиму, они были бы правы" (II 9, 14,11).

Что касается сна, Платон ужеговорил в своих "Законах", что "много спать нехорошо ни длятела, ни для души" и что "надо тратить на сон лишь столько, сколькополезно для здоровья, то есть немного; надо только, чтобы это вошло впривычку!" (808 b-c). Среди окружавших Плотна людей имелся живой пример пользы, которую приносит здоровьюаскетизм.

"Рогациан был сенатором. Он настолько отрешился от земнойжизни, что отказался от всего своего имущества, отпустил слуг и отказался отсвоего титула. Ликторы ждали его у дверей, чтобы проводить в трибунал, он непошел туда и не захотел более исполнять свою должность. Он не стал даже жить всвоем доме. Но он ходил к друзьям или родственникам, ел у них и ночевал. Онпринимал пищу только через день. Это отречение от всего, это освобождение отжизненных забот вернуло ему здоровье, тогда как раньше он так страдал отподагры, что его носили на носилках, и хотя раньше он не мог даже разжать руку,теперь он приобрел способность владеть руками лучше, чем любой ремесленник,выполняющий ручную работу. Плотин любил его, он ставил его выше всех и приводилв пример философам" (Жизнь Пл. 7, 31).

В конечном счете, трудноутверждать, что Плотин относился к болезненным состояниям с нездоровымодобрением. Перечитаем текст, на который ссылается Э.Брейе,весь целиком:

"Человекземного мира может быть красив, велик, богат, может быть властителем людей, ибопринадлежит этому миру. Не завидуйте подобным преимуществам – они обманчивы.Возможно, от рождения мудрец не будет иметь таких преимуществ. Но даже приобретя их, он сведет их к малому, если заботитсяо себе. Пренебрегая телом, он уменьшит и исчерпает избыток жизненной силы внем. Он оставит свои общественные занятия. Хотя и заботясь о своем здоровье, онне будет совсем избегать болезни, он не захочет оставаться без опыта страдания;если он никогда его не испытывал, он пожелает испытать его, пока молод. Но,дожив до старости, он уже не захочет, чтобы его покой нарушался удовольствиямиили страданиями – любым из тех приятых либо тягостных состояний, какие мыиспытываем на земле, – чтобы не быть вынужденным обращать внимание на своетело. Испытывая страдания, он противопоставит им приобретенное умение борьбы сними. Удовольствия, здоровье, отсутствие горя ничего не добавляют к егосчастью, противоположные состояния ничего у него не отнимают и не принижаютего. Если эти первые ничего не дают, что могут у него отнять другие?" (I4, 14, 14).

Очевидно, Плотин не ищет болезни,страдания, уродства ради них самих. Он восстает не против тела, а противизбытка телесной жизненной силы, рискующей поколебать душу в ее порыве ввысь, ксозерцанию Блага. Надо привыкнуть не обращать вниманияна телесные ощущения, стать безразличным к удовольствию и боли, чтобы неотвлекаться от созерцания. Значит, надо приучить себя "желать"страдания и боли в молодости, чтобы не быть застигнутым врасплох, когда онипридут собственным образом в старости.

Это известное духовное упражнениестоиков – "предвосхищение". Надо заранее желать неприятных событий,чтобы лучше их перенести, если неожиданно столкнешься с ними. Свобода – этоборьба с тем, что могло бы ее ограничить.

В плотиновскомаскетизме можно найти и другие примеры духовных упражнений, принятых у стоиков.Если, например, Порфирий говорит о Плотине, что "его внимание к себеникогда не ослабевало" (8, 20), что "его внутреннее напряжение никогдане спадало, только во время сна" (9, 17), то, употребляя эти слова(внимание – prosodie, напряжение – tasis), он просто прибегает к терминам, принятым дляобозначения бдительности – основной заповеди мудреца-стоика.

Следовательно, постояннаянапряженность Плотина подобна той, какая характерна для Марка Аврелия и Эпиктета. Но в то времякак постоянное внимание стоика направлено на события повседневной жизни, вкоторых он все время пытается различить Божью волю, внимание Плотина обращаетсяк Духу Божьему. Оно неустанно стремится к созерцанию Блага. Может показаться,что его внимание уходит от реальности, бежит от нее и замыкается в абстракции,то есть требует больше сосредоточенности и большего усилия, чем концепциястоиков.

Но это не совсем так. В мудростиу Плотина сквозит какая-то мягкость, улыбка, доброжелательность, чувствореальности и деликатность, составляющие контраст с жесткостью и суровостьюЭпиктета или Марка Аврелия. Чтобы понять истоки этойдоброты, надо сперва узнать все ее стороны.

*   *   *

Простота, широта ума,доброжелательность, тонкое сочувствие – вот секрет плотиновскойпедагогики.

"На егозанятия разрешалось приходить всем желающим" (Жизнь Пл.1, 13).

Возможно, достаточно было простоотодвинуть занавес, – в те времена часто только занавес отделял класс от улицы.Пришедший мог задавать учителю вопросы по своемуусмотрению:

"Онпросил слушателей, чтобы они сами задавали вопросы. Поэтому его лекции былидовольно беспорядочны и ученики занимались болтовней" (Жизнь Пл. 3, 35).

Это не всем нравилось. Любителиновых идей и красивых речей были разочарованы:

"В товремя некоторые думали, что он чванится, присваиваясебе мысли Нумения. Они считали его болтуном,говорящим банальности, и презирали. Дело в том, что они не понимали его речей, асам он был полностью лишен напыщенности и кичливостисофистов. Его лекции походили на простые беседы, его логические импликации несразу были понятны. Впрочем, когда я, Порфирий, слушал его в первый раз, у менятоже было такое впечатление" (Жизнь Пл. 18, 2).

Правда, Порфирий быстро стализбранным собеседником, но это не смягчило недовольных,совсем напротив:

"Однаждынекий Тавмасий вошел в класс и заявил что хочет,чтобы Плотин говорил на общие темы и так, чтобы его речь можно было записывать,потому что этот обмен вопросами и ответами между Порфирием и Плотином слушатьневыносимо. Плотин ответил "Но если бы мне не надо было решать проблемы,которые передо мной ставит Порфирий, я не мог бы сказать ничего, что можно былобы записать" (Жизнь Пл. 13, 12).6

Такой способ обучения,дезориентировавший некоторых слушателей, требовал от Плотина безграничноготерпения:

"Он оченьдоброжелательно относился к вопросам, которые ему задавали, и рассматривал их снеустанным вниманием. Три дня подряд я спрашивал его о том, каким образом душаприсутствует в теле, и он не переставал объяснять мне свою мысль" (Жизнь Пл. 13, 9).

Слушатели не всегда задаваливопросы. Иногда ученик читал комментарий к тексту Платона или Аристотеля одногоиз великих толкователей II-III веков, например, Александра или Нумения. Затем Плотин брал слово:

"Никогдане бывало так, чтобы просто прочли отрывок из текста и все. Плотин давал емуоригинальное объяснение, отличающееся от общепринятого.В своем анализе он руководствовался принципами Аммония. Все происходило оченьбыстро; он в нескольких словах объяснял трудное место, затем вставал"(Жизнь Пл. 14, 14).7

Плотин всегда стремится дойти досути. Его созерцание не прерывается. Он не придает значения литературной форме.Однако страсть к поглощающему ею предмету пробуждает в нем естественноекрасноречие.

"У негобыл талант хорошо объяснять на занятиях, и он прекрасно умел находить нужныемысли. Но некоторые слова он произносил неправильно; он и писал их неверно.Когда он говорил, его ум как бы становился зримым и освещал его лицо. Всегдаприятный на вид, он делался тогда прекрасным. На лбу ею выступала легкаяиспарина. Он светился добротой" (Жизнь Пл. 13,1).

Следующий эпизод свидетельствуето скромности Плотина, даже некоторой робости:

"Однажды Ориген (один из его бывших соучеников из школы Аммония)вошел в класс во время лекции. Плотин покраснел и хотел встать, чтобы закончитьурок. Но Ориген просил ею продолжать. "Не хочешьговорить, – сказал Плотин, – когда слушатели уже знают то, что тыскажешь"" (Жизнь Пл. 14, 20).8

Во всяком случае, Плотинпризывает своих учеников к простоте и скромности:

"Тафилософия, какую мы изучаем, не ищет других отличий, кроме простоты нравов ичистоты чувств; она стремится к серьезности, а не к дерзости; конечно, она даетнам уверенность в себе, но надо, чтобы этой уверенности сопутствовали здравыйсмысл, большая осмотрительность и благоразумие, а также крайняяосторожность" (II 9, 14, 38).

Во всем этом проглядывает то жепренебрежение к чисто внешнему, то же нежеланиепривлекать внимание дерзким или напыщенным видом, злоупотреблять внешнейатрибутикой, очаровывать или навязывать свои взгляды. То же видно из его манерыписать:

"Он писалсжато, насыщенно, кратко, был более щедр на мысли, чем на слова. Большей частьюон писал в состоянии вдохновения и восторга" (Жизнь Пл.14, 1). "Он не желал перечитывать написанное. Ондаже не прочитывал первый раз, что написал, потому что ему мешало зрение.9 Онплохо выписывал буквы, неясно разделял слоги, не заботился об орфографии. Ондумал только о смысле. И, что нас всех удивляло, такой манеры писать онпридерживался до конца жизни" (Жизнь Пл. 8, 1).

Его книги – плод глубокогоразмышления:

"Онмысленно находил решение проблемы продумывал его отначала до конца, потом записывал результат; он описывал все свои мысли такпоследовательно, что казалось, он переписывает из книги. Разговаривая с кем-то,ведя беседу, он по-прежнему думал об интересующем его предмете. Он поддерживал разговори в то же время продолжал, не прерываясь, размышлять о проблемах, которые хотелразрешить. Когда собеседник уходил, он, даже не читая того, что уже написал (мыговорили, что зрение не позволяло ему перечитывать написанное), немедленнодобавлял то, что должно было следовать, как если бы небыло интервала, посвященного беседе. Так он в одно и то же время был внутреннесосредоточен на своих мыслях и при этом говорил с другими людьми" (Жизнь Пл. 8, 8).

Превосходная формулировка! Какпрекрасно она объясняет секрет Плотина!

Несомненно, речь идет обисключительном даре; ученики Плотина это почувствовали. Но, кажется, этанеобыкновенная сила ума в некотором роде обусловлена нравственным долгом.Плотин не хочет прерывать созерцание, но не хочет иотказывать во внимании ближнему. И все происходит так, как если бы полная повернутость к Богупозволяла ему или даже требовала от него участия к людям.

*   *   *

В качестве духовного наставникаПлотин сохраняет эту доброжелательность, мягкость, уважение к ближнему.

Он заботится о том, чтобы даватьсвоим ученикам индивидуальную работу. Амелий,например, должен дать письменный ответ Порфирию, которому, как новому ученику,трудно было принять один из важных аспектов в учении Плотина (18, 14). Вспомнимтакже эпизод с ритором Диофаном: Плотин, возмущенныйтем, что тот восхваляет Алкивиада, поручает Порфирию написать опровержение (15,6). Кроме того, Плотин просит Порфирия сделать доклад о сочинениях, которыеафинский философ Евбул послал своему учителю (15,18). Возражая гностикам, Плотин опровергает в своих лекциях и в одной из работосновные постулаты их доктрины и поручает Амелию иПорфирию прочесть все их сочинения и обсудить их (16, 9). К этому надо добавитьконспектирование лекций (3, 46) и просмотр сочинений Плотина (7, 51).

Порфирий с некоторым хвастовствомрассказывает о поощрительных высказываниях учителя. В связи с этим он рисуетдовольно живую картину из жизни школы:

"На днирождения Платона и Сократа Плотин приносил жертву в их честь и приглашал своихучеников на обед, во время которого самые способные должны были выступать перед собравшимися" (2, 40). "На день рожденияПлатона я прочел поэму о "Священном браке". Я придал ей оттеноквдохновенного восторга, следуя мистической, загадочной сущности сюжета. Приэтом кто-то сказал: "Порфирий обезумел". Тогда Плотин сказал так,чтобы все слышали: "Ты проявил все, что в тебе есть: ты поэт, философ ижрец"" (15, 1).

Мы уже встречали описание того,как Плотин во время речи Порфирия все время повторял строку из Гомера:"Так порази его, так, если подлинно светоч ты людям" (15, 15), иликак он ответил Тавмасию: "Если бы Порфирий меняне спрашивал, мне нечего было бы сказать такого, что можно было бызаписать" (13, 15).

За этим старанием Порфириявыделиться угадывается школьное соперничество и особенно ревность Порфирия к Амелию, который уже знал Плотина 18 лет, когда Порфирийпришел в Рим. Это обычная вещь во всех школах, духовных или философских. НоПлотин, кажется, никому не отдает предпочтения. Он берет каждого таким, как онесть, и старается побудить его развивать лучшее, что в нем заложено.

Часто говорилось, что Плотин жилв узком, замкнутом мирке. Ж.Биде говорит о "монастырской атмосфере",о "группке бледных затворников".* А д-р Жиллевидит в том, что Плотин предпочитает общаться с ограниченным числом учеников,симптом нервного заболевания, обусловленного туберкулезом.

* Ж.Биде, "ЖизньПорфирия", Гент, 1913, стр. 39.

Но в этом случае рассказ Порфирияснова неверно интерпретируется. Порфирий проводит различие междумногочисленными слушателями и ограниченным числом адептов (7, 1). Однако эторазделение можно провести, говоря о любой философской школе античности,особенно поздней античности. Не надо представлять себе философа тех летподобным профессору университета, читающему публичные лекции. Как мы ужеговорили, это наставник в духовной жизни. Одни слушают, но не следуют егопредначертаниям. Другие полностью меняют свою жизнь, поступают в его школу, пользуютсяего советами и хотят жить подле него. Они становятся его спутниками (hetairoi 2, 42), а также и его последователями (zеlotai 7, 1). Они принимают недоктрину, а образ жизни. Так поступали уже ученики МусонияРуфа или Эпиктета.

Порфирий говорит также, чтописания Плотина были доступны только для учеников:

"Этикниги доверялись лишь небольшому числу людей. Их давали не каждому; получить ихбыло нелегко и непросто; тщательно обдумывалось, кому их дать" (Жизнь Пл. 4, 14).

Самому Порфирию дали эти книгитолько тогда, когда он доказал, что хорошо понял мысль учителя. Услышав Плотинав первый раз, Порфирий написал трактат, где оспаривал один пункт его теории, скоторым был не согласен.

"Плотинпопросил Амелия прочесть ему мой труд, затем сказал,улыбаясь: "Амелий, это твое дело объяснять емутрудности, с которыми он встретился, так как он не знает наших воззрений".Амелий написал довольно длинную книгу в противовесмоим возражениям; я со своей стороны ответил на то, что он написал. Амелий опять ответил на мою книгу. Наконец, я с трудомпонял учение Плотина и изменил мнение. Я написал отречение от своих прежнихвзглядов, которое прочел на занятиях. С тех пор мне доверили книгиПлотина" (Жизнь Пл. 18, 11).

Но чтобы понять, о чем говоритПорфирий, следует вспомнить, что означало опубликовать книгу во временаантичности. Не будем забывать, что в ту эпоху книги представляли собойрукописи, их переписывали и при желании могли фальсифицировать. Поэтомуопубликовать книгу почти всегда значило доверить ее кругу друзей, бравших насебя ответственность за ее распространение.10 Разумеется,для философа этот дружеский круг представлял собой группу настоящих выучеников,тех, кто понял его теорию. Только они могли засвидетельствовать подлинность егосочинений, обеспечить их переписку и распространение. Притом философ писал недля всего человечества, не для универсальной аудитории. Точнее говоря, онписьменно отвечал на вопросы своих учеников. Порожденные конкретнымиобстоятельствами, эти литературные сочинения адресованы конкретной аудиторииили даже одному ученику:

"Плотинрешил писать на темы, которые возникали..."(Жизнь Пл.4, 11). "Многие проблемы рассматривались, когда мы с ним собирались, и мыс Амелием попросили его записывать это" (5, 5)."Темой этих сочинений были возникавшие проблемы" (5, 60).

Таким образом, небольшое числоучеников является одновременно хранителем и адресатом трудов учителя. Следя затем, чтобы его труды не передавались кому попало,Плотин поступает в соответствии с довольно распространенной практикой,необходимость которой легко понять. Мы располагаем, например, письмом св.Августина, где он приводит список друзей, которым можнопередать одно из его сочинений.*

* См. H.-J. Murrou, "Latechnique de l'edilion al'epoque patristique",dans "Vigiliae christianae", 1949, p. 217.

Если Порфирий настаивает на этоммоменте, то это связано с желанием дать почувствовать читателям, как высок былего престиж в школе. Плотин не только разрешил передавать Порфирию своисочинения, что уже само по себе являлось привилегией, но еще и поручил емупросматривать их и готовить к окончательной публикации. Отметим мимоходоммудрость духовного наставника: Порфирий хороший филолог, надо дать емувозможность применить свой талант.

В действительности еще при жизниПлотина его сочинения вышли за пределы узкого круга учеников. Мы видим, каквовсе не исповедующий идеи Плотина афинский ритор и философ Лонгин,бывший учитель Порфирия, пишет Порфирию с просьбой прислать некоторые сочинениянашего философа в дополнение к тем, какие Амелий ужеему передал (Жизнь Пл. 19, 6).

Итак, из того факта, что Плотинследил за распространением своих трудов, нельзя делать вывод, что он мог житьлишь в душной атмосфере замкнутого общества.

Кстати, если внимательно прочестьсписок его учеников, приводимый Порфирием, видно, что в этой группе есть самыеразные личности. Многие из ближайших друзей Плотина даже не полностью приобщенык философии. Не всегда даже проводится четкая грань между просто слушателями иадептами:11

"У негобыло много слушателей. Но среди настоящих приверженцев, посещавших его из любвик философии, был прежде всего Амелийиз Этрурии, фамилия его была Гентилиан. Плотин любилназывать его Америй (через "р"),так как говорил, что лучше производить его имя от amereia(нераздельность), чем от ameleia (небрежность). Ещебыл один врач – Павлин из Скифополя. Амелий называл его "малыш" (mikkalos).У него было много познаний, которые он плохо переварил. Еще у Плотина былучеником врач из Александрии – Евстохий. Плотинпознакомился с ним к концу жизни и до самой смерти лечился у него. Евстохий полностью посвятил себя учению Плотина и приобрелкачества настоящего философа. Плотина посещал также Зотик,поэт и критик, который сверял произведения Антимаха исделал прекрасное стихотворное переложение "Крития"Платона. Он ослеп и умер незадолго до смерти Плотина... Еще у него имелсяученик Зет, арабского происхождения. Он был женат на дочери Феодосия, ученикаАммония. Он тоже был врач, и Плотин его очень любил. Он занимался политикой ипроявлял большую склонность к общественной деятельности, которую Плотинстарался сдерживать. Плотин был с ним так близок, что удалился в его загородноевладение в шести милях от Минтурн" (Жизнь Пл. 7, 1).

Затем следует перечислениеполитических деятелей, преимущественно сенаторов, которые были слушателямиПлотина: Кастриций Фирм, МарцеллОронтий, Сабиллин и Рогациан, чья история нам уже известна.

Потом еще египтянин:

"Также кнему часто приходил Серапион из Александрии, бывший адвокат, который принималучастие в философских дискуссиях. Но он так и не смог отказаться от своихдурных привычек финансиста и ростовщика" (Жизнь Пл.7, 46).

И наконец:

"И меня,Порфирия из Тира, он также считал одним из самых любимых учеников и пожелалдоверить мне исправление его сочинений" (Жизнь Пл.7, 50).

Итак, перед нами круг самыхразных людей: настоящие философы, но и врачи, филологи, политические деятели,ростовщики. Плотин дарит своей дружбой не обязательно тех, кто лучше всехследует его философии. Например, он очень близок с Зетом, который не полностьюотрешился от политических интересов.

Нет, Плотин не живет среди"бледных затворников". В доме, где он живет, наверняка звучит смех,шумят и кричат дети... Это наверняка очень большой дом, ведь это дом Гемины,женщины, по-видимому, принадлежавшей к римской аристократии. Но не один Плотинтам живет:

"Многиемужчины и женщины из лучших семей, чувствуя приближение смерти, приводили кнему своих детей, мальчиков и девочек, и доверяли их ему вместе со всемсостоянием, как доверили бы святому и божественному хранителю. Ее дом полон былюношей и девушек" (Жизнь Пл. 9, 5).

Порфирий говорит об особойзаботе, с какой Плотин относился к своим питомцам:

"Средиэтих молодых людей был некто Полемон, чьимвоспитанием он руководил и контролировал его занятия грамматикой" (Жизнь Пл. 9, 10).

Эта роль опекуна налагала на негомногочисленные бухгалтерские заботы:

"Он имелтерпение проверять счета, которые предъявляли приставленные к детям служители,и следил за тем, чтобы они были точны. "Эти дети – еще не философы, –говорил он, – так нужно сохранить в целости их имущество и доходы" (Жизнь Пл. 9, 12).

Возникали также домашниепроблемы:

"Однажды украли дорогоеожерелье у Хионы, которая поселилась с детьми в доме Плотина,достойно соблюдая образ жизни вдовы. К Плотину привели всех рабов. Он посмотрелна них. Указав на одного, он сказал: "Вот вор". Сначала раб отрицалсвою вину, хотя его секли, но в конце концов признался в краже, принес ожерельеи отдал его" (Жизнь Пл. 11,2).

По поводу этой истории Порфирийсправедливо замечает, что

"Плотиннеобыкновенно хорошо знал человеческую психологию" (Жизнь Пл. 11, 1).

Плотин узнает человека по глазам.Здесь мы снова встречаемся с темой взгляда:

"Характерчеловека можно узнать, глядя ему в глаза или рассматривая некоторые части еготела. Так можно определить опасности, которым он подвергается, и способыизбежать их" (II 3, 7, 9).

Этот взглядПлотина, которому все открыто, есть взгляд, идущий из вышнего мира, различающийза внешним духовную реальность. Именно так видят души в сверхчувственноммире:

"И вземном мире мы можем узнавать людей по глазам, даже когда они молчат. Но ввышнем мире все тело прозрачно; все человеческое существо как бы превращается водин большой глаз; нет более ничего скрытого или фальшивого. Вы не успели ещезаговорить с другим, как он,видя вас, уже знает о вас все" (IV 3, 18, 19).

Мы видим, как этот духовныйвзгляд Плотина обращается на окружающих:

"Он могпредсказать, что станется с каждым из детей, которые жили с ним. Например, онпредсказал по поводу Полемона, что он полюбит и чтожизнь его будет короткой; так и случилось" (Жизнь Пл.11, 8).

Порфирий сам испытал егопроницательность:

"Однаждыон заметил, что я думаю о самоубийстве. В то время я жил у него в доме. Оннеожиданно подошел ко мне и сказал, что это намерение не происходит от подлиннодуховного состояния души, что это просто болезненная меланхолия. Он посоветовалмне путешествовать. Я послушался его и уехал в Сицилию... Так я избавился отжелания покончить с собой, но это помешало мне остаться с Плотином до егосмерти" (Жизнь Пл. 11, 11).

Драгоценное свидетельство! Ученикпереживает очень серьезный душевный кризис: Плотин говорит и повторяет, чтонадо освободиться от тела, так почему бы не сделать этого добровольно,физическим способом, покинув здешнюю юдоль навсегда, раз ты устал от своеготела и от жизни? Не говорили ли стоики, что мудрец волен покинуть этот мир,когда хочет? И как странно, перебирая эти черные мысли, увидеть, что Плотинподходит к тебе и говорит: "То, о чем ты думаешь, идет не от Духа, а оттела, да, от дурного состояния желчи!". Удивительно, что тебя разгадали досамых глубин, удивительно узнать, что "дело так просто", удивительно,наконец, что тебе предлагают столь простое средство! Иоднако, это средство меняет всю жизнь. Ты стремился быть в школе первым,совершенствовался в ученых занятиях, упражнялся в аскетизме и медитации. Аучитель отсылает тебя "проветриться"!

Сколько же глубины, деликатностии здравого смысла в духовном наставничестве Плотина! Он не только угадываетдушевный кризис, но и понимает его настоящую причину. Порфирий искреннесчитает, что им руководит Дух. Плотин сразу же видит, что это не так, но онзнает также, что Порфирий не виноват в своем состоянии: это болезнь, болезньнадо лечить. Рецепт прост: необходимо отвлечься, путешествовать. Но,несомненно, Порфирий извлечет духовную пользу из этого путешествия: он вновьобретет себя, удалившись от сутолоки Рима, от борьбы честолюбий и соперничества,что, возможно, и было подлинной причиной его меланхолии.

Итак, Плотин вовсе не мудрец,удалившийся в башню из слоновой кости: в доме Гемины живут эти сироты, этирабы, которые воруют, эти ученики, у которых иногда случаются драматическиедушевные кризисы:

"Тем неменее, несмотря на то, что ему постоянно приходилось помогать стольким людям вделах повседневной жизни, ни на минуту, пока он бодрствовал, не давал онослабевать постоянному устремлению своей души к Духу. Он был кроток и всегдабыл и распоряжении своих близких. Поэтому за 20 лет,которые он прожил в Риме, у него, хотя он и играл роль арбитра во многихссорах, никогда не было ни одного врага среди политических деятелей"(Жизнь Пл. 9, 16).

*   *   *

Эта кротость Плотина –сознательное отношение к жизни, обусловленное всем его духовным опытом.

Следует мириться с существованиемматериального мира, ибо в нем находит свое проявление мир Форм:

"Бытьможет, гностики скажут, что их доктрина побуждает нас отрешаться от тела иненавидеть его, тогда как наша теория привязывает душу к телу. Но это подобнотому, как два человека живут в одном доме. Один критикует постройку и все жеостается в доме. Другой не критикует. Он даже говорит, что архитектор построилего с большим искусством, и ждет времени, когда уйдет оттуда и не будет большенуждаться в пристанище" (II 9, 18, 1). "Тот, кто жалуется на то, какустроен мир, не знает, что делает и на что посягает. Ибо он не ведаетнепрерывного порядка вещей, связи между первыми и вторыми, между вторыми итретьими, и так далее, вплоть до самых последних. Такне будем же гнушаться некоторыми творениями из-за того, что они ниже первых:надо с кротостью принимать природу всех существ" (II 9, 13, 1).

Надо принимать собственное телосо смирением: действительно, мудрец знает, что достаточно сосредоточиться,чтобы низменная сторона его существа пребывала в мире и не мешала созерцанию.Но если тело снова будет его отвлекать, он перенесет это терпеливо:

"Чтобыотрешиться от тела, душа должна замкнуться в себе и пребывать свободной от всехстрастей. Конечно, существуют неизбежные удовольствия. Но душа будетвоспринимать их только как отвлеченные ощущения; они будут подобны для неелекарствам или средствам, предупреждающим страдания, чтобы они не смущали душу.Что до самих страданий, душа должна подавлять их. Если она нев силах это сделать, она будет переносить их со смирением и ослабит их,стараясь, чтобы они не задевали ее" (I 2, 5, 5).

Затем Плотин уточняет, как душадолжна оставаться независимой от присутствующей в ней низшей стихии, чьи силы –желание и агрессивность – переполняют тело. Затем он продолжает:

"Корочеговоря, сама душа останется незапятнанной всем этим. Но она захочет такжеподвергнуть очищению слабейшую свою часть, чтобы даже эта низшая часть неиспытывала более волнений, идущих извне, или же, если это случится, чтобыэмоции эти не были сильными; тогда такие потрясения станут редки и будут быстростихать благодаря воздействию души" (I 2, 5, 21).

Глубокий смыслэтого кроткого отношения к самому себе открывается нам в следующих строках:

"Низменнаячасть души уподобится человеку живущему вблизимудреца. Соседство это приносит свои плоды: либо он становится похож на него,либо так его почитает, что не посмеет сделать что-то, чего мудрец не пожелалбы. Поэтому внутренней борьбы не будет. Присутствия Разума достаточно: низшаячасть души склонится перед ним. Если ее что-то смущает, она сама будетдосадовать, что не пребывает в покое в присутствии своеговластелина и сама же будет обвинять себя в слабости" (I 2, 5, 25).

Здесь мы подходим к пониманиютого, в чем секрет доброты Плотина. Мудрец силою своей духовной жизнипреображают низшую часть своей души, как преображает и людей, которые с нимобщаются. Ибо в существующей действительности самым эффективным действием являетсячистое присутствие. Благо воздействует на Дух самим своим присутствием, и Духвоздействует на душу, а душа на тело одним своим присутствием. Итак, в плотиновском аспекте нет борьбы с самим собой, нет духовною"конфликта". Для преображения всего человеческоюсущества вкупе с его низшими проявлениями достаточно, чтобы душасосредоточилась на созерцании, чтобы она обратилась к Богу.

Может возникнуть мысль, что егосозерцание поглощает душу и мешает обращать внимание на события внешнего мира.Но – тому свидетельство жизнь Плотина – при достижении определенного уровнявнутренней чистоты, когда созерцание стало постоянным, а взгляд чистым и как быизучающим свет, устремленность к Духу не исключает внимания к ближнему, кокружающему миру, к собственному телу. Одновременная открытость для Духа и длядругих людей порождается все той же свободой, все тем же любовным ожиданием.Внимание, о котором говорилось, – это и есть доброта. Преображенный взгляд,озаряя своим сиянием все окружающее, впиваетблагодать, идущую от Бога. Утвердившись в Благе,взгляд Плотина проникает в то, что вещи как бы порождаются Благом. Итак, нетбольше понятий "извне" и "вовне", есть единый свет, и душапроникнута к нему благим чувством:

"Чем лучше ты сам, тем болееты доброжелателен по отношению ко всему окружающему и к людям" (II 9, 4,44).

Плотин чувствовал, – и в этом всяего жизнь, – что доброта, как и благодать, возвещают о присутствии Единого:

"Благополно нежности благосклонности и кротости Оно всегда открыто тому, кто его ищет"(V 5, 12, 33).

VII. ОДИНОЧЕСТВО

"Бегство единого – к единому" (VI 9, 11, 50)

В жизни Плотина была мечта,мечта, носившая немного выспреннее, но красноречивое имя "Платонополис":

"ИмператорГаллиен и его супруга Салонинаочень уважали и почитали Плотина. Он воспользовался этой дружбой, чтобы проситьо восстановлении города, который, как говорили, существовал когда-то в Кампаниии был полностью разрушен. К восстановленному городу планировалось присоединитьсоседнюю территорию. Его население должно было жить по законам Платона, и городдолжен был называться Платонополисом. Плотин обещалпоселиться там со своими учениками. Это желание философа было бы с легкостьюисполнено, если бы некоторые лица из окружения императора не воспротивилисьэтому из ревности, недоброжелательства или некоего злого умысла" (Жизнь Пл. 12, 1).

Каковы былиподлинные причины этой неудачи? Может быть, советники Галлиенасразу поняли, что Плотин "не обладал качествами основателя городов"?*

Или же сам император хотел такимобразом выразить свою неприязнь к кружку сенаторов, который формировался вокругПлотина и получил бы территориальную опору в новом плотиновскомгороде?**

* E.Brehier,"Plotin "Les Enneades"",т. 1, p. XIII.

** R.Harder,"Plotins Schriften",V с, s. 321.

Как бы то ни было, эта историяостается загадочной. Трудно узнать, что именно собирался делать Плотин.Говорили, что "Платонополис – это плотиновский поселок, ставший монастырем".* Это можетбыть верно, и для той эпохи в этом нет ничего необычного. Задолго до того времениуже существовали подобные поселения с монастырским укладом, как быпредоставлявшие идеальные условия для философской жизни. Имелись, например,общины пифагорийцев и монастыри эссенов.В общем, влечение к досугу, заполненному учебой, к чисто созерцательной жизни,чью привлекательность еще больше увеличивает чистая радость духовной дружбы,характерно для всей античности, и оно даже усиливается в конце Римской империи.Через сто лет после Плотина св.Августин до своегообращения также будет мечтать о фаланстере философов, где бы он мог на свободепри полном обобществлении имущества вместе со своими друзьями бежать от"хлопот и суеты человеческой жизни" ("Исповедь", VI 14,24). И этот идеал он частично осуществит в имении Верекундав Кассициаке. Но что поражает в проекте Плотина, такэто его размах. Речь идет не о маленьком поселении, а о целом городе, чьенаселение должно жить по законам Платона. Поскольку известно, как неприязненноотносился Плотин к любой политической деятельности, такой замысел изумляет.Приходится думать, что наш философ хотел в некотором роде применить на практикеполитическую часть учения Платона, о которой в своих сочинениях практически неупоминает. Видимо, он представлял себе эту политику как организацию жизни,целиком посвященной созерцанию. С его точки зрения, мудрец не обязан, но можетзаниматься деятельностью такого рода:

"Если тысоединился с Ним и пребывал в Нем достаточно долго, иди и объяви другим, еслиможешь, что такое союз в вышнем мире (видимо, подобный союз познал Минос,почему и получил имя "Друга Зевса"; думая об этом союзе, он учредилзаконы, являющиеся его отражением; установленные им законы – плод общения сБожеством); или же, если считаешь политическую деятельность недостойнойтебя, оставайся в горнем мире, если хочешь" (VI 9, 7, 21).

* E.Brehier,ibid., р. XIII.

Если трудно угадать, чем мог быбыть Платонополис, можно покрайней мере предполагать, что, мечтая о нем, Плотин воображал, что светфилософии снизойдет на большое число людей и что вокруг него соберетсядостаточно большая община, чтобы в ней могло осуществиться"Государство" Платона.12

Тем большее волнение мыиспытываем, видя, как Плотин заканчивает жизнь в одиночестве и страданиях.

К началу 268 г. Плотин сам советуетПорфирию оставить его и путешествовать. В том же году или на следующий год Амелий в свою очередь покидает его и отправляется к Лонгину, который находится в Тире, в Финикии, при царицеЗенобии.13 Любимые ученики Плотина от него далеко. И тут болезнь наносит емуудар.

"Постепенно его злокачественнаяангина становилась хронической. Пока я был с ним, она была еще мало заметна. Но– я узнал это от его друга Евстохия, которыйоставался при нем до его смерти и рассказал мне об этом, когда я вернулся –после моего отъезда его болезнь так усилилась, что голос его потерял всякуюясность и звучность, стал хриплым; зрение ослабело; руки и ноги покрылисьязвами. Друзья стали избегать встречаться с ним, так как он имел привычкуцеловать их при встрече. Из-за этого он покинул Рим, уехал в Кампанию и поселилсяв имении Зета, одного из своих старинных друзей, к тому времени уже умершего.Это имение давало ему необходимую пищу. Но ему приносили также еду из владения Кастриция в Минтурнах. Что жекасается Евстохия, он жил в Путеолах"(Жизнь Пл. 2, 9).

Что за болезнь была у Плотина?Были ли симптомы, описанные Евстохием, признаками elephantiasis graeca, т.е. туберкулоидной проказы, как думает Опперман,* или желегочного туберкулеза, как полагает д-р Жилле? Намтрудно судить. Но эта болезнь так отвратительна, что все друзья и ученикиизбегают учителя. Тогда он удаляется в имение Зета, где часто проводил раньшелетние каникулы.

* H.Oppermunn,"Plotins Leben", Heidelberg, 1929.

Когда читаешь об этом, на умприходит страшная мысль Паскаля:

"Мы смешны, находяудовольствие в обществе себе подобных! Жалкие, как и мы, беспомощные, как и мы,они нам не помогут; человек умирает один. Поступай же так, как если бы ты жилодин" (211 Br.).

Еще в Риме, видя, что ученикиудаляются от него, а затем находясь в Кампании, Плотинпродолжает писать. С этого времени он пишет трактаты только на нравственныетемы: мудрость, счастье, Провидение, природа зла, смерть. Он их посылаетПорфирию, но это все равно, как если бы он писал для себя самого. Это последниеречи, обращенные к себе. Их абстрактная, безличная форма не может полностьюскрыть от нас усилий, которые делает Плотин, чтобы быть спокойным. Он сам себерисует портрет идеального мудреца:

"Счастье заключается внаибольшей полноте жизни... Но полная жизнь, подлинная и важнейшая жизнь, – этожизнь чисто духовная. Все остальные виды жизни не полны. Они – лишь отраженияжизни, они не совершенны и не чисты... Жизнь человека полна, когда он живет позаконам разума, или, еще лучше, по законам Духа... Тот человек счастлив, которыйстал самой этой жизнью Духа, которому удалось слиться с нею в одно целое. Все,что не есть в нем жизнь Духа, становится для него лишь внешней оболочкой: этобольше не часть его самого, ибо он не хотел бы вновьобрести ее: она была бы частью его, только если бы он хотел этого. – Что жеесть Благо для такого человека? – Он сам для себя – то Благо, которым онобладает. Истоки этого Блага в нем, это трансцендентное Благо... В подобномсостоянии он ничего более не ищет. Чего он мог бы искать? Того, что ниже его?Разумеется, нет. А лучшим он уже обладает" (I 4, 3, 24 – 4, 23).

Мудрец приучает себя смотреть навещи sub specie aeternitatis.

"Что есть подлинно великогов человеческом мире, не стоящего презрения того, кто поднялся высоко и непривязан более к земной юдоли? И если он считает, что счастливая судьба, как бывысока она ни была, не имеет большого значения, будь это судьба царя, либоправителя городов или народов, либо основателя колоний и поселений (пусть дажеэто его собственная судьба), как сможет он считать важными событиями падениеимперии и гибель отчизны?.. Подумаешь, великие события! Это только дерево,камень и, волею Господа, смерть смертных существ!* Таково ли будет мнениемудреца, который уверен, что смерть лучше, чем жизнь в своем теле?" (I 4,7, 14).

*Умирающий св.Августин повторит эти слова Плотина, см. Possidius, "Vita Augustini", 28: "Non erit magnus magnum putans quod cadunt ligna et lapides et moriuntur mortales".

И Плотин подробно развиваеттрадиционную тему стоиков: страдания, болезни, превратности судьбы не трогаютмудреца ввиду его независимости от внешних обстоятельств.

"А его собственныестрадания? – Когда они будут сильны, он будет переносить их, сколько сможет:когда они превзойдут меру, он умрет. Его мучения не будут вызывать жалости;свет в его душе струится подобно сиянию фонаря в бурю среди жестоких порывовветра"* (I 4, 8, 1).

*Св. Амвросий, "De Jacob",1, 8, 36: "Когда мудрец будет испытывать самую жестокую муку, он не будетвызывать жалость, но покажет, что сила его души, подобно свету фонаря,продолжает сиять посреди сильнейших ветров и страшных шквалов и не можетпогаснуть".

Образ лиры помогает понять истокиэтой внутренней свободы:

"Мудрец заботится о своемземном "я" и мирится с ним, пока это возможно; так поступает музыкантсо своей лирой, пока она не вышла из строя. Если лира приходит в негодность, онберет другой инструмент или отказывается играть на лире, перестает еюпользоваться, потому что теперь у него есть другие занятия, кроме лиры. Онкладет ее на землю. Он больше не смотрит на нее. Он поет без аккомпанемента.Однако вначале инструмент был дан ему не с праздной целью. Он часто на немиграл"* (I 4, 16, 22).

*Св. Амвросий, "De Jacob",l, 8, 39: "Если кто-то имеет привычкуаккомпанировать себе на кифаре и увидит, что инструмент сломан, разбит, струныпорваны, играть больше нельзя, он отбросит его; он не будет больше подбирать нанем мелодию, но удовольствуется собственным голосом. Так и мудрец: он оставитна земле ставшую ненужной кифару собственного тела; он воссоздаст себя в сердцесвоем".

Снова традиционный образ! Но какпоследняя строка передает личное отношение! Как хорошо выражает природнуюдоброту Плотина! Никакого раздражения против тела, причиняющего страдания,ставшего непригодным, тела, которого он скоро лишится! Скоро это уже не будетиметь значения. Скоро Плотин сможет петь без инструмента. Но за что емуупрекать свое тело? Это была лира, прекрасная лира, и она ему хорошо послужила.

Но зачем суждено было, что мыимели тело, и зачем нужно теперь с ним расставаться? Зачем существуетматериальный мир с его муками и борьбой, терзающими человека? Где корень зла?

Плотин упорно размышляет надэтими вопросами, но не дает в своих последних сочинениях связного ответа.

Свои мудрыемаксимы и поучительные мысли, возвышающие его борющуюся со страданием душу, ончерпает из прочитанного или из воспоминаний, из "Законов" Платона итрактатов стоиков о Провидении; они помогают ему взирать безмятежно па тот мир,и страшный и прекрасный, который он покидает.

Зло не инородное явление длявселенского порядка, так как оно происходит из этого порядка. Все вещи не могутпринадлежать к первому ряду. Но чем более они удалены от Первоначала, котороеесть абсолютное Благо, тем более они лишены Блага. А зло – не что иное, какотсутствие Блага.*

*Св.Амвросий повторит также это наставление Плотина всвоей проповеди "De Isaac",VII 60: "Quid ergo est malilia nisiboni indigentia?" Этадоктрина будет иметь очень большое влияние на св.Августина,как хорошо показал П.Курсель (Р.Courcelle,"Recherches sur les Confessions de Suint Augustin",Paris, 1950, p. 124 et n. 4).

Принимать всемирный порядок –значит принимать наличие различных уровней Блага, то есть косвенным образомпринимать наличие зла. Не следует критиковать мирской порядок, если имеютсяследствия, которые кажутся нам дурными:

"Мыподобны невежественным критикам, которые упрекают художника, что он не положилвсюду красивых красок. Но он положил всюду те краски, какие были ему нужны. Вгородах с хорошим управлением жители не равны между собой. Это все равно что ругать театральную пьесу за то, что не всеперсонажи – герои и есть среди них слуга или грубый сквернослов. Уберите этинизшие роли! Пьеса не станет от этого прекраснее, потому что они нужны ей дляполноты" (III 2, 11, 9).

Итак, следует согласиться с такимпорядком вещей и законами вселенной, какие вытекают из Божественной мысли и в конечном счете из Блага. Добро и зло, награда ивозмездие "в порядке вещей", который есть божественный порядок:

"Если естьбезоружные, хорошо вооруженные их побивают. Не дело Бога сражаться вместо тех,кто не хочет драться. Закон таков, что на войне спасает храбрость, а немолитвы. Чтобы получить урожай, надо не молиться, а возделывать землю; и еслипренебрегаешь своим здоровьем, будешь болеть. Не надо сердиться, если у дурныхлюдей урожай богаче, оттого ли, что земля принадлежит им одним, или же потому,что они обрабатывают ее лучше... Если злые люди стоят у власти, то это из-затрусости их подданных: такова справедливость, и обратное было бы несправедливо.Да, Божественное Провидение не должно поступать так, чтобы мы превратились в ничто. Если бы Провидение было всем, если бы было толькооно, ему нечего было бы делать, – что могло бы оно провидеть?" (III 2, 8,35)

Если зло – впорядке вещей, для мудреца оно превращается в спасительное испытание. Эта мысльуже высказывалась в одном из первых сочинений Плотина:

"Знакомствосо злом облегчает понимание добра для людей, чьи силы слишком слабы, чтобы яснопостичь зло, не встретившись с ним" (VI 8, 7, 15).

Это как если бы человек моготличить добро от зла, только испытав и то и другое, как если бы он мог вкуситьдобро, только встретившись со злом. И в конце жизни Плотин пишет:

"Некоторыебеды, например, бедность и болезнь, идут на пользу только тем, кто ихиспытывает. Но моральное зло приносит пользу всему свету. Прежде всего, онопозволяет проявиться Божественной справедливости. Кроме того, оно приносит идругую пользу. Оно заставляет людей сохранять бдительность. Оно будит наш ум инаш дух, чтобы мы могли противостоять распространению зла. Оно позволяет нампонять, как хороша добродетель по сравнению с бедами, которые есть удел дурныхлюдей. Зло возникло не для этого. Но поскольку оно возникло, оно должноприносить пользу. Самая великая сила – умение извлекать пользу из самогозла" (III 2, 5, 15).

Поскольку зло в порядке вещей,поскольку оно – спасительное испытание, иногда для Плотина оно становится какбы спектаклем, который он смотрит с презрительным безразличием.

Людская суета становится в егоглазах пляской марионеток, о которой уже говорил Платон ("Законы" VII803-804):

"Всемирнаяжизнь в полноте своей создает совокупность вещей. В процессе жизни онапроизводит различные формы вещей и неустанно создаст эти красивые, изящныеигрушки – живые существа. Армии, противостоящие друг другу, где люди, – этисмертные существа! – наступая в прекрасном боевом порядке, как бы исполняя пирриху, показывают нам, что великие человеческие деяния –всего лишь игра... Да, все происходит как на подмостках театра. Убийства,трупы, захват и разграбление городов! Все это не более чем смена костюмов исцен, стоны и жалобы актеров. Ибо в нашем мире во всех жизненных событияхучаствует не находящаяся в нас душа, а лишь внешняя человеческая оболочка,которая плачет, горюет и жестикулирует, играя свою роль в этом театре со множеством сцен, – на земле. Вот каково поведениечеловека, который умеет жить только в низшем, внешнем мире; он не знает, что,даже проливая слезы и принимая их всерьез, он играет. Только серьезный человекможет серьезно относиться к серьезным вещам. Остальные люди – не более, чем игралища судьбы. Они принимают всерьез свои игрушки,они, не умеющие быть серьезными и не знающие, что сами они – лишь игрушки. Еслиты играл с ними и с тобой случилась беда, знай, что тыиграл с детьми, – и сними свою маску! Если играет Сократ, играет только еговнешняя оболочка!" (III 2, 15, 31).

Тем не менееэто божественная комедия!.. Драма вселенной предначертана Провидением. Каждомусуждено сыграть в пьесе свою роль, и это единственная роль, которая емуподходит, единственная, какую он избрал бы, или точнее, избирает в глубинедуши. В этой абсолютной драме актер и персонаж – одно: плохо играть значит бытьплохим персонажем; хорошая роль – это хорошая игра:

"Вподлинной драме, которой лишь подражают произведения драматургов, роль актеравыполняет душа. Роль ей дается поэтом вселенной. Как актеры получают костюмы,ослепительные наряды или лохмотья, так и душа получаетсвою судьбу не случайно, а следуя плану вселенной. Если душа применяется ксвоей судьбе, она согласует свою игру со строем драмы и с всемирнымразумом" (III 2, 17, 32).

Если же она играет плохо, этотакже предусмотрено в пьесе. От этого драма не станет менеепрекрасной.

"Взвучании хора прекрасен и диссонанс. Даже то, что кажется противоестественным,в масштабе вселенной согласуется с природой... Приведем другой пример: злойпалач* не нарушает порядка хорошо управляемого города. Городу он нужен; хорошо,что он там есть; он на своем месте" (III 2, 17, 83).

*Св.Августин, "De ordine", II 4, 12: "Что может быть ужаснеепалача? Существует ли душа более жестокая и дикая, чем у него? Тем не менее,закон отводит ему необходимое место и он являетсячастью установлений хорошо управляемого города: сам по себе он дурен, но врамках городского порядка он – бич для дурных людей". См. также Ж.де Местр, "Вечера Санкт-Петербурга", беседа первая:"Изымите из мира это непостижимое действующее лицо (палача) – и в ту жеминуту порядок уступит место хаосу".

Если у души дурная роль, это незначит, что сама душа непоправимо дурна. Плотин категорически отказываетсяпризнавать подобно гностикам, что есть души изначально дурные. По существусвоему душа добра. Только низменная часть нашего существа, земноеи внешнее в человеке может поддаться пороку, поскольку телесное и материальноеослепляет (I 8, 4, 6). Но душа каждого человека безгрешна на высшем своемуровне, часто абсолютно бессознательном:

"Этапервооснова души не несет ответственности за страдания, которые человекприносит другим или терпит сам. Все это происходит на уровне"животного", "смешанного" начала, то есть в той области,где низшие уровни души соединяются с телом" (I 1, 9, 1).

В своих последних мыслях Плотинпостоянно возвращается к этой теме. Она связана с теорией об уровнях нашего"я", о которой мы говорили во второй главе. Зло, страдания и страстине властны над нашим истинным "я". Оно неподвластно даже астральнымвлияниям, хотя некоторые настаивают на их власти над нами:

"Говорят,что светила влияют на наш характер, а через него и на наши действия истрасти... Но что же тогда остается от нас? – Остаемся"мы", то есть наше настоящее "я", которое природа дала нам,чтобы обуздывать наши страсти. Наряду со всеми муками, которые причиняет намтело, Господь даровал нам добродетель, над которой ничто не властно. Ибо не впокое нужна нам добродетель, а тогда, когда без нее мы могли бы впасть в грех.Поэтому нам нужно бежать отсюда и отринуть все наносное. Не надо бытьсоединением души и тела, одушевленного тела, в котором преобладает телеснаяприрода... Иная душа, та, что чужда телесной жизни, стремитсяввысь, к прекрасному, к Божественному, над которым не имеет власти ничто"(II 3, 9, 12).

Тот, кто живет на высшем уровнесвоего существа, управляет своей судьбой; живущий на низших уровнях нашего"я" зависит от светил и представляет собой лишь частицу вселенной.

Чувствуется, что с приближениемсмерти Плотин все больше старается сосредоточиться на своем духовном"я" и рассматривать покидаемую им телесную жизнь как абсолютночуждую.

Последний трактат Плотина, оченькраткий – это размышления о смерти и как бы резюме, где очень мало философии.*Это последний земной взгляд, обращенный к Благу, перед наступлениемокончательного созерцания:

"Благосуществует не потому, что оно действует или думает, а только ввиду того, чтооно покоится в себе самом... Это нечто, от чего зависит все, но которое ни от чего не зависит... Стало быть, оно должнооставаться неподвижным, и все должно обращаться к нему, как круг ориентированна центр, откуда исходят радиусы" (I 7, 1, 17).

*Св.Амвросий переводит его почти целиком в своейпроповеди "De bono mortis" I 1 и IV 13-14.

Затем взгляд на совокупностьявлений, которые, будучи порождены Благом, стремятся к нему вернуться:

"Какимобразом все вещи обращаются к своему центру, который есть Благо? Неодушевленныевещи обращаются к душе, а душа обращается к Благу, проходя сквозь Дух. Даженеодушевленные вещи содержат частицу Блага, так как каждая вещь – это внекотором роде единство и существо, и представляет собой специфическуюформу" (I 7, 2, l).

Если даже то, что безжизненно,несет в себе частицу Блага, то тем более благой является сама жизнь, и она естьБлаго, жизнь ли это души или жизнь Духа. Да, даже земная жизнь, смешанная со злом,есть благо.

"Но еслиэта жизнь – благо, почему же смерть – не зло?" (I7, 3, 3).

В любом случае смерть – не зло, –отвечает Плотин. Если смерть – это уничтожение, как считают эпикурейцы, она незло:

"Чтобыиспытывать боль, надо быть чем-то. Но умершего нетбольше, или же, если он и существует, он лишен жизни и чувствует боль небольше, чем камень" (I 7, 3, 5).

А если ты платоник и веришь всуществование после смерти, смерть еще и благо:

"Смерть –тем более благо, что активность души, когда она освобождается от тела,возрастает. И если отдельная душа сольется со всеобщейдушой, какое зло может она там встретить?.. Для души вообще нет зла, если онахранит чистоту своего существа. А если она не сохраняет эту чистоту, то несмерть, а жизнь будет злом! Если душа терпит наказание в царстве Аида, то тогдаснова плоха не ее смерть, а ее жизнь, а жизнь ее дурна, так как это не чистаяжизнь (к ней примешивается иное)... – Но если земная жизнь добродетельна, как же смерти не быть злом? Можно ответить, что если жизнь вземном мире – благо для людей добродетельных, то не потому, что в этом миредуша связана с телом, а потому, что добродетель охраняет душу от зла,заключающегося в этом союзе с телом. Итак, смерть – это ввысшей степени благо. – Может быть, можно добавить, что жизнь в теле –сама по себе зло, и что если добродетель дает душе благодать, то потому, чтодуша благодаря ей не живетболее жизнью, соединяющей душу с телом, но уже в этом мире отделяется оттела" (I 7, 3, 7).

Скажем прямо. Тот, кто читал великолепиетрактаты, которые Плотин в годы зрелости посвятил красоте мира Форм и любви кБлагу, испытывает некоторое разочарование, читая его последние произведения.Порфирий сам отмечал:

"Когда онписал девять последних трактатов, силы его слабели, и четыре последних трактатаеще слабее, чем пять предыдущих" (Жизнь Пл. 3,35).

Часто Плотин ограничивается тем,что повторяет свои собственные доктрины, излагая их очень схематично, как всамом последнем трактате, или же резюмирует сочинения стоиков и платоников. Приэтом заметна сухость, выхолащивание, иногда, как мы видим, презрительный тон.

Но, может быть, все этообъясняется увенчивающимся пренебрежением к литературным формам, может быть,также и отвердением души, которая страдает в одиночестве и хочет принудить себяк полному приятию действительности, как бы жестока тани была.

*   *   *

"Когда онуже умирал, Евстохий, который в это время жил в Путсолах, пришел к нему, когда уже было поздно, как он мнесам рассказывал. Тогда Плотин сказал ему: "Я еще жду тебя". Он сказалеще: "Стремлюсь возвести божественное во мне кбожественному во всем". В эту минуту змея проползла под кроватью, накоторой он лежал, и скользнула в щель в стене;* и Плотин скончался. Ему было,по словам Евстохия, 66 лет" (Жизнь Пл. 2, 23).

*Душа, покидающая тело в форме змеи, – народное поверье античности.

В этих ultimisverbis – весь Плотин. Кроткая улыбка... "Я ещежду тебя", то есть: я не хотел умереть, не увидев тебя, мой последнийдруг, единственный ученик, который остался со мной. Но ты очень долго не шел!Из-за тебя мне пришлось замедлить свой уход.14

Чувство Божественногоприсутствия... Если философствовать – значит учиться умирать, то сейчас яосуществляю высший философский акт: я стараюсь, чтобы то божественное, что естьво мне, вознеслось навстречу тому божественному, что есть во вселенной. В своихпоследних словах умирающий Плотин не употребляет каких-то особых терминов. Не упоминает о Едином, о Благе, даже о Духе. Его последниеслова – это почти банальная фраза, это "отдаю Богу душу", облеченноев терминологию стоиков. Это все равно, что сказать: моя душа сейчас сольется сМировой Душой. Но все наследие Плотина позволяет нам уловить за этими простымисловами мистический смысл: слившись с душой вселенной, душа Плотина будетсозерцать Дух Божий и его неизреченный источник, абсолютно простое Благо. И намвспоминаются прекрасные и странные формулировки в описании Божественногоприсутствия:

"Ты ужене говоришь больше: до этих пределов – это я. Отбросив "до этихпределов", ты сам стал Всем. Ты и раньше Имбыл... Став кем-то, перестаешь быть Всем, отрицаешьего. И это продлится до тех пор, пока не отбросишь такое отрицание. Тыстановишься больше, отбрасывая все, что не является Всем.Если ты от этого откажешься, Все явится тебе" (VI 5, 12, 18).

*   *   *

Семнадцать веков отделяют настеперь от Плотина. И современная история все ускоряет свой бег, унося наснепоправимо далеко от мудреца, одиноко умирающего на вилле в Кампании. Огромнаяпропасть зияет между ним и нами. И все же, когда мы читаем некоторые страницы"Эннеад", что-то пробуждается в нас,какой-то отзвук в глубине нашей души. Прав был Бергсон, говоря о зове мистиков:"Они ничего не просят, и однако получают. Они ненуждаются в призывах, они просто существуют; их существование – это зов".*

* H.Bergson,"Les deux Sources de la Morale et de la Religion", Paris, 1939, P.U.F., p.30.

Но зову Плотина современныйчеловек не доверяет. Пленительный, как пение сирен, – не обманчив ли он, неопасен ли? Современный человек боится, что его мистифицируют. Марксист,позитивист, ницшеанец или христианин, – он отрицает мираж "чисто духовного". Он открыл силу материи, могущество всегоэтого низшего мира, который Плотин считал слабым, бессильным, близким кнебытию. Симона Вейль писала: "Очереди запродовольствием. Совершить что-либо легче при наличии низкого, а не высокогомотива. Низкие мотивы придают больше энергии, чем высокие. Встает проблема: какпередать высоким мотивам энергию, свойственную низким?"* Эту мысль ужевысказывали Николай Гартман ("Категории бытия и ценности тем слабее, чемони возвышеннее") и Макс Шелер ("Низшееизначально наделено силой; высшее бессильно").** Пусть Плотинотказывается, если хочет, отождествлять себя со "смешанным началом",с "животным в человеке". Современный человек знает, что именно изэтого смешанного начала Плотин черпает ту энергию, которая поддерживает егоумственную деятельность. Современный человек открыл могущество социальных,психологических, биологических и материальных инфраструктур. Марксизм ипсихоанализ раскрыли перед ним механику мистификации: человек, который считает,что преодолел человеческую природу, – лишь игрушка низших побуждений и хочетуклониться от работы и от действия.

* S.Weil, "La Pesanteur et la Grace",Paris, Plon, 1947, p. 3.

** M.Scheler, "La Situation de l'Homme dans le Monde", Paris,1951, p. 85 (et p. 84, la citation de N.Hartmann).

Эта критика "чистодуховного" несет в себе нечто здравое. Слишком часто принимался за истинныеценности камуфляж, потребный для защиты классовых предрассудков ипсихологических отклонений. Но, думаю, я показал в данной работе, что, несмотряна некоторые формулировки Плотина, его мистика, какою он жил, не является"способом бегства". Он был так же открыт для других, как и для Духа.

Кроме того, критика "чистодуховного" должна вести к подлинному очищению духовной жизни, а не котрицанию целой области человеческой действительности. Бергсон видел верно:мистическое переживание есть универсальный и в высшей степени значительныйфеномен. Даже если этот феномен достигает полноты только с приходомхристианства, тем не менее он определенно присущ всемучеловечеству, и плотиновский опыт – один из самыхярких тому примеров. Если он вызывает в нас отклик, то потому, что вчеловеческой действительности заложена латентная возможность мистической жизни.

Конечно, игнорировать нашуматериальную, психологическую и социологическую зависимость – значит самим себямистифицировать. Но столь же трагическая, хотя и болеетонкая, мистификация – воображать, что человеческая жизнь сводится к ееаспектам, поддающимся анализу, математике, исчислению и выражению. Одним извеликих уроков философии Мерло-Понти было то, чтоименно восприятие, то есть пережитой опыт в буквальном значении слова, придаетсмысл научному представлению.* Но это значит косвенным образом допускать, чточеловеческое существование обретает смысл в неизреченном.**Витгенштейн узрел эту частицу неизреченного в рамкахнаучного и повседневного языка: "То, что выражается в речи, мы не можемвыразить посредством языка".*** "Существует невыразимое: то, что мыдаем понять (но что не может быть высказано); в этом есть мистика".****

* Cf.M.Merleau-Ponty,"La Phenomenologie de la Perception", Paris, 1945, p. 491.

**Так как существует уже неизреченность восприятия.

*** L.Witgenstein,"Tractatus Logico-Philosophicus",4. 121 (trad. par P.Kiossovski, Paris,N.R.F., 1961).

****Ibid., 6. 522.

Итак, человек находится вположении почти невыносимом. Неизреченное прорезаетпривычную удобную оболочку повседневности. Значит, человек не может замкнутьсяв ней, жить в ней в полной мере, удовлетвориться ею. Но если он осмелитсяприблизиться к тайне, он не сможет долго оставаться в этом положении; ему скоропридется вернуться к успокоительной очевидности повседневности. Внутренняяжизнь человека никогда не будет цельной вполне: она – не чистый разум, нечистый экстаз и не чистое начало. Плотин уже знал это. Он принимал с кротостьюэти разные уровни и стремился только уменьшить насколько возможно этомногообразие, не обращая внимания на "смешанное начало". Человекдолжен был научиться мириться с самим собой.

Современный человек внутренне ещебольше расколот, чем во времена Плотина. Но все же онможет услышать его призыв. Не для того, чтобы в двадцатом веке рабски следоватьдуховному пути, который указывают "Эннеады".Это было бы невозможно или иллюзорно. Но чтобы принять с темже мужеством, как Плотин, все стороны человеческого опыта и все, что есть в неммистического, неизреченного и трансцендентного.

Из послесловия автора ко второму изданию

...В тексте этого небольшого эссея ничего не менял. Несомненно, он очень далек от совершенства, но был написан слюбовью и в некий момент воодушевления. Он составляет единое целое, в котороммне трудно было бы что-то изменить, добавить или убавить. Я старался говоритьпросто и употреблять не слишком много терминов, придерживаясь в этом советаМарка Аврелия (IX, 29): "Прост и скромен трудфилософии. Не будем поддаваться соблазну принимать выспренныйвид и важничать". И я искренне считаю, что самая наша трудная и важнаязадача сегодня – это, по словам Гете, научиться "верить простому". Нев том ли для нас главный урок философов античности и особенно Плотина, чтобы мыпоняли: философия – не сложное, претенциозное и искусственное построение ученойсистемы рассуждений, а трансформация восприятия и жизни, которая сообщаетнеисчерпаемый смысл таким простым и как будто таким банальным словам:"Любовь к Добру"?

Лимур, 1 сентября1973

\

Основные даты жизни Плотина

205: Рождение Плотина, вероятно,в Египте, возможно, в Ликополе (Жизнь Пл. 2, 37).

230-231: В возрасте 28 лет Плотинрешает посвятить себя философии и посещает в Александрии лекции несколькихзнаменитостей, которые его разочаровывают (Жизнь Пл.3, 7).

232-242: По совету друга Плотинпосещает занятия у Аммония и одиннадцать лет остается его учеником. СоученикамиПлотина у Аммония являются Геренний и Ориген. Следует различать этого Оригена-язычника,о котором Порфирий несколько раз говорит в своей "Жизни Плотина", и Оригена-христианина, Отца церкви, который был лет надвадцать старше Плотина.

234: Рождение Порфирия.

243: Плотин присоединяется кармии императора Гордиана в Месопотамии. Он надеется навстречу с персидскими или индийскими мудрецами во время этого военного похода.

244 (февраль или март): Убийство Гордиана римскими солдатами, сторонниками узурпатораФилиппа Аравитянина. Плотину с трудом удается бежать и добраться до Антиохии. – Подобный тип государственногоперепорота был очень распространен в III веке. После смерти Александра Севера(235) Римская империя переживает очень серьезный кризис. Императоров, иногдаизбираемых сенатом, как в случае с Гордианом, главнымобразом возводит на трон или лишает трона армия. Тот факт, что Плотин смогприсоединиться к экспедиции Гордиана, позволяетпредположить, что у него были знакомства в сенате, расположен ном к Гордиану благосклонно.

244: После своих злоключений вМесопотамии Плотин направляется в Рим.

244-253: Плотин дает урокинебольшому числу учеников и ничего не пишет.

246: Амелийстановится учеником Плотина. Он составляет конспекты лекций Плотина.

254: Первый год правления Галлиена. Плотин начинает составлять некоторые трактаты(Жизнь Пл. 4, 10).

263: Порфирий приезжает из Афин,где был учеником Лонгина, и прибывает в Рим. Времялетних каникул, но он встречается с Плотином (Жизнь Пл.5, 4). Порфирия в школе принимают не сразу. После долгой дискуссии с Амелием он Плотина которое казалосьему сомнительным и ему доверяются книги Плотина.

266: Сенатор Сабиниллслушатель Плотина (Жизнь Пл. 7, 31) избран консулом наэтот год и управляет совместно с императором Галлиеном.Этот последний как и его супруга Салонина питали кПлотину глубокое уважение (Жизнь Пл. 12, 1). Плотинмечтает восстановить разрушенный город в Кампании, чтобы сделать егоплатоновской республикой Платонополисом. Этот проекттерпит провал из занедоброжелательства некоторых советников императора.

268: Порфириивпав в депрессию думает о самоубийстве Плотин советует ему путешествовать.Тогда Порфирий уезжает в Сицилию и поселяется в Лилибееу некоего Проба (Жизнь Пл. 11, 11).

268: Лето убийства Галлиена. Начало правления Клавдия. Последняя болезньПлотина проявляется (Жизнь Пл. 2, 11).

268-269: Отъезд Амелия. Он покидает Рим и Плотина чтобы присоединиться к Лонгину при дворе царицы Зенобиив Тире (Жизнь Пл. 19, 42). В следующем году он будет вАпамее в Сирии (Жизнь Пл. 2,33).

269: Плотин уезжает из Рима иудаляется в имение Зета в шести милях от Минтурн вКампании (Жизнь Пл. 2, 18).

270: Смерть Плотина (Жизнь Пл. 2, 23).

301: Порфирий пишет "ЖизньПлотина" и выпускает первое издание "Эннеад"Порфирий уточняет свой возраст, в тот момент ему 68 лет.