|
||||
|
Стратагема № 16. Если хочешь что-нибудь поймать, сначала отпустиЧетыре иероглифа Современное китайское чтение: юй / цинь / гу / цзун Перевод каждого иероглифа: хотеть / схватить / прежде, сначала / отпустить Связный перевод: То, что ловишь, сначала отпусти. Тому, что хочешь захватить, сначала дай уйти. Сущность: Стратагема «кошки-мышки». Стратагема непротивления. Стратагема завоевания сердец. В «Цзо-чжуань», одном из тринадцати конфуцианских классических трудов, говорится: «Упусти врага на один день — принесешь несчастья многим поколениям». Однако имеются обстоятельства, в которых рекомендуется применять Стратагему № 16. Стандартным для всех китайских книг примером применения этой стратагемы служит эпизод из уже многократно цитировавшегося романа «Троецарствие» (см. 16.2), которому предшествует следующий эпизод,[216] также иллюстрирующий Стратагему № 16. 16.1. Победа благодаря дружелюбиюПосле смерти Лю Бэя (ум. 223 н. э.), властителя государства Шу-Хань (в нынешней провинции Сычуань), Цао Цао из северокитайского царства Вэй решил, что критическая ситуация смены власти в Сычуани представляет удобный момент для нападения на это государство, которое значительно продвинет его к вожделенной цели — объединению всего Китая. Один из советников предложил Цао Цао заключить много союзов и с их помощью напасть на царство Шу-Хань с пяти сторон. В качестве одного из союзников был назван царь Мэнхо. Этот властитель неханьского народа правил к югу от царства Шу-Хань, в районе нынешней провинции Юньнань. Известие об угрозе войны на пять фронтов достигло ушей нового властителя Шу-Хань. Его советнику Чжугэ Ляну удалось искусными мерами замедлить исполнение планов Цао Цао. Сначала Чжугэ Лян сумел привлечь на свою сторону правителя У, третьего из трех царств, которого Цао Цао хотел сделать своим союзником. Так удалось отвести опасность с севера. Затем, однако, пришло известие, что Мэнхо со ста тысячами воинов напал на юго-западную границу царства Шу-Хань. Правитель Цзяньнина (Лунин в нынешней провинции Юньнань) Юн Кай, верный вассал погибшей династии Хань (206 до н. э. — 220 н. э.), по слухам, примкнул к Мэнхо. Чжу Бао, правитель Цзангэ, и Гао Дин, правитель Юэсуй, тоже, по-видимому, сдались Мэнхо. Три этих бунтовщика поддерживали Мэнхо в его нападении на район Юнчан. Положение его правителя выглядело совершенно безнадежным. Такое развитие событий показалось Чжугэ Ляну столь угрожающим, что он сам принял командование южным походом 225 г., впоследствии ставшим знаменитым. Когда три бунтовщика узнали, что советник государства Шу-Хань выступил против них, они мобилизовали более пятидесяти тысяч человек. Гао Дин поручил E Хуаню выступить против авангарда шу-ханьской армии. Под Ичжоу E Хуань встретился с Вэй Янем, командующим авангардом шу-ханьской армии. Прежде чем началась битва, Вэй Янь выехал вперед, сразился с E Хуанем и потребовал от него капитуляции. Но вместо того чтобы сдаться, E Хуань подскакал к своему противнику и потребовал второй схватки. После первого же удара Вэй Янь почувствовал, что будет побежден, и бежал. E Хуань бросился в погоню, через несколько миль попал в засаду и был доставлен к Чжугэ Ляну. Последний, применяя Стратагему № 16, приказал развязать его, угостил вином и яствами и сказал: «Ведь Гао Дин — верный сторонник государства Шу-Хань. Он просто был обманут Юн Каем. Вернись к своему господину. Я надеюсь, что ты убедишь его раскаяться и вы оба будете на нашей стороне. Это спасет его от гибели». E Хуан поблагодарил его, уехав оттуда, нашел Гао Дина и рассказал ему, как дружелюбно обошелся с ним Чжугэ Лян. Гао Дин был глубоко тронут. Через некоторое время Юн Кай явился в лагерь к Гао Дину и спросил, как случилось, что E Хуань был отпущен на свободу. Гао Дин отвечал: «Чжугэ Лян сделал это из дружелюбия». «Таким образом, Чжугэ Лян воспользовался стратагемой сеяния раздора, — сказал Юн Кай. — Он явно надеялся, что мы поссоримся». Гао Дин склонялся к тому, чтобы поверить Юн Каю, но, с другой стороны, в нем было посеяно сомнение относительно причин поведения Юн Кая. Через некоторое время Юн Кай и Гао Дин повели совместное наступление на Чжугэ Ляна. Но Чжутэ Лян устроил засаду. Многие нападающие погибли, а еще большее количество попало в плен. Люди Юн Кая и Гао Дина были доставлены в лагерь Чжугэ Ляна и там содержались раздельно. Чжугэ Лян пустил слух, что освободит воинов Гао Дина, а воинов Юн Кая казнит. Когда эта весть уже обошла всех, Чжугэ Лян велел привести к себе людей Юн Кая. «Кто ваш военачальник?» — спросил у них Чжугэ Лян. «Мы подчиняемся Гао Дину!» — закричали все. Тогда Чжугэ Лян, опять же пользуясь Стратагемой № 16, принял их с почетом, щедро одарил и отпустил в их лагерь. Затем к нему привели настоящих людей Гао Дина, и он спросил их о том же. «Мы подчиняемся Гао Дину», — отвечали те. Их Чжугэ Лян также принял с почетом, в третий раз применяя Стратагему № 16, угостил едой и питьем и в заключение сказал: «Юн Кай прислал ко мне посла, чтобы сообщить о своей капитуляции. В качестве доказательства своей преданности он обещал мне головы Гао Дина и Чжу Бао. Но я не пойду на это. Поскольку вы подчиняетесь Гао Дину, я отправляю вас к нему, но вы не должны больше сражаться против меня. В следующий раз я не пощажу вас». Они поблагодарили, вернулись в свой лагерь и там рассказали то, что узнали о Юн Кае. Чтобы узнать больше, Гао Дин послал шпиона в лагерь к Чжугэ Ляну. Шпион попал в засаду. Когда его привели к Чжугэ Ляну, тот притворился, будто полагает, что к нему привели посланца от Юн Кая. «Твой господин обещал мне головы Гао Дина и Чжу Бао. Почему же он не выполняет своего обещания? Ты не слишком искусен. Что ты тут высматриваешь?» Шпион не смог ничего толком ответить Чжугэ Лян угостил его и передал письмо. «Отнеси эту грамоту Юн Каю и скажи ему, что он должен быстрее выполнять обещанное». Шпион передал послание Гао Дину. Когда тот прочитал его, то разгневался: «Я всегда был верен Юн Каю, а он хочет меня убить». И он решил посвятить в тайну E Хуаня. Тот уже был сильно настроен в пользу Чжугэ Ляна и сказал: «Чжугэ Лян в высшей степени благородный господин. Плохо было бы оказаться его противниками. Это Юн Кай вовлек нас в бунт. Лучше всего было бы убить Юн Кая и перейти на сторону Чжугэ Ляна». Так они и сделали. Гао Дин убил Юн Кая и Чжу Бао и перешел к Чжугэ Ляну, который назначил его правителем Ичжоу. Конечно, Чжугэ Лян достиг здесь успеха не только с помощью Стратагемы № 16, но и с помощью стратагемы сеяния раздора и стратагемы «Убить чужим ножом». Такая комбинация нескольких стратагем часто обозначается по-китайски как «цепь стратагем» («ляньхуаньцзи»). 16.2. Семь освобождений царя МэнхоПри дальнейшем продвижении к югу Чжугэ Ляну сообщили, что явился посол царя Шу-Хань. Это был Ma Су, передавший от царя подарки для воинов — вино и шелк. Чжугэ Лян обратился к Ma Су: «Царь повелел мне замирить области варварских племен. Я слышал, что вы хороший советчик, и надеюсь на ваши указания». Ma Су отвечал: «Эти варварские народы с юга не хотят признавать нашу власть, так как надеются, что удаленность их области и высокие горные цепи защитят их. Может быть, сегодня вам и удастся привести их к повиновению, но уже завтра они снова отпадут от вас. Там, куда вы пойдете со своей армией, тут же воцарится спокойствие, но, как только вы уведете армию с юга на север, чтобы напасть на Цао Цао, эти варварские народы воспользуются моментом и опять отпадут от Шу-Хань. При рассмотрении вопроса о военной силе верна максима: лучше завоевывать сердца, чем города. Вести бой сердцем лучше, чем оружием. Я надеюсь, что вам, может быть, удастся привлечь сердца этих народов». «Вы прямо мои мысли читаете», — отвечал Чжугэ Лян. И он повел войска дальше. Мэнхо, царь южных варваров, узнал, что сам Чжугэ Лян выступил против него и что он уже победил с помощью стратагем трех его союзников, Юн Кая, Чжу Бао и Гао Дина. Он призвал к себе вождей трех ущелий и сказал: «Чжугэ Лян ведет большую армию, чтобы напасть на нашу страну. Мы должны все вместе оказать ему сопротивление». Вожди трех ущелий двинули навстречу Чжугэ Ляну три колонны, насчитывавшие около пятидесяти тысяч человек. Но они не могли противостоять его военному искусству. Один из трех вождей погиб в ночной схватке, два других вождя, Дунтуна и Ахой-нань, попали в плен. Их доставили к Чжугэ Ляну, который сразу же освободил их от пут. Он угостил их и отпустил не без наставления в будущем воздерживаться от враждебных действий. Оба освобожденных со слезами на глазах поблагодарили его и исчезли. «Завтра, несомненно, сам Мэнхо нападет на нас. Это даст нам возможность захватить его в плен», — сказал Чжугэ Лян после их ухода. И он проинструктировал двух командиров, которые после этого покинули лагерь с пятью тысячами воинов. Затем еще два командира по приказанию Чжугэ Ляна построили свои отряды. Теперь Чжугэ Лян сделал все необходимые приготовления для сражения с Мэнхо. Через несколько дней тот действительно выступил против них. После короткой схватки китайское войско побежало. Мэнхо бросился следом и преследовал его 20 миль. Вдруг он увидел, как слева и справа из засады поднялись китайские воины и окружили его. Отступление было отрезано. Мэнхо с несколькими близкими военачальниками удалось бежать в горы Цзиньдай; китайцы следовали по пятам. Внезапно впереди тоже оказался китайский отряд. Мэнхо и его свита попали в плен. Чжугэ Лян встречал их в лагере вином и мясом. Шатер победителя окружали семь рядов стражников с обнаженным оружием. Сам лагерь выглядел весьма внушительно. На самом высоком месте стоял трон Чжугэ Ляна. Сначала он призвал всех пленников, кроме царя Мэнхо, повелел освободить их от пут и обратился к ним так «Вы все праведные люди. Это Мэнхо вовлек вас в неповиновение. Наверное, всех вас ждут дома родители и родичи, жены и дети. Весть о поражении, наверное, уже дошла до них, и они проливают горькие слезы. Я отпускаю вас; возвращайтесь домой и утешьте их». Затем он одарил их вином и пищей и отпустил. Бывшие пленники были глубоко тронуты и благодарили Чжугэ Ляна со слезами на глазах. Потом Чжугэ Лян приказал привести царя Мэнхо и спросил его: «Покойный властитель Шу-Хань был добр к тебе. Что побудило тебя взбунтоваться?» Мэнхо отвечал: «Ты напал на нашу страну безо всякого предупреждения, как же ты обвиняешь меня в бунте?» «Ты мой пленник, — воскликнул Чжугэ Лян, — разве ты не видишь, что слабее меня?» «Я попал в твои руки в горном бездорожье, по неосторожности. Почему же я должен чувствовать себя слабее тебя?» Чжугэ Лян спросил: «Если я освобожу тебя, что ты будешь делать?» «Я вновь соберу войско и поведу против тебя в решающую схватку. Но если я опять попаду в плен, то подчинюсь тебе». Тогда Чжугэ Лян отдал приказ освободить Мэнхо, одарить его пищей и одеждой и проводить в его лагерь. Кроме того, он подарил Мэнхо оседланную лошадь. Шу-ханьские офицеры были недовольны освобождением царя. Они явились в шатер Чжугэ Ляна и обратились к нему так: «Мэнхо — могущественнейший вождь южных племен. Сегодня он был в наших руках. Это помогло бы усмирить южных варваров. Почему же ты позволил ему уйти?» Чжугэ Лян отвечал: «Я могу поймать этого человека с той же легкостью, с какой вынимаю руку из кармана. Но я стремлюсь овладеть его сердцем. Тогда мир здесь, на Юге, установится сам собой». Военачальников не слишком удовлетворила эта отповедь. Через некоторое время Мэнхо достиг реки Лу и наткнулся там на разрозненные остатки своей армии, пытавшиеся что-нибудь выяснить о его судьбе. Они радостно приветствовали своего царя и спросили, как ему удалось выбраться. Мэнхо солгал: «Они заперли меня в палатке. Я убил более десятка стражей и бежал под покровом ночи. Затем я встретил верхового разведчика, убил его и захватил его лошадь». Никто не усомнился в словах царя. Ему помогли переправиться через реку и стали там лагерем. Мэнхо сразу же начал собирать новую армию. Призвал он и Дунтуну с Ахойнанем, вождей двух ущелий, которых Чжугэ Лян ранее взял в плен и отпустил. Те, хотя и с тяжелым сердцем, не смогли ослушаться приказа. Мэнхо возвестил: «Чжугэ Лян знает множество стратагем. В открытом бою мы не сможем его победить. Но его воины устали в долгом походе, а близится жаркое время года. Это — в нашу пользу. К тому же нас защищает река Лу. Мы должны окопаться здесь. Жара вынудит Чжугэ Ляна к отступлению. Тогда-то мы ударим по нему и возьмем в плен». Столкнувшись с оборонной тактикой Мэнхо, Чжугэ Лян приказал Ma Даю переправиться в мелком месте, в нижнем течении Лу, на другой берег и воспрепятствовать снабжению войска Мэнхо. Затем Ma Дай получил приказ схватить вождей Дунтуну и Ахойнаня. Ma Даю действительно удалось выполнить первое задание. Он захватил более 100 повозок с продовольствием, предназначавшихся Мэнхо. Когда Мэнхо узнал об этом, он послал против Ma Дал младшего офицера Манъячжана, но Ma Дай с легкостью его обезвредил. Тогда Мэнхо выслал вождя Дунтуну. Ma Дай выехал ему навстречу. Среди людей Ma Дая некоторые узнали в Дунтуне человека, которого как-то захватили в плен, а затем отпустили. Тогда Ma Дай подскакал к Дунтуне и обвинил его в неблагодарности. Дунтуна так устыдился, что не смог ничего ответить и повернул прочь без боя. Мэнхо страшно разгневался. «Предатель, — вскричал он, — ты не стал сражаться из-за того, что Чжугэ Лян с тобой хорошо обошелся!» И он приказал казнить Дунтуну. С трудом удалось окружавшим его военачальникам уговорить его отменить казнь. Вместо этого Мэнхо приказал дать Дунтуне сто палок. Многие вожди в душе сочувствовали осужденному. Через некоторое время они собрались в лагере Дунтуны, говоря между собой: «Чжугэ Лян — великий мастер на стратагемы. Сам Цао Цао и Сунь Цюань, властитель царства У, боятся его. Сколь же сильно должны опасаться мы! Прежде он обошелся с нами хорошо. Мы обязаны ему жизнью. Теперь следовало бы доказать ему нашу благодарность. Давайте же убьем Мэнхо и перейдем на сторону Чжугэ Ляна! Так мы спасем наш народ от новых бедствий». Затем Дунтуна схватил меч и с сотней воинов поспешил в главный лагерь. Мэнхо как раз оказался пьян. Дунтуна связал его и переправил через реку Лу к Чжугэ Ляну. Когда Чжугэ Лян узнал о происшедшем, он щедро одарил Дунтуну и отпустил его и его сторонников. Затем он приказал палачу доставить Мэнхо и сказал последнему: «В прошлый раз ты сказал, что, второй раз попав в плен, сдашься. Что ты скажешь теперь?» Мэнхо отвечал: «Это пленение нельзя приписать твоему искусству. Мои собственные люди поставили меня в такое положение. Почему же я должен тебе сдаваться?» «А что ты сделаешь, если я снова тебя отпущу?» «Я, конечно, всего лишь южный варвар, но в военном деле кое-что понимаю. Если ты отпустишь меня в мои ущелья, я соберу новую армию и нападу на тебя. Если же ты вновь возьмешь меня в плен, тогда я отдам тебе мое сердце. Я подчинюсь тебе и буду верным слугой». Тогда Чжугэ Лян приказал снять с пленника путы и принести для него угощение. После этого он предложил Мэнхо проехать вместе с ним через весь китайский лагерь, чтобы Мэнхо понял, как хорошо китайское войско обеспечено провизией и снаряжением. После осмотра Чжугэ Лян обратился к Мэнхо: «Как же ты можешь надеяться победить меня, когда у меня такие опытные воины, такие искусные офицеры и такое вооружение? Если ты сдашься, я сообщу об этом царю Шу-Хань; тебе оставят твое царство, и сыновья и внуки твои вечно будут властителями южной области. Что ты думаешь об этом?» Мэнхо отвечал: «Даже если я потерплю поражение, мой народ в ущельях не согласится с этим. Если ты меня отпустишь, я соберу их и смогу убедить их в том, чтобы они тебе подчинились». Чжугэ Лян обрадовался этим словам. Он отвел Мэнхо в свой шатер, ел и пил с ним до вечера, а затем сам проводил его к реке Лу и приказал переправить в лодке на другой берег. Но, переправившись, Мэнхо в первую очередь приказал убить Дунтуну и Ахойнаня. Затем он держал совет со своим братом Мэнъю. «Теперь я хорошо знаю расположение в лагере Чжугэ Ляна». И он дал Мэнъю некоторые указания, к выполнению которых брат тут же и приступил. Мэнъю взял сто сильных воинов с грузом золота, драгоценных камней, жемчуга и носорожьих рогов, вместе с ними переправился через реку Лу и явился в лагерь Чжугэ Ляна. Там его остановил отряд под предводительством Ma Дая. Ma Дай спросил, что ему нужно, после чего задержал Мэнъю и послал вестника к Чжугэ Ляну. Когда гонец передал известие, Чжугэ Лян спросил Ma Су, что он думает об этом известии. Ma Су сказал, что он не решается сообщить об этом вслух, но может написать. Когда Чжугэ Лян прочитал то, что написал Ma Су, то он очень обрадовался, потому что Ma Су думал то же, что и он. Затем он дал указание нескольким офицерам. Когда все было подготовлено, призвали воинов с дарами. Мэнъю сказал: «Мой брат Мэнхо-благодарит вас за дружелюбие. Вы пощадили его жизнь. Он посылает вам эти дары. Потом он пришлет дань для властителя Шу-Хань». Чжугэ Лян по-княжески принял Мэнъю и сотню воинственных и внушающих страх воинов. Все это время Мэнхо ожидал известий в своей палатке. Наконец явились два разведчика, которые сообщили ему, что Мэнъю и его воины хорошо приняты. Таким образом, все складывалось как нельзя лучше для нападения, запланированного на вторую ночную стражу. Мэнхо потихоньку вышел из лагеря с тридцатью тысячами воинов и переправился в сумерках через реку Лу. С отрядом в сто человек царь ворвался в главный лагерь Чжугэ Ляна. Он не встретил никакого сопротивления, даже входные ворота были открыты, Мэнхо проскакал сквозь них, но лагерь был покинут. Подъехав к шатру военачальника, Мэнхо откинул входной занавес. Палатка была ярко освещена факелами. Что же он увидел? Его брат и все его воины лежали там мертвецки пьяные. В вино, которое предложил им Чжугэ Лян, было подмешано снотворное. Мэнхо понял, что снова пал жертвой стратагемы Чжугэ Ляна. Он взвалил на плечи брата и приказал утащить его воинов, чтобы вернуться к основным силам. Но когда он обернулся, вдруг со всех сторон вспыхнули факелы и послышался гром барабанов. Люди Мэнхо растерялись и бросились во все стороны, преследуемые воинами Чжугэ Ляна. Царь попытался ускользнуть, но путь был отрезан. Отчаянным броском он прорвался к реке Лу. Добежав до берега, Мэнхо заметил лодку, в которой сидели, по-видимому, его воины. Он подозвал лодку и прыгнул в нее. Тут прозвучал приказ, воины схватили Мэнхо и связали его. Лодку приготовил Ma Дай и посадил туда переодетых воинами Мэнхо солдат Шу-Хань. В плен попал не только Мэнхо, но и его брат и многочисленные приближенные. Ни у кого из пленных не тронули и волоска на голове. Опять Мэнхо привели к Чжугэ Ляну. Тот рассмеялся: «Ты действительно думал, что меня обманут маневры твоего брата с подарками? Теперь ты опять в моей власти. Сдаешься?» Мэнхо отвечал: «Теперь я попал в плен из-за пьянства моего брата и воздействия твоего снотворного. Если б я был на месте брата, а он напал бы извне со своими воинами, то, конечно, я бы победил. Это третье пленение — удар судьбы, а не следствие моей неискусности. Почему же я должен сдаваться?» «Но ведь это же уже в третий раз. Почему же ты не сдаешься?» Мэнхо повесил голову и молчал. Чжугэ Лян, улыбаясь, сказал: «Я вновь отпускаю тебя». Мэнхо отвечал: «Если ты отпустишь нас, мы опять будем вооружаться, чтобы сразиться с твоим войском. Если меня снова возьмут в плен, то тогда я покорюсь». Тогда Чжугэ Лян приказал отпустить Мэнхо, его брата и приближенных. Они поблагодарили Чжугэ Ляна за великодушие и исчезли. Мэнхо, гордый, что три раза вышел из переделки невредимым, вернулся в свое ущелье, откуда разослал своих друзей к восьми племенам и девяноста трем родам. В конце концов у него собралось войско в сто тысяч человек. Когда Чжугэ Лян узнал об этом, он сказал: «Я ожидал этого. Теперь у нас есть случай показать всю нашу мощь». Но прежде всего Чжугэ Лян увел свое войско с пути атакующих. Этим он хотел добиться, чтобы противник зря растратил свой боевой дух. Когда через некоторое время он узнал о том, что войско Мэнхо устало, он дал указание своим командирам устроить несколько засад. Затем он разыграл перед Мэнхо торопливое отступление, бросив лагерь со всеми запасами. Мэнхо попался на стратагему. Он подумал: «По-видимому, суровые обстоятельства вынудили Чжугэ Ляна оставить лагерь. Либо на Шу-Хань напал Сунь Цюань, властитель У, либо Цао Пэй, царь Вэй. Этим обстоятельством следует воспользоваться. Мы сейчас же предпримем преследование». У реки Эрхэ Мэнхо увидел на северном берегу лагерь Чжугэ Ляна и сказал своим людям: «Очевидно, Чжугэ Лян опасается преследования. Поэтому он сразу укрепился на северном берегу. Видимо, через несколько дней он уйдет». И он приказал рубить деревья и готовить переправу. Он не заметил спрятанных на южном берегу шу-ханьских солдат. В этот день поднялся сильный ветер. Войско Мэнхо внезапно увидело себя посреди моря факелов. Со всех сторон слышались барабаны. Шу-ханьские воины покинули свои укрытия и бросились на армию Мэнхо. Началась паника. Мэнхо бежал с немногими верными людьми. Он попытался вернуться в свой старый лагерь. Однако там уже находились шу-ханьские воины. Во время бегства Мэнхо достиг опушки густого леса. Там он увидел колесницу и около нее нескольких охранников. В колеснице сидел Чжугэ Лян. Мэнхо приказал своим людям захватить Чжугэ Ляна, они побежали к колеснице, но тут раздались крики, и они исчезли. Чжутэ Лян, оказывается, приказал вырыть ров, в который упали Мэнхо и его люди. Мэнхо, его брат Мэнъю и их спутники попали в плен к шу-ханьской армии. Снова Чжугэ Лян отпустил всех военнопленных меньшего ранга, перед тем хорошо угостив их и сказав на дорогу добрые слова. Люди Мэнхо покинули шу-ханьский лагерь, полные благодарности. Затем привели Мэнъю, брата Мэнхо. Чжугэ Лян начал упрекать его со следующими словами: «Твой брат — простофиля. Ты должен был бы привести его в разум. Ведь я поймал его сегодня в четвертый раз. Неужто он не испытывает стыда?» Лицо Мэнъю покраснело от смущения. Он упал ниц и стал молить о снисхождении. Чжугэ Лян сказал: «Если бы я собирался тебя убить, то сделал бы это не сегодня. Я милую тебя. Но ты должен наконец образумить твоего брата!» И он приказал снять с Мэнъю путы и отпустил его. Тот со слезами поблагодарил и исчез. Когда привели Мэнхо, Чжугэ Лян гневно спросил: «Сегодня я вновь поймал тебя. Что ты скажешь мне теперь?» Мэнхо отвечал: «Я вновь пал жертвой вашей стратагемы». Чжугэ Лян приказал обезглавить Мэнхо. Тот не выказал ни малейшего страха. Он только повернул голову к Чжугэ Ляну и сказал: «Если бы ты меня еще раз отпустил, я бы взял реванш за четыре поражения». Чжугэ Лян засмеялся, приказал снять с Мэнхо путы, пригласил в свой шатер и угостил. Затем он спросил: «Уже четыре раза я учтиво обошелся с тобой, а ты все еще не хочешь сдаваться. Почему?» Мэнхо возразил: «Я человек необразованный, но, в отличие от вас, полагаюсь не только на коварные стратагемы. Почему же мне сдаваться?» Тогда Чжугэ Лян спросил: «Если я в четвертый раз отпущу тебя, ты вновь нападешь на меня?» Мэнхо ответил: «Если вы вновь возьмете меня в плен, я всем сердцем подчинюсь вам и отдам вашей армии все, что смогу найти в своем ущелье. Я поклянусь никогда не предавать вас». Чжугэ Лян опять отпустил его. Мэнхо направился на юг. Наконец он наткнулся на своего брата Мэнъю. Тот сказал: «Мы не доросли до этого противника. Уже много раз мы были побиты. Мне кажется, нам лучше всего укрыться в горах. Шу-хань-ская армия не выдержит летней жары и отступит». И они отправились в ущелье Тулун. Там правил царь Досы, друг Мэнъю. Ущелье это было труднопроходимым. Один проход закрыли люди царя Досы, другой был опасен для жизни: там рыскали ядовитые змеи и скорпионы. Днем и ночью над землей поднимался смертоносный туман, вода была только в четырех ключах, и та — смертельно ядовитая. В этом надежном убежище оба брата в компании царя Досы вели беспечальную жизнь. Между тем Чжугэ Ляну благодаря помощи сверхъестественных сил удалось подобраться к этому укрытию и раскинуть свой лагерь в непосредственной близости от него. Когда Мэнхо узнал об этом, он после одного из пиров решил для поднятия боевого духа напасть на шу-ханьскую армию. Как раз в это время подошел Ян Фэн, вождь ущелья Исиинье с тридцатью тысячами воинов. Он предложил Мэнхо помощь. Тот приказал устроить пир и угостить Ян Фэна и его сыновей. Во время обеда Ян Фэн призвал танцовщиц с мечом, а оба его сына поднесли вина Мэнхо и Мэнъю. Только они хотели выпить, Ян Фэн отдал приказ, Мэнхо и его брата связали. Их судьбу разделил Досы. «Но мы же друзья, почему ты так со мной поступаешь?» — спросил Мэнхо. «Чжугэ Лян взял в плен моих братьев, сыновей и племянников, которые взбунтовались вместе с тобой, но потом отпустил их. Чтобы отблагодарить Чжугэ Ляна за благородство, я решил взять тебя в плен и отправить к Чжугэ Ляну». Чжугэ Лян спросил Мэнхо: «А теперь сдаешься?» «Не твои способности, — отвечал Мэнхо, — но измена в моих рядах вновь предала меня в твои руки. Можешь убить меня, но я не сдамся». Чжугэ Лян отвечал: «Я еще раз проявлю милосердие. Ты можешь опять повести против меня войско. Но если ты вновь попадешь ко мне в руки, я сотру с лица земли и тебя, и твое семейство». И он отпустил Мэнхо, Мэнъю и царя Досы. Ян Фэна и его людей он щедро наградил, дал высокие должности и отослал. Мэнхо поспешил к ущелью Инькан. Он заключил союз с царем Мулу. Однако и на этот раз Чжугэ Лян одержал победу. Царь Мулу погиб, а ущелье было захвачено. Чжугэ Лян приказал найти Мэнхо. Тут ему донесли, что свекор Мэнхо после бесполезных попыток заставить Мэнхо капитулировать схватил его, его жену и больше ста домочадцев и всех их привел к Чжугэ Ляну. Когда Чжугэ Лян узнал об этом, он проинструктировал двух своих командиров. С двумя тысячами отборных солдат они спрятались перед шатром главнокомандующего. Затем Чжугэ Лян приказал привести Мэнхо и других пленных. Когда пленники склонились у входа, Чжугэ Лян дал знак спрятанным солдатам. Те бросились на сотню пришельцев. Обыск показал, что у каждого при себе был острый меч. Чжугэ Лян сказал: «Вы только сделали вид, что сдались. На самом деле вы хотели меня убить». И, обращаясь к Мэнхо, он добавил: «Разве ты не сказал последний раз, что ты сдашься, если я захвачу твою семью. Что ты теперь скажешь?» «Мы пришли по собственному почину и поставили наши жизни на карту. Мое пленение — не результат вашего искусства. Почему же я должен сдаваться?» Чжугэ Лян сказал: «Это твое шестое пленение. А ты все упрямишься. Сколько это будет продолжаться?» «Если вы схватите меня еще в седьмой раз, то я сдамся вам и больше не буду бунтовать». Чжугэ Лян сказал: «Ну ладно. Твое последнее убежище разрушено. Чего же мне еще бояться?» И он приказал снять с Мэнхо путы со словами: «Если я поймаю тебя еще раз, то больше не отпущу». Мэнхо и его люди прикрыли головы руками и бежали, подобно крысам. Теперь Мэнхо мог надеяться только еще на одного союзника: царя Утугу из страны Угэ. Тот был готов предоставить ему для отмщения тридцать тысяч воинов. Эти воины были одеты в кольчуги из лиан. Лианы в течение полугода вымачивались в масле, а потом сушились на солнце. Потом они снова размягчались и снова сушились, и так несколько раз. После этого из них плели шлемы и кольчуги. Одетые в них воины Угэ могли переплывать реки не замочившись. Никакое оружие не могло проткнуть эти кольчуги. Первый бой при реке Тао-Хуа Чжугэ Лян проиграл. Он тут же все разузнал у местных жителей о своем новом противнике. Затем он залез на гору и изучил местность. При восхождении он обнаружил долину с лишенными растительности каменными стенами, похожую на длинную змею. Это открытие весьма порадовало Чжугэ Ляна. Он дал своим командирам тайные указания и приказал Вэй Яню с его отрядом разбить лагерь на месте переправы через реку Тао-Хуа. При нападении царя Утугу он должен был свернуть лагерь, высмотреть белый флаг и двигаться к нему. В течение полумесяца он должен был четырнадцать раз изображать бегство перед войсками Угэ и каждый раз оставлять лагерь со всеми палатками. Тем временем Мэнхо предупредил царя Утугу о стратагемах Чжугэ Ляна. По его словам, особенно опасаться следовало засад. Прежде всего нужно было держаться настороже в районе крупных долин. Утугу принял этот совет во внимание. Затем пришло сообщение о том, что шу-ханьский лагерь раскинут на берегу Тао-Хуа. Утугу послал своих воинов в кольчугах из промасленных лиан за реку. После немногих стычек шу-ханьское войско бежало. Воины Угэ испугались засады. Поэтому они отказались от преследования. На второй и третий день повторились такие же стычки. Только тогда Вэй Янь заметил вдалеке белый флаг. Он повел спасающееся бегством войско туда и там обнаружил пустой лагерь. Пятнадцать раз Вэй Янь изображал поражение и сдал семь лагерей. Преследование Утугу становилось все более дерзким. Но там, где росли густые деревья и кустарники, он останавливался и обычно посылал разведчиков, которые действительно находили среди деревьев шу-ханьские флажки. Мэнхо, смеясь, говорил: «Чжугэ Лян наконец иссяк со своими стратагемами. Мы его насквозь видим. Мы уже пятнадцать раз обращали его в бегство и овладели семью лагерями. Еще одно, последнее усилие, и победа будет за нами». Утугу слушал все это с большой радостью. Теперь он уже полагал, что с легкостью победит шу-ханьскую армию. На шестнадцатый день они опять вошли в соприкосновение с отрядом Вэй Яня. Он вновь бежал без боя. Утугу висел у него на плечах. Вэй Янь свернул в обнаруженную Чжугэ Ляном похожую на змею каменистую долину. Там опять развевался белый флаг. Утугу не увидел ни деревьев, ни кустов. Засады было неоткуда ожидать. Поэтому он беззаботно продолжил преследование. В долине путь им неожиданно преградило несколько дюжин повозок. Утугу решил, что повозки служили для перевозки армейского имущества и были брошены при поспешном бегстве. Поэтому он, не раздумывая, продолжил преследование. Но вдруг со стен долины посыпались стволы деревьев и камни и завалили выход из долины. В тот же момент Утугу заметил, что повозки набиты рисовой соломой и загораются. Везде взрывался припрятанный порох, горящие факелы летели со стен ущелья и поджигали фитили, ведшие к повозкам. Вся долина превратилась в огненное озеро. Пропитанные маслом кольчуги воинов Угэ сразу же занялись, и тридцать тысяч воинов погибли. Когда Чжугэ Лян смотрел на это ужасное кровопролитие со своего наблюдательного пункта, слезы выступили у него на глазах, и он сказал: «Конечно, я служу моему царю, но ради этого я пожертвовал многими человеческими жизнями». Воины Угэ доложили Мэнхо, который не последовал за Утуту, о победе его союзника. Мэнхо радостно поспешил к долине своего триумфа и там пережил жестокое разочарование: Утугу и его армия были стерты с лица земли. Мэнхо бросился назад, но тут его схватили воины Угэ, которые привели его на место побоища. На самом деле это были переодетые воины шу-ханьской армии. Вновь Мэнхо и его родичи оказались в руках Чжугэ Ляна. Их привели в палатку и угостили. Во время обеда у входа в палатку появился вестник от Чжугэ Ляна и обратился к Мэнхо: «Чжугэ Лян считает позором вновь встречаться с вами. Он поручил мне освободить вас. Соберите против него следующую армию, если сумеете, и устраивайте еще од try решающую битву. А теперь уходите!» Вместо того чтобы бежать, Мэпхо разрыдался. «Семь раз попал я в плен и семь раз отпущен, — сказал он. — С древних времен не случалось ничего подобного. Я, конечно, необразованный человек, но не вовсе лишен чувства благодарности. Как мог бы я быть таким бессовестным!» Он и его спутники упали на колени и поползли с оголенной верхней половиной тела (знак раскаяния) к шатру военачальника. «О министр, вы обладаете величием неба. Мы, люди Юга, никогда больше не окажем вам сопротивления». «Такты подчиняешься, наконец?» — спросил Чжугэ Ляп. «Я, мои сыновья и внуки глубоко тронуты вашим всепроникающим животворным великодушием. Как же можем мы не подчиниться!» Чжугэ Лян пригласил Мэнхо в свой шатер, предложил ему сесть и устроил праздничный пир. Он подтвердил царское достоинство Мэнхо и вернул ему все захваченные земли. Двое из военачальников не выказали понимания великодушия к Мэнхо: «Почему вы после столь утомительного военного похода не назначили своего правителя?» Чжугэ Лян отвечал: «На то имеются три причины. Во-первых, я должен был бы снабдить своего правителя войсками для охраны. Во-вторых, южные народы постоянно оказывали бы китайскому правителю сопротивление вследствие их воинственности. И в-третьих, южные народы всегда сохраняли бы недоверие к чужому правителю. Если я никого не оставляю за собой, я не должен никак его обеспечивать. Так я избавляюсь от всех трудностей». Доброта победителя была вознаграждена благодарностью южных народов. С тех пор на южной границе Шу-Ханьского царства царил мир. Таким образом, Чжугэ Лян с помощью Стратагемы № 16 завоевал сердца побежденных. Впрочем, без мощной военной силы вряд ли ему удалось бы психологическое ведение войны, как подчеркивают Ли Бинъянь и Сунь Цзин в книге, вышедшей в конце 1986 г. в Издательстве Народно-освободительной армии Китая. Первое сообщение о семи освобождениях царя Мэнхо мы находим в хронике Си Цзочи (ум. 384 н. э.). Историческая правдивость этого сообщения время от времени подвергалась сомнению. Тем не менее героизм Чжугэ Ляна вновь и вновь воспевается в первую очередь в комиксах и книгах для детей. 16.3. Мао и его военнопленныеМао Цзэдун также вдохновлялся Стратагемой № 16 — дважды, во время гражданской войны в Китае между коммунистическими войсками и армией Гоминьдана (1945–1949), как утверждает книга о стратагемах, «пойманная» мною на огромном книжном рынке в Тайбэе. Мао воспользовался этой стратагемой в отношениях с попавшими в плен солдатами и офицерами противника. Сначала были отобраны те, кого сочли особо приверженными Чан Кайши; их содержали в строгом заключении. С остальными солдатами и офицерами обращались в высшей степени хорошо. Чтобы распропагандировать их в пользу коммунистов, в первую очередь использовались так называемые «су ку хуэй». Это были собрания, на которых выходцы из нижних слоев общества, тщательно проинструктированные коммунистическими функционерами, сравнивали нужду и горе своих «братьев и сестер по классу» с роскошной жизнью верхних слоев, которым якобы покровительствовал Чан Кайши. Потрясенные этими сильно приукрашенными рассказами и материальными доказательствами — вплоть до веревки, на которой помещик повесил замученного отца рассказчика (в те времена, вероятно, четырехлетнего), — слушатели загорались ненавистью к господствующим классам и их политическим и военным представителям. Действенность приема впоследствии была по достоинству оценена в избранных трудах Мао. Кто из пленных солдат под его влиянием не вступал немедленно в Красную армию, того отправляли домой, снабдив деньгами на дорогу и добрым советом: «Когда в следующий раз столкнешься с нами на поле битвы, вспомни: китайцы не воюют против китайцев!..» Мао рассчитывал, что отпущенные солдаты разовьют агитацию и вызовут брожение в армии противника, отчего снизится ее боевой дух. Кроме того, опровергалась пропаганда противной стороны относительно жестокости коммунистов. Освобожденные, естественно, утверждали, что им удалось бежать. Многие из них хвалили своим товарищам или подчиненным высокий боевой дух и дисциплину Народно-освободительной армии. Другие устраивали саботаж или в критический момент перебегали на сторону коммунистов. Еще до того, как Красная армия приступила в апреле 1949 г. к решающей переправе через Янцзы, боеспособность гоминьдановской армии резко упала. Так Мао удалось ослабить вражескую армию парадоксальным методом освобождения пленных. Конечно, военная мощь самого Мао была предварительным условием успеха стратагемы. 16.4. Отступление как наступлениеК концу династии Восточная Хань (25—220 н. э.) город Юань-чэн захватили восставшие, называвшие себя «Желтыми повязками». Императорские войска под командованием Чжу Юня не смогли выбить их из города с помощью Стратагемы № 6 и наконец сняли осаду. «Желтые повязки», у которых было совсем худо с продовольствием, решили, что им представляется наконец подходящий случай для нападения на отступающую армию. Они сделали вылазку. Имперские войска сопротивлялись, но продолжали отход. Наконец город оказался в 20 милях от сражающихся. Теперь командующий мог приступить к исполнению давно задуманного плана. Он внезапно отдал приказ об ответном наступлении и послал часть войска, чтобы отрезать восставшим обратный путь. Те попытались рассыпаться в стороны, но везде натыкались на вражеские засады. Для осады город Юаньчэн был практически неприступен, но после «отступления» он оказался оставлен защитниками, и занять его не составило труда для императорских войск 16.5. Якорь спасения в качестве гильотины30 июня 1947 г. пять колонн ударной полевой армии в провинциях Шаньси, Хэбэй, Шаньдун, Хэнань под командованием Лю Бочэна (1892–1986) и Дэн Сяопина, в количестве 130 000 солдат, переправились с боем через реку Хуанхэ и двинулись к горам Дабе (провинция Шаньдун). 14 июля две колонны Красной армии взяли в клещи два вражеских соединения близ деревушки Люинцзи. Чтобы не ввязываться в отчаянную битву, коммунистические командиры решили применить стратагему «То, что хочешь схватить, сначала отпусти» и открыли кольцо окружения с одной стороны. Это побудило противника к попытке прорваться из котла. Однако коммунистические военачальники так расположили свои войска, что прорывающиеся попали в ловушку и были с легкостью уничтожены. Уже неоднократно цитированный Сунь-цзы советовал в своем «Трактате о военном искусстве»: «Не преследуй отчаявшегося противника слишком близко, по пятам». «Трактат о 36 стратагемах» еще усиливает эту рекомендацию: «Если противника преследуют по пятам, он собирает последние силы, пытаясь спастись. Но если ему оставить выход, его напряжение и боевой дух ослабнут и он сделается легкой добычей. Так можно избежать большого кровопролития». «Ослабление ведет к подчинению. Будущее — светло» — такое высказывание, вдохновленное «И цзином» («Книгой перемен»), содержится в «Трактате о 36 стратагемах», в главе, посвященной Стратагеме № 16. 16.6. Сложное сватовство«Когда я гляжу на свою двадцатилетнюю дочь, мне представляются три вещи: насекомые, чудища и демоны» — так писал У Вояо (1866–1910) в знаменитом романе «Редкостные события последнего двадцатилетия». К редкостным событиям принадлежит, в частности, следующее применение Стратагемы № 16 в семейных отношениях. Некий господин Цзяо, вице-министр в пекинском министерстве наказаний, жаждал любой ценой выдать замуж свою опустившуюся, курящую опиум дочь. Ей было уже 25 лет — для заключения брака в традиционном Китае весьма солидный возраст, — а она еще не была замужем. Подходящей партией отцу казался недавно овдовевший тридцатилетний придворный историк Чжоу. Но в качестве представителя невесты сам отец не мог делать господину Чжоу решительных авансов. Следовательно, ему нужен был сват. Тут отец узнал, что господин Чжоу хотел остаться верным памяти умершей жены и уже выставил за дверь нескольких сватов. Наконец господин Цзяо обратился к начальнику департамента в министерстве наказаний, который в том же возрасте, что историк Чжоу, выдержал государственный экзамен на самую высокую должность. Сюэфан был известен своим красноречием. Когда вице-министр открыл ему свою мечту, Сюэфан ударил себя в грудь и заявил: «Забудьте заботы, я найду способ сообщить ему, что он может просить руки вашей дочери. Но не забывайте о стратагеме «Если хочешь ухватить, сначала отпусти», прежде чем давать благословение на брак. Только так подобает действовать». Затем Сюэфан начал часто посещать придворного историка Чжоу. У того был шестилетний сын. При каждом визите Сюэфан общался с мальчиком — играл с ним или проверял знание иероглифов. Однажды он как бы мимоходом посочувствовал ребенку: «Бедное дитя, такой маленький и лишен матери. Почему твой отец не возьмет новой жены?» Придворный историк услышал замечание, которое, конечно, в первую очередь было обращено к нему, и, смеясь, ответил: «Моя печаль еще не утихла. Как я мог бы даже разговаривать об этом! Я твердо решил провести остаток дней вдовцом». Начальник департамента Сюэфан вовлек господина Чжоу в беседу о нынешней его жизни без супруги. Выяснилось, что ему нет нужды брать жену для ухода за сыном, так как о ребенке хорошо заботится няня. Няня была по происхождению землячкой историка. Но Сюэфан постарался поколебать его уверенность замечанием: «И все же мне кажется, что вы должны жениться как можно скорее». «Что это значит?» — спросил историк Чжоу. Начальник департамента Сюэфан только улыбнулся и не сказал ни слова. Это совсем обеспокоило господина Чжоу. Он повторил вопрос. Тогда Сюэфан начал: «Не говори, что я тебе плохой друг. Но если я расскажу тебе, во-первых, ты мне не поверишь, а во-вторых, разгневаешься». Господин Чжоу отвечал: «Либо так, либо этак. В одном случае это неосновательно, в другом — я не вижу причин для возмущения». Сюэфан опять улыбнулся, но, как и раньше, ничего не сказал. Это вызвало у господина Чжоу восклицание: «Твое нынешнее поведение действительно раздражает меня. Что же это такое? Что это за намеки на вещи, о которых даже нельзя открыто разговаривать?» Тут лицо Сюэфана стало серьезным. «Я не хотел тебе говорить. Но если я не откроюсь тебе, то окажусь неверен нашей дружбе. Так что мне ничего не остается, как сказать все прямо. Только не обижайся на мои слова». Господин Чжоу совсем разъярился: «Ты все ходишь вокруг да около, а не говоришь, что все это значит». Сюэфан отвечал: «Ну, так я скажу тебе. Если бы это касалось другого человека, мне было бы все равно. Но ведь мы с тобой старые друзья…» И опять замолчал. Господин Чжоу гневно вскричал: «Говори же ясно и прямо, в двух словах, о чем речь. К чему эти экивоки?» Сюэфан сказал: «Ты сейчас занимаешь почтенную должность, и тем важнее это обстоятельство». Господин Чжоу становился все нервознее: «Да на что ты все намекаешь? Говори сейчас же!» Сюэфан продолжал: «Говоря по правде, в последнее время не все в порядке с общественным мнением». Этим Сюэфан затронул больное место господина Чжоу, ибо для того не было ничего важнее его репутации и он более всего заботился о ее незапятнанности. Так что слова Сюэфана прозвучали для него как гром с ясного неба. Он вскочил и спросил: «Что ты имеешь в виду?» Тогда Сюэфан наконец сообщил ему — очевидно, применяя тем самым Стратагему созидания № 7, — что ходят слухи, что он живет с няней своего сына. Потому якобы он и отказывает всем сватам. В последующем разговоре господин Чжоу пытается найти быстрый способ восстановить свою репутацию. Например, он подумывает о том, чтобы отправить няню вместе с сыном на постоялый двор или отослать сына к дедушке и бабушке. Но все эти средства Сюэфан отверг как сомнительные. Наконец Сюэфан сказал: «Если ты доверяешь мне, я обещаю тебе, что мне удастся восстановить твою репутацию». «Говори же скорее, как ты собираешься этого достигнуть?» Сюэфан ответил: «Распусти сегодня же слух о том, что ты ищешь новую супругу. Это убьет все сплетни в зародыше». Господин Чжоу сразу же отверг этот совет на том основании, что надолго это не поможет. Ведь он после этого не сможет отказывать, как прежде, всем претенденткам. «Конечно, — подтвердил Сюэфан. — Так что тебе ничего не остается, как серьезно подумать о браке». И он вновь привел множество очевидных аргументов в пользу своего совета. Господин Чжоу замолчал и задумался. Во всяком случае, как внушил ему Сюэфан, он должен как можно быстрее довести до всеобщего сведения свое желание вступить в брак, чтобы задушить слухи. Сюэфан ушел, обменявшись с Чжоу еще несколькими незначащими словами. На следующий день он не явился с визитом. Господин Чжоу разыскал его и сказал, что он, подумав, не видит никакого иного решения, чем предложенное. «Если так, позвольте тогда мне сыграть роль свата. Дочь семейства Лу одаренна и прекрасна. Пойду повидаюсь с ними». Через день он сообщил господину Чжоу о неудаче. Сегодня он попробует поговорить с господином Чжаном о его незамужней младшей сестре. Теперь господин Чжоу, который больше всего боялся сплетен, сам стал проявлять активность и сообщил всем друзьям о своих матримониальных намерениях. Все больше друзей и знакомых предлагали себя в качестве брачных посредников. Сюэфан все время обсуждал с господином Чжоу различные возможности и наконец убелил его, что, наверное, хорошо бы ему искать невесту постарше. После этого он подговорил некоторое третье лицо обратить внимание господина Чжоу на дочь вице-министра Цзяо. Господин Чжоу попросил у Сюэфана совета. Тот задумчиво сказал: «Об этой возможности я уже подумывал. Только боюсь, что дочь Цзяо не захочет выходить замуж за вдовца. Кроме того, ее отец — мой начальник. Мне не очень-то улыбается идти к нему с таким предложением. Поэтому я ничего тут не могу сказать. С другой стороны, если бы удалось заключить такой брак — это было бы идеально. Я слыхал, что она сведуща в благородных искусствах — в игре на цитре, го, каллиграфии и живописи. А к тому же еще хорошо пишет, считает и ведет хозяйство. Кажется, ей немногим больше двадцати лет. Для твоего сына она была бы настоящей второй матерью». Когда господин Чжоу услышал все это, в нем тут же возгорелось желание добиться этого брака. Но семейство Цзяо заставило его подождать ясного ответа. Господин Чжоу нервничал все больше. Он вновь попросил Сюэфана о посредничестве. Но ему пришлось еще много раз повторить свою просьбу, прежде чем тот согласился. Теперь Сюэфан день за днем ходил к семейству Цзяо, пока господин Чжоу не получил наконец положительного ответа. Здесь мы прерываем нить повествования. Конечно, Сюэфан использовал несколько стратагем, чтобы достичь своей цели — обручения дочери господина Цзяо с господином Чжоу. Сначала он смутил господина Чжоу вымышленными сплетнями (Стратагема № 7), чтобы сманить его с «горы» — заставить отказаться от решения сохранить свое вдовство. В этом месте, естественно, приходит в голову провокационная Стратагема № 13. Благодаря этому Сюэфан привел господина Чжоу в такое состояние, что он всеми фибрами души возжаждал заключения брака с дочерью Цзяо. При этом Сюэфан всячески томил господина Чжоу ожиданием, так что тот проглотил наживку и решил жениться на женщине, описанной ему — опять же с помощью Стратагемы № 7 — в самых лучших красках. Стратагемы выполнили свое назначение. Но я, конечно, дочитал роман до конца и выяснил, что в день свадьбы произошла катастрофа. Невеста, находившаяся под действием наркотиков, опоздала на заключение брака на час и, придя, сразу же вытащила свои опиумные принадлежности и начала курить… 16.7. Рафсанджани и подарки из США«В американской прессе распространилась привлекающая всеобщее внимание новость». Так начиналось сообщение об иранской авантюре в шанхайской газете «Вэньхой бао» от 14 ноября 1986 г. на странице «Шизцзе чжи чуан («Окно в мир»). «В течение 18 месяцев США поддерживали тайные сношения с Ираном и поставляли ему оружие, чтобы взамен добиться освобождения содержащихся в Бейруте американских заложников. Согласно американским источникам, эти сношения велись в обход Госдепартамента, министерства обороны и ЦРУ с личного согласия президента Рейгана. Последний номер американского журнала «Ньюсуик», вышедший досрочно, сообщил о подоплеке. Ниже следует адаптированный перевод этого сообщения, который мы предлагаем читателям». За этим введением следует подготовленное переводчиками и редакторами Цзи Юнем и Лян Жэнем сокращенное изложение репортажа, появившегося в «Ньюсуик» 17 ноября 1986 г. под заголовком «Плащ и кинжал». Там говорилось, что 4 ноября 1986 г., в седьмую годовщину существования американского посольства в Тегеране, председатель иранского парламента Рафсанджани казался особенно довольным. Удовлетворение было вызвано одной заметкой в ливанской газете. До сих пор китайские переводчики следовали американскому тексту. Но далее, не прерывая текста, они дают подзаголовок, в котором обращаются к Стратагеме № 16: «Макфарлан явился с визитом, чтобы передать подарки, иранский секретарь парламента сначала отпустил то, что хотел поймать». Пятеро американских правительственных чиновников, и среди них бывший шеф Совета национальной безопасности Макфарлан, тайно прилетели в Тегеран. С собой делегация привезла символические подарки, а именно пирог в форме ключа (в знак завязывания новых отношений) и Библию с автографом Рональда Рейгана, и, кроме того, по слухам, всем высшим государственным деятелям Ирана были обещаны автоматические пистолеты «кольт». По другой версии, во время визита было сделано ужасающее предложение: передать Ирану самолет, нагруженный американским оружием. «Иран не попался на удочку, — сказал Рафсанджани. — Мы сказали им, что не принимаем их подачек и что нам нечего с ними обсуждать». Как он съязвил, «американцы нуждаются в нашем влиянии для решения ливанской проблемы». Этот отказ от первого предложения американцев — от кольтов, военного снаряжения и тому подобного — китайские журналисты интерпретировали с точки зрения Стратагемы № 16. Иранцы поначалу отвергли все это, чтобы побудить американцев на еще большие уступки. Результатом применения Стратагемы № 16 явилось получение иранской стороной (согласно сообщению «Ньюсуик») вооружений на сумму более 60 миллионов долларов, среди которых были противотанковые ракеты, радарные системы и запчасти для устарелого иранского флота. Интересны различия в представлении всей истории у американских и китайских журналистов. Одни выдали сухую информацию, не углубляясь в анализ стоящей за событиями тактики Ирана. Другие — китайцы, — напротив, попытались — не имеет значения, справедливо или нет, — объяснить поведение иранцев в начальной стадии переговоров определенной стратагемой. Это хороший пример того, как китайцы применяют интерпретацию международных событий в стратагемном духе. 16.8. Отпущенные супругоубийцыВ 1891 г. в Китае вышел сборник детективных историй «Пэн гун ань» («Дела господина Пэна») в 24 томах и ста главах. В них идет речь о Пэн Пэне, начальнике уезда Саньхэ при императоре Кан Си (1662–1722), позже губернаторе Хэнани. Он успешно расследовал множество преступлений. В 1985 г. это произведение было переиздано в КНР. Я купил экземпляр в отеле «Цзиньшань» близ Шанхая во время проходившего там международного конгресса по современной китайской литературе (3—11 ноября 1986 г.), на который я был приглашен. В 13-й главе двое мужчин приходят к господину Пэну и сообщают ему, что у источника во дворе храма Духа неба под Хэхэчжанем обнаружен труп. Господин Пэн тут же отправляется в паланкине на место преступления. Выясняется, что у источника лежат два трупа, один мужской, без головы, а другой — молодой женщины. Расследование показало, что женщина была задушена, а мужчина убит ножом. В то время как господин Пэн еще был занят расследованием, подбежал какой-то мужчина и громко стал жаловаться на свершившееся преступление. Господин Пэн приказал привести этого человека. Приведенный, которому было лет 60, с плачем упал перед ним на колени и пожаловался, что выдал свою единственную дочь Хризантему за некоего Яо Гуанчжи из деревни Хэ. Когда сегодня он пошел ее навестить, оказалось, что она пропала. Его зять, который держит трактир в Хэхэчжане, тоже не знает, где она. Он прослышал, что господин Пэн осматривает тут каких-то покойников. Тогда он прибежал сюда и совершил ужасное открытие — мертвая оказалась его дочерью. «Я, ничтожный, умоляю господина отомстить за мою дочь». Господин Пэн повелел показать старику также и мужской труп, но тот не смог его опознать. Тогда господин Пэн приказал положить трупы в гробы и отправил вестника к своим помощникам Лю Чэну и Ли Фу. Затем он опять поехал в паланкине в свой ямынь. Вскоре он приказал обоим сыщикам вызвать в ямынь на допрос Яо Гуанчжи, вдовца потерпевшей. С ними отправился и Яо Гуанли, старший брат вдовца. Придя в трактир, они не обнаружили разыскиваемого. Его помощник сообщил Яо Гуанли, что его брат находится в доме семьи Хуан, на Главной восточной улице, шесть участков к северу отсюда. Однако, придя туда, они нашли дом семьи Хуан запертым. Яо Гуанли подергал за дверное кольцо, тогда изнутри дома послышался слабый, изнеженный женский голос: «Вам кого?» Женщина открыла дверь, увидела троих мужчин и повторила вопрос. На вид ей было около двадцати лет. Изящное тело обвивали пестрые одежды, из-под которых виднелись лилейные ножки (условное название для искусственно уменьшенных ступней). Блестящие черные волосы контрастировали с белой, слегка припудренной кожей. Тонкие брови изгибались над сияющими миндалевидными глазами с хитринкой. Яо Гуанли сказал, что разыскивает своего младшего брата. Женщина крикнула через плечо: «К тебе кто-то пришел, выходи!» Из дома вышел Яо Гуанчжи. Он пригласил троих мужчин зайти выпить, но Яо Гуанли сказал: «Так вот ты где! Господин Пэн приказал привести тебя к нему». Полицейские заковали Яо Гуанчжи и женщину в цепи и посадили в паланкин. Господин Пэн внимательно осмотрел арестованных. Яо Гуанчжи был высокий привлекательный мужчина немногим старше двадцати лет, с белой чистой кожей лица и энергичным взглядом. Еще привлекательнее выглядела девушка. Господин Пэн приступил к допросу: «Кто задушил вашу жену и бросил ее в колодец?» Яо Гуанчжи отвечал: «Я слышал сегодня об этом в трактире. Я как раз собирался зайти к вам и попросить отомстить за свою жену». При этом его глаза покраснели и наполнились слезами. Господин Пэн спрашивал дальше: «А какие отношения у вас с этой женщиной? Почему вы находились в ее доме?» Женщина сказала: «Меня зовут Ли. Он побратим моего мужа». Господин Пэн стукнул по столу своим жезлом и приказал женщине: «Заткнись! Говори, когда тебя спрашивают». Сыщики тоже зарычали, так что женщина в ужасе сжалась. Яо Гуанчжи торопливо сказал: «Я дружен с ее мужем, Хуан Юном. Он держит лавку в Тунчжоу и обычно поставляет мне чайные листья. Сегодня я пришел к нему, чтобы заказать новую партию. Тут явился мой брат Яо Гуанли, меня и эту женщину заковали и привезли сюда. У меня только одна просьба: отпустите ее, она не имеет к этому делу никакого отношения». Господин Пэн внимательно наблюдал за ними. Потом он спросил женщину: «Что за лавка у твоего мужа и кто, кроме тебя, живет в доме?» «Меня зовут Ли. Моему мужу 24 года. У него нет ни родителей, ни братьев, ни сестер, так что мы живем в доме одни. Сейчас муж в Тунчжоу, где он торгует продуктами». Господин Пэн спросил: «Когда он уехал из дому?» Женщина побледнела и торопливо ответила: «После праздника Драконовой лодки, несколько дней назад». Господин Пэн продолжал допрашивать: «Часто ли он приезжает домой?» «Два-три раза в год. Он вернется только к Новому году». Теперь господин Пэн опять обратился к Яо Гуанчжи: «Твоя жена была задушена. Почему ее бросили в колодец под Хэхэчжа-нем?» Яо Гуанчжи отвечал: «Я, ничтожный, об этом ничего не знаю». На это господин Пэн холодно рассмеялся: «Ты, повинный в смерти преступник, ты решаешься лгать мне в лицо?! Эй, там, надавайте ему по морде!» Яо Гуанчжи нанесли множество ударов по губам, но он не смирился, а только кричал, что с ним поступают несправедливо. Господин Пэн спросил: «Кто расправился с твоей супругой? Говори правду!» Яо Гуанчжи ответил: «Я правда не знаю». «Положите его на пол и побейте еще». Теперь Яо Гуанчжи побили палками, но он продолжал утверждать, что ничего не знает. Господин Пэн нахмурился и хорошенько подумал. И тут ему в голову пришла стратагема. Он сказал: «Яо Гуанчжи, с тобой поступили несправедливо. Я напрасно приказал тебя побить. За это я тебе отплачу пятью унциями чистого серебра. Иди похорони свою жену, поверь мне, я отомщу за тебя негодяю, который ее убил. Теперь иди займись своими делами!» И он отпустил обоих арестованных. Они поблагодарили его и удалились. После этого господин Пэн кое-что шепнул на ухо своему сыщику Ли Цихоу. Ли Цихоу кивнул и потихоньку пошел следом за ними. Он увидел, что они отправились в Хэхэчжань, прямиком в дом Хуан Юна. Когда стемнело, Ли Цихоу подобрался к дому. В окнах горел свет. Вдруг он услышал женский голос. Кончиком языка он отклеил бумагу на окне. В комнате он увидел низкий столик с различными яствами. С одной стороны сидел Яо Гуанчжи, с другой — госпожа Ли. Она говорила посмеиваясь: «Выпей еще два кубка за полученные сегодня удары». Яо Гуанчжи отвечал: «Завтра мы избавимся от этой штуки под каном. Тогда у меня камень с души упадет. Ты убила его острием ножа и тем освободила меня от тяжести». Женщина сказала: «Теперь мы сможем стать навечно мужем и женой. Ты избавился от нее, а я — от него. Хорошо только, что мы сохранили головы на плечах, а то это могло бы не сойти нам с рук». И она, смеясь, поднесла кубок с вином к губам Яо Гуанчжи. Теперь Ли Цихоу услышал достаточно. Он с воплем ворвался в комнату и заковал захваченных врасплох преступников. Господин Пэн, таким образом, смог поймать обоих убийц лишь после того, как сначала отпустил их. Благодаря этому они потеряли бдительность и открыли ушам спрятавшегося сыщика ужасную тайну. Таким образом, освобождение их привело к поимке. Множество подобных «хитростей» рассказал мне мой преподаватель Сига Сюдзо из Токийского университета, самый известный к настоящему времени японский специалист по истории азиатского права (см.: Criminal Procedure in the Ch'ing Dynasty in: Memoirs of the Research Department of the Toyo Bunko, № 33, Tokio, 1975). 16.9. Путешествие балериныОднажды зимней ночью двое китайских красноармейцев, Сунь Ин и Сю Ху, находившиеся на оснащенном по последнему слову техники наблюдательном пограничном пункте 101-го уезда, обнаружили на экране радара маленькую фигурку, явно советского агента. Они тут же запросили номер 816 — командира корпуса Ба, — следует ли схватить агента. Ба приказал пока тщательно наблюдать за пришельцем, но не мешать ему перейти границу. Через некоторое время они увидели, как малорослый агент встречается под деревьями с другим — человеком высокого роста. После короткого свидания они пошли каждый своей дорогой. Маленькая фигурка двинулась к пограничному уезду 102, высокая быстро приближалась к китайско-русской границе. Пограничники вновь запросили инструкций у номера 816, и пришел приказ продолжать наблюдать за «гостем» в уезде 102, а высокому позволить перейти границу. Сунь Ин и Сю Ху удивились. Как это — позволить обоим агентам идти куда хотят? Но приказ есть приказ. Анализ следов с помощью фантастических технических средств показал, что агенты вышли из советского подземного командного пункта недалеко от границы. Их шпионское задание состояло в сборе сведений о совершенно секретной китайской военной базе 9417, которую невозможно было обнаружить с самолетов и спутников. Однажды на военной базе была замечена сова, облетавшая ее при свете дня. Ее удалось подстрелить, и обнаружилось, что под перьями скрывался летательный аппарат со встроенной мини-камерой. Вскоре обнаружили человека, который, видимо, запустил эту сову. Однако этот человек утверждал, что он только собирал травы в лесу. Его отпустили, но незаметно следили за ним с помощью запахового сенсора. Человек, которого пограничники сочли агентом, вернулся в свое жилище в Цицикар. Но он почувствовал опасность и запросил по радио у советского командного центра разрешения покинуть Китай. Получив разрешение, в ту же ночь он был заменен упоминавшейся низкорослой фигуркой. Ее тоже оказалось нетрудно идентифицировать. Это была китаянка Лю Цинь, бывшая балерина, которая училась за границей и там была завербована советской агентурой. По приказу номера 816 эту шпионку тоже для начала оставили в покое. Она отправилась в Цзяхэдаци в провинции Хэйлунцзян и, по-видимому, искала там связного. Постепенно она решила, что ушла от слежки, купила себе железнодорожный билет в Шанхай, а оттуда улетела в Кантон, после чего наконец совершенно упокоилась относительно слежки. В одном магазине она купила у некоей продавщицы игрушечного медведя. В парке она вынула из уха медведя маленькую бумажку, скатанную в шарик. На бумажке был написан адрес. Вечером она отыскала соответствующую квартиру. Там жила та самая продавщица, тоже шпионка. Через несколько дней Лю Цинь уехала из Кантона. В поезде она не заметила, что за ней следили с помощью запахового сенсора, оформленного в виде наручных часов. Чувствуя себя в безопасности, она вернулась в Цзяхэдаци. Там она нашла квартиру местного связного, и он дал ей адреса еще пяти связных. Через три дня все они встретились на такой же квартире. В этот момент ворвалась китайская пограничная стража и захватила все шпионское гнездо. Арестовали и кантонскую продавщицу. На советский командный центр пришла фальшивая телеграмма, и советский командир выслал по ней «нарушителя границы». Его тоже поймали. Комикс, излагающий эту историю (в его основе — известный научно-фантастический роман, принадлежащий перу E Юнле), вышел в Гуандуне в 1981 г. и озаглавлен по Стратагеме № 16: «Что хочешь поймать, сначала отпусти». То же название выбрал тайваньский автор для руководства по искусству убеждения, написанного Шан Яном (ок. 390–338 до н. э.), одним из известнейших теоретиков и практиков древнекитайской Школы законников.[217] Идеи Школы законников находятся в резком противоречии с конфуцианскими идеалами и в те времена соперничали с ними. 16.10. Конфуцианское снотворное Шан ЯнаСяо, властитель Цинь (361–338 до н. э.), разослал повеление всем ученым людям Китая предстать перед собой. Он хотел испытать их дарования. Шан Ян, услышав об этом и находясь в государстве Вэй, недолго раздумывал и в 361 г. отправился в Цинь. Благодаря рекомендации Цзин Цзяня, одного из придворных властителя, его допустили к аудиенции. Во время первой аудиенции властитель заснул, пока Шан Ян с ним беседовал. Через пять дней последовала вторая аудиенция, но высказанные и на ней теории не тронули властителя. Только на третьей аудиенции слова Шан Яна начали интересовать властителя. На четвертой аудиенции интерес властителя возрос настолько, что последующие споры с Шан Яном продолжались много дней. Цзин Цзянь спросил Шан Яна: «Властитель совершенно переменил свое отношение к тебе. Как ты этого добился?» Шан Ян отвечал: «На двух первых аудиенциях я говорил о конфуцианском пути властителей древности, но правитель Сяо нашел конфуцианские методы управления не особенно действенными. Чтобы добиться успеха на этом пути, нужны усилия в течение десятков и сотен лет, ибо, согласно конфуцианскому учению, властители древности действовали лишь лучистой силой своей добродетели. Но требуется долгое время, чтобы добродетель осветила всю страну. Какой нынешний властитель возьмет на себя подобный труд? Потому правителю Сяо эти методы правления и показались неудовлетворительными. Потом я начал излагать ему мысли Школы законников о построении богатого государства с сильной армией. Эта цель может быть достигнута в кратчайшие сроки с помощью жесткой, поддерживающей крестьян и ориентированной на войну, заложенной в законах системы наказаний и поощрений, и при этом требование добродетельности властителя может и не выполняться. Поэтому правитель Сяо и заинтересовался». Тайваньский автор объясняет, что Шан Ян сначала изложил властителю Сяо противоположную позицию, то есть конфуцианскую доктрину. Пытаясь убедить его в правильности собственной теории — теории Школы законников, он сначала изложил воззрения оппонента, но сделал это таким образом, чтобы внушить властителю к ним отвращение. Когда властитель уже умирал от скуки над этой доктриной, Шан Ян начал объяснять теорию Школы законников; таким образом, скучный рассказ о противоположной точке зрения был лишь средством вернее приобрести в правителе сторонника собственной позиции. Так же объясняет эту историю и Сыма Цянь, которому принадлежит древнейшая биография Шан Яна: «При ближайшем рассмотрении становится ясно, что Шан Ян, надеясь свести властителя Сяо с пути древних императоров и царей, употреблял фальшивые аргументы. Истинные его намерения были в другом». 16.11. Через расхлябанность — к строгости нравовПравитель Цзин назначил Янь Цзы управляющим Дунъэ. Через три года по всей стране о Янь Цзы говорили только дурное. Правитель Цзин был этим недоволен и призвал его ко двору, чтобы уволить. Янь Цзы, оправдываясь, сказал: «Я сознаю свои ошибки, но прошу оставить меня в Дунъэ еще на три года. После этого обо мне будут говорить во всей стране только хорошее». Правитель Цзин не смог отказать ему в просьбе и опять поставил его управляющим в Дунъэ. Через три года по всей стране действительно говорили о нем только хорошее. Это порадовало правителя Цзина, и он опять призвал его ко двору, на этот раз чтобы наградить. Но Янь Цзы отказался от подарка и не хотел ничего принять. Когда правитель Цзин спросил его о причинах его поведения, он отвечал: «Поскольку я заботился о благополучии Дунъэ, я приказал строить дороги и принял поспешные меры к увеличению населения, этим я не понравился дурным. Я награждал бережливых и прилежных и всех, кто выказывал заботу о детях и братскую любовь. Я наказывал воровавших время и бесполезных. Этим я не понравился ленивым. При наказаниях я не выделял благородных и могущественных. Этим я не понравился благородным и могущественным. Если у меня требовали чего-либо мои приближенные, я разрешал им то, что было согласно с законом, и запрещал то, что было противно закону. Этим я не понравился своим приближенным. Когда я принимал своих начальников, я никогда не переступал требований религиозных обрядов. За это меня невзлюбили мои начальники. Так произошло, что все эти люди стали распространять обо мне дурные речи и повторять свою хулу при дворе. Через три года эти обвинения дошли до вас. На этот раз я стал все делать по-другому. Я не стал строить дорог и отложил в долгий ящик меры по увеличению населения. Тут возрадовались дурные. Я стал обижать бережливых и прилежных и всех, кто проявлял заботу о детях и братскую любовь. Я перестал наказывать воровавших время и бесполезных. От этого возрадовались ленивые. При наказаниях я начал выделять благородных и могущественных. Потому возрадовались благородные и могущественные. Все, что у меня требовали мои приближенные, я им разрешил. Потому возрадовались мои приближенные. Когда я принимал своих начальников, я стал делать то, что запрещают обряды. Поэтому возрадовались мои начальники. Так и получилось, что все эти люди стали петь мне хвалу по всему миру и довели ее до твоих ушей. Раньше ты хотел меня наказать за то, что достойно было вознаграждения, а теперь хочешь наградить за то, что достойно наказания. Таковы причины того, что я не хочу принять твоей награды». Тогда правитель Цзин признал в Янь Цзы искусного чиновника и назначил его управляющим всей страны. Через три года государство Ци достигло большого подъема. Согласно этому анекдоту из «Янь Цзы Чунь Цк» («Вёсны и Осени Янь Цзы», см. 3.4), Янь Цзы хотел завоевать доверие правителя Цзина. Прямым путем — справедливым управлением Дунъэ — ему это не удалось; правитель Цзин едва не прогнал его со службы. Тогда Янь Цзы на три года отпустил вожжи. Тем, что он отказался от всех своих принципов при управлении, он обходным путем заслужил положительные отзывы, возвратил благоволение правителя и после этого искусной речью сумел склонить его слух к восприятию своей точки зрения на управление. Таким образом, благодаря временной сдаче позиций Янь Цзы не только добился высочайшего поста в государстве, но и убедил правителя в своей высокой нравственности. 16.12. Обман до последней страницыКаким образом молодой ученый Ань Цзи в «Повести о смелой девушке» (Вэнь Кан, XIX в.) во время дальней поездки к отцу был спасен сестрицей Тринадцать из когтей бандитов, уже было описано (см. 8.9: Брачное посредничество). Впоследствии молодой Ань Цзи рассказал своему отцу о чудесном спасении. Отец Ань хотел познакомиться со спасительницей своего сына, но сын не знал, как ее найти. Что касается места ее жительства, он знал только стихотворение, которое она написала на стене монастыря, где укрывались разбойники. В последних строках говорилось: Если вы будете меня искать, Найти меня можно где-нибудь в облаках. Отец погрузился в размышления, непрестанно бормоча себе под нос последнюю строчку стихотворения, «где-нибудь в облаках», а также выводил пальцем на тарелке три иероглифа, означавшие «сестрица Тринадцать». Внезапно он ударил кулаком по столу и воскликнул, просветлев лицом: «Догадался!» Сын, конечно, стал его расспрашивать. Тот отвечал: «Я уверен в себе. Но сейчас не время мне открываться тебе. Подожди немного. Скоро я начну говорить и действовать». Таким образом, юноша с головой, полной домыслов, вынужден был набраться терпения. Автор пишет: «Но не только юный Ань мучился сомнениями. Также и читатели этой книги должны будут испытывать муки нетерпения. Ибо как другие авторы пишут романы, в которых они, чтобы привлечь читателя, сначала его «отпускают», так и я поведу себя не иначе в моей повести и буду рассказывать все по порядку, от головы до хвоста. Так что терпение, читатель, все узнаешь в назначенное время». И Вэнь Кан открыл тайну сестрицы Тринадцать только в самом конце романа, переведенного на немецкий Францем Куном под заголовком «Черная всадница». Вэнь Кан воспользовался здесь Стратагемой № 16 как литературным приемом. Он хочет «поймать» внимание читателя, которое, конечно, должно постепенно ослабевать по ходу действия романа. Средство полностью завладеть читателем состоит в том, чтобы перед самой разгадкой загадочных происшествий вновь погружать его в неизвестность. Этим автор все время подстегивает любопытство читателя и тем удерживает его внимание до самого конца книги. 16.13. Фальшивое бриллиантовое кольеПрименение Стратагемы № 16 в качестве литературного приема приписывается в китайских литературоведческих трудах также Ги де Мопассану, а именно его новелле «Колье». Матильда, очаровательная девушка из бедной семьи, вышла за мелкого служащего министерства культуры. Она была несчастна, потому что чувствовала себя рожденной для блестящего общества и роскоши, а жила в бедно обставленной квартирке. От этого она страдала и раздражалась. Она мечтала о роскошном жилище, увешанном восточными коврами и уставленном бронзовыми канделябрами, о блеске и роскоши. Случилось так, что министр культуры пригласил ее мужа и ее на вечер. Конечно, это польстило ее самолюбию, но у нее не было подходящего туалета. Тогда муж купил ей за 400 франков, которые хранил для других целей, вечернее платье. Теперь Матильде не хватало только подходящего украшения. Она грустила, пока ее богатая подруга Форестье не одолжила ей чудесное бриллиантовое колье. На вечере все взгляды были устремлены на нее, все хотели быть ей представленными. Она понравилась самому министру культуры. Она танцевала, пьяная от счастья, забывшись в триумфе своей красоты, в блеске успеха, как на облаке… Далее история обретает неожиданный поворот. Когда вечер кончился, Матильда обнаружила, что потеряла колье. Чтобы возместить ущерб, она должна была в течение десяти лет тяжело и изнурительно работать, причем в конце узнала, что подруга одолжила ей фальшивое колье. Тяжелая работа отняла всю ее красоту, и она превратилась в замученную домохозяйку. Китайский комментатор поясняет: «Освобождение героини в первой части истории служит для того, чтобы опять «поймать» ее во второй части. Сначала Ги де Мопассан позволяет героине вскарабкаться на вершину счастья, чтобы потом упасть с нее еще ниже». Китайский комментатор квалифицирует это как применение Стратагемы № 16. Некий Хуан Хайгэнь написал, явно под влиянием Мопассана, короткую новеллу под названием «Колье» — заглавие также представляет собой китайский перевод заглавия новеллы Мопассана. 16.14. Линь Чун вновь и вновь выходит из положенияВ работе «Беседы о диалектике искусства» (Пекин, 1985) Ян Маолинь и Ли Вэньтянь обнаруживают литературное применение Стратагемы № 16 в романе минского времени «Речные заводи». Когда один молодой человек пристал к супруге Линь Чуна, Линь Чун уже занес над ним кулак, чтобы свалить на землю, как вдруг узнал, что перед ним приемный сын его начальника, предводителя Гао Цю. Он сразу убрал руки и увел свою жену. От стыда за свой промах и любовной тоски молодой Гао заболел. Когда его приемный отец Гао Цю узнал причину болезни, он измыслил вместе с лесником Лу стратагему, с помощью которой собирался сжить со света Линь Чуна. Первый их прием состоял в том, чтобы побудить Линь Чуна купить дорогую саблю. На следующий день два посланца от предводителя сообщили, что Гао Цю, у которого тоже была дорогая сабля, услышал о новом приобретении и хочет сравнить свою саблю с саблей Линь Чуна и что Линь Чун должен немедленно отправиться к предводителю. Линь Чун не заметил хитрости и поспешил во дворец. Там его провели в зал Белого тигра и оставили ждать. Когда Линь Чуна охватили сомнения и он уже собрался уходить, вошел предводитель и воскликнул: «Никто тебя не звал! Как ты осмелился самовольно войти в зал Белого тигра? Разве ты не знаешь закона? Я вижу саблю у тебя на поясе! Ты собирался меня убить!» Линь Чуна схватили и отвезли в Кайфын, чтобы обезглавить. Таков был первый арест Линь Чуна. Однако писец законов Сунь Дин из Высшего законодательного двора, который расследовал дело, обнаружил интригу. Он сделал так, чтобы Линь Чуна отпустили, заклеймив его, дав 20 палочных ударов и сослав в Цанчжоу. Так автор даровал Линь Чуну первое освобождение. Старый Гао подкупил стражей, которые сопровождали Линь Чуна к месту ссылки, чтобы они убили его по дороге. И действительно, они завели Линь Чуна в лес Дикого кабана и привязали к дереву. Уже занесена дубина, чтобы нанести ему смертельный удар в висок. Таково второе пленение Линь Чуна. Тут раздается громоподобный рев. Это явился монах Лу Чжишэнь, бывший императорский капитан и приятель Линь Чуна. Он с руганью налетел на обоих палачей. Линь Чун спасен. Это его второе освобождение. Под защитой Лу Чжишэня Линь Чун благополучно прибывает к месту своей ссылки. Там ему сначала достается место охранника в храме Верховного бога небес. Позже первый тюремщик открывает ему, что имеет для него особое задание. Он должен как можно быстрее сменить старого солдата, который управляет находящейся в пяти милях от города житницей для боевых коней. Тут старому Гао, который все еще покушается на жизнь Линь Чуна и при этом пытается убедить его тестя отдать дочь в жены молодому Гао, приходит в голову новая стратагема. Он подкупает тюремщика. В ту ночь, когда Линь Чун должен взять на себя бразды правления в житнице, житница должна загореться, а Линь Чун — погибнуть в пламени. Таково третье пленение Линь Чуна. Однако случилось так, что Линь Чун в ночь, на которую назначено злодейство, был в кабаке. Возвращаясь оттуда, он видит, что соломенная крыша житницы продавлена слоем снега. Линь Чун отправляется спать в близлежащий уединенный горный храм и внезапно пробуждается от шума и треска. Через трещину в стене он видит, что житница ярко пылает. Так он спасся в третий раз. Три жулика, которые устроили пожар по приказанию старого Гао, приходят в храм, но не могут открыть ворота, поскольку под них подложен камень. Линь Чун подслушивает беседу и узнает об их планах. В гневе он выскакивает из храма и убивает всех троих. После этого, не питая надежд на правосудие, он присоединяется к восставшим крестьянам, так называемым разбойникам с Ляншаньских болот. Оба китайских комментатора обращают внимание на крутые повороты хода действия в этой истории. Из ситуации максимально неблагоприятной для героя он сразу же попадает, наоборот, в удачное положение. Читатель, самоидентифицирующийся с главным героем Линь Чуном, то и дело оказывается в пучине глубочайших несчастий, чтобы затем выйти из них невредимым, благодаря чему судьба героя вновь и вновь вызывает на его лбу холодный пот. 16.15. Сначала совет, а потом выговорКаждый виновник автомобильной аварии, даже самый закоренелый, в первый момент чувствует шок и стыд. Если в этом состоянии ума его обругать, часто бывает, что от виновника отлетает раскаяние и он начинает сопротивляться, вместо того чтобы признать свою ошибку. Поэтому с виновником аварии нужно разговаривать по-хорошему, утешать его, выслушивать его объяснения и ждать, пока его возбуждение уляжется, чтобы только после этого сделать ему выговор. Только так можно надеяться на успех в обращении с виновником дорожного происшествия. Таким образом, сначала следует отпустить на свободу чувство вины, потому что в этой фазе человека нельзя убедить с помощью поучений. Только когда возбуждение пройдет, настает время для выговора. Таким советом в духе конфуцианской добродетели снабжена Стратагема № 16 в изложении одного тайбэйского специалиста по стратагемам. 16.16. Захвалить до смерти«Когда нет другого выхода, то часто прибегают к лести. После этого захваленный становится беззащитен, и его низвергают с высот». Эту максиму якобы приписал Линь Бяо (1907–1971) на полях книги Сталина «Вопросы ленинизма». К этому времени Линь Бяо был объявлен официальным преемником Мао Цзэдуна. Однако в 1971 г. после неудачного путча против Мао он попытался угнать самолет и бежать в Советский Союз. После этого Линь Бяо был заклеймен в КНР как смертельный враг Мао. Максима Линь Бяо послужила доказательством для обвинения в том, что Линь Бяо собирался «убить Мао хвалой» (журнал «Лиши яньцзю», «Исторические исследования». Пекин). В КНР идеи Мао Цзэдуна насаждались повсеместно. Открыто противостоять им значило совершить самоубийство. Следовательно, такому врагу, как Линь Бяо, ничего не оставалось, кроме как изображать самого верного последователя Мао. Но с целью дискредитировать идеи Мао и самого Мао Линь Бяо предпринимал все, чтобы вознести его как можно выше. Так, он называл Мао «гением, который рождается раз в тысячелетие», «Мао — гений гениев», «Идеи Мао Цзэдуна превосходят материальные силы и могут заменить их», «Идеи Мао Цзэдуна — вершина человеческой мысли», «Каждая фраза Мао Цзэдуна представляет собой истину в последней инстанции». Развивая таким образом культ Мао, Линь Бяо создавал условия для того, чтобы довести этот культ до абсурда и скинуть Мао с пьедестала. Здесь тоже можно наблюдать применение Стратагемы № 16: противнику предоставляется полная свобода действий, что способствует расцвету в нем тщеславия и самодовольства; следствием этого является всеобщее противодействие и отвращение к нему, благодаря чему можно нанести ему смертельный удар с полного согласия широких слоев населения. Происшедшее с Линь Бяо невольно напоминает историю об уличных мальчишках, кричавших всаднику: «Какая прекрасная лошадь! Быстрее, быстрее!» Всадник, возгордившийся от похвалы, все нахлестывал и нахлестывал свою лошадь, наконец у нее на морде появилась белая пена, и она замедлила бег. Но мальчишки все кричали: «Быстрее, быстрее!» — и всадник все погонял ее. Лошадь упала и издохла. 16.17. Западня высокомериюОднажды в 1925 г. один начальник отряда доложил командиру Хэ Луну из Фэнчжоу (провинция Хунань), что он поймал поблизости от города Цзиньши английского торговца, пытавшегося заниматься контрабандой оружия и опиума, и отобрал у него товар. Вскоре явился служащий английского посольства с китайским представителем из управления провинции. Англичанин выглядел высокомерным и агрессивным. Хэ Лун проводил гостей в приемную и спросил об их деле. «Ваш подчиненный ограбил торговца из нашей страны, который привез товары в Цзиньши. Я требую, чтобы вы навели порядок». Хэ Лун спокойно ответил: «Я знаю об этом происшествии. Я как раз предпринимаю расследование. Как только оно закончится, я приму необходимые меры». Англичанин подумал, что ему удалось запугать Хэ Луна. Еще более высокомерно он продолжал: «Все украденные вещи должны быть возвращены». Хэ Лун отвечал: «В таком случае я прошу вас указать все пропавшие вещи вот в этом формуляре». Своей наивной реакцией Хэ Лун вызвал у высокомерного англичанина уверенность, что ему удастся беспрепятственно вернуть все контрабандное добро. Он не понял, что Хэ Лун воспользовался Стратагемой № 16, и записал все предметы в формуляр. В этот момент вошел солдат и сообщил Хэ Луну: «Расследование закончено, наши люди действительно отобрали у английского купца товар. Это было оружие и опиум». «Хорошо», — сказал Хэ Лун. Он обратился к английскому чиновнику: «Пишите все». Тот так и сделал и подписал список. Хэ Лун взял листок и внимательно прочел его. Тут лицо его стало серьезным, и он ударил кулаком по столу. «Я как раз и предвидел, что это торговец оружием и наркотиками». Он приказал доставить конфискованную контрабанду и сравнил с заполненным формуляром. «Вы преступаете китайские законы». Английский чиновник сдался без боя. Эту историю я прочел в пекинской газете «Чжунго циннянь бао». Маршал Хэ Лун (1896–1969) был одним из основателей китайской Красной армии. После 1949 г. он, в частности, служил заместителем премьер-министра КНР, а также был крупным организатором спорта. 16.18. Мечтать о съеденной рыбе в прудуЯо, легендарный император китайской древности, назначил своим преемником добродетельного Шуня. Это возбудило зависть в младшем брате Шуня, Сяне. Он подумывал об убийстве. Однажды Шунь чистил колодец. Сделав работу, он вылез через дополнительную шахту. Сян думал, что Шунь еще находится в колодце, и завалил отверстие, чтобы убить Шуня. Затем он направился в замок Шуня. Там он увидел, что Шунь сидит на кровати и играет на цитре с гнутой декой. Сян разыграл радость: «Братец, как я по тебе соскучился!» Когда Шунь увидел Сяна, он действительно обрадовался: «Ты пришел как раз вовремя. Я собираюсь подумать о важнейших делах империи. Помоги мне, пожалуйста, с государственными делами». Когда Ван Чжан прочел эту историю, он очень взволновался. Он спросил своего учителя Мэн-цзы (ум, 289 до н. э.), второго по величине представителя конфуцианского учения: «Если все было так, как написано в книге, не была ли радость Шуня также разыграна?» Мэн-цзы отвечал: «Нет, Шунь был добродетельным мужем. Когда он увидел, что его младший брат счастлив, он тоже обрадовался». Однажды Цы Чань, министр Чжэн, получил в подарок живую рыбу. Цы Чань не решился сам убить рыбу, чтобы съесть ее, и попросил стража пруда бросить ее в пруд. Но вместо этого страж пруда убил рыбу и съел. Потом он сообщил Цы Чаню, что отпустил рыбу и что якобы сначала она выглядела в воде как мертвая, а потом вновь зашевелилась и исчезла. Цы Чань весьма обрадовался. Страж пруда сказал другим: «Как могут говорить о Цы Чане, что он мудр? Я съел рыбу, а он грезит, что она плавает в пруду». Смысл этих притч, приведенных в книге Мэн-цзы, которые я перевел из нового появившегося в КНР издания, скристаллизован в китайском выражении: «Ци и ци фан». Это означает: «Обмануть кого-либо с помощью его же образа мыслей». Такое поведение рассматривается как особо утонченное применение Стратагемы № 16: противнику предоставляется полная свобода мнения, свобода желаний, действий, невмешательство в круг его знаний, в то время как контрагент действует исходя из совершенно другого представления о мире, других стремлений и из другого круга знаний. Таким образом, противник по собственному желанию оказывается пленником миража, в истинности которого ему даже не приходит в голову усомниться. В данном случае речь идет о том, что человек как бы отпускается «на свободу», то есть во власть своих ошибочных убеждений. Любая «незапланированная» мысль обеспокоила бы его, даже ужаснула, и, вместо того чтобы заполучить его, контрагент рисковал бы его потерять. Приходится так искажать истину, чтобы она подошла к привычному образу мыслей жертвы, поскольку правде он доверять не сможет. Часто приходится лгать, чтобы думали, что ты говоришь правду, потому что, если скажешь правду, подумают, что ты лжец. Это можно проиллюстрировать «минутным рассказом» Бай Сяои. Он появился весной 1985 г. в молодежном сборнике миниатюр, вышедшем тиражом 30 тыс. экземпляров. Я перевел его по публикации в «Чжунго циннянь бао» («Китайская молодежная газета»), официальном органе китайского комсомола. 16.19. Взрыв в гостинойХозяин разлил чай по чашкам и расставил их перед гостями. Затем он накрыл чашки крышками, при этом раздался слабый звон. Хозяин увидел, что кое-чего еще не хватает, поставил термос на пол и поспешил в соседнюю комнату. Оба гостя, отец и его десятилетняя дочь, услышали, как открываются дверцы шкафов и достаются какие-то предметы. Дочь стояла у окна и разглядывала цветы. Пальцы отца приближались к тонкой ручке чашки. Вдруг раздался треск, подобный взрыву. Термос на полу оказался опрокинут. Дочь обернулась и быстро огляделась. Все выглядело как и раньше, и все же произошло нечто сверхъестественное. Ни она, ни ее отец не дотрагивались до термоса. После того как хозяин поставил его на пол, он покачался немного, но переворачиваться не собирался. Взрыв заставил хозяина поспешить к гостям. В руке у него была коробка с сахаром-рафинадом. Он заметил дымящуюся лужу и машинально проговорил: «Ничего, ничего!» Отец, казалось, сначала хотел что-то сказать, но тут же овладел собой. Затем он произнес: «Я очень сожалею, кажется, я толкнул его». «Да ничего», — равнодушно ответил хозяин. На обратном пути дочь спросила: «Ты что, действительно опрокинул термос?» «Я был к нему ближе всех», — отвечал отец. «Но ведь ты до него даже не дотронулся. Я как раз видела твое отражение в окне. Ты вообще не шевелился». Отец рассмеялся: «А что же мне было делать?» «Термос упал сам, потому что пол неровный. Он же закачался, когда дядя Ли поставил его на пол. Папа, почему же ты сказал, что ты…» «Но ведь дядя Ли не видел, как он упал». «Ты мог бы ему объяснить». «Ничего бы не получилось, детка. Лучше было заявить, что я его толкнул. Это звучало правдоподобнее. Бывает так, что ты просто не знаешь, что случилось, и чем правдивее твои утверждения, тем лживее они кажутся и тем меньше народу тебе верит». Дочь минуту помолчала. «Значит, только так и можно было себя вести?» — спросила она. «Только так!» 16.20. Автономный покупательСоветы, напоминающие китайскую Стратагему № 16, дает Марк X. Маккормак в книге «Что не изучается в Гарвардской школе бизнеса», в главе под названием «Стратагемы». Маккормак настоятельно советует продавцам в некоторых случаях позволять товару сначала самому воздействовать на покупателя, вместо того чтобы сразу начинать его расхваливать. Если оставить покупателя в покое перед лицом товара, его фантазия и вожделение разыгрываются куда сильнее. Так что в данном случае покупатель скорее оценит преимущества товара. Далее Маккормак советует: «Если вы доверяете своему товару и знаете, что он удовлетворит покупателя, отдайте ему товар и скажите, что о цене договоритесь потом; это больше привлекает покупателя, чем если сразу установить твердую цену. Конечно, для этого вы должны хорошо знать покупателя. Есть покупатели, которые с легкостью приписывают нули, но бывают и такие, которые их вычеркивают». 16.21. Трижды посетить соломенную хижинуВновь я обращаюсь к Чжугэ Ляну (181–234), советнику основателя государства Шу-Хань Лю Бэя (161–223) из эпохи Троецарствия. Как установились отношения нерушимого доверия между этими двоими людьми?[218] Сначала о Чжугэ Ляне. Он скромно жил в горах Лунчжун близ города Сянъян (нынешняя провинция Хубэй) и оттуда наблюдал за ходом китайской политики. В дружеском кругу он часто сравнивал себя с Гуань Чжуном и Юэ И, великими старыми мастерами политического и военного искусства доимператорского Китая. Для воплощения его мечты ему не хватало только найти такую личность, на службе у которой он мог бы находиться. Ему не казалось возможным связывать свою карьеру ни с одной из установившихся политических группировок. Более или менее подходящим казался Лю Бэй. Его далеко идущие планы стать главой всего Китая не имели под собой никакой опоры, однако как отдаленный родственник Ханьского императорского дома он излучал некоторое обаяние величия. Чжугэ Лян узнал, что Лю Бэй ищет советника. Таким образом, ему выпадал шанс. И он решил употребить все силы, чтобы завоевать сердце Лю Бэя. Поэтому он поручил различным преданным ему людям поговорить о нем с Лю Бэем. Лю Бэй, который, помимо всего прочего, страдал от сознания надвигающейся старости, в последнее время потерпел ряд поражений. В битве с Цао Цао он потерял практически всю свою армию. Затем он с трудом избежал двух покушений со стороны Лю Бяо, правителя Цзинчжоу, своего дальнего родственника, под покровительство которого отдался. Казалось, уже все потеряно. После бегства из Сянъяна, где он пережил второе покушение, он встретил отшельника Сыма Хоя, прозванного господином Водяное Зеркало. Лю Бэй сказал: «Я случайно проходил поблизости, и мальчишка подпасок привел меня к вам. Какое счастье иметь возможность вас приветствовать!» Господин Водяное Зеркало отвечал: «Вы явно спасаетесь от кого-то бегством. Это я заключаю по вашему мокрому платью и утомленному виду. Не следует скрывать правду». Лю Бэй рассказал ему на это, что произошло в Сянъяне. Водяное Зеркало предложил Лю Бэю чаю и сказал: «Уже давно слышу я о вашей славе. Как попали вы в такое униженное положение?» Лю Бэй отвечал: «Судьба ко мне неблагосклонна». Однако господин Водяное Зеркало возразил: «Дело не в судьбе. Вам не хватает верных людей». С этим Лю Бэй не согласился. Он перечислил имена своих помощников: «Все они остались мне верны». Водяное Зеркало отвечал: «Конечно, у вас есть прекрасные военные, но трое советников, которых вы назвали, — это просто книжные ученые. Они не способны упорядочить хаос и принести в мир благословение». Лю Бэй сказал: «Я уже пытался найти какого-нибудь живущего в уединении мудреца, ожидающего своего часа, но пока, к сожалению, безуспешно». Водяное Зеркало проговорил: «В этой местности собрались все способные люди государства, только ищите». «Как же мне найти их?» — спросил жадно Лю Бэй. «Если бы вам удалось заполучить Спящего Дракона, империя была бы ваша». «Кто же это?» Водяное Зеркало сложил ладони и, смеясь, сказал: «Ну, ну!» Когда Лю Бэй спросил его снова, Водяное Зеркало сказал: «Уже поздно. Вы можете переночевать здесь, а завтра мы дальше поболтаем». После ужина Лю Бэй еще долго лежал с открытыми глазами. Ему все время вспоминались слова Водяного Зеркала. На следующий день Лю Бэй спросил Водяное Зеркало о Спящем Драконе, но тот снова, смеясь, отвечал: «Ну, ну!» Когда Лю Бэй предложил Водяному Зеркалу поступить к нему на службу, тот отказался: «Есть другие, в десять раз более подходящие для того, чтобы стоять рядом с вами. Вы должны только найти их». Лю Бэй попрощался с Водяным Зеркалом и поскакал в Синье, где встретился со своими побратимами Гуань Юем и Чжан Фэем. Наконец одному из друзей Чжугэ Лян а удалось поступить на службу к Лю Бэю под вымышленным именем Дань Фу в качестве военного советника. Когда ему случилось в неслужебной обстановке беседовать с Лю Бэем, он упомянул Чжугэ Ляна: «Отец его рано умер, и он рос у дяди в Наньяне. По названию близлежащей горы он принял прозвище Спящий Дракон. После смерти дяди он переехал в горы Лунчжун. Там он живет вместе со своим младшим братом. Если вам удастся получить его в помощники, вы можете больше не беспокоиться о мире в государстве». Так уже дважды внимание Лю Бэя было обращено на Чжугэ Ляна. Теперь у него была лишь одна цель: нанять Чжугэ Ляна в советники. Взяв богатые дары, он вместе со своими побратимами отправился на поиски Чжугэ Ляна. Как пишет тайбэйская книга о стратагемах, Чжугэ Лян втайне принял меры, чтобы еще выше подняться во мнении Лю Бэя. Когда Лю Бэй приблизился к Лунчжунским горам, он услышал, как крестьяне в поле пели песню, полную аллегорий и упоминаний мудрого отшельника. Когда Лю Бэй спросил, кто автор песни, они назвали Чжугэ Ляна и показали Лю Бэю дорогу к его соломенной хижине. Но Чжугэ Лян, который втайне больше всего на свете хотел попасть на службу к Лю Бэю, отсутствовал. Это еще более подстегнуло интерес Лю Бэя. Заинтригованный, он вернулся в Синье. По дороге он встретил, конечно случайно, Цуй Чжоупина, друга Чжугэ Ляна. Тот в краткой беседе с Лю Бэем проявил глубокую мудрость. Из Синье Лю Бэй послал шпионов в горы Лунчжун, чтобы те понаблюдали за Чжугэ Ляном. Они сообщили Лю Бэю, что Чжугэ Лян теперь вернулся в свою соломенную хижину. Лю Бэй отправился к нему снова. Его верный сторонник Чжан Фэй сказал было, что Чжугэ Лян простая деревенщина и Лю Бэю следует просто привезти его силой, но тот отвечал: «Как мог бы я приказывать величайшему мудрецу нашего времени?» Итак, Лю Бэй опять поехал в сопровождении своих побратимов в Лунчжунские горы. Была середина зимы и очень холодно. Оба его спутника повернули назад, но Лю Бэй подумал: «Если я выдержу эту снежную бурю, я докажу тем Чжугэ Ляну мое почтение». Но Чжугэ Ляна опять не было дома. Его младший брат, бывший в хижине, сказал Лю Бэю, что объект его поисков отправился в путешествие вместе с Цуй Чжоупином, причем точно неизвестно куда. Так что Лю Бэй во второй раз вынужден был вернуться ни с чем, правда оставив Чжугэ Ляну записку. В ней Лю Бэй выразил глубочайшее сожаление в том, что опять не встретил его. Он надеется, что Чжугэ Лян поможет ему умиротворить государство. Он еще приедет к нему. Перед этим, однако, он постарается очиститься с помощью поста и омовений лекарственными настоями. Теперь Лю Бэй дождался весны и приказал выбрать благоприятный день с помощью искусных предсказателей по «И цзину». После этого он в третий раз отправился в соломенную хижину Чжугэ Ляна. Чтобы продемонстрировать свое уважение, последнюю милю он не проехал на лошади, а прошел пешком. Теперь мальчик, который жил в хижине Чжугэ Ляна, сообщил, что хозяин вчера вернулся. «Пожалуйста, сообщи, что я пришел, чтобы повидаться с ним». «Хозяин, конечно, дома, но сейчас он спит». «Ну, тогда подожди с сообщением». Лю Бэй попросил обоих своих спутников подождать перед хижиной, а сам потихоньку вошел в нее и увидел Чжугэ Ляна, погруженного в глубокий сон, на циновке. Лю Бэй в знак приветствия сложил руки на высоте груди и молча ожидал, стоя в ногах циновки. Прошло довольно много времени, а хозяин все не просыпался. Наконец он пошевелился, но только для того, чтобы перекатиться на другой бок лицом к стене. Юный слуга хотел его разбудить, но Лю Бэй не разрешил. Еще целый час он стоял и ждал. Наконец Спящий Дракон открыл глаза. Он обратился к мальчику: «Что, гости пришли?» «Это Лю Бэй, дядя императора. Он уже давно тут стоит, ожидая вас». «Что же ты мне раньше не сказал? Дай мне сменить одежду». И Чжугэ Лян исчез в отгороженном углу, откуда вскоре вышел тщательно одетый. В последующей беседе Чжугэ Лян изложил свой план того, как Лю Бэю стать императором. Он предложил Лю Бэю укрепить в качестве базы своей военной мощи область нынешней провинции Сычуань, затем установить отношения с Сунь Цюанем, властителем лежащего к востоку государства У, завоевать варваров на западе и на юге и объединенными силами ударить по Цао Цао, властителю северного государства Вэй. Лю Бэю сразу же понравились советы Чжугэ Ляна. Обсуждение стратегии в Лунчжунских горах кончилось тем, что Лю Бэй возбужденно вскочил, скрестил руки на груди в знак почтения и воскликнул: «С тех пор как я вас послушал, мне блестнул свет впереди. Как будто черные тучи разогнало ветром и я увидел вновь голубое небо. У меня нет сейчас имени и мало добродетелей, но надеюсь, что Учитель не пренебрежет мною, ничтожным, и покинет свое уединение, чтобы помогать мне. Я буду с величайшим почтением следовать вашим указаниям». Чжугэ Лян ответил: «Уже давно возделываю я здесь свое поле и счастлив этим. У меня нет желания отправляться в широкий мир, и я не смогу следовать вашему зову». Лю Бэй начал плакать: «Если вы не выйдете в мир, что же будет с нашим бедным народом?» Когда Чжугэ Лян увидел, что рукава Лю Бэя омочены в слезах, у него не осталось более сомнения в твердом намерении Лю Бэя опереться на него. Жаждущее мудрого советника сердце Лю Бэя теперь было у него в руках, так что Чжугэ Лян больше не отказывался. Так началось его молниеносное возвышение в качестве советника Лю Бэя, слепо доверявшего ему. С этого эпизода из романа «Троецарствие», который большинство исторических трудов относит к 207 г., а его историческая достоверность ни у кого не вызывает сомнений, возникает нерушимое доверие между Лю Бэем и Чжугэ Ляном. Здесь, согласно гонконгской книге о стратагемах, которую в основных чертах поддерживает пекинская книга о стратагемах от 1986 г., Чжугэ Лян использовал Стратагему № 16: он дважды отпускал Лю Бэя, с тем чтобы на третий раз прочнее привязать его к себе. Это событие до сих пор живет в китайской поговорке: «Сань гу мао лу» («Трижды посетить соломенную хижину»).[219] * * *16.22. Зловещее предчувствие смертиВ походе против северного царства Вэй Лю Бэй, не послушавшись советов Чжугэ Ляна, потерпел тяжелое поражение. От тоски и раскаяния он заболел и слег в городе Байдичэн. Когда его состояние серьезно ухудшилось, он использовал против Чжугэ Ляна Стратагему № 16. Полный страха, что его династия может прерваться, в час своей смерти он пригласил Чжугэ Ляпа. Сначала он сказал ему сквозь слезы: «Благодаря вашим советам я мог завоевать империю, но способности мои были слишком малы. Поэтому я не прислушался к вашим советам и потерпел это поражение. Теперь я заболел от печали и вижу уже лик смерти. Мой наследник слаб и неискусен, но мне ничего не остается, как доверить государство ему». При этих словах слезы побежали у него по щекам. Чжугэ Лян тоже заплакал. Он был глубоко тронут. Затем умирающий Лю Бэй сказал: «Близится мой конец. Я хотел бы поблагодарить вас от души, Теперь вы сможете с легкостью низложить императора Вэй. Вы сможете привести Китай к миру и завершить великий труд. Если вы можете стоять рядом с моим сыном, помогите ему. Но если он покажет себя неспособным, заберите у него трои!» Когда Чжугэ Лян услышал эти слова, он полностью потерял самообладание и весь покрылся холодным потом. Рыдая, он преклонил колени и поклялся: «Никогда не возжелаю я ничего иного, кроме как до самой смерти верно служить вашему сыну!» Именно тем, что умирающий властитель предложил Чжугэ Ляну свое государство и даже посоветовал ему государственный переворот против собственного сына, ему удалось возбудить в Чжугэ Ляне чувство верности и обеспечить выживание пошатнувшейся после его поражения династии. 16.23. Терпение приносит розыКомментарий к гексаграмме № 5[220] в «И цзине» — «Книге перемен» — поднимает содержание Стратагемы № 16 до высокого уровня жизненного искусства. Не следует пытаться овладеть своей судьбой, лучше предоставить себя ее течению и ждать: «Пока время не созрело, не следует заботиться о будущем и пытаться ухватить его. В покое собирается сила, через еду и питье для тела, через радость и благое бытие — для духа. Судьба сама направляет свой путь, и надо быть всегда готовым». Примечания:2 Саньшилю цзи. // 36 стратагем. Сост. Ван Цзянминь. ТТ. 1–4. Изд. Чжунго вэньши чубаньшэ. Пекин, 2002. Над этим четырехтомником трудились 77 специалистов. 21 См.: Конрад Н. И. Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве. М. — Л., 1950. С. 37. 22 Там же. С. 34. 216 Здесь X. фон Зенгер интерпретирует главы романа с 87-й по 90-ю (см.: Ло Гуаньчжун. Указ. соч. Т. 2. С. 336–387). 217 Шан Ян был не только законником, но и прямым апологетом силы и аморальности политики. Он утверждал, что «государство может достичь спокойствия благодаря земледелию и войне… на государство, которое любит силу, трудно напасть, а государство, на которое трудно напасть, непременно добьется процветания». Шан Ян выступал проповедником тотальных методов ведения войны. «Если войска совершают действия, на которые не отважится противник, — это значит, что страна сильна. Если во время войны страна совершает действия, которых противник устыдился бы, то она будет в выигрыше», — утверждал легистский канон (см.: Книга правителя области Шан (Шан цзюнь шу) / Пер. с кит. Вступ. ст. и комм. Л. С. Переломова. М., 1968. С. 150–151, 156). 218 Начало отношений Лю Бэя с Чжугэ Ляном описывается в гл. 36–38 (см.: Ло Гуаньчжун. Указ. соч. Т. 1. С. 443–478). 219 Иносказательно это означает: усердно, неоднократно приглашать кого-либо на службу (В. М.). 220 Гексаграмма № 5 — сюй — означает «необходимость ждать». Ей сопутствуют афоризмы: «Обладателю правды — изначальное свершение»; «Стойкость — к счастью»; «Благоприятен брод через великую реку». В интерпретации расположения черт отмечается, что, «творя правду теперь, ее реализацию можно предоставить будущему» и что только «подлинное умение выждать и переждать, в конце концов, приводит к счастью» (см.: Щуцкий Ю. К. Указ. соч. С. 242, 294–297). |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх |
||||
|