От ревности к войне

Папа Павел III умер 10 ноября 1549 года от отчаяния, в которое его привело предательство внука Октавия Фарнезе, ставшего союзником и зятем императора.¹³⁸ Это происшествие, вновь заставившее противоборствующие стороны христианского мира разрешать свои противоречия огнем и мечом, в первую очередь, вызвало окончательный разлад между Монморанси и кланом Гизов.

Чьим другом станет новый понтифик, Цезаря или Христианнейшего короля? Равновесие сил зависело также и от многих других вещей, от наиболее важных до самых незначительных.

С политической точки зрения, Франция могла опираться на старого кардинала Жана Лотарингского и, в особенности, на кардинала Феррарского, брата герцога. Франциск Лотарингский приходился племянником и тому, и другому.¹³⁹ Эта ситуация привела коннетабля в ужас. Несмотря на свое могущество, он не смог бы долго противостоять соперникам, которые стали бы приближенными как Его Святейшества, так и дофины, чье шотландское влияние распространялось и на Рим.

Монморанси дал французским кардиналам четкие указания поторопить выборы и отдать свои голоса противнику кардинала Феррарского, то есть одному из сторонников императора. Желания его осуществились. На конклаве, продлившемся шестьдесят пять дней, было решено вручить тиару кардиналу Дель Монте, который стал Папой Юлием III, Можно себе представить, в какой ярости были Гизы и насколько жестоко они поклялись отомстить.

По возвращении во Францию Жан Лотарингский умер от горя. С его кончиной освободились огромные бенефиции, епархии, аббатства, настоящие княжества. Монморанси тут же объяснил королю, что отдать эти земли молодому архиепископу Реймскому, увеличив тем самым его и без того значительное могущество, было бы опасным и неосмотрительным поступком. Генрих согласился, но это не ускользнуло от бдительного ока Дианы. Она не могла позволить, чтобы ее наперсник, ее советник, ее сообщник, ее очаровательный товарищ понес ущерб. Оказавшись перед выбором между своей любовницей и своим наставником, несчастный король поступил, как слабый человек: он втайне, в комнате у фаворитки подписал Карлу де Гизу дарственную. Когда коннетаблю стало об этом известно, было уже поздно что-либо предпринимать. Карлу, превратившемуся в кардинала Лотарингского, досталась большая часть этой необыкновенной добычи, благодаря которой однажды он станет практически главным епископом Франции. Уже тогда к нему перешли восемь крупных религиозных центров, в том числе три архиепископства: Реймс, Лион, Нарбонн, Валансьен, Альби, Ажен, Люсон, Нант. Эти неиссякаемые источники несметных богатств и подготовили крах королевской власти.

Вслед за этими событиями умер много лет тому назад удалившийся от светской жизни герцог Клод де Гиз. Практически в то же время серьезно заболел Омаль. Его друзья пустили слух о том, что и отца, и сына попытался одновременно отравить коннетабль.

Франциск Лотарингский оправился от болезни. Он, само собой, унаследовал герцогство Гиз и другие блага, нажитые покойным сеньором, и стал главой этого дома. Герцогство Омальское перешло к зятю Дианы, настоящему ангелу-хранителю своих младших братьев, «стремительная, бурная, неотвратимая, с подводными камнями и пропастями» судьба которых меньше чем за одно поколение «повлекла за собой изменение судеб Франции».¹⁴⁰

Несмотря на поражение в Риме, несмотря на траур, Гизы летом этого 1550 года были горды и веселы как никогда.

Коннетабль пришел в замешательство. Ему нужно было сокрушить это ужасное племя, пока оно окончательно не завладело ситуацией, уничтожить опору, без которой оно не смогло бы удержаться на весу, то есть саму фаворитку.

Монморанси уже совершал довольно неловкие попытки отдалить короля от его любовницы. На этот раз он сыграл по крупному, призвав на помощь в борьбе против пятидесятилетней чародейки молодость и красоту.

Перелом ноги, который Диана получила во время неудачной конной прогулки, какое-то время не позволял ей отлучаться из Ане, и временная разлука двух возлюбленных помогла Монморанси воплотить в жизнь свой замысел.

Вполне вероятно, что королева не преминула принять участие в заговоре. Она сделала это в своем духе: настолько сдержанно и ловко, что получила выгоду, не подвергаясь при этом никакому риску.

Гувернанткой у маленькой Марии Стюарт была внебрачная дочь ее деда, Иакова IV, Джоанна Стюарт, леди Флеминг, вдова в возрасте около тридцати лет, «с прекрасной внешностью и приятными манерами». Генрих с удовольствием задерживал свой взгляд на ее золотых волосах, молочно-белой коже, и Екатерина сделала все для того, чтобы в кругу придворных он мог любоваться этой женщиной сколько угодно.

Наступил июль, и вместе с ним пришло время отправляться в Сен-Жермен. У кардинала Лотарингского, как ему и подобало, были глаза и уши во всех комнатах королевских резиденций. Особенно внимательно он наблюдал за шотландской «маленькой королевой», самой большой семейной ценностью. Каковы же были его удивление и возмущение, когда он узнал о том, что коннетабль каждую ночь тайно проникал в покои ребенка (Марии тогда было восемь лет)!

Посоветовавшись, Гизы решили, что Монморанси, без малейшего сомнения, пытался обесчестить будущую дофину. Оскорбленные дядья собрались устроить засаду рядом с дверью спальни их племянницы, узнать причину нанесенной им обиды и отправить бородача продолжать свои ухаживания в аду.

В указанное время они пришли к комнате девочки, но то, что предстало их глазам, заставило их замереть на месте. Коннетабль появился не один, и тем человеком, которого он провел за собой к Марии Стюарт, был король!

Изумленные Гизы продолжили свое расследование и докопались, наконец, до истины. К счастью, выздоровевшая Диана уже появилась при дворе. Узнав о случившемся, она на этот раз не смогла сохранить своего легендарного спокойствия. Она сменила Гизов на страже и ждала вплоть до того момента, пока Генрих не вышел от прекрасной Флеминг.

Тут разыгралась невиданная сцена. Богиня, спустившись с Олимпа, превратилась в яростную, вопящую матрону. Она осыпала неверного любовника проклятиями и оскорблениями, упрекала его в том, что он пригласил в качестве гувернантки для своей невестки публичную девку. Генрих смирился, повинился и подчинился. Чуть позже он, полностью раскаявшийся, отправился в Ане, где Диана без всякого труда вновь взяла власть в свои руки (август 1550 года).¹⁴¹

Тем не менее он не прекратил своих отношений с белокурой шотландкой. Леди Флеминг забеременела. Екатерина, узнав о скандале, поспешно разыграла оскорбление ревнивой жены, чтобы не навлечь на себя подозрения своей соперницы. Нельзя исключить возможность того, что она втайне способствовала продолжению любовной связи своего мужа, находя в этом свою выгоду. В декабре она также поняла, что ждет ребенка (будущего Генриха III).

Весной леди Флеминг родила мальчика, Генриха де Валуа, которого впоследствии стали называть бастардом Ангулемским, и король признал его. Тогда она совершила ошибку, «громко заявив о своем счастье» и попытавшись поиграть в официальную любовницу. Известно, как Генрих ненавидел слухи и скандалы. Екатерина, которая была шокирована не меньше, на этот раз встала на сторону Дианы, и бесстыдницу уволили. Все встало на свои места в этом «хозяйстве на троих». Но потрясение оказалось достаточно сильным для того, чтобы поколебать равновесие, установившееся в Европе.

На следующий день после знаменитой сцены случилось нечто совершенно противоположное тому, чего ожидал коннетабль. Генрих, заботившийся о том, чтобы получить прощение и сохранить возможность хотя бы иногда посещать свою молодую любовницу, попал в полную зависимость от Дианы, которая ополчилась против Монморанси. Внезапно коромысло весов перестало поддерживать равновесие между двумя чашами. Используя все свое могущество для того, чтобы поддерживать Гизов, фаворитка положила конец пребыванию старого министра в качестве вице-короля. Оставляя «внешне за собой право управлять всеми делами», Монморанси был вынужден занять в Совете оборонительную позицию и, иногда, вставать на сторону оппозиции,¹⁴² а рычаги французской дипломатии оказались в руках Гизов.

В результате этих событий зять Дианы стал губернатором в Бургундии, Коссе-Бриссак получил губернаторство Пьемонта, на который претендовал Колиньи. Это последнее назначение дало повод к бурным пересудам. Госпожа де Валентинуа испытывала к Бриссаку дружескую симпатию, в которой недоброжелатели не могли не усмотреть признаков не столь чистого чувства. Отношение Дианы только к этому человеку могло вызвать хоть какие-то подозрения, на основе которых и возникла пикантная история о ревнивом короле, потребовавшем, в качестве примирения, у любовницы, чтобы она отослала своего кавалера.

Нет никаких доказательств тому, что столь странная для этой до сих пор безупречной женщины слабость имела место. Более того: многочисленные письма Дианы к Бриссаку подтверждают обратное, то есть существование тесной, но сугубо деловой связи между фавориткой и ее верным другом, одним из ставленников Гизов. Впрочем, у Бриссака были все возможности для того, чтобы прекрасно выполнить свою трансальпийскую миссию.

В начале 1551 года кардиналу Турнонскому, вновь попавшему в милость, было поручено представлять французское королевство в Италии. Вместе с ним туда направили протеже Мадам, ее шпиона, Доминика дю Габра, епископа Лодевского. Господин д'Юрфе, французский посол в Риме и ставленник коннетабля, был отозван. Это стало неопровержимым доказательством тому, что дело леди Флеминг оказало серьезное влияние на исход спора между сторонниками войны и защитниками мира. На смену умеренной тактике кардинала Дю Белле пришла совершенно другая политика.

Побыв некоторое время посредником между представителями противоборствующих лагерей, Юлий III вскоре совершенно недвусмысленно выказал свое предпочтение Карлу Пятому. Он намеревался, в первую очередь, отнять Парму у семьи своего предшественника, поэтому он попросил, чтобы это герцогство из владений Фарнезе было передано папскому престолу до момента разрешения спора. Таким образом, еще одна территория стала подвластна скипетру Цезаря.

Возмущение Фарнезе не имело границ. Они были заодно с Гизами с того самого момента, когда папа Павел III вручил шапку кардинала Карлу Лотарингскому. Несмотря на недовольство Монморанси, король встал на их сторону и потребовал независимости для этого герцогства.

Европа вновь оказалась на распутье. Никогда еще Карл Пятый, который уже совершил победоносное шествие по Германии и Италии, не был столь близок к осуществлению своей мечты. Церковь была в его руках. С высочайшего позволения папы Карл перенес в Тренто церковный собор, на котором должен был рассматриваться вопрос о реформе, к тому же участия протестантов в этом соборе не предполагалось. Деспотизм окутал своей тенью Нидерланды. Между германскими «свободами» и имперской властью начался решающий поединок. На пути объединившего в себе все течения прилива, который нес Габсбургов к господству на материке, единственной преградой, плотиной, был король Франции. Не было ни одной жертвы Цезаря, которая не молила бы Генриха о помощи.

Что касается коннетабля, он бы без всякой жалости избавился от итальянцев и немецких лютеран. Для Гизов, поборников католицизма, было бы вполне логично стремиться к тому же, но чтобы добиться воплощения в жизнь своих честолюбивых планов, они были вынуждены вновь обратиться к политике Франциска I (до Крепи).

Диана, злившаяся на Монморанси, стала их защитником и союзником, что немало поспособствовало возрождению национализма во Франции.

Двадцать седьмого мая 1551 года Христианнейший король, принося свои уверения в полном повиновении Церкви, объявил войну папе.

В течение этого же месяца Гизы одержали еще одну победу несколько другого рода. Парижский Парламент ни разу не удовлетворил их требования о том, чтобы во Франции их чествовали так же, как принцев. Первый Президент Парламента, Пьер Лизе, лишился своей должности, и канцлер Оливье попал в опалу. На пост хранителя печатей назначен Жан Бертран, один из друзей Мадам, под непосредственным контролем которой отныне оказались не только финансы, но и правосудие. Это должно было доставить огромную радость выдающейся сутяге.

Тем не менее Диана никогда не позволяла себе увлечься. Она нарушила равновесие сил, но при этом ни в коей мере не собиралась давать возможность своим протеже обходиться без нее. Возобновившееся расшатывание весов сделало Монморанси первым дворянином в истории Франции, удостоившимся титулов герцога и пэра.

Оказанная ему огромная честь совсем не означала, что помыслы Дианы устремились в сторону воззрений старика. Напротив: произошедшее вынудило коннетабля, как и в 1536 году, забыть о своих политических взглядах и встать на службу той, кого он осуждал.

В сентябре император и король выдвинули друг другу свои требования, что явилось прелюдией к пятой за прошедшие тридцать лет войне между наследниками Людовика XI и потомками Карла Смелого. Пятого октября Франция заключила секретный договор с курфюрстом Морисом Саксонским.

Карл Пятый считал Мориса, на которого пал его выбор, своим самым надежным помощником, своим другом, практически своим сыном. Именно благодаря этому протестанту он одержал победу в Мюльберге и с его поддержкой он надеялся однажды водрузить столп верховенства Габсбургов посреди хаоса Германии.

Доверяясь этому сторожевому псу для острастки остальным принцам, он вновь лелеял мечту о своем мировом господстве, о крестовом походе на Константинополь и Иерусалим с участием всех христианских государств, превратившихся в его вассалов.

При этом, впрочем, он продолжал со всей тщательностью делать свое дело, вплоть до того, что приказал казнить женщину, воскликнувшую во время религиозного шествия:

— Разве Бог плохо видит без всех этих свечей?

И внезапно у него под ногами разорвалась мина. Принцы-лютеране торжественно отказались признать повелителем того, кто опирался на иностранные войска, остаться «под гнетом испанцев и римских священников». Христианнейшему королю, к которому они обратились за помощью, ими же был присвоен титул Императорского викария. Протестанты захватили Аугсбург. Внезапно возобновившие свои набеги турки добрались почти до самой Хорватии. А что же верный Морис? Он был главной пружиной заговора! Его ландскнехты угрожали императору, который, находясь в Инсбруке, видел, что отступление его войскам отрезано и к Нидерландам, и к Италии, и к Испании. Казалось, что одного решающего удара было бы достаточно, чтобы покончить с великаном.

В это время король не спеша приводил свои войска в готовность. В обмен на французское военное вмешательство его союзники уступили ему Мецское, Тульское и Верденское епископства, и теперь король собирался отправиться туда с многочисленной экспедицией, которая должна была установить его владычество на этих территориях, сделать из Валуа защитника Империи.

Эта новость вызвала необычайное воодушевление во всех уголках страны.

«Все юноши уходили от отца и матери на военную службу; в большинстве мастерских не стало мастеров, настолько велико было всеобщее стремление отправиться в это путешествие и увидеть берег Рейна!»

Мнения историков относительно цели и значения этой кампании не совпадают. Одни из них считают, что вместе с этой экспедицией реализовался «долго вынашиваемый план продвижения на Восток» и родилась знаменитая тактика: тактика естественных границ, которую мудрый Генрих II предпочитал попыткам дальнейших трансальпийских завоеваний. Другие называют этот замысел анахронизмом, утверждая, что «это предприятие французского двора было всего лишь походом в немецкие земли».¹⁴³

Как бы то ни было, стремление коннетабля к власти заглушило его отвращение к этой задумке, и он не только не воспротивился проведению военных действий, но и обосновал их необходимость. Двенадцатого февраля 1552 года он произнес в Парламенте пламенную обличительную речь против императора, которым он втайне восхищался и чьи идеи всецело поддерживал.

Генрих решил лично возглавить свое войско. Таким образом, встал вопрос о том, кто станет управлять государством во время военных действий. Безусловно, трудно было не доверить регентство королеве, и Его Величество решился оставить ее в качестве правительницы, хотя и не без подсказки Монморанси.

Но в тот момент, когда указ о передаче полномочий Екатерине уже был отправлен на подпись членам Совета, активно вмешался хранитель печатей Бертран и, «чтобы иметь возможность присоединиться», добился того, что в документ внесли изменения. Он стал главой узкого Совета совместно с королевой.

Бертран во всем беспрекословно повиновался Диане. Под этой маской в действительности скрывалась фаворитка, разделившая полномочия с регентшей, опекунами которой к тому же становились кардинал Бурбонский и вновь снискавший милость адмирал д'Аннебо. Коннетабль не осмелился показать таким образом составленный указ Екатерине.

В марте король отправился к войску, на большом расстоянии от него следовал двор. Неожиданно в Жуанвиле, в Шампани, королева занемогла. Из-за сильнейшей лихорадки жизнь ее была под угрозой. Диана была обеспокоена не на шутку: постоянно сидя у изголовья соперницы, без которой она не могла обойтись, фаворитка окружала ее нежной заботой. Так как болезнь не отступала, Диана позвала Генриха на помощь.

Примчавшийся к своей жене Генрих удивил всех как своим волнением, так и своими сердечными излияниями. «Уверяю Вас, — написала фаворитка Бриссаку, — что король прекрасно выполнил обязанности верного мужа, так как он практически не отходил от своей супруги».

Радость от присутствия столь дорогого ей человека добавила Екатерине сил, хотя, по мнению врача, Гильома Кретьена, своим выздоровлением она была обязана госпоже де Валентинуа.

В начале апреля жизнь флорентийки была вне опасности, и король, убедившись в этом, присоединился к коннетаблю. Диана смогла вздохнуть спокойно.

Но ее ожидал очень неприятный сюрприз. Выздоровевшая королева пожелала убедиться в своих полномочиях, которые необходимо было ей объяснить. Когда Екатерина осознала, насколько они были ограничены, ее разочарование явило никому доселе не известную Медичи.

«Она с улыбкой сказала, что ни один из пунктов этого документа не наделял ее большой властью, а большинство из них — очень малой…», что Луиза Савойская «обладала таким весом, что к ней не сумели никого приставить, к тому же у нее не было такого помощника, в качестве которого, как Екатерине кажется, ей собираются навязать господина хранителя печати».¹⁴⁴ Если король действительно снабдил ее серьезными полномочиями, то «она станет использовать их не иначе, как сдержанно и трезво, и в соответствии с тем, что под ними подразумевает указанный господин», но она не может позволить огласить этот указ в Парламенте, так как его содержание «скорее бы уменьшило, чем увеличило то уважение, которое каждый испытывает к ней, почитая ее как ту, кем она приходится королю».

Какой стиль, какая смелость! Оскорбленный коннетабль потребовал обнародовать содержание документа. Екатерина вновь отказалась и смирилась, только получив письмо от своего мужа. Побежденная, она вновь обрела свои кроткие манеры. «Я прошу Вас, — кум мой, — особо предупредить меня о том, что я должна буду делать в целом и в частности», — написала она Монморанси.

Тем не менее это не помешало ей развернуть неожиданную активность, двигаясь за войсками и изучая «положение и обязанности поставщика провианта». Никому тогда не пришло в голову, что именно так начинало проявляться призвание этой великой политической деятельницы. Подобная инициатива регентши натыкалась лишь на грубости Монморанси и насмешки короля: «Моя дорогая, — заявлял ей «дорогой господин», — Вы пишете мне, что запасы продовольствия делаются также и по ту сторону, но я уверяю Вас, что здесь мы никоим образом не чувствуем помощи, которая может исходить с Вашей стороны».

Золушка приняла это к сведению, и Диана, быстро оправившись от удивления, вновь обрела свое олимпийское спокойствие.

Месяц продолжал оставаться единственным небесным телом, вокруг которого вращались Франция и ее король.

Примечания:

1

Года все еще отсчитывали от Пасхи до Пасхи.

13

После замужества дочери Чезаре Борджиа ее права перешли к семейству де Бурбон-Бюссе, которое, в свою очередь, заявило протест, когда Валентинуа вернулось к Пуатье.

14

Филибер умер в колыбели, Гийом, Диана, Анна, Франсуаза.

138

Он женился на Маргарите Австрийской, родной дочери Карла Пятого.

139

Племянником кардинала Феррарского он стал, женившись на Анне Д'Эсте.

140

Michelet.

141

Альваротти (депеша от 2 сентября 1550 года) и Контарини. Миш-ле ошибочно относит это происшествие к 1554 году.

142

Lucien Romier.

143

Jean Heritier.

144

См. Ribier: Lettres et Memoires d'Etat… sous les regnes de Frangois I^er, Henri II, Frangois II.