16. ДРУГИЕ СРАЖЕНИЯ С КОНВОЯМИ И ОПЕРАЦИИ В УДАЛЕННЫХ РАЙОНАХ В ОКТЯБРЕ-ДЕКАБРЕ 1942 ГОДА

Неожиданная высадка союзников в Северной Африке. – Крах немецкой разведки. – Важность обнаружения подлодками путей подвоза противника. – Мелководье. – Сложность операций в районе Гибралтара. – Я возражаю против перевода подлодок из Атлантики. – Полезность подводных танкеров. – Возобновление операций в Северной Атлантике. – Огромный успех в ноябре. – Первые столкновения между подлодками. – Конвои в районе Тринидада. – Потопления в районе Кейптауна. – Наши потери

Начиная с октября 1942 года в Атлантике постоянно находились две группы подводных лодок для проведения операций против конвоев противника. Они располагались двумя патрульными цепями: одна – на востоке района, другая – на западе. Задача восточной группы заключалась в установлении контакта с конвоями, идущими на запад, а западная группа перехватывала конвои восточного направления до того, как эти конвои входили в «зону действия подводных лодок» – район в центре Атлантики, недосягаемый для авиации наземного базирования противника.

В штабе командования подводного флота все перемещения ожидаемых конвоев тщательно наносились на карту. Только после скрупулезного анализа маршрута конвоя определялось точное положение соответствующей патрульной цепи. Обычно она находилась в районе, где прохождение конвоя ожидалось в светлое время, поскольку днем у конвоя оставалось меньше всего шансов проскользнуть незамеченным. Если же конвой замечали вечером того дня, когда его ожидали, подводные лодки патрульной цепи начинали движение в ту же сторону, куда, как предполагалось, шел конвой. На рассвете подлодки патрульной цепи разворачивались и снова начинали движение навстречу конвою, надеясь, что он снова будет обнаружен еще на стороне «отправителя», а значит, как можно меньше полезного пространства – территории, не обеспеченной воздушным прикрытием, – будет потеряно. Свежая информация, полученная от радиоразведки, доклады с других подлодок, сообщения и погоде и, наконец, что тоже немаловажно, «шестое чувство» капитанов нередко приводили к резкому изменению положения групп подводных лодок.

В начале октября из-за жестокого шторма сорвались две операции против конвоев. Поэтому мы очень рассчитывали на то, что группа из 10 подводных лодок, занявшая 10 октября позицию к востоку от Ньюфаундленда, обнаружит идущий на восток конвой SC-104, появление которого ожидалось 11 октября. Но только днем позже ко мне поступило сообщение с одной из подлодок, занимавшей позицию на северном краю патрульной цепи, о том, что в полдень 11 октября был замечен корвет. Из-за атмосферных помех прошло более 12 часов, прежде чем была получена читаемая версия сообщения.

Я подумал, что корвет шел с ожидаемым конвоем, поэтому, несмотря на задержку, приказал всей группе на максимальной скорости следовать на северо-восток. Я понимал, что эти предположения вполне могут оказаться ошибочными и, пока мои люди будут охотиться за «дикими гусями» на северо-востоке, конвой пройдет мимо них на юго-западе. В результате сорвется еще одна операция, а время и дорогостоящее топливо будут потрачены зря.

12 октября с одной из лодок снова заметили корвет, который вывел ее прямо на конвой. Мы его все-таки достали!

К этому времени шторм утих, но волнение оставалось сильным. Подлодкам это было только выгодно, потому что при такой погоде их труднее обнаружить. В течение первых двух ночей в результате ряда виртуозных атак «U-221» (командир Тройер) потопила 7 судов, одним из которых стал танкер «Саузерн Экспресс», снабжавший топливом корабли эскорта. Остальные лодки потопили только 1 судно – такой результат не мог не разочаровать.

У наших подводников создалось впечатление, что после 14 октября эскортные группы стали намного сильнее, поэтому при хорошей видимости проникнуть через защитный экран стало почти невозможно.

В последующие дни «волчьи стаи» действовали с переменным успехом и довольно скромными результатами.

24 октября «стая» затаилась на юго-востоке от Гренландии. Здесь должен был пройти конвой на запад. 25 октября в штаб поступил перехваченный и расшифрованный сигнал противника, где было указано положение конвоя на 22 октября. Он находился в 500 милях к западу от Северного пролива и шел курсом 240°. В тот же день с подлодки «U-606» заметили появившийся на горизонте эсминец.

Я сразу же направил группу подлодок на северо-запад, надеясь, что этот эсминец – часть эскорта конвоя. Однако конвой так и не появился. Вместо этого 26 октября в самый центр патрульной цепи вышел конвой, идущий на восток, НХ-212. Этот случай отчетливо показал, насколько неопределенными бывают приметы, на которых основано планирование операций против конвоев, и как велик элемент случайности в войне на море.

В описываемом случае нам очень повезло. Подлодкам, расположенным по краям патрульной цепи, оставалось только подойти поближе. Ночью 28 октября при сильном волнении, затруднившем противнику использование радара, подлодки начали атаку. Они потопили 7 судов (51 996 тонн) и повредили восьмое (7530 тонн). Среди потопленных судов оказался танкер «Космос II» (16 699 тонн).

Для удобства оперативного управления мы стали давать группам подлодок имена. Офицеры моего штаба отдавали предпочтение не традиционным именам, а названиям хищников. В октябре 1942 года погода в Атлантике не отличалась спокойствием – постоянно штормило. Людям, вынужденным находиться в море долгие недели, а иногда и месяцы, приходилось несладко. Физическое напряжение, явившееся следствием постоянной, ни на минуту не прекращающейся болтанки, не могло не заставить подводников мечтать о спокойном отдыхе на солнечной лесной поляне, тишине, нежном теплом ветерке и воздухе, напоенном запахом трав и цветов. Чтобы продемонстрировать свое сочувствие и понимание, офицер штаба выбрал для одной из групп, отправившейся в конце октября в самый центр североатлантических штормов – в район к северо-западу от Ньюфаундленда, – кодовое имя «Фиалка». Добрые шутки вроде этой укрепляли взаимопонимание между штабными офицерами и моряками-подводниками.

30 октября с одной из подлодок, следующей в американские воды, заметили конвой SC-107, идущий вдоль южного берега Ньюфаундленда. Благодаря счастливому стечению обстоятельств мы в штабе тоже получили расшифрованную перехваченную радиограмму противника, в которой был указан курс конвоя после прохождения мыса Рейс.

В группе «Фиалка» у подлодок уже начинала ощущаться нехватка топлива, поэтому было важно дать им шанс нанести удар как можно быстрее. И мы решились на весьма рискованное предприятие. Мы предположили, что конвой будет придерживаться указанного курса, и расположили подлодки короткой патрульной цепью поперек маршрута конвоя до границы зоны тумана, окутавшего берега Ньюфаундленда.

Если бы предположение оказалось неверным, нам бы пришлось смириться с неудачей. Но я полагал, что командир конвоя не станет менять курс, следуя в условиях густого тумана.

Нам повезло. Конвой вышел как раз в центр патрульной цепи подлодок. Вскоре после этого он повернул на восток, но к тому времени контакт уже был установлен не менее чем шестью подлодками и риск потерять его был минимальным. В течение двух ночей мы потопили 15 судов (87 818 тонн). Это очень неплохой результат, но и заплатить за него пришлось довольно дорогую цену. Две лодки были потеряны – «U-520» (командир Шварцкопф) и «U-132» (командир Фогельзанг). Согласно информации англичан, обе субмарины были потоплены самолетами. Мы считали, что «U-132» получила повреждения в результате взрыва торпедированного ею судна с боеприпасами.

Пока группа «Фиалка» в упорной борьбе добывала свой успех, группа «Боевой топор», направлявшаяся к Фритауну, обнаружила к западу от Канарских островов конвой SL-125. В результате боя, длившегося несколько суток, во время которого подводные лодки атаковали упорно и настойчиво, было потоплено 13 судов (85 686 тонн).

Однако этот успех стал невольной причиной упущенной возможности, причем чрезвычайно благоприятной. Капитан Роскилл по этому поводу писал:


«Печальная судьба конвоя оказала союзникам совершенно неожиданную помощь. Совсем рядом с районом, где немецкие подлодки атаковали конвой SL-125, шли первые военные конвои в Северную Африку. Не будь немецкие подводники столь заняты, они не смогли бы не обнаружить грандиозное перемещение судов и транспортов с войсками, и наверняка атаковали бы их или, по крайней мере, догадались о целях и задачах союзников. Тогда мы бы лишились столь важного в нашем деле элемента внезапности» (Война на море. Т. 2. С. 213).


Действительно, высадка союзников в этом регионе оказалась совершенно неожиданной для стран оси.

Какие события привели к высадке в Северной Африке и как получилось, что страны оси оказались застигнуты врасплох?

В ходе переговоров между США и Великобританией, имевших место до вступления американцев в войну, было решено, что в случае участия Америки основным театром военных действий останется Европа. В декабре 1941 года союзники вновь подтвердили, что их первая цель – поражение Германии и Италии, а затем уже совместные усилия будут обращены против Японии. Второй фронт должен был появиться в Европе при поддержке американской армии. Американский план предусматривал прямое создание этого фронта из Великобритании. Однако глубокое изучение проблемы показало, что проведение такой операции станет возможным не раньше 1944 года. Одновременно представлялось важным, чтобы союзники предприняли какие-то действия уже в 1942 году, поскольку существовало опасение, что, если таковых не последует, русские могут не выстоять перед напором немцев. Сталин уже давно упрекал лидеров стран-союзников за то, что открытие второго фронта постоянно откладывается, и в конце концов заручился их обещанием провести операцию, направленную на ослабление давления немцев на Красную армию. Поэтому в июле 1942 года союзники решили высадиться в Северной Африке. Они не сомневались, что сумеют без особого труда установить контроль над территорией и таким образом положить конец итало-германскому давлению на Ближнем Востоке, что, в свою очередь, позволит им восстановить свое положение в Средиземноморье и обеспечить нейтралитет испанских и французских колоний в Северной Африке. А уж обладая Северной Африкой, можно решать, какая следующая стратегическая операция станет логическим продолжением наступления в Европе.

Решение о высадке в Африке хранилось в строжайшем секрете.

А что думало германское командование о втором фронте после вступления Америки в войну? Эта проблема постоянно стояла на повестке дня. Угрозу западным флангам армий стран оси в Норвегии и Франции наше командование стремилось свести к минимуму созданием береговых фортификационных сооружений и укреплением оккупационных войск в этих странах. Однако предметом постоянного беспокойства верховного командования являлась возможность высадки союзников в Испании. Также возможной считалась высадка американцев в Дакаре и оккупация Западной Африки.

Наша вера во все эти возможности постоянно подкреплялась дезинформацией, активно распространяемой противником. Что же касается подготовки высадки в Северной Африке – концентрации судов, войск и грузов и т. д., – у немецкого командования не было никакой информации. В этой связи стала совершенно очевидной несостоятельность немецкой разведки, возглавляемой адмиралом Канарисом, которая, кстати, за всю войну ни разу не сообщила командованию подводного флота информацию, которая оказалась бы хоть в какой-то степени полезной.

На протяжении всей войны командование ВМС тщательно изучало общую стратегическую ситуацию. Его мнение о возможности вторжения союзников было выражено в оперативной сводке, составленной 20 октября 1942 года, то есть за три недели до высадки в Северной Африке. В ней говорилось, что для открытия второго фронта в Европе у союзников по-прежнему нет возможностей. Далее в сводке исследовалась вероятность операций против французских владений в Северной Африке. Командование ВМС отметило увеличение количества военных и торговых судов союзников в Гибралтаре и сделало вывод о подготовке конвоя на Мальту. Однако наблюдаемые мероприятия были слишком незначительными, чтобы можно было вести речь о масштабной операции в Северной Африке. Да и французские колонии в Северной Африке имели береговые фортификационные сооружения и были оккупированы войсками правительства Виши.

Германское военно-морское командование считало, что эти силы, особенно ВМС, ненавидели англичан, в особенности после операций в Оране и Дакаре, поэтому обязательно окажут сопротивление любым попыткам англичан или американцев высадиться в Северной Африке.

«Любая атака на французскую территорию, – говорилось в сводке, – неизбежно приведет к окончательному разрыву союзников с Францией, а следовательно, к дальнейшему сближению между Германией и правительством Виши».

Военно-морское командование надеялось привлечь внимание верховного командования и вызвать интерес к сотрудничеству с французским флотом, которое позже выльется в улучшение франко-германских отношений. В штабе ВМС никто не верил в возможность высадки союзников в Северной Африке. Ситуация оценивалась следующим образом:


«Если противник придет к выводу, что в настоящий момент не имеет и еще какое-то время не будет иметь необходимых военно-морских, воздушных и наземных сил, а также средств для их транспортировки или если он не захочет подтолкнуть Францию к объединению со странами оси, его ближайшей целью станет поражение итало-германского танкового корпуса, освобождение Северной Африки от войск стран оси и наступление к тунисской границе. Таким образом он создаст стратегическую ситуацию, в которой переход Франции на сторону оси будет маловероятен. А с приобретенных в результате новых баз он начнет наступление против самого уязвимого места в рядах стран оси – Италии».


С другой стороны, оккупация Дакара была, по мнению нашего военно-морского командования, весьма вероятной, несмотря на то что неизбежно последующее вслед за этим сближение Франции и Германии вроде бы говорило против такого политического решения.

Из приведенного обзора совершенно очевидно, что у нас не было информации относительно места предстоящей высадки противника. Также ясны преимущества, которыми обладала страна, господствовавшая на море, что позволяло ей атаковать длинную береговую линию противоборствующей стороны на континенте в любом месте. В такой ситуации инициатива всегда принадлежит морской державе. Единственный способ, который имеется в распоряжении континентальной державы, противостоять опасности вторжения – это иметь сильные оборонительные сооружения вдоль всего протяжения береговой линии. А если такой возможности нет? Такая континентальная держава всегда пребывает в опасности быть принужденной подчиниться ситуации, созданной по инициативе противоборствующей морской державы. Кстати, контрудары обычно оказываются запоздавшими.

В этих обстоятельствах наше военно-морское командование, здраво оценивая имеющиеся в его распоряжении силы, не имело выбора. Единственным оружием, способным повлиять на ситуацию в случае вторжения союзников в Западную или Северную Африку, был подводный флот. При благоприятных условиях подводные лодки могли затруднить и задержать действия противника, но никак не могли помешать выполнению его намерений.

Ввиду отсутствия конкретной информации, касающейся времени и места предстоящей высадки, а также учитывая большую возможность выбора при столь протяженной береговой линии, произвести предварительную перегруппировку и концентрацию подводных лодок было невозможно. Представлялось очевидным одно: любые наши действия в этом направлении неизбежно скажутся на наших возможностях в войне против торговых судов в Северной Атлантике.

А за это противник нам только скажет спасибо, поскольку все его ресурсы (корабли эскорта, транспорты) будут мобилизованы для высадки.

Кроме того, всегда существовала опасность, учитывая противоречивые сообщения нашей разведки, вызванные хорошо поставленной дезинформацией противника, что подводные лодки будут сконцентрированы не там, где надо, или же в нужном месте, но не в нужное время.

Поэтому военно-морское командование пока не предпринимало никаких шагов по переброске подводного флота для принятия оборонительных мер против предстоящей высадки. Единственный приказ, который мы получили: отправить 4 лодки в Средиземноморье, чтобы восполнить потери.

8 ноября в 6.30 мне сообщили по телефону, что американцы высадились на побережье Марокко. Не ожидая дальнейших инструкций, я немедленно отправил все подводные лодки, находившиеся между Бискайским заливом и островами Кабо-Верде и имевшие достаточно топлива, к побережью Марокко. Несколько позже были прерваны операции в Атлантике, а участвовавшие в них подлодки получили приказ следовать к Гибралтару. Я оценивал ситуацию следующим образом:


«Высадка на побережье Алжира и Марокко, бесспорно, является частью широкомасштабного вторжения, для поддержки которого противнику потребуется постоянный поток продовольствия, оружия, боеприпасов и подкрепления. Подлодки прибудут слишком поздно, чтобы помешать первичной высадке, – самые первые будут на месте не ранее 9–11 ноября. Однако они смогут действовать с большой эффективностью против последующих высадок, а также против линий подвоза. Тем не менее перспективы успеха не следует переоценивать. Работа подводников будет крайне затруднена прибрежным мелководьем. Но исключительная важность поставленной задачи стоит прилагаемых усилий».


Как мы и ожидали, прибыв к марокканскому побережью 11 сентября, наши подлодки столкнулись с очень сильной обороной. Транспорты, с которых высаживались войска, были окружены кольцом кораблей эскорта, оборудованных радарами. Работали и береговые радарные станции. Воздушное патрулирование также было сильным и постоянным.

Мелководье – глубина здесь даже в 20–30 милях от берега не превышала 300 футов – было серьезным препятствием для подводных лодок. Вечером 11 ноября «U-173» (командир Швейхель), подвергшись большому риску, проникла через защитный кордон, защищавший американские транспорты на рейде Федалы. Было выпущено три торпеды, которые попали в цель, но увидеть результат возможность не представилась. По сведениям американцев, были повреждены транспорт, танкер и эсминец «Хэмблтон».

«U-150» (командир Хальс) прибыла к марокканскому берегу в тот же день. Но во время следования по поверхности воды подлодка была обнаружена радаром и не смогла проникнуть на рейд Федалы. На следующий день Хальс предпринял еще одну попытку проникнуть на рейд с северо-востока, следуя в погруженном состоянии и держась как можно ближе к берегу. Результаты своей авантюры Хальс описал так:


«12 ноября, 13.21. 20 миль к северу от Федалы. Намерен идти к берегу до достижения глубины 15 саженей, далее вдоль берега на этой глубине до рейда Федалы и атаковать. Думаю, что противник не ожидает появления подлодки так близко к берегу.

14.40. Задел дно. Глубина 70 футов…

16.00. Вижу примерно 20 судов, стоящих на рейде. На южном конце – авианосец, ближе к берегу крейсер с мачтой в форме треноги и два танкера. Остальные суда – большие сухогрузы и транспорты для перевозки войск. К западу – несколько кораблей эскорта. Следую с большой осторожностью ввиду совершенно гладкой поверхности моря. Перископ использую лишь на несколько секунд для обзора. Принял решение идти к ближайшим судам.

18.28–18.33. Выпустил 4 торпеды из носовых труб, развернулся, выпустил торпеду из 6-й кормовой трубы. 5-я труба вышла из строя. Отмечены попадания в грузовые суда. Наблюдаю взрывы, облака густого дыма. (Судя по информации американцев, были потоплены транспорты „Эварт Рутлеге“, „Хью Л. Скотт“ и „Таскер Х. Блисс“.) Поскольку я предполагал, что противник будет ожидать моего отхода в западном или северо-западном направлении, иными словами, туда, где большие глубины, продолжил движение на северо-восток вдоль 10-саженевой изобаты. Трудностей не было».


Подлодки, прибывшие позже, столкнулись с куда более тяжелыми условиями. Когда «U-509» (командир Вольф) пыталась проникнуть на рейд Касабланки, под ее кормой взорвалась мина. Получив серьезные повреждения, подлодка вернулась на базу. Другие подлодки по прибытии обнаружили рейд пустым. Американцы уже очистили гавани и использовали их.

Из оставшихся лодок, сконцентрированных в районе Гибралтара, 6 единиц отправились в Средиземное море, остальные заняли позиции к западу от пролива. Капитан-лейтенант Хенке («U-515») так описывает события, происходившие в ночь с 12 на 13 ноября:


«19.15. Следую по поверхности. Заметил соединение кораблей – 2 крейсера типа „Бирмингем“ и „Фробишер“ в сопровождении 3 эсминцев класса К. Следуют на восток, скорость 15 узлов. Шел на полной скорости в течение пяти часов, чтобы выйти на позицию перед кораблями. Эсминцы несколько раз заставляли погружаться. Случайная радиолокация на 139 см.

00.15. Атаковал крейсер класса „Бирмингем“. Произвел залп четырьмя торпедами. Одна торпеда выскочила на поверхность, вторая сбилась с курса. Третья попала в борт крейсера в районе машинного отделения спустя 70 секунд после залпа. Корабль остался на плаву, лежит в дрейфе с застопоренными машинами под охраной эсминцев. Другие корабли ушли на высокой скорости в восточном направлении.

Часом позже сумел проникнуть через защитный экран. Выпустил две торпеды. Первая попала в район миделя. Корабль неподвижен, имеет сильный крен на правый борт.

2.01. Попадание в корму одного из эсминцев. Сильный взрыв поднял в небо гигантские столбы воды. За кормой эсминца взрываются глубинные бомбы.

2.06. Отмечено еще одно попадание в крейсер, но он не тонет. Подвергся преследованию эсминца, стреляющего осветительными снарядами. Неполадки с рулевым управлением. Вынужден погрузиться. На глубине между 350 и 500 футов атакован глубинными бомбами. Перезагрузил трубы.

4.30. Всплыл. Поврежденный крейсер низко сидит в воде, один из эсминцев медленно буксирует его кормой вперед. Обстрелян палубными орудиями эсминца и крейсера. Срочно погрузился. Большое количество глубинных бомб. Отмечена работа асдиков.

6.15. Всплыл. Крейсер на плаву. Обстрелян эсминцем.

6.50. Залп из 1-й и 2-й труб. Отмечено одно попадание. Нырнул. Атакован глубинными бомбами. Успешно применил Болде (немецкое устройство для обмана асдиков).

На следующий день слышал много взрывов глубинных бомб. С перископной глубины наблюдал авиацию и группу морских охотников».


Настойчивость и целеустремленность, с которой Хенке старался потопить противника, заслуживают самой высокой оценки. Судно, которое он в конце концов потопил, на самом деле было не крейсером, а британской плавбазой «Хекла». Поврежденный эсминец назывался «Марн».

А тем временем количество немецких подлодок к западу от Гибралтарского пролива еще более увеличилось. Они заняли позиции, расположившись в шахматном порядке. Как и в декабре 1941 года, весь день они оставались под водой. Но сейчас, после появления радара, стало ясно, что и ночью их свобода действий во многом ограничена.

Ночью 4 ноября капитан-лейтенант Пининг («U-155»), следуя к своей «клетке шахматной доски», обнаружил подразделение транспортов в сопровождении эсминцев. По чистой случайности подлодка оказалась в самой гуще транспортов. Совершенно неожиданно со всех сторон от субмарины вспыхнули прожектора – их лучи шарили по черной воде совсем рядом. Через несколько минут послышались взрывы глубинных бомб. Очевидно, впереди была обнаружена еще одна подлодка. Одновременно транспорты резко изменили курс, и Пинингу пришлось стрелять с большого расстояния.

Опустошив торпедные трубы, «U-155» немедленно погрузилась, поскольку ее атаковали эсминцы. Но команда отчетливо слышала три взрыва, о чем и было доложено в штаб. Позже выяснилось, что «U-155» потопила эскортный авианосец «Авенджер» и транспорт «Этрик» (11 272 тонны), а также повредила еще один транспорт.

Другая подлодка, «U-413» (командир Пёль), по пути к Гибралтару потопила транспорт «Уорвик Касл» (20 170 тонн). В то время ходило множество неподтвержденных слухов, но только после окончания войны мы узнали о потере авианосца – союзники умели скрывать свои проблемы.

Транспортные условия в Гибралтаре остались такими же, как в 1941 году. Там проходило много конвоев, но теперь они были настолько хорошо защищены, что немецким подлодкам не удавалось найти брешь и атаковать. Даже наоборот, субмарины были вынуждены почти все время оставаться под водой и зачастую даже не имели возможности всплыть на срок достаточно длительный, чтобы зарядить батареи. При попытке внести достойный вклад в противодействие высадке союзников, атакуя пути подвоза к западу от Гибралтара, были потеряны 2 лодки – «U-98» (командир Айхман) и «U-173» (командир Швейхель). Еще 4 подлодки были серьезно повреждены и вернулись на базу.

Я перебросил гибралтарскую группу дальше на запад, в менее охраняемые воды, хотя и понимал, что тем самым уменьшаю для них оперативную зону.

На западном краю этого морского района одна из наших подводных лодок потопила 2 судна из конвоя, идущего в Гибралтар. Зато другие подлодки, занимавшие исключительно удобную для атаки позицию перед конвоем, были загнаны эсминцами под воду и так и не смогли принять участие в операции. В прибрежных водах, подобных гибралтарским, подводные лодки существующего типа, имеющие низкую скорость хода под водой и вынужденные всплывать для зарядки батарей, не имели возможности выполнить поставленные перед ними задачи.

Поэтому я относился к использованию подлодок в районе Гибралтара с таким же неодобрением, как и в 1941 году. Здесь слишком низка вероятность успеха при неизбежных высоких потерях. А в это же самое время в других районах Атлантики не используются исключительно благоприятные возможности. Не приходилось сомневаться, что буквально во всех остальных районах Атлантики условия для действий подлодок на редкость благоприятны, поскольку противник сосредоточил все имеющиеся в его распоряжении силы эскорта для защиты североафриканской высадки. Я не считал, что продолжение операций подводного флота в районе Гибралтара оправданно, и не был согласен с мнением военно-морского командования, что резкое падение количества потопленного тоннажа в Атлантике будет компенсировано потоплением судов с ценными грузами, идущих в Средиземноморье.

Поэтому, получив 16 ноября приказ возместить потери подводного флота в Средиземноморье, переведя туда часть подлодок из Атлантики, и обеспечить постоянное нахождение к западу от Гибралтара и в районе Марокко 20 подводных лодок, я решил изложить свое мнение письменно и представить его командованию. Сделал я это 18 ноября:


«Командование подводного флота считает, что сравнительно высокие результаты, достигнутые вначале, при определенных обстоятельствах, когда противник только начал наступление, нельзя рассматривать как показатель, оправдывающий необходимость продолжения операций подводного флота против африканских конвоев союзников. Такой курс имеет минимальные шансы на успех, за который, даже в случае его достижения, придется очень дорого заплатить, и не может оказать решающего влияния на проведение операций противником.

Зато такое применение подлодок воистину катастрофически повлияет на ход войны против торгового судоходства в Атлантике, которую командование подводного флота всегда рассматривало и сейчас рассматривает как свою основную задачу. Именно война против торговых судов противника может стать реальным вкладом подводного флота в дело нашей победы. Это отлично понимает противник, поэтому уделяет неусыпное внимание битве за Атлантику.

Как уже было сказано, командование подводного флота уверено, что высокие результаты, достигнутые в Атлантике, являются прямым следствием операций противника в Северной Африке. Если объем потопленного тоннажа союзников в Атлантике снизится, а это непременно произойдет, если часть подводного флота будет переведена к Гибралтару и в Средиземноморье, в первую очередь нас за это поблагодарит именно противник, поскольку подобный курс может привести вовсе не к ослаблению, а к укреплению позиций врага.

Командование подводного флота убеждено, что это вопрос первостепенной важности. Основные силы подводного флота должны оставаться в Северной Атлантике и наносить удары там. Так мы сможем внести самый весомый вклад в общее дело. Сложившиеся в настоящее время в Северной Атлантике благоприятные для нашей деятельности возможности следует использовать полностью, не отвлекаясь на другие цели.

В свете изложенного командование подводного флота просит пересмотреть вышеупомянутые приказы».


Однако военно-морское командование не приняло мою точку зрения. Мне было отказано в переводе всех подводных лодок из района Гибралтара в Атлантику, но 23 ноября я получил разрешение уменьшить их численность до 12 единиц. Еще 4 подлодки должны были отправиться в Средиземное море.

Мне очень хотелось все-таки вывести 12 подлодок из опасного района к западу от Гибралтара, поэтому я предложил командованию этими силами атаковать американские конвои в открытом море, к западу от Азорских островов:


«Если нам не удастся обнаружить конвой, придется признать поражение. Но даже если мы сможем установить контакт только с одним конвоем, все равно успех может быть достигнут больший, чем во всех предыдущих операциях».


Командование ответило согласием. Я отдал приказ всем подлодкам следовать в западном направлении и занять позиции вдоль 40-го меридиана. В этом районе 4 декабря было потоплено 4 судна, следовавшие в Гибралтар, в том числе транспорт с войсками «Керамик». Подлодки не смогли установить контакт ни с одним из гибралтарских конвоев – позже оказалось, что все они шли значительно южнее, через район, находящийся вне радиуса действий наших лодок.

Когда 23 декабря эти подводные лодки вернулись на базы для получения топлива и припасов, командование ВМС отменило предыдущие приказы, касающиеся нападения на вражеские суда в Средиземном море, и деятельности немецких подводных лодок против североафриканских конвоев союзников был положен конец.

8 ноября, после начала высадки в Марокко, я отправил все подлодки, имевшие достаточно топлива, из Атлантики в этот новый для нас район. Те субмарины, у которых топлива не хватило, чтобы добраться до марокканского побережья, остались в Северной Атлантике, объединились в одну «волчью стаю» и совершили успешное нападение на конвой ONS-144. В ходе этого сражения было потоплено 5 судов (25 396 тонн) и корвет «Монтбретия». Потерь среди подлодок не было, но у них оставалось настолько мало топлива, что его не хватило бы на преследование конвоя даже в течение одних суток. Поэтому я приказал лодкам рассеяться и в дальнейшем действовать независимо, что они и сделали, причем не без успеха, потопив несколько идущих в одиночку судов к востоку от Ньюфаундленда.

Эти лодки составляли все мои силы в северной части Атлантики. Они продолжали действовать независимо до тех пор, пока топливо и припасы не подошли к концу. На сигналы, информирующие о том, что топливо и запасы на исходе, получаемые от разных капитанов до начала атаки на конвой ONS-144, я неизменно отвечал: «Командование подводного флота не даст вам голодать».

Как это часто случается в жизни, судьба решила отвернуться от меня. Впервые за все время своей военной карьеры я пообещал больше, чем смог выполнить. Когда подлодки израсходовали все торпеды, я направил их в точку, расположенную в 500 милях к северо-западу от Азорских островов, где их с 21 ноября должна была ждать субмарина «U-460» капитан-лейтенанта Шноора.

Другие лодки, действовавшие в американских водах, тоже вышли в точку встречи с этой субмариной, так что в конечном счете вокруг «дойной коровы» собралось девять подводных лодок, которым следовало срочно пополнить запасы топлива и боеприпасов. Как только они собрались, неожиданно испортилась погода, причем шторм был настолько яростным, что ни о какой дозаправке не могло быть и речи. Подлодки, у которых в танках оставалось всего лишь несколько галлонов топлива, беспомощно дрейфовали в бушующем море. Те же, у которых топлива было чуть больше, были вынуждены отключить освещение и прекратить пользование всеми электроприборами. О горячей пище также пришлось забыть. В лодках не хватало топлива даже для подзарядки батарей, так что в случае обнаружения их противником они оказались бы полностью в его власти. Хуже того: шторм разбросал их довольно далеко друг от друга, поэтому, чтобы снова собраться, им пришлось использовать радиосвязь, что еще более увеличило опасность обнаружения противником. Непогода бушевала несколько дней, но затем все-таки сменила гнев на милость. Море успокоилось, операция дозаправки была выполнена, и лодки благополучно достигли бискайских баз. С моих плеч словно упал тяжелый камень. Но я получил хороший урок – никогда нельзя доводить до последнего.

Подводные танкеры, впервые появившиеся в апреле 1942 года, очень быстро доказали свою полезность. С их помощью мы смогли «переместить» свои базы из Бискайского залива в западном направлении на 1000–2000 миль. Для противника не была тайной наша новая система получения подводными лодками топлива в море, и он делал все возможное для обнаружения и уничтожения подводных танкеров. По этой причине командование подводного флота всегда самым тщательным образом выбирало точки встречи, стараясь найти самые спокойные уголки Атлантики, куда почти никогда не заходили суда. Пока нам везло.

После того как командование ВМС санкционировало снижение числа подводных лодок в районе Гибралтара до 12 единиц, мы получили возможность возобновить операции против североатлантических конвоев силами тех лодок, которые оставались на базах. Мы запланировали перехват конвоя в Великобританию, который должен был достичь 45-го меридиана 4 декабря. Вдоль этого меридиана и расположились подводные лодки.

Одна из них, «U-524» (командир барон фон Штейнекер), была оборудована специальным приемным устройством, с помощью которого можно было перехватывать радиопереговоры на УКВ. В 18.00 действительно были получены какие-то сообщения на английском языке. Мы не знали радиуса действия нашего приемника, поэтому даже не могли предположить, где находятся источники сигналов, а также исходят они от судов конвоя, который уже должен находиться где-то поблизости, или от кого-то другого.

Мы предположили, что все же сигналы идут от долгожданного конвоя, и решили принять соответствующие меры. Группа лодок получила приказ на полной скорости двигаться в северо-восточном направлении, и спустя двое суток конвой действительно был обнаружен.

Другая группа, находившаяся восточнее, тоже была направлена к цели. Всего к операции были подготовлены 22 подводные лодки.

В ночь первой атаки мы с нетерпением ожидали сообщений. Время шло, и я начал нервничать. В течение короткого промежутка времени на моем командном пункте было получено 11 сообщений на английском языке от воздушного эскорта конвоя с докладами об обнаружении подлодок. Воздушное прикрытие этого конвоя было удивительно сильным даже в ночные часы.

Последнее позже подтвердилось, и наши подлодки достигли весьма скромных результатов. Мы получили доклады потоплении 6 судов и торпедировании еще 3, а также эсминца. И хотя мы не потеряли в этой операции ни одной подлодки, произошел прискорбный случай – одна подводная лодка протаранила другую. Такое в моей практике случилось впервые.

Когда подлодки использовали тактику «волчьей стаи», конечно, существовала опасность столкновения. Это представлялось совершенно очевидным еще в мирное время, но мы считали такой риск приемлемым, учитывая многочисленные преимущества, даваемые этой тактикой. Благодаря бдительности капитанов и вахтенных в процессе неоднократно проводимых нами начиная с 1935 года учений ни одного столкновения отмечено не было. Потеря подводной лодки «U-18» произошла по другой причине: атакуя с перископной глубины, она была протаранена эсминцем.

Во время войны тоже пока не было случаев столкновения подводных лодок, и это несмотря на тот факт, что в неспокойных водах Атлантики намного труднее заметить боевую рубку другой подлодки; к тому же во время войны вахтенные на мостике сосредоточивают все свое внимание на противнике. Участвуя в операциях против конвоев, подводные лодки нередко были очень близки к столкновениям, но все-таки избегали их. На этот раз судьба распорядилась иначе. Капитан подводной лодки «U-221» капитан-лейтенант Тройер, один из наших лучших капитанов, описал случившееся следующим образом:


«На высокой скорости преследовал конвой. 21.34. Ночь темная, волнение 5 баллов, периодически налетают дождевые заряды. Справа по борту сквозь пелену дождя заметил немецкую подводную лодку. Сделал попытку уклониться от столкновения, но не сумел избежать удара по кормовой части прочного корпуса. Столкновение для нас не слишком серьезное.

Другая подлодка осталась на плаву, но осела в воде. Заметили свет карманных фонариков, людей в спасательных жилетах – около 30 человек. Включили прожектора, предупредили людей о необходимости соблюдать спокойствие. Услышали крики о помощи. Попытались оказать помощь, используя пистолеты Зандера и бросательные концы. Неудачно – мешает волнение. Несколько матросов, привязавшись к спасательным леерам, спрыгнули за борт, но не смогли ничего сделать. Только один старшина и три матроса сумели ухватить тросы и были вытащены на борт. Пострадала лодка „U-254“. Мы не прекращали попытки спасти людей в течение двух часов, постоянно используя прожектора. Затем к востоку от нас мы увидели два осветительных снаряда, и появилось судно».


Трагическая потеря «U-254», ее прекрасного капитана Гилардоне и почти всей команды стала горьким ударом для всех нас. И тем не менее подводные лодки должны были продолжать действовать совместно. Получив сообщение о случившемся от «U-221», я внес следующую запись в журнал боевых действий:


«28 декабря. Впервые за все время наших совместных операций против вражеских конвоев произошло столкновение двух немецких подводных лодок, в результате которого одна лодка была потеряна. Насколько нам известно, трагический инцидент произошел темной ночью при сильном волнении, думаю, что вины капитана погибшей лодки в случившемся нет. Учитывая, что в атаках на конвои участвует довольно много подлодок, рано или поздно нечто подобное должно было произойти. Мы изучили вопрос и пришли к выводу, что из соображений безопасности в операции не должно участвовать больше 13–15 подводных лодок. Однако накладывать какие бы то ни было ограничения – относительно времени, места или числа участников – при такой сложной операции, как атака на конвой, было бы неправильным, даже если это сделано, чтобы снизить риск столкновения. В такой операции следует использовать каждую представившуюся возможность атаковать. Ведь с самого начала обучения подводникам вбивают в головы основной принцип успеха: выходи на атакующую позицию как можно быстрее, начинай атаку как можно скорее, используй все возможности как можно полнее».


В середине декабря погода настолько испортилась, что удалось потопить только несколько небольших торговых судов и эсминец «Файердрейк». Лишь в самом конце месяца нам представился случай провести еще одну успешную операцию в Северной Атлантике.

26 декабря был замечен конвой, идущий курсом на запад. 27 декабря к нему подошли немецкие лодки и ночью потопили 4 судна. На следующий день на море опустился туман. Тем не менее одна из лодок, «U-260» (командир Пуркгольд), сумела удержать контакт с конвоем, в результате, несмотря на неблагоприятные погодные условия, другие лодки тоже смогли приблизиться. Вечером, когда туман неожиданно рассеялся, подводные лодки оказались совсем рядом с колоннами судов. Ночью началась атака. Корабли эскорта не успели прийти на помощь своим судам вовремя. В результате 13 судов (67 437 тонн) было потоплено и еще 1 (7087 тонн) повреждено. Это был неплохой новогодний подарок всем нам.

В качестве завершения обзора очередного, пятого этапа битвы за Атлантику будет уместно рассказать о событиях, имевших место с октября по декабрь 1942 года в других оперативных зонах.

В американских водах в начале года мы действовали в непосредственной близости от побережья. Столкнувшись со значительно укрепившейся обороной, мы переместились в Карибский регион, затем, не добившись там высоких результатов, сосредоточили свои усилия в его восточной части, в районе к югу и востоку от Тринидада.

В сентябре подлодки в районе Тринидада действовали особенно успешно. Я был уверен, что потери, понесенные здесь союзниками, настолько велики, что они пойдут на все, чтобы обезопасить этот жизненно важный для их судоходства регион от немецких подлодок. Поэтому я считал, что держать их там и дальше – в октябре – не имеет смысла. Впоследствии выяснилось, что я ошибался. Эскорт и воздушное прикрытие были усилены, но у противника отсутствовал опыт обнаружения подводных лодок на поверхности воды, и результаты оказались неплохими.

С нашей точки зрения, наиболее важным фактором было то, что в этих водах конвойная система еще не прижилась. Судоходство представляло собой поток отдельных судов, шедших нерегулярно, но по определенным маршрутам, которых придерживались даже после получения сигнала SOS с атакованных судов, когда уже всем без исключения было ясно, что маршрут обнаружен немецкими подводными лодками. В октябре мы использовали прежнюю тактику: обнаружив «золотую мину», атаковали ее как можно быстрее силами всех находящихся поблизости подлодок. Так мы действовали на судоходных путях в эстуарии Ориноко, затем в открытом море в 300–400 милях от берега и, в конце концов, в районе к западу от Тринидада.

В каждом случае операция оказывалась вполне достойной наших усилий. За период с 1 октября по 7 ноября немецкие подводные лодки в указанных районах потопили 25 судов. Подлодка «U-512» (командир Вольфганг) была уничтожена самолетом, еще несколько получили более или менее серьезные повреждения. Подлодка «U-505» подверглась внезапному нападению низко летящего самолета и спаслась лишь по счастливой случайности. Первая бомба попала прямо в кормовое 3,7-см орудие и взорвалась при контакте. Лодка получила серьезные повреждения, но самолет, летевший очень низко, после взрыва тоже рухнул в воду. Субмарине, которую больше никто не преследовал, удалось уйти, устранить самые серьезные повреждения и «дохромать» до базы в Бискайском заливе.

В конце октября результативность действий подлодок в районе восточнее Тринидада начала уменьшаться. Суда стали объединяться в конвои. Они шли с юга мимо Фритауна в Тринидад. В этих водах воздушное патрулирование было очень сильным, да и обнаружить конвои было трудно.

1 октября к Фритауну прибыла группа подлодок. Они расположились в двух секторах, граница между которыми проходила через сам Фритаун. В пределах своих секторов подводные лодки имели полную свободу действий и не мешали друг другу.

Первым делом нам следовало определить, как теперь организовано судоходство в этом морском районе. Руководствуясь предыдущим опытом, командование имело все основания надеяться, что работа здесь окажется весьма плодотворной. Капитан-лейтенант Кремер, командир «U-333», отлично показавший себя в американских водах, проник в пределах своего сектора почти к самому Фритауну, чтобы произвести разведку порядка движения транспорта. Во время этого весьма опасного мероприятия он заодно приобрел и совсем другой опыт, в очередной раз убедившись, сколь непредсказуема жизнь на субмарине. В его журнале боевых действий содержится следующая запись:


«6.10.42. 4.00. 70 миль к западу от Фритауна. Ночь темная, видимость плохая, дождь. Намерение – подойти как можно ближе к Фритауну. 5.26. Прошел изобату 100 саженей. Незадолго до 6.00 покинул мостик для проверки точности навигации и измерений глубин. Сразу после этого раздался крик: „Капитана на мостик!“ В 500 ярдах справа по борту увидел корвет, идущий на полной скорости прямо на нас. Срочное погружение в сложившихся обстоятельствах было невозможно – корвет протаранил бы нас во время выполнения маневра.

Когда я вышел на мостик, корвет как раз открыл огонь из палубных орудий. Я круто отвернул вправо и приказал прибавить скорости. На мостике все были ранены. Старший помощник был ранен в шею, я – в руку. Взрывной волной очередного снаряда нас сбросило внутрь боевой рубки, но мы сразу же вернулись на мостик. После повторного ранения старшего помощника я приказал ему спуститься вниз. Затем я отправил вниз всех раненых с мостика, помогая людям здоровой рукой.

Огонь с корвета продолжался. Предприняв очередной маневр, я с трудом избежал тарана. После этого я отдал приказ приготовиться покинуть корабль. Меня снова ранило, на этот раз в голову, да еще и сбросило в рубку. С трудом вернувшись на мостик, я получил осколок в грудь. Корвет повторял все движения подлодки, явно намереваясь идти на таран.

Я очень ослабел от потери крови, к тому же мог видеть только одним глазом – второй был залит кровью, возможно, поэтому и решился на отчаянный поступок – попробовать спасти лодку, скрывшись под водой. В тот момент, когда корвет вплотную приблизился для тарана, я приказал переложить руль до упора вправо и таким образом ушел от столкновения – последовало лишь легкое касание двух кораблей. На протяжении 1000 ярдов я двигался почти перпендикулярно курсу корвета, после чего приказал нырять. Корвет не смог быстро изменить курс и протаранить нас во время погружения. Возможно, его капитан посчитал, что наша лодка тонет, поскольку наш мостик больше всего напоминал решето, и вполне можно было предположить, что живых там не осталось. Лодка приняла много воды и легла на дно на глубине 300 футов.

Мы сумели остановить течи и частично откачать воду, затем продули танки и через некоторое время подняли лодку со дна. А с корвета тем временем сбрасывали глубинные бомбы.

Было еще темно, главный насос не работал, поэтому мы не смогли полностью откачать воду, пока были под водой. К тому же мы находились в постоянной опасности из-за глубинных бомб. Рассвет должен был наступить не раньше чем через три четверти часа, я решил воспользоваться этим, всплыть и попытаться уйти по поверхности. Корвет устремился в погоню, причем осветительные снаряды там явно не экономили».


Капитан и старший помощник получили тяжелые ранения. Подлодка была направлена в точку встречи с «U-107» (командир Гелхауз). На борту «U-107» находился один из будущих капитанов – молодой офицер, который, прежде чем получить под командование собственный корабль, вышел в боевой поход под руководством опытного командира. Именно он принял командование «U-333» и благополучно привел подлодку на базу.

Результаты, достигнутые к тому времени в районе Фритауна, были далеки от ожидаемых. 31 октября 1942 года я записал в своем боевом дневнике:


«Самое удивительное заключается в том, что мы получили множество сообщений от наших агентов, утверждавших, будто поток судов с войсками и грузами в направлении Фритауна весьма и весьма напряженный, так же как и в Ливию после ее оккупации Соединенными Штатами. Полагаю, что англичане наконец сумели организовать фритаунский поток в конвои – они непременно должны были это сделать после понесенных в июле 1942 года потерь. Задача установления контакта с конвоями в районе Фритауна стала чрезвычайно тяжелой из-за постоянного присутствия морских и воздушных патрулей. А если к тому же учесть мелководье и по большей части совершенно спокойное море, понятно, почему подводные лодки не имели возможности приблизиться к порту».


Сейчас я пришел к выводу, что сообщения наших агентов основывались на дезинформации, активно распространяемой союзниками с целью отвлечь наше внимание от североафриканских операций. Должен признать, им это удалось.

Мне очень хотелось установить судоходный маршрут между Фритауном и Тринидадом. Эту задачу я поставил перед подводными лодками, работавшими в районе Фритауна, а также перед подлодками, находившимися на переходе после операций у мыса Доброй Надежды между бразильским побережьем и точкой в 400 милях к западу от Сент-Пол-Рокса. В декабре было потоплено 7 судов.

Еще 2 подлодки были направлены в устье реки Конго. Но они не обнаружили никаких признаков напряженного судопотока, который, по нашим расчетам, должен был существовать в том районе. Единственный результат был достигнут капитан-лейтенантом Ахиллесом («U-161»), героем Порт-оф-Спейн и порта Кастри, который торпедировал крейсер «Феба». Сам Ахиллес доложил, что потопил эсминец класса «Балч» – еще одно доказательство, как трудно в горячке боя точно определить тип вражеского судна по силуэту.

Вторая из двух лодок в устье Конго, «U-126» (командир Бауэр), была повреждена глубинными бомбами в процессе атаки из подводного положения. В лодку начала поступать вода – она стала медленно тонуть. Только продув танки и максимально увеличив скорость, капитан сумел остановить погружение. Это произошло на глубине около 750 футов. Это была максимальная глубина, на которую когда-либо погружались подлодки типа IXC без повреждения прочного корпуса под давлением воды 336 фунтов на квадратный дюйм. Когда после наступления темноты лодка всплыла, ее батареи были мертвы, а сжатый воздух израсходован полностью. Иначе говоря, погрузиться она не могла. Что при этом думал капитан?


«20.57. Всплыли. Вижу эсминец в 600 ярдах со стороны кормы, удаляющийся от нас на небольшой скорости. Имея только один исправный дизель, я постарался как можно быстрее уйти из опасного района. Дневной результат оказался плачевным, но мы приобрели абсолютную уверенность в надежности нашего корабля, да и боевой дух экипажа оказался на высоте, что тоже немаловажно».


14 сентября подлодки из группы «Белый медведь» собирались на месте гибели «Лаконии». Согласно сообщениям агентов на рейде Кейптауна всегда находилось до 50 судов. По разработанному нами плану 2 подлодки должны были внезапно их атаковать, остальные вступали в дело позже.

Получая топливо в Южной Атлантике, капитан-лейтенанты Мертен («U-68») и Эмерман («U-172») обговорили все необходимые детали. Однако, добравшись до кейптаунского рейда, они обнаружили его пустым. Они доложили об этом в штаб и, учитывая, что внезапной атаки все равно не получилось, запросили разрешения всем лодкам принять участие в операции. В результате 13 судов в районе Кейптауна было потоплено.

Одновременно с прибытием группы «Белый медведь», состоящей из подлодок типа IXC, в район Кейптауна, туда же подошла первая из новых лодок типа IXD2, имеющая большую дальность плавания. Это была «U-179» (командир Собе). Имея более высокую скорость хода, она догнала группу «Белый медведь». В первой же атаке Собе потопил судно, но в тот же день его лодка была уничтожена эсминцем «Актив». Это была единственная лодка, потерянная в этом районе вплоть до лета 1943 года.

Во второй половине октября, когда группа «Белый медведь» вернулась на базу и их место вблизи Кейптауна заняли 3 новые лодки с большой дальностью плавания, мы не упускали из виду этот район.

Операции здесь оказались успешными. В октябре мы потопили там 27 судов (161 121 тонна), «многие из которых везли ценные военные грузы» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 269). Также противник потерял несколько транспортов для перевозки войск. 9 октября затонул «Оронсей» (20 043 тонны), а 10 декабря – «Оркадес» (23 456 тонн). К северу от острова Асенсьон был торпедирован и потоплен транспорт «Дачесс оф Атолл» (20 119 тонн). «Потеря этих замечательных судов была крайне прискорбна, поскольку ее невозможно было возместить во время войны» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 270).

У нас были основания испытывать чувство удовлетворения. Три новые лодки, прибывшие в Кейптаун, как я уже говорил, имели значительную дальность плавания и смогли расширить оперативную зону до Индийского океана. Они добрались до самого Лоренсу-Маркиша, где в конце года потопили около 20 судов.


«Набег, совершенный немецкими подводными лодками, оказался результативным. Они нанесли больше ущерба, чем пресловутые рейдеры – их предшественники в этих водах, затратив на это куда меньше усилий», – писал Роскилл (Т. 2. С. 271).


Мнение англичан о наших операциях в районе Кейптауна ясно показывает, насколько беспокоил адмиралтейство этот напряженный и плохо защищенный район.

В британском адмиралтействе имелся отдел, занимавшийся нашими субмаринами. В его задачи входило отслеживание всех перемещений немецких подводных лодок и выявление, исходя из маршрутов, их потенциальных целей. 21 сентября от адмиралтейских «подводников» поступило предупреждение о массовом перемещении субмарин в Атлантике в южном направлении. В связи с этим в Кейптауне были приняты некоторые меры предосторожности, но они не смогли спасти противника от тяжелых потерь. Тогда адмиралтейство пришло к выводу, что:


«…противолодочные силы нуждаются в подкреплении, которое необходимо направить, несмотря на то что противник, нанося удары на огромной территории, уже вынудил и нас и американцев рассредоточить свои силы» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 270).


Анализ успехов, достигнутых субмаринами стран оси за последние три месяца 1942 года, выявил следующие факты: по данным британской статистики, в октябре было потоплено 94 судна (619 417 тонн), в ноябре – 119 (720 160 тонн), в декабре – 60 судов (330 816 тонн). Значительная часть из этого количества приходится на долю немецких субмарин.

Показатель количества потопленного тоннажа на лодку в сутки в море в октябре составлял 172 тонны, в ноябре – 220 и в декабре – 96 тонн. В октябре мы потеряли 12 подлодок, в ноябре – 6, в декабре – 5, что соответственно составляет 12,4, 6,3 и 5,1 % от общего числа подлодок в море.

Самый значительный успех достигнут в ноябре. Показатель количества потопленного тоннажа, приходящегося на каждую лодку в море в этом месяце, также самый высокий за последние три месяца года, и это несмотря на тот факт, что много подводных лодок было отвлечено от войны против торгового судоходства в Атлантике и направлено в Северную Африку, где они не достигли практически ничего.

Одной из причин достигнутых в ноябре высоких результатов стало ослабление эскортных групп, вызванное отвлечением флота для участия в североафриканских операциях. Британское адмиралтейство собрало около сотни кораблей эскорта для защиты операции высадки. А то, что потери плохо охраняемых конвоев не стали больше, объясняется, по словам англичан, «переводом больших сил противника, правда несколько запоздавшим, для организации отпора высадке союзников в Северной Африке».

Тот факт, что, несмотря на вывод огромных сил из северной части Атлантики, результативность немецких подводных лодок в ноябре осталась высокой (как-никак англичане тоже вывели часть своих эскортных групп в Северную Африку), заставляет задуматься над вопросом, насколько обоснованным и необходимым было вмешательство немецких подводных лодок в операции по противодействию высадке. Если бы они остались на своем месте и продолжили «войну с тоннажем», успехи могли быть намного выше, чем у берегов Северной Африки.

Число судов, потопленных в 1942 году одними только подводными лодками, огромно. Всего субмарины стран оси отправили на дно 1160 судов (6 266 215 тонн), причем основная заслуга принадлежит именно немецким субмаринам.

Наши потери в этот период особой тревоги не вызывали. В 1941 году они составили 11,4 % от среднемесячного числа подлодок в море. В первой половине 1942 года, когда в исключительно благоприятных условиях проводились операции в американских водах, цифра упала до 3,9 %. Во второй половине года, когда условия в американских водах были уже не столь благоприятными, цифра снова возросла и в среднем по году составила 8,9 %.

Несмотря на значительное укрепление обороны противника и появление радаров, процент потерь был ниже, чем в 1941 году. С другой стороны, возросло общее количество подводных лодок, хотя в среднем ежемесячно мы получали 17 новых подлодок, а не 20, как ожидалось.

Во время войны командование подводного флота составило более оптимистичную картину относительно количества потопленного тоннажа, чем оказалось в действительности. Дело в том, что сообщения о потопленном тоннаже, поступавшие с подводных лодок, нередко содержали завышенные цифры. Ошибки были вполне объяснимы. Капитан мог иметь самые лучшие намерения сохранить честность и объективность, но во время ночной атаки на конвой, которую одновременно ведут несколько подводных лодок и нет возможности тратить время на наблюдения, ошибиться очень легко.

Когда лодки действовали в одиночку, их сведения обычно совпадали с действительными потерями противника. Как бы там ни было, ошибки постепенно накапливались и данные командования оказались завышенными.

По прошествии более чем трех лет войны мы осознали с полной ясностью, что может принести неограниченная экспансия двух величайших морских держав на море нашему подводному флоту, которому в будущем предстояло сражаться с ними в одиночку. Появление радаров и усиление воздушного прикрытия также не могли не навевать тяжелые мысли. Нам оставалось только надеяться, что в наступающем 1943 году мы сумеем сохранить на должном уровне боевую мощь наших подводных кораблей и моральный дух команд и использовать их с максимальной эффективностью.

Сегодня мы знаем, как расценивал противник состояние дел в Атлантике в конце 1942 года. Роскилл писал:


«В завершающие дни уходящего 1942 года специалисты адмиралтейства, оглядываясь назад, проанализировали проблемы и перспективы войны в Атлантике. Ситуация на море, как доложил один из руководителей штаба ВМФ, никогда не была более серьезной. Эскортные группы и на воде, и в воздухе остаются малочисленными. Несмотря на успешную высадку в Северной Африке, существует опасение, что будущее наступление может быть задержано или даже сорвано из-за нехватки тоннажа. Особенное беспокойство вызывают уменьшившиеся запасы топлива.

В середине декабря в Великобритании имелось всего лишь 300 тысяч тонн коммерческого бункерного топлива, а ежемесячный расход составляет 130 тысяч тонн» (Война на море. Т. 2. С. 217).


О потерях и их возмещении Роскилл писал следующее:


«Что касается потерь, понесенных нами в течение прошедшего года, они, безусловно, велики, и мы можем смело записать на свой счет дефицит еще 1 миллиона тонн торгового тоннажа. Британский импорт снизился до 34 миллионов тонн, что на треть меньше, чем в 1939 году.

Специалисты британского адмиралтейства отлично понимают, что решающее сражение на морских путях, где проходят конвои, еще впереди. Враг силен, как никогда. Кризис затянувшейся борьбы приближается» (Война на море. Т. 2. С. 218).







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх