14. «ЛАКОНИЯ»

16–19 августа 4 подлодки типа IXC под командованием опытнейших капитанов вышли из бискайских портов и взяли курс в сторону Кейптауна. Это были «U-68» (командир Мертен), «U-504» (командир Поске), «U-172» (командир Эмерман) и «U-156» (командир Хартенштейн). Их сопровождала «дойная корова» – танкер «U-459» (командир Виламовиц-Мёлендорф). Лодки вышли в море группой. До широты 5° им была дана свобода действий атаковать все, что они сочтут нужным. Дальше на юг им следовало свести атаки к минимуму, ограничившись только по-настоящему ценными мишенями. 12 сентября, подойдя вплотную к установленной для них границе, подлодка «U-156» потопила британский лайнер «Лакония» (19 695 тонн), который адмиралтейство использовало в качестве транспорта. В соответствии с британским справочником, на нем было установлено 14 орудий. Из заявления артиллериста «Лаконии», сделанного позже, явствовало, что в действительности на судне было установлено 8 орудий, 2 из которых были 6-дюймовками, предназначенными для ведения огня по кораблям. Также на судне были зенитные орудия и глубинные бомбы. Оно было оборудовано асдиком.

Когда судно затонуло, капитан «U-156» услышал крики о помощи на итальянском языке. Подводники извлекли из воды нескольких человек и выяснили, что на «Лаконии» перевозили итальянских военнопленных. Согласно данным англичан, ставшим известными позже, на борту находилось 436 членов экипажа, 268 англичан, в том числе 80 женщин и детей, а также 1800 итальянских военнопленных и 160 поляков – бывших военнопленных из России, охранявших итальянцев.

Я получил информацию об этом потоплении 13 сентября в 00.12. В радиограмме было сказано:

«Британский лайнер „Лакония“ потоплен Хартенштейном в квадрате FT7721, 310°. К несчастью, на судне находилось 1800 итальянских военнопленных. Пока спасено 90 человек. 157 кубических метров (это оставшееся количество топлива), 19 торпед, ветер 3 балла. Прошу указаний».

Получив это сообщение, я решил нарушить один из основополагающих принципов войны на море, принятых всеми нациями. Он гласит, что боевые задачи являются приоритетными по сравнению со спасательными операциями. Спасательные работы ведутся, только если они не мешают выполнению основной задачи корабля. Я не знаю ни одного случая, когда бы английские или американские моряки нарушили этот принцип.

Давая показания на Нюрнбергском процессе, американский адмирал Нимиц заявил: «Как правило, американские субмарины не занимались спасением моряков с вражеских кораблей, если при этом корабли подвергались ненужному или дополнительному риску или если субмарины для этого вынуждены были отвлечься от выполнения боевого приказа» (Материалы военного трибунала. Т. 40. С. 110).

Однако в этом случае я решил поступить иначе и приказал начать операцию, в результате которой было спасено 800 из 811 англичан и 450 из 1800 итальянцев, находившихся на борту. Я приказал всем подлодкам, направлявшимся в Кейптаун, прервать операцию и на полной скорости следовать на помощь «U-156». 13 сентября мне сообщили, что главнокомандующий одобрил мое решение, но указал, что безопасность подводных лодок ни в коем случае не должна быть поставлена под удар. Из ставки позвонил капитан фон Путкамер и сказал, что Гитлер ни в коем случае не желает, чтобы кейптаунские операции оказались сорванными, поэтому в первую очередь следует позаботиться о безопасности подлодок.

Кроме того, я приказал капитан-лейтенантам Вюрдеману («U-506») и Шахту («U-507») идти к месту потопления «Лаконии» из Фритауна и обратился к командиру итальянской подводной флотилии в Бордо с просьбой послать на помощь итальянскую субмарину «Капеллини», находившуюся неподалеку. Он немедленно это сделал. Поскольку держать всех уцелевших на борту субмарин не представлялось возможным, мне показался реальным единственный выход: приказать подлодкам следовать к французскому Берегу Слоновой Кости и высадить людей там. Командование сообщило мне, что запросило французское правительство в Виши о возможности направить за уцелевшими пассажирами «Лаконии» военные корабли из Дакара.

Но вначале подлодка «U-156» на месте событий была одна. В течение первой ночи она подняла из воды 193 уцелевших итальянца и англичанина, на следующее утро – еще 200 человек, распределив их по спасательным шлюпкам, которые еще не были переполнены.

Подвергнувшись торпедной атаке, с «Лаконии» в 22.22 передали в эфир сигнал SOS на 600-метровой международной волне открытым текстом. В 22.26 был послан еще один сигнал, на этот раз в зашифрованном виде на волне 25 метров. Ровно в 5 часов утра 13 сентября капитан «U-156» передал следующее сообщение на 25-метровой волне на английском языке:

«Если какое-либо судно окажет помощь в спасении пассажиров торпедированной „Лаконии“, обещаю его не атаковать, если сам не подвергнусь атаке с его стороны или с воздуха. Я уже подобрал 193 человека, 4°52? южной широты, 11°26? западной долготы. Немецкая субмарина».

Сообщение было повторено в 6.10 на 600-метровой международной волне. Поэтому не может быть никаких сомнений, что британские власти знали о торпедировании «Лаконии» и спасательной операции, начатой немецкой подводной лодкой. Сообщение о том, что Хартенштейн взял на борт 193 человека, заставило меня всерьез задуматься о безопасности подлодок. Если уж я принял решение попытаться спасти людей, то хотел сделать эту работу хорошо, к тому же я не мог игнорировать указания, полученные из ставки фюрера и от собственного главнокомандующего о том, что лодки нельзя подвергать риску. На меня легла огромная ответственность, которую я был намерен оправдать.

13 сентября в 00.27 я передал следующее сообщение:

«Хартенштейну оставаться на месте, но быть готовым к погружению. Остальным лодкам принять на борт ровно столько людей, чтобы это не помешало при необходимости погрузиться».

14 сентября в 7.40 я повторил:

«Всем лодкам, включая Хартенштейна. Берите на борт столько людей, чтобы лодка осталась управляемой при погружении».

А тем временем правительство Виши согласилось отправить на место трагедии свои военные корабли, поэтому я смог освободить от участия в спасательной операции кейптаунские субмарины, конечно, кроме «U-156» Хартенштейна. 14 сентября в 7.40 я приказал им возобновить движение на юг, «если они еще не приняли на борт людей». А две лодки из Фритауна, «U-506» и U-507, я отправил на помощь Хартенштейну. Они пришли на место 14 сентября и тотчас включились в работу. Спасательные шлюпки и плоты брались на буксир и концентрировались в одном районе, чтобы было легче передавать людей на французские корабли.

На борту «U-156» к тому времени уже находилось 260 человек. Половина из них перешла на «U-506», и Хартенштейн остался с 55 итальянцами и 55 англичанами, причем среди последних было 5 женщин. «U-507» тоже взяла на борт группу уцелевших с «Лаконии». А вечером 16 сентября произошло событие, которое капитан «U-156» описал в своем журнале боевых действий следующим образом:

«11.25. Вскоре после прибытия двух подлодок заметили 4-моторный самолет с американскими опознавательными знаками, пеленг 70°. В качестве доказательства моих миролюбивых намерений растянули на мостике флаг Красного Креста так, чтобы его нельзя было не заметить с самолета. Самолет пролетел над нами, потом некоторое время кружил вблизи. Передал сигнал азбукой Морзе: „Кто вы?“ и „Есть ли в пределах видимости суда?“. Ответа не последовало. Самолет удалился в юго-западном направлении, затем через полчаса на несколько минут вернулся.

12.32. Приблизился самолет такого же типа. Пролетел перед лодкой на высоте 250 футов и сбросил две бомбы с интервалом 3 секунды. Взяли на буксир 4 спасательные шлюпки. Самолет сбросил бомбу прямо на шлюпки. Одна из них перевернулась. Самолет некоторое время покружил вблизи, затем сбросил четвертую бомбу в стороне, в 2–3 тысячах футов, и удалился. Другой самолет. Две бомбы, одна с задержкой на несколько секунд, взорвались непосредственно под постом управления. Боевая рубка скрылась в фонтане черной воды. В пост управления и носовые отсеки поступает вода. Приказал всем надеть спасательные жилеты. Приказал всем англичанам покинуть лодку. Затем и итальянцам – батареи начали выделять газ. (В любом случае у меня не было для них спасательного снаряжения.)

13.11. Передал спешное внеочередное сообщение на четырех длинах волн. Повторил трижды. Вернулся к спасательным шлюпкам, куда перевел оставшихся пассажиров. (Некоторых из них пришлось слегка убедить.) Докладов о течи больше не поступает. Течи нет.

13.45. Погрузился. Лег на курс 270°.

16.00. Все повреждения, которые можно было устранить на месте, ликвидированы. Неисправен перископ, семь ячеек батарей пусты, остальные вызывают сомнение. Вышли из строя шумопеленгаторы. Требуется ремонт».

16 сентября в 23.04 Хартенштейн передал следующее сообщение:

«Во время буксировки четырех спасательных шлюпок в ясную погоду с вывешенным флагом Красного Креста подвергся нападению американского „либерейтора“. Сброшено пять бомб. Перевел людей на спасательные шлюпки и прекратил спасательные операции. Ушел на запад. Выполняю ремонтные работы».

В ответ я передал Хартенштейну приказ:

«17 сентября. 00.19. Вы не должны ни при каких обстоятельствах подвергать риску подводную лодку. Примите все меры к обеспечению безопасности, включая немедленное прекращение любых спасательных операций. Не доверяйте противнику».

После атаки на «U-156» со всех точек зрения было бы правильным прекратить любые спасательные операции. Атака показала, что все участвующие в ней подлодки подвергаются огромному риску. К тому же опасность усугублялась наличием на их борту множества пассажиров.

В моем штабе развернулась бурная дискуссия. Некоторые офицеры вполне справедливо утверждали, что продолжение спасательных операций совершенно неоправданно. Но раз уж я начал работу, то никак не мог заставить себя ее прекратить. Поэтому я положил конец дискуссии следующими словами: «Я не могу оставить этих людей погибать в воде. Будем продолжать».

Я отдавал себе отчет в том, что буду нести личную ответственность, если какая-то из подлодок будет повреждена или потоплена в результате атаки. В одном у меня сомнений не было: благодаря сигналам SOS, переданным с «Лаконии» открытым текстом, а также сообщениям, отправленным открытым текстом на английском языке капитаном «U-156», противник точно знает о гибели судна и об опасном положении уцелевших моряков и пассажиров. На протяжении четырех суток, когда мы вели спасательные операции, враг не только не сделал ни одной попытки помочь людям, среди которых были сотни англичан и поляков, но и воспользовался их бедственным положением как удачной возможностью атаковать немецкие подводные лодки.

Ввиду бездушия, это еще самое приличное слово, какое я могу подобрать, проявленного британскими властями, я, приняв на себя полную ответственность за приказ подлодкам продолжать спасательные операции, счел возможным ограничить их опасную деятельность спасением только наших союзников – итальянцев.

17 сентября в 1.51 я отправил на подлодки следующий приказ:

«„U-506“ и „U-507“: лодки должны находиться в постоянной готовности к срочному погружению с сохранением маневренности и управляемости под водой. Переведите всех принятых на борт пассажиров на спасательные шлюпки. На борту можете оставить только итальянцев. Следуйте к точке встречи с французскими кораблями и передайте им спасенных. Опасайтесь возможных нападений противника с воздуха или с воды».

В тот же день, опасаясь, что капитаны «U-506» и «U-507» хранят, как и Хартенштейн, наивную веру во флаг с красным крестом, я отправил еще одно послание:

«Не вывешивайте флаг Красного Креста, поскольку, во-первых, это не является общепризнанной международной процедурой, а во-вторых, это, скорее всего, не обеспечит вам защиту, во всяком случае со стороны англичан».

Довольно скоро я получил подтверждение тому, что был не прав, настаивая на продолжении спасательных операций. 17 сентября в 12.22 «U-506» с 142 спасенными на борту, среди которых были женщины и дети, была атакована противником. Подводная лодка не была уничтожена только благодаря внимательности наблюдателя. Когда вокруг начали рваться глубинные бомбы, она уже находилась в 200 футах под водой.

17 сентября ни одно британское судно не пришло на помощь своим людям. Но два французских корабля, «Аннамит» и «Глуа», прибыли на условленное место и приняли на борт уцелевших с «Лаконии».

По рассказам итальянцев, когда в судно попала торпеда, англичане сначала закрыли все двери в помещения, где содержались пленные, а потом с применением оружия не давали тем, кто сумел выбраться, занять места в спасательных шлюпках. Этим объясняется тот факт, что итальянцев спаслось немного.

Когда спасенных благополучно передали на французские корабли и опаснейшая спасательная операция, продолжавшаяся несколько суток, наконец была завершена, я понял, что ни при каких обстоятельствах больше не должен подвергать субмарины и их команды риску участия в подобных мероприятиях.

На этом этапе войны на море приходилось считаться с возможностью внезапного появления авиации в любом месте и в любое время, поэтому и действовать приходилось соответственно.

В период со 2 по 12 сентября, то есть непосредственно перед гибелью «Лаконии», в журнале боевых действий командования подводного флота появилось множество записей, касающихся неожиданного появления самолетов, их атак на немецкие подводные лодки, приведших к гибели последних, во всех морских районах. Я неустанно предупреждал капитанов, что опасность нападения с воздуха вовсе не преувеличена. Но мы снова и снова убеждались, что моим офицерам было свойственно недооценивать степень опасности, основным элементом которой являлась внезапность. Почему-то многие капитаны упорно продолжали верить, что, пока самолета не видно, лодка находится в безопасности. Никто не хотел понимать, что уже в следующую минуту, когда самолет выныривал из облаков, положение лодки становилось безнадежным. На то, чтобы вахтенные на мостике спустились в помещение и лодка погрузилась, уходила минута, а за минуту самолет пролетает 4 мили. Поэтому, чтобы срочное погружение давало хотя бы минимальную надежду на спасение, атакующий самолет следует заметить не ближе чем за 4 мили. Просто скрыться под поверхностью воды еще недостаточно. Лодка должна успеть погрузиться на глубину, где она будет в безопасности при взрыве сброшенных с самолета бомб.

Сказанное означает, что жизненно важно заметить самолет еще на границе пределов видимости. Поэтому, двигаясь по поверхности, подлодка должна находиться в постоянной готовности к погружению и к тому же идти на высокой скорости, потому что чем больше скорость, тем меньше времени тратится на погружение. При следовании по поверхности на мостике должны находиться только вахтенные и никого лишнего, чтобы свести к минимуму время, необходимое людям на спуск в отсеки.

Все перечисленные условия можно выполнить только в хорошую погоду, когда небо безоблачное. Когда видимость плохая, ситуация меняется. Если же подлодка занята в спасательных операциях, невозможно следовать мерам предосторожности – при этом лодка стоит, а почти весь экипаж находится на палубе и помогает вытаскивать людей из воды. В таких обстоятельствах вопрос о срочном погружении даже не ставится, и при атаке с воздуха субмарина становится неминуемой жертвой.

Учитывая вездесущность вражеских самолетов, участие в спасательных операциях в будущем может быть смело приравнено к самоубийству. Мой приказ спасать уцелевших, только если подлодка не подвергается опасности, стал невыполнимым, и случай с «Лаконией» доказал это вполне убедительно. 17 сентября в 19.03 я получил радиограмму с «U-507», незадолго до этого подвергшейся нападению с воздуха.

«17 сентября. Итальянцы переданы на „Аннамит“. Британские офицеры на борту. 7 спасательных шлюпок с 330 англичанами и поляками, среди которых 15 женщин и детей, оставлены в квадрате FE9612. Женщины и дети провели ночь на борту подлодки. Все уцелевшие получили горячую пищу, напитки, теплую одежду, медикаменты. Еще 4 спасательные шлюпки в квадрате FE9619. Их местоположение сообщено на „Глуа“, который вышел на поиски».

Из этого сообщения ясно видна готовность немецких морских офицеров, воспитанных в лучших традициях флота, прийти на помощь к попавшим в беду. Но я вовсе не считал себя вправе позволить им и дальше демонстрировать благородные порывы. Ведь, поступая так, они подвергали серьезнейшей опасности и себя, и свои команды, и подводные лодки. После потопления «Лаконии» я подверг риску безопасность моих субмарин ради спасения моряков с погибшего судна, а противник поступил совсем наоборот – подверг риску жизни своих людей ради возможности потопить еще несколько немецких подводных лодок, даже несмотря на то, что они были заняты благородным делом – спасали людей. Мне пришлось разработать новые приказы, которые исключили бы возможность повторения подобных ситуаций и не давали капитанам права самим решать, оправдывает ли участие в спасательных операциях риск вероятности воздушной атаки или нет. Приказы должны были быть составлены таким образом, чтобы предполагаемая или действительная ситуация в воздухе не являлась решающим фактором, определяющим поведение подлодки. Исходя из изложенного 17 сентября все командиры подводных лодок получили приказ следующего содержания:

«Отныне и впредь все попытки спасти экипажи потопленных судов должны быть прекращены. Этот запрет относится также к подъему людей из воды и помещению их на борт спасательной шлюпки, помощи, если спасательная шлюпка перевернулась, снабжению продовольствием и водой. Эта деятельность противоречит основной задаче войны – уничтожению вражеских кораблей и их команд».

На Нюрнбергском процессе британский обвинитель старался доказать, что этот приказ по сути является приказом убивать, обязывающим немецких капитанов преднамеренно убивать уцелевших после гибели судна моряков. Но даже Международный военный трибунал, в котором четыре державы-победительницы судили побежденных, не смог принять эту точку зрения британского обвинителя. Ни подводный флот в целом, ни я лично не были осуждены за методы ведения военных действий.

Немецкие подводные лодки приняли участие в тысячах боев с противником. И только в одном случае капитан немецкой лодки расстрелял уцелевших моряков. Это было когда капитан-лейтенант Эк, командир «U-852», потопив пароход, открыл огонь по крупным обломкам, которые могли выдать присутствие подводной лодки вражеским самолетам. Заботясь о безопасности своей лодки, капитан зашел слишком далеко и расстрелял обломки, несмотря на то что среди них находились люди.

В этом же походе подлодка «U-852» была уничтожена атакой с воздуха. Команда разместилась на резиновых лодках и тоже была расстреляна с самолета.

Капитан-лейтенант Эк и его офицеры были приговорены к смертной казни британским военным судом и 30 ноября 1945 года расстреляны.

Я услышал об этом случае уже после окончания войны, в Нюрнберге. Разумеется, я никак не мог одобрить действия этого командира. Офицер не должен ни при каких условиях отступать от общепринятых моральных принципов ведения войны. Однако на допросе в Нюрнберге я сделал следующее заявление:

«Я бы хотел заметить, что капитан-лейтенанту Эку пришлось принимать очень трудное решение. Он был ответствен за безопасность лодки и команды, а в военное время груз этой ответственности очень тяжел. Насколько я помню, примерно в это время и в этом же месте под бомбы попали еще четыре лодки. Если, зная это, Эк считал, что, воздержавшись от этой акции, он будет обнаружен и уничтожен, и если он пошел на расстрел людей именно из этих соображений, тогда, я уверен, немецкий военный суд обязательно принял бы этот факт во внимание. Когда сражение закончено, события видятся несколько иначе, об этом не следует забывать, принимая решение, так же как и о колоссальном грузе ответственности, лежавшем на плечах злосчастного капитана».

Угроза с воздуха действительно была крайне серьезной, а мой приказ воздержаться от любых спасательных работ, чтобы не подвергать риску лодки и команды, необходимым. Это доказывает тот факт, что все три субмарины, принимавшие участие в спасении людей с «Лаконии», в следующем походе были потеряны вместе с командами в результате атак с воздуха.

История о гибели «Лаконии» быстро облетела весь свет. А вражеская пропаганда назвала мой последующий приказ «приказом убивать». Но тот факт, что Международный военный трибунал, который состоял из американцев, англичан, французов и русских, отклонил это утверждение, так же как и то, что командованию подводного флота не было предъявлено обвинение в неправомочных методах ведения военных действий, до сих пор тщательно скрывается от широкой общественности.