Очерк второй

ВАРЯЖСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

Изнуренные взаимными войнами племена словен, кривичей и чуди сошлись, по рассказу летописца, на совет «и реша сами в себе: „Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву”. И идоша за море к варягом, к руси. Сице бо ся зваху тье варязи русь… Реша русь, чюдь, словени, и кривичи вси: „Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да пойдете княжить и володеть нами”. И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь и приидоша; старейший, Рюрик, седе Новегороде, а другой, Синеус, на Беле-озере, а третий Изборсте, Трувор».^{1}

Русские ученые XVIII и XIX вв. относились с полным доверием к летописному Сказанию о призвании варягов. Они спорили лишь по вопросу об этнической принадлежности пришельцев, не сомневаясь в реальности сообщаемых летописью под 862 г. событий.^{2} Постепенно, однако, начинает формироваться мысль, что рассказ о призвании запечатлел и многое из действительности начала XII в., когда создавалась летопись. Так, Н. И. Костомаров на диспуте с М. П. Погодиным 19 марта 1860 года о начале Руси говорил: «Наша летопись составлена уже в XII веке, и, сообщая известия о прежних событиях, летописец употреблял слова и выражения, господствовавшие в его время».^{3} О влиянии новгородских порядков поздней поры на создание легенды о варяжском призвании писал Д. И. Иловайский.^{4} Но настоящий перелом в изучении летописей наступил благодаря работам А. А. Шахматова, который доказал, что рассказ о призвании варягов есть поздняя вставка, скомбинированная способом искусственного соединения нескольких северорусских преданий, подвергнутых глубокой переработке летописцами. А. А. Шахматов показал преобладание домыслов в сказании над мотивами местных преданий о Рюрике в Ладоге, Труворе в Изборске, Синеусе на Белоозере. Обнаружилось литературное происхождение записи под 862 г., являющейся плодом творчества киевских летописцев второй половины XI — начала XII в.^{5}

После исследований А. А. Шахматова в области истории русского летописания ученые стали значительно осторожнее относиться к летописным известиям о происшествиях IX в. Характерно высказывание В. А. Пархоменко, который призывал не забывать, что «наши летописи возникли лишь в XI — начале XII в., что в первое столетие существования их наша первоначальная летопись пережила ряд переработок, на которых сказывалось влияние их авторов (сравните, например, Новгородскую Первую летопись и Лаврентьевский текст), что между появлением преданий и сказаний о событиях и явлениях русской жизни конца IX — начала X века и записью их прошло уже полтора — два столетия, за которые русское общество пережило крупнейшую реформу своей идеологии и быта, каковое обстоятельство не могло не отразиться на отношении наших монахов-летописцев к преданиям языческой Руси. Все это вынуждает нас относиться к показаниям наших летописей о русской жизни IX–X вв. с большой осторожностью и значительной долей критицизма: нужно учитывать и неточность преданий, и понимание прежних событий авторами-монахами по-новому, на иной лад, с точки зрения византийских идей и понятий, и некоторую тенденциозлость в самом выборе и сопоставлении преданий и известий».^{6} Рассказ же «о призвании варяго-русских князей не находит себе, помимо нашей летописи, нигде исторического подтверждения, в летопись занесен спустя приблизительно 200–250 лет после того момента, к какому приурочивается самый факт, и носит на себе все черты предания неясного, легендарного, даже тенденциозного, притом спаявшего воедино несколько различных местных преданий».^{7} В. А. Пархоменко был убежден, что «в XI в. в Киевской Руси не знали о Рюрике, его призвании на княжение и какой-либо связи его с тогдашней киевской династией; между тем позднейшие летописные своды распространяются о нем со значительными подробностями явно вымышленного характера… Таким образом, есть ряд оснований отнестись совершенно скептически к летописному повествованию о призвании на княжение Рюрика в смысле принятия такового за сообщение о начале русского государства в 862 г. и поставить этот северный легендарный эпизод рядом по историческому значению с южным летописным преданием о Кие, явная легендарность и историческая неизначальность коего обычно признается».^{8}

Но не у всех историков летописный текст 862 г. вызывал такой большой скепсис. В «Русской истории с древнейших времен» М. Н. Покровского, написанной еще в дореволюционное время, говорится, что в вопросе о том, как появилась династия Рюриковичей у восточных славян, «всего безопаснее» придерживаться летописного текста: «Отношения „Руси” к славянам, по летописи, начались с того, что варяги, приходя из-за моря, брали дань с северо-западных племен, славянских и финских. Население сначала терпело, потом, собравшись с силами, прогнало норманнов, но, очевидно, не чувствовало себя сильным достаточно, чтобы отделаться от них навсегда. Оставалось одно — принять к себе на известных условиях одного из варяжских конунгов с его шайкой, с тем, чтобы он оборонял за то славян от прочих норманнских шаек».^{9}

Мнение главы советских историков Киевской Руси Б. Д. Грекова эволюционировало. В ранних изданиях своей монографии «Киевская Русь» Б. Д. Греков замечает, что киевский летописец Сильвестр использовал запись новгородского летописца, приспособив «новгородское сказание к своим собственным целям»,^{10} назидательным по замыслу: «Отсутствие твердой власти приводит к усобицам и восстаниям. Восстановление этой власти (добровольное призвание) спасает общество от всяких бед. Спасителями в IX в. явились варяжские князья, в частности Рюрик. Рюриковичи несли эту миссию долго и успешно, и лишь в конце XI в. снова повторились старые времена «всташа сами на ся, бысть межи ими рать велика и усобица». Призвание Мономаха в Киев таким образом оправдано, и долг киевлян подчиняться призванной власти, а не восставать против нее».^{11}

Б. Д. Греков не отрицал полностью факт призвания Рюрика, хотя и испытывал сомнения в точности передачи его подробностей: «Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором так настойчиво говорят наши летописцы. Но, с другой стороны, едва ли необходимо отвергать целиком это призвание. В факте „призвания” во всяком случае нет ничего невероятного (это не исключает постоянных столкновений с варягами и их военных предприятий против славянских и финских народов). Оно очень похоже на те призвания, которые мы знаем при Владимире и Ярославе».^{12} Какие же реальные события увидел историк в предании о Рюрике? «Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым летописью, — говорил он, — то все же можно сделать из известных нам фактов вывод о том, что варяжские викинги частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Так началось сколачивание аляповатого по форме и огромного по территории государства Рюриковичей».^{13}

Очень скоро Б. Д. Греков в своих суждениях о призвании стал смещать акценты, а то и вовсе менять их смысл. Уже в издании 1939 г. он, опираясь на результаты исследований А. А. Шахматова, уличает летописца, стремившегося возвеличить род Рюриковичей, в склонности к норманизму. В известиях Повести временных лет о Рюрике автор видит «переделку старых преданий о начале русской земли, освещенную сквозь призму первого русского историка-норманиста, сторонника теории варяго-руси».^{14} Вносит он изменения и в историческую канву предания, о призвании говорит с некоторой неохотой: «Варяжские викинги, — допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, — из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Но сколачивание аляповатого по форме и огромного по территории Киевского государства началось с момента объединения земель вокруг Киева и, в частности, с включения Новгорода под власть князя, сделавшего Киев центром своих владений».^{15} Таким образом, Б. Д. Греков, меняя ход начальной истории русского государства, переносит историческую сцену с севера на юг, из Новгорода в Киев. Давал о себе знать нарастающий синдром норманизма, парализовавший вскоре исследовательскую мысль. Но некоторое время Б. Д. Греков не видит ничего невероятного в самой личности Рюрика. «Интересно отметить, — пишет он, — что знают какого-то Рюрика и франкские летописи, говоря о нем, как о видном вожде датской военно-морской дружины, успевшем утвердиться на Скандинавском полуострове в городе Бирке. Не будет ничего удивительного, если после дополнительных разысканий окажется, что этот Рюрик датский и есть тот самый герои, о котором повествуют русские летописи».^{16} Он возглавлял «вспомогательный наемный датский отряд», прибывший на «новгородскую территорию» по приглашению одной из борющихся сторон.^{17}

В последней посмертной публикации «Киевской Руси» 1953 г., в которой были использованы поправки автора к тексту издания 1949 г., отношение к летописной записи о варягах еще более настороженное: «Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором тенденциозно говорят наши летописи. Несомненно, призвание трех братьев — ходячая легенда, весьма популярная в XI–XII веках. Возможно предположить лишь факт найма новгородцами варяжских вспомогательных отрядов. Такого рода факты имели место и при Владимире и Ярославе. Но это совсем не „призвание”, на котором базируются норманисты».^{18}

Приглашение словенами «варяжской наемной дружины» допускал и В. В. Мавродин. Один из старейшин новгородских, полагает он, пригласил на помощь в борьбе с другими правителями «какого-то варяжского конунга, которого летописное предание назвало Рюриком». Явившись с дружиной в Новгород, варяжский викинг «совершает переворот, устраняет или убивает новгородских „старейшин”, что нашло отражение в летописном рассказе о смерти Гостомысла „без наследия”, и захватывает власть в свои руки».^{19} В. В. Мавродин не уверен, «существовали ли реальные Рюрик, Синеус и Трувор». Но нет никаких оснований «обязательно считать их легендарными».^{20}

Намерение В. В. Мавродина выявить реальное значение варягов в образовании Древнерусского государства было объявлено как сближение с норманизмом, как уступка норманистской концепции.^{21} В вину В. В. Мавродину было поставлено даже то, что он иногда называл варягов купцами, тогда как их надлежало изображать в виде «разбойничьих дружин» или, по крайней мере, «воинов-наемников».^{22} Эта, с позволения сказать, «критика» являлась веянием времени: в стране начинался сезон охоты на «космополитов».

Чтобы избежать обвинений в норманизме, лучше было не замечать конкретных реалий в летописном рассказе о призвании варягов или свести их до минимума, а то и вовсе растворить в общих рассуждениях.

В столь тяжелое для советской исторической науки время появляются труды Д. С. Лихачева по истории русского летописания. В них затрагивался и вопрос о достоверности известий летописца насчет Рюрика. Вывод Д. С. Лихачева следующий: «Легенда о призвании трех братьев варягов — искусственного, „ученого” происхождения», — причем в ней имеется «„примитивная” и отсталая часть», которую взяли на вооружение «современные псевдоученые норманисты».^{23} Автор подчеркивает не народный характер легенды, «в основном созданной в узкой среде киевских летописцев и их друзей на основании знакомства с северными преданиями и новгородскими порядками».^{24} Историческое зерно ее невелико. Она была «наруку печерским летописцам, стремившимся утвердить родовое единство русских князей; легенда утверждала династическую унификацию: все князья — члены одной династии, призванной на Русь в качестве мудрых и справедливых правителей. Как представители одного рода, они должны прекратить братоубийственные раздоры: такова мысль киевских летописцев, постоянно проводимая ими в своих летописях».^{25} Легенда, кроме того, служила еще одной цели. Дело в том, что Русское государство, с точки зрения греков, «было обязано своим происхождением Византии. Законная власть явилась на Русь лишь после ее крещения и была неразрывно связана с церковью. Вот с этой-то греческой точкой зрения и боролись печерские летописцы. Она представляла собой существенную опасность, поскольку ее проводником являлся киевский митрополит-грек. В своей общерусской и антигреческой политике печерские монахи были последовательными противниками киевского митрополита, его политики и его теории. „Норманнская теория” печерских монахов была теорией прежде всего антигреческой и, по тем временам, общерусской. Она утверждала прямо противоположную точку зрения на происхождение Русского государства: не с византийского юга, а со скандинавского севера».^{26} Обращает внимание то обстоятельство, что Д. С. Лихачев ищет «историческое зерно» легенды не в событиях, каким она посвящена, а в политических коллизиях времен внуков Ярослава, т. е. не в конце IX в., а в конце XI — начале XII столетий. Такое хронологическое переключение, конечно, снимало остроту проблемы, но придавало ее изучению некоторую односторонность, недоговоренность и расплывчатость.

Аналогичную перестановку хронологических аспектов произвел и С. В. Юшков. «Уже давно было отмечено, — рассуждал он, — что автор древнейшего летописного свода был далеко не тем летописцем, который добру и злу внимал равнодушно. При работе над своим произведением он планомерно и настойчиво проводил ряд тенденций, которые были интересны Киевской правящей верхушке. В условиях распада Киевского государства надо было всячески подчеркнуть значение государственного единства, значение единой сильной власти, указав, что при отсутствии этой власти неизбежны междоусобицы. Надо всячески было возвеличить правящую династию, показав ее роль в организации Киевского государства».^{27} С. В. Юшков отдает должное мастерству летописца и отмечает, что его рассказ о призвании князей составлен с большим искусством, так что очень трудно отделить в нем правду от вымысла. И все же этот рассказ, по С. В. Юшкову, сплошь легендарен: «Мы убеждены, что в конце концов будут приведены серьезные доказательства того, что рассказ о призвании князей-варягов с начала до конца есть легенда, занесенная первоначальным летописцем с целью возвышения значения киевской княжеской династии».^{28} С. Ю. Юшков не видел никакой надобности в гипотезе Б. Д. Грекова, «объясняющей появление норманнских варяжских князей в Новгороде приглашением их вместе с военным отрядом и с дружиной одной из враждовавших Новгородских группировок и последующим утверждением одного из этих князей — Рюрика, благодаря чему возникла на Руси норманнская династия Рюриковичей».^{29}

Так в исторической науке выхолащивалось конкретное содержание летописных известий о призвании варягов. В них вкладывался лишь идейный смысл, приуроченный к историческим событиям конца XI — начала XII в. Сама же варяжская проблема становилась ареной идеологического и политического противостояния. Красноречиво в этой связи заявление Б. Д. Грекова: «Легенда о „призвании варягов” много веков находилась на вооружении идеологов феодального государства и была использована русской буржуазной наукой. Ныне американско-английские фальсификаторы истории и их белоэмигрантские прислужники — космополиты вновь стараются использовать эту легенду в своих гнусных целях, тщетно пытаясь оклеветать славное прошлое великого русского народа. Но их попытки обречены на провал».^{30} Весьма характерно, что эти обличения звучали со страниц, казалось бы, солидного академического издания.

В период «оттепели», наметившийся в середине 50-х — начале 60-х годов, такого рода заявления оценивались как вульгаризация и крайнее упрощение сложных вопросов исторической науки.^{31} Исследование Сказания о призвании варягов продолжалось.

Возникновение легенды о призвании князей Б. А. Рыбаков связал с историей Великого Новгорода: «Стремление новгородцев в XI–XII вв. обособиться от власти киевских князей, широкие торговые связи Новгорода со Скандинавией, использование новгородскими князьями в борьбе с Киевом наемных варяжских отрядов (Владимир и Ярослав в начале их деятельности) — все это в сочетании с тенденцией избирать себе князя и породило в новгородском летописании XI–XII вв. вымыслы о призвании варяжских князей и затем отождествление варягов с русью».^{32} Впоследствии Сильвестр, стремясь оправдать призвание Мономаха в Киев, воспользовался новгородской летописью и внес ее рассказ в отредактированную им Повесть временных лет.^{33} Б. А. Рыбаков полагает, что к тому моменту, когда на Севере славянского мира появились отряды варягов, в Среднем Поднепровье уже сложилась Киевская Русь. «Варяги-пришельцы не овладевали русскими городами, а ставили свои укрепленные лагеря рядом с ними».^{34} Автор признает реальность Рюрика, но сомневается в двух других героях легенды — Синеусе и Труворе, считая их происхождение анекдотическим. Такое происхождение «братьев» Рюрика «говорит нам и о степени достоверности всей легенды в целом. Она сфабрикована, очевидно, из различных преданий и рассказов, в которых историческая правда сплеталась с вымыслом, окружившим описание событий, происходивших за два столетия до их записи. Источником сведений о Рюрике и его „братьях”, вероятнее всего, был устный рассказ какого-нибудь варяга или готландца, плохо знавшего русский язык».^{35}

Важно отметить, что Б. А. Рыбаков допускает наличие «исторической правды» в легенде. Примечательно и то, что он выделял «норманнский период» в истории Руси, охватывающий три десятилетия, от 882 до 911 г., когда «власть в Киеве захватил норманнский конунг Олег, ставший на время киевским князем».^{36} Впрочем, княжение варяга Олега в Киеве — незначительный эпизод, излишне раздутый проваряжскими летописцами и позднейшими историками-норманистами.

В книге Б. А. Рыбакова, вышедшей в свет сравнительно недавно, фигурирует уже новгородец, «плохо знавший шведский язык», поскольку «принял традиционное окружение конунга за имена его братьев»: Синеус — sine hus («свой род») и Трувор — thru varing («верная дружина»).^{37} Достоверность легенды в целом невелика. «Было ли призвание князей, или, точнее, князя Рюрика?» — спрашивает Б. А. Рыбаков. Он полагает, что «ответы могут быть только предположительными. Норманнские набеги на северные земли в конце IX и в X в. не подлежат сомнению. Самолюбивый новгородский патриот мог изобразить реальные набеги „находников” как добровольное призвание варягов северными жителями для установления порядка. Такое освещение варяжских походов за данью было менее обидно для самолюбия новгородцев, чем признание своей беспомощности. Могло быть и иначе: желая защитить себя от ничем не регламентированных варяжских поборов, население северных земель могло пригласить одного из конунгов на правах князя с тем, чтобы он охранял его от других варяжских отрядов. Приглашенный князь должен был „рядить по праву”, т. е. мыслилось в духе событий 1015 г., что он, подобно Ярославу Мудрому, оградит подданных какой-либо грамотой».^{38} Б. А. Рыбаков не выделяет теперь «норманнский период» в истории Руси конца IX — начала X в. Источники, по его мнению, «не позволяют сделать вывод об организующей роли норманнов не только для давно организованной Киевской Руси, но и даже и для той федерации северных племен, которые испытывали на себе тяжесть варяжских набегов. Даже легенда о призвании князя Рюрика выглядит как проявление государственной мудрости самих новгородцев».^{39}

Если Б. А. Рыбаков рассматривал «призвание Рюрика» как один из возможных вариантов толкования варяжской легенды, то А. Н. Кирпичников, И. В. Дубов и Г. С. Лебедев не видят ему никакой альтернативы. Исходя из своих представлений о Ладоге «как первоначальной столицы Верхней Руси», они именно ладожан наделяют инициативой «призвания Рюрика», которое, по уверению авторов, будучи «дальновидным» шагом, явилось «хорошо продуманной акцией, позволяющей урегулировать отношения практически в масштабах всей Балтики».^{40} По словам Г. С. Лебедева, историческая канва событий «предания о варягах» ныне «восстанавливается подробно и со значительной степенью достоверности».^{41} Летописное «Сказание о варягах» воспринимается, стало быть, названными учеными как вполне доброкачественный исторический материал, позволяющий воссоздать реальные события конца IX в., пережитые Северной Русью.

Таким образом, в советской историографии существуют три подхода к известиям летописи о призвании варягов. Одни исследователи считают их в основе своей исторически достоверными. Другие полностью отрицают возможность видеть в этих известиях отражение реальных фактов восточнославянской истории, полагая, что летописный рассказ есть легенда, сочиненная много позже описываемых в ней событий в пылу идеологических и политических страстей, волновавших древнерусское общество конца XI — начала XII в. Третьи, наконец, улавливают в «предании о Рюрике» отголоски действительных происшествий, но отнюдь не тех, что поведаны летописцем. Причем они говорят и об использовании этого предания в идейно-политической борьбе на грани XI и XII столетий. Последняя точка зрения нам кажется более конструктивной, чем остальные. Что можно добавить или возразить по поводу имеющихся в исторической литературе суждений насчет рассказа летописца о призвании варягов?

Необходимо прежде всего отделить вопрос об идейно-политическом звучании варяжской легенды на Руси конца XI — начала XII в. от проблемы ее исторического содержания, относящегося к исходу IX в. Обращаясь к первому, выскажем сразу же свое несогласие с идеей антигреческой направленности легенды, обусловленной стремлением отстоять суверенитет Руси, отбросить попытки Византии на «игемонию».^{42} Покушения Константинополя на политическую независимость Руси не находят обоснования в источниках, где «нет и намека на то, будто империя посягала на политическую самостоятельность Руси. Нет и намека на то, что какой-нибудь грек-митрополит (хоть он и являлся агентом империи) претендовал на заметную политическую роль».^{43} Поэтому «ни о какой вассальной зависимости от Византии, кроме признания авторитета императора и его первенства в системе христианских держав, не может идти речь при характеристике отношений между Русью и Византией».^{44}

Мотив братьев, представленный в Сказании, нельзя ограничивать идеей «родового единства русских князей» и «династической унификации», как это наблюдаем у Д. С. Лихачева. Надо сказать, что такого рода идейная однозначность есть следствие особого взгляда ученого на то, как составлялась летописная запись о Рюрике, Синеусе и Труворе. Д. С. Лихачев убежден, что «на основании рассказов Вышаты было вставлено Никоном в свою летопись и новгородско-изборско-белозерское предание о призвании трех братьев варягов. Вышата, живший в Новгороде, бывавший на Белоозере (в 1064 г.) и, возможно, в Изборске, рассказывал Никону местные предания Изборска о родоначальнике русских князей Труворе, затем новгородское предание о родоначальнике русских князей Рюрике и белозерские — о родоначальнике князей Синеусе. Никон, заинтересованный в проведении идеи братства князей, объединил все эти местные предания утверждением, что Рюрик, Синеус и Трувор были братьями и были призваны для того именно, чтобы прекратить местные раздоры».^{45} По предположению Д. С. Лихачева, Рюрик, Синеус и Трувор являлись князьями трех племен: словен, кривичей и мери. Их братство — вымысел позднего летописца.^{46} Доказательства, приводимые Д. С. Лихачевым, не убеждают. Действительно, можно ли только на том основании, что Вышата посещал Белоозеро, где слышал (и это догадка автора) предание о Синеусе, и что в Белоозере еще в XIX в. показывали «могилу царя Синеуса», делать вывод о существовании мерянского князя Синеуса. Ведь не исключено позднейшее осмысление летописной легенды, в котором свое место заняла «могила царя Синеуса».^{47} Аргумент же в пользу племенного княжения Трувора вовсе невесомый: «Предание о Труворе, возможно, также связано с какими-нибудь местными легендами Изборска».^{48} Б. А. Рыбаков резонно заметил: «Слабыми пунктами построения Д. С. Лихачева являются… переоценка предполагаемых бесед Вышаты с летописцем Никоном и недооценка новгородской письменности в XI в. Приводимые А. А. Шахматовым убедительные доказательства существования новгородского свода середины XI в. не были разобраны и опровергнуты Д. С. Лихачевым».^{49} Новгородское происхождение легенды о варяжских князьях для нас остается не опровергнутым. А коль так, то нужно присмотреться к ней внимательнее.

Проникновение в идейную ткань легенды обнаруживает сложное смысловое переплетение. В качестве отправной мы берем мысль о том, что новгородские и киевские идеологи по-разному воспринимали рассказ о варяжских князьях, находя в нем то, что отвечало их настроениям и чаяниям. Для Южной Руси конца XI — начала XII в., изнуряемой княжескими «которами», идея братства и единения князей была актуальной. В Новгороде она не имела такой остроты. Зато внутриволостные и межволостные вопросы приобрели несомненную злободневность. Верховенство Новгорода в волости, куда входили крупные по тому времени города, такие, как давняя его соперница Ладога и набирающий силу Псков, — вот что занимало новгородскую общину. В Сказаниях о варягах этот интерес обозначен достаточно рельефно: первый раз, когда говорится о том, что старший брат Рюрик сел на княжение в Новгороде, а его младшие братья обосновались в городах, тянущих к волховской столице, и второй раз, когда речь идет о смерти Синеуса и Трувора и об установлении единовластия Рюрика. В Новгородской Первой летописи это выглядит следующим образом: «И седе стареишии в Новегороде, бе имя ему Рюрик; а другые седе на Белеозере, Синеус, а третей в Изборьске, имя ему Трувор… По двою же лету умре Синеус и брат его Трувор, и прия власть един Рюрик, обою брату власть, и нача владети един».^{50} Лаврентьевская летопись содержит продолжение данного сюжета: «И прия власть Рюрик, и раздая мужем своим грады, овому Полотеск, овому Ростов, другому Белоозеро. И по тем городом суть находници варязи, а перьвии насельници в Новегороде словене, в Полотьски кривичи, в Ростове меря, в Беле-озере весь, в Муроме мурома; и теми всеми обладаше Рюрик».^{51} Легко заметить двустороннюю направленность приведенного летописного отрывка: внутриволостную и межволостную. Что это означает?

Новгород, во-первых, заявлял о своих претензиях на господствующее положение в волости, поскольку издревле являлся средоточием верховной власти, распространявшей свое действие на соседние города и земли. Во-вторых, он объявлял города Верхней Волги находящимися в сфере своих интересов, т. е. притязал на эти города. Такая политика Новгорода вытекала из конкретной исторической ситуации, сложившейся в конце XI — начале XII в.

К этому времени Новгород заметно продвинулся в приобретении самостоятельности и независимости от Киева. В городе укрепляется местный институт посадничества.^{52} Представители киевской власти вытесняются новгородскими «чиновниками». Так, в Ладоге появляется новгородская администрация.^{53} Вместе с тем обостряются внутриволостные отношения с такими крупными городами Новгородской земли, как Псков и Ладога, которые тяготеют к отделению от Новгорода и образованию собственных волостей. Внешне стремление к суверенитету выражалось в попытках обзавестись у себя княжеским столом,^{54} что на короткое время удалось Пскову, где нашел приют князь Всеволод Мстиславич, изгнанный новгородцами. Военный конфликт произошел у Новгорода с Ладогой, о чем, возможно, говорит следующая летописная запись: «Идоша в Ладогу на воину».^{55} На самое замечательное состоит в том, что ладожане где-то в начале XII в. создают свою версию Сказания о призвании варяжских князей, согласно которой Рюрик княжит сначала в Ладоге, а лишь затем переходит в Новгород.^{56} А. Г. Кузьмин верно почувствовал в ладожском варианте Сказания соперничество двух северных городов.^{57} Но он ошибся, сведя это соперничество к первоначальному смыслу всего Сказания. Оно, по нашему убеждению, заключает производный смысл, обусловленный историческими реалиями конца XI — начала XII в. То была идеологическая акция ладожской общины в ходе борьбы с Новгородом за создание собственной волости. Однако Ладога не сумела добиться поставленной цели, оставшись пригородом Новгорода, тогда как Псков получил со временем желанную свободу.

Сообщение летописца о княжении Синеуса на Белоозере выводит нас на межволостной уровень отношений Новгорода. Само княжение Синеуса есть, конечно же, вымысел. В IX в., как известно, Белоозера еще не было. Археологически город прослеживается только с X в.^{58} Отсюда затруднения, испытываемые исследователями, при определении «третьего племени-федерата» — участника северо-западного межплеменного союза. А. В. Куза считает, что «им могли быть и меря, и чудь и даже весь или мурома, упомянутые Повестью временных лет. Вероятно, в роли союзников словен и кривичей устное предание помнило чудь вообще, а не какое-нибудь конкретное племя. Впоследствии летописцы или их информаторы, пытаясь осмыслить давно минувшие события, руководствовались на этот счет своими соображениями».^{59} Ученый склоняется к выводу о замене Ладоги, упоминаемой в устном предании, на Белоозеро, произведенной позднее интерпретатором этого предания.^{60} Нам думается, что Белоозеро не только отсутствовало в первоначальной версии Сказания о призвании варягов, но и не являлось заменой другого города. Белоозеро появилось тогда, когда предание стало записываться и переписываться древними книжниками, т. е. во второй половине XI — начале XII в. То было время интенсивного формирования городских волостей-земель, или городов-государств, в процессе которого возникали межволостные территориальные конфликты. Новгородская община пыталась установить свое влияние на Верхней Волге, движимая торгово-экономическими и геополитическими соображениями, для чего у нее были реальные основания, поскольку уже с IX в. «волжская система становится торной дорогой новгородских словен и северо-западных финно-угров в их движении в Залесскую землю».^{61} В Белозерье же славяне начали проникать с X в., утвердившись здесь даже раньше, чем в Приладожье. Белоозеро в X в. заселялось преимущественно новгородскими словенами, что способствовало поддержанию связей между белозерцами и новгородцами.^{62}

На рубеже XI и XII вв. Верхнее Поволжье становится театром межволостных и межкняжеских войн. Активную роль в них играют новгородцы, обеспечившие победу Мстислава над Олегом в решающей битве «на Кулачьце».^{63} Наивно думать, будто новгородцы втягивались в княжеские междоусобицы помимо собственной воли и вопреки своему желанию. Межкняжеская борьба — это нередко поверхностное отражение процессов, происходивших в глубинах народной жизни.^{64} Наступательная политика новгородцев в Верхнем Поволжье вылилась в 30-е годы XII в. в серию походов. Она несколько ослабла после сокрушительного поражения новгородских полков в сражении при Ждане горе в 1135 г.^{65}

В плане истории текста Сказания о варягах большой интерес представляет упоминание Ростова среди городов, которые Рюрик роздал своим мужам в кормление. Сама передача городов в кормление, соответствующая историческим реалиям второй половины XI–XII вв.,^{66} указывает на позднее происхождение записи о Рюриковом пожаловании. Во времена Рюрика, Олега и Игоря княжеским мужам предоставлялось право сбора дани с «примученных» племен, у которых даньщики бывали наездами. На этом праве вырос своеобразный вассалитет, характеризуемый К. Марксом в качестве примитивной ленной системы, существовавшей «только в форме сбора дани».^{67}

Ростов попал в рассказ о призвании варягов скорее всего под впечатлением многочисленных военных конфликтов конца XI — начала XII в. из-за верхневолжских земель и, возможно, с подачи князя Мстислава, находившегося в гуще этих конфликтов. Но если допустить, что редактирование Повести временных лет было поручено Мстиславом некоему новгородцу,^{68} то в упоминании Ростова, подчиненного Рюрику, правящему в Новгороде, следует предположить интерес не столько князя Мстислава, сколько новгородской общины, и рассматривать данное упоминание как идеологическую заявку волховской столицы на влияние в верхневолжском регионе. Не случайно текст редакции Мстислава переносится в новгородские летописи.^{69}

Помимо Ростова, в перечне городов, которыми распоряжался Рюрик, значится и Полоцк, что опять-таки может быть понято лишь в контексте событий второй половины XI — начала XII вв. Отношения Новгорода с Полоцком отличались яростной враждой. Особенно много зла причинил новгородцам Всеслав Полоцкий, неоднократно опустошавший и поджигавший их город.^{70} Но самый чувствительный удар Новгороду Всеслав нанес в 1065 г.: «Приде Всеслав и възя Новъгород, с женами и с детми; и колоколы съима у святыя Софие. О, велика бяше беда в час тыи; и понекадила съима».^{71} Беда, действительно, великая стряслась с Новгородом: враг захватил местные святыни, что, по понятиям людей того времени, было настоящей катастрофой, ибо лишало покровительства богов, оставляя беззащитным перед внешними враждебными силами.^{72} Упорную и длительную борьбу вели полоцкие князья с Владимиром Мономахом и Мстиславом, сыном Мономаха.^{73} Дело дошло даже до высылки в ИЗО г. полоцких правителей в Византию: «Поточи Мьстислав Полотьскии князе с женами и с детми в Грекы…»^{74}

Неприязни к Полоцку у новгородцев и «вскормленного» ими Мстислава было предостаточно, чтобы не упустить возможность выставить «город кривичей» перед читателями летописей как город издавна второразрядный, подчиненный власти новгородского князя. Такой возможностью и воспользовался новгородский книжник, редактировавший Повесть временных лет по заданию Мстислава. А затем этот политический выпад против Полоцка был подхвачен составителями новгородских летописей.^{75} Б. А. Рыбаков с полным основанием писал о том, что в результате редакторской работы начала XII в. варяжская легенда «обросла деталями, вставками, новыми генеалогическими домыслами».^{76} Подобные новации вносились, как мы видели, по политическим мотивам. Политическое содержание имело и сообщение о призвании варяжских князей как таковом. Оно не оставалось однозначным, а усложнялось по ходу времени.

По наблюдению Б. А. Рыбакова, «в русской исторической литературе XI в. существовали и боролись между собой два взгляда на происхождение Русского государства. Согласно одному взгляду, центром Руси и собирателем славянских земель являлся Киев, согласно другому — Новгород».^{77} Исторический труд, призванный «выдвинуть на возможно более заметное место в русской истории Новгород», — «Остромирова летопись», или шахматовский новгородский свод 1050 г., где впервые было записано знаменитое Сказание о призвании варягов.^{78} Принимая мысль Б. А. Рыбакова о том, что «новгородское посадничье летописание» повествованием о призвании князей утверждало паритет Новгорода с Киевом в создании русской государственности,^{79} мы хотели бы подчеркнуть и практическое значение этого, на первый взгляд, сугубо исторического экскурса, которое, думается, состояло в идеологическом обсновании борьбы Новгорода за независимость от киевских князей, распоряжавшихся новгородским столом и властно вмешивавшихся во внутреннюю жизнь местной общины.

Из «Остромировой летописи» легенда о призвании варягов перешла в «общерусское летописание», получив в XII в. «совершенно иное толкование».^{80} В Повести временных лет третьей редакции, осуществленной по инициативе Мстислава Владимировича, она приобретала «новый смысл, более общий, как историческое объяснение происхождения княжеской власти вообще. Мстислав был вторично выбран новгородцами в 1102 г.; Владимир был выбран в нарушение отчинного принципа Любечского съезда в 1113 г. Не исконность княжеской власти с незапамятных времен, как это было у Нестора, а всенародное избрание, приглашение князя со стороны — вот что выдвигалось на первое место. А что место действия переносилось из древнего Киева в окраинный Новый город, любезный сердцу Мстислава, это было не так уж важно».^{81}

Не со всеми положениями Б. А. Рыбакова можно согласиться. Несколько поспешным представляется тезис, будто в XII в. легенда о призвании варяжских князей получила «совершенно иное толкование». Правильнее было бы сказать, что содержание ее стало более емким и сложным, отвечая запросам не только Новгорода, но и Киева, не только новгородской, но и киевской общины. Легенда приобретает полифоническое звучание. Но самое, пожалуй, существенное заключалось в том, что она теперь в большей мере соответствовала исторической действительности, чем полвека назад. Если во времена Ярослава воля новгородцев («захотели они прогнать варягов-разбойников — и прогнали за море; захотели они призвать такого князя, „иже бы владел нами и рядил не по праву”, — и призвали»^{82}) была скорее желанной, чем реальной, то в начале XII в. наметился перелом в отношениях Новгорода с князьями, а к исходу 30-х годов данного столетия принцип «свободы в князьях» восторжествовал окончательно. В этих условиях Сказание о призвании князей-варягов превращается в своеобразный манифест о политической вольности Новгорода. Сказание также декларировало приоритет Новгорода над Киевом в создании государственности на Руси, что во Введении к Новгородской Первой летописи младшего извода выражено словами: «Преже Новгородчкая волость и потом Кыевская…»^{83} Наконец, в ней проводилась идея «первородности» княжеской власти в Новгороде, ее независимости от Киева и других крупных волостных центров, пытавшихся влиять на замещение новгородского княжеского стола. В этой связи привлекает внимание летописная фраза: «Новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени».^{84} Так читаем в Повести временных лет. В Новгородской Первой летописи текст и яснее и короче: «И суть новгородьстии людие до днешнего дни от рода варяжьска».^{85} Б. А. Рыбакову эта фраза кажется неясной и запутанной.^{86} Известное замешательство испытывал и Х. Ловмяньский: «Наиболее загадочным представляется последнее сообщение в разбираемом известии: о принятии новгородцами названия варягов, в то время как прежде они именовались славянами. Это известие вызывает удивление, так как противоречит практике тогдашних наименований. Ведь источники, как правило, называют жителей Новгорода и Новгородской земли „люди новгородские”, а для более раннего времени — „словене”, но не „варяги”. Такое несоответствие сообщения исторической действительности указывает на то, что мы имеем дело с какой-то конструкцией летописца или же ошибкой…»^{87} Чтобы распутать клубок недоумений, надо просто вспомнить об особенностях мышления древних народов, наделявших своих правителей сверхъестественной силой, дарующей жизнь.^{88} Народная фантазия превращала их в родоначальников племен, т. е. творила этногенетические предания, на основе которых складывались сказания об основателях княжеских династий и первых князьях. «При этом пользовались, переосмысливаясь в соответствии с новыми политическими формами и воззрениями, возникшие ранее родоплеменные предания: в них уже говорилось не о роде или племени, а о народности, государстве, а мифические герои, первопредки-пращуры заменялись историческими персонажами».^{89}

В качестве отечественного примера можно назвать предание о Кие, Щеке и Хориве, занесенное в Повесть временных лет.^{90} По всей видимости, оно, как полагает Д. С. Лихачев, «имело культовое значение и сохранялось в Киеве в связи с почитанием киевлянами своих пращуров. Раскопки последнего времени ясно доказали, что на указанных в этом предании трех киевских урочищах — Владимирской горе у Боричева взвоза, на Щековице и на Хоревице — находились древнейшие киевские поселения. Возможно, что первоначально Кий, Щек и Хорив не считались братьями — каждый из них почитался самостоятельно и в каждом из трех указанных поселений. Братство их явилось в легенде как бы закреплением союза и постепенным объединением этих трех поселений. Такое закрепление союза племен легендой о братстве их родоначальников может быть отмечено в ряде случаев: Радим и Вятко, Рюрик, Синеус и Трувор, возможно Рогволод и Тур. Культовая легенда служила, таким образом, конкретным политическим целям».^{91}

Духом преданий о пращурах веет от слов киевлян, отвечавших Аскольду и Диру: «Была суть 3 братья, Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко сь, и изгибоша, а мы седим род их платяче дань козаром».^{92} Следовательно, «кияне» считали себя потомками Кия, Щека и Хорива, а именитых братьев — своими родоначальниками.^{93} Этот летописный фрагмент дает ключ к пониманию мотива о новгородцах «от рода варяжска». Согласно ему, прародителями, родоначальниками новгородцев являются варяжские князья, почему «людье ноугородьпи» и есть «от рода варяжска», хотя «преже бо беша словени».^{94} Эта головокружительная, по меркам нашей современной логики, комбинация выдержана в нормах традиционного мировоззрения древних людей, склонных искать у истоков этнической или политической жизни племен, чужих и собственных, овеянные мифологической дымкой фигуры героев. Для новгородцев таковыми были варяги Рюрик, Синеус и Трувор, положившие начало их политического бытия, альфой и омегой которого являлась вольность в князьях, основанная на свободе призвания и изгнания правителей. Заметим, кстати, что здесь заложено еще одно противопоставление новгородцев киевлянам: первые — потомки Рюрика с братьями, а вторые — Кия с братьями.^{95} Наряду с этим новгородские патриоты, выдумав трех братьев-родоначальников, уравняли Новгород с Киевом, почитающим память Кия, Щека и Хорива.

Таков идейный заряд, которым новгородские писатели начинили рассказ о призвании варягов. Но этот рассказ оказался в обороте и у киевских летописцев, истолковавших его на собственный лад. Причины включения новгородского Сказания в Повесть временных лет исследователи объясняли различно. По Д. С. Лихачеву, как мы знаем, это было сделано «печерским летописцем» ради пропаганды единства и братства древнерусских князей, чтобы восстановить среди них мир и согласие.^{96} В. В. Мавродин связывал использование легенды Сильвестром с целью оправдания вокняжения Владимира Мономаха в Киеве: «Становится понятным стремление летописца провести красной нитью через все повествование идею „приглашения” князей на престол, ибо сам Мономах княжит в Киеве (с точки зрения княжеского права периода феодальной раздробленности) незаконно. Оправданием ему служит только то, что он не „сел на стол”, а его призвали в Киев в тот момент, когда город раздирали внутренние противоречия. И вот, чтобы установить „порядок” в Киеве, и призывают княжить Владимира Мономаха, который „уставляет” Киевскую землю». Призвание «Мономаха надо было осветить исторической традицией. Это было уже дело летописца. Разве события времен Мономаха не перекликаются с летописной легендой о призвании варягов? Разве мы не усматриваем в летописной редакции следа политических симпатий летописца?»^{97}

Более предпочтительным нам кажется мнение Б. А. Рыбакова, согласно которому варяжская легенда, помещенная в Повесть временных лет, проводила идею «всенародного избрания, приглашения князя со стороны», противопоставленную мысли об «исконности княжеской власти с незапамятных времен», как писали прежние летописцы.^{98} К сожалению, Б. А. Рыбаков не обосновал должным образом свою, на наш взгляд, правильную по сути позицию, ограничившись двумя лишь иллюстрациями (избрания Мстислава новгородцами в 1102 г. и Владимира Мономаха — киевлянами в 1113 г.), что создает впечатление случайности заключений историка.

Появление легенды в Киевском своде, по нашему убеждению, обусловливалось переменами в характере княжеской власти. Менялось положение князя в обществе, он превращался в орган общинной власти, пиком выражения которого являлось народное собрание — вече, т. е. сходка всех свободных жителей Киева и его окрестностей. В основе этих изменений был процесс образования волостей-земель, или городов-государств, где князю хотя и отводилась весьма существенная роль верховного правителя, но подотчетного вечевому собранию. Перемены шли постепенно, исподволь. Однако их результаты зримо уже обозначились в киевских событиях 1068–1069 гг. Тогда в Киеве горожане изгнали князя Изяслава, а на его место избрали Всеслава Полоцкого.^{99} Обстоятельства появления в 1113 г. на киевском столе Владимира Мономаха еще показательнее. Он приехал в Киев на княжение по решению местного веча. С Владимира Мономаха начинается, вероятно, более или менее систематическая практика избрания (приглашения) князей киевским вечем. Сын Мономаха прошел также через избрание, о чем заключаем по словам новгородского летописца: «Преставися Володимирь великыи Кыеве, сын Всеволожь; а сына его Мьстислава посадиша на столе отци».^{100} Через два десятилетия князья садятся в Киеве уже «на всей воли» киевлян,^{101} как это произойдет позже в Новгороде. Случалось, конечно, князья захватывали киевский стол с помощью силы. Но «кияне» с ними плохо уживались, ожидая удобного момента, чтобы выдворить из города неугодных правителей. Ко времени призвания в Киев Владимира Мономаха в общественном сознании киевлян вполне созрела идея о вечевом избрании князей как естественном и законном способе замещения на княжеском столе. Она вошла в противоречие с принципом, выработанным князьями на Любеческом съезде 1097 г.: «кождо да держить отчину свою».^{102} Договоренность князей осталась пустым звуком. Возобладало народное призвание, борьба за утверждение которого велась не только на вечевых площадях, но и на страницах летописей. Чтобы оправдать новый порядок, надо было освятить его стариной. Легенда о призвании хорошо подходила для такого замысла.^{103} По Б. А. Рыбакову, «было не так уж важно», что «место действия переносилось из древнего Киева в окраинный Новый город».^{104} Как раз наоборот, для киевских идеологов очень важно было то, что события начинались в Новгороде, куда прибыли «призванные» князья и откуда они потом перебрались в Киев. Только таким образом удалось бы показать пришлый характер князей, стороннее происхождение княжеской власти в Киеве. Для этого также потребовалось затушевать местную княжескую династию, ведущую родословие от Кия, что и было сделано в сцене появления Аскольда и Дира в Киеве: «И поидоста по Днепру, и идуче мимо и узреста на горе градок. И упрошаста и реста: „Чий се градок?” Они же реша: „Была суть 3 братья, Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко сь, и изгибоша, и мы седим род их платяче дань козаром”. Аскольд же и Дир остаста в граде семь, и многи варяги съвокуписта, и начаста владети польскою землею…»^{105} Рассказ построен так, что Киев выглядит городом без князя, почему Аскольд и Дир просто остаются в нем, не совершая переворота и захвата власти. Обращение к Ипатьевской летописи подтверждает данное предположение: «И поидаста по Дънепру, идучи мимо и узреста на горе городок и въспрошаста ркуще: „Чии се город?” Они же рекоша: „Была суть три братья, Кии, Щек, Хорив, иже сделаша город сии, и изъгыбоша, а мы седим в городе их и платимы дань Козаром”. Асколд же и Дир остаста в городе сем».^{106} Здесь еще нагляднее Киев изображен как город, живущий без князя («А мы седим в городе их»).

Под пером летописца княжеская власть в Киеве оказалась не только пришлой, но и запятнанной кровью: Олег, приплывший из Новгорода, коварно убивает Аскольда и Дира, садясь на княжение.^{107} По этике древнерусского общества времен составления Повести временных лет такое средство вокняжения являлось безнравственным, противоречащим христианским заповедям и морали.

Итак, для того, чтобы провозгласить право вечевого приглашения и избрания князей, киевскому летописцу пришлось отказаться от идеи исконности и непрерывности княжеской власти в Киеве с незапамятной поры,^{108} а также бросить тень на ее «учредителей». Конечно, эту идеологическую акцию нельзя назвать прокняжеской. Она была предпринята в соответствии с потребностями киевской общины, что вполне естественно, ибо доминантой социальной жизни являлась община, а не князь или элитарная верхушка. Взгляд на летописцев как на проводников феодальной идеологии, интересов князей, бояр и высших иерархов церкви, широко распространенный в современной исследовательской литературе, представляется нам однобоким, отчасти даже — поверхностным. Выдающийся знаток истории русского летописания М. Д. Приселков некогда говорил, что «самые первые летописные своды Киева XI в. дают нам возможность глубже заглянуть чрез них в социальную жизнь, поскольку эти летописные своды отражали точку зрения управляемых, а не правителей».^{109} Позволим себе заметить: «точка зрения управляемых» отражалась и в летописных сводах конца XI–XII вв., примером чего и служит Сказание о варягах в составе Киевского свода, независимо от того, кому мы обязаны включением ее в летопись — игумену Ивану, иноку Нестору, игумену Сильвестру или безымянному третьему редактору памятника.

Выдвигая на первое место «всенародное избрание, приглашение князя со стороны» (Б. А. Рыбаков), киевские идеологи, опиравшиеся для этого на варяжскую легенду новгородского происхождения, поневоле уступали Новгороду первенство в создании государственности на Руси.^{110} Отсюда и пошли впоследствии разговоры о старейшинстве Новгорода над Киевом. Но диалектика жизни данную уступку оборачивала выгодой для Киева, избранного Рюриковичами главной своей «резиденцией», названной ими «матерью градов русских», что давало киевской общине основание направлять в Новгород князей и тем самым ставить его в зависимость от себя, против чего долго и упорно новгородцы сопротивлялись.

Мы рассмотрели идейный арсенал Сказания о призвании варягов, стараясь показать, как использовали его новгородцы и киевляне на рубеже XI–XII вв. при решении своих задач. Каково же историческое содержание Сказания, отнесенное к концу IX в., или к событиям 250-тилетней давности? Имело ли место призвание варягов? Если имело, то что означало оно? На эти вопросы и предстоит нам теперь ответить.

«Призвание», думается, было, но не на княжение, а для помощи в войне, и не трех мифических братьев, а одного варяжского конунга с дружиной.^{111} Племенем, которое пригласило варяжский отряд наемников, являлись, вероятно, новгородские словене, боровшиеся за господство в родственном словенском союзе племен и стремившиеся завоевать руководящее положение в суперсоюзе, куда, помимо племен словен, входили племена кривичей и чуди. Б. Д. Греков и В. В. Мавродин допускают возможность найма новгородцами вспомогательного варяжского отряда,^{112} а Б. Д. Рыбаков, исходя из факта норманнских наездов, полагает, что один из них «был изображен новгородским патриотом как вполне добровольное приглашение, изъявление воли самих новгородцев».^{113} В последнем случае надо признать факт варяжского завоевания, замаскированный стыдливо патриотически настроенным новгородцем, но вряд ли это было в действительности. Более правдоподобно приглашение норманнского конунга с дружиной, превращенное позднее в призвание варягов на княжение. Для такого предположения есть некоторые летописные данные, не учтенные в должной мере новейшими исследователями. В Новгородской IV летописи читаем: «Въсташа Кривици и Словени и Меря и Чюдь на Варягы, изъгнаша я за море, и не даша им дани, начаша сами себе владити и городы ставити; и не бе в них правды; и воста род на род; и бысть межи ими рать велия, усобица, и воевати почаша сами на себе. И реша сами к себе: „Поищем собе князя, иже бы володил нами и радил ны, и судил в правду”. И… послаша за море к Варягом… Реша Чюдь, Словене, Кривици Варягом: „Вся земля наша добра и велика есть, изобилна всем, а нарядника в ней нет; и поидите к нам княжить и володить нами”. Изъбрашася от Немець три браты с роды своими, и пояша с собою дружину многу (разрядка наша. — И.Ф.). И пришед старейшиною Рюрик седе в Новегороди, а Синеус, брат Рюриков, на Белиозере, а Трувор вы Избрьсце; и начаша воевати всюды» (разрядка наша. — И.Ф.).^{114} Бросается в глаза явная несогласованность рассказа о призвании Рюрика в качестве «нарядника», обязанного «володеть, рядить и судить в правду», с известиями о его приезде в окружении большой дружины и начатых им войнах «всюды». Второе решительно подрывает первое, и может быть объяснено только тем, что Рюрик прибыл к словенам для оказания военной поддержки племени, призвавшему варягов на помощь. Можно ли доверять сообщению Новгородской IV летописи? Отбросить, не задумываясь, ее показания — самое простое дело. Но источниковедческий анализ вскрывает сложность состава протографа Новгородской IV летописи: «Соединив ПВЛ в редакции Лаврентьевской — Троицкой летописи с новгородским летописанием, основанным на Начальном своде, сводчик использовал еще несколько сводов, претендовавших на общерусский характер (свод, близкий к Ипатьевской, суздальско-ростовский и тверской своды), в результате чего в первую часть летописи попали и такие известия, которых не было ни в ПВЛ, ни в Новгородской I летописи».^{115} Следовательно, нет причин относиться с полным недоверием к разночтениям в Сказании о призвании князей-варягов Новгородской IV летописи, версия которой могла восходить к сведениям, не дошедшим до нас в других летописных сводах.

Военная помощь, оказанная варягами новгородским словенам, была, очевидно, довольно эффективной, что и побудило их конунга посягнуть на местную княжескую власть. Вспомним схожий случай, произошедший столетие спустя, когда варяги помогали князю Владимиру овладеть Киевом. Войдя в город, варяги заявили Владимиру: «Се град нашь; мы прияхом и, да хочем имати окуп на них, по 2 гривне от человека».^{116} Это и понятно, ибо власть тогда и раньше добывалась силой.

«Государственный переворот», сопровождавшийся истреблением словенских князей и знатных людей, признавался советскими историками. О нем писал Б. Д. Греков в своих ранних работах, посвященных Киевской Руси.^{117} Говорил об этом и В. В. Мавродин, по словам которого, варяжскому викингу, призванному на помощь одним из словенских старейшин, «показалось заманчивым овладеть самим Holmgard — Новгородом, и он, с дружиной, явившись туда, совершает переворот, устраняет или убивает новгородских „старейшин”, что нашло отражение в летописном рассказе о смерти Гостомысла „без наследия”, и захватывает власть в свои руки».^{118}

О физическом устранении Рюриком новгородского князя и окружавшей его знати можно догадаться по некоторым сведениям Никоновской летописи, уникальным в русском летописании.^{119} Под 864 г. в летописи говорится: «Оскорбишася Новгородци, глаголюще: „яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его.” Того же лета уби Рюрик Вадима храброго, и иных многих изби Новгородцев, съветников его».^{120} В 867 г. «избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много Новогородцкых мужей».^{121} Известно, что древняя хронология летописей условна: под одним годом летописцы нередко соединяли события, происходившие в разные годы. Бывало, вероятно, и обратное, т. е. разъединение происшествий, случившихся единовременно, по нескольким годам. Последнее, видимо, мы и наблюдаем в Никоновской летописи. Но разбивая произошедшее на ряд разновременных эпизодов, летописец изменял ход и смысл действий, связанных с переворотом. Получилось, что после захвата Рюриком власти недовольные новгородцы долго еще сопротивлялись насильнику. Именно так и толковали средневекового «списателя» ученые-историки, дореволюционные и советские. «Касательно определения отношений между призванным князем и призвавшими племенами, — рассуждал С. М. Соловьев, — сохранилось предание о смуте в Новгороде, о недовольных, которые жаловались на поведение Рюрика и его родичей или единоземцев и во главе которых был какой-то Вадим; этот Вадим был убит Рюриком вместе с новгородцами, его советниками».^{122} Однако смуты продолжались, ибо предание повествует о том, «что от Рюрика из Новгорода в Киев бежало много новгородских мужей».^{123} С. М. Соловьев обращается к «последующим событиям новгородской истории» и встречает сходные явления: «и после почти каждый князь должен был бороться с известными сторонами и если побеждал, то противники бежали из Новгорода к другим князьям на юг, в Русь, или в Суздальскую землю, смотря по обстоятельствам. Всего же лучше предание о неудовольствии новгородцев и поступке Рюрика с Вадимом и с советниками его объясняется рассказом летописи о неудовольствии новгородцев на варягов, нанятых Ярославом, об убийстве последних и мести княжеской убийцам».^{124}

С полным доверием к известиям Никоновской летописи о Вадиме Храбром с советниками, пострадавшими от Рюрика, относился В. В. Мавродин, который замечал: «Вокняжение Рюрика в Новгороде произошло в результате переворота, помимо воли и желания новгородских „мужей” и даже вопреки им, а это, естественно, породило борьбу между узурпаторами-варягами и новгородцами, стремившимися сбросить навязанную им оружием власть варяжского викинга».^{125} Сопротивление новгородских «мужей» было «длительным и сильным».^{126}

Толкование С. М. Соловьевым и В. В. Мавродиным известий Никоновской летописи о Вадиме Храбром и «мужах»-новгородцах, возмущенных поведением Рюрика и сопровождавших его варягов, не учитывает воззрений древних людей на власть и способы ее приобретения, отвечая более образу мыслей человека нового времени. Задача же исследователя заключается в том, чтобы взглянуть на события новгородской истории второй половины IX в. с точки зрения их участников. Вдумаемся же в летописный текст, памятуя при этом о необходимости сверять его с обычаями и нравами той далекой от нас эпохи.

Начнем с главного героя противной Рюрику стороны — Вадима. Летописец ничего не говорит о социальном статусе Вадима, но именует его Храбрым, оставляя нам, хотя и крошечную, но все ж таки зацепку для дальнейших размышлений. Храбрый — это, конечно, прозвище, характеризующее того, кому оно дано.^{127} Отталкиваясь от него, определяем род деятельности Вадима как военный. Храбрость на войне — качество, которое высоко ценилось в традиционных обществах. «Храбор на рати» — одна из наиболее восторженных характеристик древнерусских князей, читаемых в летописях. Князья, особенно прославившиеся храбростью, мужеством и удальством, получали и соответствующие прозвища: Мстислав Храбрый, Мстислав Удатный (Удалой). Возвращаясь к Вадиму Храброму, можно предположить, что перед нами словенский военный предводитель, вождь, или князь.^{128} В лице же «советников» Вадима мы сталкиваемся с новгородскими старейшинами, наличие которых у словен нами уже отмечалось.^{129} Рюрик, убив Вадима и соправительствующих с ним старейшин, сам становится князем. Скорее всего, захват власти и убийство представителей высшего, говоря современным языком, эшелона власти новгородских словен было разовым. Но если кровавая драма растянулась на несколько актов, то, бесспорно, не на годы, как это изображено летописцем. Длительное сопротивление новгородцев Рюрику после смерти Вадима Храброго и старейшин должно быть исключено. Почему?

У первобытных народов верховная власть не всегда передавалась по наследству и доставалась тому, кто, например, победил правителя в единоборстве.^{130} Убийства властителей порой следовали одно за другим. Скажем, «за то время, пока Фернанд Перес д’Андрад по пути в Китай нагружал в княжестве Пассиер свой корабль пряностями, были убиты два правителя. Причем это не вызвало в городе ни малейших признаков волнения; жизнь продолжала идти своим ходом, как будто цареубийство было здесь обычным делом. Однажды за один-единственный день со ступеней трона на пыльный эшафот один за другим ступили три правителя. Обычай этот представлялся народу достойным похвалы и установленным свыше. В обоснование его местные жители ссылались на то, что бог не допустил бы, чтобы царь, его наместник на земле, умер насильственной смертью, если бы он своими прегрешениями не заслужил такой участи».^{131} Джеймс Джордж Фрэзер, из книги которого взяты эти примеры, упоминает о подобном обычае и у древних славян: «Когда захваченные в плен Гунн и Ярмерик убили князя и княгиню славян и пустились в бегство, язычники кричали им вдогонку, чтобы они возвратились и правили вместо убитого князя. Такое предложение вполне соответствовало представлениям древних славян о престолонаследии. Однако беглецы не вняли посулам преследователей, сочтя их простой приманкой, и продолжали бегство до тех пор, пока крики язычников не смолкли вдали».^{132}

Таким образом, убийство Рюриком словенского князя Вадима с последующим присвоением княжеского титула нельзя считать чем-то необычайным, из ряда вон выходящим. Оно нисколько не диссонировало местным обычаям и понятиям об источниках власти правителей и потому едва ли вызвало в народе замешательство, а тем более жажду мести. Бог на стороне победителя — закоренелый принцип, владевший умами язычников, каковыми и являлись новгородские словене той поры.

Приобретение власти посредством убийства соперника иллюстрирует вся дальнейшая история языческой Руси. Олег, по преданию, убивает Аскольда и Дира, чтобы вокняжиться в Киеве.^{133} Ярополк устраняет брата своего Олега. Смертельная опасность нависла над Владимиром. И он, прослышав, «яко Ярополк уби Ольга, убоявся бежа за море».^{134} Собрав множество воинов, Владимир «поиде на Ярополка». Намерение свое он не таил, говоря Блуду, воеводе Ярополка: «Поприяй ми! Аще убью брата своего, имети тя хочю во отца место…» Как и следовало ожидать, Ярополк был убит, и «нача княжити Володимер в Киеве един».^{135} После смерти Владимира, по тем же языческим мотивам, Святополк расправляется с Борисом и Глебом, причисленными потом церковью к лику святых великомучеников, в чем надо видеть не одно лишь воздаяние убиенным братьям за страдания, но и осуждение этого кровавого обычая язычников, греховного с точки зрения христианской морали. Сам Святополк избежал смерти от руки Ярослава благодаря лишь бегству. И все же он «испроверже живот свой» где-то в пустыне «межю Ляхы и Чехы».^{136}

Убив правителя, соперник приобретал не только власть, но также имущество, жену и детей побежденного. Летописец, рассказывая об убийстве древлянским князем Малом киевского князя Игоря, подает это в завуалированной форме сватовства Мала к Ольге, вдове покойного Игоря. Но слова древлян не оставляют сомнений на сей счет: «Се князя убихом рускаго; поймем жену его Вольгу за князь свой Мал и Святослава, и створим ему, яко же хощем».^{137} Характерны и слова покорности киевлян, произнесенные ими под впечатлением гибели своего властителя: «Нам неволя; князь нашь убиен…».^{138} В действительности, если верить преданию о мести Ольги, все получилось иначе: женитьба не состоялась, древляне наказаны. Но это не мешает нам находить в нем отзвуки архаических обычаев и ритуалов. В соответствии с ними поступил князь Владимир, который, убив Ярополка, «залеже» его жену, «от нея же родися Святополк». Однако точно сказать, кто был отцом Святополка, Владимир или Ярополк, летописец не мог, а возможно, и не хотел, ограничившись двусмысленностью: «бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Владимира».^{139} Поэтому мы вправе предположить, что вместе с княжеским столом Владимир взял жену и сына убитого Ярополка. Выпукло и колоритно изображен порядок перехода власти в летописном рассказе о поединке Мстислава с Редедей: «В си же времена (1022 г. — И.Ф.) Мьстиславу сущю Тмуторокани поиде на касогы. Слышав же, се князь касожьскый Редедя изиде противу тому. И ставшема обема полкома противу собе, и рече Редедя к Мьстиславу: „Что ради губиве дружину межи собою? Но снидеве ся сама бороть. Да еще одолееши ты, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою. Аще ли аз одолею, то възму твое все”. И рече Мьстислав: „Тако буди”. И рече Редедя ко Мьстиславу: „Не оружьем ся бьеве, но борьбою”. И яста ся бороти крепко, и надолзе борющемася има, нача изнемогати Мьстислав: „О пречистая богородице помози ми. Аще бо одолею сему, съзижю церковь во имя твое”. И се рек, удари им о землю. И вынзе ножь, и зареза Редедю. И шед в землю его, взя все именье его, и жену его, и дети его, и дань възложи на касогы».^{140} А. В. Гадло, написавший яркий этюд, посвященный поединку Мстислава с Редедей, говорит: «Судя по летописному рассказу, и „князь касожский”, и Мстислав понимали исключительную значимость предстоявшего сражения, и этим было вызвано обоюдное решение обратиться к поединку, т. е. к суду высших, сверхъестественных сил, особую связь с которыми каждый из них ощущал и в помощи которых был уверен. Смысл поединка двух вождей и неотвратимость гибели одного из них, несомненно, были понятны и их дружинам, что объясняет их созерцательную позицию на поле боя. Такой способ решения важных политических вопросов в эпоху, о которой идет речь, был широко распространен».^{141} И еще: «Победив в единоборстве касожского князя, Мстислав приобрел право на власть не только над адыгами, населявшими Кубанскую дельту, но и над всей адыгской общностью, сувереном которой был Редедя. Причем акт единоборства, происходившего открыто на глазах представителей сторон, на паритетных условиях, должен был восприниматься как ритуальная форма передачи власти. Не случайно летопись не говорит ни о сопротивлении адыгов (касогов) Мстиславу, ни о битве, последовавшей за поединком. Согласно повествованию о событиях 1023–1024 гг., Мстислав был признан вождем адыгских дружин, и они последовали за ним на Русь, где составили ядро его войск в сражениях с Ярославом».^{142}

На фоне привлеченных исторических материалов захват власти Рюриком посредством убийства князя словен Вадима не покажется надуманным. В примерах с Гунном и Ярмериком, Мстиславом и Редедей мы имеем случаи, когда власть могла быть передана или передавалась в руки иноземцев, умертвивших чужого вождя. Иноземное происхождение накладывало определенный отпечаток на властные функции нового правителя, что уже отмечалось в исторической литературе. Х. Ловмяньский, рассуждая о возможности всякого рода трений внутри крупных межплеменных образований типа суперсоюзов, обращал внимание на то, что «правитель чужого происхождения в силу своей нейтральности скорее мог сгладить эти трения и потому был полезен для поддержания единства; судя по летописным известиям, подобная ситуация сложилась и на севере, где трения между словенами и соседними племенами были поводом для призвания чужеземцев».^{143}

Появление носителя власти со стороны способствовало, несомненно, усилению публичной власти, сущствовавшей, как мы видели, в словенском обществе под покровом родоплеменных отношений еще до «призвания» варягов. Новый толчок в своем развитии она получила с установлением практики направления князей из Киева в Новгород. Период киевского господства в Новгороде наполнен упорной борьбой новгородцев за свою независимость. Формирование новгородской государственности шло под прямым воздействием этой борьбы.

Примечания:

Очерк второй

¹ ПВЛ. Ч. I. С. 18.

² Шаскольский И. П. Норманнская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965. С. 56.

³ См.: Современник. Т. LXXХ. Отд. I. С. 279.

⁴ Иловайский Д. И. Разыскания о начале Руси. М., 1876. С. 238–239.

⁵ Шахматов А. А. 1) Сказание о призвании варягов. СПб., 1904; Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 289–340.

⁶ Пархоменко В. А. Русь в IX веке // Изв. Отд. рус. яз. и слов. Росс. АН. 1917. Т. XXII. Кн. 2. С. 128–129.

⁷ Пархоменко В. А. У истоков русской государственности (VIII–XI вв.). Л., 1924. С. 5.

⁸ Там же. С. 7.

⁹ Покровский М. Н. Избр. произв.: В 4 кн. М., 1966. Кн. 1. С. 98.

¹⁰ См.: Греков Б. Д. 1) Феодальные отношения в Киевском государстве. М.; Л., 1936. С. 170; М.; Л., 1937. С. 170; 2) Киевская Русь. М.; Л., 1939. С. 227.

¹¹ Греков Б. Д. Феодальные отношения… М.; Л., 1936. С. 9; М.; Л., 1937. С. 9.

¹² Греков Б. Д. 1) Феодальные отношения… М.; Л., 1936. С. 171; М.; Л., 1937. С. 171; 2) Киевская Русь. С. 228.

¹³ Греков Б. Д. Феодальные отношения… М.; Л., 1936. С. 171; Л., 1937. С. 171.

¹⁴ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 12.

¹⁵ Там же. С. 229.

¹⁶ Греков Б. Д. Борьба руси за создание своего государства. М.; Л., 1945. С. 50.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 452.

¹⁹ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 211–212.

²⁰ Там же. С. 213.

²¹ См.: Рубинштейн Н. Л. Путаная книга по истории Киевской Руси // Вопросы истории. 1946. № 8–9. С. 113; Покровский С. А. Новый труд об образовании древнерусского государства // Советское государство и право. 1946. № 5–6. С. 93; Базилевич К. В. Из истории образования древнерусского государства // Большевик. 1947. № 5. С. 54.

²² Рубинштейн Н. Л. Путаная книга… С. 113.

²³ ПВЛ. Ч. II. С. 115.

²⁴ Там же. С. 237, 238,

²⁵ Там же. С. 237. — См. также: Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 93, 158.

²⁶ Лихачев Д. С. Русские летописи… С. 159–160; ПВЛ. Ч. II. С. 113. — См. также: Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII–XVII вв. М., 1973. С. 40.

²⁷ Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 29.

²⁸ Там же. С. 67.

²⁹ Там же.

³⁰ Очерки истории СССР. Период феодализма (IX–XIII вв.). Ч. I. М., 1953. С. 76.

³¹ Шаскольский И. П. Норманнская теория… С. 6.

³² Рыбаков Б. А. Начало русского государства. Представления летописцев о Руси VI–IX вв. // Вестн. Моск. ун-та. 1955. № 4. С. 74.

³³ Там же.

³⁴ Рыбаков Б. А. Обзор общих явлений русской истории IX — середины XIII века // Вопросы истории. 1962. № 4. С. 37.

³⁵ Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение феодализма на территории СССР III–IX вв. // Отв. ред. Б. А. Рыбаков. М., 1958. С. 784.

³⁶ Рыбаков Б. А. Обзор общих явлений… С. 36.

³⁷ Рыбаков Б. А. Киевская Русь… С. 298.

³⁸ Там же. С. 298–299.

³⁹ Там же. С. 300.

⁴⁰ Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы // Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 1986. С… 193; Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 212.

⁴¹ Лебедев Г. С. Эпоха викингов… С. 214. Е. Н. Носов полагает, что «исторической сутью Сказания о призвании варягов явились реальные события вдоль балтийско-волжского пути — участие словен, кривичей и мери в международной торговле, их взаимоотношения и столкновения между собой и со скандинавами» (Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 188–189).

⁴² Ср.: Мавродин В. В. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 124.

⁴³ Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси XI–XIV вв. М., 1960. С. 62–63.

⁴⁴ Литаврин Г. Г., Янин В. Л. Некоторые проблемы русско-византийских отношений в IX–XV вв. // История СССР. 1970. № 4. С. 52.

⁴⁵ ПВЛ. Ч. II. С. 94; Лихачев Д. С. Русские летописи… С. 92–93.

⁴⁶ ПВЛ. Ч. II. С. 237.

⁴⁷ См.: Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. // Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 155.

⁴⁸ ПВЛ. Ч. II. С. 237.

⁴⁹ Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963. С. 195.

⁵⁰ НПЛ. С. 106–107.

⁵¹ ПВЛ. Ч. I. С. 18.

⁵² См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 59. — См. также: с. 184–185 настоящей книги.

⁵³ См.: Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги… С. 196; Кирпичников А. Н. 1) Ладога и Ладожская земля VIII–XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси // Под ред. Н. В. Дубова. Л., 1988. С. 61; 2) Каменные крепости Новгородской земли. Л., 1984. С. 41.

⁵⁴ См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.

⁵⁵ НПЛ. С. 19, 203.

⁵⁶ Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 46, 53.

⁵⁷ Там же. С. 53.

⁵⁸ Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере X–XIII вв. М., 1973. С. 81.

⁵⁹ Куза А. В. Новгородская земля. С. 147.

⁶⁰ Там же. С. 155.

⁶¹ Дубов И. В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 44.

⁶² Голубева Л. А. Весь и славяне… С. 194.

⁶³ См.: ПВЛ. Ч. I. С. 170.

⁶⁴ Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 6–7.

⁶⁵ См.: НПЛ. С. 23, 208.

⁶⁶ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 60–63.

⁶⁷ Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 4. — См. также: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 52–54.

⁶⁸ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 291–93.

⁶⁹ См.: ПСРЛ. Т. IV. Пг., 1915. С. 11.

⁷⁰ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 242.

⁷¹ НПЛ. С. 17.

⁷² См.: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 293–296.

⁷³ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 251, 255, 258, 261.

⁷⁴ ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 293.

⁷⁵ Там же. Т. IV. Пг., 1915. С. 11.

⁷⁶ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 294.

⁷⁷ Там же. С. 193.

⁷⁸ Там же. С. 198, 199.

⁷⁹ Там же. С. 293.

⁸⁰ Там же. С. 206.

⁸¹ Там же. С. 292.

⁸² Там же. С. 293.

⁸³ НПЛ. С. 103. — См. также: ПСРЛ. Т. IV. С. 9.

⁸⁴ ПВЛ. Ч. I. С. 18.

⁸⁵ НПЛ. С. 106.

⁸⁶ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 296.

⁸⁷ Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. С. 134. — По мнению М. И. Артамонова, «здесь летописцем допущена явная несообразность: как славяне могли стать варягами? Они могли присоединиться к варягам, но и то только в X в., так как до этого славян в Приильменье не было. По всей вероятности, в дошедших до летописца сведениях о нашествии варягов славяне вовсе не упоминались, и они понадобились ему в качестве участников пресловутого «призвания», для чего варяги и стали бывшими славянами. Впрочем, вполне возможно, что под «варягами, прежде бывшими славянами», подразумеваются те южно-балтские славяне — «руги», об участии которых как варягов в возникновении Русского государства настойчиво в течение уже полутораста лет говорят некоторые авторы» (Советская археология. № 3. М., 1990. С. 284).

⁸⁸ См.: Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99–125.

⁸⁹ Соколова В. К. Русские исторические предания. М., 1970. С. 10.

⁹⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 13.

⁹¹ Русское народное поэтическое творчество. Т. 1. Очерки по истории русского народного поэтического творчества X — начала XVIII веков. М.; Л., 1953. С. 155.

⁹² ПВЛ. Ч. I. С. 18.

⁹³ Издатели Повести временных лет дают следующий перевод привлекаемого нами текста: «Тамошние же жители ответили: „Были три брата Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы седим, их потомки, и платим дань хазарам”».

⁹⁴ Д. С. Лихачев предлагает иное толкование текста: «Слова „от рода” здесь, очевидно, означают не родовое происхождение, а родовую принадлежность (принадлежность к организации рода). В самом деле, при первом понимании слов „от рода” текст оказывается бессмысленным („теперь новгородцы происходят от варягов, а раньше происходили от славян”), при втором же значении слов „от рода” текст этот следует понимать так: „новгородцы принадлежат к политической организации варягов (тех варягов, которые стоят во главе их политической организации), а раньше, т. е. до призвания варягов, входили в организацию славянскую”. Такое же значение слов „от рода” встречаем и в других местах „Повести временных лет”; например, в тексте договора 911 (912) г.: „мы от рода рускаго Карлы, Инегелд…” и в тексте договора 945 г.: „мы от рода рускаго съли и гостье…” В этих перечислениях имен русских послов попадаются имена варяжские, чудские, восточные наряду со славянскими. Следовательно, в договорах говорится не о „происхождении” послов от „рода руськаго”, а о их принадлежности к государственной организации Руси, они представители Русского государства — „от рода руськаго”» (ПВЛ. Ч. II. С. 245–246). В сознании древних людей жизнь не была настолько дифференцированной, как сейчас. Политическая и этническая сферы бытия воспринимались как неразрывное целое, характеризующее тот или иной этнос. Бессмысленность, о которой говорит Д. С. Лихачев, — это бессмысленность с точки зрения наших понятий, а не древнего человека. Рюрик, Синеус и Трувор подаются в легенде как творцы новой жизни, из которой вышли новгородцы, и в этом смысле варяжские князья есть их родоначальники. Д. С. Лихачев допускает возможность числить Рюрика с братьями среди родоначальников, упоминаемых Повестью временных лет. Что касается примеров, приводимых Д. С. Лихачевым для подкрепления своего предположения, то они могут быть поняты и по-другому: «мы от рода рускаго», т. е. «мы от народа русского». Иными словами, тут речь идет о представительстве, а не о принадлежности.

⁹⁵ В связи с вышеизложенным представляется неприемлемым толкование А. Г. Кузьминым слов «суть новгородстии люди… от рода варяжьска». По мнению исследователя, «эти слова служат напоминанием о том, что Новгород был построен якобы Рюриком и, следовательно, первоначальным его населением являлись именно варяги». (Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 52–53).

⁹⁶ ПВЛ. Ч. II. С. 237.

⁹⁷ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства… С. 125–126.

⁹⁸ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 292.

^{99 59} Подробнее о событиях 1068–1069 гг. см.: Фроянов И. Я. 1) Вече в Киеве 1068–1069 гг. // Из истории феодальной России: Статьи и очерки // Отв. ред. В. А. Ежов, И. Я. Фроянов, Л., 1978. С. 38–46; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 164; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 44–46.

¹⁰⁰ НПЛ. С. 21, 205.

¹⁰¹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 322. — См. также: Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910. С. 144; Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971. С. 107; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 172.

¹⁰² ПВЛ. Ч. I. С. 170,

¹⁰³ Однако А. Г. Кузьмину «трудно допустить», что «враждебная киево-полянской концепции варяжская легенда могла быть внесена в летопись кем-либо из летописцев киево-печерской традиции» (Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. С. 43).

¹⁰⁴ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 290.

¹⁰⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 18–19.

^{106 103} ПСРЛ. Т. II. Стб. 15.

¹⁰⁷ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

¹⁰⁸ См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 292.

¹⁰⁹ Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 5.

¹¹⁰ Наше наблюдение перекликается с тем, о чем в свое время писал М. Д. Приселков: «Сплетая новгородские преданья с историей киевского юга, литературным путем вступая в борьбу с очевидным для его времени новгородским сепаратизмом, автор готов признать новгородское происхождение правящей династии, выдвигая тем Новгород как колыбель Киевского государства» (там же. С. 34–35).

¹¹¹ См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 293. По мнению Е. Н. Носова, «не исключена реальность и самого факта призвания на договорных условиях одной из групп скандинавов для обесепечения соблюдения определенных правовых норм взаимоотношений вдоль оживленной торговой артерии, т. е. обеспечения нормального функционирования северной части балтийско-волжского пути». — Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. С. 189.

¹¹² Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 452; Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 211.

¹¹³ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 293–294.

¹¹⁴ ПСРЛ. Т. IV. С. П. — См. также: Т. XXVI. М.; Л., 1959. С. 15; Т. XXVII. М.; Л., 1962. С. 18.

¹¹⁵ Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–X вв. Л., 1976. С. 101.

¹¹⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 56.

¹¹⁷ Греков Б. Д. Киевская Русь. М.; Л., 1939. С. 229. ^

¹¹⁸ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства С. 211–212.

¹¹⁹ Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. М., 1980. С. 187.

¹²⁰ ПСРЛ. Т. IХ. С. 9.

¹²¹ Там же. — Отношение к оригинальным известиям Никоновской летописи IX–XI вв. у исследователей далеко не однозначное. Так, Н. М. Карамзин считал сообщение о Вадиме «догадкою и вымыслом» (Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. I. М., 1989. С. 95). И. Е. Забелин, напротив, полагал, что известия Никоновской летописи за 864–867 гг. содержат «столько достоверности, что нет и малейших оснований отвергать их глубокую древность» (Забелин И. Е. История русской жизни с древнейших времен. М., 1876. Ч. I. С. 475). О несомненном использовании Никоновской летописью каких-то древних источников писал В. В. Мавродин (Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 212). Рассказ о Вадиме Храбром вызвал у Б. А. Рыбакова сомнение, хотя в других записях Никоновский свод воспроизводит текст «летописи Осколда», начатой в Киеве «в год крещения русов в 867 г. и законченной гибелью князя от руки норманна» (Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 169–173). Согласно Б. М. Клоссу, древнейшие сведения Никоновской летописи «носят отчетливо легендарный характер или основаны на домыслах составителя» (Клосс Б. М. Никоновский свод… С. 187). Косвенные данные, которыми располагает наука, позволяют отнестись к известиям Никоновской летописи о Вадиме Храбром с определенной долей доверия, о чем речь ниже.

¹²² Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. I. С. 128.

¹²³ Там же. С. 129.

¹²⁴ Там же.

¹²⁵ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 212.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ По С. М. Соловьеву, «Вадим, водим, может быть и нарицательное имя: в некоторых областных наречиях оно означает коновод, передовой, проводник» (Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 296). Думается, что это — слишком смелая догадка.

¹²⁸ Кстати, в «Истории Российской» В. Н. Татищева Вадим называется, князем: «В сии времена словяне бежали от Рюрика из Новогорода в Киев, зане убил Вадима храбраго князя словенского…» (Татищев В. Н. История Российская. Т. I. М., 1962. С. 34).

¹²⁹ См.: с. 62–67 настоящей книги.

¹³⁰ Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 329.

¹³¹ Там же. С. 313.

¹³² Там же.

¹³³ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

¹³⁴ Там же. С. 53, 54.

¹³⁵ Там же. С. 54–55, 56.

¹³⁶ Там же. С. 91, 93.

¹³⁷ Там же. С. 40.

¹³⁸ Там же. С. 41.

¹³⁹ Там же. С. 56.

¹⁴⁰ Там же. С. 99.

¹⁴¹ Гадло А. В. Поединок Мстислава с Редедей, его политический фон и исторические последствия // Проблемы археологии и этнографии Северного Кавказа // Отв. ред. Н. И. Кирей. Краснодар, 1988. С. 95.

¹⁴² Там же. С. 96.

¹⁴³ Ловмяньский Х. Русь и норманны. С. 207.

Очерк третий

¹ Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). М.; Л., 1951. С. 21; ПСРЛ. Т. XXXVII. Л., 1982. С. 18, 57.

² Шахматов А. А. О начальном киевском летописном своде // ЧОИДР. 1897. Кн. 3. С. 52.

³ Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII века: Очерки и исследования. М., 1969. С. 21.

⁴ Устюжский летописный свод. С. 5. — См. также: Сербина К. Н. Устюжский летописный свод // Исторические записки. 1946. Т. 20. С. 260–263.

⁵ Карамзин Н. М. История Государства Российского: В 12 т. М., 1989 Т I С 99

⁶ Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. I. С. 132.

⁷ Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1907. С. 63.

⁸ Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 453.

⁹ Греков Б. Д. Борьба Руси за создание своего государства. М.; Л., 1945. С. 52.

¹⁰ Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. // Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 149.

¹¹ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. М., 1980. С. 194.

¹² ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 20.

¹³ Там же.

¹⁴ Согласно Повести временных лет, Олег в Смоленске «посади мужь свои», а Устюжскому своду — «наместники своя» (там же. С. 20; ПСРЛ. Т. XXXVII. С. 18, 57). На основе этих летописных сведений Л. В. Алексеев сделал вывод о смене властей в Смоленске, произведенной князем Олегом (Алексеев Л. В. Смоленская земля… С. 194). На наш взгляд, в летописях речь идет о том, что Олег оставил своих представителей в городе. Но это не означало устранения старых правителей. Характер отношений смольнян с Олегом удерживает от подобных выводов. Добавим к этому, что Новгородская Первая летопись вообще ничего не говорит о «мужах», посаженных в Смоленске Игорем и его «воеводой» Олегом (НПЛ. С. 107).

¹⁵ Ср.: Куза А. В. Новгородская земля. С. 154.

¹⁶ См.: Алексеев Л. В. Смоленская земля… С. 53.

¹⁷ ПСРЛ. Т. VII. СПб., 1856. С. 328; Т. IХ. СПб., 1862. С. 77.

¹⁸ Куза А. В. Новгородская земля. С. 176.

¹⁹ Там же. С. 195.

²⁰ Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 322–323.

²¹ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 131.

²² Там же. С. 131, 132. — Г. С. Лебедев относит правление Дира к 830–840 гг. (Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 196).

²³ Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 308.

²⁴ Там же. С. 310–311. — См. также: Лебедев Г. С. Эпоха викингов… С. 241.

²⁵ См. с. 102–105 настоящей книги.

²⁶ Толочко П. П. Древняя Русь: Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 23–24.

²⁷ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 453; Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 225, 226; Куза А. В. Новгородская земля. С. 199; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 57; Толочко П. П. Древний Киев. Киев, 1983. С. 222.

²⁸ Советская историография Киевской Руси // Отв. ред. В. В. Мавродин. Л., 1978. С. 132.

²⁹ См.: там же. С. 133. — См. также: Сахаров А. Н. «Мы от рода русского…». Рождение русской дипломатии. Л., 1986. С. 87, 91. — Последний автор пишет даже о «складывающейся империи» (Там же. С. 92).

³⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

³¹ ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 17.

³² НПЛ. М.; Л., 1950. С. 107.

³³ ПСРЛ. Т. IX. С. 15.

³⁴ Там же. Т. VII. С. 270.

³⁵ Татищев В. Н. История Российская: В 7 т. М.; Л., 1964. Т. IV. С. 114. — Во второй редакции слово «устави» в первом случае В. Н. Татищев заменил словом «возложи», подчеркнув тем самым данническую зависимость северных восточнославянских и финских племен (там же. Т. II. М.; Л., 1963. С. 34).

³⁶ Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. I. М., 1989. С. 100.

³⁷ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 133.

³⁸ Беляев И. Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. С. 222.

³⁹ О варягах, получавших дань от новгородцев, имелись и другие суждения. Так, Н. И. Костомаров полагал, что эти варяги, вероятно, были «норманны из-за моря, которым новгородцы согласились платить за то, чтоб они их не трогали». (Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства во время удельно-вечевого уклада. СПб., 1863. Т. I. С. 32).

⁴⁰ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики // Изв. АН СССР. Сер. 7. Отд. общ. наук. 1932. № 4. С. 279–282.

⁴¹ Греков Б. Д. Борьба руси за создание своего государства. М.; Л., 1945. С. 52–53.

⁴² Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 226.

⁴³ Там же.

⁴⁴ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 43.

⁴⁵ Толочко П. П. Древняя Русь… С. 24. — См. также: Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 211.

⁴⁶ Пархоменко В. А. У истоков русской государственности. Л., 1924. С. 81.

⁴⁷ НПЛ. С. 107.

⁴⁸ Там же.

⁴⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

⁵⁰ ПСРЛ. Т. II. Стб. 17.

⁵¹ ПВЛ. Ч. I. С. 20; ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 17.

⁵² Греков Б. Д. Борьба руси… С. 53.

⁵³ Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1903. Т. III. Стб. 1274–1276.

⁵⁴ См.: Куза А. В. Новгородская земля. С. 155.

⁵⁵ См.: Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. М., 1980. С. 96.

⁵⁶ Там же.

⁵⁷ Разделял эту ошибочную версию и автор настоящих строк. — Фроянов И. Я. Данники на Руси X–XII вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1965 г. // Отв. ред. В. К. Ядунский. М., 1970. С. 34.

⁵⁸ ПВЛ. Ч. I. С. 20–21; ПСРЛ. Т. II. Стб. 17.

⁵⁹ Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка: В 3 т. СПб., 1895. Т. II. Стб. 514.

⁶⁰ П. П. Толочко слишком приглаживает события, когда пишет: «Олег и его окружение фактически поступили на службу среднеднепровскому раннефеодальному государству…» (Толочко П. П. Древняя Русь… С. 24). Автор отвергает мысль о «норманнском завоевании Киева». И здесь он прав. Но это не означает, что завоевания вовсе не было. Киев завоевали северные племена во главе со словенами.

⁶¹ ПВЛ. Ч. I. С. 23; ПСРЛ. Т. II. Стб. 21.

⁶² ПВЛ. Ч. I. С. 25; ПСРЛ. Т. II. Стб. 23.

⁶³ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М., 1978. С. 182–183.

⁶⁴ ПВЛ. Ч. II. С. 270.

⁶⁵ Там же. Ч. I. С. 25; ПСРЛ. Т. II. Стб. 24.

⁶⁶ Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974. С. 55, 62; Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. С. 32–33. — См. также: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 427.

⁶⁷ См.: Иванов В. В., Топоров В. Н. 1) Славянские языковые моделирующие семиотические системы: Древний период. М., 1965. С. 22; 2) Исследования в области славянских древностей. С. 55.

⁶⁸ ПВЛ. Ч. I. С. 24.

⁶⁹ Там же. Ч. II. С. 270.

⁷⁰ См.: Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 330–331.

⁷¹ Вольное обращение летописца с перечнем городов, упоминаемых договорами Руси с Византией, отмечал Б. Д. Греков: «Вполне возможно, что летописец от себя прибавил к этому перечню городов Полоцк, Ростов и Любеч. Очень возможно, что эта прибавка сделана даже не автором „Повести”, а его продолжателем — компилятором. Но главное не в том, кто это сделал, а в том, имелось ли к тому основание. Определенное сомнение вызывает наличие в этой прибавке Полоцка, который был присоединен к владениям киевского князя, по-видимому, только при Владимире I в 980 г., конечно, если основываться на данных Лаврентьевской летописи» (Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 295–296).

⁷² НПЛ. С. 109.

⁷³ ПВЛ. Ч. I. С. 29–30.

⁷⁴ История СССР с древнейших времен до наших дней: В 12 т. М., 1966. Т. I. С. 491.

⁷⁵ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. С 191.

⁷⁶ Там же. С. 192.

⁷⁷ См.: Эверс И. Ф. Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб., 1835. С. 40; Фроянов И. Я. Данники на Руси X–XII вв. С. 36.

⁷⁸ Шахматов А. А. Разыскания… С. 333–335, 478.

⁷⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 30. — Отношение к Олегу полян было, следовательно, двойственное. Олег как завоеватель, принудивший их уплатить дань северным племенам, вызывал осуждение. Но он также совершил удачный поход на Царьград, заставил греков платить «уклады» Киеву, Переяславлю и Чернигову, покорил древлян, северян и радимичей, приобрел слару вещего правителя. Все это способствовало повышению его престижа в Киеве, что и нашло отражение в летописи, в частности, при описании княжеских похорон.

⁸⁰ См.: Лебедев Г. С. Эпоха викингов… С. 246.

⁸¹ См.: ПВЛ. Ч. II. С. 270–271.

⁸² Ловмяньский Х. Русь и норманны. 142.

⁸³ Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980. С. 42.

⁸⁴ Гуревич А. Я. «Круг земной» в истории Норвегии // Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 615. — Соглашаясь в этом конкретном случае с А. Я. Гуревичем, мы все же должны помнить, что «обычай расчленять тело короля или колдуна и хоронить его в разных частях страны, для того чтобы обеспечить плодородие почвы, а возможно, и плодовитость людей и животных, имел весьма широкое распространение». (Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 421).

⁸⁵ А. И. Лященко, написавший специальную статью, посвященную летописным сказаниям о смерти Олега, полагал, что князь «умер в Норвегии, где провел детство и юность, а его могилы, находившиеся в разных городах на Руси, насыпаны как памятники в честь этого князя». (Лященко А. И. Летописные сказания о смерти Олега Вещего // ИОРЯС. Л., 1925. Т. XXIХ. С. 274).

⁸⁶ См.: Ловмяньский Х. Русь и норманны. С. 142.

⁸⁷ Следовательно, нет оснований в данном случае говорить о противоречивости сведений об Олеге в летописях (Ср.: Кузьмин А. Г. Две концепции начала Руси в Повести временных лет // История СССР. 1969. № 6. С. 102).

⁸⁸ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 453.

⁸⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 20–21.

⁹⁰ Седов В. В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. С. 249.

⁹¹ Алексеев Л. В. Смоленская земля… С. 194.

⁹² Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 162.

⁹³ Там же. С. 162–163.

⁹⁴ Л. В. Алексеев опирается на свидетельства Константина Багрянородного (Алексеев Л. В. Смоленская земля… С. 194). Однако «заключать с уверенностью на основании Константина Багрянородного, что сам Смоленск входил в состав „внешней Руси”, мы не можем, так как текст К. Багрянородного не дает данных» (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 162).

⁹⁵ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 43.

⁹⁶ Пархоменко В. А. У истоков русской государственности. С. 74.

⁹⁷ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 450.

⁹⁸ Толочко П. П. Древний Киев. Киев, 1983. С. 222.

⁹⁹ Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. М., 1989. С. 45–46.

¹⁰⁰ Наше мнение о независимости положения словен после вокняжения Олега в Киеве не является совершенной новостью в науке. В советской историографии И. М. Троцкий отмечал, что Киев и Новгород до 970 г. политически «жили самостоятельно», хотя торговые и иные связи между ними были и до того. Только при Владимире Новгород входит в зону киевского влияния (Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики. С. 282–284). Своего предшественника среди дореволюционных историков И. М. Троцкий мог найти в лице Н. И. Костомарова, согласно которому после ухода Олега из Новгорода «наша летопись, занимаясь почти исключительно югом, упускает из вида север. Только по отрывочным чертам можно видеть, что связь с ним Киева и киевских князей не прерывалась». Во времена «самоправной княгини» Ольги «Новгород признавал ее власть наравне с Киевом. Но в 970 году новгородцы являются к Святославу уже как независимые и просят себе в князья одного из его сыновей, прибавляя, что если никто из них не пойдет к ним княжить, то они найдут себе в другом месте князя. Из этого видно, что Новгород сознавал и сохранял свою древнюю автономию и если желал оставаться в союзе с Русскими Землями, скрепленными единством властвующего рода, то не иначе, как удерживая за собою право располагать собою иначе, когда найдет это нужным». И лишь Владимир, «сделавшись новгородским князем, утвердил в нем свою власть с помощью чужеземцев, а потом подчинил его Киеву» (Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства… Т. 1. С. 33, 34). См. также: Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. 1. Территория и население СПб., 1902. С. 17, 41, 44, 45.

¹⁰¹ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 44. Начало образования Русской земли следует отнести к VIII в. Более ранние датировки искусственны (См.: Фроянов И. Я. К истории зарождения русского государства // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991).

¹⁰² См.: Толочко П. П. Древний Киев. С. 39–41.

¹⁰³ ПВЛ. Ч. I. С. 35.

¹⁰⁴ Там же. С. 33.

¹⁰⁵ Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 45.

¹⁰⁶ Ловмяньский Х. Русь и норманны. С. 154.

¹⁰⁷ Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 311.

¹⁰⁸ Соловьев С. М. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846. С. 25. — Современная этнографическая наука доказала широкое распространение в древности представлений о божественности властителей (См.: Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь).

¹⁰⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 43. — Данный летописный текст позволил Н. И. Костомарову говорить о том, что Новгород наравне с Киевом признавал власть Ольги (Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства… С. 33).

¹¹⁰ Юшков С. В. Эволюция дани в феодальную ренту в Киевском государстве в X–XI веках // Историк-марксист. 1936. № 5; Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда // А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнин, В. П. Шушарин, Я. Н. Щапов. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 149; Зимин А. А. Феодальная государственность и Русская Правда // Исторические записки. Т. 76. С. 240–242. — Возражения см.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 114–116.

¹¹¹ Третьяков П. Н. У истоков древнерусской народности. Л., 1970. С. 143.

¹¹² Пименов В. В. Вепсы: Очерк этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1969. С. 18–52.

¹¹³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 21–26.

¹¹⁴ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 115–116.

¹¹⁵ См.: Рыбаков Б. А. Культура средневекового Новгорода // Славяне и скандинавы. М., 1986.

¹¹⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 48.

¹¹⁷ Там же.

¹¹⁸ Там же. С. 52.

¹¹⁹ Там же. С. 49–50.

¹²⁰ Пархоменко В. Л. Характер и значение эпохи Владимира, принявшего христианство // Учен. зап. Ленингр. ун-та. Сер. истор. наук. Вып. 8 // Отв. ред. М. Д. Приселков. Л., 1941. С. 206.

¹²¹ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 155.

¹²² Оно также говорит о том, что в Новгороде отчетливо понимали различие между посадничеством и княжением, разделяя эти два института власти.

¹²³ Беляев И. Д. История Новгорода Великого… С. 223.

¹²⁴ Ср.: Андреев В. Ф. Северный страж Руси. Л., 1989. С. 25.

¹²⁵ Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 113. — Лучше вместе с С. М. Соловьевым сказать, что Владимир «ему (Добрыне. — И.Ф.) преимущественно был обязан новгородским княжением» (Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 163).

¹²⁶ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 239.

¹²⁷ ПВЛ. Ч. I. С. 54.

¹²⁸ ПСРЛ. Т. I. Стб. 299–300. — А. Н. Насонов считал эту редакцию рассказа первоначальной (Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 147).

¹²⁹ См.: Соколов Б. М. Эпические сказания о женитьбе князя Владимира. Германо-русские отношения в области эпоса // Учен. зап. Саратовского ун-та. 1923. Т. I. Вып. 3. С. 69–102.

¹³⁰ См.: Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М., 1978. С. 209–217. — При этом Е. А. Рыдзевская замечает: «Если учитывать стадиальную близость восточных славян и скандинавов в данную эпоху, то не оказывается никакого основания теоретически отвергать возможность, что основное содержание легенды о Рогнеде сложилось на Руси, па местной этнической и социальной почве, и как эпический сюжет пользовалось популярностью, встречало понимание и сочувствие местного населения, а не только в кругу заморских выходцев, княжеских дружинников-варягов» (Там же. С. 215).

¹³¹ Пропп В. Я. Русский героический эпос. М., 1958. С. 87, 105.

¹³² См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания, былины, летописи. М., 1963. С. 57, 59–62.

¹³³ Базанов В. Г. Народная словесность Карелии. Петрозаводск, 1947. С. 92.

¹³⁴ Пропп В. Я. Русский героический эпос. С. 147.

¹³⁵ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 226.

¹³⁶ Шахматов А. А. Разыскания… С. 173–175. — См. также: Алексеев Л. В. Полоцкая земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. // Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 218.

¹³⁷ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 54.

¹³⁸ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 163.

¹³⁹ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 239.

¹⁴⁰ Ср.: Там же.

¹⁴¹ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 54.

¹⁴² См.: Штыхау Г. В. Пытаннi гистарычнаi тапаграфi Полоцка // Весцi АН БССР. № 2. Минск, 1963. С. 63–72; Алексеев Л. В. Полоцкая земля // Древнерусские княжества… С. 219.

¹⁴³ См.: Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 146.

¹⁴⁴ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 217.

¹⁴⁵ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 163.

¹⁴⁶ См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси.

¹⁴⁷ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 54.

¹⁴⁸ См.: Юдин Ю. И. Героические былины (поэтическое искусство). М., 1975.

¹⁴⁹ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв. М., 1978. С. 62.

¹⁵⁰ Там же. С. 137.

¹⁵¹ Там же.

¹⁵² Там же. С. 62–63.

¹⁵³ Снорри Стурлусон. Круг земной. С. 100.

¹⁵⁴ У скандинавов, как свидетельствуют саги, вражда нередко кончалась внесением выкупа. Но бывало и такое, что кого-нибудь из родственников убитого не удовлетворяло мирное разрешение конфликта и он настаивал на свершении мести (Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия… С. 210). Такие же порядки мы видим и на Руси (Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 35). По Клеркону князь решает вопрос только назначением виры, что косвенно указывает на отсутствие при этом клерконовых родичей.

¹⁵⁵ Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия… С. 222.

¹⁵⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 53–54.

¹⁵⁷ Там же. С. 54.

¹⁵⁸ Там же. С. 56.

¹⁵⁹ Там же.

¹⁶⁰ Шахматов А. А. Разыскания… С. 173.

¹⁶¹ ПВЛ. Ч. I. С. 56.

¹⁶² Кузьмин А. Г. Принятие христианства на Руси // Вопросы научного атеизма. М., 1980. Вып. 25. С 14–15. — Подробнее о языческой реформе Владимира см: Фроянов И. Я. Об историческом значении «крещения Руси» // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы идеологии и культуры // Отв. ред. И. Я. Фроянов. Л., 1987. С. 50–53.

¹⁶³ ПВЛ. Ч. I. С. 56.

¹⁶⁴ НПЛ. С. 128.

¹⁶⁵ Рапов О. М. Русская церковь в IX — первой трети XII в. Принятие христианства. М., 1988. С. 211.

¹⁶⁶ Седов В. В. Древнерусское языческое святилище в Перыни // КСИИМК. М., 1953. Вып. 50. С. 99.

¹⁶⁷ Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 261.

¹⁶⁸ Седов В. В. Новые данные о языческом святилище Перуна // КСИИМК. М., 1954. Вып. 53.

¹⁶⁹ Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М., 1987. С. 256.

¹⁷⁰ Седов В. В. Новые данные… С. 107.

¹⁷¹ Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. С. 256.

¹⁷² Там же. С. 257. — В другой своей работе Б. А. Рыбаков местом почитания Перуна называет Словенский холм, где «в языческие времена находилось святилище Перуна, языческого предшественника Ильи Громовника». Но когда «киевский князь Владимир принял решение провести языческую религиозную реформу и превратить бога-громовника Перуна в верховного бога Руси, он послал своего дядю, Добрыню, в Новгород. Место почитания Перуна было устроено тогда в роще Перыни…» (Рыбаков Б. А. Культура средневекового Новгорода. С. 300).

¹⁷³ Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. С. 258.

¹⁷⁴ ПСРЛ. Т. XXXIII. Л., 1977. С. 140. — См. также: Т. XXVII. С. 138.

¹⁷⁵ См.: Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. 1) Исторические реальности и былинная фантазия // Духовная культура славянских народов: Литература, фольклор, история. — Сб. статей к IX Международному съезду славистов. Л., 1983. С. 49–50; 2) Старинная история. М., 1991. С. 34–35.

¹⁷⁶ Кулик С. Ф. Когда духи умирают. М., 1981. С. 17.

¹⁷⁷ Седов В. В. Древнерусское языческое святилище в Перыни. С. 92.

¹⁷⁸ Подробнее см.: Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Старинная история. М., 1991.

¹⁷⁹ См.: Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1972. С. 31–75. — Ср.: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 421–423.

¹⁸⁰ Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. С. 260. — Автор полагает, что урочище Перынь в древности было «посвящено богу реки Волхова» (Там же). Но предание рассказывает о князе, принимающем образ «коркодила». Стало быть, вопрос сложнее, чем кажется Б. А. Рыбакову.

¹⁸¹ Согласно Повести временных лет, Владимир «повеле рубити церкви и поставляти по местом, иде же стояху кумири» (ПВЛ. Ч. I. С. 81).

¹⁸² См.: Фроянов И. Я. Об историческом значении… С. 52–53.

¹⁸³ НПЛ. С. 159–160.

¹⁸⁴ Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1962. Т. I. С. 112–113.

¹⁸⁵ См.: Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России XI–XVIII вв. М., 1986. С. 14; Рапов О. М. Русская церковь… С. 257–276; Кузьмин А. Падение Перуна. Становление христианства. М., 1988. С. 192–195.

¹⁸⁶ Янин В. Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев (о возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город // Отв. ред. В. Л. Янин. М., 1984. Вып. 7. С. 55–56.

¹⁸⁷ Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 13–14.

¹⁸⁸ Буганов В. И. Очерки… С. 14.

¹⁸⁹ Кузьмин А. Падение Перуна… С. 195.

¹⁹⁰ Волков Н. В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах XI–XIV вв. и их Указатель // Памятники древней письменности. СПб., 1897. Т. CXXIII. С. 14. — Ср.: Сапунов Б. В. Книга в России в XI–XIII вв. Л., 1978. С. 43.

¹⁹¹ См.: с. 205–207 настоящей книги.

¹⁹² См., напр.: Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI–XIV вв. М., 1972. С. 46.

¹⁹³ ПВЛ. Ч. I. С. 83.

¹⁹⁴ Там же. С. 87.

¹⁹⁵ См.: Беляев И. Д. История Новгорода Великого… С. 224.

Очерк четвертый

¹ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 21–22.

² См.: Рыбаков Б. А. 1) Обзор общих явлений русской истории IX — середины XIII века // Вопросы истории. 1962. № 4. С. 42; 2) Древняя Русь: Сказания, былины, летописи. М., 1963. С. 57.

³ Фроянов И. Я. Киевская Русь… С. 216–243; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.

⁴ См.: Фроянов И. Я. К истории зарождения русского государства // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991.

⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 88–89.

⁶ Слово «урок» этимологически связано со словами «реку», «рок». Поэтому урок можно понимать как уговор, договор, как нечто установленное (См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1973. Т. IV. С. 168; Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1959. Т. II. С. 200; Шанский Н. М., Шанская Т. В., Иванов В. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 467).

⁷ Андреев В. Ф. Северный страж Руси. Л., 1989. С. 28.

⁸ Ср.: Соловьев С. М. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846. С. 26; Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства. СПб., 1863. Т. I. С. 42.

⁹ См.: Беляев И. Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. С. 224–225. — Совершенно иную картину рисует Б. А. Рыбаков: «Первое государственное дело Ярослава как новгородского князя, с которым нас знакомит летописец, — это нарушение им „урока”, т. е. государственной повинности по отношению к главе державы (?!), киевскому князю, и военным силам, размещенным в Новгороде. Нужно было отсылать в Киев ежегодно 2 тыс. гривен, а на 1 тыс. содержать дружинников в Новгороде. Это были значительные суммы; они в десять раз превышали уплачиваемые варягам „ради мира”… Нарушение „урока” вызвало законный гнев отца, собравшегося в поход на слишком самостоятельного сына. И новгородский летописец в этом случае не сочувствует сепаратизму Ярослава, так как из текста летописи явствует, что от нарушения „урока” страдают интересы новгородских воинов, на которых зиждилась действительная независимость Новгорода. Варяги были еще опасной силой, и Новгороду важно было противопоставить им силу своих „гридей”. В этих условиях проступок Ярослава становился преступлением» (Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 201). Все это потребовалось Б. А. Рыбакову для того, чтобы доказать критическую настроенность к Ярославу «Новгородской боярской летописи XI в.».

¹⁰ Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 77–78.

¹¹ Там же. С. 78.

¹² НПЛ. М.; Л., 1950. С. 168.

¹³ ПСРЛ. Т. IХ. СПб., 1862. С. 69.

¹⁴ Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 47.

¹⁵ См.: Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136–1137 гг. // Вестн. Ленингр. ун-та. 1986. № 4. С. 7.

¹⁶ Это почувствовал еще М. Д. Затыркевич, который подразделял правителей, присылаемых в Новгород из Киева, на «посадников-мужей» и «наместников-князей» (Затыркевич М. Д. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя русского государства в домонгольский период. М., 1874. С. 234).

¹⁷ ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 374.

¹⁸ См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси; Афанасьев С. А. Община и князь в Древнем Пскове XII–XIII вв. // Вестн. Ленингр. ун-та, 1990. № 3. С. 90–93.

¹⁹ ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 95.

²⁰ См.: Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 347; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 55–67; Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Шушарин В. П., Щапов Я. Н., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 131–132; Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России XI–XVIII вв. М., 1986. С. 14–15.

²¹ Зимин А. А. Феодальная государственность и Русская Правда // Исторические записки. 76. М., 1965. С. 245.

²² Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 66.

²³ Словарь русского языка XI–XVII вв. М., 1976. Вып. 3. С. 152.

²⁴ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 132,

²⁵ Буганов В. И. Очерки… С. 15.

²⁶ Для подобных выводов недостаточно и свидетельства новгородского летописца о том, что «тогда Ярослав кормяше Варяг много» (НПЛ. С. 174). Кстати, сам летописец причину возмущения новгородцев видел не в тяготах, связанных с «кормлением» варягов, а в их насилиях над новгородками: «И начаша Варязн насилие деяти на мужатых женах. Ркоша новгородци: „сего насилья не можем смотрети”, и собравшася в нощь, исекоша Варягы в Поромоне дворе» (Там же).

²⁷ Фроянов И. Я. Киевская Русь… С. 74.

²⁸ НПЛ. С. 174. — Архангелогородский летописец рассказывает о «насильстве» варягов над «женами и детьми» (ПСРЛ. Т. XXXVII. С. 65).

²⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 95.

³⁰ НПЛ. С. 174.

³¹ См.: ПСРЛ. Т. IV. С. 106; Т. IХ. С. 74; Т. XXV. С. 372; Т. XXVI. С. 32; Т. XXXIII. С. 33; Т. XXXVII. С. 65.

³² Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1963. Т. II. С. 72.

³³ Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. II. М. 1991. С. 9.

³⁴ Соловьев С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. I. С. 199.

³⁵ Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства. Т. I. С. 42–43.

³⁶ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 347.

³⁷ ПВЛ. Ч. II. М.; Л., 1950. С. 361.

³⁸ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 132.

³⁹ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 67.

⁴⁰ Свердлов М. Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988. С. 13.

⁴¹ Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М., 1964. С. 72.

⁴² Андреев В. Ф. Северный страж Руси. С. 29.

⁴³ К тому же склонялся и Л. В. Черепнин: «Слова Новгородской I летописи „иссече” „вои славны тысящу” надо, очевидно, понимать не в том смысле, что погибла тысяча славных воинов, а в том, что подверглись избиению знатные военачальники, возглавлявшие подразделения войсковой „тысячи”» (Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 132).

⁴⁴ О том, что это — именно ополчение, свидетельствует термин «вои», употребляемый летописцем (См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь… С. 185–215).

⁴⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 85.

⁴⁶ См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 57.

⁴⁷ НПЛ. С. 174–175.

⁴⁸ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 132.

⁴⁹ Пашуто В. Т. Черты политического строя древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. С. 25.

⁵⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 95.

⁵¹ Именно так, по нашему мнению, следует толковать сообщения Повести временных лет. Нужно, впрочем, заметить, что Новгородская Первая летопись младшего извода дает изложение, которое ближе к действительности, чем версия Повести. К этому заключению нас побуждает ряд обстоятельств. Во-первых, Новгородская Первая летопись сохранила текст предшествующего Повести временных лет Начального свода (ПВЛ. Ч. II. С. 361). Во-вторых, в рассказе Повести видна стилизация. «Уже мне сих не крестити», — говорит, по свидетельству автора Повести, князь Ярослав. Перед нами тривиальный литературный штамп, нередко фигурирующий в летописи (там же). В-третьих, язык Повести становится иногда громоздким и неуклюжим, затемняющим смысл происходящего: «Заутра же собрав избыток новгородець, Ярослав рече: „О, люба моя дружина, юже вчера избих, а ныне быша надобе”. Утерл слез, и рече им на вечи: „Отец мой умерл…”». Эта фраза сильно проигрывает перед четким слогом новгородского источника: «…Ярослав заутра собра новгородцов избыток, и сътвори вече на поле, и рече к ним…» В-четвертых, автор Повести явно завышает число образовавших ополчение новгородцев, исчисляя их в 40 000. Новгородская Первая летопись сообщает более реальные данные: «…и собра вои 4000: варяг бяшеть тысяща, а новгородцов 3000». Заметим, кстати, что А. Г. Кузьмин увидел черты большей древности как раз в новгородском рассказе о событиях 1015 г. (Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 371).

⁵² Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 199.

⁵³ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 78.

⁵⁴ Н. И. Костомаров справедливо замечал, что новгородцы «поднялись за Ярослава, но вместе с тем поднялись и за себя» (Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях главнейших деятелей. М., 1990. Кн. I. С. 12).

⁵⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 97.

⁵⁶ Рыбаков Б. А. 1) Древняя Русь… С. 202; 2) Из истории культуры Древней Руси. М., 1984. С. 77.

⁵⁷ Ср.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 47.

⁵⁸ ПСРЛ. Т. IV. С. 110. — См. также: ПСРЛ. Т. V. С. 134; Т. VII. С. 328; Т XXV. С. 374.

⁵⁹ См.: Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. М.; Л… 1941. С. 37–39; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 48; Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 204.

⁶⁰ НПЛ. С. 161, 470.

⁶¹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 48–49.

⁶² Там же. С. 48.

⁶³ В 1036 г. «иде Ярослав к Новугороду и посади сына своего в Новегороде Володимера, и епископа постави Жиряту; и людем написав грамоту, рек: „по сеи грамоте дайте дань”» — (ПСРЛ, Т. IV. С. 114).

⁶⁴ М. Н. Тихомиров, имея в виду убийство Коснятина по приказу Ярослава, писал о том, что «уже в XI столетии новгородские князья вступают в конфликт с посадниками» (Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 204). В. Л. Янин возражал М. Н. Тихомирову, будучи убежден, что Коснятин, наряду с Добрыней и Остромиром, «воплощал идею тождества посадника и князя» (Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 56). В оценке посадничества Коснятина В. Л. Янин, на наш взгляд, ошибается.

⁶⁵ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 203.

⁶⁶ НПЛ. С. 164, 471.

⁶⁷ НПЛ. С. 175–176.

⁶⁸ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 68.

⁶⁹ См.: Фроянов И. Я. 1) Смерды в Киевской Руси // Вестн. Ленингр. ун-та. 1966. № 2; 2) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 119–126; 3) Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990. С. 210.

⁷⁰ Насонов А. Н. «Русская земля»… С. 78.

⁷¹ Во избежание недоразумений подчеркнем: мы никоим образом не отрицаем присутствия в Древней Руси групповых и сословных интересов, но решительно возражаем против стремления объяснить все политические события и перемены с точки зрения только этих интересов.

⁷² См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 67–68; Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 133; ЗиминА. А. Феодальная государственность… С. 245; Рыбаков Б. А. Первые века… С. 74; Свердлов М. Б. От Закона Русского… С. 34–35.

⁷³ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 67. — В специальной монографии, написанной ранее и посвященной Русской Правде, М. Н. Тихомиров возникновение Древнейшей Правды датировал 1036 г. Вместе с тем он допускал, что основа Древнейшей Правды, возможно, восходила к 1016 г. (Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. С. 56, 61).

⁷⁴ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 133.

⁷⁵ Зимин А. А. Феодальная государственность… С. 245.

⁷⁶ Рыбаков Б. А. Первые века… С. 74, 78.

⁷⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 57.

⁷⁸ Там же. С. 58.

⁷⁹ Рыбаков Б. А. Первые века… С. 78–79.

⁸⁰ См.: Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. С. 51.

⁸¹ См.: Максимейко Н. А. Опыт критического исследования Русской Правды. Вып. I. Краткая редакция. Харьков, 1914. С. 13–16, 20–23; Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. С. 49–51.

⁸² Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 68.

⁸³ История СССР с древнейших времен до наших дней: В 12 т. М., 1966. Т. 1. С. 514. — См. также: Рыбаков Б. А. Первые века… С. 74.

⁸⁴ Зимин А. А. Феодальная государственность… С. 245.

⁸⁵ Свердлов М. Б. От Закона Русского… С. 34.

⁸⁶ Мы не касаемся «Устава мостником» и «Покона вирного», поскольку нас интересует прежде всего соотношение двух Правд в составе Краткой Правды.

⁸⁷ Ср.: Гринев Н. Н. Краткая редакция Русской Правды как источник по истории Новгорода XI в. // Новгородский исторический сборник // Отв. ред. В. Л. Янин. Л., 1989. С. 3.

⁸⁸ Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. С. 44–45; Юшков С. В. Русская Правда: Происхождение, источники, ее значение. М., 1950. С. 291, 343.

⁸⁹ См.: Рубинштейн Н. Л. Древнейшая Правда и вопросы дофеодального строя Киевской Руси // Археографический ежегодник за 1964 год // Отв. ред. М. Н. Тихомиров. М., 1965. С. 5.

⁹⁰ См.: Романова Е. Д. Свободный общинник в Русской Правде // История СССР. 1961. № 4. С. 77; Рубинштейн Н. Л. Древнейшая Правда… С. 9, 10.

⁹¹ ПВЛ. Ч. I. С. 86–87; Ч. II. С. 350.

⁹² См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 26–44.

⁹³ Юшков С. В. Русская Правда… С. 290–291.

⁹⁴ См.: Свердлов М. Б. От Закона Русского… С. 31–32; Андреев В. Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода XII–XV вв. в советской историографии // Новгородский исторический сборник // Отв. ред. В. Л. Янин. Л., 1962. 1. С. 142–143.

⁹⁵ Юшков С. В. Русская Правда… С. 292.

⁹⁶ Андреев В. Ф. Проблемы… С. 143.

⁹⁷ Юшков С. В. Русская Правда… С. 287–293.

⁹⁸ Там же. С. 292.

⁹⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 110.

¹⁰⁰ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 342, 671.

¹⁰¹ Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 68.

¹⁰² В Тверской летописи, например, читаем: «Князь Ростислав Володимерович побежав из Новагорода, и с ним бежа Порей, Вышата, сын Остромирь, воеводы Новогородского» (ПСРЛ. Т. XV. Стб. 154). Аналогичный текст содержит Никоновская летопись (Там же. Т. IХ. С. 92). См. также: ПСРЛ. Т. XXII. С. 374; Т. XXIII. С. 92.

¹⁰³ Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 81.

¹⁰⁴ Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. II. С. 46.

¹⁰⁵ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики // Изв. АН СССР. VII серия. Отд. обществ, наук. 1932. № 4. С. 289–291.

¹⁰⁶ Там же. С. 290.

¹⁰⁷ Там же. С. 289–290.

¹⁰⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49–50.

¹⁰⁹ Там же. С. 49.

¹¹⁰ См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 444, 456–457; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 18.

¹¹¹ Троцкий И. М. Возникновение новгородской республики. С. 290.

¹¹² Там же. С. 291.

¹¹³ О соотношении изгнания и выбора-призвания скажем ниже.

¹¹⁴ НПЛ. С. 161, 470.

¹¹⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49.

¹¹⁶ См.: ПВЛ. Ч. II. С. 396; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 49–50.

¹¹⁷ Свидетельства, относящиеся к XII в., говорят, что князь отвечал перед вечевой общиной за военные успехи. Поражение князя в бою нередко воспринималось как проявление его неспособности вообще выступать в роли лидера (См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 132–133).

¹¹⁸ НПЛ. С. 161, 470. — В. Л. Янин почему-то рассуждает о «беспрецедентном факте изгнания князя Давыда Святославича в 1096 г.», усматривая в этом изгнании отражение «первых политических успехов борьбы новгородцев за городские вольности». Автор несколько замедляет политическое развитие Новгорода второй половины XI в.

¹¹⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 150.

¹²⁰ НПЛ. С. 161, 470.

¹²¹ См.: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 540.

¹²² ПВЛ. Ч. I. С. 114–115. — См. также: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 130; 2) Вече в Киеве 1068–1069 гг. // Из истории феодальной России. Л., 1978.

¹²³ Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 539.

¹²⁴ ПВЛ. Ч. I. С. 120–121.

¹²⁵ Это явствует из слов, предваряющих известие о волнениях в городе: «…и в нашем Новеграде при Глебе», — Летописец Переяславля Суздальского (ЛПС. С. 48). М., 1850.

¹²⁶ См.: ЛПС. С. 48.

¹²⁷ ПСРЛ. Т. IV. С. 131.

¹²⁸ См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 456–457.

¹²⁹ Воронин Н. Н. Восстание смердов в XI веке // Исторический журнал. 1940. № 2. С. 58.

¹³⁰ Мавродин В. В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949. С. 149–150.

¹³¹ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 204.

¹³² Рапов О. М. О датировке народных восстаний на Руси XI века в Повести временных лет // История СССР. 1979. № 2. С. 149.

¹³³ Воронин Н. Н. Восстание смердов в XI веке. С. 157–158; Мавродин В. В. Очерки по истории феодальной Руси. С. 148–149; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 266–267; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 124–126; Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 184; Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 20.

¹³⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси.

¹³⁵ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 126,

¹³⁶ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 266–267.

¹³⁷ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 184.

¹³⁸ Рыбаков Б. А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. 1974. № 1. С. 19.

¹³⁹ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

¹⁴⁰ Такому пониманию может, казалось бы, препятствовать указание летописца, что волхв «многы прельсти, мало не всего града». Однако, во-первых, это указание поддается толкованию в том смысле, что летописец из числа союзников волхва исключил князя, епископа и их окружение. Во-вторых, чуть ниже он говорит, что веру волхва «вси яша», т. е. свидетельствует о переходе в конечном счете на сторону волхва всех новгородцев.

Для полноты историографической картины необходимо сказать: разделение новгородцев в истории с волхвом на знать и чернь имеет давнюю традицию. Еще С. М. Соловьев по поводу выступления волхва в Новгороде писал: «Жители разделились надвое: князь Глеб с дружиной пошли и стали около епископа, а простые люди все пошли к волхву, и был мятеж великий между ними» (Соловьев С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. II. С. 51). В том же духе размышлял Н. И. Костомаров, привлекавший поздние летописи, где вместо Глебовой дружины фигурируют княжеские бояре (Костомаров Н. И. Северно-русские народноправства. СПб., 1863. Т. II. С. 105–106). В. Н. Татищев проявил несравненно больше чутья, когда замечал, что к волхву «множество людей пристав, собралися, а Глеб Святославич с епископом Федором, собрав своих людей домовных, вышли против оных» (Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 87).

¹⁴¹ Консолидация новгородских «феодалов» в класс была далека до завершения даже в XIII–XIV вв. Это хорошо видно на примере новгородского боярства, разобщенного и страдающего от изнурительной внутренней борьбы (См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 367).

¹⁴² Последний вывод остается в силе, если даже признать, что в этом раздоре принимали участие, с одной стороны, знатные люди, а с другой — простые свободные новгородцы. Мы особо подчеркиваем: простые свободные новгородцы, поскольку нет никаких оснований предполагать в них феодально-зависимых.

¹⁴³ Рапов О. М. О датировке народных восстаний… С. 149.

¹⁴⁴ Они еще цепко держались в сознании людей. — См.: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. С. 288–329.

¹⁴⁵ В Никоновской летописи так и сказано: явился (ПСРЛ. Т. IХ. С. 99).

¹⁴⁶ См.: Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Л., 1983; 2) О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики // Отв. ред. Т. А. Берштам, К. В. Чистов, Л., 1986.

¹⁴⁷ Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения… С. 28–30, 34–37; 2) О языческих «переживаниях»… С. 37–38, 39–40, 48–49.

¹⁴⁸ Колчин Б. А., Черных Н. Б. Дендрохронология Восточной Европы. М., 1977. С. 80–81, 89.

¹⁴⁹ Рапов О. М. О датировке народных восстаний… С. 145.

¹⁵⁰ Колчин Б. А., Черных Н. Б. Дендрохронология… С. 80.

¹⁵¹ Рапов О. М. О датировке народных восстаний… С. 149.

¹⁵² На это намекает Новгородская IV летопись, где говорится, что в городе «была молва не мала». (ПСРЛ. Т. IV. С. 131). См. также: Т. IХ. С. 99.

¹⁵³ См.: Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения…

¹⁵⁴ НПЛ. С. 18, 201.

¹⁵⁵ См.: Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. С. 30.

¹⁵⁶ НПЛ. С. 473.

¹⁵⁷ См.: Фроянов И. Я. Волхвы и народные волнения…

¹⁵⁸ НПЛ. С. 18, 201.

¹⁵⁹ ПВЛ. Ч. I. С. 132.

¹⁶⁰ НПЛ. С. 470.

¹⁶¹ Там же.

¹⁶² Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980. С. 15.

¹⁶³ Там же. С. 42.

¹⁶⁴ Там же. С. 18.

¹⁶⁵ Там же. С. 34.

¹⁶⁶ Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99–108.

¹⁶⁷ Там же. С. 103.

¹⁶⁸ Там же. С. 106–107.

¹⁶⁹ В этом, между прочим, специфика новгородских волнений в отличие от им подобных в Суздале, где влияние христианства в первой четверти XI в. было, если можно так выразиться, нулевым, а во второй половине названного столетия оно только что стало внедряться в туземное общество. В Новгороде ситуация была иной: там христианство уже пустило корни. Поэтому и выступление волхва имело антихристианскую направленность.

¹⁷⁰ Положим, однако, что знатные новгородцы пошли за епископом и князем. Но и в этом случае неправомерно говорить о классовой борьбе, поскольку знатные и рядовые новгородцы составляли две группы свободного людства. Следовательно, мы могли бы рассуждать тогда только о социальных противоречиях внутри свободного населения Новгорода, не успевшего еще разделиться на антагонистические классы.

¹⁷¹ Рыбаков Б. А. Киевская Русь… С. 539.

¹⁷² См.: с. 149–151 настоящей книги.

¹⁷³ Отмечая появление новой системы «выкармливания» князя, Б. А. Рыбаков пишет: «Новгород приглашал к себе юного княжича из семьи влиятельного князя и с ранних лет приучал его к своим боярским порядкам» (Рыбаков Б. А. Киевская Русь… С. 540). Тут опять сказывается классовая «зашоренность» исследователя.

¹⁷⁴ Согласно «Истории Российской» В. Н. Татищева, князь Мстислав родился в 1076 г. (Татищев В. Н. Исторйя Российская. Т. II. С. 91).

¹⁷⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 182.

¹⁷⁶ Там же. С. 137.

¹⁷⁷ Троцкий И. М., Возникновение Новгородской республики // Изв. АН СССР. VII сер. Отд. обществ, наук. 1932. № 5. С. 363.

¹⁷⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 59.

Очерк пятый

¹ НПЛ. М.; Л., 1950. С. 21, 205.

² Соловьев С. М. Сочинения. М., 1988. Кн. I. С. 409; Рожков Н. А. Исторические и социологические очерки. М., 1906. Ч. 2. С. 30; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 172; Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 65–67. — По мнению С. М. Соловьева, предшественник Бориса на посадничьей должности Константин Моисеевич также был назначен киевским князем (Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 409).

³ НПЛ. С. 22, 206.

⁴ Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // Новгородский исторический сборник // Отв. ред. В. Л. Янин. Л., 1982. I. С. 90.

⁵ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 79–81.

⁶ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики // Изв. АН СССР. VII серия. Отд. обществ, наук, 1932. № 5. С. 353.

⁷ Там же. С. 369–370.

⁸ См.: НПЛ. С. 21, 22, 23, 24, 205, 206, 268, 210.

⁹ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 409; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 178–180.

¹⁰ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 409.

¹¹ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 180.

¹² См.: Троцкий Н. М. Возникновение Новгородской республики. С. 370–371.

¹³ НПЛ. С. 20, 204.

¹⁴ ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 284.

¹⁵ НПЛ. С. 20, 204.

¹⁶ Там же. С. 21, 205.

¹⁷ Ср.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 67.

¹⁸ Вспомним, кстати, что в X в. племена, «примученные» Киевом, часто восставали именно со смертью киевских князей. Эта традиция не могла исчезнуть бесследно для людей Древней Руси XII в.

¹⁹ См.: НПЛ. С. 22, 207.

²⁰ Там же. С. 22, 206.

²¹ «Се аз Мьстислав Володимирь сын, — читаем в одной грамоте, — дьржа Русьску землю, в свое княжение повелел есмь сыну своему Всеволоду отдати Буице святому Георгиеви с данию, и с вирами, и с продажами…» (ГВНП. М.; Л., 1949. № 81. С. 140).

²² НПЛ. С. 22, 207.

²³ ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 301; Т. II. Стб. 295.

²⁴ НПЛ. С. 22–23, 207.

²⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

²⁶ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 189–190

²⁷ Ср.: Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Щапов Я. Н. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 249.

²⁸ См.: Словарь русского языка XI–XVII вв. М., 1976. С. 151.

²⁹ См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69. — В. Л. Янин говорит, что Всеволод предпринял попытку нарушить ряд с новгородцами (Там же). Вернее было бы сказать, что он нарушил его, покинув Новгород ради Переяславля.

³⁰ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

³¹ ПСРЛ. Т. I. Стб. 301.

³² Татищев В. Н. История Российская. Т. II. М.; Л., 1963. С. 144.

³³ ПСРЛ. Т. IХ. С. 158.

³⁴ НПЛ. С. 23, 207–208.

³⁵ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 410.

³⁶ НПЛ. С. 23, 208.

³⁷ См.: Соловьев С. М. Соч. Т. I. С. 411; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 69.

³⁸ НПЛ. С. 23, 208.

³⁹ Рожков Н. А. Исторические и социологические очерки. Ч. 2. С. 43–44.

⁴⁰ Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII веке // Учен. зап. ин-та истории РНИОН. 1929. Т. 4. С. 21.

⁴¹ Там же. С. 14, 19, 20, 21.

⁴² Введенский Д. А. К истории образования Новгородской республики // Учеш записки Харювського державного ушверситету. Кн. 15. Труди юторичного факультету. № 1. Харюв, 1939. С. 18, 20.

⁴³ Лихачев Д. С. «Софийский временник» и новгородский политический переворот 1136 года // Исторические записки. 25. 1948. С. 241, 242.

⁴⁴ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 168.

⁴⁵ Там же. С. 197.

⁴⁶ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 206.

⁴⁷ Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси, XI–XIII вв. М., 1961. С. 92, 93.

⁴⁸ Пашуто В. Т. Очерки истории СССР XII–XIII вв. М., 1960. С. 29.

⁴⁹ Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 544.

⁵⁰ Краткая история СССР. Ч. I. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М.; Л., 1963. С. 58.

⁵¹ Троцкий И. М. Возникновение Новгородской республики. С. 372.

⁵² Там же. С. 374.

⁵³ Там же.

⁵⁴ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 72.

⁵⁵ Там же.

⁵⁶ Там же. С. 5,

⁵⁷ Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII веке. С. 14.

⁵⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 3.

⁵⁹ Там же. С. 10. — См. также: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977. С. 221; Янин В. Л., Колчин Б. А. Итоги и перспективы новгородской археологни // Археологичсское изучение Новгорода. М., 1978. С. 8. — Исключительность политического строя Новгорода не вызывает у В. Л. Янина ни малейшего сомнения. Он пишет: «Любой интересующийся отечественной историей человек знает, что средневековый Новгород имел особое государственное устройство. Он не был княжеством, как Киев или Чернигов, хотя в нем и сохранялся княжеский стол. Власть в этом городе принадлежала местной аристократии — крупнейшим землевладельцам, боярам, создавшим республиканскую систему государственности» (Янин В. Л. Не только 28 мая 1136 года // Знание — сила. 1983. № 5. С. 31).

⁶⁰ В одной из своих недавних работ В. Л. Янин заметил, что «вся история возникновения Новгородской республики представляется результатом длительного столкновения княжеской власти с боярством, а вечевые органы противостоят в этой борьбе княжеской администрации» (Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований. С. 88).

⁶¹ См.: Костомаров Н. И. Начало единодержавия в древней Руси // Вестн. Европы. 1870. ноябрь; Сергеевич В. И. Русские юридические древности. СПб., 1900. Т. 2. С. 1, 2; Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя древней Руси. СПб., 1912. С. 118, 119. — См. также: Цамутали А. Н. История Великого Новгорода в освещении русской историографии XIX — начала XX в. // Новгородский исторический сборник. I.

⁶² Покровский М. Н. Избр. произв. М., 1966. Кн. I. С. 146–147.

⁶³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 162–184.

⁶⁴ НПЛ. С. 24, 209.

⁶⁵ ПСРЛ. Т. IХ. С. 159. — См. также: Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 147; Карамзин М. Н. История Государства Российского. М., 1991. Т. II. С. 112.

⁶⁶ Введенский Д. А. К истории образования Новгородской республики. С. 20.

⁶⁷ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 412.

⁶⁸ Рожков Н. А. Исторические и социологические очерки. Ч. II. С. 38.

⁶⁹ Греков Б. Д. 1) Революция в Новгороде Великом в XII веке. С. 18; 2) Киевская Русь. М., 1953. С. 270–271.

⁷⁰ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 271.

⁷¹ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 193–197. — Автор допускает участие в движении 1136 г. части новгородского купечества (Там же. С. 193–194).

⁷² Мавродин В. В. Народное восстание в Древней Руси XI–XIII вв. С. 93.

⁷³ Данилова Л. В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV–XV вв. М., 1955. С. 84.

⁷⁴ Пашуто В. Т. Очерки истории СССР XII–XIII вв. С. 28.

⁷⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 71.

⁷⁶ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 248.

⁷⁷ Введенский Д. А. К истории образования Новгородской республики. С. 20.

⁷⁸ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 250.

⁷⁹ Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX–XV вв. // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 176–177.

⁸⁰ Фроянов И. Я. Смерды в Киевской Руси // Вестн. Ленингр. ун-та. 1966. № 2. С. 71.

⁸¹ См.: Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 271; Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 193, 194, 197; Данилова Л. В. Очерки… С. 84.

⁸² Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 62–72.

⁸³ НПЛ. С. 24, 209–210.

⁸⁴ Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII в. С. 16.

⁸⁵ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 249.

⁸⁶ НПЛ. С. 24, 209.

⁸⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 70.

⁸⁸ Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99–125.

⁸⁹ НПЛ. С. 26, 212; 32, 220; 43, 236.

⁹⁰ Там же. С. 24, 209.

⁹¹ Там же.

⁹² Там же. С. 24–25, 210.

⁹³ Там же. С. 25, 210.

⁹⁴ Аверкиева Ю. П. Индейцы Северной Америки: От родового общества к классовому. М., 1974. С. 266.

⁹⁵ НПЛ. С. 25, 210.

⁹⁶ Кстати сказать, Ипатьевская летопись именно так истолковывает их намерение: «Придоша Пльсковичи и пояша к собе Всеволода княжить а от Новгородець отложиша». (ПСРЛ. Т. II. Стб. 300).

⁹⁷ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 235; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988; Дворниченко А. Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах // Отв. ред. В. В. Мавродин. Л., 1982. С. 144.

⁹⁸ Во избежание недоразумений еще раз подчеркнем, что имеем в виду княжеский институт, а не отдельных лиц княжеского рода.

⁹⁹ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 26.

¹⁰⁰ Там же. С. 33. — См. также: Янин В. Л. Актовые печати древней Руси X–XV вв. Т. I. Печати X — начала XIII в. М., 1970. С. 159.

¹⁰¹ Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 33, 34.

¹⁰² Янин В. Л. 1) Вислые печати новгородских раскопок 1951–1954 гг. // Труды Новгородской археологической экспедиции. Т. I. М., 1956; С. 163; 2) Актовые печати древней Руси X–XV вв. Т. I. С. 159; 3) Очерки комплексного источниковедения. С. 34.

Очерк шестой

¹ Соловьев С. М. Об отношениях Новгорода с великими князьями М., 1846. С. 36, 38, 47, 50.

² Тем же. С 35, 40, 46.

³ Там же. С. 37.

⁴ Там же. С. 44, 46, 49.

⁵ Там же. С. 46–47.

⁶ Беляев И. Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. С. 245.

⁷ Там же.

⁸ Там же. С. 246.

⁹ Там же. С. 249, 250, 254, 256, и др.

¹⁰ Пассек В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. 1869. Кн. 4. М., 1869. С. 24.

¹¹ Там же. С. 25.

¹² Там же. С. 36.

¹³ Там же. С. 38.

¹⁴ Там же. С. 43–44.

¹⁵ Там же. С. 44.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 35. — В. Пассек стремился территориально привязать враждующие группы, помещая «докняжеских бояр» на Софийской стороне, а их противников — на Торговой (там же. С. 13). Борьба сторон виделась и М. Д. Затыркевичу, который подчеркивал, что «во всех волнениях и междоусобиях, происходивших в Новгороде в домонгольский период, проглядывает вражда между Славянским и Немецким городом», т. е. между Софийской и Торговой сторонами (Затыркевич М. Д. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя русского государства в домонгольский период. М., 1874. С. 242). По мнению М. Д. Затыркевича, «в Новгороде почти до конца домонгольского периода не известна была борьба между бедными и богатыми и между Боярством и посадскими людьми», ибо «простой народ является всегда только послушным орудием в руках борющихся знатных партий. В Новгороде не известна была и борьба между Боярскими семействами» (там же. С. 241, 242). Вражда новгородских сторон обострилась «с тех пор, как началась борьба на Юге между Ольговичами и Мономаховичами за владение Киевом и Новгородской Землей». Впоследствии «Торговая Сторона, заинтересованная более Славянской в тесных отношениях с Суздальской землей, желала находиться под верховной властью Князей Суздальских, или их сторонников, Князей Черниговских Олегова племени; между тем Славянская Сторона, населенная Боярами, по большей части держалась Мстиславичей». Определяя отличия сословной борьбы в Новгороде, М. Д. Затыркевич писал: «В то время, когда на Юге вражда между сословиями вызвала борьбу между Князьями, в Новгороде, наоборот, отношения между Князьями вызвали борьбу между сословиями» (там же. С. 242, 243).

¹⁸ Никитский А. И. История экономического быта Великого Новгорода. М., 1893. С. 293–297.

¹⁹ Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863. Т. 1. С. 63.

²⁰ Там же. С. 63, 69, 78.

²¹ Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. СПб., 1863. Т. 2. С. 107.

²² Там же. С. 104–105.

²³ Там же. С. 105.

²⁴ Там же. С. 114.

²⁵ Рожков Н. Исторические и социологические очерки: Сб. статей: В 2 ч. М., 1908. Ч. 2. С. 27–28.

²⁶ Там же. С. 26.

²⁷ Там же. С. 28–29.

²⁸ Там же. С. 43.

²⁹ Там же. С. 41–42.

³⁰ Там же. С. 38.

³¹ Там же. С. 38, 42.

³² Там же. С. 44–45.

³³ Там же. С. 42–43.

³⁴ Мавродин В. В. Народные восстания в древней Руси XI–XIII вв. М., 1961. С. 91.

³⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 94.

³⁶ Там же. С. 104.

³⁷ Там же. С. 94.

³⁸ Там же. С. 95, 97, 99.

³⁹ Там же. С. 105.

⁴⁰ Там же. С. 101, 105.

⁴¹ Там же. С. 105.

⁴² Там же. С. 99.

⁴³ Характерным в данном отношении является следующее высказывание В. Л. Янина: «В борьбе за власть в Новгороде группы бояр находят себе опору не в разных социальных слоях самого Новгорода, а в одной и той же феодальной среде вне Новгорода». (Там же. С. 94).

⁴⁴ Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII–XIII вв. М., 1976. С. 123–125.

⁴⁵ Андреев В. Ф. Северный страж Руси. Л., 1989. С. 42.

⁴⁶ Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII–XIII вв.: Автореф… канд. дис. Л., 1990.

⁴⁷ Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города // Отв. ред. И. Я. Фроянов. Л., 1988. С. 26.

⁴⁸ Там же. С. 26–27.

⁴⁹ НПЛ. С. 24, 209; ПСРЛ Т. II. Стб. 300.

⁵⁰ Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. I. С. 409.

⁵¹ Там же. С. 407–408.

⁵² НПЛ. М.; Л, 1950. С. 23, 208.

⁵³ Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность, Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 311–312.

⁵⁴ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 411.

⁵⁵ НПЛ. С. 24, 209.

⁵⁶ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 411–412.

⁵⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 96.

⁵⁸ НПЛ. С. 24–25, 209–210.

⁵⁹ Там же. С. 25, 210–211.

⁶⁰ ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 301.

⁶¹ НПЛ. С. 25, 211.

⁶² Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 413.

⁶³ НПЛ. С. 25, 211.

⁶⁴ Не исключено, однако, что Ростислава новгородцы изгнали, о чем сообщает Ипатьевская летопись (См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 307).

⁶⁵ НПЛ. С. 25, 211.

⁶⁶ ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.

⁶⁷ Н. Л. Подвигина, проявляя невнимание к сведениям летописи, заявляет: «Посадничество Якуна продолжалось до 17 апреля 1138 г., когда был изгнан Святослав Ольгович, брат черниговского князя. В конце 1139 г., вскоре после того, как его брат Всеволод стал великим киевским князем, Святослав вторично получил новгородское княжение. Якун, хотя и бежал с князем, посадничества лишен не был и с возвращением Святослава утвердился на своем посту» (Подвигина Н. Л. Очерки… С. 123). Тут все перепутано: посадничество Якуна продолжалось до 1141 г., и он бежал из Новгорода с князем Святославом Ольговичем не в 1138, а в 1141 г.

⁶⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97.

⁶⁹ НПЛ. С. 25, 211.

⁷⁰ Там. же. С. 26, 211.

⁷¹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97.

⁷² ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.

⁷³ ПСРЛ. Т. II. Стб. 307–308.

⁷⁴ Там же. Стб. 308. — См. также: Т. I. Стб. 308.

⁷⁵ НПЛ. С. 26, 211.

⁷⁶ Там же. С. 26, 212.

⁷⁷ ПСРЛ. Т. II. Стб. 308.

⁷⁸ НПЛ. С. 26, 212.

⁷⁹ Какое-то влияние на согласие Всеволода оказала его жена — родная сестра Святополка. Согласно Ипатьевской летописи, брат Святополка, князь Изяслав Мстиславич, «посла к сестре своей, рече испроси ны у зяте Новгород Великыи брату своему Святополку, она же тако створи» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 309). Однако, как справедливо заметил С. М. Соловьев, «не одна просьба жены заставила его согласиться на это: ему выгоднее было видеть в Новгороде шурина своего Мстиславича, чем сына Юрьева; притом изгнание последнего в пользу первого усиливало еще больше вражду между Юрием и племянниками, что было очень выгодно для Всеволода» (Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 424).

⁸⁰ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 97.

⁸¹ Там же. С. 98.

⁸² Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 136.

⁸³ НПЛ. С. 27, 213.

⁸⁴ Там. же.

⁸⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 98.

⁸⁶ Там же.

⁸⁷ НПЛ. С. 26–27, 212–213.

⁸⁸ Там же. С. 27, 213.

⁸⁹ Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99–108.

⁹⁰ Ср.: Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 29.

⁹¹ См.: с. 266–270 настоящей книги.

⁹² НПЛ. С. 28, 214.

⁹³ Там же. С. 29, 216.

⁹⁴ ПСРЛ. Т. II. Стб. 367–368.

⁹⁵ Там же. Стб. 369–370.

⁹⁶ Там же. Стб. 370–371.

⁹⁷ НПЛ. С. 27, 29, 214, 216.

⁹⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 100.

⁹⁹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 8–63.

¹⁰⁰ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 101.

¹⁰¹ Подвигина Н. Л. Очерки… С. 124.

¹⁰² См.: Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 398–483.

¹⁰³ НПЛ. С. 30, 217.

¹⁰⁴ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 480.

¹⁰⁵ Татищев В. Н. История Российская: В 7 т. Т. II. М.; Л., 1963. С. 180–181.

¹⁰⁶ Заметно это и позднее. См., напр.: НПЛ. С. 32.

¹⁰⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 99.

¹⁰⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 101; Подвигина Н. Л. Очерки… С. 124,

¹⁰⁹ Петров А. В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 31.

¹¹⁰ Там же.

¹¹¹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 103.

¹¹² НПЛ. С. 26, 213.

¹¹³ ПСРЛ. Т. I. Стб. 496.

¹¹⁴ Там же. Стб. 502–503.

^{115 m} Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 101.

¹¹⁶ НПЛ. С. 30–31, 218.

¹¹⁷ Их выступление, по В. Л. Янину, содержит «очевидный протест» против возврата прежних отношений князя с Новгородом: «Будучи сыном великого князя, Святослав Ростиславич своим, княжением воплощал старую идею зависимости Новгорода от Киева» (Янин В. Л. Новгородские посадники. 1.101). Автор, к сожалению, прошел мимо соответствующего разъяснения, сохраненного Лаврентьевской летописью, где сказано: «Прислашася Новгородци к Андрееви к Гюргевичю, просяще у него сына княжити Новугороду, а Ростиславича Святослава выгнаша, зане бе Ростислав, отець его, измориша братью их в погребе и многых именье взял» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 351). Думаем, что это разъяснение более правдоподобно, чем социологизированные обобщения.

¹¹⁸ ПСРЛ. Т. II. Стб. 509–510.

¹¹⁹ Там же. Стб. 510.

¹²⁰ Там же. Т. I. Стб. 351; Т. II. Стб. 511.

¹²¹ НПЛ. С. 31, 218.

¹²² Данное обстоятельство заставляет настороженно отнестись к известию Ипатьевской летописи, по которому новгородцы сами «пояша» Святослава Ростиславича «к собе княжить опять, а Гюргевича внука выгнаша от себе Мьстислава» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 518).

¹²³ НПЛ. С. 31, 218.

¹²⁴ Беляев И. Д. История Новгорода… С. 261.

¹²⁵ В Ипатьевской летописи читаем: «Поиде Ростислав Новугороду, занеже не добре живяху Новгородци с Святославом, сыном, его» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 528).

¹²⁶ НПЛ. С. 32, 219.

¹²⁷ ПСРЛ. Т. II. Стб. 528–529.

¹²⁸ НПЛ. С. 32, 219.

¹²⁹ Там же.

¹³⁰ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 102.

¹³¹ НПЛ. С. 33, 220.

¹³² Там же. С. 33, 221.

¹³³ Там же. С. 33, 222.

¹³⁴ Ср.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 103–104.

¹³⁵ НПЛ. С. 34, 222.

¹³⁶ Беляев И. Д. История Новгорода… С. 266.

Очерк седьмой

¹ М. Г. Бережков, Л. В. Данилова, В. Л. Янин и Н. Л. Подвигина датируют эти события 1207 г. (см.: Бережков М. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 255; Данилова Л. В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле XIV–XV вв. М., 1955. С. 85; Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 116; Подвигина Н. Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII–XIII вв. М., 1976. С. 141).

² НПЛ. М.; Л.; 1950. С. 50–51, 248–249.

³ См.: Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863. Т. I. С. 77–80; Беляев И. Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. С. 245, 265, 277, 282–287; Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. I. С. 580–283; Рожков Н. А. Политические партии в Великом Новгороде XII–XV вв. // Исторические и социологические очерки. М., 1906. Ч. II. С. 45–46.

⁴ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 237.

⁵ Там же. С. 241.

⁶ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 278.

⁷ Подвигина Н. Л. Очерки… С. 141.

⁸ Данилова Л. В. Очерки… С. 85.

⁹ Там же. С. 86.

¹⁰ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 116–117.

¹¹ Там же. С. 109–110.

¹² Там же. С. 114.

¹³ Там же. С. 116.

¹⁴ Там же. С. 117.

¹⁵ Там же.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Там же. С. 118.

¹⁸ НПЛ. С. 35, 224

¹⁹ Там же.

²⁰ Там же.

²¹ НПЛ. С. 35, 225.

²² ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 386.

²³ Там же. Стб. 387.

²⁴ Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 168.

²⁵ НПЛ. С. 36, 225.

²⁶ Там же. — Н. Л. Подвигина полагает, что после изгнания Мстислава Ростиславича, «очевидно, произошли изменения в посадничестве». Каковы ее аргументы? Н. Л. Подвигина пишет: «Прямых указаний на эти изменения в летописи нет, но под 1176–1177 г. упоминается имя Михалки Степановича в связи со строительством церкви св. Михаила. Возможно, Михалко Степанович в 1176 г. сменил Завида на посадничестве, правда, ненадолго» (Подвигина Н. Л. Очерки… С. 126). Доводы Н. Л. Подвигиной явно недостаточны для подобных заключений. К тому же они опираются на усеченный текст летописи, где сказано: «Томь же лете постави церковь нову Михаль Степаниць святого Михаила, а другую Моисеи Доманежиць святого Иоанна Усекновение главы на Чюдиньцеве улици» (НПЛ. С. 35, 224). По логике Н. Л. Подвигиной, посадником следовало бы считать и Моисея, который, как и Михалка Степанович, построил церковь.

²⁷ НПЛ. С. 37, 227.

²⁸ Там же.

²⁹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 108.

³⁰ НПЛ. С. 38, 228–229.

³¹ См.: Беляев И. Д. История Новгорода… С. 276; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 109; Подвигина Н. Л. Очерки… С. 127.

³² Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX–XIII вв. М., 1980. С. 224, 225. — О связи этих событий в Новгороде и Смоленске высказал догадку еще С. М. Соловьев. — См.: Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 580.

³³ Дворниченко А. Ю. О характере социальной борьбы в городских общинах Верхнего Поднепровья и Подвинья в XI–XV вв. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985. С. 83.

³⁴ Там же. С. 84.

³⁵ См.: с. 266–270 настоящей книги.

³⁶ НПЛ. С. 38–39, 229.

³⁷ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 109.

³⁸ НПЛ. С. 39, 230

³⁹ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 580–581.

⁴⁰ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 109. — См. также: Подвигина Н. Л. Очерки… С. 127.

⁴¹ НПЛ. С. 39, 229.

⁴² Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 581.

⁴³ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 114.

⁴⁴ Там же.

⁴⁵ НПЛ. С. 41, 233–234.

⁴⁶ См.: Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 325.

⁴⁷ См.: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 288–329.

⁴⁸ См.: Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 582; Беляев И. Д. История Новгорода… С. 281.

⁴⁹ НПЛ. С. 42, 235.

⁵⁰ Там же. С. 43, 236.

⁵¹ Там же.

⁵² Там же.

^{53 63} Там же.

⁵⁴ Ср.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 115.

⁵⁵ НПЛ. С. 43, 237.

⁵⁶ См..: Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства… Т. I. С. 80; Беляев И. Д., История Новгорода… С. 277; Пассек В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. 1869. Кн. IV. С. 126; Рожков Н. А. Политические партии… С. 35.

⁵⁷ НПЛ. С. 144, 238.

⁵⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 116.

⁵⁹ Покровский М. Н. Избр. произв. М., 1966. Кн. I. С. 187.

⁶⁰ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 239.

⁶¹ Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси XI–XIII вв. М., 1961. С. 94;

⁶² Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда. С. 276. — См. также: Буганов В. И. Очерки истории классовой борьбы в России XI–XVIII вв. М., 1986. С. 40. — О доме Мирошкиничей, тесно связанном с суздальскими князьями, писал А. Г. Кузьмин. — Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 51.

⁶³ НПЛ. С. 50, 247.

⁶⁴ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 117.

⁶⁵ Там же. С. 118.

⁶⁶ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 582.

⁶⁷ Беляев И. Д. История Новгорода… С. 283.

⁶⁸ Заметим, кстати, что эти обстоятельства послужили для Н. А. Рожкова подтверждением симпатии Мирошкиничей ко Всеволоду. — См.: Рожков Н. А. Политические партии… С. 45.

⁶⁹ НПЛ. С. 50, 248.

⁷⁰ Покровский М. Н. Избр. произв. Кн. I. С. 187.

⁷¹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 117, 118. — См. также: Подвигина Н. Л. Очерки… С. 142.

⁷² НПЛ. С. 50–51, 248.

⁷³ По С. М. Соловьеву, активной стороной тут выступал Дмитр вместе с приятелями, а Константин «позволял им насильственные поступки» (Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 583). Едва ли здесь Константин уступал Дмитру. Недаром князь Мстислав, появившийся тогда в Новгородской земле, говорил, обращаясь к новгородцам: «Пришьлъ есмь къ вамъ, слышавъ насилье от князь» (НПЛ. С. 51, 249).

⁷⁴ НПЛ. С. 51, 248.

⁷⁵ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 119.

⁷⁶ НПЛ. С. 51, 248–249.

⁷⁷ См.: Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в древней Руси и Русская Правда. С. 278.

⁷⁸ Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1895. Т. II. С. 1294. — И. Д. Беляев был недалек от истины, когда замечал, что Святослав «вместо того, чтобы сослать в заточение, согласно с приговором веча, детей Мирошкинича и его приверженцев, отправил их к своему отцу…» (Беляев И. Д. История Новгорода… С. 286). Напомним, кстати, что в Лаврентьевской летописи так и сказано: «а детей Дмитровых и племеник его всех посла ко отцу» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 490).

⁷⁹ Ср.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 109, 116.

⁸⁰ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 238; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 117; Буганов В. И. Очерки… С. 40.

⁸¹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 180–183.

⁸² По В. Л. Янину, он посадничал два года (См.: Янин В. Л. Новгородские посадннки. С. 120).

⁸³ В. Л. Янин и Н. Л. Подвигина вместо «куры» читают «куны» (Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 118; Подвигина Н. Л. Очерки… С. 142). Мы придерживаемся варианта, содержащегося в древнейших списках Новгородской летописи (См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 242–243; Мавродин В. В. Народные восстания… С. 94–95; Буганов В. И. Очерки… С. 41).

⁸⁴ См.: Мавродин В. В. Народные восстания… С. 95.

⁸⁵ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 242.

⁸⁶ Там же. С. 243.

⁸⁷ См.: Мавродин В. В. Народные восстания… С. 95.

⁸⁸ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 243.

⁸⁹ Ср.: Данилова Л. В. Очерки… С. 86. — Невозможно согласиться с Л. В. Черепниным, который взимание «серебра» с новгородцев отождествил с «резоимством» (Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 278). Летопись совершенно определенно говорит о сборе подати, а не ростовщичестве.

⁹⁰ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 243.

⁹¹ ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 932.

⁹² Памятники русского права. М., 1952. Вып. 1. С. 142.

⁹³ Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. М.; Л., 1941, С. 228; Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 278.

⁹⁴ См.: Мавродин В. В. Народные восстания… С. 95.

⁹⁵ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 242.

⁹⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 59.

⁹⁷ Там же. С. 119.

⁹⁸ Ср.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 242.

⁹⁹ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 184.

¹⁰⁰ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 243.

¹⁰¹ Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 62–65.

¹⁰² «Слово „грабежь” имеет в данном случае значение наказания», — резонно писал М. Н. Тихомиров (Крестьянские и городские восстания… С. 244).

¹⁰³ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 243.

¹⁰⁴ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 277.

¹⁰⁵ Покровский М. Н. Избр. произв. Кн. I. С. 187.

¹⁰⁶ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 244.

¹⁰⁷ Там же. С. 243–244.

¹⁰⁸ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 185–215.

¹⁰⁹ Тихомиров М. Н. 1) Исследование о Русской Правде. С. 226, 227; 2) Крестьянские и городские восстания… С. 244.

¹¹⁰ Мавродин В. В. Народные восстания… С. 95.

¹¹¹ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 276. — См. также: Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV веков. М.; Л., 1948. Ч. I. С. 251.

¹¹² Буганов В. И. Очерки… С. 42.

¹¹³ Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. С. 228.

¹¹⁴ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 278.

¹¹⁵ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 244.

¹¹⁶ Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения… С. 278.

¹¹⁷ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 244.

¹¹⁸ Подвигина Н. Л. Очерки… С. 143.

¹¹⁹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 119.

¹²⁰ Подвигина Н. Л. Очерки… С. 143.

¹²¹ См.: с. 198–203 настоящей книги.

¹²² Покровский М. Н. Избр. произв. Кн. I. С. 187.

Очерк восьмой

¹ НПЛ. М.; Л., 1950. С. 65, 270.

² См.: Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. М., 1980. С. 148.

³ ПСРЛ. Т. IХ. СПб., 1862. С. 94.

⁴ Мавродин В. В. К вопросу о восстаниях смердов // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 6. С. 78–79.

⁵ Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 267.

⁶ Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 48.

⁷ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI–XIII вв. М., 1955. С. 254–259; Данилова Л. В. Очерки по исто, рии землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV–XV вв. М., 1956. С. 87–88; Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 137–138. Подвигина Н. Л. 1) Классовая борьба в Новгороде в конце XII–XIII вв. // Вестн. МГУ. История. 1968. № 6. С. 58–59; 2) Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII–XIII вв. М., 1976. С. 144–146. — Следует отдать должное Б. А. Рыбакову, который сожжение волхвов рассматривал в связи с голодной ситуацией в Новгороде последующих лет, сопровождаемой народными волнениями. Однако его анализ всех этих событий носит фрагментарный характер (Рыбаков Б. А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. 1974. № 1. С. 23–24).

⁸ Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе… С. 48.

⁹ Пашуто В. Т. Голодные годы в Древней Руси // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1962 г. Минск, 1964. С. 81. «По общей закономерности, — пишет Б. А. Рыбаков, — годы неурожая и голода вызвали… активность языческих жрецов» (Рыбаков Б. А. Языческое мировоззрение… С. 24).

¹⁰ НПЛ. С. 66, 271.

¹¹ См.: Данилова Л. В. Очерки… С. 87; Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. С. 46.

¹² В записи 1223 г. владимирский летописатель свидетельствовал: «Бе ведро велми, и мнози борове и болота загарахуся и дымове силни бяху, яко далече не видети человеком, бе бо яко мгла к земли прилегла, яко птицам по аеру не бе лзе летати, но падаху на землю и умлраху» (ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 447). Засуха во Владимиро-Суздальской земле била и по Новгороду, поскольку он зависел от привозного, низовского хлеба. Кроме того, можно предполагать, что пагубные атмосферные явления распространились и на соседнюю Новгородскую землю. Во всяком случае, Псковская летопись под 1224 г. сообщает о «великом гладе» (ПЛ. Вып. I. М., 1941. С. 11). О связи стихийных бедствий в Новгородской и Владимиро-Суздальской землях см.: Пашуто В. Т. Голодные годы… С. 64.

¹³ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 254–255.

¹⁴ См.: Фроянов И. Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов: Литература, фольклор, история. Л., 1983; 2) О языческих «переживаниях» в Верхнем Поволжье второй половины XI в. // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики // Отв. ред. Т. А. Берштам, К. В. Чистов. Л., 1986.

¹⁵ НПЛ. С. 65, 270. — А. С. Хорошев (Церковь в социально-политической системе… С. 44–45) объясняет оставление Антонием архиепископской кафедры исключительно политическими мотивами, борьбой партий в Новгороде. Не отрицая этих мотивов в решении Антония, мы все-таки полагаем, что здесь немалую роль сыграло возбуждение народа, подогретое проповедями волхвов и вот-вот готовое обернуться против владыки. Последующие события, в центре которых оказался архиепископ Арсений, ориентируют нас именно в этом направлении.

¹⁶ НПЛ. С. 66–67, 272.

¹⁷ Там же.

¹⁸ В Новгородской IV летописи это обвинение высказано в четкой формулировке: «Тебе ради бысть зло се» (ПСРЛ. Т. IV. Ч. I. С. 206).

¹⁹ См.: Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99–108.

²⁰ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 254–255; Данилова Л. В. Очерки… С. 87; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 137; Подвигина Н. Л. Очерки… С. 145. — В. Т. Пашуто как будто связывает деяния волхвов с последующим изгнанием Арсения, вызвавшего, по убеждению народа, пагубное тепло и беспросветные дожди (автор почему-то пишет о засухе). Но он тут же переводит события в иную плоскость, предполагая, что мысль об ответственности Арсения за непогоду была внушена народу противниками суздальских князей (Пашуто В. Т. Голодные годы… С. 81). Мы полагаем, что эта мысль поднялась из глубин народного созания, взбудораженного речами волхвов. Следует согласиться с Б. А. Рыбаковым, когда он пишет об усилении языческой обрядности в Новгородской земле, вызванном недородом (Рыбаков Б. А. Языческое мировоззрение… С. 24). После публикации нашей статьи на данную тему (см.: Фроянов И. Я. О событиях 1227–1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник // Отв. ред. В. Л. Янин. Л., 1984). Вскоре появилась статья Б. А. Рыбакова, где он без принятых в науке ссылок на предшественников говорит об изгнании «епископа по совершенно языческим мотивам: по вине его произошел неурожай» (Рыбаков Б. А. Культура средневекового Новгорода //. // Славяне и скандинавы // Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 1986. С. 305). Историк отмечает «возрождение языческих реликтов во время неурожая в начале XIII в. в Новгороде и Новгородской земле» (Там же. С. 306).

²¹ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 137.

²² Подвигина Н. Л. Очерки… С. 145.

²³ Хорошев А. С. Церковь в социально-политической системе… С. 46. — Несколько ниже А. С. Хорошев, правда, замечает: «Языческая пропаганда, вероятно, сыграла свою роль и при изгнании Арсения из Софии» (там же. С. 48). Автор не приводит конкретных фактов относительно содержания «языческой пропаганды», способствовавшей устранению Арсения с архиепископской кафедры.

²⁴ См.: Фроянов И. Я. — Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 266.

²⁵ Данилова Л. В. Очерки… С. 88.

²⁶ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 258; Подвигина Н. Л. Очерки… С. 145.

²⁷ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 257.

²⁸ Подвигина Н. Л. 1) Классовая борьба в Новгороде… С. 59; 2) Очерки… С. 145.

²⁹ Памятники старинной русской литературы. Вып. 1. СПб., 1860. С. 277.

³⁰ Там же. С. 277–278.

³¹ Там же. С. 278–279.

³² Пашуто В. Т. Голодные годы… С. 81.

³³ См.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 257.

³⁴ НПЛ. С. 67, 274.

³⁵ Там же. С. 67–68, 273–274.

³⁶ См.: Пашуто В. Т. Голодные годы. С. 81, 82.

³⁷ О роли язычества в сознании древнерусской знати см.: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси… С. 288–329.

³⁸ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 227–229, 233–243.

³⁹ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 259–260, 262–263; Данилова Л. В. Очерки… С. 88; Подвигина Н. Л. 1) Классовая борьба в Новгороде… С. 60; 2) Очерки… С. 146.

⁴⁰ НПЛ. С. 67, 273.

⁴¹ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 260.

⁴² См.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I. М., 1956. С. 553.

⁴³ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 260.

⁴⁴ Рыбаков Б. А. Языческое мировоззрение… С. 24. — В одной из своих работ мы выражали сомнение насчет данного предположения Б. А. Рыбакова (См.: Фроянов И. Я. О событиях 1227–1230 гг… С. 105), но проведенное нами специальное исследование, посвященное христианству и язычеству в Древней Руси (Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси), убедило нас в его правомерности.

⁴⁵ Рыбаков Б. А. Культура средневекового Новгорода. С. 305.

⁴⁶ Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. С. 245–246, 288–329.

⁴⁷ Рыбаков Б. А. Культура средневекового Новгорода. С. 305–306.

⁴⁸ См.: Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956–1957 гг.). М., 1963. С. 47; Рыбаков Б. А. Культура средневекового Новгорода. С. 305.

⁴⁹ С. М. Соловьев в «забожничьем» видел новые пошлины, введенные Ярославом, когда он княжил в Новгороде (Соловьев С. М. Сочинения: В 18 т. М., 1988. Кн. I. С. 601–602).

⁵⁰ НПЛ. С. 68, 274.

⁵¹ ПСРЛ. Т. Х. С. 96–97.

⁵² См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 125.

⁵³ Об искажении Никоновской летописью новгородского текста говорил в свое время Б. Д. Греков. — См.: Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 219. — В более ранней своей работе Б. Д. Греков отмечал, что «автор Никоновской летописи, как это часто бывает с историками, модернизирует явления и толкует старые факты применительно к современным ему отношениям…» (Греков Б. Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. М.; Л., 1937. С. 127 (прим.)).

⁵⁴ Татищев В. Н. История Российская. Т. III. М.; Л., 1964. С. 224. — В первой редакции своей «Истории» В. Н. Татищев менее многословен: «Приде князь Михаил Всеволодич в Новгород по Велице дни на Фомине-седмицы в суботу (апреля 21-го). И ради быша новгородцы хотению своему и целоваша ему новгородцы крест, а он има на всех прежних грамотах Ярославлих, и даде свободу смердом на пять лет не платити дани, кто сбежал на чужу землю, и жити повеле, где кто живет, како уставили прежнии князи, без лихвы полетния» (Татищев В. Н. История Российская Т. IV М.; Л., 1964. С. 368).

⁵⁵ Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 602.

⁵⁶ Юшков С. В. 1) Феодальные отношения в Киевской Руси // Учен. зап… Саратовского ун-та, 1925. Т. 3. Вып. 4. С. 49; 2) Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 102–103.

⁵⁷ Юшков С. В. 1) Феодальные отношения… С. 50; 2) Очерки… С. 10.

⁵⁸ Подвигина Н. Л. Классовая борьба… С. 50.

⁵⁹ Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 263.

⁶⁰ ПСРЛ. Т. XV. СПб., 1863. С. 351–352.

⁶¹ Никитский А. И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873. С. 280.

⁶² Покровский М. Н. Избр. произв.: В 4 кн. Кн. I. М., 1968. С. 188.

⁶³ Греков Б. Д. 1) Феодальные отношения… С. 127; 2) Киевская Русь. С. 219.

⁶⁴ Юшков С. В. Очерки… С. 103.

⁶⁵ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 220.

⁶⁶ Юшков С. В. 1) Феодальные отношения… С. 49; 2) Очерки… С. 103. — С. Н. Чернов полагал, что смерды бежали с государственных земель на частные (См.: Чернов C. H., О смердах на Руси XI–III вв. // Академия наук СССР академику Н. Я. Марру. М.; Л., 1935. С. 771).

⁶⁷ См.: Фроянов И. Я. Смерды в Киевской Руси // Вестн. Ленингр. унта. 1966. № 2. С. 69–71.

⁶⁸ Ср.: Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 245–255; Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 137.; Подвигина Н. Л. Очерки… С. 146. — М. Н. Тихомиров характеризует «новгородское восстание» 1228 г. как одно из «крупнейших событий в истории классовой борьбы в России периода феодальной раздробленности» (Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания… С. 254). Это — явное преувеличение.

⁶⁹ НПЛ. С. 69, 277. О голоде в Новгороде 1230 г. рассказывает и Лаврентьевская летопись (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 512). Голодом был охвачен, вероятно, и Смоленск (там же. Стб. 511–512).

⁷⁰ Там же. С. 70, 277.

⁷¹ Там же. С. 70, 278.

⁷² Эти сотни покрывали не только городские, но и сельские районы новгородской республики (См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 206–207).

⁷³ См: Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 103.

⁷⁴ Подвигина Н. Л. 1) Классовая борьба в Новгороде… С. 61–62; 2) Очерки… С. 147.

⁷⁵ См.: Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории.

⁷⁶ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 367.

⁷⁷ Там же. С. 257–258, 272, 324, 339, 340–341.

⁷⁸ Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 138.

⁷⁹ Подвигина Н. Л. 1) Классовая борьба в Новгороде… С. 62; 2) Очерки… С. 147.

⁸⁰ НПЛ. С. 67, 273.

⁸¹ Там же. С. 70, 277–278.

⁸² Там же. С. 70, 278.

⁸³ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. С. 62–65.

Очерк второй

¹ ПВЛ. Ч. I. С. 18.

² Шаскольский И. П. Норманнская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965. С. 56.

³ См.: Современник. Т. LXXХ. Отд. I. С. 279.

⁴ Иловайский Д. И. Разыскания о начале Руси. М., 1876. С. 238–239.

⁵ Шахматов А. А. 1) Сказание о призвании варягов. СПб., 1904; Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 289–340.

⁶ Пархоменко В. А. Русь в IX веке // Изв. Отд. рус. яз. и слов. Росс. АН. 1917. Т. XXII. Кн. 2. С. 128–129.

⁷ Пархоменко В. А. У истоков русской государственности (VIII–XI вв.). Л., 1924. С. 5.

⁸ Там же. С. 7.

⁹ Покровский М. Н. Избр. произв.: В 4 кн. М., 1966. Кн. 1. С. 98.

¹⁰ См.: Греков Б. Д. 1) Феодальные отношения в Киевском государстве. М.; Л., 1936. С. 170; М.; Л., 1937. С. 170; 2) Киевская Русь. М.; Л., 1939. С. 227.

¹¹ Греков Б. Д. Феодальные отношения… М.; Л., 1936. С. 9; М.; Л., 1937. С. 9.

¹² Греков Б. Д. 1) Феодальные отношения… М.; Л., 1936. С. 171; М.; Л., 1937. С. 171; 2) Киевская Русь. С. 228.

¹³ Греков Б. Д. Феодальные отношения… М.; Л., 1936. С. 171; Л., 1937. С. 171.

¹⁴ Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 12.

¹⁵ Там же. С. 229.

¹⁶ Греков Б. Д. Борьба руси за создание своего государства. М.; Л., 1945. С. 50.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 452.

¹⁹ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. Л., 1945. С. 211–212.

²⁰ Там же. С. 213.

²¹ См.: Рубинштейн Н. Л. Путаная книга по истории Киевской Руси // Вопросы истории. 1946. № 8–9. С. 113; Покровский С. А. Новый труд об образовании древнерусского государства // Советское государство и право. 1946. № 5–6. С. 93; Базилевич К. В. Из истории образования древнерусского государства // Большевик. 1947. № 5. С. 54.

²² Рубинштейн Н. Л. Путаная книга… С. 113.

²³ ПВЛ. Ч. II. С. 115.

²⁴ Там же. С. 237, 238,

²⁵ Там же. С. 237. — См. также: Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 93, 158.

²⁶ Лихачев Д. С. Русские летописи… С. 159–160; ПВЛ. Ч. II. С. 113. — См. также: Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII–XVII вв. М., 1973. С. 40.

²⁷ Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 29.

²⁸ Там же. С. 67.

²⁹ Там же.

³⁰ Очерки истории СССР. Период феодализма (IX–XIII вв.). Ч. I. М., 1953. С. 76.

³¹ Шаскольский И. П. Норманнская теория… С. 6.

³² Рыбаков Б. А. Начало русского государства. Представления летописцев о Руси VI–IX вв. // Вестн. Моск. ун-та. 1955. № 4. С. 74.

³³ Там же.

³⁴ Рыбаков Б. А. Обзор общих явлений русской истории IX — середины XIII века // Вопросы истории. 1962. № 4. С. 37.

³⁵ Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение феодализма на территории СССР III–IX вв. // Отв. ред. Б. А. Рыбаков. М., 1958. С. 784.

³⁶ Рыбаков Б. А. Обзор общих явлений… С. 36.

³⁷ Рыбаков Б. А. Киевская Русь… С. 298.

³⁸ Там же. С. 298–299.

³⁹ Там же. С. 300.

⁴⁰ Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы // Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 1986. С… 193; Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 212.

⁴¹ Лебедев Г. С. Эпоха викингов… С. 214. Е. Н. Носов полагает, что «исторической сутью Сказания о призвании варягов явились реальные события вдоль балтийско-волжского пути — участие словен, кривичей и мери в международной торговле, их взаимоотношения и столкновения между собой и со скандинавами» (Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 188–189).

⁴² Ср.: Мавродин В. В. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 124.

⁴³ Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси XI–XIV вв. М., 1960. С. 62–63.

⁴⁴ Литаврин Г. Г., Янин В. Л. Некоторые проблемы русско-византийских отношений в IX–XV вв. // История СССР. 1970. № 4. С. 52.

⁴⁵ ПВЛ. Ч. II. С. 94; Лихачев Д. С. Русские летописи… С. 92–93.

⁴⁶ ПВЛ. Ч. II. С. 237.

⁴⁷ См.: Куза А. В. Новгородская земля // Древнерусские княжества X–XIII вв. // Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1975. С. 155.

⁴⁸ ПВЛ. Ч. II. С. 237.

⁴⁹ Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963. С. 195.

⁵⁰ НПЛ. С. 106–107.

⁵¹ ПВЛ. Ч. I. С. 18.

⁵² См.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 59. — См. также: с. 184–185 настоящей книги.

⁵³ См.: Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги… С. 196; Кирпичников А. Н. 1) Ладога и Ладожская земля VIII–XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси // Под ред. Н. В. Дубова. Л., 1988. С. 61; 2) Каменные крепости Новгородской земли. Л., 1984. С. 41.

⁵⁴ См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.

⁵⁵ НПЛ. С. 19, 203.

⁵⁶ Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 46, 53.

⁵⁷ Там же. С. 53.

⁵⁸ Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере X–XIII вв. М., 1973. С. 81.

⁵⁹ Куза А. В. Новгородская земля. С. 147.

⁶⁰ Там же. С. 155.

⁶¹ Дубов И. В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 44.

⁶² Голубева Л. А. Весь и славяне… С. 194.

⁶³ См.: ПВЛ. Ч. I. С. 170.

⁶⁴ Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 6–7.

⁶⁵ См.: НПЛ. С. 23, 208.

⁶⁶ См.: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 60–63.

⁶⁷ Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 4. — См. также: Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 52–54.

⁶⁸ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 291–93.

⁶⁹ См.: ПСРЛ. Т. IV. Пг., 1915. С. 11.

⁷⁰ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. М., 1966. С. 242.

⁷¹ НПЛ. С. 17.

⁷² См.: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 293–296.

⁷³ Алексеев Л. В. Полоцкая земля. С. 251, 255, 258, 261.

⁷⁴ ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 293.

⁷⁵ Там же. Т. IV. Пг., 1915. С. 11.

⁷⁶ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 294.

⁷⁷ Там же. С. 193.

⁷⁸ Там же. С. 198, 199.

⁷⁹ Там же. С. 293.

⁸⁰ Там же. С. 206.

⁸¹ Там же. С. 292.

⁸² Там же. С. 293.

⁸³ НПЛ. С. 103. — См. также: ПСРЛ. Т. IV. С. 9.

⁸⁴ ПВЛ. Ч. I. С. 18.

⁸⁵ НПЛ. С. 106.

⁸⁶ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 296.

⁸⁷ Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. С. 134. — По мнению М. И. Артамонова, «здесь летописцем допущена явная несообразность: как славяне могли стать варягами? Они могли присоединиться к варягам, но и то только в X в., так как до этого славян в Приильменье не было. По всей вероятности, в дошедших до летописца сведениях о нашествии варягов славяне вовсе не упоминались, и они понадобились ему в качестве участников пресловутого «призвания», для чего варяги и стали бывшими славянами. Впрочем, вполне возможно, что под «варягами, прежде бывшими славянами», подразумеваются те южно-балтские славяне — «руги», об участии которых как варягов в возникновении Русского государства настойчиво в течение уже полутораста лет говорят некоторые авторы» (Советская археология. № 3. М., 1990. С. 284).

⁸⁸ См.: Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99–125.

⁸⁹ Соколова В. К. Русские исторические предания. М., 1970. С. 10.

⁹⁰ ПВЛ. Ч. I. С. 13.

⁹¹ Русское народное поэтическое творчество. Т. 1. Очерки по истории русского народного поэтического творчества X — начала XVIII веков. М.; Л., 1953. С. 155.

⁹² ПВЛ. Ч. I. С. 18.

⁹³ Издатели Повести временных лет дают следующий перевод привлекаемого нами текста: «Тамошние же жители ответили: „Были три брата Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы седим, их потомки, и платим дань хазарам”».

⁹⁴ Д. С. Лихачев предлагает иное толкование текста: «Слова „от рода” здесь, очевидно, означают не родовое происхождение, а родовую принадлежность (принадлежность к организации рода). В самом деле, при первом понимании слов „от рода” текст оказывается бессмысленным („теперь новгородцы происходят от варягов, а раньше происходили от славян”), при втором же значении слов „от рода” текст этот следует понимать так: „новгородцы принадлежат к политической организации варягов (тех варягов, которые стоят во главе их политической организации), а раньше, т. е. до призвания варягов, входили в организацию славянскую”. Такое же значение слов „от рода” встречаем и в других местах „Повести временных лет”; например, в тексте договора 911 (912) г.: „мы от рода рускаго Карлы, Инегелд…” и в тексте договора 945 г.: „мы от рода рускаго съли и гостье…” В этих перечислениях имен русских послов попадаются имена варяжские, чудские, восточные наряду со славянскими. Следовательно, в договорах говорится не о „происхождении” послов от „рода руськаго”, а о их принадлежности к государственной организации Руси, они представители Русского государства — „от рода руськаго”» (ПВЛ. Ч. II. С. 245–246). В сознании древних людей жизнь не была настолько дифференцированной, как сейчас. Политическая и этническая сферы бытия воспринимались как неразрывное целое, характеризующее тот или иной этнос. Бессмысленность, о которой говорит Д. С. Лихачев, — это бессмысленность с точки зрения наших понятий, а не древнего человека. Рюрик, Синеус и Трувор подаются в легенде как творцы новой жизни, из которой вышли новгородцы, и в этом смысле варяжские князья есть их родоначальники. Д. С. Лихачев допускает возможность числить Рюрика с братьями среди родоначальников, упоминаемых Повестью временных лет. Что касается примеров, приводимых Д. С. Лихачевым для подкрепления своего предположения, то они могут быть поняты и по-другому: «мы от рода рускаго», т. е. «мы от народа русского». Иными словами, тут речь идет о представительстве, а не о принадлежности.

⁹⁵ В связи с вышеизложенным представляется неприемлемым толкование А. Г. Кузьминым слов «суть новгородстии люди… от рода варяжьска». По мнению исследователя, «эти слова служат напоминанием о том, что Новгород был построен якобы Рюриком и, следовательно, первоначальным его населением являлись именно варяги». (Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 52–53).

⁹⁶ ПВЛ. Ч. II. С. 237.

⁹⁷ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства… С. 125–126.

⁹⁸ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 292.

^{99 59} Подробнее о событиях 1068–1069 гг. см.: Фроянов И. Я. 1) Вече в Киеве 1068–1069 гг. // Из истории феодальной России: Статьи и очерки // Отв. ред. В. А. Ежов, И. Я. Фроянов, Л., 1978. С. 38–46; 2) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 164; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 44–46.

¹⁰⁰ НПЛ. С. 21, 205.

¹⁰¹ ПСРЛ. Т. II. Стб. 322. — См. также: Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910. С. 144; Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971. С. 107; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 172.

¹⁰² ПВЛ. Ч. I. С. 170,

¹⁰³ Однако А. Г. Кузьмину «трудно допустить», что «враждебная киево-полянской концепции варяжская легенда могла быть внесена в летопись кем-либо из летописцев киево-печерской традиции» (Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. С. 43).

¹⁰⁴ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 290.

¹⁰⁵ ПВЛ. Ч. I. С. 18–19.

^{106 103} ПСРЛ. Т. II. Стб. 15.

¹⁰⁷ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

¹⁰⁸ См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 292.

¹⁰⁹ Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940. С. 5.

¹¹⁰ Наше наблюдение перекликается с тем, о чем в свое время писал М. Д. Приселков: «Сплетая новгородские преданья с историей киевского юга, литературным путем вступая в борьбу с очевидным для его времени новгородским сепаратизмом, автор готов признать новгородское происхождение правящей династии, выдвигая тем Новгород как колыбель Киевского государства» (там же. С. 34–35).

¹¹¹ См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 293. По мнению Е. Н. Носова, «не исключена реальность и самого факта призвания на договорных условиях одной из групп скандинавов для обесепечения соблюдения определенных правовых норм взаимоотношений вдоль оживленной торговой артерии, т. е. обеспечения нормального функционирования северной части балтийско-волжского пути». — Носов Е. Н. Новгородское (Рюриково) городище. С. 189.

¹¹² Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 452; Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 211.

¹¹³ Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 293–294.

¹¹⁴ ПСРЛ. Т. IV. С. П. — См. также: Т. XXVI. М.; Л., 1959. С. 15; Т. XXVII. М.; Л., 1962. С. 18.

¹¹⁵ Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–X вв. Л., 1976. С. 101.

¹¹⁶ ПВЛ. Ч. I. С. 56.

¹¹⁷ Греков Б. Д. Киевская Русь. М.; Л., 1939. С. 229. ^

¹¹⁸ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства С. 211–212.

¹¹⁹ Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. М., 1980. С. 187.

¹²⁰ ПСРЛ. Т. IХ. С. 9.

¹²¹ Там же. — Отношение к оригинальным известиям Никоновской летописи IX–XI вв. у исследователей далеко не однозначное. Так, Н. М. Карамзин считал сообщение о Вадиме «догадкою и вымыслом» (Карамзин Н. М. История Государства Российского. Т. I. М., 1989. С. 95). И. Е. Забелин, напротив, полагал, что известия Никоновской летописи за 864–867 гг. содержат «столько достоверности, что нет и малейших оснований отвергать их глубокую древность» (Забелин И. Е. История русской жизни с древнейших времен. М., 1876. Ч. I. С. 475). О несомненном использовании Никоновской летописью каких-то древних источников писал В. В. Мавродин (Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 212). Рассказ о Вадиме Храбром вызвал у Б. А. Рыбакова сомнение, хотя в других записях Никоновский свод воспроизводит текст «летописи Осколда», начатой в Киеве «в год крещения русов в 867 г. и законченной гибелью князя от руки норманна» (Рыбаков Б. А. Древняя Русь… С. 169–173). Согласно Б. М. Клоссу, древнейшие сведения Никоновской летописи «носят отчетливо легендарный характер или основаны на домыслах составителя» (Клосс Б. М. Никоновский свод… С. 187). Косвенные данные, которыми располагает наука, позволяют отнестись к известиям Никоновской летописи о Вадиме Храбром с определенной долей доверия, о чем речь ниже.

¹²² Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. I. С. 128.

¹²³ Там же. С. 129.

¹²⁴ Там же.

¹²⁵ Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства. С. 212.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ По С. М. Соловьеву, «Вадим, водим, может быть и нарицательное имя: в некоторых областных наречиях оно означает коновод, передовой, проводник» (Соловьев С. М. Сочинения. Кн. I. С. 296). Думается, что это — слишком смелая догадка.

¹²⁸ Кстати, в «Истории Российской» В. Н. Татищева Вадим называется, князем: «В сии времена словяне бежали от Рюрика из Новогорода в Киев, зане убил Вадима храбраго князя словенского…» (Татищев В. Н. История Российская. Т. I. М., 1962. С. 34).

¹²⁹ См.: с. 62–67 настоящей книги.

¹³⁰ Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. С. 329.

¹³¹ Там же. С. 313.

¹³² Там же.

¹³³ ПВЛ. Ч. I. С. 20.

¹³⁴ Там же. С. 53, 54.

¹³⁵ Там же. С. 54–55, 56.

¹³⁶ Там же. С. 91, 93.

¹³⁷ Там же. С. 40.

¹³⁸ Там же. С. 41.

¹³⁹ Там же. С. 56.

¹⁴⁰ Там же. С. 99.

¹⁴¹ Гадло А. В. Поединок Мстислава с Редедей, его политический фон и исторические последствия // Проблемы археологии и этнографии Северного Кавказа // Отв. ред. Н. И. Кирей. Краснодар, 1988. С. 95.

¹⁴² Там же. С. 96.

¹⁴³ Ловмяньский Х. Русь и норманны. С. 207.