• Глава I. Влияние нарезного оружия. Крымская война. Итальянская война 1859 г.[107]
  • Глава II. Американская междоусобная война 1861–1865 гг.[112]
  • Глава III. Австро-прусская война 1866 г.[120]
  • Глава IV. Франко-германская война 1870–1871 гг.[121]
  • Период V. От введения нарезного оружия до настоящего времени

    Глава I. Влияние нарезного оружия. Крымская война. Итальянская война 1859 г.[107]

    Нарезное оружие и значение его, в смысле большей вероятности попадания, были уже известны в XVII столетии; но так как в то время ружья заряжались с дула, то приходилось втискивать пулю в ствол с большой силой, чтобы она заполнила нарезы и получила, таким образом, при выстреле вращательное движение. Вследствие этого заряжание требовало много времени, и нарезное оружие не нашло применения в войсках.

    Заряжание ружей с казны было также давно известно (с 1540 г.), но техническое производство в то время было еще так мало развито, что никак не удавалось приготовить хорошего образца подобного рода ружья, и в обращении продолжали оставаться винтовки, заряжаемые с дула. Как мы видели, они получили в американских революционных войнах более широкое применение, особенно в руках стрелков, и по образцу последних были заведены в большинстве армий особенные части легкой пехоты, вооруженные винтовками.

    Между тем новое открытие дало толчок этому делу. В 1823 г. 34-го английского полка капитан Нортон изобрел цилиндро-коническую пулю, но это изобретение так и заглохло до 1853 г., когда придуманная на тех же основаниях французским капитаном Минье пуля была принята в европейских армиях. Пуля эта, расширявшаяся при выстреле и таким образом заполнявшая нарезы, уничтожила трудность заряжания и дала пехоте возможность иметь оружие, обладавшее дальностью и меткостью.

    Это был второй тяжелый удар, нанесенный коннице со времени изобретения пороха. Первым была увеличившаяся в огнестрельном оружии сила удара, вызвавшая уничтожение предохранительного снаряжения и возрождение пехоты как рода оружия в бою. Новый же удар должен был повлечь за собой еще более важные изменения в отношениях конницы и пехоты, так как вероятность попадания увеличилась значительно, а дальность — в 3 раза. Заряжание с казны увеличило вчетверо скорость стрельбы, так что теперь атакующая конница должна была ожидать, по крайней мере, 10 залпов, между тем как во времена Фридриха и Наполеона пехоте по большей части не приходилось давать более 1 залпа.

    Нельзя отвергать, что эти новые изобретения имели весьма важное влияние на тактику конницы и ее применение, и, кажется, вполне будет уместно упомянуть о тех изменениях, которые должны были быть сделаны в организации, вооружении и употреблении конницы, чтобы бороться со вновь появившимися препятствиями.

    Прежде всего мы рассмотрим то влияние, которое оказало нарезное и заряжаемое с казны оружие в войнах, последовавших за его изобретением, а затем на основании этого выскажем наши взгляды на современные требования по отношению к вооружению и к применению конницы.

    Первая война, в которой были употреблены пули Минье, произошла между Россией и западноевропейскими союзными державами в Крыму в 1854 г. Операции этой войны состояли почти исключительно в продолжительной осаде и, следовательно, дали коннице мало случаев испробовать свои силы против пехоты.

    В сражении при Альме союзники имели не более 1000 всадников; совершенно понятно, что они не только не могли бороться с многочисленной русской конницей, но и не появились на поле сражения. Даже после окончания битвы английский главнокомандующий не решился пустить конницу для преследования, так как опасался, что она будет уничтожена русской конницей и артиллерией.

    В операциях, предшествовавших сражению при Альме и непосредственно за ним следовавших, например при фланговом марше к Балаклаве, конница обеих сторон дала очень слабые доказательства своего умения нести сторожевую и разведывательную службу. Сорок лет мира создали в армии совершенно новое поколение, умевшее прекрасно маневрировать, но без всякой боевой опасности.

    Разведывательная служба исполнялась так плохо с обеих сторон, что англо-французская армия при марше на Балаклаву, выйдя на дорогу из Севастополя в Бахчисарай, внезапно и совершенно неожиданно для обеих сторон наткнулась на хвост русской армии, переходившей шоссе. Лорд Раглан был страшно поражен и чуть не попался в плен; русские, не менее пораженные, поспешили уйти. Английская конница лорда Лукана попала не на ту дорогу, на которую следовала, и пошла по ней, строго придерживаясь правил, указанных в уставе, в строю, обозначенном для авангарда, оставляя без всякого внимания соседние дороги и вокруг лежащую местность. Таким образом, две неприятельские армии двигались наперерез друг другу, так что даже сошлись на одном пункте, не угадав взаимных намерений и даже без столкновения между конницами. Этот факт указывает на полнейшее незнакомство кавалерийских офицеров обеих армий с одной из важнейших отраслей их службы.

    От этого флангового марша до сражения при Балаклаве 25 октября 1854 г. действия конницы не заслуживают упоминания; здесь же на долю конницы выпала львиная доля. Сражение это было вызвано желанием генерала Липранди выбить союзников из Балаклавы, служившей базой англичанам.

    Аванпостная служба продолжала выполняться в союзной армии очень неудовлетворительно и состояла почти исключительно в вопросах и ответах: Стой! Кто идет? — Рунд. Какой? — Поверочный. — Поверочный рунд может пройти. На посту ничего нового. Кинглэн говорит совершенно верно: Когда эти слова повторяются людьми несколько тысяч раз, то они производят такое же усыпляющее действие, как монотонные удары волн о берег. Человеческий дух может быть легко убит формулой, но никак не оживлен.

    Результатом такой службы было то, что аванпосты англичан получили уведомление о приближении неприятеля от дежурного штаб-офицера, между тем как должно было быть как раз наоборот. Таким образом, русские подошли внезапно к линии передовых редутов, взяли их штурмом один за другим и, частью перебив, частью захватив в плен занимавших их турок, двинулись дальше на Балаклаву. Многочисленная конница в числе нескольких тысяч коней прикрывала это движение; четыре эскадрона ее, высланные к Кадыкию, встретили здесь 93-й шотландский полк, который в развернутом строю дал по ним залп, после чего русские всадники отошли. Об этом деле было много говорено: английские писатели старались выставить его важной победой пехоты над конницей, но на деле это совсем не так. Один известный английский кавалерийский офицер, присутствовавший при этом, говорит, что русские эскадроны совсем не собирались атаковать, а просто производили демонстрацию с целью побудить противника развернуть свои силы; поэтому когда 93-й полк показался на холме, то они, считая свое дело выполненным, повернули назад. Сэр Колин Кэмпбел, командир 93-го полка, опытный офицер, очень хорошо понимал, чего добиваются русские, и сообразно с этим принял свои меры; он же вполне признал искусство, выказанное командиром русской демонстрировавшей части, потому что сказал своему адъютанту: Шедуэль, этот офицер понимает свое дело.

    Вскоре после того следовавший с частью английской тяжелой кавалерийской бригады к южной долине генерал Скерлет вдруг увидал у себя на фланге значительную массу русской конницы, которая, по-видимому, шла в его направлении, но, заметив его, приостановилась. Не медля ни минуты, Скерлет заехал во фронт и бросился прямо на центр русских. Атака эта на стоявшего на месте врага удалась вполне, тем более что русские поддержки стояли так близко от первой линии, что утратили совершенно значение резерва; Скерлет же был поддержан другими эскадронами своей бригады, атаковавшими неприятеля во фланг. Результатом столкновения было то, что русские вынуждены были начать отступление, которое и было произведено ими без преследования со стороны англичан. Поведение лорда Кардигана, остававшегося со своей легкой бригадой праздным зрителем боя, вместо того чтобы атаковать русских во фланг, должно быть признано, безусловно, ошибочным и доказывает, насколько продолжительная мирная служба вызывает рутину.

    Час или два после только что описанного дела произошла знаменитая атака шестисот. Она была предпринята вследствие неверно понятого приказания, и лорд Кардиган прошел 3000 шагов под гору, все время под убийственным артиллерийским и пехотным перекрестным огнем. Самая атака была ведена в высшей степени блестящим образом и доказала высокую храбрость всех участников, но все было напрасно: пушечный и ружейный огонь уничтожил почти всю бригаду, из которой вернулись всего 195 человек. Дело это не представляет ничего поучительного для кавалерийского офицера и заслуживает упоминания только по тому беззаветному мужеству, с которым всадники эти пошли на верную смерть.[108]

    Для прикрытия их отступления генерал д'Аллонвиль атаковал с только что прибывшим на поле битвы 4-м африканским конно-егерским полком русскую артиллерию, стоявшую на Федюхиных высотах. Атака была произведена разомкнутая, en f ourrageurs, и вынудила несколько русских батарей сняться с позиции; выполнена она была смело, искусно и своевременно.

    Говорят, что потери, понесенные легкой английской бригадой, были причинены ей преимущественно штуцерниками, засевшими на окаймляющих северную долину холмах. В том же деле появились в первый раз в европейских войнах револьверы оружие, имеющее страшное действие. Многие английские офицеры были вооружены ими и воспользовались при атаке шестисот, особенно во время беспорядочно произведенного отступления. Под ныне умершим полковником Дженнинсом, 13-го гусарского полка, бывшего в то время ротмистром того же полка, была тяжело ранена лошадь и с трудом подвигалась вперед, когда на него бросилось трое русских: офицер и два солдата. Дженнинс вынул револьвер и угрозой выстрела удерживал преследователей на некотором расстоянии от себя. Наконец, офицер бросился на него с поднятой саблей; Дженнинс выстрелом уложил его на месте; тогда оба солдата прекратили преследование, и он добрался благополучно до своих. Было и еще несколько подобных случаев в эту войну.

    В сражении при Баш-Кадыкларе 19 ноября 1853 г. на азиатском театре войны между князем Бебутовым и Рейс-Ахметом-пашой была произведена блистательная атака драгунами и линейными казаками на правый фланг турок. Атака увенчалась полным успехом: турецкие каре были прорваны, правое крыло и центр опрокинуты, 20 орудий захвачено и решена победа. Между тем на правом русском фланге князь Чавчавадзе с 3 дивизионами Нижегородских драгун, сотней конной милиции и 4 орудиями удерживал во время всего боя 5000 башибузуков и курдов, затем опрокинул турецкий конный полк, поддержанный 8 батальонами и 8 орудиями, и прогнал все эти войска с поля сражения, отняв у них 2 орудия. При Курюк-Дара 24 июля 1854 г. генерал-майор граф Нирод и полковник Куколевский атаковали с Тверским драгунским полком турецкую батарею под сильным артиллерийским и ружейным огнем; опрокинув неприятельских всадников, они захватили батарею и увезли 4 орудия с собой. Вслед затем вышеупомянутый князь Чавчавадзе с нижегородскими драгунами прорвал несколько турецких каре и уничтожил один батальон: впрочем, полк понес при этом большие потери; выбыло из строя: офицеров 23 (из 33) и половину нижних чинов. Несмотря на это, нижегородцы произвели еще атаку, причем отняли назад 2 взятых турками орудия и захватили еще 4 турецких.[109]

    Во время войны Великобритании с Персией в 1857 г. была произведена блестящая атака 3-м бомбейским легким конным полком против сомкнутого и вполне готового к отпору персидского каре в 500 человек. Полковой адъютант Мур вскочил первым в каре; он повесил саблю на темляке на руку, взял поводья в обе руки и толкнул лошадь на штыки; лошадь была убита, но каре прорвано и уничтожено, а сам Мур даже не ранен.

    В итальянской кампании 1859 г. конница не могла играть выдающейся роли преимущественно вследствие условий местности, покрытой виноградниками и деревьями и перерезанной канавами. При Мадженте было несколько кавалерийских атак,[110] но все слабыми частями. Также и при Сольферино было произведено несколько таковых около Медоле как австрийцами, так и французами; они происходили исключительно между конными частями и с колеблющимся успехом по мере того, как та или другая сторона вводила в дело резервы; конечный успех остался все-таки за французами. В одной из этих атак генерал Дево взял в плен 600 человек австрийской пехоты, а африканские конные егеря прорвали не успевшие еще окончательно построиться каре.

    Вообще же можно сказать, что конница за все время похода ничего важного не сделала. Казалось, что обе стороны опасались бросать ее большими массами на противника и, по всей вероятности, причиной нежелания пускать конницу в атаку на пехоту было меткое и далеко несущее нарезное оружие.

    При Монтебелло командир пьемонтского Монферратского полка полковник Морелли атаковал с 22 уланами австрийское каре и прорвал его, но потерял 11 человек убитыми; все прочие были ранены. Затем Морелли, хотя и смертельно раненый, атаковал еще три раза.

    Убийственное действие нарезного оружия породило среди конницы некоторого рода панику, и многие известные военные люди выражали мнение, что деятельность ее отныне должна значительно сузиться. Даже мнение, что дни конницы сочтены и что она должна быть если не совершено уничтожена, то значительно сокращена, встретило много сторонников и очень мало противников.

    От читателя, который внимательно следил за нами, не могло ускользнуть, как идеи возникают и затем легко доводятся до крайности и как в различные эпохи мнение склонялось то в пользу пехоты, то в пользу конницы, доходя в обоих случаях до крайностей.

    В разбираемом периоде все поднялось против конницы, и можно было подумать, что и здесь дело будет слепо доведено до крайних увлечений. Но как в то время, когда рыцарство испытало впервые силу возрождающейся пехоты в лице швейцарских пикинеров и английских лучников, и позднее, когда коннице был нанесен удар применением огнестрельного оружия, кастовые предрассудки и esprit de corps рыцарей долгое время высоко держали знамя рыцарства, так и теперь те же чувства пробудились в коннице, противостали сторонникам мнения, что конница не нужна и что ее надо уничтожить. Гордость конницы своей службой, ее славный дух восстали против новых воззрений, утверждая, что если и произошли некоторые изменения в пользовании конницей, то все же время ее не прошло и перед ней лежит широкое поле деятельности.

    Конечно, нельзя не согласиться с тем, что рамки деятельности ее на поле битвы сузились, что случаев для производства решающих атак стало меньше, что потери при таких атаках возросли до чрезвычайности. Эти обстоятельства неминуемо должны были вызвать различные перемены в конницах всех европейских государств.

    В России уже в 1856 г., сейчас же по окончании Крымской кампании, были произведены важные изменения: армейские кирасиры упразднены, число драгунских полков уменьшено и вместо них сформировано 14 новых, более легких полков. Отмена кирас была, вероятно, вызвана силой удара пули Минье, делавшей это вооружение совершенно бесполезным.

    В Австрии после 1859 г. конница была значительно уменьшена в числе. Она состояла в то время из 8 кирасирских, 8 драгунских, 12 уланских и 12 гусарских полков; каждый тяжелый полк имел по 6, легкий по 8 эскадронов, за исключением 6-го и 11-го уланских, в которых было по 4 эскадрона. Кроме того, было 2 полка гусар из охотников по 4 эскадрона. Следовательно, всего было 96 эскадронов тяжелой и 192 эскадрона легкой конницы. В марте 1860 г. конница получила новую организацию, по которой она была сокращена на 2 полка, а именно из 8 драгунских полков 1-й, 2-й, 3-й и 6-й обращены в кирасирские, 5-й и 7-й остались драгунскими, остальные два — 4-й и 8-й — расформированы. Легкая кавалерия сокращена до 24 эскадронов.[111] По словам генерала Ренера, у кирасир, хотя и сохранивших это название, была упразднена кираса.

    В Пруссии, напротив того, конница, заключавшая в себе до итальянской войны 80 эскадронов тяжелой и 72 эскадрона легкой конницы, была доведена до 100 эскадронов в каждой. Сделано это было, чтобы несколько вознаградить уменьшение конницы по военному составу, происшедшее вследствие исключения ландверной конницы из войск первой линии и сохранения ее только в виде резерва.

    Глава II. Американская междоусобная война 1861–1865 гг.[112]

    Около этого времени, еще ранее, чем нарезное оружие успело выдержать окончательное испытание, в Соединенных Штатах Северной Америки вспыхнула междоусобная война вследствие стремления южных штатов (желавших сохранить невольников) отложиться от северных и западных и образовать самостоятельное государство. В войне этой, веденной обеими сторонами с необыкновенным упорством и продолжавшейся четыре года, участвовали такие огромные массы войск, какие до тех пор ни разу не появлялись в войнах между цивилизованными государствами.

    Подробности войны очень интересны и поучительны, так как и обстоятельства, ее вызвавшие, и способ ее ведения представляют много своеобразного.

    С 1812 по 1861 г. Соединенные Штаты вели очень мало войн, между которыми самыми важными, хотя сами по себе очень незначительными, были мексиканские; все же прочие были просто пограничными столкновениями с индейцами. Вследствие этого постоянное войско было очень малочисленно и народ не был знаком с правилами и необходимыми традициями, которые свойственны регулярной армии. Но, с другой стороны, борьба, которую все народонаселение в течение одного-двух поколений должно было вести с дикой природой, зверями, индейцами и авантюристами, не могла не иметь влияния на выработку его характера.

    В пограничных участках винтовка была такой же необходимостью, как и топор. Почти все умели стрелять, а многие достигали замечательного искусства в стрельбе. Уже в войне за независимость колоний английские войска испытали на себе необыкновенную меткость стрельбы американцев. С другой стороны, во время войны 1812 г. канадские добровольцы, выросшие при тех же условиях, как и американцы, но вследствие более сурового климата еще более закаленные и выносливые, сильно помогли английским регулярным войскам, и эти последние смело шли против американских армий, нанося им поражения.

    Одним из замечательнейших примеров способности канадской милиции к подобного рода действиям может служить бой при Шатогэ в 1813 г.: около 400 канадцев, вооруженных винтовками и топорами, преградили здесь дорогу американской армии генерала Гэмптона в 7000 человек. Одинаково искусные во владении топорами, как и винтовками, канадцы живо устраивали с помощью первых засеки, задерживая, таким образом, американцев на каждом шагу, и встречали противника смертоносным огнем из винтовок с фронта и флангов. Окруженные со всех сторон лесом, будучи не в силах преодолеть преграду из сваленных исполинских деревьев, американцы не выдержали направленного против них огня и поспешно отступили, преследуемые канадцами. Каждое вторжение в Канаду встречало подобное же мужественное и решительное сопротивление, и к концу войны американцы не владели ни одним дюймом канадской земли, между тем как британские войска занимали почти весь штат Мичиган.

    Из опыта как этой войны, так и постоянных столкновений с индейцами, американцы вынесли очень высокое мнение об огнестрельном оружии. Вследствие этого явилась в 1812 г. мысль о конных стрелках, и действительно из жителей Кентукки был сформирован один полк таковых, вооруженный винтовками и пистолетами. Единственной победой, одержанной в этой войне американцами, они обязаны именно этому полку — в сражении при Моравиан Тоун в Западной Канаде 5 октября 1813 г. полковник Джонсон, командовавший Кентуккским полком, атаковал британскую пехоту, прорвал ее и захватил пленных; затем он повернул влево и бросился на сильный отряд индейцев, засевших в молодой роще; оказалось, однако, что почва была топкая, и лошади начали вязнуть. Тогда он приказал своим людям спешиться и атаковать в пешем строю; предводитель индейцев Текумсе был скоро убит и его храбрецы обращены в бегство. Это разительный пример удачного действия части, одинаково способной как к конному, так и к пешему бою.

    Также и револьвер Кольта, который, по нашему мнению, будет играть важную роль в кавалерийских боях, был изобретен в Америке уже в 1838 г., и полковник Кольт попытался ввести его в употребление в войсках во время войны с семинолами во Флориде. Однако одно военное учреждение, которому поручено было представить отчет, высказалось против введения его, и поэтому большая часть этих револьверов была продана за очень низкую цену техасцам, которые в это время вели войну с команчами. Здесь револьверы получили большую славу, и поэтому во время скоро затем последовавшей мексиканской войны все старались добыть таковые и платили за них очень дорого. Ими очень удачно воспользовался в рукопашном бою состоявший в этой войне при американской армии Техасский полк конных стрелков; при каждом столкновении револьвер оказывал им большую услугу, и тогда со всех сторон раздались голоса, требовавшие введения его вновь в употребление. Так и было сделано, и скоро почти все обитатели пограничных штатов были вооружены револьверами и отлично научились из них стрелять. Отсутствие законности и порядка в новых поселениях, где каждый человек должен был сам защищать свою жизнь, сделало употребление револьвера или ножа всеобщим. Подобные условия жизни, требующие самостоятельности характера, и нужды новой страны, требующие изобретения и применения всяких средств для преодоления преград, на каждом шагу вызывали постоянное напряжение мыслительных способностей и имели результатом быстрое развитие американского народа. Отсюда явилось несомненное расположение к изобретениям на всех поприщах и выработался характер, подобного которому по изобретательности, самонадеянности и самомнению на свете не существует. Изобретательность прирожденных янки поистине изумительна.

    Таково было население, его оружие и отношение к нему, когда началась война, в которой постоянное войско очень скоро расплылось и исчезло среди массы охотников, собравшихся под знаменами обеих партий. Интересно проследить весь ход войны и посмотреть, как практичность и отсутствие всяких предвзятых мыслей и рутины выработали тактику, совершенно новую, своеобразную, но подходившую к местным условиям.

    Воспитание и обычаи народа имели большое влияние на исход войны, и сообразно с ними очень скоро проявилась значительная разница между войсками, набиравшимися в той или другой части страны.

    Обитатели северо-восточных штатов были преимущественно фабрикантами, и потому войска их состояли большей частью из рабочих. Жители южных штатов, напротив того, занимались преимущественно земледелием и были привычны к обращению с оружием. Наконец, северо-западные штаты поставляли солдат из закаленных пограничных фермеров.

    Если южные штаты и имели в своих частях лучший материал, то вместе с тем у них его было гораздо меньше. На восточном театре войны, т. е. в Виргинии, где южане имели против себя армии, комплектовавшиеся из жителей больших городов, превосходство первых обнаружилось очень скоро и продолжало выказываться во все время войны. Напротив, на западном театре войны федералисты находились в более выгодном положении; сторонники севера были в долине Миссисипи гораздо многочисленнее южан и нисколько не уступали им в военных качествах; поэтому превосходство сил дало им возможность именно здесь одержать первый успех (взятие форта Донельсон). С этого времени удача все более и более склонялась на сторону федералистов, которые шаг за шагом завоевали всю эту часть конфедерации, несмотря на упорное сопротивление южан, горячо отстаивавших каждую пядь земли.

    К началу войны обе стороны были еще совершенно неподготовлены; им пришлось прежде, чем начать военные действия, набрать, организовать, вооружить и обучить свои войска. Понятно, что при этих условиях конница сначала не могла быть очень многочисленной. В первой большой битве, при Булль-Ране 21 июля 1861 г., 40-тысячная федеральная армия имела всего 7 рот конницы, т. е. один полк слабого состава; конница южан также не была многочисленнее. Американцы при формировании армии придерживались существовавших в то время взглядов, по которым кавалерия считалась бесполезной и неприменимой при новом оружии; но скоро практичный американский народ понял свою ошибку, и численность конницы стала быстро возрастать в течение всей войны, так что в последнем ее периоде северные штаты имели не менее 80 000 всадников — почти исключительно конных стрелков.

    Военные действия в Виргинии сразу показали более знания и искусства со стороны предводителей, чем на Миссисипи; там были: Ли, Джонстон, Stonewall (Каменная стена) Джексон и их офицеры, способные и понимавшие военное дело. Напротив, на западном театре войны военные действия носили первые два года преимущественно партизанский характер, и тут-то конные стрелки заслужили себе славу.

    Генерал-майор Джон Морган, кентуккиец родом — человек, совершенно незнакомый с военным делом, — первый понял значение отряда конных стрелков и направил конницу на новый путь, на котором и она могла воспользоваться улучшениями в огнестрельном оружии.

    Средневековые рыцари после того, как первое впечатление, произведенное изобретением пороха, прошло, сами переняли новое оружие и, кроме того, увеличили прочность предохранительного вооружения, чем еще надолго поддержали свое превосходство над пехотой. Та же мысль пришла и Моргану, и он понял, что дальнобойная винтовка даст драгунам или конным стрелкам такие преимущества, каких они никогда не получат от менее метких карабинов, дававших притом возможность действовать только на незначительные расстояния. Сообразно с этим он организовал конную часть, способную к быстрым передвижениям и обученную вести как конный, так и пеший бой.

    Была еще другая причина введения конных стрелков, которая представляется очень своеобразной европейскому читателю, и особенно кавалерийскому офицеру. Для этого последнего — и все европейские военные писатели поддерживают кавалериста в этой уверенности — нет сомнения, что сабля в различных своих видах и наименованиях есть самое действенное оружие для всадника. Поэтому и моральное впечатление, производимое конницей, атакующей с холодным оружием в руках, очень значительно во всех европейских армиях, и для них не существует более твердого убеждения, как то, что конница, полагающаяся на стрельбу, будет неминуемо опрокинута. В Америке распространен как раз противоположный взгляд. Там все питают полное презрение к холодному оружию; привычка всех граждан иметь при себе револьвер, и искусство, с которым они стреляют из винтовок, которые также имеются почти у всех, заставляют их решительно предпочитать огнестрельное оружие. В войсках южных штатов господствовало полное неуважение к холодному оружию, доходившее до того, что ничто на свете не могло их заставить отступить перед всадниками, атакующими холодным оружием, хотя у северян конница, и особенно регулярная ее часть, еще по старой традиции действовала саблей.

    Один выдающийся генерал (южанин) сообщал автору книги, что видел цепи стрелков и развернутые линии пехоты, атакованные конницей северян, и, как только люди замечали приближение ее, между ними начинался такой разговор: Смотри, ребята! Вон скачут эти дураки опять со своими саблями; покажем им! При этом они удивлялись и смеялись, как будто употребление сабли было величайшей глупостью.

    Автор слышал то же мнение от офицеров генерала Моргана. Вспоминая о столкновениях с федералистами, они говорили: Они атаковали нас саблями, и когда мы это видели, то вперед знали, что победа за нами, и было просто смешно с их стороны думать, что они могут нам нанести какой-либо вред своими саблями.

    Это чувство было так сильно распространено по всему западу уже в самом начале войны, что наскоро собранная конница южных штатов, вооруженная отчасти обыкновенным охотничьими двустволками, заряжаемыми дробью, при атаке карьером давала при приближении к противнику залп из обоих стволов и затем действовала в рукопашном бою прикладами[113]

    С таким материалом и при таких обстоятельствах Морган опять вызвал в жизнь двоеборцев-драгун и выполнил это с огромным успехом.

    Генерал Дюк говорит в своей истории о коннице Моргана: Что бы ни говорили о генерале Моргане, во всяком случае от него нельзя отнять той заслуги, что он открыл совершенно до него неизвестное применение конницы или, вернее, конной пехоты. Тогда как другие кавалерийские офицеры слепо придерживались образцов, данных в прежних войнах или в школьных системах, хотя бы они совершенно не подходили к требованиям времени и образу ведения войны, Морган нашел и усовершенствовал не только новую тактику, новый образ действия, но и стратегию, столь же новую, сколь и действенную. Будучи совершенно незнакомым с военным искусством, как оно преподается в книгах и академиях, он ни в чем не является подражателем, всему научился сам, и успехи его были не менее поразительны, чем его гений.

    Сам создатель и организатор своего маленького войска, которое никогда не превышало 4000 человек, он вывел из строя убитыми и ранеными почти такое же число врагов и взял более 15 000 пленных. Изобретатель дальних поисков, или рейдов, которые столь резко отличаются от бесцельного мотания конницы, он достигал с горстью людей результатов, которые иначе потребовали бы целых армий, дорогих приготовлений и продолжительных войн.

    Люди Моргана были сначала вооружены совершенно невозможным образом; но во время войны он взял такое множество оружия у неприятеля, что мог дать всем своим людям винтовки и револьверы. Вначале часть людей имела винтовки, другая — гладкие ружья, кто — сабли, кто — револьверы, но впоследствии все получили винтовки или карабины и револьверы; с тех пор сабля употреблялась очень редко, чтобы не сказать никогда.

    Отряд Моргана был обучен по тактике для конницы Мори, к которой Морган прибавил много эволюции для полков и бригад. Строй рот, подразделение, спешивание, развертывание в сторону фронта, флангов или тыла — все это было такое же, как и в регулярной коннице; отряд был вполне обучен всему, что касалось перестроения из развернутого строя в колонны и обратно, движения по различным направлениям, правильного действия поддержек и резервов и т. п.

    Описание образа действий Моргана генералом Дюком, наверное, заинтересует каждого читателя.

    Пусть читатель представит себе прежде всего развернутый одношереножный строй одного полка; фланговые роты — рассыпаны иногда фланкерами верхом, иногда стрелками пешком и притом так, что закрывают фронт всего полка; остальные люди спешены (коноводами были по одному человеку в каждом отделении из четырех человек и капралы) и развернуты в одну линию на интервалах в 6 футов между стрелками; затем эта линия продвигается вперед широким шагом, чаще — почти бегом — вот образ действий Моргана.

    Те же самые эволюции производились и в конном, и в пешем строю; но последний способ действий употреблялся чаще — мы были скорее конными стрелками, чем конницей. Небольшая часть людей оставалась на конях в виде резерва, чтобы действовать на флангах, прикрыть отступление или преследовать; вообще люди редко сражались верхом, кроме как во время рейдов. Правда, все люди были отличными ездоками, с детства привычными ездить на самых диких лошадях, но условия местности, где нам приходилось действовать (густые леса, высокие заборы и недостаток времени для выездки лошадей), делали маневрирование большими конными частями очень затруднительным. Конечно, было легко произвести атаку по дороге в колонне по четыре, но очень трудно было атаковать по открытому месту, в развернутом строю и при этом сохранить еще подобие строя[114] Кроме того, мы почти никогда не действовали саблей, а огнестрельное оружие значительной длины не очень удобно для конных эволюции. Наконец, мы находили бой пешком более действенным; мы могли с большей легкостью маневрировать и наносить противнику большие потери, не подвергая себя таковым. Длинную гибкую линию, применявшуюся ко всякой местности, было очень трудно прорвать; если она была оттеснена на одном пункте, то отовсюду направлялся сильный огонь на этот пункт. Кроме того, она была очень удобна для маневрирования, могла быть свободно передвигаема в стороны и позволяла простым поворотом и быстрым движением собрать людей, куда было нужно.

    Следует заметить, что Морган очень редко сражался вместе со всей армией; поэтому его отряд должен был быть совершенно самостоятельным. Если он терпел неудачу, то не мог укрыться за пехоту и там оправиться. Он должен был сражаться против пехоты, конницы, артиллерии; брать города, в которых каждый дом был крепостью; атаковать укрепления без всякой поддержки. Поэтому он был вынужден держаться такого образа действий, который давал ему возможность совершить многое в короткое время и постоянно, как при успехе, так и при неудаче, иметь людей в руках. На расстоянии 400–500 (английских) миль от всякой поддержки волей-неволей приходится рассчитывать только на себя.

    Как офицеры, так и люди предпочитали среднюю винтовку Энфильда, но вначале люди были вооружены тем, что они могли найти. Поэтому одна рота имела длинные, другая — короткие, третья — средние винтовки Энфильда, четвертая — винтовки Миссисипи, пятая — охотничьи ружья, шестая — карабины Энфильда. Кроме того, почти каждый человек имел револьвер, иные — по два; впоследствии, когда было захвачено достаточное число их, все получили по два. Наиболее предпочитаемым был револьвер Кольта.

    Морган имел еще 2 горные гаубицы, которые возились двумя лошадьми каждая и проходили почти по всякой местности. Эти орудия оказывали неоднократно существенные услуги и были страшно любимы людьми, которые называли их bullpups (буйволятами, телятами буйвола) и приветствовали всякое их появление в бою радостными криками.

    Рассмотрев вооружение и образ действия Моргана, перейдем теперь к описанию его деятельности.

    Морган, как говорят, был изобретателем дальних поисков или рейдов. По всей вероятности, мысль эта родилась у него в голове совершенно самостоятельно, так как вряд ли он слышал о действиях Чернышева, Теттенборна и вообще партизан в тылу французской армии в 1813 г. Вместе с тем его рейды по своим основаниям были вполне схожи с действиями Чернышева в 1813 г. и Дембинского в 1831 г. с той только разницей, что у Моргана не было пехоты и всего только два орудия.

    Первый его рейд был произведен в 1862 г. в Кентукки. Он вышел 4 июля из Ноксвилля (в Теннесси) и двинулся через Спарту и Гласгов, между которыми переправился через реку Кумберлэнд, на Лебанон, где захватил значительные магазины с запасами разного рода. Оттуда Морган пошел через Спрингфильд и Мэквилль на Харродсбург, Лауренсбург и Мидуэ — железнодорожная станция между Франкфуртом и Лексингтоном. Последнее место было главным опорным пунктом федералистов, и как там, так и во Франкфурте находились сильные отряды, значительно превосходившие отряд Моргана. Тем не менее ему удалось искусными маршами, удачной высылкой отрядов и одновременной угрозой нескольким пунктам смутить федералистов и вселить в них сомнение насчет пункта, где они должны ожидать главного удара. Необыкновенная подвижность высылаемых им летучих колонн делала собирание сведений об их силах и намерениях крайне затруднительным. Способность войск Моргана к большим переходам видна из того, что ко времени приближения к Мидуэ они сделали за 8 дней несколько более 300 английских (или 75 немецких) миль и, несмотря на это, были совершенно свежи и бодры.

    Прибыв в Мидуэ и имея, таким образом, превосходные силы на обоих флангах, Морган прибег к содействию телеграфа, для действия которым находился в его штабе необыкновенно искусный в этом деле канадец Эльсфорс. Заставив телеграф действовать в обе стороны, он соединил между собой обоих федералистских генералов, перехватывал их приказания, посылал депеши, вследствие которых войска северян были разосланы по различным, совершенно ложным направлениям.

    Успех этого рейда, который был доведен до Цитияны, на железной дороге Лексингтон — Цинциннати, был чрезвычайный: о достигнутых при этом результатах говорится в донесении Моргана следующее:

    Я выступил из Ноксвилля 4-го сего месяца с почти 900 человек и вернулся в Ливингстон 28-го с 1200 человек, пробыв, таким образом, в отсутствии 24 дня. За это время я сделал более 1000 миль, взял 17 городов и уничтожил все имевшиеся там правительственные запасы и оружие, рассеял около 1500 человек местной милиции (home-guards) и отпустил на слово около 1200 человек регулярных войск. Моя потеря убитыми, ранеными и пропавшими без вести простирается до 90 человек.

    При втором рейде в августе 1862 г. Морган захватил железную дорогу Луисвилль — Ношвиль у Галлатина, в тылу армии Буэля и тем вынудил этого последнего, отрезанного, таким образом, от базы, отступить к Луисвиллю.

    В происшедшем вскоре за взятием Галлатина бое у Гартсвилля часть отряда Моргана столкнулась с федеральной конницей, бросившейся на нее с саблями в руках. Об этой стычке Дюк говорит: Изгородь, шедшая с восточной стороны луга, была разрушена; около 300 человек ворвались в него и бросились наискось с обнаженными саблями на линию лошадей. Между тем роты В, С, Е и F[115] спешились и стали на колени за низким забором по ту сторону дороги; подпустив неприятеля на 30 ярдов (около 36 шагов), они дали залп, действие которого было убийственно. Тут можно было видеть силу огня этой длинной линии, которую так легко было прорвать. Каждый стрелок стоял свободно и мог выбрать, в кого целиться; поэтому, как только дым рассеялся, было видно, что две трети людей и лошадей лежали на земле. Конница этим залпом была отброшена и поспешила пробраться через то узкое отверстие в заборе, через которое вошла; наши люди поспешили за ней и дали второй залп, совершенно ее рассеявший. Тем не менее они еще попытались атаковать, но были опять отброшены. Затем остававшиеся на конях люди бросились преследовать отступавшего неприятеля и продолжали это на три мили, пока Джонсон не собрал своих людей и не спешил их на крепкой позиции за холмом. Преследовавшие, не долго думая, также спешились под прикрытием холма и взяли эту позицию штурмом.

    Действовавшие здесь федеральные войска были отборные; конница была собрана наилучшая и поручена генералу Джонсону, который считался лучшим и храбрейшим кавалерийским офицером и был специально выбран для уничтожения отряда Моргана. Тем не менее Джонсон, который — напоминаем это вторично и просим никак не забывать — рассчитывал исключительно на холодное оружие, был наголову разбит и взят в плен с большей частью своих лошадей. Генерал Дюк вполне признает безупречную храбрость как офицеров, так и людей федеральной конницы и, рассказав об их атаке холодным оружием, прибавляет, что генерал Джонсон был выдающимся офицером, но, как кажется, совершенно не оценил нового рода конницы.

    Это презрение к холодному оружию есть нечто совершенно своеобразное. Мы можем найти в истории конницы много примеров, где она действовала преимущественно огнестрельным оружием, но нет примера в военной истории, чтобы атака карьером с обнаженной саблей в руках не производила бы на противника сильного нравственного впечатления. Опыт американской междоусобной войны показывает совсем другое.

    В июле 1863 г. Морган произвел свой самый смелый и дальний рейд через Кентукки и Индиану, который, наверное, увенчался бы совершенным успехом, если бы не неожиданное поднятие воды в Огайо, уничтожившее все броды. Наделав много вреда в тылу противника, он был приперт, наконец, к реке и взят в плен с большей частью своего отряда. Во время этого рейда Морган двигался с необыкновенной быстротой; самый усиленный марш, когда-либо им сделанный, был произведен именно теперь, когда он прошел расстояние от Суммансвилля в Индиане до Вильямсбурга, к востоку от Цинциннати, т. е. около 90 английских (или 22 немецких) миль в 35 часов.

    Пример, данный Морганом, не остался без подражателей. Особенные услуги оказал в северовиргинской армии начальник кавалерии южан храбрый и лихой генерал Стюарт. Два раза он обходил вокруг всего расположения неприятеля, выступая с одного из своих флангов и возвращаясь на другой.

    Первый такой поиск, когда была обойдена кругом расположенная против Ричмонда армия Макклелана, был произведен в июне 1862 г. Эта была, собственно, большая рекогносцировка, имевшая, впрочем, и характер рейда, так как уничтожением магазинов с разного рода запасами был нанесен большой вред федеральной армии. В ней участвовали 2500 всадников при двух конных орудиях. Небольшой отряд этот вышел из Тэлорсвилла и пробил себе дорогу через неприятельские линии, опрокинув все части войск, пытавшиеся преградить ему путь. Затем Стюарт взял и уничтожил все транспортные суда на реке Памункей и много обозов с различными запасами, разрушил железную дорогу и, наконец, переправившись через Чикагомини, благополучно вернулся к своим. Цель рекогносцировки — определение расположения противника — была вполне достигнута. Исполнена она была частью по образцу усиленных рекогносцировок, частью — скрытно, причем все время, несмотря на принятые меры к скрытию движений и к избежанию столкновения с противником, шли в полной готовности к самой решительной атаке, если бы она потребовалась против преграждающего путь неприятеля. Полковник фон Боркэ говорит в своих Воспоминаниях, что во время этого рейда неприятельские коммуникационные линии были уничтожены, имущество сожжено на несколько миллионов, захвачены сотни пленных, лошадей и мулов и нагнан страх и ужас на всю федеральную армию.

    Добытые этим рейдом сведения были чрезвычайно важны и позволили генералу Ли составить план тех знаменитых операций, которые известны под именем семидневных боев и благодаря которому несколько дней спустя Stonewall Джексон атаковал с такой уверенностью и с таким успехом Макклелана с тыла и фланга.

    Несколько недель спустя, 22 августа 1862 г., Стюарт напал на тыл армии генерала Попа у станции Кетлетт железной дороги Оранж — Александрия. Сам Поп спасся при этом только благодаря той счастливой для него случайности, что он как раз в это время выехал из своей главной квартиры на рекогносцировку. Полковник Боркэ говорил о результатах этого дела: Мы перебили множество врагов; взяли 400 пленных, в том числе много офицеров, и более 500 лошадей; уничтожили несколько сот палаток, большие запасы и много повозок; захватили кассу с 500 000 долларов в документах и 20 000 золотом и, что всего важнее, весь обоз федерального главнокомандующего со всеми служебными и частными бумагами, которые открыли нам истинную численность армии, размещение различных корпусов и составленный план действий. На добытых таким путем сведениях генерал Ли построил свой план обхода неприятельской армии Джексоном, обхода, кончившегося второй битвой при Манассасе и полным поражением федералистов.

    В этой битве произошло несколько горячих кавалерийских схваток, показавших, что конница Стюарта обладала способностью не только к рейдам и рекогносцировкам, но и к атакам на поле сражения. Пехота федералистов находилась в полном отступлении и прикрывалась их конницей, когда против последней двинулся Стюарт с бригадой Робертсона. Второй Виргинский конный полк полковника Мунфорда шел несколько впереди других двух полков и немедленно бросился в атаку; первая линия федералистов была прорвана и опрокинута, но вторая их линия, в свою очередь, атаковала пришедших при преследовании в некоторое расстройство виргинцев и отбросила их с большим уроном. В эту критическую минуту подошли остальные два полка южан и с яростью бросились на неприятеля; удар этот решил дело: федералисты были окончательно опрокинуты, потеряв много убитых и раненых и несколько сот пленных и лошадей.

    9 октября 1862 г. Стюарт начал свой самый дальний рейд, веденный через Пенсильванию кругом всей армии северян. Он выступил с 1800 конями и 4 орудиями конной артиллерии, 10 октября переправился через Потомак и быстро двинулся через Мерчерсбург на Чемберсбург, куда прибыл с наступлением темноты. Все телеграфные проволоки были немедленно перерезаны; железная дорога и правительственные магазины разрушены и захвачено много лошадей. Положение Стюарта в Чемберсбурге было, однако, очень опасно: он находился в тылу федеральной армии, в неприятельской стране и в 90 милях от своих. При подобных обстоятельствах он счел опасным возвращаться по той же самой дороге, по которой пришел, и решил двинуться на восток, обойти федеральную армию и переправиться через Потомак несколько ниже ее расположения, в окрестностях Лисбурга.

    Были приняты всевозможные меры, чтобы ввести противника в заблуждение. Стюарт двинулся сначала по направлению на Геттисберг, до Катауна, затем повернул на юго-запад на Гагерстаун, потом скоро опять на восток к Эмметсбургу, пройдя который, пошел в южном направлении на Фредерик. Прежде чем дойти до последнего пункта, он повернул круто на восток и ночью прошел через Либерти, Ньюмаркет и Монровию, где перерезал телеграфные проволоки и разрушил железную дорогу в Балтимор. С рассветом он занял Гиаттстоун, на коммуникационной линии Макклелана с Вашингтоном, захватил несколько повозок и продолжал движение на Баркесвилль. Прибыв сюда, Стюарт достоверно узнал, что близ Пульсвилла стоит генерал Стонеман с 4–5 тысячами человек для наблюдения за бродами через Потомак. Чтобы обмануть противника, он двинулся сначала прямо на Пульсвилль, затем свернул вправо и, оставив этот пункт в 2–3 милях влево, вышел лесами на дорогу из Пульсвилля к Монокаси. Здесь он наткнулся на тянувшегося к Пульсвиллю противника. Это было первое серьезное столкновение в эту экспедицию, и в нем вполне выказалась польза конницы, умеющей вести пеший бой. Стюарт в своем донесении об этом деле говорит:

    Я немедленно приказал атаковать, что и было прекрасно выполнено головным эскадроном (Ирвинга) бригады Ли; он отбросил неприятельскую конницу назад на ее пехоту, которая наступала с целью захватить гребень высот, откуда была только что прогнана конница. С быстротой мысли всадники Ли спешиваются, начинают стрелковый бой с пехотой и задерживают ее, пока не подоспела артиллерия храброго Пельгами, которая окончательно отогнала неприятеля к его батареям по ту сторону Монокаси…

    Захваченный гребень высот был удержан, и им воспользовались для скрытия движения, которое предпринял Стюарт влево к Уайт-Форду, занятому 200 человек пехоты. Несмотря на сильную позицию, занятую ими в скалах, нескольких гранат и наступления спешенных людей было достаточно, чтобы сбить их, и переправа была совершена вброд, в порядке производства упражнения перехода через дефиле на учебном поле. Едва только последняя часть успела переправиться, как показался неприятель.

    Потери Стюарта были очень незначительны, особенно если принять во внимание важность добытых им сведений и произведенное нравственное впечатление. Расстояние между Чемберсбургом и Лисбургом, равное 90 английским (20 немецким) милям, было пройдено в 36 часов — один из самых быстрых переходов, известных в истории.

    Как важно для конницы умение вести пеший бой, ясно из описанного дела при Пульсвилле. Те же люди повели сначала конную атаку, которой сбросили неприятеля с высот, затем спешились и огнем своим задержали неприятельскую пехоту до прибытия артиллерии.

    В июне 1863 г, конный отряд Стюарта был силой в 12 000 коней при 24 орудиях, и 9-го числа этого месяца произошел бой у станции Брэнди — самое большее из кавалерийских дел этой войны, где со стороны южан участвовали 12 000, а со стороны северян -15 000 всадников.

    Битва эта имела совершенно своеобразный характер, так как обе стороны сражались преимущественно в пешем строю, хотя в то же время было произведено и несколько блестящих конных атак. Боевая линия тянулась почти на 3 мили, и огонь спешившихся стрелков был так силен, что трескотня ружей была, как в большом сражении. Во время боя две федеральные бригады генерала Перси Виндгама обошли Стюарта и неожиданно ударили в тыл его, чем почти решили участь боя. Однако подоспевшие два полка южан блестящей атакой опрокинули эти бригады и отбросили их, захватив батарею и много пленных. Сражение было решено лихой и успешной атакой бригад Уильяма Ли и Джонса на правый фланг северян. Федералисты вынуждены были отойти за Раппаганнок, остановив преследование противника многочисленными батареями, выставленными на другом его берегу.

    Стюарт был убит 11 мая 1864 г. в бою против генерала Шеридана, пытавшегося захватить Ричмонд внезапным нападением; с Стюартом было 1100, у Шеридана 8000 всадников.

    Стюарт был в высшей степени талантливый кавалерийский офицер, редкой энергии, блестящей храбрости и вместе с тем отличавшийся решительностью и способностью находить выход из самых затруднительных положений, чем он нередко спасал свой отряд в очень критические минуты. Его умение добывать сведения о противнике и его движениях было изумительно. Смерть его была тяжкой потерей для всей армии, но никто не чувствовал потери этой сильнее главнокомандующего Ли, который обязан был своими лучшими планами и наибольшими успехами сведениям, доставленным Стюартом. Это выказал ось вполне в очень скором времени в тех беспрестанных боях, которые разыгрались в том же 1864 г. между Уайльдернессом, Ганновер-Курт-Хаузом и Питерсбергом и при которых Ли было чрезвычайно трудно получить какие-либо сведения от своей конницы. Он посылал на разведки одного кавалерийского офицера за другим и однажды в очень критическую минуту воскликнул: О, если бы иметь генерала Стюарта хоть на час! Затем, обращаясь к штабу, продолжал: Я ничего не могу сделать, если не имею верных известий.

    Стюарт был, без сомнения, самым даровитым из кавалерийских офицеров этой войны, за исключением, пожалуй, генерала Форреста, который, будучи человеком без всякой военной подготовки и образования, обладал необыкновенной энергией, железной волей и особенной способностью к командованию.

    Форрест был ростом 6 футов и 1 1/2 Дюйма (1,87 метра), широкоплечий, здоровый, хорошо сложенный. Одним своим появлением, еще раньше, чем он успел чем-либо выказаться, он привлекал всеобщее внимание. При начале войны он получил полномочие на сформирование конного полка из охотников. И первое же его дело было совершенно необыкновенное, так как оно произошло между его полком и вооруженной 9 тяжелыми орудиями панцирной канонеркой, которая была послана в Кантон на реку Кумберленд, для уничтожения находившихся там запасов южан. Форрест, получив известие об этом, сделал ночной марш в 32 мили и прибыл к угрожаемому пункту ранее канонерки. Он немедленно спешил своих людей и рассыпал их вдоль по берегу за деревьями и пнями. Канонерка, прибыв, стала на якорь и открыла картечный огонь. Люди Форреста — отличные стрелки и расположенные за закрытиями, открыли такой меткий огонь в открытые люки, что канонерка вынуждена была немедленно закрыть таковые и уйти как можно дальше.

    В1862 г. во время операции у порта Донельсона, столь печально окончившейся для южан, Форрест был начальником всей конницы и выказал вполне свои способности к этой должности и своим поведением, отличавшим его от других начальников, привлек к себе всеобщее внимание. После отчаянной вылазки, во время которой Форрест обошел крайний правый фланг северян и оттеснил его на значительно расстояние, начальник южан решил сдаться. Это решение было встречено Форрестом с большим неудовольствием, и он выражал его столь настойчиво, что генерал Пиллоу разрешил ему сделать попытку пробиться, причем потребовал только, чтобы он начал действия немедленно, пока еще не начаты переговоры. Форрест сейчас же выступил и провел свой отряд вполне благополучно, все же прочие части положили на следующий день оружие. Это дело утвердило славу Форреста, которую он поддержал и всеми дальнейшими своими действиями, доказав свои способности отличного кавалерийского начальника.

    Несколько дней после битвы при Шайло, в которой конница Форреста отлично себя показала, южане начали отступление, причем Форрест составлял тыльный отряд со 150 всадниками. Близ Монтере его настигли два конных полка и одни пехотный. Форрест, к которому только что подошли 200 человек подкрепления, решил немедленно атаковать северян, несмотря на страшную несоразмерность сил. Атака была произведена карьером; в 25 шагах от неприятеля южане дали смертоносный на таком расстоянии залп из своих охотничьих винтовок и бросились на неприятеля с саблей и револьвером в руках. Атака была произведена столь неожиданно и с такой энергией, что северяне были моментально опрокинуты на свою пехоту, смяли и расстроили ее; Форрест, не дав ей времени опомниться и собраться, налетел на нее и обратил в полное бегство. Потери северян были очень значительны, и у них было взято много пленных; Форрест был при атаке тяжело ранен.

    В июле 1862 г. Форрест выступил с отрядом в 1000 человек против генерала Криттендена, занимавшего с отрядом северян Мерфрисборо. После короткого, но отчаянного боя федералистский генерал с 1765 солдатами был взят в плен, и кроме того, было захвачено много лошадей, повозок, оружия, одежды и запасов. Благодаря этому Форрест получил возможность снабдить свой отряд лучшим оружием.

    В Трентоне в декабре 1862 г. Форрест напал на неприятеля с частью своих конных людей и отбросил его на позицию, обнесенную бруствером из хлопчатобумажных тюков и табачных ящиков. Подскочив к ней на 60 шагов, Форрест отвел свой отряд на 300–400 шагов назад за закрытие, спешил только что атаковавших верхом людей, выдвинул орудия и открыл такой сильный пушечный и ружейный огонь, что неприятель вынужден был в скором времени положить оружие. Результаты этого дела, где с Форрестом участвовали какие-нибудь 275 человек, изумительны: южане захватили 400 солдат, 300 негров, 1000 лошадей и мулов, 13 повозок, 7 зарядных ящиков, 20 000 снарядов, 400 000 патронов и огромное число предметов одежды, разного рода запасов и т. п. Все было достигнуто атакой 200 всадников, вогнавших неприятеля в его укрепления и затем атаковавших вторично, но уже в пешем строю. Вообще, американская война дает многочисленные примеры такого рода действий конных стрелков, которые, как мы видели, не по плечу европейской коннице, а именно: одинаковая решительность и ловкость в действиях пешком и верхом.

    На обратном пути к своим линиям Форрест с 1200 всадниками имел горячее дело у Паркере Кросс Роде с 1800 федералистами. Его боевая линия состояла из спешенных стрелков с сотней конных на каждом фланге; 2 орудия были поставлены в центр; по 2 — на флангах. Отряд северян после упорного сопротивления был побежден, отрезан от своего пути отступления и уже выставил белый флаг, как вдруг в тылу Форреста неожиданно появились 2 федералистские бригады и открыли огонь. Тогда собиравшийся сдаться отряд схватил опять оружие и возобновил бой. Форрест во главе остававшихся верхом 75 человек немедленно атаковал выставленные вновь прибывшими северянами орудия, рассеял прислугу, отбросил прикрывавшую их пехоту и захватил 3 передка.

    Этой атакой он дал возможность спешенным людям сесть на коней; затем Форрест увел их с глаз многочисленной неприятельской пехоты, бросился на следовавший в хвосте ее обоз, захватил его и увез с собой.

    Это еще доказательство необыкновенной способности всадников Форреста вести бой одинаково успешно как пешком, так и верхом. Отчасти это может быть приписано большему развитию того класса людей, из которого преимущественно комплектовались войска южан, — людей, уверенных в себе и толковых, которые очень живо схватывали выгоду того или другого образа действия в каждом данном случае. Следует, впрочем, при этом прибавить, что обстоятельства, при которых велась американская война, были совсем особые и что, может быть, подобный же образ действий встретил бы затруднение в европейских государствах, где войска комплектуются преимущественно из крестьян, гораздо менее развитых, чем американские граждане.

    В битве при Чикамауге 19 и 20 сентября 1863 г. вся конница южан, в том числе и конница Форреста, сражалась спешенной на флангах армии и только небольшая ее часть оставалась верхом. Спешенные всадники действовали одинаково храбро и с одинаковым успехом, как и лучшая пехота. По одержании победы Форрест живо посадил своих людей на коней, бросился за отступавшими северянами и захватил много пленных. Ему оставалось не более полумили до Чатануги, когда он был вынужден с большим неудовольствием вернуться, так как не удалось убедить главнокомандующего на движение вперед для извлечения возможно большей пользы из победы.

    В феврале 1864 г. произошел ряд боев между федеральной конницей генерала Смита, производившего рейд, и высланной для задержания его конницей Форреста. Важнейшим из этих боев был Околонский, где Форрест опять с полным успехом применил свой обыкновенный образ действий, то пешком, то верхом. Три спешенных полка южан атаковали позицию северян с фронта, а сам Форрест с одним полком в конном строю обошел неприятеля и атаковал его правый фланг. Северяне вынуждены были очистить свою позицию и отойти на вторую, где заняли холм и расположились в четыре линии. Форрест, следовавший вплотную за ними с небольшой частью отряда, пришедшей при преследовании в некоторое расстройство, не решился атаковать сильную позицию противника, к тому же более многочисленного, а отвел своих людей назад на выгодную позицию и спешил их в одну линию. Тогда северяне перешли в наступление; атаки из трех линий были отбиты огнем, и только четвертой, самой сильной, удалось прорвать южан. Эти последние, нисколько не смутившись, вступили в рукопашный бой со своими конными противниками, действуя из револьверов; завязался в высшей степени упорный бой, кончившийся поражением северян, которые оставили в руках южан много пленных.

    Одним из выдающихся подвигов Форреста было взятие штурмом 12 апреля 1864 г. спешенными людьми форта Пиллоу, вооруженного шестью орудиями и имевшего гарнизон в 580 человек.

    В сражении при Тишимонго-Крике 10 июня 1864 г. многочисленная пехота северян атаковала три спешенных полка Форреста и подошла уже к ним на 30 шагов, когда последние вынули свои револьверы и открыли из них стрельбу по наступающему противнику, который и был опрокинут и вынужден к отступлению; южане бросились за ним, продолжая действовать из револьверов, затем приостановились, сели на подошедших между тем лошадей и продолжали преследование уже верхом. У Форреста было всего 3200 человек, а у федералистского генерала Стержиса по крайней мере втрое больше, но все-таки последний вынужден был отступить на 58 миль в течение 2 дней, потеряв 1900 человек убитыми и 2000 пленными, 19 орудий, более 200 повозок, 30 лазаретных линеек и много разных запасов. Если успех может служить мерилом годности известного принципа, то этот бой сильного отряда из 3 родов оружия со слабой летучей конницей конных стрелков раз и навсегда решил бы вопрос о пригодности конницы, организованной по образцу американской.

    21 августа 1864 г. Форрест неожиданным нападением захватил город Мемфис, занятый многочисленным неприятелем, взял много пленных и благополучно совершил отступление с самыми незначительными потерями. При этом авангард его, состоявший из 40 отборных всадников, атаковал с револьвером в руках шестиорудийную батарею, перебил и разогнал человек 20 прислуги и захватил орудия. Как мы видели, всадники Форреста участвовали во всех предприятиях, какие могут выпасть на долю войска: они сражались и как конница, и как пехота; участвовали в больших сражениях, прогоняли канонерку, брали укрепления, строили мосты. Им предстояло перед окончанием их деятельности совершить еще одно дело, совсем из ряда выходящее.

    В октябре 1864 г. Форрест решил прекратить судоходство по Теннесси, по которой ходило много федералистских канонерок и транспортных судов. Он избрал себе на берегу позицию, где скрытно расположил свои войска и орудия и ожидал приближения неприятельских судов. 29 октября пароход Мазепа с баржей на буксире был атакован и приведен в невозможность двигаться дальше, после чего матросы спустили его к противоположному берегу и спаслись бегством. Капитан Греси, переплыв реку, захватил лодку, и конфедераты овладели судном со всеми находившимися на нем запасами.

    Вскоре затем показалась канонерка Ундина, сопровождавшая транспортный пароход Венера; артиллерия и стрелки южан открыли по нему усиленный огонь и принудили их к сдаче. Сейчас же на них были посажены отборные люди, поднят флаг конфедерации, и Форрест, чтобы убедиться, все ли в порядке, совершил на них пробный рейс до форта Химэн, а оставшиеся на берегу приветствовали товарищей громкими криками в их новой деятельности.

    Федералисты выслали тогда несколько канонерок для обратного завладения Ундиной и Венерой. Южане вынуждены были оставить на второй федералистского механика для управления машиной, который привел руль в негодность, вследствие чего назначенный командиром судна полковник Даусон должен был выброситься на берег и опять обратился со своими людьми в конницу. Несколько дней спустя и Ундина, атакованная превосходными силами противника, выбросилась на берег и была сожжена, а люди обратились в конницу.

    Хотя таким образом Форресту и не удалось окончательно прекратить сообщение по реке, но тем не менее уничтожение нескольких неприятельских судов, перерыв сообщения на несколько дней и, главное, нравственное впечатление, произведенное этими действиями, следует признать очень важными результатами.

    Мы окончим наше описание действий конницы Форреста рассказом о преследовании и пленении им полковника Стрейта с его отрядом в мае 1863 г. в Алабаме.

    Когда Форрест получил известие, что Стрейт намерен произвести поиск в глубь конфедерации, то принял самые серьезные меры, чтобы задержать его. Они встретились у Дэ-Гап; после короткого боя федералисты отошли на крепкую позицию на горе Сэнд. Форрест немедленно атаковал их, но безуспешно, и должен был отвести людей назад, чтобы устроить их и затем атаковать вторично. Стрейт воспользовался этим временем и начал отступление, преследуемый Форрестом; он попробовал остановиться у Лонк-Крика, но после горячего боя был опрокинут и вынужден продолжать отступление. С наступлением ночи, отойдя на 10 миль, Стрейт опять остановился, но неутомимый Форрест атаковал его уже в полной темноте и опять опрокинул.

    Через 6 миль произошел опять ночной бой, и опять северяне были разбиты. Затем Форрест сделал привал на 2 часа, чтобы накормить людей и лошадей, не евших ничего уже 24 часа, дать подтянуться отсталым и вообще привести отряд в порядок. С рассветом преследование было возобновлено при восторженных криках людей, и северяне настигнуты в 11 часов утра у Блоунтсвилля и выбиты оттуда, причем оставили в городе снаряжение и продовольствие. Стрейт отошел на 10 миль дальше к Блэк-Уариору Крику, где опять загорелось дело, по окончании которого, с наступлением ночи, Форрест сделал привал на 3–4 часа. В полночь он выступил опять и, пройдя 15 миль, нагнал неприятеля у Уильс-Крика, откуда вытеснил его, захватив пленных, лошадей и фураж. Тут пришлось опять сделать привал на несколько часов, чтобы покормить лошадей. Но столь быстрое движение не могло не отозваться на отряде Форреста: много лошадей отказалось идти дальше, оказалось значительное число отсталых; у него оставалось всего 600 человек, да и те были крайне утомлены трехсуточным движением и боем, так что засыпали, сидя верхом. Воспламенив их мужество краткой речью, Форрест, однако, продолжал движение; неприятель был скоро настигнут, и опять начался бой, тянувшийся 10 миль до Бязи-Крика. Федералисты перешли через эту речку по мосту, который под прикрытием своей артиллерии сожгли за собой. В это время к Форресту прибыла молодая дама, сочувствовавшая южанам, хорошо знавшая окрестности и понявшая необходимость быстрой переправы. Она предложила указать недалеко от моста старый, малоизвестный брод и, сев на лошадь позади Форреста, поскакала с ним к месту брода, указала его под огнем неприятельских стрелков; спустя немного времени южане продолжали преследование. В Гадсдене Форрест выбрал 300 доброконных всадников и в 5 часов дня 2 мая, сделав 9-10 миль, настиг северян у Тюркейтоуна. Здесь Стрейт устроил засаду, но южане пронеслись мимо нее, стреляя в обе стороны из винтовок и револьверов, ударили на неприятеля по ту сторону засады и опрокинули его. Между тем стало совершенно темно, и Форрест остановился на всю ночь, чтобы дать хорошенько отдохнуть лошадям. С рассветом 3 мая южане в числе 500 человек выступили далее и в 9 часов утра настигли северян. Между тем Форрест решил попробовать окончить дело хитростью и послал неприятелю предложение сдаться. Вместе с тем, желая скрыть свою малочисленность, он разделил свой отряд на части и приказал им показываться в различных пунктах, чтобы вселить в федералистов убеждение, что они окружены превосходными силами.

    Обманутые таким образом северяне согласились положить оружие, и Форрест, чтобы не открывать своей слабости, заявляет им, что ввиду трудности доставления фуража он назначает для конвоирования пленных только два полка, остальные же части ставит по квартирам в близлежащих городах. Сообразно с этим он в присутствии Стрейта дает несуществующим полкам приказание следовать в тот или другой пункт. Таким образом, 1700 человек сложили оружие перед 500.

    Мы привели этот эпизод в полной подробности потому, что трудно найти другой пример такого безостановочного и энергичного преследования. В течение 3 дней люди Форреста делали по 41 (более 10 немецких) миле в день и притом ежедневно имели несколько боев днем и ночью; в последние же 48 часов они сделали 90 (около 22 немецких) миль. Правда, что ко времени заключения капитуляции люди были так утомлены, что с трудом держали глаза открытыми.

    Представленных описаний более выдающихся предприятий Моргана, Стюарта и Форреста совершенно достаточно, чтобы дать ясное понятие об образе действий конницы, впервые появившейся в американской войне. Моргану и Форресту, не получившим никакого военного образования, принадлежит заслуга изобретения нового тактического и стратегического употребления конницы и чрезвычайно удачного применения нового огнестрельного оружия к потребности конницы.

    Самая мысль о быстром передвижении верхом людей на важные пункты, где они затем сражаются пешком, и употребление метательного оружия с коня совсем не новы. Александр Македонский так употреблял своих димахов, парфяне — своих стрелков; римляне часто спешивались; рыцари пользовались петронелями, жандармы — аркебузами и пистолетами; наконец, драгуны неоднократно применялись так, но не всегда с успехом. Ниже мы рассмотрим причины этого факта и увидим, существуют ли они и в настоящее время. В американской войне конница оказала большие услуги и именно — в качестве конных стрелков. Южане первые применили этот способ действий и действовали с успехом, пока его не переняли у них северяне и вскоре побили их собственным оружием благодаря своему превосходству в силах и богатстве.

    Обратимся теперь к обзору действий конницы северян и изложим их действия в том же духе в последние годы войны.

    Весной 1863 г. стало заметно, что североамериканское правительство поняло значение нового рода всадников и ту пользу, которую можно извлечь из многочисленной, способной к дальним поискам конницы. В предыдущую зиму были приложены усилия для сформирования отрядов конных стрелков, которые были отлично вооружены, снаряжены и подготовлены к предстоящей им деятельности.

    Первый большой рейд со стороны северян был произведен в 1863 г. генералом Грирсоном. Он выступил 17 апреля из Ла-Гранжа (в Теннесси, восточнее Мемфиса) с бригадой в 2000 с лишком коней и прошел через середину штата Миссисипи, уничтожая запасы, портя железнодорожные и телеграфные линии, предавая огню мосты, магазины и т. п. Он прошел через Риплей, Нью-Олбани, Понтоток, Филадельфию, Декатур и 24 апреля прибыл в Ньютон на железной дороге Виксбург Меридиан. По разрушении здесь нескольких вагонов, машин и мостов он продолжал движение через Гэрландвилль на Джорстаун, где была совершена переправа через реку Перль, и отсюда до Хазельхурста на железной дороге Нью-Орлеан — Джексон Мемфис, которая была также разрушена; затем рейд продолжался вдоль полотна на Бруксхавен, где были сожжены железнодорожные депо и находившиеся там вагоны, а отсюда на Магнолию и Батон-Руж (по Миссисипи), куда отряд прибыл 2 мая, сделав более 300 миль в неприятельской стране, значительно попортив сообщения противника и не понеся почти никакой потери. Нужно, впрочем, добавить, что Грирсону очень помогли произведенные в то же время Доджем и Страйтом поиски, которые привлекли на себя конницу Форреста и не дали ей возможности помешать Грирсону.

    Несколько дней спустя генерал Стонеман предпринял экспедицию в тыл армии Ли одновременно с предполагавшимся нападением генерала Хукера на тыл левого фланга южан. Раньше всего выступил Авериль, который должен был оттянуть неприятельскую конницу к ее левому флангу и тем открыть дорогу Стонеману. Авериль имел 1 мая горячее дело с бригадой У.Г.Ф. Ли у станции Рапидан, и в тот же день Стонеман двинулся с 10 000 всадников через Ракун на Луизия-Корт-Хауз, куда и прибыл рано утром 2 мая в то время, пока Авериль отступал обратно за правый фланг Хукера. Освободившийся, таким образом, У. Ли с 900 человек имел в тот же день дело с частью отряда Стонемана между Гордожвиллем и Луизия-Корт-Хауз и, подавленный превосходством, вынужден был отойти. Вечером 2 мая Стонеман прибыл в Томпсон-Кросс-Род в тылу армии южан, как раз между ее расположением и базой. Здесь он решил разделить отряд на части и пустить его по разным направлениям. Один полк, под командой Уиндгэма, был послан на юг в Колумбию на реке Джемс, уничтожил там все казенное имущество, завладел некоторым числом лошадей и мулов и в ту же ночь вернулся к Стонеману. У. Ли все время следовал за ним, но по причине большой несоразмерности в силах не мог предпринять ничего серьезного.

    Другой отряд, под командой полковника Кильпатрика, двинулся в восточном направлении на станцию Кунгари Фредериксбургской железной дороги, куда и прибыл 4 мая утром; здесь было уничтожено депо и разрушена железная дорога между Ричмондом и армией южан. Затем отряд двинулся к Мидсу-Бридж на центральной железной дороге, которая также была разрушена. Оттуда Кильпатрик переправился через Памункей у Ганновертауна через Матапони прошел по Эссексу и граничащим с ним графствам и 7-го благополучно прибыл в Глочестер-Пойнт, уничтожив еще несколько вагонов и складов.

    Третий отряд полковника Дэвиса спустился по Южной Анне, разрушил Фредериксбургскую железную дорогу у Ашландса и перехватил шедший из Чакселлорсвилла лазаретный поезд, причем было взято несколько пленных. По разрушении нескольких машин движение было продолжено к центральной железной дороге, которая также была разрушена, а затем на Ричмонд и по направлению к Вилльамсбургу. Здесь Дэвис столкнулся с высланным против него отрядом и вынужден был после неудачного нападения уйти влево. Он переправился затем через Памункей и Матапони и прибыл благополучно в Глочестер-Пойнт.

    Прочие высланные небольшие отряды, сделав назначенные им рейды и разрушив на пути мосты и все, что им попадалось, 5 мая соединились также у Томпсон-Кросс-Род со Стонеманом, который по сборе их всех, кроме отрядов Кильпатрика и Дэвиса, отошел обратно через Ракон-Форд и Келлис-Форд и 8 мая соединился с Хукером.

    Несмотря на кажущуюся его удачу, рейд этот не может считаться особенно успешным. Повреждения на железных дорогах были очень незначительны и легко исправлены; экспедиция захватила большую полосу земли почти без помехи, а между тем пленных почти не было захвачено; нравственного впечатления не было произведено никакого. Во время производства рейда разыгралась трехдневная битва при Ченлорсвилле, в которой южане одержали блестящую победу и тем вышли из очень затруднительного положения. План главнокомандующего их был очень смел и рискован и в значительной степени обязан своей удачей отсутствию конницы на правом фланге северян. Дело было решено обходом правого фланга Хукера, сделанным корпусом Джексона. При этом и без того слабейшая числом армия южан должна была разделиться на две части; очевидно, что движение, чтобы удалось, должно было быть произведено чрезвычайно скрытно и быстро, а это было возможно только при отсутствии кавалерии северян. Если бы Стонеман вместо производства почти бесцельного рейда находился на правом фланге Хукера, то, несомненно, войска Джексона при их движении по труднодоступной местности были бы окружены и уничтожены. На деле же они совершили свое обходное движение совершенно скрытно и с полным успехом. Таким образом, рейд Стонемана может служить примером неудачного и несвоевременного применения очень хорошей мысли. Если бы Стонеман, выйдя в тыл Ли, повернул на север и смело двинулся против его расположения, то, по крайней мере, произвел бы весьма полезную диверсию и, быть может, появился бы на поле сражения в самую решительную минуту, когда атака его 10 000 всадников с тылу могла бы иметь последствием полное поражение южан.

    Перейдем теперь к описанию большого рейда, произведенного через всю Алабаму в 1865 г. федеральной конницей под командой Вильсона, и остановимся на некоторых его подробностях, так как он имел весьма важное влияние на исход кампании на юго-западе.

    В первой половине 1865 г. вся конница федеральной армии, действовавшей на Миссисипском театре войны, в числе 22 000 человек была расположена на северном берегу Теннесси между Ватерлоо и Гревелли-Стринг. Начальником ее был генерал Вильсон, пользовавшийся репутацией хорошего кавалериста. Он в течение многих недель с большой энергией занимался обучением, организацией, снаряжением и дисциплинировкой своих частей. При неиссякаемых источниках, находившихся в распоряжении правительства Соединенных Штатов, ему удалось отлично снарядить и вооружить своих всадников. Кавалеристов тщательно обучали и старались достигнуть наибольшей выносливости и подвижности. Строились они в две шеренги. Недостаток был только в лошадях, так что из всего числа людей было только 17 000 конных.

    Против Вильсона действовал Форрест — противник, которого нельзя было не опасаться, но положение его было очень неблагоприятное, так как ему приходилось рассылать своих людей во все стороны, чтобы добыть себе фураж, одежду, лошадей и рекрутов, в то время как Вильсон спокойно обучал и снаряжал своих людей.

    18 марта Вильсон начал свою экспедицию в Алабаму. Это не должен был быть простой поиск. За 4 года войны войска южан сильно ослабли; северяне же, напротив того, довели свою конницу до небывалых размеров, так что в данном случае дело шло просто о нашествии целой армии, составленной исключительно из конницы.

    Сила федералистов простиралась до 12 000 коней с соответствующей артиллерией и 1500 пеших людей для охраны обоза и пополнения конных рядов по мере приобретения лошадей. Не было забыто ничего, что могло дать отряду большую подвижность: каждый солдат имел с собой 5-дневный провиант, 24 фунта зерна, 100 патронов и 2 запасные подковы. На вьючных лошадях было взято хлеба на 5 дней, чаю, кофе, сахара и соли на 10 дней; на повозках везлось: кофе — на 45, сахара — на 20, соли — на 15 дней и по 8 патронов на винтовку. При этом в провиантском обозе было всего 250 повозок. Полагали, что если принять в соображение запасы, которые можно было найти на месте, то отряд был обеспечен продовольствием на 60 дней. Кроме того, при нем состоял понтонный парк из 30 лодок, которые со всеми принадлежностями перевозились на 50 повозках.

    Форрест имел всего 6400 человек, разбросанных на огромном пространстве; продовольствие их было затруднительно. Кроме того, Вильсон так скоро шел, что Форрест не был в состоянии сосредоточить свои войска, и Вильсон без труда их оттеснил.

    25 марта Вильсон вышел в южном направлении из Чикасоу. Чтобы ввести неприятеля в заблуждение и вместе с тем легче продовольствовать свои войска, он двинулся по нескольким дорогам: дивизия Антона через Руссельвиль и Моунт-Хоп на Джаспер; дивизия Лонга — через станцию Чероки. Франкфурт и Торнгилль также на Джаспер; дивизия Маккука — через Эльдридж туда же. Из Джаспера весь отряд пошел вместе через Елейтон на Монтевалло. Здесь произошли первые стычки с конницей южан под командой Родди и Кросланда; слабые ее части были скоро оттеснены на Сикс-Майл-Крик, где попытались остановиться, но были отброшены еще дальше на Рендольф. На следующее утро шнырявшие по всей окрестности разъезды северян поймали неприятельского ординарца, и из бывших у него депеш Вильсон узнал о распределении конницы Форреста и о слабости встреченных ими накануне неприятельских конных частей. Тогда он решил насесть на них как можно решительнее и вогнать их в укрепления, окружавшие город Сельму — цель операции всей кампании. При Эбенецер-Черч, 6 миль севернее Плентерсвиля, произошло горячее дело. Форрест мог противопоставить 9000 северян только 1500 человек и 6 орудий. Дело было начато шедшей в голове дивизией Лонга, который спешил 72-й индианский полк конной пехоты и, оттеснив передовые посты южан, послал против них в атаку на конях с саблями в руках часть 17-го индианского полка конной пехоты. Атака эта опрокинула стрелков южан и прорвала их главные силы, после чего, понеся некоторые потери, 17-й полк, обойдя кругом левого фланга противника, вернулся назад. Южане, однако, скоро оправились и продолжали бой с ожесточением. Как раз в это время подошла дивизия Антона, следовавшая несколько восточнее Лонга; услышав выстрелы, она повернула направо и рысью поспешила к месту боя, прибыв на который, всадники спешились и атаковали правый фланг неприятеля. Это движение решило дело и вынудило южан, понесших значительные потери, к отступлению. Бой произошел 1 апреля. Вильсон провел следующую за сим ночь на биваке у Плентерсвилля, в 90 милях от Сельмы.

    С рассветом следующего дня движение на этот пункт энергично продолжалось. Город был обнесен укреплением бастионного начертания, которое начиналось у реки, в 3 милях ниже города, и, обойдя его полукругом, оканчивалось также у реки, выше города. Доступ к укреплению как с востока, так и с запада затруднялся глубокими, труднодоступными протоками с вязким дном; профиль был следующий: высота бруствера = 6–8 футам, толщина = 8 футам, глубина рва = 5 футам, ширина = 10–15 футам, высота палисад на гласисе = 5 футам.

    Таким образом, федеральной коннице приходилось иметь дело с укреплением, состоявшим из непрерывной ограды, фланкированной бастионами и усиленной палисадом на гласисе. Форрест занимал город с 3000–4000 человек.

    Вильсон подошел около 4 часов дня. Штурм был начат дивизией Лонга в пешем строю; правый фланг составлял 17-й индианский полк, затем шли 123-й и 98-й иллинойские, 4-й огайский и 4-й мичиганский — всего 1500 человек. Пройдя под сильным огнем около 700 шагов по совсем открытой местности, они, одолев палисады и прочие препятствия, ворвались в укрепление и прогнали южан в город. Так же точно и дивизия Антона проникла в город, перелезши через палисады, причем люди подсаживали друг друга. Город был взят, и Форрест с оставшимися людьми отошел по дороге на Берневилль. Трофеи Вильсона, имевшего 9000 всадников и 8 орудий, состояли из 31 полевого орудия, одного 30-фунтового орудия системы Паррота, 2770 пленных (в том числе 150 офицеров), нескольких знамен и огромных запасов разного рода. Вильсон остался несколько дней в Сельме, поджидая высланные им отряды, и воспользовался этим временем для постройки моста через Алабаму, ширина которой в этом пункте доходит до 870 футов. 10-го числа он переправился по этому мосту с северного берега реки на южный, разрушив предварительно до основания все литейные заведения, арсеналы и магазины и уничтожив оружие и запасы, чем был нанесен страшный удар делу Конфедерации.

    При взятии Сельмы было захвачено столько лошадей, что Вильсон мог снабдить ими всех своих пеших людей. Он пополнил свои запасы, уничтожил лишние повозки и принял вообще все меры, чтобы довести свой отряд до возможной степени подвижности. Затем Вильсон двинулся через Монгомери в Джорджию с целью разрушить и уничтожить там все, что возможно, и затем соединиться с Шерманом в Северной Каролине. Монгомери был скоро взят, причем сами южане до прибытия неприятеля сожгли 99 000 хлопчатобумажных тюков; северяне же разрушили все магазины и затем 14-го двинулись дальше. 16-го Вильсон взял укрепленные пункты Колумбус и Вест-Пойнт; а 20-го прибыл в Макон, где получил известие о заключенном перемирии. Вместе с тем он узнал, что президент Южной Конфедерации Джефферсон Дэвис бежал. Вильсон выслал за ними в погоню войска, и 11 мая взял его в плен.

    Вышеописанная экспедиция Вильсона была одним из замечательнейших предприятий кавалерии во всю войну. Удача ее должна быть, конечно, в значительной степени приписана тому страшному истощению, в котором находилась Конфедерация в последний период войны. Но все же она составляет выдающееся предприятие отряда, состоявшего исключительно из конницы, и несколько напоминает крестовые походы, когда такого рода отряды брали укрепления. Экспедиция эта показывает, что может сделать отряд конных стрелков при искусном и смелом управлении.[116]

    Мы закончим повествование о действиях конницы в американскую войну описанием операций Шеридана и его отряда конных стрелков весной 1865 г. в окрестностях Питерсберга и Ричмонда. Эти операции имели решительное влияние на исход кампании и повлекли за собой очищение Ричмонда и сдачу армии Ли, а потому и заслуживают изучения кавалерийским офицером.

    Четыре года северяне напрягали все усилия, чтобы овладеть главным городом Конфедерации; однажды они уже появились совсем близ него, но были отражены с огромными потерями. Почти во всех более значительных битвах южане оказывались победителями, и превосходство их генералов в искусстве управления войсками и их солдат в храбрости и стойкости было неоспоримо. Время, однако, многое изменяет, и на долю южан выпало быть побежденными той системой, которую они сами изобрели, но которую противники их дополнили и привели в действие в гораздо большем масштабе благодаря большим средствам.

    После целого ряда боев Гранту удалось занять позицию к югу от Питерсберга, где он был в состоянии, имея в Сити-Пойнт близкую и обеспеченную базу, без всякого затруднения продовольствовать свою армию и, стоя спокойно на месте, выжидать успешного окончания своего плана — ударами по всей линии истощить силы южан. С июня 1864 г. до весны 1865 г. Грант оставался на этой позиции, к югу от реки Джемс, но все его попытки выбить конфедератов из их расположения не удавались; слабая, но геройская армия Ли стойко держалась, несмотря на повторные нападения превосходного в силах противника.

    Кажется, в половине января Гранту пришла мысль, что если он отрежет Ричмонд и прекратит все подвозы, то очищение или сдача его неминуемы. Задача эта была возложена на конницу. Главных коммуникационных путей, ведущих к Ричмонду, было три: река Джемс, Данвильская железная дорога и железная дорога Бюрксилль — Питерсберг с лишком 10 000 всадников и еще большим числом пехоты в долине Шенандоа, к северу от реки Джемс; за ним наблюдал генерал Эрли с незначительным отрядом. Шеридан получил весной приказание разбить Эрли, двинуться на Линчбург, разрушить там канал, переправиться через реку Джемс, предпринять отсюда поиск в южном направлении, разрушить обе железные дороги и затем, описав большую дугу, соединиться с Шериданом в Северной Каролине. 27 февраля Шеридан вступил и 2 марта дошел до Вейнсборо, где совершенно раздавил Эрли своей массой всадников; затем быстрым движением достиг канала, который разрушением шлюзов и плотин был приведен в состояние совершенной негодности. Реку Джемс Шеридан не мог перейти по причине прибыли вод и поэтому пошел вдоль берега ее по направлению на Ричмонд, который обошел с севера. 10 марта он достиг Уайт-Хауза на Памункее и вошел там в связь с крайним правым флангом Гранта; 26-го переправился через Джемс у Сити-Пойнта и расположился в тылу Гранта, линия которого тянулась от Сити-Пойнта на 25 миль в юго-западном направлении. Против него и в том же направлении, но не на столь большое протяжение простирались линии Ли. Вся местность к западу представляла отличное поле действий для конницы, которая теперь имелась в большом количестве в распоряжении Гранта.

    Последний и решил обойти ею фланг Ли и направить ее на обе вышеупомянутые железные дороги, которые оставались единственными путями сообщений Ричмонда с внутренностью страны.

    В это время у северян было 160 000 человек, а у южан всего 45 000, если не менее. Следовательно, Грант имел полную возможность послать в обход сильный отряд, имея достаточные силы в центре. Отряд этот был составлен из всей конницы Шеридана, поддержанной 2-м и 5-м корпусами. Он должен был, делая охватывающее движение влево, укрепить занятые позиции, чтобы прикрывать армию во время движения от удара во фланг.

    Шеридан выступил 29 марта с 10 000 всадников и двинулся через станцию Римс на Курт-Хауз, который и был занят в ту же ночь; 2-й и 5-й корпуса шли правее Шеридана и поддерживали связь с левым флангом главных сил. Занятые позиции были укреплены, так как ожидали неприятельской атаки, которая действительно была произведена в тот же день дивизией южан, но была отбита. Рано утром 30-го генерал Меритт двинулся с 4 конными бригадами на рекогносцировку Файв-Форкса, опорного пункта правого фланга Ли, сильно укрепленного. Передовые посты южан были оттеснены в укрепления, подойдя к которым, северяне должны были повернуть назад и отступить. Между тем 30-го числа подошла пехота, которая встала на ночь на Бойдтаунской дороге, между Гравелли-Ран и Хатчерс-Ран. 31-го утром прибывшая пехота произвела нападение на позицию южан, тянувшуюся вдоль Уайт-Окской дороги и усиленную укреплениями и засеками. Северяне были отражены и отброшены до Бойдтаунской дороги.

    В это время шедший на левом фланге Шеридан продолжал движение, и, таким образом, конфедераты получили возможность обратиться против него; нападение было произведено конницей Фитц-Ли и двумя пехотными дивизиями, но безуспешно. При второй атаке южанам удалось отрезать часть конницы Шеридана, которая и могла присоединиться к своим главным силам только путем дальнего обхода. Завязался в высшей степени упорный бой; северяне спешились, укрылись за наскоро сложенными из рельс брустверами и огнем из своих магазинок отбили отчаянные атаки всей кавалерии и двух пехотных дивизий южан. Ночь разделила сражающихся; северяне удержали все свои позиции. Так кончился первый день Файв-Форкского сражения.

    Сэр Генри Хэвелок, у которого мы заимствовали много подробностей, говорит при описании этого боя следующее: Всякий английский боевой офицер, прочтя вышеприведенное, должен откровенно признаться, что будь он поставлен с конницей в подобное положение, имея карабины, стреляющие на 350 шагов, и несколько винтовок, стреляющих на 700 шагов, людей, одетых в стесняющее их платье, обутых в сапоги с длинными шпорами, при болтающихся железных ножнах, и, следовательно, людей, совершенно неспособных к пешему бою, то он сначала попытался бы задержать неприятеля огнем наездников (столь же мало действительным, как огонь из детских игрушечных ружей), затем произвел бы несколько конных атак, которые все были бы отражены, принеся ему только тяжкие потери, и, наконец, утешаясь тем, что конница есть оружие наступательное, а не оборонительное, пришел бы к заключению, что он ничего больше сделать не может, и отступил бы с большим уроном, без успеха и пользы для дела. Очевидно, что при этом вся предыдущая трехдневная работа была бы потеряна, и ее пришлось бы еще раз проделать всю сначала.[117]

    Напротив того, конница Шеридана обладала такой оборонительной силой, что ее стойкость дала возможность расположенным правее ее корпусам собраться и устроиться. Очевидно, что эта оборонительная сила при другом образе действий или другом вооружении не могла бы выказаться в той же мере. Грант говорит в своем донесении: Генерал Шеридан выказал себя в данном случае выдающимся полководцем. Вместо того чтобы отступить на главные силы, ссылаясь на встреченные им превосходные силы, он спешивает свою конницу, оставляя верхом только самое необходимое число коноводов. Это принудило неприятеля развернуться и перейти в наступление на большое протяжение по лесам и пересеченной местности и задержало его действия.

    1 апреля утром Шеридан двинулся с целью обойти южан и отрезать часть их войск. Медленность движения корпуса Уоррена и поспешное отступление южан на их позицию у Файв-Форкса помешали ему. Тогда он сделал демонстративное обходное движение правого крыла южан, между тем как на самом деле 5-й корпус обошел их левое крыло и отрезал их от Питерсберга и остальной части армии Ли.

    В то же время Меррит с 3 конными бригадами целым рядом атак вогнал правый фланг южан в их временные укрепления, затем спешил своих людей и повел их в атаку на эти последние. Все было готово к всеобщему наступлению, и 5-й корпус получил приказание зайти правым плечом вперед, обойти левое неприятельское крыло и отбросить его в файв-форкские укрепления. Федеральная пехота двинулась скорым шагом в атаку укрепления с востока в то время, как конница, как мы уже видели, готовилась атаковать их с запада. Три спешенные бригады бросились яростно на южан; завязалась отчаянная рукопашная схватка; люди несколько раз колебались и начинали отступать, но затем опять бросались вперед, и наконец южане, атакованные с трех сторон и совершенно обессиленные, прекратили неравный бой и отступили. Спешенные всадники проникли тогда во многих местах внутрь укреплений и встретились там с людьми 5-го корпуса, ворвавшимися одновременно с ними с другой стороны. Южане были совершенно рассеяны. Остававшиеся верхом бригады Меррита начали преследование, причемюжане уже более нигде не сопротивлялись, а уходили в полном беспорядке. 5–6 тысяч человек было взято в плен, а остальным отрезана дорога к армии Ли, так что вся потеря южан доходила до 13 000 человек. Сражение при Файв-Форксе, в сущности, решило исход кампании.

    Ли оставалось теперь на выбор: или очистить Ричмонд и Питерсберг и уйти в Западную Вирджинию, где постараться протянуть войну на некоторое время без всякой надежды на успех, или оставаться на своей позиции, причем ему угрожала опасность быть окруженным со всех сторон и окончательно отрезанным, в каковом случае сдача, вследствие недостатка припасов, становилась только вопросом времени. Он остановился на первом решении, а именно отступить по направлению на Данвилль, а если это окажется невыполнимым, то на Линчберг, где гористая местность давала некоторую возможность бороться против превосходных сил. При последовавшем затем преследовании на долю конницы северян выпала главная роль; надо сказать, что ей удалось окончательно отрезать отступление Ли только благодаря тому, что всадники Шеридана были обучены спешиваться и могли занимать и удерживать в пешем строю важные оборонительные позиции. Ли начал отступление в ночь на 3 апреля. Меррит последовал за ним в утро того же дня и нагнал его арьергард у Немоцин-Крик, где мост был уничтожен и набросано несколько укреплений для обороны переправы. Меррит переправился немедленно вброд, поддержанный артиллерией, обошел позицию неприятеля и принудил его, таким образом, к отступлению. Конница последовала за ним еще на 20 миль, а Шеридан с 5-м корпусом держался возможно ближе к ней. В этот день было взято 300 пленных, 4 орудия и 2 знамени. Рано утром на следующий день преследование было возобновлено 9 конными бригадами. Южане заняли столь сильную позицию, что северяне не решились атаковать ее ночью, но, получив в 11 часов вечера известие об отступлении южан, Шеридан немедленно пошел за ними и прибыл в Джеттерсвилль около 6 часов утра, почти одновременно с 5-м корпусом, шедшим туда другой дорогой. Таким образом, Ли был отрезан от пути отступления на Данвилль и оттеснен на Линчберг.

    Между Диттинсвиллем и Сэйлорс-Крик Шеридан нагнал арьергард южан силой в 10 000 человек. Тут имел место крайне оригинальный способ применения кавалерии при преследовании.

    Признавая, что неприятель слишком силен, чтобы можно было ожидать успеха от атаки на него с фронта, Шеридан решился пройти к западу, несколько обогнать колонну и своей головной дивизией атаковать обоз и его прикрытие. Так он и сделал; но так как неприятеля было довольно много и последний состоял из отличных солдат, то дивизия только могла наседать на него своими спешенными стрелками, задерживать его движение. Между тем постепенно подходили следующие дивизии, и каждая из них, проходя вперед предыдущей, опять атаковала южан во фланг. Благодаря такому образу действий северяне достигли Сэйлорс-Крик раньше неприятеля, живо заняли позицию на высотах противоположного берега и, встав, таким образом, поперек дороги, преградили путь южанам. Первым результатом действий Шеридана был захват 16 орудий, 400 повозок и многих пленных, а теперь целых три дивизии южан оказались отрезанными и должны были сложить оружие.

    Так же точно было продолжено преследование и дальше: конница кружным путем обходила южан, становилась поперек их пути отступления, спешивалась и задерживала их своим огнем. Наконец, 9 апреля 1865 г. у Аппоматокс-Курт-Хауза вся армия Ли, если только можно было назвать ее армией, была вынуждена положить оружие.

    Замечания по поводу этих событий сэра Генри Хэвелок заслуживают быть приведенными, как принадлежащие высокообразованному и опытному офицеру. Он говорит: Образ действий Шеридана очень характерен и показывает, до какой высокой степени умения применяться к разным обстоятельствам была доведена в то время конница северян благодаря своему вооружению и обучению: Шеридан настигает арьергард противника, обгоняет его, поворачивает кругом и строится фронтом к нему, с полным спокойствием выбирает удобную позицию и упорно на ней держится, несмотря на отчаянные усилия выбить его. Опыт четырехлетней войны, полное доверие, которым пользовались генералы, показавшие себя хорошо на деле, свобода, которая им была предоставлена в изобретении и применении разного рода улучшений, — все это вместе взятое дало Шеридану и еще одному или двум таким же выдающимся полководцам возможность стряхнуть с себя вредную рутину европейских кавалерийских теорий и организовать свою собственную конницу не в виде звенящей, блестящей, дорогой, но почти ненужной игрушки, какова она у нас, а как род оружия, способный к серьезной деятельности на всякой местности, при всяких обстоятельствах и без всякой поддержки со стороны пехоты.

    Не только между европейскими конницами, известными автору, нет ни одной, которая могла бы проявить ту же деятельность, как конница Шеридана, но и в истории всех войн настоящего и прошлого столетий не встречается ни одного случая подобного рода расправы с сильным арьергардом.

    Затем он продолжает: Если бы какая-нибудь европейская конница без магазинных винтовок и без умения сражаться пешком пожелала преградить им дорогу невинной стрельбой фланкеров или повторными атаками холодным оружием, южанам было бы легко с ней справиться. Они могли построить батальонные или бригадные каре с обозом в середине; разместить эти каре в шахматном порядке, чтобы дать им возможность взаимной поддержки, и затем, спокойно наступая, огнем проложить себе дорогу среди неприятельской конницы. Как не вспомнить при этом известного рассказа Непира о двух каре: одного — из 5-го и 77-го британских, другого — из 21-го португальского полков, которые с полным успехом проложили себе дорогу в Эль-Бодока среди блестящих и храбрых французских кирасир Монбрена, не пострадав нисколько, как три священных мужа из ассирийской огненной печи? Кто из знающих военную историю не вспомнит отступления английской пехоты через открытую, длиной в 3 мили, равнину у Фуентес д'Оноро, когда более 500 этих самых отборных всадников, старавшихся преградить ей дорогу, было оставлено ею лежащими, убитыми и ранеными за собой; или такого же блестящего отступления русских каре при Краоне и Реймсе в 1814 г.?[118] Арьергард южан под командой ветерана Юэла состоял из людей, доказавших во множестве сражений, начиная с Буль-Рана, свое мужество. Дело было не в людях, но времена и средства совершенно переменились. Употребление конных стрелков для пешего боя из-за закрытий делало огонь конницы северян столь же действенным, как и огонь лучшей пехоты; постоянно занимая одну позицию за другой быстро двигавшимися конными частями, северяне, укрываясь местностью, не терпя сами потерь, наносили огнем страшный вред противнику, а затем, не задерживаясь долго на месте, могли его обгонять и ставить опять новые преграды движению. Южане же не могли строиться в каре, потому что в этом построении они терпели бы еще вдесятеро больше потери от магазинок.

    К словам этим можно еще прибавить, что пехота при Эль-Бодоне, Фуетнес д'Оноро, Краоне и Реймсе была вооружена кремневыми ружьями, не обладавшими ни меткостью, ни дальнобойностью, между тем как южане имели отличные винтовки. Нельзя поэтому не прийти к заключению, что ни одна регулярная конница при настоящем ее положении не могла бы сделать того, что сделала конница Шеридана, особенно если мы вспомним, что действие происходило на местности крайне пересеченной.

    Из вышеприведенного очерка действий конницы в американскую войну видно, что обе стороны изобрели и применили на деле новый способ употребления конницы, обещающий большие выгоды. Нельзя прочесть описания поисков Моргана, экспедиций Форреста, больших усиленных рекогносцировок Стюарта, операций Грирсона в Миссисипи, нашествия конного отряда Вильсона, маневров Шеридана и т. д. без того, чтобы не прийти к убеждению, что конные стрелки составляют истинное применение конницы при нынешнем состоянии огнестрельного оружия.

    Тот кавалерийский офицер, который, прочтя вышеприведенные описания, останется верным традициям Фридриха Великого и Наполеона, ссылаясь на неудачное применение идеи драгун в XVII столетии, будет продолжать верить, что конница, возлагающая свои надежды на огнестрельное оружие, всегда должна гибнуть — тот только докажет, что не умеет сделать правильных выводов из истории американской войны.[119]

    Утверждают, что страна не благоприятствовала действиям в конном строю, что не было времени обучить набранных до и во время войны солдат конным атакам и что, наконец, удачные действия конных стрелков не доказывают еще, что действия обученной на старых основаниях конницы были бы хуже. Но при этом упускают из виду, что четырехлетние непрерывные военные действия должны были выработать войска наилучшие; армия южан под командой Ли при Ченслорсвилле была одной из наиболее дисциплинированных и способных к делу армий, и самое сражение при Ченслорсвилле доказывает это как нельзя лучше.

    Перейдем теперь к кампаниям 1866 г. в Австрии и 1870–1871 гг. во Франции и посмотрим, превосходят ли результаты, добытые в них кавалерией в настоящем значении этого слова, на благоприятной местности, против улучшенного оружия, те результаты, которых новая конница достигла в Америке.

    Глава III. Австро-прусская война 1866 г.[120]

    Численность прусской конницы в эту кампанию простиралась до 30 000 человек, не считая 7200 человек в запасных эскадронах. Она состояла со включением гвардии из полков: 10 кирасирских по 4 эскадрона, вооруженных кирасами, касками, палашами и пистолетами; 15 уланских по 4 эскадрона, вооруженных пиками, саблями и пистолетами; 10 драгунских и 13 гусарских, вооруженных одинаково саблями и игольчатыми карабинами. Кирасиры и уланы составляли тяжелую, драгуны и гусары — легкую конницу. Кроме того, было 12 ландверных конных полков, 6 тяжелых и 6 легких, вооруженных подобно действующим.

    Австрийская конница была сокращена после кампании 1859 г. и состояла из полков: 12 кирасирских (не имевших кирас, которые были отменены незадолго до войны), 2 драгунских, 14 гусарских, 13 уланских, всего — 26 621 человек. В кирасирских полках было по 4 эскадрона (в одном было 5) и при каждом полку был эскадрон депо.

    Итальянская конница состояла из полков: 4 тяжелых, 7 уланских, 7 легкоконных, 1 гидов. Все полки, кроме последнего, делились на 6 действующих эскадронов по 150 человек и 1 эскадрон депо; всего — 12 600 человек. Полк гидов был в 8 эскадронов и силой в 60 офицеров, 1074 нижних чина и 858 коней; он предназначался преимущественно для ординарческой службы. Тяжелая конница и уланы имели пики.

    Во время всей кампании 1866 г. конница не только не имела влияния на ее исход, но даже за ней не числится никаких важных заслуг. Тщетно искали бы мы массовые атаки кавалерии, которые отличали бои Фридриха и Наполеона.

    Ни один бой, кроме Находского, не был решен вполне или отчасти прусской кавалерией. Что касается австрийской легкой конницы, то она не только не окружала подобно ее предкам прусскую армию и не отрезала ее сообщений, но она не сумела даже скрывать движение своей армии и была столь небрежна в отправлении сторожевой и разведывательной службы, что в битве при Кениггреце прусский гвардейский корпус мог почти совершенно незамеченным захватить ключ позиции и тем решить дело.

    В Гичинском бою австрийской конницей генерала Эдельсгейма была сделана попытка остановить наступление пруссаков и вырвать атакой победу из их рук. Прусская пехота только что овладела деревней Подолом, перед тем зажженной гранатой. Эдельсгейм во главе трех лучших конных полков повел отчаянную атаку на горящую деревню, но лошади, испугавшись огня и дыма, повернули кругом, и полки должны были отступить не без потерь. Несколько позже пруссаки, во время преследования ими австрийцев, были атакованы гусарским полком, но, полагаясь на свои скорострелки, они, даже не потрудившись строить каре, встретили атаку развернутым строем. Доверие к своему оружию их не обмануло, гусары должны были с тяжелыми потерями повернуть назад перед непрерывным свинцовым дождем, вырывавшим целые ряды.

    Бой при Находе 27 июня начался схваткой между прусскими уланами и драгунами и австрийскими кирасирами, в которой австрийцы после горячего рукопашного боя вынуждены были отступить. Этот бой был между пикой и саблей подобно кавалерийским боям прежних времен. Легкие австрийские всадники должны были уступить сильному напору тяжелых пруссаков и их лошадей.

    Дальнейшие подробности этого боя малоинтересны, так как не способствуют уяснению влияния нового оружия на тактику конницы.

    После поражения австрийцев при Кениггреце превосходство заряжаемого с казны оружия стало неоспоримо. Разбитая пехота их отступила на всех пунктах от Хлума до Росница, и прусская конница и артиллерия выехали для ее преследования. Для прикрытия отступления австрийские орудия открыли по преследователям огонь, а когда прусские всадники подъезжали слишком близко к отступавшей пехоте, то она поворачивалась и отбрасывала их залпами.

    Австрийская конница была под рукой, но не могла атаковать неприятельской пехоты из опасения полного и притом бесполезного своего уничтожения. Но когда быстрое наступление прусской конницы замаскировало огонь пехоты и артиллерии, то австрийские всадники немедленно обратились против нее и с полным самопожертвованием приняли на себя прикрытие отступления своей пехоты. Бой продолжался с колеблющимся успехом по мере того, как вводились свежие части. Кажется, не было ни одной удачной атаки конницы против пехоты, так как отступавшие австрийцы, как только прусская конница наседала слишком близко, останавливались и отбрасывали ее огнем своих нарезных винтовок.

    Конница обеих сторон была отлично организована и снаряжена и состояла из мужественных солдат, что она и доказывала на деле, так как несколько раз происходили рукопашные схватки после взаимной атаки в карьер, например 10 июля при Сааре и 11 — го при Тишновице. 15-го числа 5-м прусским кирасирским полком полковника Бредова была произведена лихая атака на австрийскую артиллерию, на шоссе Ольмюц — Тобитчау. Мы приведем здесь описание из сочинения Гозье о семинедельной войне:

    Бредов под прикрытием холмистой местности построил свой полк уступами поэскадронно. Для атаки батареи 1 эскадрон прикрывал движение справа против могущей появиться австрийской конницы; 2-й и 4-й были направлены прямо на орудия, а 3-й, следуя за 2-м, составлял резерв.

    Эскадроны тронулись сначала маленькой, затем полной рысью, в совершенном порядке, как на плацу, несмотря на сильный огонь, причинивший им некоторые потери. За несколько сот шагов от орудий они перешли в широкий галоп, все увеличивавшийся по мере приближения к австрийцам. Орудия пускали выстрел за выстрелом; снопы огня вырывались одни за другим из дула их, сопровождая гранаты, с шумом рассекавшие густые облака дыма, собиравшиеся впереди орудий. Фланговые эскадроны несколько отделились, взяв направление на фланги линии орудий, ожидая встретить хоть какое-нибудь прикрытие; средние бросились прямо на орудия и, проскочив в интервалы, налетели на прислугу.

    Огонь внезапно прекратился, дым начал понемногу рассеиваться, но шум все продолжался: предсмертные крики людей, зарубленных палашами, просьбы о пощаде, топот коней, звук стали, крики радости и победы — все это перемешалось и поднималось к небу, смешиваясь с молитвами, которые в то же время возносились в нескольких милях от поля сражения: в это самое воскресенье в армии Фридриха-Карла было отслужено благодарственное молебствие за дарованные до сих пор победы. Пруссаки захватили 18 орудий, 7 повозок, 170 пленных и 168 лошадей — хорошая добыча для одного полка. Потеряли они всего 12 человек и 8 лошадей, так как слегка поднимавшаяся местность и быстрое движение атакующих эскадронов ввели в заблуждение артиллеристов, которые целили слишком высоко, так что большая часть гранат перелетела через головы пруссаков. Из 18 орудий 17 было доставлено в Просниц, а одно брошено, так как оказалось слишком испорченным.

    Пока кирасиры возились у орудий, подошел от Ненаковица неприятельский эскадрон. Бредов лично стал во главе своего 1 — го эскадрона и повел его в атаку для прикрытия увозимых трофеев. Как могучий вал, налетел эскадрон на противника. Легкие австрийские всадники были отброшены и рассеяны; попытки их вновь собраться были неудачны, и они принуждены были уйти за Ненаковиц.

    В этом бою Бредов выказал себя мужественным и предприимчивым кавалерийским офицером. Приведенное описание может научить лучше многих толстых томов, как следует атаковать артиллерию. Мы видим прежде всего, что Бредов обеспечил свой фланги и оставил резерв; затем он обскакал фланги орудий, захватил и тотчас увез их; наконец, предусмотрительно сохранив в руках один или два эскадрона, он мог отразить неприятеля, пытавшегося вернуть орудия.

    Если бы он сразу бросил в бой весь полк, то не добился бы большего успеха, но зато внезапно появившийся свежий неприятельский эскадрон мог бы опрокинуть его полк, пришедший после удачной атаки в некоторый беспорядок.

    Наиболее блестящие атаки всей кампании были произведены в битве при Лангензальце 27 июня, где ганноверский драгунский герцога Кэмбриджского полк бросился на отступавшую прусскую пехоту и взял несколько пленных. Еще блестящее была атака ганноверской конницы, которая прорвала два прусских каре и захватила батарею. Правда, ганноверцы понесли при этом тяжкие потери от огня игольчатых винтовок, так как кирасиры атаковали на открытой местности и потеряли около трети состава. Это был, впрочем, единственный пример подобной атаки во всю кампанию, и нужно прибавить, что пруссаки уже отступали, когда были атакованы.

    Хотя кампания 1866 г. произошла только год по окончании американской, но последняя не оказала никакого влияния на образ действий европейских армий. Бенедек почти не воспользовался своей легкой конницей, что наводит на мысль, что война американцев прошла для него бесследно. Действуя в своей стране, среди дружеского населения, австрийская конница почти ничего не знала о движениях пруссаков; она не производила поисков на фланг и в тыл противника, не захватывала обозов, не разрушала железных дорог, не уничтожала телеграфов, не нападала на аванпосты, одним словом, не делала ничего того, что так часто и с таким успехом производилось американскими конными стрелками.

    Также и прусская конница не была настолько искусна в отправлении сторожевой и разведывательной службы, чтобы суметь прикрыть вторжение своей армии. Она большей частью соображала свои движения с пехотой и никогда не отделялась далеко. Когда обе неприятельские конницы соединялись и начинали бороться, то доказывали, что они отлично обучены искусно маневрировать и обладают мужеством, но можно ли при сравнении их деятельности с деятельностью американских конных стрелков не сказать, что вторые сделали неизмеримо больше первых? Так же точно нельзя не прийти к заключению, что образ действий американцев больше подходит к новому, усовершенствованному огнестрельному оружию.

    Война 1866 г. продолжалась очень недолго; собственно говоря, было только одно решительное сражение, и вопрос о влиянии заряжающегося с казны оружия на военное искусство оставался открытым. Напротив того, отчаянная борьба между французами и немцами в 1870–1871 гг., в которой обе армии были вооружены отличным оружием усовершенствованной конструкции, дает много данных по этому вопросу. Поэтому мы остановимся на кампании 1870–1871 гг. несколько подробнее и посмотрим, какие можно из нее вывести заключения по вопросу о действиях конницы в будущих войнах.

    Глава IV. Франко-германская война 1870–1871 гг.[121]

    Война 1870 г., разразившаяся между Францией и Германией, была первой, в которой обе стороны пользовались улучшенным оружием. Поэтому она представляет единственный источник, из которого можно почерпнуть материалы для практического разрешения вопроса: какое влияние имеет новое оружие на относительное значение различных родов оружия и их действия.

    Как французы, так и немцы обладали значительной конницей, которая была хорошо снаряжена и обучена; процентное, впрочем, содержание конницы в армии уменьшилось сравнительно с прежними войнами не столько вследствие уменьшения ее численности, сколько вследствие непомерного возрастания самих армий.

    Французская конница состояла из 11 кирасирских и 1 карабинерного полков тяжелой или резервной конницы, 13 драгунских и 9 уланских полков линейной конницы, 17 конно-егерских и 9 гусарских полков и 3 полков спагисов легкой конницы. Гвардейские и легкие полки имели по 5 эскадронов действующих и по 1 запасному; прочие — по 4 эскадрона действующих и 1 запасному. Вся численность конницы по военному составу доходила круглым числом до 40 000 коней. Она была организована в дивизии из 2–3 бригад; в каждой бригаде было обыкновенно 2 полка.

    Каждому корпусу из 3–4 пехотных дивизий придавалась кавалерийская дивизия, подчиненная непосредственно командиру корпуса; начальники дивизий особой конницы в своем распоряжении не имели. Подобная организация представляет значительную разницу с германской, где при каждой пехотной дивизии состоял конный полк. Совершенное отсутствие хотя бы самой незначительной конной части ставили иногда начальников французских пехотных дивизий в очень затруднительное положение, например при Вейсенбурге, где генерал Дуэ, занимавший со второй дивизией 1-го корпуса очень выдвинутое положение, не имел ни одного взвода конницы для производства разведок впереди фронта. И действительно, произведенное на него нападение было для него совершенной неожиданностью и кончилось полным уничтожением дивизии.

    Кроме конных дивизий, состоящих при корпусах, имелся еще резервный кавалерийский корпус из 3 дивизий, всего 48 эскадронов при 30 орудиях и 6 картечницах.

    Вооружение конницы было следующее: кирасиры имели палаши и пистолеты; уланы — пики, сабли и пистолеты; драгуны, егеря и гусары имели сабли и карабины Шаспо, стрелявшие на 800 шагов. Эти части составляли, таким образом, нечто вроде конных стрелков; на деле, впрочем, они употреблялись одинаково со всеми прочими конными частями, хотя бывали случаи, что они спешивались и вели бой в пешем строю.

    Северогерманская конница состояла из 10 кирасирских, 21 уланского, 21 драгунского, 18 гусарских и 6 легких полков; всего 76 полков по 4 действующих эскадрона и 1 запасному. В полку было около 600 коней. Вся численность конницы, как северной, так и южной Германии, доходила до 369 эскадронов, или 56 000 человек. При каждой пехотной дивизии состоял конный полк, остальные полки были сведены в дивизии и приданы разным армиям; дивизии, состоявшие из 2 бригад по 2 полка, имели по конной батарее.

    С самого начала кампании выказалось все превосходство германцев в организации и искусстве действий. Войны Наполеона, кампании Крымская и 1859 г. вселили во французов веру в их непобедимость; они успокоились на пожатых ими лаврах, не следя за улучшениями в военном деле. Опыт междоусобной американской войны прошел для них бесследно, так как они были убеждены, что действия тамошних армий, составленных из необученных людей, не могут дать ничего поучительного для европейских регулярных армий. Они упустили при этом из виду, что четыре года непрерывной войны могут выработать более опытных в военном деле людей, чем целая жизнь, проведенная в мирных занятиях военной службы. Так же точно мало воспользовались французы и новым способом действий конницы, примененным американцами. Поэтому сторожевая и разведывательная служба их конницы оказалась ниже всякой критики, а действия ее в бою, бесспорно в высшей степени храбрые и мужественные, но настолько же неосмысленные, привели только к бесплодному жертвованию ею при Верте и Седане.

    Но ничто так рельефно не бросается в глаза в кампании 1870 г., как совершенное неумение французской конницы исполнять сторожевую и разведывательную службу. Или она не исполнялась вовсе, как при Бомоне, или же исполнялась столь небрежно, что французские войска были неоднократно атакованы неприятелем врасплох на биваках среди белого дня.

    Немецкой коннице четыре года до того пришлось иметь дело с австрийцами, также очень небрежно относившимися к передовой службе, поэтому она приобрела большую смелость в разведках, и это обстоятельство в связи с совершенной бездеятельностью французских всадников дало ей возможность с первых же шагов бдительностью и широким применением рекогносцировок оказать армии в высшей степени серьезные услуги. Благодаря небрежности французов немецкие разъезды имели полную возможность безнаказанно появляться в тылу французского расположения, совершать самыми маленькими частями необыкновенно смелые поиски и добывать таким путем важные сведения о положении и движениях противника. Тщательное обучение немецких всадников в мирное время сторожевой и разведывательной службе дало прекрасные плоды на войне.

    Уже в ночь с 23 на 24 июля прусский уланский разъезд пробрался в тыл французского расположения и взорвал железнодорожный виадук у Сааргемюнда. С этого дня превосходство немецкой кавалерии проявлялось постоянно. 26 июля вертюмбергский офицер генерального штаба граф Цеппелин с 4 офицерами и 4 нижними чинами прошел вблизи Лаутербурга через французские передовые посты и в течение 36 часов разведывал у них в тылу. Правда, затем разъезд этот был застигнут врасплох в Ширленгофе, небольшом трактире к югу от Верта и на 10 миль позади французских аванпостов, и только одному Цеппелину удалось благополучно ускакать; но сведения, им привезенные, были очень важны, и на них был построен план движения армии кронпринца.

    Французская конница в то же время совершенно бездействовала. Генерал Абель Дуэ, стоявший на далеко выдвинутой вперед позиции у Вейсенбурга, не имел вовсе конницы и поэтому был застигнут врасплох и наголову разбит 3-й германской армией. За этим первым успехом последовал через два дня второй: весь правый фланг французов потерпел полное поражение при Верте от той же армии. Французы дрались в обоих сражениях с замечательной храбростью, но были атакованы неожиданно и притом превосходными силами.

    Из сражения при Верте мы упомянем об атаке, произведенной французской кирасирской бригадой Мишеля против левого германского крыла, которое, наступая через Морсбронн, угрожало обходом правому флангу французов. Бригада силой в тысячу коней двинулась в трех линиях по направлению на Морсбронн по очень труднодоступной местности. Несмотря на ружейный огонь, обстреливавший ее левый фланг, она быстро продолжала движение и бросилась на неприятеля, чтобы застать его во время построения боевого порядка. Немцы встретили атаку в том строю, в котором находились, сильнейшим огнем, нанесшим кирасирам в самое короткое время сильнейшие потери. Оставшиеся в живых продолжали движение, но большинство попало в плен, и только немногим удалось проскочить и уйти кружным путем. Но и эти остатки бригады были атакованы прусским гусарским полком. В результате атаки было то, что бригада Мишеля и атаковавший вместе в ней 6-й уланский полк были почти уничтожены. Прусские гусары потеряли 1 человека убитым, 23 ранеными и 35 лошадей; потери пехоты были самые ничтожные.

    Бригада была пожертвована с целью дать время отступить французскому правому флангу. Атака была произведена блестящим образом; не произошло ни малейшего колебания или остановки, тем не менее она кончилась полной неудачей благодаря только огню пехоты, которая даже не нашла нужным строить каре. Мы еще встретим при описании этой кампании случаи, которые показывают, как мало может иметь надежды на успех конница, действующая по-старому.

    После сражения при Верте и Шпихерне французы должны были начать всеобщее отступление в различных направлениях; Мак-Магон отошел сначала на юг и затем кружным путем на Шалон, а остальная армия — на Мец.

    В это же время немецкая конница блестящим образом показала, что для этого рода оружия есть широкое поле деятельности, на котором она может оказать неоценимые услуги, несмотря на улучшение огнестрельного оружия и на уменьшение вследствие этого деятельности ее на поле сражения.

    Немецкая конница шла все время на 1–2 перехода впереди, не упуская ни на минуту из виду противника и в то же время образуя завесу, совершенно скрывавшую движения германских армий, пользовавшихся, таким образом, полным спокойствием и безопасностью. Конница делала свое дело смело, энергично, искусно и на деле показала все выгоды, какие дает армии превосходная в числе и правильно веденная кавалерия.

    В то время как многие другие державы, считая, что время конницы прошло, уменьшили ее численность, немцы ни на минуту не упустили из виду важной ее роли и скорее заботились об увеличении ее. Теперь они и пожали то, что посеяли.

    Далеко выдвинутые вперед конные части немцев совершенно скрывали от французских генералов расположение и намерения их противника. Мелкие уланские и гусарские разъезды появлялись отовсюду, и никак нельзя было догадаться, из-за какого пункта этой завесы покажутся главные силы. Корпуса шли на 20–30 английских (или 5–7 немецких) миль позади своих кавалерийских частей в полной безопасности как во время движения, так и при расположении на отдых, не ожидая каждую минуту быть внезапно атакованными. Всадники, все продвигаясь вперед, оттеснили Мак-Магона на юг от Меца и наводнили всю страну между Мак-Магоном и Базеном. Скоро они достигли Мозеля.

    Нанси, главный город Лотарингии, сдался 6 полкам улан, за которыми, правда, следовали более сильные конные части; скоро вся линия Мозеля, почти до самых стен Меца, была занята прусской конницей. Благодаря ей подкрепления Мак-Магона не могли подойти к главной армии.

    Когда затем немцы перешли через Мозель у Понт-а-Муссона, конница в значительных силах повернула к северу, чтобы охватить правый фланг находившихся у Меца французских войск. В это время выяснилось, что французы намереваются отступить на Верден, и было очень важно воспрепятствовать им в этом и, если возможно, перехватить их отступления. Главные силы немцев находились, однако, еще далеко, хотя и шли форсированными маршами. Вследствие этого на долю конницы выпала задача задержать французов до прибытия своей пехоты.

    Утром 15 августа передовые конные части немцев появились на дороге Мец Верден, и действительно им удалось остановить противника на 24 часа. Конная дивизия Фортона, шедшая во главе французской армии, натолкнулась на бригаду Редерна (5-й прусской кавалерийской дивизии) с конной батареей; Редерн действовал с большей смелостью и огнем своей артиллерии приостановил движение всей южной неприятельской колонны. Здесь недостаток самостоятельности и инициативы вполне выказала французская конница; у Фортона было ее достаточно, чтобы энергичным наступлением сбить бригаду Редерна и продолжать свое движение; он же вместо этого отступил к Вионвилю, и этим была решена судьба армии Базена.

    На следующий день начали подходить одна за другой немецкие пехотные дивизии; попытки французов возобновить движение на Верден привели к сражению при Марс-ла-Тур — Вионвиль и окончились неудачно. Они отступили на Гравелотт, где и произошло самое большее из всей кампании сражение, окончившееся окружением Базена в Меце, а затем последовала и его капитуляция.

    В сражении при Вионвиле 16 августа наступил критический момент, когда французы, вначале превосходившие немцев численностью, перешли в наступление 6-м корпусом маршала Канробера против измученных частей генерала Альвенслебена у Вионвиля и Флавиньи. Альвенслебен не имел уже больше в резерве ни пехоты, ни артиллерии; единственной его надеждой была конница, и он бросил ее в атаку в твердой уверенности, что она погибнет, но зато выручит своих. Дело было поручено бригаде генерала Бредова из 7-го кирасирского и 16-го уланского полков, в каждом по 3 эскадрона. Уланы несколько отстали, так что атака была произведена как бы уступами. Прежде всего полки бросились на орудия, изрубили прислугу и помчались далее на пехоту, открывшую по ним усиленный огонь; тем не менее она была прорвана; затем при дальнейшем движении немцы, уже в совершенном беспорядке, захватили еще несколько картечниц, но тут были остановлены французскими кирасирами, конно-егерями и спагами. Они были вынуждены вернуться, понеся сильные потери; тем не менее атака достигла своей цели, так как наступление 6-го корпуса, угрожавшее большой опасностью, было остановлено. Это была атака чрезвычайно смелая и единственная, которая до известной степени может считаться удачной.

    Несколько позже в тот же день была произведена атака 1-м прусским гвардейским полком, чтобы выручить пехотную бригаду Веделя; полк наткнулся на нерасстроенную французскую пехоту и был отброшен ее огнем, понеся сильные потери.

    Еще позже генерал Барби с 6 прусскими конными полками атаковал 10 полков французской конницы генерала Клерамбо, которая встретила атаку эту огнем из карабинов. Пруссаки, презирая этот огонь, бросились на французов и после короткой рукопашки опрокинули их.

    В конце сражения, уже когда стемнело, была произведена атака 6-й прусской кавалерийской дивизией, причем гусарская бригада Рауха прорвала несколько каре, в чем ей значительно помогла темнота, способствовавшая скрытному приближению. Вслед за тем по дивизии был открыт со всех сторон сильный огонь, и она вынуждена была уйти.

    В сражении при Гравелотте 18 августа действовали почти исключительно пехота и артиллерия, почему мы на нем и не останавливаемся.

    При последовавших затем операциях, до Седана, выказывается очень резко разница в образе действий конницы обеих сторон.

    Правительство принудило Мак-Магона, несмотря на его близкое знакомство с обстоятельствами и против его желания, сделать попытку к выручке Базена обходным движением. План этот мог удасться только при условии большой быстроты и совершенной скрытности. Следовательно, здесь являлся для французской конницы случай оказать деятельную помощь армии и вновь поднять свою репутацию, но она не сделала ни того, ни другого, в чем, впрочем, значительная доля вины падает на главнокомандующего. Казалось бы, самым правильным собрать всю конницы целиком на правом фланге и, выставив линию постов с поддержками, сделать из нее завесу, за которой армия скрытно выполнила бы передвижения. Всякий день, который выигрывали французы, был очень важен. У них же часть конницы шла в голове колонн, часть — поровну на обоих флангах и часть была распределена по корпусам. Вначале хоть половина резервной конницы была поставлена на правом фланге, но 25 августа она была притянута к Ле-Шену, и, таким образом, правый фланг был оставлен без прикрытия как раз в том направлении, откуда угрожала наибольшая опасность; резервная же дивизия Боннемена все время двигалась на крайнем левом фланге, где никак нельзя было ожидать нападения. Таким образом, во все время дальнейшего движения французская армия была прикрыта только конными частями, приданными к корпусам.

    Результат можно было предсказать заранее: немцы узнали очень скоро о движении французов, и вся их армия сделала захождение направо и двинулась в северном направлении. Конница шла впереди и совершенно скрывала пехоту, которая в скором времени появилась вблизи и в тылу французских колонн, продолжавших свое движение без самых элементарных мер предосторожности.

    30 августа произошло первое столкновение немцев с 5-м корпусом Фальи, стоявшим на биваке к северу от Бомона. По совершенно непонятной причине французы совершенно упустили из виду осмотреть леса к югу от Бомона или, по крайней мере, организовать наблюдение за ними. Эта небрежность была тем непростительнее, что французы имели полное основание ожидать нападения именно в этом направлении. Немцы, закрытые лесами, подошли настолько близко, что увидели французских солдат, спокойно лежащих или варящих пищу. Немедленно был открыт орудийный огонь по биваку, и затем последовало решительное нападение, увенчавшееся успехом. Французская артиллерия не имела даже времени запрячь лошадей; орудия, палатки, обоз, запасы — все досталось немцам.

    Это было как бы прологом седанской катастрофы. В этом последнем сражении императорской армии конница опять доказала блестящим образом, что в мужестве у нее нет недостатка. В конце сражения генерал Дюкро решился сделать последнее отчаянное усилие, чтобы задержать неприятеля атакой конной массы и затем пробиться с пехотой, следовавшей непосредственно за конницей. Дело было возложено на резервную кавалерийскую дивизию генерала Маргерита, которая по прорыве неприятельских линий должна была повернуть направо и смять противника в этом направлении; 2-я резервная дивизия Боннемена должна была поддержать эту атаку, а конные полки 12-го корпуса — служить резервом.

    Конница двинулась вперед; казалось, масса ее совершенно сметет и задавит прусскую пехоту. Действительно, всадники промчались через стрелковую цепь и бросились на наступавшие сзади сомкнутые батальоны, которые встретили их смертоносным огнем из развернутого строя. Атаки повторялись одна за другой с блестящим мужеством, но все разбивались об этот огонь; целые груды трупов, людей и лошадей лежали перед немецкими линиями. Эта атака была ужасной и бесполезной жертвой храбрецов.

    Автор получил вскоре после сражения от выдающегося офицера высокой опытности письмо, в котором говорится:

    Вопрос о возможности атаки конницы на пехоту, вооруженную заряжающимися с казны винтовками, по-моему, бесповоротно решен опытом последней кампании. Где и при каких обстоятельствах атака ни производилась — 8-й и 9-й французские кирасирские полки при Верте, 7-й прусский кирасирский полк при Вионвиле, обе французские легкокавалерийские бригады при Седане — результат был всегда один и тот же: тяжелые потери без всякого успеха.

    Генерал Шеридан внимательно следил за всеми четырьмя атаками французской легкой конницы при Седане, и я ему обязан в высшей степени подробным описанием их. Я был на месте 30 часов спустя, когда еще убитые люди и лошади не были убраны, так что я мог составить себе такое же ясное понятие, как если бы сам был очевидцем.

    Первая атака 1-го гусарского полка была произведена при самых благоприятных обстоятельствах, и притом очень искусно. Когда стрелки, предшествовавшие прусской пехоте, взобрались на холм, за которым выжидали гусары, то эти последние обошли холм кругом и вышли стрелкам в тыл и правый фланг; подойдя незамеченными шагов на 120, они бросились на стрелков, которые немедленно построили кучки и открыли огонь; человек 25–30, которые бросились бежать назад, были изрублены. Гусары понесли большие потери от огня и следовавшие позади два эскадрона спустились вполне благоразумно под прикрытие холма; те гусары, которые прорвались через прусские линии, были убиты, ранены или взяты в плен. Все дело не задержало прусскую пехоту даже и на 5 минут. Следовавшие затем атаки 1-го, 3-го и 4-го африканских и 6-го конно-егерского полков также не привели ни к чему, хотя были произведены с блестящей храбростью и необыкновенным упорством. Пруссаки подпускали их шагов на 180 и затем сметали залпом, так что французы не подходили ближе 60 шагов. Это была совершенно бесцельная бойня, и притом без всякого успеха. Весь холм был буквально покрыт телами людей и их маленьких белых арабских коней. Эти пять полков обеих бригад потеряли, наверное, не менее 350 человек убитыми, не считая раненых и пленных. Генерал Шеридан говорил мне, что люди вели себя безукоризненно и по сигналу немедленно возобновляли атаку.

    Они были до последней минуты укрыты от неприятельского огня и очень искусно и храбро ведены. Протяжение атаки было не более 500 шагов, и все-таки она окончилась совершенным уничтожением конницы без всякого успеха. Один из моих друзей, с которым я десять лет тому назад познакомился в Африке и который в чине майора командовал двумя эскадронами одного из атаковавших полков, показывал мне список своих людей с отметкой против имени каждого человека. Оказалось, что из 216 человек, пошедших в бой, вернулись 58; при этом части находились в огне менее четверти часа.

    После Седана война свелась почти исключительно к осадам Парижа и Меца, причем на долю конницы выпало прикрытие операции и коммуникационных линий. Конечно, бывали и еще примеры удачных действий конницы в различных частях Франции, но все в мелком масштабе: так, при Амьене несколько немецких эскадронов изрубили морской батальон и взяли несколько орудий; при Орлеане 4-й гусарский полк, а при Суаньи 11-й уланский захватили орудия. Но все эти мелкие успехи ничто в сравнении с тем, что могло бы быть достигнуто массой конницы, выставленной немцами, — 70 000 коней.

    Французы вскоре после начала обложения Парижа приступили к формированию маленьких партизанских отрядов, получивших название франтирьеров, или вольных стрелков. По мере увеличения числа этих отрядов прусским уланам становилось все труднее и труднее удаляться на значительное расстояние от главных сил и действовать самостоятельно; им начали придавать пехоту, которая и очищала деревни, леса и вообще закрытые места от храбро сражавшихся вольных стрелков. Это обстоятельство доказывает, что значительные успехи прусской конницы в первую половину кампании должны быть приписаны скорее бездействию французов, чем какому-либо превосходству в организации или вооружении знаменитых улан.

    Придача пехоты совершенно лишила конницу подвижности. С той минуты как конница поступила под защиту пехоты, исчезли ее главные, присущие ей одной качества.

    Более серьезное изучение американской войны показало бы немцам, что если бы их всадники были вооружены винтовками или карабинами,[122] то они сделали бы так же хорошо, если не лучше, то, что выпало на их долю в первой половине кампании, и вместе с тем они были бы в состоянии с полным успехом бороться с вольными стрелками.

    В Америке конные стрелки брали штурмом города и деревни, даже если они были заняты пехотой и артиллерией. Местные милиции (home guards), войска того же рода, как и франтиреры, никогда не были в состоянии воспрепятствовать движению конницы южан, и эти последние, наверное, ответили бы смехом на предложение связать себя придачей пехоты при рейдах и поисках. В этом отношении опыт войны 1870 г. очень поучителен: блестящие успехи немецкой конницы в первую половину кампании давали право предполагать, что она ни в каком случае не позволит себя остановить недисциплинированным иррегулярным войскам. Это самое поучительное указание для каждого кавалерийского офицера из войны после Седана; немного нужно труда, чтобы увидеть, где слабая сторона и как ее исправить.

    Война 1870–1871 гг. была последней, из которой мы можем извлечь указания для будущего. Пока эта книга писалась, загорелась война между Турцией и Сербией, о которой до сих пор нет точных сведений, так что в данную минуту не представляется возможности сказать, принесет ли эта война что-либо поучительное. Но, кажется, можно утверждать, что конница в ней пока не играет роли, и, следовательно, для кавалерийского офицера кампания эта особенного интереса представить не может.

    Следующая выписка из газеты заслуживает, однако, упоминания, потому что говорит в пользу револьвера и, следовательно, может иметь значение при решении вопроса о пользе этого оружия.

    В сражении при Зайчаре сербский офицер капитан Фрасанович оказал следующий подвиг: взяв саблю в зубы и держа револьвер в руке, он бросился в турецкий полубатальон, прорвался через него до знамени, которое схватил и благополучно принес к своим, оставляя каждым выстрелом убитого или раненого турка за собой.

    Здесь мы закончим наш очерк о коннице и ее службе. Мы проследили судьбу этого рода оружия от седой старины до последнего времени и надеемся, что нам удалось представить читателю ясную картину постепенного ее развития. Теперь нам остается еще, пользуясь указаниями прошедшего, выразить наше мнение о наилучшей системе организации, вооружения и употребления конницы в будущем.


    Примечания:



    1

    Lord Arundel of Wardour. Tradition.



    10

    1-я кн. Моисея.



    11

    2-я кн. Моисея.



    12

    Там же.



    107

    Humbert; — Beamish; — Kinglake, Invasion of the Crimea; — Богданович, Восточная война; — Renard.



    108

    С этим согласиться нельзя — пример поучительный, в особенности если дополнить его фланговой атакой сводного уланского полка Бронкина и воспроизвести вообще полнее этот эпизод. Примеч. ред.



    109

    На Дунае было несколько интересных кавалерийских дел; из них наиболее интересное произошло 29 сентября 1855 г. при Евпатории между французской кавалерийской дивизией д'Аллонвиля и русской уланской дивизией Корфа. Примеч. пер.



    110

    Здесь произведена знаменитая атака 4 эскадронов австрийских гусар полка короля прусского под начальством храброго полковника барона Эдельсгейма против французских зуавов и иностранного легиона по пересеченной местности, между тутовыми деревьями и виноградниками в окрестностях Понте Веккио ди Маджента. Означенный полк вообще приобрел большую славу в эту войну, столь невыгодную для кавалерии. Он отличился под предводительством своего командира-героя при Каве, Валенце, Оленго и Сольферино. Примеч. пер.



    111

    Вероятно, полков, но тогда бы не было сокращения. Примеч. пер.



    112

    History of Morgan a Cavalry; — Duke; — Ф.Боркэ, Мемуары; — Campaigns of Forrest; — Johnston's Narrative, — Pollard's Second Jear of the War; — Hotchkiss and Alien; — Andrews; — Havelock; — The Three Main Military Questions of the Day.



    113

    Это может быть только названо карикатурой на конницу, и действие прикладами не может быть приведено в виде довода против холодного оружия. Примеч. пер.



    114

    Эти слова очень характерно обрисовывают состояние американской конницы (мы умышленно не говорим кавалерии) того времени. Он просто признает ее неспособной к правильной атаке развернутым строем, и этим объясняется многое, что иначе казалось бы странным и непонятным. Примеч. пер.



    115

    Американцы обозначают роты буквами, а не номерами. Примеч. пер.



    116

    И огромном превосходстве в силах над противником, состоящим исключительно из конницы. Примеч. пер.



    117

    Havelock The Three Main Questions of the Day



    118

    Или отступления прусских каре при Этоже в феврале того же года, а также и уже упомянутого движения дивизии Неверовского из Красного в Смоленск в 1812 г. Примеч. пер.



    119

    Этим заключением автор доказывает лишь сам, что не сделал правильного вывода из истории американской войны в отношении конницы вообще и остался при субъективном взгляде на это дело — американца. Примеч. ред.



    120

    Rustow; — Hozier.



    121

    Borbstaedt u. Dwyer.



    122

    Большая часть конницы так и была вооружена. Примеч. пер.







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх