Кириллица и глаголица: возникновение и взаимоотношение двух славянских азбук

Начиная разговор о славянской письменности, условимся, что движение наше будет при рассмотрении данного вопроса «обратным», т. е. от наших дней будем двигаться в прошлое.

Сейчас практически каждый может ответить, каким письмом мы пользуемся, — современным русским письмом. Восходит оно к кириллице. К ней же, заметим, восходят алфавиты и письмо сербов, македонцев, черногорцев, болгар, украинцев и белорусов. В советское время на основе кириллицы также были построены алфавиты практически всех неславянских народов СССР (за исключением эстонцев, латышей, литовцев, грузин и армян) и монголов. В общей сложности к моменту развала Советского Союза письмом, построенным на кирилловской основе, пользовались народы, говорящие более чем на 60 языках и составляющие около 10 % населения мира (II, 31; 182). Для сравнения: на ту же дату системами письма, построенными на латинской основе, пользовались народы, говорящие более чем на 70 языках и составляющие около 30 % населения мира; на арабской консонантно-звуковой основе — народы, говорящие на 12–15 языках и составляющие 10 %, на индийской слоговой основе — около 20 %, на китайской логографической основе — около 25 % населения мира. На долю же всех остальных систем письма (японская, корейская, эфиопская, греческая, еврейская, грузинская, армянская и др.) приходилось лишь немногим больше 5 % населения мира (II, 31; 183).

Правда, практически за полтора десятка лет, прошедших с 1991 года, статистика несколько изменилась (растёт численность одних народов, сокращается других; в бывших союзных республиках наблюдается тенденция к латинизации), но в общем и целом картина примерно такая же.

Таким образом, вид кириллических букв для нас столь привычен, столь обыден, что, кажется, никаких вопросов, связанных с кириллицей, нет и быть не может. И мало кто знает, что как раз вопросов здесь хоть отбавляй.

Связаны эти вопросы с возникновением так хорошо известной нам азбуки. Вопросы следующие:

1) Когда Константин создал свою азбуку?

2) Какую азбуку создал Константин?

3) Константин ли её создал? Точнее: степень участия Константина, его роль в создании азбуки.

Последние два вопроса на первый взгляд кажутся странными. Но это только на первый взгляд. Однако обо всём по порядку.

Возникновение первого вопроса (т. е. когда была создана Константином азбука) связано с тем, что два важнейших исторических источника, по которым восстанавливаются жизнь и деятельность Константина, в частности процесс создания им славянской азбуки, дают различные даты последнего события. Источниками этими являются «Паннонские Жития» Кирилла и Мефодия и «Сказание о письменах» черноризца Храбра. «Жития» Кирилла и Мефодия были составлены, по мнению современных исследователей, учениками Кирилла и Мефодия в Паннонии (в Блатенском княжестве Коцела) в конце IX века, вскоре после смерти Кирилла (869 г.) и Мефодия (885 г.), но, вероятно, до изгнания их учеников из Моравии в Болгарию (886 г.) и, во всяком случае, до завоевания Моравии немцами и мадьярами (905 г.). Такая датировка подтверждается тем, что в «Житиях» не говорится о событиях, последовавших за смертью Мефодия, и в то же время сообщается о величии Моравского государства (II, 30; 13). Заметим, правда, что не все учёные придерживались подобного мнения относительно датировки «Житий». Так, Д. И. Иловайский, например, полагал, что их первое составление «совершилось не ранее Х века» (II, 30; 260). Причём тогда, когда «деяния их (солунских братьев. — И.Д.) сделались предметом легенды» (II, 29; 260), т. е. по прошествии десятков лет. Хотя большую историчность «Житий» этот учёный всё же не отрицает (II, 30; 265).

«Житие Мефодия» дошло до нас в 8 списках, Кирилла — в 23.

«Сказание о письменах» черноризца Храбра, рассказывающее о причинах создания славянской азбуки Кириллом, дающее характеристику этой азбуки и сообщающее о докирилловской письменности у славян, относят к концу IX — началу Х века. Полагают, что оно было написано в Болгарии (II, 31; 13). И если с местом написания можно согласиться, то время столь бесспорным не является. Вывод о написании «Сказания» в конце IX — начале Х века строится на двух основаниях. Первое — в «Сказании» говорится, что «ещё живы те, кто видел их», т. е. Кирилла и Мефодия. Второе — большая часть «Сказания» посвящена полемике с греками о том, какая азбука священнее и выше — славянская или греческая. А подобная полемика характерна для времени острого культурно-политического соперничества Болгарии с Византией, которое имело место в указанный период (II, 31; 13). Находя данные аргументы убедительными и склоняясь к вышеозначенной датировке труда Храбра, всё же, ради справедливости и объективности, мы должны привести и другую точку зрения на этот вопрос. Д. И. Иловайский относит «Сказание» ко времени не ранее XI века, приводя следующие доводы. Во-первых, из всех списков «Сказания о письменах» (а известно их не менее 12 (II, 31; 13)) только в одном есть фраза о том, что живы те, кто видел Кирилла и Мефодия. Это обстоятельство позволяет допустить возможность позднейшей вставки, тем более что списков произведения Храбра ранее второй половины XIV века мы не имеем (II, 30; 269). Во-вторых, выражение «Сказания»: «Суть же и ини ответи, яже и инде речем», т. е. существуют другие ответы и мнения об этом предмете (имеется в виду время создания азбуки), но о них поговорим в другом месте, Д. И. Иловайский истолковывает в том смысле, что Храбр не жил так близко к эпохе Кирилла и Мефодия, ибо в его время уже были разные мнения о том, когда был изобретён славянский алфавит (II, 30; 269). Кроме того, выделяя полемический характер работы Храбра, учёный не акцентирует внимание на антигреческой направленности этой полемики (II, 30; 269). Кстати, в этом он не одинок. Современный исследователь В. А. Чудинов считает, что полемика была направлена против «трёхъязычной ереси». То есть Храбр спорил с христианами других «варварских» народов, «которые не совсем понимали, почему славяне претендовали на то же, на что имели право только три богоизбранных народа: евреи, греки и римляне», — иметь церковные книги и вести службы на своём родном языке (II,58; 60). Наконец, датировка создания Кириллом (Константином) азбуки в «Сказании» не совпадает с определением даты этого события по «Житиям» Кирилла и Мефодия, что тоже позволяет Д. И. Иловайскому сомневаться в близости времени создания труда Храбра ко времени деятельности солунских братьев (II, 30; 268).

Мы пришли к тому, от чего ушли, — к различным датировкам создания славянской азбуки.

И всё же отвлечёмся от вопроса ещё один раз. Излагаемый в дальнейшем материал потребует знания биографий Константина Философа и его брата. Да и, согласитесь, говорить о славянском алфавите и не сказать о жизни тех людей, которые его создавали или, уж во всяком случае, приложили массу трудов для его распространения среди славян, было бы странно.

Родились братья в македонском городе Солуни (сейчас греческий город Салоники). Мефодий — в 820 году, Константин — в 826-м. Город был портовый, население — довольно пёстрым, но большую часть составляли греки и славяне. Национальность братьев в летописных источниках прямо не указывается. На основании же косвенных свидетельств большинство учёных считают братьев болгарами. Согласно одному афонскому преданию, отец их был болгарин, а мать — гречанка (II, 31; 14). Болгаре же в то время (если и были изначально тюрки) уже ославянились. Известно, что отец Константина и Мефодия был крупный солунский военачальник — «друнгарий под стратигом», т. е. был непосредственно подчинён самому высокому воинскому чину, существовавшему в империи, — стратигу.

Уже с детства Константин проявил склонность к знаниям. С 14 лет его отправляют учиться в столицу. Там одним из учителей юноши стал Фотий, впоследствии дважды занимавший престол византийского патриарха. В короткий срок Константин изучил грамматику, диалектику, риторику, арифметику, геометрию, астрономию, музыку и литературу. Для него открывалась возможность сделать блестящую карьеру при дворе. Однако, отказавшись от этой возможности, Константин занимает сравнительно скромное место патриаршего библиотекаря, затем становится лишь преподавателем философии, отказавшись и от места библиотекаря. Именно в это время он прославился как искусный диалектик в диспутах с иконоборцами.

С 50х годов начинается миссионерская деятельность Константина. Он отправляется в Болгарию, на реку Брегальница, где обращает в христианство многих болгар. Запомним эту миссию, мы ещё к ней вернёмся. Примерно к тому же периоду относится поездка Константина в Сирию к сарацинам (арабам), где он одерживает блестящую победу в богословских спорах с сарацинскими учёными.

Третьим миссионерским путешествием Константина стала поездка в Хазарию, предпринятая им на рубеже 50—60х годов. Имеются указания ряда источников, что в этой поездке его сопровождал Мефодий. Первоначально старший брат посвятил себя военной службе и сделал на этом поприще неплохую карьеру. Однако затем ушёл от мирской суеты в монастырь. Поэтому в принципе он действительно мог сопровождать Константина во время его поездки в Хазарский каганат. Но, как утверждают некоторые исследователи, этому противоречат хронологические расчёты, т. к. другие свидетельства, заслуживающие большего доверия, говорят о том, что в конце 50-х — начале 60х годов Мефодий находился при дворе болгарского князя Бориса, где либо крестил последнего, либо подготовил его к крещению (II, 31; 21–22).

Оставим этот вопрос открытым. Для нас более важно другое: по пути из Византии к хазарам Константин остановился в греческом городе Херсонесе (по-славянски Корсунь). Там он пополнял свои знания еврейского языка, на котором после принятия иудейства в VIII веке разговаривала верхушка хазарского общества.

По свидетельству всех двадцати трёх дошедших до нас списков «Паннонского жития Константина», в Херсонесе он обнаружил «Евангелие» и «Псалтырь», написанные русскими буквами. «И он нашёл там список Евангелия и псалмов, написанных по-русски («роусьскыми письмены писано»; варианты: росьскы; русьскы, роушки (II, 19; 350), (II, 31; 19)), и он нашёл человека, говорящего на этом языке, и говорил с ним, и понимал смысл того, что говорил тот, и, приспособив его язык к своему собственному наречию («к своей беседе прикладая»), он разобрал буквы, как гласные, так и согласные, и, помолясь Богу, стал быстро читать и говорить (по-русски)» (II, 19; 350). Так выглядит свидетельство «Жития» о «русских письменах». Мы сейчас не будем подробно излагать те гипотезы, которые предлагались учёными для объяснения этого загадочного, на их взгляд, места «Жития». Скажем лишь, что в «русских письменах» видели и скандинавские руны, и готские буквы, и самаритянское письмо, и даже письмо сирийское (II, 31; 112). Но, как говорит Г. В. Вернадский: «Простейший путь объяснения текста — это читать его таким, какой он есть, и согласиться с тем, что манускрипт действительно был на русском…» (II, 19; 351). Вот мы и согласимся с Г. В. Вернадским, добавив к тому же, что и буквы также были русскими (о характере букв речь пойдёт ниже).

Хазарская миссия была завершена Константином успешно. Он одержал победу в диспуте с иудейскими и мусульманскими мудрецами и обратил в христианство около двухсот подданных кагана.

Вскоре после возвращения из Хазарии солунских братьев ждала другая миссия, ставшая главным делом жизни для обоих. Речь идёт о поездке Константина и Мефодия в Моравию.

В конце 862 года моравский князь Ростислав прислал в Константинополь посольство с просьбой отправить в Моравию миссионеров, которые могли бы вести проповеди на понятном для мораван языке (вместо латинского языка немецкого духовенства). Основной причиной моравского посольства к византийскому императору было стремление заручиться поддержкой Византии против всё возрастающего натиска на Моравию немецких феодалов, вступивших к тому времени в переговоры о военном союзе с соседкой Моравии и Византии — Болгарией. Приглашение же византийских миссионеров было целью официальной.

Как бы там ни было, выбор императора Михаила пал на Константина, великолепно зарекомендовавшего себя в подобных поручениях.

По свидетельству «Житий» обоих братьев, Константин после приезда моравского посольства разработал славянскую азбуку и, пользуясь ею, перевёл на славянский язык с помощью Мефодия основные богослужебные книги. Отметим этот факт.

Летом 863 года Константин и Мефодий прибыли в столицу Моравии — Велиград.

Сложность ситуации для солунских братьев заключалась в том, что им, византийским миссионерам, приходилось действовать на территории, находившейся под церковной юрисдикцией Рима (более точно сказать: архиепископа Зальцбургского). Притязания папы подкреплялись немецкими мечами. И даже князю Ростиславу, этому мужественному, любимому народом и мудрому правителю, под влиянием политической ситуации приходилось идти на уступки и допускать усиление немецкого духовенства в Моравии. В частности, так случилось после поражения, которое потерпел Ростислав в 864 году от объединённых немецко-болгарских сил. Германские священники принялись чинить всяческие препятствия распространению славянского богослужения в Моравском княжестве. Накал борьбы достиг такой степени, что в 866 году Константин и Мефодий совершают поездку в Рим, стремясь найти защиту у папы.

Ситуация вокруг папского престола была следующей: взошедший на него буквально перед приездом братьев слабый и нерешительный Адриан II (скоропостижно скончавшийся папа Николай был полной ему противоположностью) искал путей укрепления своего авторитета. Константин предоставил ему эту возможность. Дело в том, что он привёз в Рим останки одного из первых римских епископов Климента, сосланного при императоре Траяне в Херсонес и там утопленного. Останки эти Константин нашёл в Херсонесе во время своей хазарской миссии. Климент почитался святым. Обретение мощей святого действительно могло усилить позиции папы Адриана. Поэтому папа пошёл навстречу просьбам братьев (в знак благодарности): славянское богослужение было официально разрешено, и даже в римских церквях несколько дней службы проводились на славянском языке.

Адриан довольно долго удерживал братьев подле себя. В начале февраля 869 года слабый здоровьем Константин серьёзно заболел, принял схиму и новое монашеское имя Кирилл, а 14 февраля скончался. Погребли его там же, в Риме.

Оставшись один, Мефодий вернулся в Моравию. Там он продолжал дело, начатое вдвоём с братом (будучи уже не простым монахом, а архиепископом). Но положение осложнилось тем, что в 870 году князь Ростислав был предательски свергнут с престола своим племянником Святополком, опиравшимся на немцев. Последний выдал дядю его заклятому врагу — королю Людовику Немецкому. «Князь Ростица», которому по приказу Людовика выкололи глаза, вскоре скончался в баварской темнице. А германцы в благодарность за предательство спустя некоторое время бросили в тюрьму самого Святополка. Правда, ему удалось выйти оттуда, восстановить независимость Моравского княжества и успешно отражать натиск немцев, но в церковных вопросах Святополк дал «латинскому» духовенству полную свободу.

Мефодий и его ученики, лишённые практически всякой политической поддержки, оказались в очень тяжёлой ситуации. Дело даже дошло до того, что Мефодия арестовали. Судили его баварские епископы, обвиняя в еретичестве и избивая во время суда. После суда Мефодий более двух лет провёл в одной из швабских тюрем.

Спасло его то, что всё это делалось без ведома папы. Иоанн VIII, занимавший тогда римский престол, случайно узнав о том, что епископы самовольно сместили назначенного папой архиепископа, усмотрел в этом покушение на авторитет папской власти. В письмах к королю Людовику Немецкому, его сыну Карломану, архиепископу Зальцбургскому разгневанный Иоанн повелел освободить Мефодия и восстановить его в правах архиепископа. Это было исполнено. Однако богослужение на славянском языке папа строжайше запретил.

Тем не менее Мефодий, несмотря на запрет, продолжает начатое с братом дело. И снова борьба с немецкими священниками, череда их доносов в Рим, новая поездка в Вечный город (на этот раз по вызову папы, для объяснений). И какое-то чудо: Мефодию удалось переубедить Иоанна VIII. Папа вновь разрешает славянское богослужение и славянские церковные книги. И опять козни, борьба, но и дело: новые переводы книг на славянский язык. Но годы… Годы и жизнь, полная лишений и трудов, берут своё. Силы покидают Мефодия, он не может отказать себе в желании перед смертью побывать на родине и совершает поездку в Византию. В середине 884 года Мефодий вернулся в Моравию, в Велиград, где скончался 19 апреля 885 года.

Перед смертью он назначил преемником одного из своих учеников — Горазда. Однако папа Стефан V не утверждает этого назначения и запрещает славянское богослужение. А вслед за тем, в 886 году, на учеников и последователей Мефодия обрушиваются жесточайшие гонения, в результате которых часть из них оказалась в Болгарии. Дополнительные запреты славянского богослужения и книг последовали в 890 году (ещё при Стефане V) и около 915 года (уже при папе Иоанне Х). Почти одновременно с Моравией были вытеснены заложенные Мефодием начатки славянской письменности из Польши и Чехии.

Такова история жизни солунских братьв.

Итак, как мы видели, «Жития» связывают создание славянской азбуки Константином Философом с моравским посольством, т. е. относят это создание к 862 — началу 863 года. Однако в «Сказании о письменах» черноризца Храбра указывается другая дата означенного события. Там фигурирует 6363 год от сотворения мира. Согласно же принятому в Византии летосчислению, считалось, что от сотворения мира до Рождества Христова прошло 5508 лет. Вычитая 5508 из 6363, получаем 855 год нашей эры. Поскольку в своём произведении Храбр не увязывает создание азбуки с моравским посольством, то дата 855 год не представляет из себя чего-то невероятного. Кроме того, вспомним, что примерно в это время Константин проводил миссионерскую деятельность в Болгарии, на реке Брегальнице, т. е. среди славян.

Далее. У исследователей уже давно вызывал удивление очень короткий срок (не более нескольких месяцев), в течение которого, согласно «Житиям», Константин разработал славянскую азбуку (а это очень сложная лингвистическая работа) и затем перевёл на славянский язык не менее трёх богослужебных книг (как указывается в «Житиях», «Избранное Евангелие», «Избранный Апостол», «Псалтирь» и отдельные места из «Церковных служб») (II, 31; 23). В связи с этим выдвигалось предположение, что Константин начал работу над созданием азбуки и над переводом книг задолго до приезда моравского посольства. Побудительной причиной к началу такой работы могла быть именно его миссионерская деятельность на реке Брегальнице.

Таким образом, выдвижение 855 года как даты создания Константином Философом славянской азбуки выглядит весьма обоснованным. Эта точка зрения нашла сторонников ещё в XIX веке (таковыми были известные слависты Добровский и Гильфердинг (II, 29; 268)), есть они у неё и сейчас.

Противники подобной датировки указывают, что наряду с византийским существовало и другое, так называемое александрийское летосчисление. Появившись в Египте, в Александрии, оно впоследствии перешло в Сирию, Византию, а затем и в славянские страны. Согласно этому летосчислению, от сотворения мира до Рождества Христова насчитывалось не 5508, а 5500 лет. Следовательно, если Храбр применял александрийское летосчисление, то славянская азбука была создана не в 855, а в 863 году, т. е. вскоре после приезда в Византию моравского посольства (II, 31; 24).

Аргументы противников 855 года как даты создания Константином азбуки были обобщены болгарским учёным К. М. Куевым (II, 31; 24). В пользу 863 года он выдвинул следующие доводы:

1) В «Паннонском житии» Кирилла создание азбуки относится ко времени вскоре после приезда моравского посольства, т. е. к 863 году. Трудно предположить, чтобы столь важный факт биографии Кирилла был датирован в «Житии» неверно. Кроме того, не случайно разница между 855 и 863 годами составляет 8 лет, т. е. в точности совпадает с разницей между александрийским и византийским летосчислением.

2) Указывая 6363 год в качестве даты создания Кириллом азбуки, Храбр добавляет, что это произошло во время Михаила — царя греческого, Бориса — князя болгарского, Ростислава моравского и Коцела блатенского. Годы правления Михаила (842–867 гг.), Бориса (852–889 гг.) и Ростислава (846–870 гг.) подходят к обеим возможным датам — и к 855, и к 863 году. Блатенский же князь Коцел вступил на престол лишь в 860–861 годах, а умер в 70х годах IX века, следовательно, его правлению соответствует лишь дата «863 год». Между тем Храбр, судя по его сочинению, был очень начитан, и современная наука подтверждает правильность всех сообщаемых им фактов.

3) Храбр жил и писал своё «Сказание» в конце IX — начале Х века, когда Болгария достигла (при князе Борисе и царе Симеоне) своего наивысшего могущества и во всём соперничала с Византией; само сочинение Храбра было написано в основном для доказательства преимущества славянской азбуки перед греко-византийской. Следовательно, Храбр должен был избрать скорее александрийское летосчисление, а не византийское.

4) В «Житии» Мефодия говорится, что тот незадолго до смерти перевёл за шесть месяцев почти всю Библию. Тем более мог Мефодий, по мнению К. М. Куева, вдвоём с братом перевести за короткий срок такие сравнительно небольшие книги, как «Избранное Евангелие», «Избранный Апостол» и «Псалтирь». К тому же К. М. Куев доказывает, что в IX веке книги эти были ещё меньше по объёму, чем сейчас.

Что ж? Надо признать доводы болгарского учёного весьма убедительными. Однако бесспорными их признать нельзя. На наш взгляд, самым сильным является аргумент о неслучайности восьмилетней разницы между датами «Жития» и «Сказания». На всё остальное можно найти контраргументы. Пойдём по порядку.

«Жития» писались учениками Кирилла и Мефодия. Но их осведомлённость о фактах жизни своих учителей не надо считать абсолютной. Ведь утверждает же «Житие» Мефодия, что последний сопровождал брата во время хазарской миссии (II, 58; 42), хотя ряд других источников, как отмечалось выше, говорит об обратном. Кроме того, для учеников основные деяния их учителей были связаны с Моравией. Поэтому вполне логично предположить, что и создание славянского алфавита, одно из наиболее значительных деяний Константина, они могли связать с моравской миссией. Хотя сам алфавит мог быть создан и ранее. В конце же 862 — начале 863 года производились лишь переводы богослужебных книг, либо, кроме того, славянская азбука подверглась некоторой доработке.

Второй и третий доводы К. М. Куева действенны с особой силой лишь в том случае, если безоговорочно считать, что Храбр жил и писал своё «Сказание» не позже начала Х века. Но мы видели выше, этот факт можно подвергнуть сомнению, как это делает Д. И. Иловайский, относящий время жизни Храбра к XI веку. В этом случае осведомлённость Храбра о событиях по меньшей мере полуторавековой давности уже может содержать изъяны. Деятельность солунских братьев в Моравии протекала в княжение в Блатенском княжестве Коцела. В это время в Византии правил Михаил, в Болгарии — Борис, в Моравии — Ростислав. Вполне возможно, что эта «связка» правителей была перенесена не столь уж осведомлённым Храбром и на время создания азбуки, т. е. в 855 год.

Довод же о политико-культурном соперничестве между Болгарией и Византией в конце IX — начале Х века, вследствие чего Храбр должен был избрать александрийскую систему летосчисления, отпадает тогда сам собой. Кстати, сам факт соперничества не обязательно должен привести к абсолютному отрицанию всего византийского. Ведь пользовались же в то время болгары так называемым кириллическим алфавитом, столь похожим на греческий.

В отношении четвёртого аргумента можно сказать, что незадолго до смерти Мефодий переводил Библию не один. По указанию его «Жития», он делал это с двумя своими учениками-скорописцами. Делал полгода. И это при том, что славянская азбука уже более двадцати лет была в обороте. Сам Мефодий и его ученики вполне привыкли к ней. Какова же должна быть ситуация, когда азбука только-только создана. Кроме того, как говорят специалисты, работа над азбукой, которая исключительно точно передавала фонетику славянской речи, потребовала бы не меньше времени, чем перевод книг (II, 31; 25). Так что приходится признать, что в «Житиях» процесс создания славянского алфавита носит некоторым образом «чудесный» характер, что для житий и неудивительно. Правда, в отношении последнего довода, сейчас нами приведённого, заметим, что В. А. Истрин несколько снимает проблему, указывая, что Константин мог создавать азбуку не «на пустом месте», а основываясь на определённой, существовавшей до него, славянской письменности (II, 31; 25). Аргумент хороший, правильный. Но спросим: кто мешал Константину на основе этой письменности ранее, т. е. до конца 862 — начала 863 года, уже создать славянскую азбуку? Никто. Вероятно, она уже могла быть им создана, и, вероятно, в 855 году.

Одним словом, вопрос даты создания славянской азбуки Константином Философом остаётся открытым.

Возникновение второго вопроса (т. е. какую азбуку создал Константин (Кирилл) связано с существованием двух славянских азбук — кириллицы и глаголицы. Кажется, ответ лежит на поверхности: Кирилл создал кириллицу. Однако откроем Большую советскую энциклопедию. В статье «Кириллица» мы дословно прочтём следующее: «Большинство учёных, ссылаясь на Моравско-паннонскую и Охридскую глаголические традиции, связанные с деятельностью Кирилла и Мефодия, на большую архаичность многих глаголических памятников и на новгородский памятник XI в., в котором глаголическое письмо называется кириллицей, считает, что Кирилл создал глаголицу, а кириллица была составлена в Восточной Болгарии в конце IX в. (в Преславе) для приближения славянского письма к торжественному византийскому» (II, 31; 180–181). Вот так. Более того, Лингвистический энциклопедический словарь в одноимённой статье добавляет, что «вероятно, она (т. е. кириллица. — И.Д.) была составлена учениками и последователями Кирилла и Мефодия (Климентом Охридским?) …». (II, 33; 222). Прекрасно. Но тогда сразу же возникает ряд вопросов. Почему же творение Кирилла называется глаголицей, а Климента — кириллицей? Тогда бы уж и звали кириллицей глаголицу, а азбука Климента должна зваться климентицей. Однако этого не происходит? Почему? Откуда эта путанница?

Остановимся и, прежде чем отвечать на поставленные вопросы, поближе познакомимся со славянскими азбуками. На рисунках 1 и 2 приведён общий вид кириллицы и глаголицы, в таблице 1 — сопоставление этих двух алфавитов друг с другом и буквами византийского устава.

Рис. 1.

Рис. 2.

Табл. 1.

Табл. 2.

Кириллица, по дошедшим до нас рукописям XI века, имела 43 буквы. Глаголица, согласно памятникам примерно того же времени, имела 40 букв. Из 40 глаголических букв 39 служили для передачи почти тех же звуков, что буквы кириллицы, а одна глаголическая буква — «дервь», отсутствовавшая в кирилловском алфавите (впрочем, в некоторых более поздних кириллических памятниках она под воздействием глаголицы появилась (II, 31; 52)), предназначалась для передачи палатального (мягкого) согласного «г». Отсутствовали в глаголице буквы, аналогичные кирилловским «кси», «пси», а также йотированные «э», «а».

Таков был алфавитный состав кириллицы и глаголицы в XI веке. В IX — Х веках их состав был, видимо, несколько иной.

Так, в начальном составе кириллицы, по-видимому, ещё не было четырёх йотированных букв (двух йотированных «юсов», а также йотированных «а», «э»). Это подтверждается тем, что в древнейших болгарских кирилловских рукописях и надписях отсутствуют все четыре указанные буквы (надпись царя Самуила, «Листки Ундольского») или же некоторые из них («Саввина книга», «Супрасльская рукопись»). Кроме того, буква «ук» первоначально, вероятно, воспринималась не как особая буква, а как сочетание из «он» и «ижицы». Таким образом, начальная кириллица имела не 43, а 38 букв (II, 31; 52).

Соответственно, в начальном составе глаголицы, по-видимому, имелись не два, а только один «малый юс» (тот, который впоследствии получил значение «йотированного малого юса»), служивший для обозначения как йотированного, так и нейотированного носового гласного звука «э». Это подтверждается графикой древнейшей глаголической рукописи «Киевских листков». Возможно, отсутствовал в начальной глаголице и один из двух «больших юсов» (получивший впоследствии значение и название «йотированного большого юса»); во всяком случае, происхождение формы этой глаголической буквы очень неясно и, вероятно, объясняется подражанием поздней кириллице. Таким образом, начальная глаголица имела не 40, а 38–39 букв (II, 31; 56).

Глаголица почти полностью совпадает с кириллицей по алфавитному составу, расположению и звуковому значению букв. Зато резко отличается формой букв. Кстати, необходимо заметить, что по начертанию графем глаголица делится на два вида: округлая болгарская и угловатая хорватская. Существование двух типов глаголицы установил в конце 50х годов XIX века П. И. Шафарик, который считал, что округлая болгарская глаголица ориентировалась на тип греческого письма, тогда как угловатая хорватская явно ставила себе образцом латинский готический шрифт (II, 58; 33). Между прочим, знаменитое Реймсское евангелие Анны Ярославны писано именно хорватской глаголицей (II, 58; 33).

Ещё одно большое отличие глаголицы от кириллицы заключается в цифровом значении букв. Как известно, славянские буквы, подобно греческим, служили для обозначения цифр. Для того чтобы указать, что буква обозначает число, а не звук, она обычно выделялась с обеих сторон точками и над ней проставлялась особая горизонтальная чёрточка — «титло» ().

В кириллице цифровые значения имели, как правило, только буквы, заимствованные из греческого алфавита: при этом за каждой из 24 таких букв было закреплено то самое цифровое, которое эта буква имела в греческой цифровой системе. Исключением были только числа 6, 90 и 900. В греческой цифровой системе для передачи этих чисел применялись буквы «дигамма», «коппа», «сампи», давно утерявшие в греческом письме своё звуковое значение и использовавшиеся только как цифры. В кириллицу эти греческие буквы не вошли. Поэтому для передачи числа 6 в кириллице была использована новая славянская буква «зело» (вместо греческой «дигаммы»), для 90 — «червь» (наряду с иногда применявшейся «коппой») и для 900 — «цы» (вместо «сампи»). В результате этого следования за греческим образцом кириллическая цифирь получается как бы разбросанной по азбуке, неупорядоченной (в том смысле, что цифры и числа не следуют подряд друг за другом).

В отличие от кириллицы в глаголице цифровое значение получили первые 28 букв подряд, независимо от того, соответствовали ли эти буквы греческим или же служили для передачи особых звуков славянской речи. Поэтому цифровое значение большинства глаголических букв было отличным как от греческих, так и от кирилловских букв. Цифры и числа следуют друг за другом в последовательности алфавита. Есть только одно исключение: стоящая в азбуке впереди буква «червь» обозначает 1000, а следующая за ней «ша» — 800.

Характеризуя славянские азбуки, необходимо сделать ещё несколько замечаний. Во-первых, относительно судьбы этих двух азбук. О том, в алфавиты каких современных славянских народов преобразовалась кириллица, мы уже говорили. Что касается глаголицы, то такого распространения, как кириллица, она не получила. В Средние века применялась в основном у юго-западных славян (в Хорватии, Далмации, Истрии). Здесь глаголица просуществовала до XVIII века. Изредка употреблялась в Болгарии и Древней Руси. Но в этих странах была быстро вытеснена кириллицей.

Во-вторых, что означают названия славянских азбук? Если с кириллицей всё ясно — название происходит от монашеского имени Константина Философа (т. е. от имени Кирилл), то термин «глаголица» требует некоторых пояснений. Вне всякого сомнения, что название это произошло от старославянского и древнерусского слова «глагол» — слово, речь. Таким образом, буквально глаголица — это «речевица», т. е. система знаков для записи речи. Можно понимать термин «глаголица» и как «буквица», «система букв (или звуков)», ибо буквы и есть те знаки, которые служат для записи речи, звуков речи. «Звукопись, в отличие от картинописи» — такое определение дал глаголице в 1857 году известный чешский славист И. Гануш (II, 58; 124). Исходя из только что приведённых определений названия «глаголица», современный учёный Г. А. Хабургаев поясняет, что, в общем-то, глаголицей можно назвать любую азбуку. Специальным названием определённой системы письма это слово становится сравнительно поздно. Таким образом, «глаголица» — синоним слов «азбука», «алфавит» (II, 56; 29).

Вернёмся к вопросу о том, автором какой из двух азбук является святой Кирилл. Итак, наиболее распространённое на настоящий момент в научном мире мнение: Кирилл создал глаголицу (кириллицу — кто-то из его и Мефодия учеников в Болгарии в конце IX — начале Х века).

Впервые это положение высказал в 1785 году славист Добнер (II, 58; 38). Однако, надо полагать, что тогда эта гипотеза осталась практически незамеченной, потому что когда спустя пять десятилетий то же самое предположение сделал Б. Копитар, а такой авторитетный и маститый учёный, как Шафарик (можно сказать, «кит славистики»), спустя ещё несколько лет его поддержал, то Шафарик подвергся такой яростной критике, как будто научный мир впервые услышал подобную «крамолу» (II, 30; 271). И авторитет не помог известному словацкому слависту.

Тем не менее постепенно гипотеза Добнера, Копитара и Шафарика «набирала очки», став на сегодня господствующей, хотя и не единственной. Её разделяли или разделяют сейчас такие учёные, как Н. С. Тихонравов, В. И. Григорович, И. В. Ягич, В. Н. Щепкин, А. М. Селищев, Л. А. Якубинский, Ч. Лоукотка, М. Коэн и другие.

Каковы же аргументы сторонников этой точки зрения? Рассмотрим их подробнее (вкратце они уже упомянуты в цитате из Большой советской энциклопедии, приводимой выше).

1) Древнейшая из дошедших до нас глаголических рукописей (так называемые «Киевские листки») принадлежит западным славянам. В более позднее время глаголица наибольшее распространение получила, как уже отмечалось, тоже у западных (вернее, юго-западных) славян, в Хорватии, Далмации и Истрии. Язык древнейших глаголических памятников, кроме того, изобилует моравизмами и латинизмами, т. е. словами, заимствованными из моравского и латинского языков. Все эти факты будто бы свидетельствуют, что глаголица была создана в Моравии Константином Философом (II, 31; 145).

2) Язык древнейших глаголических памятников более архаичен, чем язык древнейших памятников кириллицы. Кроме того, в большинстве кирилловско-глаголических палимпсестов более ранний текст — глаголический. Это будто бы доказывает, что кириллица была создана позже глаголицы (II, 31; 145).

3) В рукописи новгородского попа Упиря Лихого (XI век) кириллицей названо глаголическое письмо (II, 31; 146).

4) В «Кратком житии Климента Охридского» сообщается, что Климент изобрёл знаки письмен, отличные от созданных Константином (II, 31; 146).

5) Если бы Константин создал кириллицу, его азбуку нельзя было бы назвать «новой», т. к. кириллица — лишь видоизменение византийского уставного письма. Между тем в ряде источников того времени о письме, созданном Константином, говорится как о новом письме (II, 31; 146).

В последние десятилетия появился вариант этой гипотезы. Константин признаётся автором глаголицы. Вторая же славянская азбука — кириллица — не считается созданием учеников солунских братьев, а трактуется как дохристианское славянское письмо, возникшее из византийского устава в результате длительного применения византийского письма славянами и постепенного приспособления его к фонетике славянской речи. Константин познакомился с образцами протокирилловского письма в Херсонесе (именно на нём были написаны найденные им там «Евангелие» и «Псалтирь», «писанные русскими письменами»). Но, стремясь к созданию азбуки совершенно новой, не напоминающей ни одну из ранее существовавших, Константин будто бы использовал протокирилловское письмо лишь как материал для разработки глаголицы. Однако впоследствии, в конце IX — начале Х века, графически более простая и совершенная кириллица снова возродилась в Болгарии (может быть, доработанная Климентом) и затем вытеснила глаголицу почти у всех южных и восточных славян. Такой новый вариант теории о создании Константином глаголицы был впервые выдвинут в конце XIX века русскими учёными В. Ф. Миллером и П. В. Голубовским, а за последние годы был особенно развит и обоснован болгарским учёным Е. Георгиевым (II, 31; 143).

В копилку доводов сторонников гипотезы о создании Кириллом (Константином) глаголицы был добавлен ещё один аргумент: кириллица могла возникнуть эволюционным путём, в то время как глаголица (в том виде, в каком она дошла до нас) явно представляет собой искусственное создание, продукт индивидуального творчества. В то же время глаголица настолько хорошо отражает фонетику славянского языка, что создать её мог лишь такой образованный и учёный филолог, как Константин Философ (II, 31; 146).

Вот что пишет по поводу эволюционного возникновения кириллицы знаменитый советский историк В. Л. Янин (к этому выводу он пришёл на основании анализа ряда азбук новгородских берестяных грамот и азбуки Софии Киевской): «Думаю, что сумма этих новых источников позволяет с большой уверенностью высказаться в защиту того мнения, согласно которому кирилловское письмо формируется постепенно на основе греческого алфавита, а не имеет единовременного искусственного происхождения. Иными словами, версия об изобретении Кириллом не кириллицы, а глаголицы представляется весьма основательной…» (II, 58; 112).

Значительно меньшее число сторонников сейчас у теории, признающей азбукой Константина кириллицу. У этой теории имеется, по сути, пять вариантов.

Согласно первому из этих вариантов, Константин является автором кириллицы, глаголица же была создана в Моравии после смерти Мефодия его учениками. При этом причиной создания глаголицы считаются преследования, которым подверглась слишком сходная с византийским письмом кириллица со стороны соперничавшего с Византией немецко-католического духовенства. Стремясь сделать славянскую азбуку возможно менее похожей на византийское письмо, ученики Мефодия и переработали кириллицу в глаголицу. Для этого они одни буквы перевернули, другие снабдили петельками, завитушками и т. п. Этим и объясняется вычурный, искусственный характер глаголических букв. Такая гипотеза была выдвинута в середине XIX века чешским учёным Й. Добровским, поддержана русскими учёными И. И. Срезневским, А. И. Соболевским, а в советский период была развита Е. Ф. Карским.

Второй разновидностью этой точки зрения является мнение, высказанное в 1891 году в статье архимандрита Леонида (Кавелина). Вот что он пишет: «862 год. Изобретение кириллицы святым Кириллом… 877 год. Хорватский князь Сдеслав делается подручником Византии. Преподобный Кирилл и его ученики ввели в Хорвато-Далматинской державе славянское богослужение и кирилловские книги в 862–867 годах.

879 год. Князь Сдеслав убит Бранимиром, который, опасаясь мести Византии, предаётся Риму. Кириллица… подверглась гонению латинян…

879 год. Некто диакон Феодосий, родом славянин (хорват), желая спасти полюбившееся хорвато-далматинцам славянское богослужение, придумал для этого следующее: посоветовал князю Бранимиру отступить от Византии и стать под покровительство Рима, а сам составил из кириллицы и народных и условных знаков счётного или торгового значения глаголицу, переписал ею кирилловский перевод Святого Евангелия, применив оный к хорватскому наречию и по возможности согласовав с латинскою Вульгатою, вошёл в сношение с Римским папою (Иоанном VIII), принял от Рима посвящение в епископы (с 879 года) и благословение совершать в его Нинской епархии славянское богослужение по изготовленным им глаголическим книгам (в 888 году) …

885 год. Преставление святого Мефодия…» (II, 58; 35–36).

Как видим, по мнению архимандрита Леонида, кириллицу выдумал Кирилл, однако глаголица изобретена не в Моравии и не учениками Мефодия после смерти последнего, а в Хорватии неким священником Феодосием. Причём лет за шесть до смерти старшего из солунских братьев. Нам не известны источники, из которых Леонид почерпнул данные, но надо признать, что данные весьма интересные. Тем более что архимандрит называет даже источники глаголицы: с одной стороны, кириллица, с другой — некие условные и народные знаки «счётного или торгового значения».

Согласно третьему варианту теории о создании Константином кириллицы, глаголица сформировалась у славян ещё в доконстантиновский период как в основном самостоятельно развившееся, самобытное славянское письмо; впоследствии это письмо было вытеснено созданной Константином и более совершенной кириллицей. Гипотеза эта впервые была выдвинута чешскими учёными Лингардтом и Антоном (конец XVIII века), считавшими, что глаголица возникла ещё в V–VI веках у западных славян (II, 31; 144). В новой, изменённой, трактовке эта гипотеза возродилась в 50х годах в СССР в работах П. Я. Черных, Н. А. Константинова, Е. М. Эпштейна и других советских исследователей. Согласно этим работам, глаголица возникла у восточных славян из первоначальных славянских «черт и резов». Памятниками более позднего и развитого протоглаголического письма были Евангелие и Псалтирь, найденные Константином в Херсонесе. Создавая кириллицу, Константин, согласно этой гипотезе, заимствовал из греческого устава буквы для звуков, одинаковых в старославянском и греческом языках, а из протоглаголицы — буквы для особых звуков старославянского языка, графически перестроив эти буквы по образцу греческого устава (II, 31; 144).

Сторонником четвёртого варианта теории о создании Константином кириллицы является современный учёный В. А. Истрин. Этот вариант сочетает элементы точек зрения на происхождение славянских алфавитов. А именно: и протокирилловское, и протоглаголическое письмо могли существовать у славян в дохристианский период. Константин, познакомившись в Херсонесе с одной из этих разновидностей дохристианского славянского письма, вероятнее всего с протокириллицей, переработал и систематизировал её, создав кирилловскую азбуку. В период преследования этой азбуки в Моравии ученики Мефодия попытались возродить другую, протоглаголическую, разновидность дохристианского славянского письма, тоже значительно переработав, усложнив и «украсив» первоначально гораздо более простые протоглаголические буквы. Однако впоследствии более совершенная кириллица почти вытеснила сложную и искусственную глаголицу (II, 31; 144–145).

Наконец, пятый вариант мнения о создании кириллицы Кириллом (Константином) отражён в работах Д. И. Иловайского. В 60х годах XIX века этот учёный высказал положения, которые, с одной стороны, учитывали наработки Лингардта и Антона, а с другой — были для своего времени абсолютно новыми. По ряду пунктов они совпадают с только что изложенной гипотезой В. А. Истрина. Однако гипотеза последнего возникла веком позже, в 60х годах XX столетия.

Итак, по мнению Д. И. Иловайского, и кириллическое, и глаголическое письмо существовали у славян в докирилловскую эпоху (II, 30; 277). Термины «протокириллица» и «протоглаголица» учёными не употребляются. Они возникли позже. Глаголица представляла собой алфавит западнославянский, а кириллица — восточнославянский (II, 30; 271). Азбуки возникли независимо друг от друга, хотя и могли оказывать потом взаимное влияние. В Корсуни (Херсонесе) Константин познакомился, скорее всего, с той азбукой, которая впоследствии была названа кириллицей. «Она вместе с начатками переводов была принесена Кириллом и Мефодием в Моравию, трудами их учеников и преемников утверждена в Болгарии, откуда вытеснила западнославянское письмо или глаголицу, существовавшую у дунайских славян» (II, 30; 277).

Как видим, Константин Философ совершенствовал восточнославянское письмо — кириллицу. Её впоследствии распространяли его и Мефодия ученики. Ни тот, ни другие к глаголице отношения не имеют. Она возникла и эволюционировала у западных славян самостоятельно. Вопроса происхождения протокириллической и протоглаголической, как сказали бы мы сейчас, азбук Д. И. Иловайский не затрагивает.

Какие же аргументы выдвигают в защиту своей точки зрения те учёные, которые считают Константина создателем (или «устроителем») кириллицы и как они возражают оппонентам?

1) Миссия солунских братьев в Моравию, несомненно, носила политический характер. Хотели того Константин и Мефодий или нет, но, по существу, миссия должна была обеспечить культурно-политическое влияние Византии в Моравии. В эпоху Средневековья важнейшим средством культурно-политического воздействия была религия, распространение того или иного религиозного учения. А история письма показывает, что распространение почти любой религии сопровождалось одновременным распространением связанной с этой религией системы письма. Так, западное христианство всегда вводилось у различных народов вместе с латинским письмом; мусульманство — вместе с арабским письмом; буддизм на Среднем Востоке — вместе с индийскими системами письма (брахми, деванагари и др.), а на Дальнем Востоке — вместе с китайской иероглификой; религия Зороастра — вместе с алфавитом Авесты. Даже такие менее значительные религиозные учения, как якобитство, манихейство и несторианство, тоже получали распространение одновременно с особыми, тесно связанными с ними системами письма. Поэтому вполне естественно, что, создавая славянский алфавит для миссии в Моравии, Константин стремился максимально приблизить его к письму восточно-христианской церкви, т. е. греческому уставу. Но в таком случае он должен был создать кириллицу, а не глаголицу. Если же учесть, что Константину, возможно, была известна протокириллическая письменность, которую использовали славяне, то создание им именно кириллицы становится ещё более вероятным (II, 31; 149–150).

2) Сейчас практически общепризнано, что вторая славянская азбука (независимо от того, была ли она кириллицей или глаголицей) была создана (или переработана) в период между 885 (886) годами и началом Х века. В 885 году умер Мефодий, а в 886 году из Моравии были изгнаны его ученики. И создали эту азбуку именно ученики Мефодия. Они могли сделать это либо в Болгарии, куда были изгнаны, либо в Моравии, т. к., по всей вероятности, кто-то из учеников тайно вернулся в Моравию для продолжения дела своего учителя. Но о культуре и письменности Болгарии конца IX — начала Х века (в отличие от Моравии того же времени) рассказывается в довольно большом количестве дошедших до нас летописных памятников. Важнейшие из них — «Сказание о письменах» черноризца Храбра и «Пространное житие Климента». Так вот, ни в одном из этих памятников не упоминается о создании в Болгарии того времени новой славянской азбуки. Странное молчание о столь значительном событии, если, конечно, оно имело место. Единственное свидетельство, которое можно трактовать в указанном ключе, содержится в кратком, так называемом «Охридском житии» Климента, где сказано, что Климент после приезда в Болгарию «изобрёл знаки других письмён, для большей ясности отличные от тех, которые изобрёл мудрый Кирилл» (II, 31; 140). Но, во-первых, «Краткое житие Климента» считается недостоверным памятником, т. к. содержит очень много исторических ошибок и неточностей («Пространное житие Климента» гораздо более достоверно), а, во-вторых, это свидетельство вполне можно трактовать как указание на создание новых букв для азбуки Константина. Что же касается Моравии, то болгарские книжники могли и не знать об изобретении в этой стране ещё одной славянской азбуки, т. к. дело славянской письменности там едва теплилось. Но создать в Моравии кириллицу в эти годы было просто невозможно из-за её графической близости к греческому письму, т. е. письму восточно-христианской церкви. Отношения между Константинополем и Римом постоянно ухудшались, и ориентированное на Рим немецкое духовенство Моравии должно было нещадно преследовать любые признаки византийского церковного влияния. Сумма всех указанных фактов говорит о том, что вторая азбука была создана в Моравии после смерти Мефодия и этой азбукой могла быть только глаголица. Следовательно, Константин Философ изобрёл («устроил») кириллицу.

3) Характеристика, которую даёт созданию Кирилла в своём произведении черноризец Храбр, более подходит именно для кириллицы. Во-первых, деление букв азбуки на две категории — созданные по типу греческих письмён и специальные для славянской речи — соответствует кириллице в гораздо большей степени, чем глаголице, т. к. в последней буквы на греческие не похожи. Предположение же о том, что Храбр, проводя деление, имеет в виду звуковое значение букв, неубедительно, т. к. Храбр прямо говорит о «письменах», т. е. о буквах, а не о звуках (II, 31; 152). Во-вторых, Храбр указывает, что общее количество букв константиновской азбуки было равно 38, в том числе 24 буквы, «подобные греческим письменам», а 14 букв — «по словенскому языку». Эта цифровая характеристика азбуки полностью подходит только к кириллице. При исключении из неё четырёх йотированных букв, созданных, как полагают, в более позднее время, и лигатуры «ук» количество букв кириллицы составляет 38, в том числе 24 буквы, заимствованные из греческого письма, и 14 букв, созданных для особых звуков славянской речи. Общее количество букв первоначального глаголического алфавита менее ясно (хотя вполне могло быть 38). Несомненно только, что количество глаголических букв для звуков, одинаковых в славянской и греческой речи, не превышало 22 (в глаголице отсутствовали буквы «пси» и «кси»), а количество букв для особых звуков славянской речи составляло не менее 16 (II, 31; 152). Большинство исследователей признаёт, кроме того, что и само «Сказание» Храбра было первоначально написано кириллицей, а не глаголицей (II, 31; 152).

4) В пользу создания Кириллом кириллицы и более позднего появления глаголицы говорит также сравнительный анализ формы глаголических и кирилловских букв. Что касается букв кириллицы, предназначенных для передачи особых звуков славянской речи, то 11 из 14 получены, по мнению многих учёных, путём графического видоизменения или лигатурного сочетания других букв кириллицы и только три заимствованы из еврейского алфавита («цы», «червь», «ша»). В глаголице же форма восьми (или даже 12) из 18 таких букв объяснима как подражание кириллице. Явно перенесена из кириллицы в глаголицу, а не наоборот. О более позднем создании глаголицы наряду с этим свидетельствует наличие в глаголице особой, новой буквы «дервь», отсутствовавшей в древнейшей кириллице (II, 31; 153). Если же обратиться к 22 глаголическим буквам, служившим для передачи звуков, одинаковых в славянском и греческом языках, то 11 из них можно рассматривать как трансформацию соответствующих им кирилловских букв, 6 — как трансформацию латинских. И только 5 букв были созданы в глаголице более или менее самостоятельно (II, 31; 155). Подобный анализ букв двух славянских азбук вкупе с отличной от греческой цифровой системой глаголицы и общим вычурным графическим стилем последней позволяет сторонникам создания кириллицы Константином Философом делать вывод о более позднем возникновении именно глаголицы. Следовательно, Константин создал кириллицу.

5) В пользу создания Константином кириллицы, а не глаголицы свидетельствуют традиционные названия азбук.

Возражая своим оппонентам, «кирилловцы» (назовём их так условно) признают и западнославянское происхождение глаголицы, и большую архаичность языка древнейших, дошедших до нас, глаголических памятников, и искусственность (индивидуальность) глаголицы. Однако находят всему этому свои объяснения. Не отрицают, что глаголица была создана в Моравии, только создал её не Константин, а один из учеников Мефодия. Большая архаичность глаголических рукописей XI века (по сравнению с кирилловскими рукописями того же времени) — это, с их точки зрения, не следствие большей древности глаголицы, а свидетельство того, что ко времени написания глаголических рукописей (XI век) глаголица уже начала вытесняться кириллицей, стала превращаться в известное лишь немногим учёным-книжникам искусственно сохраняемое, архаическое письмо. Да и в самом деле, за максимум 50–60 лет, которые отделяют моменты создания азбук, старославянский язык не мог бы измениться настолько сильно, чтобы на основе этих изменений можно было бы с уверенностью сказать, какие из памятников старше (II, 31; 147).

Искусственное создание глаголицы не мешает ей быть индивидуальным творением одного из учеников Мефодия. Его ученики имели достаточную филологическую подготовку. Кроме того, все филологические проблемы были, в сущности, уже разрешены в первой славянской азбуке, и создание второй (т. е. глаголицы) было только переходом на новый шрифт.

Что же касается наименования в рукописи Упиря Лихого глаголического текста кириллицей, то оно является единичным фактом, противоречащим многовековой общеславянской традиции, и поэтому может быть сочтено случайной ошибкой самого Упиря Лихого или одного из переписчиков его рукописи (II, 31; 148).

Отклоняют «кирилловцы» и аргумент «глаголитов» (назовём и эту сторону условно, по признаку первичности отстаиваемой ими азбуки), касающийся «новизны» созданной Константином азбуки. По их мнению, кириллицу вполне можно назвать новой азбукой, т. к. почти 40 % её букв отсутствовали в византийском письме. В латинском алфавите при сравнении его с греческим процент новых букв меньше (II, 31; 148).

Можно прибавить и ещё одно доказательство того, что Константин Философ создал кириллицу (правда, доказательство косвенное). Связано оно с исследованиями болгарских учёных. В 1982 году Трендофил Кростанов нашёл в библиотеке Ватикана «славянский палимпсест», т. е. произведение, написанное сначала по-славянски, а затем, после смытия первого текста, по-гречески. Выяснилось, что текст был написан кириллицей. В августе 1994 года на конференции в Банкя (под Софией) были приведены новые данные по изучению этого палимпсеста. Доцент Анна-Мария Тотоманова в свете специальной лампы смогла прочитать слово «епиоусии», написанное кириллицей, но означающее по-гречески «хлеб насущный». Отсюда Кростанов делает следующие выводы. Цитируем: «Этот факт показывает, что в нашей славянской копии сохранилась непереведённой старинная и единственная форма греческого языка, а это, со своей стороны, подтверждает глубокую древность староболгарского текста Ватиканского палимпсеста. Очевидно, что этот текст старше известного глаголического Ассеманиева Евангелия XI века, а также Савиной книги Х века, равно как и известного староболгарского глаголического Зографского и Мариинского Четвероевангелия.

Сейчас уже можно предположить, что новооткрытый текст Ватиканского палимпсеста является самой старой копией Кирилло-Мефодиева перевода Евангелия-Апракоса…» (II, 58; 45–46).

Как отмечает современный российский исследователь В. А. Чудинов, мы имеем тем самым славянский текст, который мог быть переписан во времена жизни учеников Кирилла и Мефодия (II, 58; 46). «Конечно, этот текст, отдалённый от Кирилла и Мефодия на полвека, ещё не доказывает напрямую, что Кирилл создал кириллицу. Но зато он почти однозначно свидетельствует против того, что её создал Климент или любой другой ученик Кирилла. Ведь книга, написанная изобретателем письменности или хотя бы под его руководством, вряд ли была бы потом смыта и записана иным текстом. Стало быть, она написана кириллицей спустя полвека после Кирилла, когда таких текстов стало так много, что можно было какой-то из них и смыть. Так что эта находка очень повышает достоверность предположения о том, что Кирилл создал всё-таки кириллицу как христианскую письменность» (II, 58; 46).

Позволим себе высказать и своё предположение, что же создал Константин Философ.

Однако для начала отметим, что совершенно согласны с учёными, которые предполагают у славян в докирилловскую эпоху существование как протокириллического, так и протоглаголического письма (об этом мы ещё поговорим ниже). И если уж считать Константина создателем какой-то азбуки, то под созданием надо понимать создание на основе уже имевшегося славянского письма сакральной, христианской азбуки, приспособленной для записи религиозных христианских текстов. То есть, другими словами, Константин Философ перерабатывал, дополнял, «устраивал» уже существующую азбуку. В дальнейшем под словами «создание», «создал» будет подразумеваться именно переработка Константином более раннего славянского алфавита.

Итак, автором какого творения является святой Кирилл? Что же он создал? Наш ответ: и глаголицу, и кириллицу. И хотя данная гипотеза идёт вразрез с точками зрения, существующими в современной науке, тем не менее она не нова. В конце 20х годов XX века её выдвигал академик Е. Ф. Карский. По его мнению, Константин создал глаголицу в Моравии, когда первая азбука, т. е. кириллица, подверглась гонениям со стороны немецкого духовенства (II, 31; 136). В конце 20х годов прошлого столетия и впоследствии Е. Ф. Карского подвергли критике за его гипотезу, и, на наш взгляд, критике весьма обоснованной. Отмечалось, что история жизни и деятельности Кирилла и Мефодия в Моравии вплоть до изгнания оттуда их учеников довольно хорошо восстановлена и изучена по многочисленным летописным и документальным источникам. И ни в одном из них нет даже намёка на создание и введение в оборот второй азбуки. Но такое крупное событие, потребовавшее бы переучивания многочисленных учеников Кирилла и Мефодия и переписки всех переведённых на славянский язык книг, несомненно, привлекло бы большое внимание и получило бы отражение в источниках того времени. Да и невероятным представляется, чтобы Кирилл и Мефодий в годы хотя и очень трудного, но всё же успешного развития славянской письменности решились прервать, затормозить это развитие заменой одной, уже привившейся, азбуки на другую (II, 31; 136).

Может показаться странным, что мы, высказывая одну с Е. Ф. Карским гипотезу, признаём справедливой критику в его адрес. Дело в том, что совпадают наши гипотезы лишь частично, мы бы сказали, по форме. И мы, и Е. Ф. Карский признаём создателем (наше понимание термина «создание» — переработка, чего нет у Карского) обеих азбук Кирилла, но на этом всё сходство и заканчивается. Если, по мнению академика, Кирилл (Константин) сначала создал кириллицу, а потом, уже в Моравии, по известным причинам — глаголицу, то, на наш взгляд, Константином была создана сначала глаголица, а потом уже кириллица.

В дальнейшем мы будем опираться на анализ «Сказания о письменах» черноризца Храбра и делать из этого анализа выводы.

Итак, первый вопрос, который возникает (во всяком случае, у нас) по прочтении сочинения Храбра: почему он говорит только об одной славянской азбуке? Ответ на него прост: да потому, что либо второй азбуки в момент написания Храбром своего труда ещё не существовало, либо она, возникнув совсем недавно в Моравии и находясь там, по существу, на полулегальном положении, ещё не успела распространиться. Во втором случае мы уже прямо говорим о глаголице. Ответ так прост, что и вопрос-то кажется излишним. Но не будем торопиться.

По общепринятому сейчас мнению, Храбр жил и писал своё сказание на рубеже IX — Х веков или в начале Х века. Во всяком случае, жизнь его и труды так или иначе, но захватывают время правления болгарского царя Симеона (893–927 гг.). Однако есть все основания полагать, что в эпоху Симеона и кириллица, и глаголица были не только известны в Болгарии, но и равно распространены. Именно об этом говорят древнейшие из известных на сегодняшний день славянских надписей (точнее сказать, древнейшие из тех, которые признаются официальной наукой, изучаются и подлинность которых не оспаривается), открытые в 20—40х годах прошлого столетия болгарскими академиками Крыстю Миятевым и Иваном Гошевым на стенах и керамических плитах церкви царя Симеона в бывшей столице Болгарии — Преславе. Надписи эти выполнены частично кириллицей, частично глаголицей. К. Миятев, И. Гошев, а также крупнейший специалист по староболгарской письменности Е. Георгиев относят их к началу правления царя Симеона, т. е. к последнему десятилетию IX века, т. к. ряд надписей имеет датировку (6401, т. е. 893 год) (II, 31; 89). Нет оснований не верить столь маститым учёным.

Но надписи делают, чтобы их читали, а значит, и кириллица, и глаголица понимались посетителями преславской церкви, что и говорит о равном на тот момент распространении азбук.

Итак, обе азбучные системы существовали и были в ходу в Болгарии уже в 90х годах IX века. Почему же о второй азбуке молчит Храбр (как, впрочем, и другие единовременные с сочинением Храбра болгарские источники)? На наш взгляд, причина молчания в том, что, как это ни покажется странным, Храбр и его современники воспринимали две азбуки как одну, вариации одной. А подобное возможно при наличии значительного сходства между азбуками и одном авторе этих азбук.

Так ли уж невероятно такое предположение? Вспомним, что кириллица и глаголица сходны по алфавитному составу (с небольшими отличиями), расположению и звуковому значению букв, а отличаются начертанием графем и их цифровым значением. Но подобные различия могли восприниматься как второстепенные.

Обратимся к «Сказанию о письменах» (используем русский перевод Б. Н. Флори, полностью приведённый в работе В. А. Чудинова «Загадки славянской письменности»). О какой азбуке говорит Храбр? Речь идёт о создании Константином 38 «письмён».

Но такое количество букв могли содержать как начальная кириллица, так и начальная глаголица. Деление Храбром букв на 24, подобные греческим, и 14 — для славянской речи вроде бы соответствует кириллице. Но даже в переводе Флори в списке четырнадцати букв фактически приводится 15 (I, 7; 54). Дальше — больше. Разночтения в разных списках «Сказания» показывают, что «греческих» букв могло быть и 24, и 25, а «славянских» — от 13 до 15 (II, 58; 55). Кроме того, в некоторых списках сами цифры 24 и 14 отсутствуют (II, 31; 152).

Повнимательнее приглядимся к списку букв, приводимых Храбром. Цитируем трактат: «Из них же (т. е. «письмён». — И.Д.) 24 подобны греческим письменам, а это а, в, г, д, е, з, и, i, к, ?, м, н, о, п, р, с, т, оу, ф, х, ?, пе, хлъ, ть, а 14 соответствуют славянской речи — и это б, ж, s, л, ц, ч, ш, ъ, шь, мь, ь, (ять), (юс большой), ю, (юс малый)» (I, 7; 54). Что касается «греческих» букв в славянском алфавите, то что это за «пе», «хлъ» и «ть», каковых нет ни в кириллице, ни в глаголице? О чём же пишет Храбр? О какой азбуке? Справедливости ради заметим, что «пе», «хлъ» и «ть» в ряде списков отсутствуют. Их нет, например, в списке Чудова монастыря. В последнем присутствуют греческие «фита» и «пси», характерные для кириллицы (правда, не на тех местах, где они стоят в этой азбуке), но зато нет характерного для кириллицы «кси». В то же время после «н» помещена некая непонятная буква «S» (II, 57; 54). Ни в одном из списков в перечне «греческих» букв нет «ижицы».

Посмотрим на список славянских букв. Здесь мы видим некую букву «мь», которой опять-таки нет ни в кириллице, ни в глаголице. Вместо «щ» («шта») дано «шь». В уже упомянутом списке Чудова монастыря среди славянских букв отсутствуют «л» и «ц» и есть» «щ» («шта»), но нет «шь». Иными словами, в этом списке славянских «письмён» 13. Обратим внимание и на тот факт, что в цитируемом нами тексте «Сказания» Храбра в списке «греческих» букв есть «?» («лямбда»), а «л» («люди») попадает в славянские буквы. Странно, ведь «лямбды» нет ни в одной из двух славянских азбук, вместо неё есть буква «люди». И принято считать, что она «греческого происхождения», т. е. прототипом её служит та же «лямбда».

Все эти странности в перечне букв созданной Константином азбуки не раз вызывали дискуссии среди учёных, порождали к жизни различные объяснения. Так, О. Бодянский, исследуя Московский список с «хлъ», «пе» и «ть», установил, что он отражает кирилловский текст, восходящий к глаголическому оригиналу. Другие тексты могли отражать кирилловские оригиналы (II, 58; 55). Прекрасно, но в глаголице нет букв «хлъ», «пе» и «ть». В то же время думается, что исчезновение данных букв в ряде списков представляет собой искажение первоначального текста «Сказания». Как уже отмечалось, списков ранее XIV века мы не имеем. Ряд переписчиков произведения Храбра старались не искажать оригинал (или, точнее, те списки оригинала, с которыми они работали). Другие же, явно ориентируясь на кириллицу и, возможно, будучи знакомыми и с глаголицей, просто «выбрасывали» непонятные буквы из перечня «письмён». Представляется, что списки с «хлъ», «пе» и «ть» ближе к начальному тексту «Сказания о письменах».

Какие из всего этого можно сделать выводы? Мы не можем с точностью судить о начальном составе Константиновой азбуки. Видимо, он всё-таки отличался от того, к которому мы привыкли, даже допуская 38буквенный состав и начальной кириллицы, и начальной глаголицы. А отсюда и другой вывод: нельзя на основании анализа сочинения Храбра утверждать, к какой из двух славянских азбук более подходят даваемые Храбром характеристики.

Не стали бы мы и столь уж однозначно утверждать, что графическая близость славянских знаков к греческим сама собой подразумевалась Храбром (хоть он на это не указывает) (II, 58; 61) и что подразделение «письмён» славянской азбуки на две категории (подобные греческим и специальные славянские) подразумевает исключительно графику букв, а не их звуковое значение (II, 31; 152). Ещё раз вспомним «Сказание»: «Это же — письмена славянские, и так их надлежит писать и выговаривать… Из них же 24 подобны греческим письменам… а 14 соответствуют славянской речи…». Подчеркнём слова «выговаривать» и «славянской речи». Думается, они вполне могут свидетельствовать о том, что речь у Храбра идёт о звуковом значении букв, а не о их графическом начертании. То есть говорить, что данное место произведения Храбра указывает на кириллицу, нельзя.

Итак, анализ «Сказания о письменах» если не подтверждает нашу версию, то, во всяком случае, и не опровергает её.

Константин создал глаголицу, затем — кириллицу. Именно в такой последовательности. Как всё происходило? Храбр неспроста называет датой создания азбуки 6363 год от сотворения мира. Дату эту даёт он не по александрийскому, а по византийскому летосчислению, т. е. она соответствует 855 году нашей эры. Примерно в это время Константин Философ, как мы помним, проповедовал в Болгарии (на реке Брегальнице). Если идея создания христианской славянской азбуки посетила его при подготовке к моравской миссии (как утверждают «Жития»), то почему эта идея не могла прийти к нему восемью годами раньше? Могла. Тем более что в распоряжении Константина вполне мог находиться «исходный материал», то есть протоглаголическая азбука, которой пользовались болгары. Наличие протоглаголицы у болгар, конечно, только предположение. Но вот что примечательно. В Средние века на Западе, в латинском мире, глаголица имела, между прочим, название «Булгарского алфавита» (abecenarum Bulgricum) (II, 30; 272). Странно, если учесть, что наиболее распространена глаголица была не в Болгарии, а в Хорватии, Далмации, Истрии. Не кроется ли в этом названии каким-либо образом сохранившаяся в Западной Европе память о дохристианском болгарском письме? Впрочем, как считает Д. И. Иловайский, подобное название ещё не указывает на происхождение алфавита. Можно предположить, «что болгарские славяне нашли его у иллирийских и мизийских славян, которых они покорили в VI–VII веках» (II, 30; 272).

Следовательно, Константин мог столкнуться у болгар с протоглаголическим письмом. Подвергнув его переработке, т. е. усложнив буквы графически, дав им известные нам названия, расположив их в порядке, наиболее близком к греческому алфавиту, наделив буквы, подобно буквам греческим, цифровыми значениями (правда, неидентичными цифровым значениям греческих графем, но этого при отсутствии графической близости славянского и эллинского алфавитов и не требовалось), возможно, придумав ряд букв для передачи специфических славянских звуков (например, два «юса») и, наконец, введя в алфавит несколько греческих букв для использования в написании христианских терминов, Константин Философ создал сакральное славянское письмо, известное нам как глаголица.

Храбр был болгарином. А в Болгарии могли в его время хорошо помнить о подобном происхождении глаголицы. Отсюда и приводимая Храбром дата.

Что же было далее? А далее была хазарская миссия Константина, встреча в Херсонесе с какими-то русскими «письменами», которые, скорее всего, представляли собой протокириллическую письменность, используемую восточными славянами. Графическая близость букв этой письменности к буквам греческого алфавита могла натолкнуть Константина на мысль о переработке уже созданной им азбуки. Переработка, собственно, заключалась во введении новых графем, т. е. букв другого начертания, при сохранении всех тех принципов, на которых была построена глаголица. Подобное приближение славянской христианской азбуки к греческому письму было очень желательно для византийского миссионера, каковым являлся Константин. Вполне возможно, что он заимствовал из глаголицы созданные им самим буквы для передачи специфических славянских звуков, т. е. те же «юсы», стилизовав их под греческое письмо. В протокириллице букв для передачи носовых гласных, вероятно, не было. Далее проделал всё то же, что и при создании им глаголицы. Однако цифирь, учитывая графическую близость букв новой азбуки к греческим, Константин на этот раз также максимально приблизил к греческому образцу.

Подобную переработку, с одной стороны, протокириллицы, с другой — уже существовавшей глаголицы ученики Кирилла и Мефодия, создававшие их «Жития», вполне могли принять за создание славянского алфавита. Тем более что именно кириллицу Константин привёз в Моравию как официальную азбуку. Вероятно, переработка осуществлялась уже после приезда моравского посольства, в связи с ним, точнее, с миссионерским заданием, которое получил Константин от императора Михаила и патриарха Фотия. Хотя какую-то предварительную работу в этом направлении Константин мог проделать, да и наверняка проделал, и ранее. Как бы там ни было, но всё это хорошо объясняет тот короткий срок, в который славянская азбука была создана.

Но что же глаголица? Её Константин также привёз в Моравию. Как говорится, про запас. И, как оказалось, не зря. Учитывая те сложные условия, в которых протекала деятельность солунских братьев в Моравии, препятствия, чинимые немецким духовенством, вполне можно предположить, что глаголица использовалась Константином и Мефодием как тайнопись, в секрет которой были посвящены только их ученики. Впоследствии, после смерти Мефодия в 885 году, когда гонения на славянскую письменность стали усиливаться, ученики могли предпринять отчаянную попытку спасти дело своих учителей, т. е. вывести славянскую письменность из-под удара: глаголица была переведена ими в разряд официальной, общеупотребительной азбуки. К такому шагу их подтолкнула непохожесть глаголических букв на греческие. Ведь схожесть букв кириллицы с византийским уставом, безусловно, воспринималась ориентированным на Рим немецким духовенством как признак церковного присутствия Константинополя в том регионе, который они считали своей вотчиной, своей сферой влияния. А это действовало на немцев, как «красная тряпка на быка».

Вполне объяснимо, почему данный шаг учеников Константина и Мефодия не нашёл отражения в письменных источниках того времени. Уж больно мал был срок до изгнания учеников из Моравии в 886 году, а поэтому мало было сделано в данном направлении, т. е. переписка книг новым шрифтом только начиналась, только начиналось переучивание учеников в школах. Когда же в 886 году последовало изгнание, то данное событие заслонило собой переход к другой азбуке.

Хочется заметить, что в некоторой степени схожую трактовку использования (но не возникновения) кириллицы и глаголицы мы обнаружили и у Г. В. Вернадского в его работе «Древняя Русь». Г. В. Вернадский очень оригинально подходит к решению вопроса о «русских письменах» «Жития Кирилла». В соответствии со своей исторической концепцией он считает, что «Евангелие» и «Псалтирь», которые Константин нашёл в Херсонесе, были действительно на русском языке (языке южной руси, асов), но написаны адаптированным к этому языку армянским или грузинским шрифтом (II, 19; 352). Один из этих алфавитов, по мнению Г. В. Вернадского, является источником глаголицы. Поэтому Г. В. Вернадский готов допустить, что «русские буквы» «Жития» — это глаголица и Константин изобрёл кириллицу (II, 19; 358). А далее процитируем: «Как объяснить употребление глаголицы как второго из двух ранних славянских алфавитов? Можно думать, что, изобретая кириллицу для общего употребления, Константин продолжал использовать глаголицу в качестве некоего тайного шрифта для конфиденциальных посланий, посвятив в его «тайны» лишь наиболее надёжных своих последователей. Позднее, после смерти Константина, и глаголицей, видимо, стали пользоваться наряду с кириллицей, а в некоторых регионах глаголице даже отдавали предпочтение» (II, 19; 358). Итак, по Вернадскому, Константин привёз в Моравию и кириллицу, и глаголицу, используя вторую как тайнопись. Правда, «гриф “секретно”» был снят с глаголицы после смерти Константина, а не Мефодия, как считаем мы.

Однако продолжим изложение нашей гипотезы. Изгнанные в Болгарию ученики Мефодия принесли туда две азбуки — кириллицу и глаголицу. Те из них, которые, по всей вероятности, тайно вернулись в Моравию, продолжали дело учителей, используя для этих целей уже исключительно глаголицу. Но сведения о славянской письменности в Моравии того времени, как уже отмечалось, практически отсутствуют.

В Болгарии же первоначально прижились обе азбуки. Тем более что глаголица для болгар чужой не была. И только впоследствии её практически вытеснила более удобная в графическом плане кириллица.

Слабые места нашей гипотезы очевидны. Таковыми считаем, во-первых, перечень правителей, в правление которых, по сообщению Храбра, Константином была изобретена азбука. В этот перечень, напомним, входит блатенский князь Коцел, который в 855 году ещё не княжил, а вступил на престол только в 860 (861) году. Во-вторых, это восьмилетняя разница между 855 и 863 годами, которая может указывать на то, что приводимая Храбром дата создания азбуки (6363 год) дана по александрийскому летосчислению.

Однако эти слабые места можно объяснить. Как уже указывалось выше, появление Коцела в списке правителей может быть ошибкой Храбра: данная «связка» властей придержащих, при которых Константином была создана кириллица и протекала основная часть его моравской миссии, автоматически была перенесена Храбром и на дату создания глаголической азбуки. Что касается восьмилетней разницы, то это простое совпадение. С другой стороны, выдвигаемая нами гипотеза позволяет избежать кое-каких неясностей, которые возникают при существующих теориях рассматриваемого сейчас вопроса.

Пройдём ещё раз всю «цепочку» от начала до конца. В Болгарии учениками Константина и Мефодия в конце IX — начале Х века могла быть создана в принципе любая из двух азбук, т. е. любая из двух азбук могла быть изобретена самим Константином Философом. Но при довольно хорошем состоянии источниковой базы по истории Болгарии того времени молчание источников о подобном деянии учеников солунских братьев свидетельствует только об одном: ничего подобного ученики не совершали.

Но они могли изобрести вторую азбуку в Моравии, и тогда в Болгарии про это просто не знали. Однако в этом случае вторым славянским алфавитом, учитывая ситуацию в Моравском княжестве, была глаголица, а святой Кирилл создал кириллицу. Всё великолепно. Но… Некоторые данные (см. выше) говорят о том, что в конце IX — начале Х века глаголица и кириллица употреблялись в Болгарии одновременно. И эта единовременность наносит сильнейший удар по современным гипотезам создания славянской азбуки. Можно принимать любое из существующих сегодня в официальной науке объяснений, но стоит только свести воедино все только что перечисленные факты (включая ту самую единовременность), и остаётся только развести руками, т. к. возникает брешь, которая великолепно заполняется посредством нашей гипотезы.

И Упирь Лихой отнюдь не ошибался, называя глаголицу кириллицей, но также и не свидетельствовал против изобретения кириллицы Константином. В его время, т. е. в XI веке, ещё могли помнить, что Константином создавались обе азбуки, поэтому, хотя традиция называть «кириллицей» наиболее распространённую из них уже складывалась, употребление имени создателя и по отношению к другой было вполне естественным. Тем более не могли ошибаться переписчики текста Упиря Лихого (списков ранее XV века не имеем): уж они-то жили в период установившейся традиции наименования славянских азбук. Не могли ошибаться, но и не поправили новгородца XI века (заметим, что переписчики в таких делах обычно не очень стеснялись). Почему? Видимо, у них были на то веские причины.

Итак, мы видим, что «копий» по вопросу, какую азбуку изобрёл Константин Философ, «сломано» немало. Но, так же как и с первым сформулированным нами вопросом, должно признать, что проблема не решена, вопрос остаётся открытым.

Впрочем, пытаясь показать весь спектр ответов на него, мы давно уже вступили в сферу третьего вопроса: «Какова степень участия Кирилла в создании азбуки?» К нему сейчас и перейдём.

Какова эта степень? Выше уже было сказано, что мы со своей стороны поддерживаем гипотезу, согласно которой в докирилловскую эпоху у славян существовали протоглаголическая и протокириллическая письменности. Тогда на долю Константина выпадает переработка одной из азбук или обеих азбук. В первом случае такая же переработка (только на базе уже проведённой Константином работы) выпадает на долю учеников солунских братьев. Подобное «устроение» уже имевшихся азбук можно назвать «созданием», только если понимать под последним создание сакрального алфавита, т. е. алфавита, специально приспособленного для записи христианских религиозных текстов.

Процитируем некоторых учёных, высказывания которых так или иначе выражают подобную точку зрения. Д. И. Иловайский: «…Исследователи по большей части шли от изобретения письмён Кириллом и Мефодием и пытались определить: какое письмо изобретено прежде, глагольское или кирилловское? Мы думаем, исходные пункты будут ближе к истине, если примем положение, что обе азбуки существовали до времён солунских братьев и возникли независимо друг от друга, хотя и могли оказывать потом взаимное влияние… Надеемся, что нашим мнением не умаляются заслуги солунских братьев. Бесспорно, им принадлежит честь лучшего устроения и приспособления восточнославянской азбуки к потребностям крещённого славянского мира, а также её утверждение и распространение посредством дальнейших переводов Священного писания и деятельного размножения его списков. Уже само появление легенд, относящих к их деятельности всё начало славянской письменности, показывает, что они действительно совершили великие подвиги на этом поприще и произвели значительный переворот в этом деле» (II, 30; 277–278).

В. А. Чудинов: «Итак, мой вывод оказывается весьма скептическим: Кирилл не создавал ни кириллицы, ни тем более глаголицы! Он лишь сократил славянскую часть известной ему по Херсонесу славянской письменности до 14 графем, но увеличил до 24 графем греческую часть. Кроме того, он ввёл «порядок», то есть цифровое значение ряда букв, но лишь заимствованных из греческого алфавита. Иными словами, он переработал уже существовавшую у славян азбуку таким образом, что славянская часть стала чуть ли не вдвое меньше греческой. По сути дела, он совершил по отношению к ранней славянской азбуке примерно такую же экзекуцию, которую Никон совершил по отношению к двоеверному православию Руси: произвёл реформу славянской азбуки в пользу Византии. После такого секвестирования славянским писателям следовало бы печалиться, хотя им же как христианам можно было бы радоваться! Однако подобная эллинизация славянской письменности, разумеется, не могла остаться незамеченной и потому получила название; её уже нельзя было назвать «глаголицей», то есть «разговорницей»; но она не была и «писанницей»; она стала удобной для Византии и потому разрешённой формой существования славянской письменности и была названа именем своего реформатора — кириллицей… Не должно возникнуть впечатления, что я негативно отношусь к деятельности Кирилла как славянского просветителя. Вовсе нет. Кирилл действительно явился редактором существующей азбуки, чем легализовал славянскую письменность в глазах византийской церкви, он переводил священные книги на славянский язык, он распространял церковный вариант письменности среди своих славянских последователей, и в этом качестве он вполне достоин уважения. Отрицается мной лишь один момент: изобретение им азбуки. Азбуку он не изобрёл (даже в том ограниченном смысле, в каком можно считать изобретением добавление 14 букв к уже существующим 24), а приспособил для переводов с греческого языка, и именно в этом смысле его можно считать великим славянским просветителем» (II, 58; 45, 46–47).

Н. В. Слатин: «Скорее же всего, ни он (Константин. — И.Д.), ни Мефодий, ни их ученики не изобретали ничего. И дополнять «греческую азбуку недостающими для записи славянских звуков буквами» им тоже не пришлось; более вероятно, что Кирилл воспользовался уже имеющейся азбукой, которую почерпнул из виденной в Корсуне книги… Таким образом, для готовившегося им перевода богослужебных книг он лишь дополнил русскую азбуку пятью греческими буквами, необходимыми только для передачи терминов и имён греческого происхождения; возможно, он добавил и «юсы» — буквы для носовых гласных. Возможно также, он как-то нормализовал правописание (если можно употребить такой термин к тем временам). Раз азбука существовала до него — и были грамотные люди, знавшие, как писать и читать по-славянски (по-русски), — правомерно ли Константина-Кирилла называть «первоучителем»? Для моравов… возможно, он учителем и был, в религиозном смысле, но для тех славян, к которым не была направлена его миссия?» (II, 52; 158–159).

Таковы мнения учёных относительно вклада Константина в дело создания славянской письменности. Как видим, сходясь в основном (признание существования протокириллицы и протоглаголицы у славян в докирилловскую эпоху), эти мнения и сильно различаются, когда речь заходит о характере переработки славянской азбуки Константином Философом.

Выразим нашу точку зрения на данный вопрос. Она исходит из того, что Кирилл перерабатывал обе азбуки, создав, таким образом, два вида сакрального славянского письма — глаголицу и кириллицу.

Создавая глаголицу, он:

1) Усложнил графическое начертание букв.

2) Расположил буквы в порядке, максимально близком к порядку букв в греческом алфавите.

3) Возможно, дал буквам названия (т. е. те самые «аз», «буки», «веди» и т. д.).

4) Подобно греческим буквам, наделил славянские цифровыми значениями.

5) Ввёл ряд греческих букв в созданный им алфавит. Последние были нужны только для передачи церковных терминов и имён греческого происхождения. Для славянского языка они были излишни.

6) Возможно, создал «юсы».

Создавая кириллицу, Константин проделал то же самое с протокириллической азбукой. Дополнительно азбучная цифирь была им максимально приближена к греческой (раз уж буквы похожи, то логично сделать схожими их цифровые значения). Были добавлены новые греческие буквы (т. е. к уже имевшейся «омеге», «фите» и «ижице» прибавились «кси» и «пси»). Начертание введённых в глаголицу «юсов» было изменено и приведено к общему графическому стилю кириллицы. Вот, собственно, и всё.

Безусловно, мы признаём те большие усилия, тот большой труд, которые Константин и Мефодий приложили к распространению церковного варианта славянского письма.

Однако голословных утверждений о существовании у славян до Кирилла протокириллического и протоглаголического письма недостаточно. Требуются доказательства этого.

Доказательством могли бы служить:

1) Упоминания в источниках подобных азбук.

2) Находки текстов, надписей, выполненных буквами этих алфавитов. Совсем было бы прекрасно, если бы имелся сам такой алфавит, зафиксированный на каком-либо носителе.

При наличии этих доказательств (хотя бы одной из групп) можно рассматривать вопрос происхождения азбуки, то есть каким образом она возникла — самостоятельно ли, была ли заимствована; если заимствована, то откуда, какой алфавит (алфавиты) послужил (послужили) источником (источниками).

Что касается протокириллицы, то из первой группы доказательств имеется лишь одно свидетельство. Известно, что в XVIII столетии черногорские князья Черноевичи владели дипломом, выданным римским папой и датированным 843 годом, который был написан кириллицей, т. е. за 20 лет до «создания» последней Кириллом (II, 52; 160). Доказательство, прямо скажем, шаткое.

Зато с доказательствами второго рода протокириллице, если можно так выразиться, повезло. В Ватикане среди прочих реликвий хранится образ Христа на полотенце, так называемый образ Вероники. Общепризнано, что он относится к первым векам христианства (потому-то и был причислен к разряду реликвий). На нём, кроме букв IC (Иисус) ХС (Христос) (а буквы эти могут быть как греческими уставными, так и кириллическими, точнее сказать, кириллического типа), имеется ясная надпись на славянском языке буквами, вне всякого сомнения, кириллического типа: «Образъ Гспднъ на убрусе». «Убрусом» ещё до сих пор называется в некоторых местностях России полотенце для лица (II, 52; 160).

В том же отделе реликвий Ватикана имеется икона апостолов Петра и Павла, по характеру письма относящаяся к первым векам нашей эры. В центральной части иконы вверху — образ Христа с надписью кириллицей: «IС ХС». Слева — образ святого Петра с надписью: «СТЫ ПЕТРI». Справа — образ святого Павла с надписью: «СТЫ ПАВЬЛЪ» (II, 52; 160).

Да, в Ватикане, если хорошенько поискать, можно найти много любопытного. Так, хорватский исследователь доктор Рачки в 1867 году опубликовал статью о том, как в Ватиканской библиотеке была обнаружена рукопись со странным текстом, где многие так называемые славянские буквы выглядят иначе, чем современные, но всё-таки присутствуют (рис. 3).

Рукопись совсем не напоминает привычный текст кириллицы, хотя левая колонка содержит привычные знаки: П, Р, Ж, С, В, Н, К, З, Г. Но это прописные. А строчные буквы совершенно непонятны. Учёными установлен алфавит этой рукописи (рис. 4). Он действительно представляет собой кириллицу, но в упрощённом виде, где знаки «потеряли» часть своих элементов. О древности этого алфавита говорит отсутствие букв для передачи звука «ф», которого тогда ещё не было в славянском языке, но он присутствовал в греческом, — нет ни «ферта», ни «фиты». Нет также и «юсов», что указывает на его неприспособленность для болгар (II, 58; 108). Исследователи считают, что подобный алфавит не мог сложиться эволюционно и представляет собой авторское изобретение (II, 58; 108). Помимо всего прочего, он интересен тем, что если глаголица представляет собой усложнённый тип письма, то азбука Ватиканской рукописи, напротив, предельно упрощена и несколько приближена к виду рунического футарка. В сязи с этим, у нас возникает вопрос: почему данный алфавит не мог сложиться эволюционно?

Рис. 3.

Рис. 4.

Ещё один фрагмент текста на протокириллице привёл в 30х годах XX века в своей работе, посвящённой славянскому письму, югославский профессор Живко Петрович (рис. 5). Данный текст, за исключением нескольких слов, нечитаем. Налицо сильные колебания в начертании одних и тех же букв, т. е. одна буква имеет по два-три варианта начертания. Есть в тексте такие славянские буквы, как «ять» и «ерь», но «юсов» нет (II, 58; 109).

Наконец, имеется и алфавит, который с полным основанием можно назвать протокириллическим. Речь идёт об азбуке Софии Киевской, то есть граффито, найденном в 70х годах XX века на стене Софийского собора Киева после расчистки штукатурки (рис. 6). Граффито (или граффити) называют надписи, процарапанные на штукатурке зданий, фресках храмов острыми предметами.

Рис. 5.

Рис. 6.

Что представляет собой «софийская» азбука? Высота букв — 3 сантиметра. Время появления азбуки в соборе — первая половина XI века, вскоре после сооружения храма. Однако сама азбука, как предположил обнаруживший её археолог С. Высоцкий, относится к гораздо более ранним временам (II, 27; 229). В ней 27 букв. В. А. Чудинов считает, что 28, полагая, что над буквой А изображён знак Т (II, 58; 110). Славянских букв четыре: Б, Ж, Ш, Щ.

Греческих же — 23 (или 24). Порядок букв греческий, т. к. греческим является положение букв «фита», «кси» и «омега». «Фита» (по-гречески «тета») расположена между «иже» и «и» («эта» и «йота» по-гречески). «Кси» между «наш» и «он» («ни» и «омикрон» по-гречески). «Омега» вынесена в самый конец алфавита. В кириллице (имея в виду её окончательно сформировавшийся вариант) первые две буквы располагались в конце азбуки. «Омега» предшествовала «цы». Отсутствуют славянские «еры», «юсы», «ять», «цы» и «червь». По мнению В. А. Чудинова, перед нами начальный этап формирования кириллицы (II, 58; 110).

В 70х годах прошлого века открывший эту азбуку С. Высоцкий, утверждая то же самое, выдвинул гипотезу, что на Руси ещё до 863 года существовали упорядоченная документация и литература. Пользовались для этих целей «софийской» азбукой (II, 27; 229).

Гипотеза С. Высоцкого вызвала серьёзные возражения со стороны лингвистов. Здесь можно согласиться: для передачи славянской речи азбука Софии Киевской приспособлена слабо. Широкое развитие литературы, ведение обширной деловой документации на её основе столкнулось бы со значительными трудностями.

Со стороны историков С. Высоцкому возразил Б. А. Рыбаков. Он считал, что азбука могла быть просто не дописана (II, 27; 229). Что ж? Тоже вполне вероятно. Но, на наш взгляд, описанный выше греческий порядок расположения букв говорит о завершённости азбуки, и мы с полным основанием можем согласиться с В. А. Чудиновым — перед нами протокириллица.

Древняя Русь предоставила в распоряжение учёных и ещё один образчик протокириллического письма. В 1949 году при раскопках захоронения воина под Смоленском (на Гнездовском могильнике) экспедицией Д. Авдусина был обнаружен черепок от корчаги с надписью кириллическими буквами. Поскольку захоронение датируется первой половиной Х века, то и надпись сделана не позже. Говорят даже о первой четверти Х века (II, 52; 139). Как ни странно, но эту короткую надпись довольно трудно прочесть, точнее, трудно прочесть однозначно из-за нечёткости начертания последних букв слова. Варианты прочтения: «гороухша» (так читали Д. Авдусин и академик М. Тихомиров), что означает «горчица»; «гороушна» (языковед П. Черных), что значит «горчичные зёрна»; «горюща» (археолог Г. Корзухина), то есть «горючее»; и даже «Гороух пса» (один чешский учёный), что на современный русский переводится как «Горух писал» (II, 27; 215).

Как бы там ни было, но до Владимирова крещения Руси оставалось ещё около полувека. А ведь именно с ним принято связывать распространение письма на Руси. Так оно и есть, если иметь в виду кириллицу и глаголицу. Надпись же на корчаге, ничего другого предполагать не остаётся, выполнена протокириллицей.

В. А. Чудинов на основании исследования всех имеющихся образцов протокириллицы выделяет её отличительные признаки. Прежде всего это отсутствие «юсов». Далее наличие блока из букв И, F, I (т. е. «иже», «фита», «и»). Затем возможный пропуск Ж, Ц, Ч или помещение Ц после Ч. И, наконец, наличие графического разброса в начертаниях букв: изображения вверх ногами и зеркально, сходство с буквами других алфавитов (греческого строчного, глаголического, рунического) (II, 58; 110–111).

Думается, после всех приведённых фактов наличие протокириллического письма у славян в докирилловскую эпоху можно считать доказанным.

Графическая схожесть протокириллических алфавитов с греческим письмом даёт повод к однозначному решению вопроса об их происхождении — их источником послужил алфавит греческий. Дискуссий по данному вопросу в официальной науке не ведётся. Но так ли всё здесь однозначно? Скажем сейчас, что точку ставить рано, и вернёмся к этой проблеме в следующих наших главах.

Когда, в какой период могли появиться у славян протокириллические азбуки? Как полагают учёные, не ранее VII века (II, 31; 105). Такой вывод базируется на убеждении в том, что появление письма у того или иного народа связано с зарождением у него государства, т. к. письмо необходимо для целей государственного управления. По имеющимся историческим данным, элементы государственности стали складываться у славян именно в VII веке, и даже появились первые государства. Так, в 623 году произошло объединение мораван под властью Само; в середине VII века — объединение чехов под властью Пшемысловичей; в 679 году Аспарухом было основано болгарское государство.

Увязка появления элементов государственности и письма в общем, конечно, верна. Но, на наш взгляд, она несколько схематична и не отражает всей сложности такого явления, как зарождение и развитие письменности. А поэтому мы оставим открытым вопрос датировки возникновения у славян протокириллицы и вернёмся к нему позже.

Сейчас же перейдём к протоглаголице. Свидетельства о существовании глаголического письма (или подобного ему) задолго до Константина Философа имеются. Так, С. Лесной (Парамонов) сообщает, что ещё в XIX столетии существовала Псалтирь, относящаяся к 1222 году и переписанная глаголическими буквами из старой славянской (также глаголической) Псалтири, относящейся примерно к первой половине VII века. В 1766 году граф Клемент Грубисич утверждал, что глаголица была составлена задолго до Рождества Христова неким Фенисием из Фригии, взявшим за основу готские руны. Рафаил Ленакович за 125 лет до Грубисича писал приблизительно то же самое. Ещё ранее, в 1613 году, Клод Дюрет в своей книге привёл два глаголических алфавита, приписываемых им святому Иерониму. В 1538 году Вильгельм Постелл утверждал то же самое. Существует так называемый «Клотцевский кодекс», на котором по-немецки и по-латински сделаны приписки, где сообщается, что эта книга была написана святым Иеронимом собственной рукой на хорватском языке (II, 52; 159).

Можно признать все эти свидетельства малоубедительными, сомнительными. Но обращает на себя внимание тот факт, что, приводимые в различное время различными людьми независимо друг от друга, они указывают на одно и то же — существование глаголицы в докирилловский период. Правда, встаёт вопрос: была ли это уже окончательно сформировавшаяся глаголица или глаголица неотредактированная, т. е. та, которую принято называть протоглаголицей. Думаем, это была именно протоглаголица. Отнесение же к более древним, чем IX век, временам глаголицы в её окончательном варианте (как это делает приписка к «Клотцевскому кодексу») лишь подтверждает существование именно протоглаголического письма. Подобное отнесение представляет собой, на наш взгляд, механическое перенесение памяти о бытовании письма, лишь подобного глаголице, непосредственно предшествовавшего ей, на собственно глаголицу. Кстати, совершенно не доказано, что «Клотцевский кодекс» принадлежит перу Иеронима и относится к IV веку н. э. (II, 58; 138).

Вообще святому Иерониму нам надо уделить больше внимания. Дело в том, что есть давняя традиция, «перекочевавшая» в науку и существующая там на правах одной из гипотез возникновения глаголицы, приписывать создание последней этому почтенному мужу.

Иероним родился около 347 года в Стридоне, на Словенском побережье. Возможно, его родители были римскими поселенцами. Однако не исключено, и даже очень и очень вероятно, что они были славянами. Во всяком случае, в своих письмах Иероним называет далматинцев и иллирийцев своим народом. А о том, что иллирийцы и далматинцы того времени были именно славянами, говорит тот факт, что говорили они на славянском языке. В своём «Комментарии к Посланию Павла к ефесянам» Иероним соотносит себя с именем «Тихикус» и даёт его пояснение на латыни: «Имя Тихикус интерпретируется как молчаливый». Славянам и без подобного пояснения ясно, что значит это имя — «тихий», «молчаливый». У словенцев, из среды предков которых вышел Иероним, до сих пор есть слово «тих», буквально означающее «молчаливый». Отсюда следует простой вывод: если святой Иероним и не был сам славянином, то знал славянский (венетский) язык, который в его время в области нынешней Словении (Истрия, Далмация) был разговорным, то есть иллирийцы и далматинцы — славяне.

Образование Иеронима, вначале домашнее, было продолжено в Риме. Большая часть его жизни прошла в Риме и Палестине. По предложению папы Дамаса I (366–384) он перевёл всю Библию на латинский язык. Он также написал ряд комментариев к Библии, ряд аскетических, монашеских и теологических работ.

Библию Иероним переводил не только с греческого на латинский. В своих письмах он сообщает, что перевёл Библию своим землякам (II, 52; 159). То есть перевёл, вероятнее всего, на славянский (венетский) язык. Но каким алфавитом при этом пользовался Иероним? Он мог использовать греческий или латинский алфавит. Однако подобные переводы были бы трудночитаемы. Так что для этой работы применялось, надо полагать, особое славянское письмо, каковым могла быть протоглаголица или даже глаголица. Данное письмо Иероним мог изобрести, всего лишь отредактировать его и, наконец, использовать без всякой редакции.

Первую из перечисленных гипотез мы не принимаем по следующим соображениям. Трактат Храбра «О письменах» имел направленность против «трёхязычной ереси», то есть доказывал право славян иметь церковные книги и богослужение на родном языке. В этой связи упоминание славянской азбуки, созданной самим святым Иеронимом, как нельзя лучше подтверждало бы это право. Но Храбр о ней молчит. А ведь он был человеком образованным, к тому же духовного звания. Так что не знать о подобном деянии святого Иеронима он не мог. Конечно, можно возразить, что Иероним был одним из учителей ранней Западной церкви, ориентировался на Рим, а Храбр был ориентирован на Константинополь. Поэтому Храбр мог умолчать о создании славянской азбуки «западным» святым. Однако во времена Храбра окончательного разрыва между римской и константинопольской церквями ещё не произошло. Вспомним, что Кирилл и Мефодий в своей миссионерской деятельности апеллировали к Риму, а Мефодий был даже рукоположен папой в сан архиепископа. Об этом Храбр, безусловно, знал и принимал данные факты как должное. Уж тем более не должна была смущать его «западность» Иеронима, жившего в IV веке н. э., когда ещё ни о каком расколе между церквами не было и речи. Так что молчание автора трактата «О письменах» ясно говорит о том, что святым Иеронимом славянская азбука не создавалась, к созданию протоглаголицы или глаголицы он отношения не имеет.

Более вероятен вариант, что Иероним перерабатывал (дорабатывал) уже существовавший у славян протоглаголический алфавит. Такой точки зрения придерживаются, например, такие современные учёные, как словенец Иван Томашич и россиянин В. А. Чудинов (II, 58; 137–138). Мы, однако, оговоримся: доработки Иеронима не носили существенного характера, если имели место вообще. В случае существенности этих доработок они, скорее всего, отразились бы в том же трактате Храбра. Причём им было бы присвоено имя «создание», по аналогии с доработками (переработками) Кирилла. Но у Храбра ничего об этом нет. Кроме того, если брать версию В. А. Чудинова, по которой в результате редакции Иеронима глаголица вообще приобрела окончательный вид (в её хорватском варианте) (II, 58; 137), то кажется весьма странным, что ориентировавшийся на Рим Иероним, переводивший Библию с греческого языка на латинский, вдруг редактирует славянское письмо, приближая его к греческому, а не латинскому алфавиту.

Итак, редактирование святым Иеронимом славянской азбуки было незначительным. Его могло не быть вовсе. Иероним просто при переводе Библии на славянский язык использовал бытовавший среди славян Истрии и Далмации протоглаголический алфавит. Но тот факт, что Иероним использовал протоглаголическое письмо в своей работе, раз и навсегда крепко связал его имя с глаголицей, заставляя многих видеть в нём автора последней.

На сегодняшний день, несмотря на значительную массу свидетельств, которые указывают на возможность существования протоглаголицы, в распоряжении учёных нет ни одного текста, ни одной, хотя бы очень короткой, надписи, выполненных буквами этого алфавита. То есть положение с протоглаголицей в этом отношении разительно отличается от положения с протокириллицей.

В науке предпринимались попытки воссоздать протоглаголический алфавит. Они принадлежат советским учёным Н. А. Константинову, Н. В. Энговатову и И. А. Фигуровскому и относятся к 50—60-м годам прошлого столетия.

Н. А. Константинов выводил протоглаголическое письмо из так называемых «причерноморских знаков». Знаки эти были открыты в середине XIX века в русском Причерноморье — в Херсонесе, Керчи, Ольвии и других местах, где когда-то существовали греческие поселения. Датируются концом I тысячелетия до н. э. — первыми тремя-четырьмя веками н. э. Встречаются наряду с греческими надписями на каменных плитах, надгробьях, амфорах, монетах и т. п. Некоторые из знаков схожи с буквами глаголицы.

Большинство специалистов по «причерноморским знакам» считают их знаками скифо-сарматских родов, а некоторые более сложные и поздние — царскими монограммами (И. И. Мещанинов, Э. И. Соломоник, В. С. Драчук и др.) (II, 31; 117–118), (II, 27; 189–193).

Н. А. Константинов же полагал, что «причерноморские знаки» ведут своё происхождение от кипрского слогового письма V–IV веков до н. э. и являются именно письмом. Таким образом, протоглаголица уходит корнями в кипрский силлабарий (II, 31; 118–121), (II, 58; 152–154).

Н. В. Энговатов воспроизводил протоглаголический алфавит на основе изучения загадочных знаков, встречающихся в кирилловских надписях на монетах русских князей XI века (II, 31; 121–123), (II, 58; 152–154).

Наконец, И. А. Фигуровский воссоздал протоглаголицу на основе исследования русских пряслиц и хазарских надписей на баклажках Новочеркасского музея (II, 58; 154–156), (II, 31; 127–128).

Все попытки реконструкции протоглаголического алфавита были подвергнуты научной общественностью острой критике. В нашей главе мы не будем подробно рассматривать все плюсы и минусы результатов работы Н. А. Константинова, Н. В. Энговатова, И. А. Фигуровского. Интересующихся отсылаем к книгам В. А. Истрина «1100 лет славянской азбуки» и В. А. Чудинова «Загадки славянской письменности», в которых произведён разбор всех трёх попыток воссоздания протоглаголицы.

Здесь же отметим лишь одно уязвимое место гипотез этих исследователей. Они считали протоглаголицу возникшей в среде восточных славян. Тогда как исторические факты свидетельствуют скорее об обратном, т. е., что в среде восточных славян она не возникала. К подобным фактам относим наибольшее распространение и наиболее долгое использование глаголицы у славян западных, точнее юго-западных. Поскольку протоглаголический алфавит, если он существовал, был непосредственной предтечей глаголицы, то приходится полагать, что протоглаголица родилась именно у юго-западных славян.

Уже к нашим дням относится ещё одна попытка воспроизведения протоглаголического алфавита. Предпринял её российский учёный В. А. Чудинов. Он выводит протоглаголицу в основном из ободритских рун и слогового славянского письма, о котором мы поговорим ниже (II, 58; 161–163). Отзывы учёных о результатах усилий В. А. Чудинова нам пока не известны. Как говорится, поживём — увидим.

Что касается происхождения протоглаголицы, то, поскольку далеко не все учёные допускают возможность её существования, «полифонии», подобной той, которая существует в отношении вопроса происхождения глаголицы, здесь не наблюдается.

Но, как нам кажется, часть точек зрения на происхождение глаголицы можно перенести и на протоглаголический алфавит (раз уж последний был «прародителем» первой). Поэтому процитируем Я. Б. Шницера, который в немногих словах даёт представление о существующих гипотезах возникновения глаголического письма. «Глаголица состоит из 40 знаков с такими замысловатыми, причудливыми и своеобразными формами, что при поверхностном взгляде очень трудно найти какое-либо сходство с другими алфавитами. Это обстоятельство и подало повод к оживлённым спорам по вопросу о том, что именно послужило образцом для изобретения глаголицы. Некоторые полагали (Антон) (чешский учёный конца XVIII века. — И.Д.), что глаголица заключала в себе первобытные славянские письмена, так называемые руны, то есть те символические знаки и изображения, которые существовали у славян в дохристианскую эпоху и служили для обозначения не отдельных звуков, а целых понятий, как то времён года, месяцев, явлений природы, божеств и прочих. Всеволод Миллер, однако, посмотрел на это совершенно иначе. По его мнению, в замысловатой форме глаголицы надо видеть не руническую систему древних славян, а признак личного творчества, почему и приписывает изобретение этой азбуки святому Кириллу.

Другие, напротив, считали глаголицу не изобретением в собственном смысле этого слова, а только неудачной переделкой из какого-либо другого алфавита, а потому старались находить сходство между нею и некоторыми алфавитами. Гануш, например, старался доказать сходство некоторых букв с германскими рунами (неточность: Гануш выводил буквы глаголицы в основном из рун ободритов. — И.Д.); Шафарик указывал на сходство некоторых начертаний с письменами восточными (сирийским, пальмирским и др.); Миллер — с письменами персидскими (времён Сассанидов), Григорович выводил глаголицу из арабского письма, Гайтлер, наконец, доказывал, что глаголический алфавит является видоизменением албанского письма, и. т. д.» (II, 58; 115–116).

От себя добавим. По мнению Тэйлора, Ягича и Беляева, источник глаголицы — курсивное письмо (скоропись) греков VIII и IX веков; академика Е. Ф. Карского — кириллица; Г. В. Вернадского — грузинский или армянский алфавит.

Итак, вопрос происхождения глаголицы гораздо более сложен, чем вопрос происхождения кириллицы. Последний, как мы помним, решается однозначно — источником кириллицы послужил греческий устав.

Однако что из всего этого многообразия можно отнести к источникам протоглаголицы. Думается, во-первых, славянские руны как пиктографические знаки (гипотеза Антона); во-вторых, ободритские и германские руны (уже как имеющие буквенное значение) (гипотеза Гануша); в-третьих, греческую скоропись (гипотеза Тэйлора); в-четвёртых, армянское или грузинское письмо (гипотеза Вернадского).

Помимо этого, как говорилось несколько выше, Н. А. Константинов выводил протоглаголицу из «причерноморских знаков», В. А. Чудинов прибавляет к её источникам слоговое славянское письмо. П. Я. Черных, Е. М. Эпштейн считали, что протоглаголица возникла из первоначальных славянских «черт и резов». Этой же точки зрения придерживается В. А. Истрин с той оговоркой, что существование протоглаголического письма — вопрос спорный (II, 31; 133). При этом в «чертах и резах» он видит пиктографические знаки, т. е. его точка зрения на происхождение протоглаголицы фактически совпадает с мнением Антона.

Единого взгляда на время появления протоглаголицы также не существует. Понятно, что взгляды на этот вопрос во многом определяются точкой зрения на происхождение протоглаголического письма. Часть исследователей считает, что данное письмо не могло появиться у славян ранее VII, а то и VIII века н. э. Так же как и в вопросе с протокириллицей, они связывают его появление со сложением элементов государственности у славянских племён (II, 31; 134). Однако если считать создателем протоглаголицы святого Иеронима (для чего, как было показано выше, есть некоторые основания), то время её возникновения придётся отнести примерно к концу IV века н. э. Если же принимать позицию тех учёных, которые называют Иеронима всего лишь редактором уже существовавшей протоглаголицы, то её появление относится к ещё более ранним временам. Каким? Интересный ответ даёт В. А. Чудинов: протоглаголица сложилась во II–III веках н. э. Такой вывод исследователь делает на следующих основаниях. Болгарский вариант глаголицы (округлый) — это скоропись. Скоропись, как можно судить по развитию кириллицы (начавшейся в IX веке с уставного шрифта), появляется где-то к VII веку существования письма (в России скорописный кириллический шрифт возник к XVI веку). Стало быть, если наиболее ранние образцы болгарской глаголицы, дошедшие до нас, например «Киевские листки» Х века, можно сопоставить с греческой скорописью IX века, то временем сложения глаголицы как торжественного славянского письма (аналога кирилловского устава) и следует считать II–III века н. э. (II, 58; 137). Однако был сначала первый этап, когда начертания букв ещё не устоялись, а порядок их следования был не вполне твёрдым. На последующем этапе, продвинутом, эти недостатки оказались устранены, сложился торжественный стиль начертания. Процесс сложения занял полтора-два века. В IV веке глаголица была отредактирована (скорее всего, святым Иеронимом) (II, 58; 137). Причём эта редакция придала ей окончательный вариант. Таковым вариантом является хорватская форма глаголицы. Буквы были выстроены в известной нам последовательности, усложнены графически, наделены цифровыми значениями. Переработка уже существовавшего алфавита была связана с христианством. Раннюю, до редакции IV века н. э., глаголицу В. А. Чудинов и именует протоглаголицей (II, 58; 137).

Подводя итоги вышесказанному, можно сделать вывод, что существование протоглаголического письма лишь вероятно (хотя степень вероятности очень велика), в то время как бытование у славян в докириллическую эпоху протокириллицы можно считать доказанным. Вообще весь комплекс вопросов, связанный с протоглаголицей и глаголицей, представляется более сложным, чем вопросы, касающиеся кириллицы и протокириллицы. Об этом ясно говорит разброс мнений о происхождении глаголицы и протоглаголицы. Вопрос же о происхождении кириллицы и протокириллицы решается официальной наукой однозначно.

На этом мы завершаем главу, посвящённую возникновению и взаимоотношению двух славянских азбук, и переходим к рассмотрению проблем, связанных с существованием письма у славян до святого Кирилла.