|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Клим ДегтяревАлександр Колпакиди Внешняя разведка СССР ВступлениеСуществует три версии истории советской внешней разведки: официальная, неофициальная и документальная. Первую создают «ведомственные» историки и публицисты, которые работали или же работают в органах государственной безопасности, или «свои», «прикормленные» журналисты. Такая группа «творцов» существует во всех странах, не только в России. Вторую пишут те, кто по тем или иным причинам не сотрудничает с пресс-службой российской внешней разведки и им приходится рассчитывать только на собственные силы в сборе необходимой информации. Третью создают опять же ведомственные составители немногочисленных сборников документов по истории ИНО-ПГУ-СВР. Официальная версия по стилю повествования больше напоминает скорее героический эпос о богатырях «земли российской» и их многочисленных победах в «тайной войне», чем фундаментальные монографии по истории разведки, которые выходят на Западе, каждая из которых — если не готовая диссертация, то хотя бы ее добрый фрагмент. Аналогичная ситуация с публикациями в СМИ. В лучшем случае несколько цитат из недавно рассекреченных документов с комментариями журналиста. В худшем — набор фактов или ответов ветерана «тайной войны» на вопросы интервьюера, который плавно «перетекает» из одной публикации в другую. Порой бывает достаточно прочесть фамилии ветерана и журналиста, чтобы почти дословно пересказать содержание их «беседы». Парадоксальная ситуация! Авторы имеют неограниченный доступ к документам из ведомственного архива, но при этом большинство их книг по информационной насыщенности проигрывают произведениям, созданным западными историками и журналистами. Порой возникает такое ощущение, что большинство творцов официальной версии истории отечественной внешней разведки еще живут в Советском Союзе. Тогда монополия на создание произведений о деятельности КГБ принадлежала исключительно государству. И именно оно определяло, кому и что можно писать. Но ведь после 1991 года ситуация на отечественном книжном рынке радикально изменилась. Почти за два десятилетия было издано огромное количество книг западных авторов, мемуаров перебежчиков, воспоминаний и монографий ветеранов внешней разведки, книг независимых историков и журналистов. К этому следует добавить ресурсы Интернета и возможность читать произведения западных авторов, еще не переведенных на русский язык. Вы скажете, что качество многих произведений творцов неофициальной истории имеет лишь одно достоинство — низкое качество. Эти опусы могут служить образцами дезинформации, компиляции, концентрация достоверной и новой информации в них ничтожно мала. Согласны, хотя такими особенностями обладают не все произведения, и любой может выбрать те книги, чье качество его устраивает. Если следовать этой рекомендации, то в «мусорной корзине» окажутся не только большинство произведений неофициальных историков, но и их коллег. В чем провинились последние, спросите вы? Просто часть авторов и издателей любят переиздавать старые книги под новыми названиями, что само по себе не «криминал», но при этом в ходе рекламной кампании утверждать, что они выпустили что-то совершенно новое, на основе только что рассекреченных документов из архива Службы внешней разведки. А вот это уже сильно раздражает читателей. Лучше честно признаться, да, издавали мы эту книгу лет пять-десять назад и сейчас сделали ее «улучшенный вариант». Читатель это поймет и, может быть, даже купит, если «улучшение радикально». Понять творцов официальной истории можно. Над ними всегда висит дамоклов меч секретности и выработанная многолетней службой привычка не сболтнуть чего-либо лишнего. «Чем профессиональный разведчик отличается от журналиста? Тем, что первый, сообщив новость, обязательно добавит, что он ее прочел в газете. А второй, наоборот, будет утверждать, что об этом еще не писали газеты». Если серьезно, то существует перечень сведений, составляющих государственную тайну. И неважно, что отдельные данные, формально продолжающие оставаться секретными, фактически перестали ими быть, так как были опубликованы на Западе. Согласно Закону РФ о государственной тайне, в Перечень сведений, составляющих государственную тайну, включены:
Понятно, что все эти данные были в момент своего появления засекречены. Потом что-то рассекретили, а что-то так и осталось «закрытым». И у ведомственных авторов всегда есть риск сообщить в «открытой» печати что-то еще не рассекреченное, и неважно, что извлекли они эти сведения из публикаций иностранной печати. Так, в начале девяностых годов прошлого века Москву сотрясал забавный скандал. Двое ушлых сотрудников одной из российских спецслужб опубликовали историю радиоэлектронной разведки. В качестве источников они использовали изданные на Западе монографии и мемуары. Несмотря на это, у нас их обвинили в разглашении государственной тайны. Правда, знающие люди утверждали, что у авторов был конфликт с начальством. Разумеется, творец официальной истории предпочтет «переписать» старое произведение, чем написать новую книгу. Ведь тогда ему придется проходить многомесячный процесс получения разрешения на ее издание. А ведь могут и запретить. Сколько месяцев или лет тогда будут потрачены впустую! И такие примеры есть. Зато такой проблемы не бывает у независимых журналистов и историков. Стремление не сообщить что-то лишнее порой удивляет. Возьмем, к примеру, две в общем-то ценные книги о знаменитом разведчике-нелегале Иосифе Григулевиче[1]. Читаешь, и такое ощущение, что в одно и то же время, в одной и той же стране действовали два разных человека. У каждого своя агентура. Не совпадают не только оперативные псевдонимы агентов (об их подлинных именах умолчим), но и детали биографии. И это рассказ о человеке, который в начале «холодной войны» закончил свою карьеру разведчика-нелегала! Хотя среди авторов встречаются и исключения. Например, ветеран внешней разведки полковник Василий Мотов написал великолепную книгу «НКВД против Абвера. Незримый поединок»[2]. В ней без фальшивых имен и псевдонимов подробно и объективно рассказано об отдельных операциях советской внешней разведки на территории Германии в тридцатые годы прошлого века. Другая категория наших авторов пишет книги совместно с западными историками для их публикации на Западе. Возможно, что требования у зарубежных издателей к качеству на порядок выше или там работают профессионалы, разбирающиеся в теме, но книги это как правило ценные. В то же время у нас в России сборник «официальных» биографий сотрудников и агентов советской внешней разведки под различными названиями, но с одинаковым информационным наполнением издается разными издательствами с завидной периодичностью в два-три года. Неофициальная версия истории советской внешней разведки создается многочисленными журналистами, историками, а также ветеранами ПГУ КГБ и СВР[3] (из числа тех, кого по тем или иным причинам не допустили в ведомственные архивы или они просто не обращались туда). Это не значит, что написанные ими книги содержат меньше информации, чем у ведомственных историков. Как раз наоборот. В качестве примера можно привести книгу Виталия Павлова «Репрессированная разведка». Можно назвать и книгу Владимира Познякова «Советская разведка в Америке. 1919–1941 годы»[4], где впервые в отечественной «открытой» литературе приведены известные (по состоянию на 2004 год) сведения о сотрудниках и агентах советской внешней разведки, которые действовали на территории США до 1945 года. Иностранная версия истории советской внешней разведки включает в себя книги, написанные с расчетом издания на Западе. Начиная от мемуаров перебежчиков и заканчивая монографиями уважаемых авторов, например Филлипа Найтли (на русском языке изданы две его книги: «Ким Филби — супершпион КГБ»[5] и «Шпионы XX века»[6]). Со времен «холодной войны» у нас принято считать большинство таких книг — второразрядной продукцией, где большинство фактов — вымысел авторов. Мы бы не стали так категорично утверждать. Понятно, что мемуары перебежчиков, как ушедших на Запад, так и оказавшихся на территории Советского Союза, были написаны при участии сотрудников спецслужб или сами авторы попытались объяснить причины, толкнувшие их на путь предательства. Среди монографий тоже встречаются книги разного уровня. Есть великолепные произведения ведущего американского писателя-эксперта по спецслужбам Дэвида Уайза, которые переведены на русский язык: «Невидимое правительство»[7] и «Охота на кротов»[8]. Первая книга была написана им вместе с Томом Россом еще в 1964 году и стала самым известным бестселлером о ЦРУ не только в США, но и в нашей стране. При создании второй книги он взял около 650 интервью у 250 участников описываемых событий[9]. Другой уважаемый автор — американский журналист и писатель Пит Эрли. На русский язык были переведены две его книги: «Семья шпионов. Изнанка шпионской семьи Джона Уокера»[10] («Family of Spies. Inside the John Walker Spy Ring», 1980 год) и «Признания шпиона. Подлинная история Олдрича Эймса»[11] («Confessions of a Spy: the Real Story of AldriCh. Ames», 1997 год). Есть среди переведенных произведений иностранных, авторов и литература низкого информационного уровня, написанная в лучших традициях пропаганды периода «холодной войны». Это когда коварные и безжалостные «советские» шпионы пытаются добыть секретную информацию, но все их попытки заканчиваются неудачей. Типичный пример западной литературы такого рода — книга Пьера Дж. Хасса и Джорджа Капоши «Красные шпионы в ООН» («Red Spies in the UN», в русском варианте «КГБ в ООН»[12]). Документальная версия истории советской разведки. Она создается на основе материалов из отечественных и зарубежных архивов. В эту категорию попали все документы, находящиеся в свободном доступе. Речь идет не только об изданных в нашей стране сборниках, но и документах, опубликованных в качестве приложений к различным монографиям. К ним следует добавить документы, которые, скажем так, не совсем законно попали после 1991 года на Запад — официально большинство из них не было рассекречено. Это прежде всего так называемые «бумаги Митрохина» и «дневники Васильева». За рубежом они были введены в научный оборот. Можно сколько угодно ругать тех, кто способствовал этой утечке, и игнорировать эти документы, но это уже свершившийся факт. И было бы странно не использовать этот источник при написании истории советской внешней разведки. В качестве примера коллекции таких документов можно назвать так называемый «Советский архив» знаменитого правозащитника и диссидента Владимира Буковского. В июле-октябре 1992 года, по приглашению новых российских властей, он участвовал в качестве официального эксперта Конституционного суда РФ в процессе по «Делу КПСС». В ходе подготовки к судебным слушаниям Владимир Буковский получил доступ к секретным документам ЦК КПСС, КГБ и других организаций. Разумеется, ему было запрещено их копировать. Много лет спустя в одном из интервью он заявил, что не нарушал запрет и даже не пытался их копировать:
Наивные люди поверят этой байке. А через несколько лет «документы Буковского» были изданы на Западе и стали доступны для любого, кто интересуется историей КГБ. Зато в нашей стране они до сих пор засекречены. Да и с официально рассекреченными документами тоже не все так просто. Например, незнающему человеку сложно сообразить, что донесения советской внешней разведки накануне Великой Отечественной войны о планах Германии следует искать в сборниках «Органы государственной безопасности в годы Великой Отечественной войны»[14], а по истории «атомного шпионажа» — в сборниках «Атомный проект СССР. Документы и материалы»[15]. Кроме незаконно вывезенных на Запад документов, есть еще один источник, который играет важную роль при создании документальной версии истории советской внешней разведки. Речь идет об архивах зарубежных спецслужб. В первую очередь о знаменитом проекте «Венона» — расшифрованной секретной переписке резидентур советской внешней разведки, действовавших в США во время Второй мировой войны, и рассекреченных документах из архива ФБР. В Интернете существует несколько общедоступных сайтов, где выложены списки советских агентов с указанием их оперативных псевдонимов и мест работы. Разумеется, такая полная информация указана только в отношении тех, кого смогла идентифицировать американская контрразведка. Рассказ обо всех советских агентах, действовавших на территории США в 1935–1946 годах, — тема для отдельной монографии (из-за большого объема текста), поэтому в нашей книге мы лишь назовем небольшую часть советских источников и агентов. Даже на их примере можно оценить размах деятельности нашей внешней разведки на территории США в годы Второй мировой войны. Один из стереотипов, который может возникнуть после прочтения большинства отечественных книг, где подробно и красочно описаны дела советской разведки, что Штирлицы действовали самостоятельно, выполняя придуманные начальством или руководством страны отдельные задания. Например, решил однажды Иосиф Сталин ликвидировать своих политических противников-троцкистов и их лидера Льва Троцкого, раздражали они его своей критикой Советской власти. Высказал пожелание руководству внешней разведки. А начальство приказало истребить «хорьков» (так в оперативной переписке именовались троцкисты) сотрудникам центрального аппарата и резидентур. В результате «демону революции» проломили череп ледорубом, его старшему сыну «врачи-вредители» помогли умереть после хирургической операции в Париже, а еще несколько человек были убиты в Западной Европе. Вот и получается, что внешняя разведка выполняла политическую прихоть Иосифа Сталина. На самом деле, об этом будет подробно рассказано в данной книге, политическая деятельность Льва Троцкого во второй половине тридцатых годов прошлого века представляла серьезную угрозу для безопасности СССР. Другой пример. Операции советской разведки в отношении белогвардейской эмиграции. Что только не делали сотрудники и агенты советской разведки с оказавшимися в изгнании лидерами Белого движения: травили, похищали, убивали, внедряли в их ближайшее окружение агентуру. Кто-то скажет, что таким вот способом победители решили окончательно расправиться с побежденными противниками. Действительно, белогвардейцы проиграли Гражданскую войну, но сдаваться они не собирались. И не только готовились к будущему вторжению на территорию Советской России, но и делали все, чтобы приблизить наступление этого дня. Активно сотрудничали с западными и восточными разведками, засылали в Советский Союз диверсантов, террористов, насаждали свою агентуру и т. п. Третий пример. Когда говорят о советском государственном промышленном шпионаже, то обычно вспоминают лишь об украденной на Западе технологии создания атомной бомбы. Хотя в годы «холодной войны» размах научно-технической разведки приблизился к масштабу политической разведки и внешней контрразведки (вербовка кадровых сотрудников спецслужб противника). Речь идет о таких показателях, как количество ценных агентов, количество добытых ими секретных документов и нанесенный ими ущерб противнику. И об этом будет рассказано в данной книге. Если рассказывать о достижениях советской научно-технической разведки, то обязательно нужно указать два важных обстоятельства. Во-первых, в большинстве случаев завербовать инженера или руководителя западной компании в годы «холодной войны» было в какой-то мере проще, чем высокопоставленного чиновника, военнослужащего или офицера спецслужб. По той простой причине, что работники коммерческих организаций личную выгоду ставили выше государственных интересов. Для многих из них работа на советскую разведку была разновидностью «промышленного шпионажа». Добавьте к этому либеральный режим секретности в большинстве западных компаний. Во-вторых, НТР прямо или косвенно участвовала в развитии советской промышленности. Фактически выступая в роли локомотива научно-технического прогресса. Возьмем, например, историю создания атомной бомбы. Важно было не только добыть на Западе технологию ее изготовления, но и создать инфраструктуру для ее серийного производства. И здесь основная заслуга советских ученых и инженеров. Предположим, что по какой-то причине Иосиф Сталин решил отказаться от идеи создания атомного оружия или, например, его секреты разведка не смогла добыть. Вопрос — могла ли быть в этом случае создана советская атомная промышленность? Нет, зачем, если она бы ничего не производила. Другой пример. В 1944 году приказал Иосиф Сталин скопировать с американского бомбардировщика В–29 («Летающая крепость») советский четырехмоторный дальний скоростной бомбардировщик Ту–4. Не только выполнили приказ генералиссимуса, но и под это дело модернизировали несколько отраслей отечественной промышленности[16]. Мы сознательно отказались от идеи описать в нашей книге все общеизвестные операции и дела ценных агентов советской внешней разведки. Зачем, если большинство читателей о них прекрасно знают и так, а остальные могут прочесть в многочисленных статьях в СМИ или книгах. Зачем в очередной раз давать подробное жизнеописание высокопоставленных «кротов» в ЦРУ Олдрича Эймса и в ФБР Роберта Ханссена? Любой желающий может прочесть о них в русскоязычной («В поисках агента. Записки разведчика»[17]) или англоязычной («Spy handler: memoir of a KGB officer: the true story of the man who recruited Robert Hanssen and Aldrich Ames»[18]) версии книги ветерана советской внешней разведки Виктора Черкашина. Этот человек принимал непосредственное участие в работе с этими ценными агентами. О других «кротах» и перебежчиках из спецслужб США рассказано в книге Александра Колпакиди и Дмитрия Прохорова «Дело Ханссена. „Кроты“ в США»[19]. Также мы не будем подробно рассказывать об организации работы советской внешней разведки на территории Германии. Об этом прекрасно и подробно сообщается в монографии «Поле битвы Берлин: КГБ против ЦРУ в годы „холодной войны“»[20]. Также вы не найдете описания операции «Тарантелла», которую в тридцатые годы прошлого века провела советская разведка против британских спецслужб. Зачем, если еще в 2001 году была издана книга Льва Соцкова «Операция „Тарантелла“»[21]. В 2007 году книгу переиздали под новым названием «Код операции — „Тарантелла“. Из рассекреченных архивов внешней разведки»[22]. Зато мы собрали в данной книге под одной обложкой более 500 биографий руководителей и кадровых сотрудников советской внешней разведки. Большую помощь в этом нелегком деле нам оказал московский историк спецслужб К. В. Скоркин, за что мы ему искренне благодарны. Также в данной книге рассказано о рядовых «тайной войны» — агентах, как провалившихся, так и тех, которые так и не были разоблачены противником, но их общий вклад в победы советской разведки был весьма и весьма значителен, честь им за это и слава. Глава 1Рожденная… мирной жизнью. 1921–1925 годы Летом 1920 года председатель ВЧК Феликс Дзержинский направил записку начальнику штаба Западного фронта Н. Н. Шварцу, где указал:
Эта записка вызывает вопросы, ведь еще весной 1920 года в структуре Особого отдела ВЧК появилось новое подразделение — Иностранный отдел (отделение), да и при Особых отделах фронтов, армий и ЧК некоторых губерний были сформированы Иностранные отделения. Они сразу же приступили к созданию первых резидентур, в том числе в некоторых иностранных государствах. В соответствии с инструкцией ВЧК для ИНО Особого отдела, при каждой дипломатической и торговой миссии РСФСР создавалась резидентура. Резидент работал под «легальным» прикрытием в миссии, и его как разведчика знал лишь глава учреждения. В помощь резиденту выделялся один или два оперработника. Такие резидентуры позднее получили название «легальных». Резиденту предписывалось «не реже одного раза в неделю» отсылать в Центр сведения в шифрованном виде. Эта же инструкция предусматривала также создание «нелегальных» резидентур в тех странах, с которыми мы не имели дипломатических отношений. По мере необходимости нелегальные резидентуры создавались и там, где имелись «легальные». В таких случаях для большей конспирации агент нелегальной резидентуры не поддерживал контактов с «легальной» резидентурой ВЧК, а имел связь непосредственно с Особым отделом[24]. Так гласит официальная версия рождения советской внешней разведки. В реальной жизни все было несколько иначе. Внешняя разведка действительно была рождена в недрах военной контрразведки в конце Гражданской войны, но эффективно она начала работать лишь после того, как ее выделили в отдельное подразделение в системе органов госбезопасности. Назовем две основные причины. Во-первых, большинство кадровых сотрудников и агентов Особых отделов за годы Гражданской войны привыкли действовать только на оккупированной иностранными армиями или противниками Советской власти («белыми» или «зелеными» — (различные атаманы и лидеры крупных военизированных формирований) территории по законам военного времени. Да и общеобразовательный и профессиональный уровень большинства из них был невысоким. Ведь основным критерием при отборе кадров для ЧК была лояльность к власти. Ценилось правильное («рабоче-крестьянское») социальное происхождение и членство в ВКП(б)[25]. Поэтому их, мягко говоря, было сложно использовать для работы в мирное время в нейтральных странах. Говоря другими словами, лишь после того, как органы внешней разведки (речь идет о низовом аппарате, а не руководителях) были укомплектованы новыми людьми, началась их эффективная работа. Во-вторых, все попытки руководства ВЧК «обязать» Особые отделы заниматься вопросами агентурной разведки и внешней контрразведки (внедрение агентуры в разведывательные органы противника) закончились неудачей. Начнем с того, что согласно «Положению об Особых отделах при Всероссийской чрезвычайной комиссии»[26] от 3 февраля 1919 года и «Положению об Особых отделах ВЧК»[27] от 8 февраля 1919 года от военной контрразведки не требовалось заниматься вопросами разведки и внешней контрразведки. По крайней мере, ничего не говорилось об этом в указанных документах. А если не надо, то кто этим будет заниматься? Теоретически руководством агентурой за границей и на оккупированных иностранными державами и белогвардейцами территориях и внешней контрразведкой должны были заниматься сотрудники активного отделения Особого отдела. Они же занимались всей оперативно-розыскной работой: выявлением лиц, проводящих антиправительственную агитацию, нелегальных групп различной направленности; розыск агентуры противника, а также получение сведений о моральном состоянии личного состава частей и учреждений Красной Армии. Вопросами внешней разведки Особый отдел начал заниматься только в начале 1920 года, когда появилось соответствующее указание руководства ВЧК. В «Инструкции Особого отдела ВЧК особым отделам фронтов и армий» (январь 1920 года) среди прочих задач было указано: «организация закордонной агентуры по выявлению контрреволюционных организаций, засылаемых на территорию Советской России». В структуре Особого отдела ВЧК сначала появилось Иностранное осведомительное бюро, которое в апреле 1920 года было преобразовано в Иностранное отделение (начальник Людвиг Скуйскумбре), что подчеркивало его основную задачу — выявлять задачи иностранных и эмигрантских спецслужб и тем самым способствовать контрразведывательной работе[28]. Накануне советско-польской войны заместитель начальника Особого отдела ВЧК В. Р. Менжинский уточнил задачи в сфере внешней контрразведки:
Какие были достигнуты результаты? В сентябре 1920 года было принято решение Политбюро о кардинальной реорганизации закордонной разведки. В нем, в частности, говорилось: «Слабейшим местом нашего военного аппарата является, безусловно, постановка агентурной работы, что особенно ярко обнаружилось во время польской кампании. Мы шли на Варшаву и потерпели катастрофу. Учитывая сложившуюся международную обстановку, в которой мы находимся, необходимо поставить вопрос о нашей разведке на надлежащую высоту. Только серьезная, правильно поставленная разведка спасет нас от случайных ходов вслепую…»[30] Для разработки мер по улучшению деятельности разведки была создана специальная комиссия, в которую вошли Иосиф Сталин, Феликс Дзержинский и ряд других лиц. На основании разработанных комиссией предложений Ф. Дзержинский 12 декабря 1920 г. отдал следующее распоряжение управляющему делами ВЧК:
20 декабря 1920 года Феликс Дзержинский подписал приказ ВЧК об организации Иностранного отдела ВЧК. Согласно ему:
Отметим, что вместе с Особым и Оперативным отделами ИНО входил в состав Секретно-оперативного управления ВЧК[33]. На ИНО ВЧК было возложено выполнение следующих функций: • организация разведаппаратов (резидентур) за границей и руководство ими; • проведение агентурной работы среди иностранцев на территории нашей страны; • обеспечение паспортно-визового режима. 30 декабря 1920 года Феликс Дзержинский утвердил организационную структуру и штатное расписание ИНО. Штатным расписанием предусматривалось иметь следующие кадры: • руководство отдела (начальник, два помощника начальника, особый уполномоченный для особо важных заданий, юрисконсультам, два сотрудника и один младший сотрудник для поручений); • канцелярия отдела (начальник канцелярии, его заместитель, два старших делопроизводителя, три младших, два переводчика и три машинистки); • агентурное отделение (начальник отделения, его заместитель, два уполномоченных, два сотрудника для поручений, один шифровальщик, одна машинистка); • иностранное отделение (уполномоченный, секретарь отделения, машинистка); • бюро виз в составе 11 человек[34]. Именно 20 декабря 1920 года принято считать официальной датой рождения советской, а теперь и российской внешней разведки. Временно исполняющим обязанности начальника ИНО ВЧК был назначен старый большевик Яков Христофорович Давтян, до этого некоторое время возглавлявший иностранное отделение Особого отдела после Скуйскумбре. Одновременно Давтян работал в Наркомате иностранных дел заведующим отделом прибалтийских стран. В целях конспирации Давтян руководил Иностранным отделом под фамилией Давыдов[35]. 20 января 1921 года начальником Иностранного отдела был назначен другой старый большевик, член партии с 1903 года Рубен Павлович Катанян, до этого заведующий агитпропотделом ЦК РКП(б). Позднее Катанян работал в прокуратуре и осуществлял прокурорский надзор над органами ОГПУ. Но уже 10 апреля вместо Катаняна начальником ИНО вновь стал Давтян-Давыдов. Правда, он опять не задержался на этой должности, и 6 августа вместо Давтяна новым начальником ИНО ВЧК был назначен также старый большевик Соломон Григорьевич Могилевский. Давтян же был направлен в Наркоминдел. Приказом Управления делами ВЧК № 277 от 2 декабря 1921 года были введены новые штаты ИНО, а также утверждена расстановка личного состава отдела: • начальник отдела — Соломон Григорьевич Могилевский; • заместитель начальника — Иван Андреевич Апетер; • помощники начальника — Роман Александрович Пилляр (барон фон Пильхау, двоюродный племянник Дзержинского) и Меер Абрамович Трилиссер. Закордонная часть ИНО: • начальник — Меер Абрамович Трилиссер; • заместитель начальника — Георгий Евгеньевич Прокофьев. Осведомительная часть ИНО: • начальник — Лев Борисович Залин (Левин); • заместитель начальника — Василий Федорович Высоцкий. Бюро виз: • начальник — Николай Федорович Угаров[36]. В закордонной части ИНО было шесть отделений, которые руководили резидентурами: • северное отделение — резидентура в Стокгольме и ее филиалы в Копенгагене, Гельсингфорсе (Хельсинки), Ревеле, Риге и Любаве; • польское отделение — резидентура в Варшаве и ее филиал в Данциге, работавшие также на территории Восточной Пруссии, Галиции и Прикарпатской Украины; • центральноевропейское отделение — резидентура в Берлине и руководимые ею филиалы в Париже, Риме и Брюсселе, а также резидентура в Лондоне, которая отвечала и за работу в США; • южноевропейское и балканское отделение — резидентура в Вене с филиалами в Праге, Будапеште, Белграде, Софии, Бухаресте и резидентура в Константинополе, отвечавшая за работу в Египте и Алжире; • восточное отделение — работа на территории Турции и Персии через полномочные представительства на Северном Кавказе и в Закавказье, а с территории Дальневосточной республики — против Китая, Японии и частично США; • американское отделение — резидентуры в Нью-Йорке и Монреале[37]. 6 февраля 1922 года декретом ВЦИК ВЧК была упразднена, а на ее месте создано Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД РСФСР. А после образования СССР постановлением Президиума ЦИК от 2 ноября 1923 года ГПУ было реорганизовано в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР. Что касается ИНО, то он вошел в состав созданного в ОГПУ Секретно-оперативного управления. В «Положении о закордонной части ИНО СОУ ГПУ» в части о его зарубежной работе говорилось: «Закордонная часть ИНО ГПУ является организационным центром, сосредотачивающим все руководство и управление зарубежной работой разведывательного характера, проводимой ГПУ».
13 марта 1922 года Иностранный отдел возглавил Меер Абрамович Трилиссер, а прежний руководитель Соломон Могилевский был откомандирован руководить Закавказской ЧК. Здесь надо отметить, что если Давтян и Могилевский недолго проработали в разведке, то Трилиссера по праву можно считать ее фактическим основателем. В архивном деле Трилиссера имеется его записка (май 1922 г.) о целях и задачах возглавляемого им подразделения.
Именно при нем выкристаллизовались основные направления, формы и методы работы советских разведчиков за рубежом. Принятое при Трилиссере Положение об ИНО так определяло задачи внешней разведки: • выявление на территории иностранных государств контрреволюционных организаций, ведущих подрывную деятельность против СССР; • установление за рубежом правительственных и частных организаций, занимающихся военным, политическим и экономическим шпионажем; • освещение политической линии каждого государства и его правительства по основным вопросам международной политики, выявление их намерений в отношении СССР, получение сведений об их экономическом положении; • добывание документальных материалов по всем направлениям работы, в том числе таких, которые могли бы быть использованы для компрометации как лидеров контрреволюционных групп, так и целых организаций; • контрразведывательное обеспечение советских учреждений и граждан за границей. Для решения этих задач Трилиссер привел с собой в ИНО большую группу своих соратников по подпольной борьбе в царское время и в период Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке. Двое из них: Сергей Георгиевич Вележев (с которым Трилиссер сблизился в 1917–1918 годах в Сибири) и Алексей Васильевич Логинов (настоящая фамилия — Бустрем, соратник Трилиссера по дореволюционному подполью) — стали его заместителями. Остальные: Альфред Нейман и Евгений Фортунатов (тоже дореволюционные соратники Трилиссера) и работавшие под руководством Трилиссера на Дальнем Востоке во время Гражданской войны Яков Минскер, Яков Бодеско, Арпад Мюллер и другие — стали ответственными работниками отдела. Первоначально помощниками Трилиссера в руководстве ИНО являлись Георгий Евгеньевич Прокофьев и Владимир Сергеевич Селезнев. Закордонное отделение ИНО возглавлял сам Трилиссер, бюро виз — по-прежнему Николай Угаров. Позднее помощниками Трилиссера в разное время были Иван Васильевич Запорожец, Михаил Савельевич Горб, Алексей Васильевич Логинов — Бустрем и Сергей Георгиевич Вележев. А отделение иностранной регистратуры возглавлял И. А. Бабкин. При Трилиссере Иностранный отдел был значительно расширен и укреплен кадрами. Центральный аппарат в период его руководства отделом достигал 70 человек. А к моменту ухода Трилиссера из ИНО (1929 год) общий штат ИНО достиг 122 человек, из них 62 человека — сотрудники резидентур за рубежом. Кроме того, для решения вышеперечисленных задач была несколько изменена структура ИНО[40]. В июне 1922 года в составе Секретно-оперативного управления ГПУ на базе 14-го специального отделения Особого отдела ГПУ был организован Восточный отдел. На него были возложены задачи: • «…объединение всей работы органов ГПУ на Кавказе, в Туркестане, Хиве, Бухаре, Киргизии, Татарии, Башкирии и Крыму в части, касающейся специфической восточной контрреволюции и восточного шпионажа»; • разработка всего материала, «получаемого закордонной частью ИНО ОГПУ из Константинополя, Ангорской Турции, Персии, Афганистана, Кашгарии[41], Иллийского края[42], Джунгарии[43], Индии, Тибета, Монголии, Китая, Кореи и Японии и дает ИНО ОГПУ соответствующие оперативные задания, которые для него являются обязательными». Структура Восточного отдела: • 1-е отделение «ведет разработку закордонного материала и борьбу с восточным шпионажем»; • 2-е отделение «объединяет всю работу в автономных республиках Средней Азии, Киргизии, Татарии, Башкирии, Калмыкии, Туркестана, Хивы и Бухары»; • 3-е отделение «объединяет всю работу в Кавказских автономных республиках (Горреспублика, Дагестан, Азербайджан, Армения, Грузия, Абхазия)»[44]. В декабре 1922 года ИНО СОУ ОГПУ имел такую структуру: Закордонное отделение; Бюро виз[45]. В декабре 1922 года Восточный отдел имел такую структуру: 1-е отделение — Ближний Восток — Кавказ (начальник В. А. Стырне); 2-е отделение — Средний Восток — Средняя Азия (начальник Ф. И. Эйхманс); 3-е отделение — Дальний Восток (начальник М. М. Казас)[46]. В середине двадцатых годов прошлого века ИНО имел такую структуру: • закордонное отделение; • канцелярия закордонного отделения; • бюро виз; • стол выездов; • стол въездов; • стол въездов и выездов эшелонами; • стол приема заявлений; • общая канцелярия. В закордонном отделении первоначально было шесть географических секторов, которые должны были заниматься агентурной работой за рубежом. Позднее сектора стали называться отделениями, а их число увеличивалось по мере появления новых зарубежных резидентур. Работникам зарубежных резидентур была предоставлена большая свобода в вербовке агентуры, а резиденты имели право без согласования с Москвой утверждать новоприобретенных агентов[47]. Расскажем теперь о внешних и внутренних угрозах для Советской России, в нейтрализации которых принимали активное участие сотрудники советской внешней разведки. Политические противники советской властиОсенью 1917 года большевики монополизировали власть в стране, оставив «за бортом» корабля Россия лидеров и активистов многочисленных левых, центристских и правых партий. А ведь среди них были не только относительно мирные октябристы, кадеты и монархисты, практикующие бескровные методы политической борьбы (вспомним организованную ими Февральскую революцию), но и радикалы-эсеры и анархисты, которые были мастерами терактов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многие из «боевиков» — членов левых политических партий после революции сделали блестящую карьеру в советских органах госбезопасности и военной разведки. Так, на 1 октября 1929 года 16 бывших левых эсеров, 11 бундовцев, семеро представителей еврейских социалистических сионистских партий, шестеро анархистов, шестеро членов польской социалистической партии и еще по одному-три представителя от кадетов, меньшевиков и т. п. служили в центральном аппарате ОГПУ. Многие из них (выходцы из левых партий) имели прекрасный опыт не только в сфере конспирации, но и боевой деятельности. Чем активно и пользовались большевики. Карьера этих людей меркнет на фоне биографии легендарного советского разведчика-нелегала Якова Исааковича Серебрянского. О его жизни после Октябрьской революции охотно и подробно рассказывают журналисты и историки. Понятно, что человек, причастный к серии похищений и убийств противников советской власти в тридцатые годы прошлого века, — желанный персонаж публикаций на широкий спектр тем, начиная от жестокого и коварного диктатора Иосифа Сталина и заканчивая историей спецназа Лубянки[48]. С 1908 года по 1910 год он был активным членом левого крыла партии эсеров — эсеров-максималистов, принимал участие в акциях эсеров-боевиков против организаторов еврейских погромов и потворствующих им полицейских. 20 мая 1909 года был впервые взят под стражу полицией за обнаруженную в ходе обыска «переписку преступного содержания» и «по подозрению в соучастии в убийстве начальника Минской тюрьмы» Александра Ивановича Оецома[49]. Справедливости ради отметим, что после 1910 года он больше не пытался бороться с царской властью[50]. Просто движение эсеров-максималистов к 1909 году пришло в упадок, просуществовав всего пять лет[51]. Не все члены левых партий оказались на службе у советской власти. Большинство эмигрировало или продолжало воевать с большевиками. Организаторами большинства крестьянских восстаний в начале двадцатых годов прошлого века были эсеры. Позиции этой партии традиционно были сильны в деревне. А ведь в сельской местности в то время шла настоящая крестьянская война! На подавление крестьянских мятежей и восстаний в 1921–1922 годах были брошены лучшие силы РККА и войск ВЧК-ОГПУ. Общая их численность только в Тамбовской губернии доходила до 120 000 военнослужащих, на Украине — более 56 000 военнослужащих, в Карелии — 12 000[52]. По сведениям Статистического управления РККА, боевые потери Красной Армии в 1921 году превысили 170 000 человек, а в 1922 году — 21 000 человек[53]. Сюда следует добавить потери внутренних войск, продотрядов, а также тех, кто погиб от рук повстанцев. И это в стране, где Гражданская война закончилась в конце 1920 года и началось мирное социалистическое строительство! Несмотря на это, до конца 1922 года военное положение сохранялось в 39 губерниях, областях и автономных республиках страны. В 1921 году ареной вооруженных столкновений правительственных сил и повстанцев стали территории центральной России, Северного Кавказа, Сибири, Украины, Белоруссии и Дальнего Востока[54]. Мы не будем подробно рассказывать о крестьянских восстаниях начала двадцатых годов прошлого века на территории Советской России. Желающие могут ознакомиться с ними самостоятельно[55]. Отметим лишь, что к середине 1921 года властям удалось почти полностью[56] (за исключением территории Сибири и Средней Азии) ликвидировать очаги антисоветского повстанчества. Понятно, что руководство ВЧК-ОГПУ сделало все, чтобы нейтрализовать деятельность эсеров, а также представителей других политических партий и организаций, которые могли спровоцировать новые выступления крестьян в Советской России. Руководство органов госбезопасности прекрасно понимало, что могло произойти в стране, где 90 % населения крестьяне. И эти люди в большинстве своем к советской власти относились, мягко скажем, нейтрально. У нас как-то об этом не принято говорить, но крестьян в первые годы советской власти больше интересовала личная экономическая свобода — возможность продавать зерно, овощи и мясо по рыночным ценам, чем кто находился у власти в городе. И это прекрасно понимали не только большевики, но и их политические противники. И старались всячески спровоцировать крестьян на антисоветские вооруженные выступления. Одна из мер нейтрализации угрозы крестьянских восстаний — наблюдение за деятельностью эмигрантов. В качестве примера можно указать совещание, которое прошло 23 августа 1922 года. На нем руководители двух отделов ГПУ — Иностранного и Секретного — обсуждали меры «борьбы с правыми эсерами за рубежом»[57]. Понятно, что вызвано это было политической активностью последних. Нужно еще вспомнить и о левых и правых эсерах, а если быть совсем точным, то о печально знаменитом Борисе Викторовиче Савинкове. До революции он боролся против «жестокого гнета царизма», а после победы большевиков объявил им войну. В 1921 году он возглавил созданную в Польше разведывательно-террористическую организацию «Народный Союз Защиты Родины и Свободы». Ее главной задачей было: «свержение режима большевиков и установление истинно русского, демократического строя». При финансовой поддержке польских властей Борис Савинков пытался из Варшавы, а затем из Парижа вести привычными ему методами террора борьбу против советской власти. Базируясь в Польше, «Союз» перебрасывал на советскую сторону небольшие боевые группы. Деятельность «Народного Союза Защиты Родины и Свободы» довольно «близко к тексту» показана в одной из серий советского многосерийного телевизионного фильма «Государственная граница». В мае 1921 года ВЧК раскрыла в Гомеле областной комитет «Союза», имевший отделения в разных городах Белоруссии и России, арестовала несколько сот участников организации. Но корни — заграничные корни — остались. Борис Савинков решил превратить свой «Союз» во всероссийский антисоветский центр. Он заключил соглашения с эмигрантским петлюровским правительством, белорусскими националистами, казачьими антисоветскими группами. 13–16 июня 1921 года в Варшаве состоялся съезд «Народного Союза Защиты Родины и Свободы». На нем присутствовал 31 человек, в том числе (внимание!) иностранцы. Это были офицер французской военной миссии майор Пакелье, офицеры английской, американской военных миссий в Варшаве и офицер службы связи между Министерством иностранных дел и Военным министерством Польши Сологуб. В состав руководства «Союза» вошли братья Савинковы, а также деятель бывшего савинковского же «Союза защиты родины и свободы» А. А. Диктоф — Деренталь, литератор профессор Д. В. Философов, штабс-ротмистр лейб-гвардии кирасирского полка Г. Е. Эльвергрен, казачий полковник М. Н. Гнилорыбов и др. Группы Бориса Савинкова в Советской России, насчитывавшие свыше 500 человек в разных городах, в 1921–1922 годах провели множество террористических актов. Но все они вскоре были захвачены чекистами. Огромную роль в нейтрализации этих террористов сыграла советская внешняя разведка. Борис Савинков ездил по Европе, пытаясь найти поддержку и финансовую помощь у лидеров различных государств, пытался заниматься террором, но неудачно. В 1922 году против его организации ОГПУ начало операцию «Синдикат», в результате которой Бориса Савинкова заманили в СССР и в 1924 году арестовали. Он был приговорен к 10 годам лишения свободы и спустя год покончил с собой в заключении. Публично покаявшись на процессе, ни одного из своих агентов Савинков тем не менее не выдал. После его смерти организация вскоре распалась. Часть заграничных боевиков пополнила ряды РОВСа[58], часть занималась шпионажем, продавая свои услуги любому покупателю. Кому перешли по наследству агенты Бориса Савинкова внутри СССР — неизвестно[59]. Не меньшую опасность представляли представители других политических партий, которые эмигрировали в Европу. Согласно данным советской внешней разведки:
Экономические противники советской власти и фальшивомонетчикиВ результате национализации и Гражданской войны почти все владельцы заводов и фабрик лишились своей собственности. Уехавшие за границу капиталисты надеялись вернуть свою собственность. Подробно об их вредительской деятельности рассказано в книге Александра Севера «Антикоррупционный комитет Сталина»[62], поэтому не будем останавливаться на этом вопросе. Большое значение для СССР имела и собираемая Иностранным отделом информация о планах и намерениях противников СССР в области экономики. Например, в 1922 году во время конференции в Генуе страны Антанты пытались поставить Советскую Россию в условия международной изоляции и диктовать ей свою волю. Разведка во многом способствовала тому, чтобы советская делегация успешно вышла из сложного положения, заключив в Рапалло (пригород Генуи) договор с Германией об установлении дипломатических и экономических отношений. Одним из главных направлений деятельности экономической разведки в двадцатые годы прошлого века была защита интересов СССР от посягательств со стороны тех иностранных коммерсантов, которые стремились взять некоторые предприятия в концессию, не имея при этом достаточных капиталов для их восстановления и рассчитывая лишь нажиться на их эксплуатации. Для этого в период, предшествовавший заключению концессионных договоров, через закордонную агентуру ИНО устанавливались экономические связи иностранных фирм с Советским Союзом, проекты их договоров, источники экономической информации, которыми пользовались эти фирмы для освещения интересующих их в СССР вопросов, выявлялись их связи с бывшими собственниками, предприятия которых сдавались в концессию, и т. д. Все эти сведения передавались в Экономическое управление ОГПУ, которое затем направляло их в ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Об этом направлении деятельности ИНО подробно рассказано в книге Олега Мозохина и Алексея Епихина «ВЧК-ОПТУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921–1928 годы)»[63]. Говоря о работе экономической разведки, нельзя не отметить ее успехи в борьбе с фальшивомонетчиками, пытавшимися наводнить советский рынок фальшивыми денежными знаками. Так, в 1924 году сотрудники ИНО с помощью агентуры установили, что одна из «фабрик» по выпуску фальшивых дензнаков находилась в Польше (сначала в Вильно, а потом в Варшаве). Оттуда при попустительстве польских властей фальшивые деньги переправлялись на территорию СССР. Но уже в 1925 году в результате проведенных оперативных мероприятий этот канал был перекрыт[64]. О других операциях по борьбе с фальшивомонетчиками, где активное участие принимали сотрудники ИНО, рассказано в книге Олега Мозохина «ВЧК-ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата»[65]. Военная белоэмиграцияПо данным Лиги Наций, всего Россию после революции покинуло около 1 млн 160 тыс. беженцев, и около четверти из них являлись бойцами белых армий. Понятно, что большинство военнослужащих были готовы с оружием в руках сражаться с советской властью. В командирах и организаторах недостатка не было. Наоборот, лидеры активно конкурировали между собой. И двигало ими не только желание изгнать большевиков, но и стремление к власти и возможность заработать. Не секрет, что большинство белогвардейских организаций сотрудничало с западными спецслужбами. А кто же еще мог финансировать их антисоветскую деятельность? Часть наиболее решительных и непримиримо настроенных офицеров после эвакуации в Галлиполи сплотилась вокруг бывшего командующего Кавказской армией генерал-лейтенанта Виктора Леонидовича Покровского, создав организацию, главной задачей которой было осуществление десантов в Советскую Россию. Однако попытки высадить десанты на Кавказе по разным причинам потерпели неудачу. Одна из групп распылилась в районе Трапезунда, другая сразу же попала в засаду и была уничтожена. Организация боролась также с агентурой советской разведки и насаждавшимся ею «возвращенческим» движением[66]. Сам Виктор Леонидович Покровский был убит болгарскими полицейскими, когда попытался оказать им вооруженное сопротивление при задержании 9 ноября 1922 года в Кюстендиле (Болгария). Его подозревали в организации нескольких убийств и объявили в розыск. О его местонахождении правоохранительным органам Болгарии сообщили агенты советской разведки. Хотя не все лидеры белой эмиграции действовали так радикально. Большинство занималось подготовкой кадров для будущей войны с Советской Россией. Так, в конце 1920 — начале 1921 года начал действовать «Комитет Русского Контрреволюционного Легиона». Его центр располагался в Будапеште. К февралю 1921 года численность Комитета: достигла 4500–5000 человек, в том числе 1500 солдат, полностью вооруженных и сведенных в два батальона пехоты, одно отделение артиллерии и одно — кавалерийский эскадрон[67]. В начале 1924 года по предложению Е. И. В.[68] Великого князя Николая Николаевича генерал Александр Павлович Кутепов принял на себя руководство «особой работой» в России. Хотя основанная генералом боевая организация активно действовала уже в течение года. Ее основная задача — организация связи между белой эмиграцией и внутрироссийскими антикоммунистическими группами, совершение террористических актов против руководителей партии большевиков, ВЧК-ОГПУ и т. д. Главной целью кутеповцев была подготовка вооруженного антисоветского восстания в России. Среди ее членов были не только ветераны Первой мировой и Гражданской войн, но бывшие юнкера и гимназисты. Все они были готовы с оружием в руках сражаться против советской власти и ради этого отдать свою жизнь. Среди членов кутеповской боевой организации можно указать на Марию Владиславовну Захарченко-Шульц. Она стала «знаменитой» благодаря советскому телевизионному фильму «Операция „Трест“». В сентябре 1924 года в Париже Главнокомандующим Русской армией генерал-лейтенантом бароном Петром Николаевичем Врангелем, как непосредственным преемником и продолжателем Белого движения, был основан Русский Обще-Воинский союз (РОВС). Ему же принадлежат слова: «Борьба за Россию еще не окончена, она приняла лишь иные формы». Осенью 1922 года отдельные руководители белогвардейской эмиграции планировали вооруженный поход против Советской России. Для этого они пытались удержать солдат в строю в Галлиполи и сохранить военную организацию в Болгарии. На совещании командования 5–12 марта 1922 года в Белграде Петр Николаевич Врангель заявил, что вопрос о новой интервенции принципиально решен. Выступление планировалось на конец мая 1922 года. С целью определения боевого состава армии срочно была проведена «регистрация чинов». Генералы составили план высадки десанта на Черноморском побережье и запросили санкцию Парижа. Воинственные планы были сорваны действиями болгарских властей и прогрессирующим распадом армейских формирований. 1922 год стал годом крушения организационных структур врангелевской армии, переходом ее к полуконспиративным формам существования и кардинальным изменениям тактики борьбы с советской властью[69]. О роли советской внешней разведки в нейтрализации этой угрозы в двадцатые-тридцатые годы прошлого века рассказано в нескольких монографиях[70], поэтому не будем подробно останавливаться на этом вопросе. Украинские националистыВ книге Александра Севера «Русско-украинские войны»[71] подробно рассказано о том, как украинские националисты на протяжении нескольких веков с маниакальной настойчивостью пытаются поссорить два братских народа и стать вассалами Запада. В качестве примера можно назвать деятельность Симона Петлюры. С февраля по декабрь 1919 года — правитель Украинской народной республики (УНР), после катастрофы военной и политической карьеры поступил на службу Варшавы. «Прославился» тем, что 21 апреля 1920 года подписал так называемый Варшавский договор, по условиям которого к Польше отходила пятая часть территории Украины с населением около 9 млн человек. Этим он не ограничился. И сам поступил на тайную службу Варшавы, чтобы самому участвовать в уничтожении украинцев. И как иначе назвать организованные им рейды банды на территорию Советской Украины, в результате которых гибло мирное население? В январе 1920 года во Львове начал действовать руководящий центр петлюровского антисоветского подполья — Повстанческо-партизанский штаб (ППШ) во главе с генерал-хорунжим армии УНР Юрко Тютюником. Он напрямую подчинялся Главному атаману войск УНР Симону Петлюре, «как главнокомандующему всеми украинскими регулярными и партизанскими войсками». Штаб состоял из четырех отделов: оперативного (начальник — генерал-полковник Юрий Отмарштейн); организационного (начальник — полковник Л. Ступницкий); разведывательного (полковник О. Кузьминский) и административно-политического (начальник — полковник Добротворский)[72]. Всеми действиями ППШ руководил Второй отдел (разведка) Польского генштаба. Петлюровцам удалось создать агентурную сеть на территории Советской Украины. В нее входило несколько тысяч человек[73]. 27 сентября 1920 года Головной атаман действующей армии УНР Симон Петлюра подписал приказ № 055, которым вводилось в действие «Положение про проведение на Правобережной Украине восстания против большевистской армии и власти». Положение это разработал генерал-хорунжий Владимир Синклер, занимавший в то время должность начальника Генерального штаба армии УНР. Осенью 1921 года Симон Петлюра, выполняя распоряжение Варшавы, приказал активизировать разведывательно-диверсионную деятельность на территории Советской Украины. Всем подпольщикам и заброшенным с территории Польши бандам было приказано осуществлять диверсии на железнодорожных коммуникациях, разрушать средства связи, начать террор против коммунистов и сотрудников правоохранительных органов. Указания начали активно реализовываться. Если в сентябре 1921 года было зафиксировано 248 нападений, то в октябре того же года уже 285. Только в Балтском уезде Одесской губернии было убито свыше ста коммунистов. Затем началось массовое вторжение петлюровских банд с территории Польши. Волынская, Подольская, Киевская и Одесская губернии были объявлены на военном положении[74]. Рейды отдельных банд по территории Советской Украины — лишь прелюдия и разведка боем. Симон Петлюра планировал военное вторжение на территорию Советского Союза. Подробнее об этом плане и почему он потерпел неудачу — рассказано в книге Александра Севера «Русско — украинские войны»[75], поэтому мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе. Отметим лишь, что в нейтрализации этой угрозы важную роль сыграла советская внешняя разведка. Еще в 1919 году в окружение Симона Петлюры были внедрены агенты Москвы. Первые неудачи не охладили боевого задора петлюровцев. Они активно продолжали готовиться к решающей схватке с советской властью, ну а чекисты педантично фиксировали все их достижения. Вот, например, что происходило в октябре 1922 года.
Всего же на территории Украины в октябре 1922 года действовало 35 банд общей численностью 700 человек при 4 пулеметах[76]. В начале ноября 1922 года чекисты отрапортовали о ликвидации петлюровской организации в Подольской губернии. Арестовано 290 человек[77]. Успехи в борьбе с антисоветским петлюровским подпольем были относительными. В июне 1923 года чекисты вынуждены признать, что угроза восстаний так и не была полностью нейтрализована[78]. Всего на Украине в июне 1923 года действовало 65 банд (более 600 штыков и сабель)[79]. В июле количество банд достигло 77 (до 800 человек)[80]. К 1 ноября 1923 года количество банд снизилось. Чекисты зафиксировали 42 отряда общей численностью 443 человека[81]. Наступившая зима 1923/24 года никак не повлияла на количество банд — 467 бандитов в составе 48 банд сражались против советской власти и терроризировали местное население[82]. Справедливости ради отметим, что не меньшую активность проявляли петлюровцы и за пределами Советской России. Так, Симон Петлюра в начале двадцатых годов прошлого века развил активную деятельность по срыву намерений лидеров европейских стран признать Советскую Россию. Об этом своевременно доложила в Москву резидентура внешней разведки в Германии. Также благодаря деятельности советской разведки было предотвращено готовящееся покушение на жизнь большевистских делегатов на Генуэзской конференции (было перехвачено донесение петлюровцев в Высший монархический совет)[83]. В конце концов пришло время, когда польское правительство было вынуждено прекратить какую бы то ни было антисоветскую деятельность на своей территории, как того требовали условия Рижского договора. Петлюровцы, гетманцы и прочие обанкротившиеся претенденты на всеукраинский престол вынуждены были искать для себя более удобное укрытие. Так по воле судьбы Симон Петлюра оказался в Париже, где его приютила масонская ложа. Здесь 25 мая 1926 года его в Латинском квартале застрелил ветеран Первой мировой и Гражданской войн на Украине, дважды судимый за кражи, анархист и сионист, литератор, владелец часового магазина Шолем Шварцбард. Согласно официальной версии убийца действовал в одиночку. Правда, множество фактов указывает на руку Москвы в этом деле. Одним из тех, кто первым озвучил эту версию, был юрист и политический деятель Андрей Яковлев. В 1917–1918 годах он был директором канцелярии Центральной Рады, потом эмигрировал, преподавал право, был избран профессором и ректором Украинского вольного университета. Умер в США в 1955 году. Он имел возможность не только присутствовать на суде, но и ознакомиться с материалами дела. Андрей Яковлев указал, что весной 1926 года в Харькове (тогда столица Украины), а затем и в Москве всерьез заговорили об опасности Симона Петлюры. Произошло это после того, как руководство ОГПУ ознакомилось с донесениями многочисленной агентуры, которая следила за жившими в эмиграции украинскими националистами. Также Андрей Яковлев утверждает, что в операции по ликвидации Симона Петлюры принял участие бывший руководитель Союза эсеров-максималистов на Дальнем Востоке Михаил Володин. Автор не называет его чекистом, скорее агентом Москвы, Хотя суть это не меняет. Личность загадочная и реально существовавшая. В российских архивах хранится несколько документов, где описана его биография, но… начиная с 1920 года. Чем он занимался до этого времени и была ли его фамилия подлинной — неизвестно. Михаил Володин появился в Восточной Европе в 1920 году, а затем в течение нескольких лет якобы принимал активное участие в операциях советской разведки, проводимых в среде украинских националистов в различных странах Восточной Европы. В Париже Володин впервые появился в августе 1925 года, провел в столице Франции полтора месяца, а потом исчез на четыре месяца. В январе 1926 года Володин вновь появился в Париже. Вскоре он познакомился со Шварцбардом[84]. Так, по крайней мере, утверждал обвиняемый на суде. Когда на самом деле они впервые встретились — мы никогда не узнаем. Зато точно известно, что именно с января 1926 года будущий убийца и агент Москвы встречались чуть ли не каждый день. Как выяснило следствие, с февраля 1926 года агентура советской разведки в Париже и те, кто хотел активной помощью Москве получить право на возвращение в СССР, начали активный поиск места проживания Симона Петлюры в Париже. Среди тех, кто пытается выяснить адрес будущей жертвы, — Михаил Володин. В мае 1926 года он вместе с «товарищем» попытался попасть на съезд украинских эмигрантских организаций, но не смог достать пропуска. Да и сам будущий убийца не терял времени даром. В середине апреля он и еще двое, следствие так и не смогло идентифицировать их, участвовали в слежке за жертвой. Уже тогда «боевик» знал Симона Петлюру в лицо. Вот что произошло в день убийства. Утром агентура советской разведки находилась около дома, где жила жертва. Процитируем теперь Андрея Яковлева:
По утверждению Андрея Яковлева, суд был необъективным, носил политический характер, и поэтому не удалось установить полную картину подготовки к убийству[86]. Мы лишь добавим, что со смертью Симона Петлюры деятельность его сторонников на территории Советской Украины угасла. Вот такое вот странное совпадение. Советская Россия в роли врага С первых лет своего существования Советская Россия оказалась во враждебном окружении иностранных держав. Многие хотели получить бесплатный и бесконтрольный доступ к богатствам нашей страны. Поэтому еще одна задача внешней разведки — предоставление информации руководству страны о планах правителей соседних государств, а также участие в мероприятиях по стравливанию их между собой. Например, 6 августа 1925 года ИНО было поручено собрать информацию о политике германского правительства. Дело в том, что у Феликса Дзержинского:
Другие государства, например, Великобритания и Франция, пытались сменить политический строй в Советской России еще в годы Гражданской войны. В начале двадцатых годов прошлого века Советская Россия получила еще одного опасного и могучего противника — Польшу. Сейчас эта страна воспринимается многими как небольшое восточноевропейское государство, способное лишь быть членом одного из военных блоков — Варшавского или НАТО и не влияющее на ситуацию даже в Восточной Европе. В двадцатые-тридцатые годы прошлого века все было иначе. Польша до начала Второй мировой войны, наравне с Германией, Англией и Францией, справедливо считалась основным врагом Советского Союза. И только нежелание делиться с кем-либо добычей не позволило Варшаве начать войну против Москвы. Хотя к ней она начала готовиться заранее. Еще 3 марта 1921 года был подписан имевший четкую антисоветскую направленность польско-румынский договор о взаимопомощи. Он предусматривал: взаимную военную поддержку сторон в случае войны одного из участников договора с Советской Россией (статья 1); координацию их политики во взаимоотношениях с Советской Россией (ст. 2); заключение польско-румынской военной конвенции (ст. 3); обязательство не вести переговоров о сепаратном мире в случае войны с Советской Россией (ст. 4]. 26 марта 1926 года этот договор был продлен на следующие пять лет, затем он аналогичным образом продлевался в 1931 и 1936 годах. 17 марта 1922 года был заключен Варшавский договор между Польшей, Финляндией, Эстонией и Латвией, согласно которому участники должны были консультироваться в случае советского «неспровоцированного нападения». Руководствуясь этим договором, генеральные штабы стран-участниц разработали несколько планов совместных военных операций против СССР[88]. Вот в таких условиях рождалась советская внешняя разведка. Как видим, у первых разведчиков не было времени на раскачку и специальную подготовку. Фактически они сразу вступили в бой с многочисленными противниками советской власти, обосновавшимися за рубежом. Глава 2В период военной тревоги. 1926–1934 годы Вторая половина двадцатых годов — первая половина тридцатых годов прошлого века — это не только время свертывания НЭПа, начало коллективизации и индустриализации, но и период, когда Советский Союз находился на грани войны со странами Большой и Малой Антанты. Ситуация усугублялась тем, что внутри страны существовала «пятая колонна», которая в случае начала войны могла вступить в вооруженное противостояние с существующей властью. Кто угрожал Иосифу Сталину? — спросите вы. Крестьяне, которые были недовольны экономической политикой властей и были готовы жить под властью оккупантов, если последние сохранят элементы рыночной экономики в деревне. Часть коммунистов, которые после «раскола» в правящей партии стали на сторону Льва Троцкого и выступали против Иосифа Сталина. Многочисленные «бывшие» — те, кто потерял все после установления советской власти. Добавьте к этому активизацию деятельности многочисленных белогвардейских белоэмигрантских организаций, которые решили использовать в своих целях внутриполитическую ситуацию в СССР и неблагоприятную для Иосифа Сталина международную ситуацию. В январе 1926 года из Лондона от легальной резидентуры советской внешней разведки поступило сообщение, которое было доложено руководству страны. Возможно, что текст этого документа был подготовлен в Министерстве иностранных дел Германии и разослан послам в европейских странах, чтобы дипломаты понимали происходящие события и для них они не были неожиданными. Процитируем несколько абзацев этого очень любопытного документа:
Далее сообщалось, что в декабре 1925 года всем дипломатам в европейских странах предписывалось собрать максимум информации о том, «какие русские эмигранты по политическим группировкам находятся в данной стране, какие существуют русские организации, какие цели они преследуют, откуда они получают финансовую поддержку… Подобные вопросы получила и британская разведка для разработки. Этой разведкой затем начаты доверительные переговоры с русскими, являющимися лидерами эмигрантов, частью во Франции, но также и в Константинополе и Праге, с целью выявить приверженцев отдельных вождей русских организаций и возможность их использования». Эмигрантов предполагалось привлечь к операции по свержению советской власти в СССР или, по крайней мере, захвату власти на части территории Советского Союза (Сибирь и Дальний Восток). Далее в документе сообщалось, что финансово-промышленная элита Великобритании и правительство этой страны договорились о том, что предприниматели будут не только бойкотировать бизнес с большевиками, но и «усилять хозяйственные затруднения в России».
Активизация белогвардейской эмиграции и политика Великобритании в отношении к Советской России подтвердили все сообщенные в документе факты. А Москва благодаря внешней разведке была своевременно осведомлена об этой угрозе. В начале 1927 года Великобритания, опасаясь потерять свои позиции в Китае в результате развернувшейся в этой стране революции 1925–1927 годов, потребовала от СССР прекратить военную и политическую поддержку гоминьдановско-коммунистического правительства. Отказ СССР выполнить условия «ноты Чемберлена» сначала спровоцировал резкое ухудшение отношений между Москвой и Лондоном, а затем и вообще привел к разрыву экономических и дипломатических отношений. Одновременно внешняя разведка предупреждала об опасности, исходящей со стороны Польши и Румынии. Процитируем записку Феликса Дзержинского Иосифу Станину, датированную 11 июля 1926 года:
Альтернативная историяПочему-то принято считать, что в Советском Союзе всерьез о войне заговорили лишь в середине тридцатых годов, когда Адольф Гитлер, с молчаливого согласия Запада, начал стремительное расширение территории Третьего рейха. На самом деле за десять лет до аншлюса Австрии, Мюнхенского сговора и начала Второй мировой войны Советский Союз находился на грани войны с рядом европейских стран. Великая Отечественная война могла начаться не 22 июня 1941 года, а, например, 22 июня 1932 года. Процитируем сообщение ИНО ОГПУ, которое датировано 29 января 1932 года:
Если говорить применительно к войне с Советским Союзом, то в роли агрессора выступила бы не Германия (по мнению французских разведчиков, она бы заняла нейтральную позицию — у этой страны был свой букет внутриполитических и экономических проблем), а союз западноевропейских стран во главе, например, с Францией или Великобританией. На первый взгляд звучит абсурдно, но если проанализировать все нюансы внешней политики стран Европы по отношению к Советскому Союзу в двадцатые-тридцатые годы прошлого века, то такой сценарий развития событий реален. Другое дело, что «демократические» европейские страны так и не смогли договориться между собой и создать единый фронт против Москвы. Результат всем известен, договорились «недемократические». Советская внешняя разведка, своевременно, достоверно и подробно информируя о планах и намерениях руководителей европейских и азиатских стран, помогла Иосифу Сталину выбрать единственно правильный на тот момент внешнеполитический курс и избежать военного конфликта. Система международных отношений, сложившаяся в двадцатые годы прошлого века на основе Версальского мира и деятельности Лиги Наций, предохраняла СССР, хотя и не слишком надежно, от военного столкновения с Западом. Укреплению безопасности СССР способствовал и выход из внешнеполитической изоляции посредством установления дипломатических и консульских отношений со всеми европейскими странами, в том числе с теми, где влиянием пользовалась русская белогвардейская эмиграция. Промышленно-финансовые круги Запада были заинтересованы в освоении необъятного российского рынка и потому сквозь пальцы смотрели на подрывную деятельность Коминтерна, морально и материально поощрявшего деятельность экстремистских политических группировок во всем мире, на несущиеся из Москвы призывы к мировой пролетарской революции, международной солидарности трудящихся и т. п. По мере восстановления в СССР разрушенной Первой мировой и Гражданской войнами экономики и, следовательно, оборонно-промышленного потенциала, Запад начал предпринимать усилия по укреплению обороноспособности граничащих с СССР государств. Фактически речь шла о создании «санитарного кордона» вокруг нашей страны. Правители большинства восточноевропейских государств не только не возражали против такой перспективы, но и всячески поддерживали ее. Ведь они мечтали принять активное участие в разделе территории Советского Союза, когда начнется война. Сейчас мы наблюдаем аналогичную картину. Если в годы «холодной войны» Советский Союз от стран — членов НАТО отделяла территория Восточной Европы, то сейчас только государственная граница. Уже в середине двадцатых годов прошлого века против СССР начал формироваться военно-политический блок, вошедший в историю под именем «Малая Антанта» (Польша, государства Прибалтики, Румыния и Финляндия). При условии поддержки этого блока в случае пограничного или иного конфликта с Японией или «Большой Антантой» (Англией, Францией и США) СССР действительно попадал в чрезвычайную военно-политическую ситуацию, многократно осложненную возрастающей вероятностью возобновления при затяжной или неблагоприятной внешней войне внутренней гражданской войны. Другое дело, что в силу множества причин члены двух Антант не только не смогли согласовать свои военные и политические планы в отношении Советского Союза, но и даже договориться внутри каждого из «блоков». Например, ближайшие соседи СССР — члены «Малой Антанты» не имели общего стратегического и оперативного плана (на уровне генеральных штабов) внезапного нападения и разгрома «первого в мире социалистического государства». А у Великобритании не было общей с СССР сухопутной границы, и она не договорилась ни с одной из соседок Советской России о пропуске своих войск. Это стало одной из причин того, что Великая Отечественная война не началась в 1932 году. Хотя для этого были все предпосылки. Ведь в Советском Союзе в конце 20-х годов имелось огромное количество озлобленных людей, которые поддержали бы западных агрессоров. Вот только сегодня об этом большинство историков предпочитают не вспоминать. Белоэмигранты продолжают войнуИсточником дестабилизации международного положения Советского Союза служила не только деятельность государственных структур Запада, но и белогвардейские террористы, фактически объявившие охоту на советских дипломатов. В ней участвовали не только ветераны Белого движения, но и юное поколение. В 1927 году девятнадцатилетний ученик гимназии Русского общества, в Вильне Борис Коверда застрелил в Варшаве полпреда П. Войкова. Согласно обвинительному акту он:
В том же году эмигрант П. Трайкович пытался убить временного поверенного в делах СССР в Польше А. Ульянова, а год спустя было совершено еще одно неудачное покушение на полпреда в Вильнюсе Д. Богомолова. Сам П. Трайкович погиб 2 сентября 1927 года во время перестрелки с советскими дипкурьерами. Эмигрант попытался застрелить Шлессера, но сам был сражен выстрелом напарника последнего И. Гусева[94]. В мае 1928 года Ю. Войцеховский покушался на советского торгпреда в Варшаве А. С. Лизарева. В тридцатые годы прошлого века эмигрант Ярохин покушался на советского полпреда в Японии Юренева. Логика покушений была простая: даже если представителей СССР не часто удавалось убить, то, по крайней мере, можно было заставить их бояться. Тем более что власти тех стран, где проходили теракты, относились к террористам чрезвычайно мягко. В 1925 году основатель и первый руководитель РОВС Петр Николаевич Врангель внезапно оставил свой пост и из Парижа уехал в сербский город Сремски Карловцы, где занялся литературной деятельностью — написал записки о гражданской войне на юге России («Воспоминания барона П. Н. Врангеля»). Его место занял великий князь Николай Николаевич. Основную роль в проведении тайных операций против Советской России играл не член династии Романовых, а начальник боевого отдела РОВС генерал Александр Павлович Кутепов. Ветеран Русско-японской и герой Первой мировой войны, активный участник Белого движения, человек, пользовавшийся большим авторитетом среди белогвардейских офицеров. В 1926 году в структуре РОВСа появилось тщательно законспирированное подразделение — так называемая «внутренняя линия». Интересна история появления этого термина. Когда белогвардейские офицеры приходили в канцелярию РОВС, то их спрашивали, по какой линии они хотят работать: внешней или внутренней. Первая подразумевала относительно легальную работу — преподавателя, техника, инструктора и т. п., а вторая — секретную. Сотрудники «внутренней линии» занимались вопросами разведки и контрразведки. Также ее задачами были: подготовка государственного переворота в СССР и осуществление терактов в отношении не только руководителей Советского Союза, но и против сотрудников организаций, советских и партийных учреждений (так называемый «средний террор»). Для достижения поставленных целей планировалось создать в СССР мощное антисоветское подполье. Предполагалось использовать советских граждан из числа «бывших» (дворяне, сотрудники государственных учреждений и офицеры Российской империи, полицейские и т. п.), офицеров Красной Армии (однокашников и однополчан членов РОВСа), а также родственников эмигрантов[95]. Тактика оказалась малоэффективной. К «бывшим» советские власти всегда относились подозрительно, часто справедливо подозревая их в нелояльности и тайной антисоветской деятельности. А после 1927 года их положение ухудшилось. Руководство органов госбезопасности предприняло ряд упреждающих мероприятий с целью нейтрализации потенциальной «пятой колонны». Да и к тем, кто поддерживал контакты с проживающими за границей родственниками, в Советском Союзе полного доверия не было. Поэтому репрессии в отношении «бывших» в конце двадцатых годов прошлого века объяснялись просто — советская власть пыталась нейтрализовать «пятую колонну». Мера оказалась эффективной. В 1937 году РОВС и другие белогвардейские организации знали о ситуации в СССР значительно меньше, чем в 1921 году[96]. Ну а чекисты записали в свой актив создание нескольких мифических антисоветских подпольных организаций, аналогичных «Тресту» и «Синдикату». Несмотря на все принимаемые сотрудниками Лубянки меры, белогвардейцам все же удалось осуществить серию терактов. Одна из причин — новая тактика Александра Павловича Кутепова. В 1927 году он создал так называемый Союз Национальных Террористов (СНТ), который должен был развязать террор в СССР. Деятельность этой организации частично финансировалась британской разведкой. В конце 1927 года Александр Павлович Кутепов получил от Лондона 200 тысяч французских франков. В «Союз» ровсовских террористов, по воспоминаниям его активистов, входило около трех десятков боевиков. На самом деле их было гораздо больше, так как конспирация была поставлена великолепно, а ОГПУ не успело внедрить в СНТ свою агентуру. Но даже три десятка — это немало, учитывая, что это были люди, прошедшие жестокую войну, а затем специальную подготовку в эмиграции. О планах А. П. Кутепова красноречиво говорит цитата из донесения, подготовленного сотрудниками ИНО ОГПУ:
Хотя отдельные отечественные историки и журналисты рисуют более мрачную картину. Предполагалось провести диверсии на объектах транспорта, складах, портах, элеваторах с целью срыва экспорта хлеба и подрыва рубля. Для этой же цели планировалось отравить хлеб на 3–4 пароходах с широким освещением происходящего в прессе. При помощи быстроходных моторных лодок намечалось потопить несколько советских нефтеналивных судов, а также учебный парусник «Товарищ». Для уничтожения партийных кадров было решено, кроме взрывных устройств, использовать бациллы холеры, оспы, чумы, сибирской язвы, которые должны были переправляться через границу при помощи дипломатической почты[100]. Нарисованные ими планы подтверждаются документами. В мае 1927 года Опперпут направил Кутепову записку, в которой, в частности, говорилось:
Если это действительно так, то публикуемые в СМИ в тридцатые годы в Советском Союзе истории про попытки врагов Советской власти травить скот и зерно, а также показания отдельных подследственных «врагов народа» заставляют задуматься. Получается, что все это не плод безумной фантазии журналистов и следователей из НКВД, как это принято считать, а отражение, пусть и преувеличенное, реальных планов белогвардейской эмиграции. Самой известной террористической акцией РОВСа стал взрыв ленинградского Центрального партийного клуба на Мойке. 7 июня 1927 года трое диверсантов из РОВСа (бывший капитан Белой армии Виктор Ларионов, двадцатилетний сын полковника царской армии Сергей Владимирович Соловьев и его одноклассник Дмитрий Мономахов) под видом коммунистов проникли в партклуб и во время лекции некоего товарища Ширвиндта об американском неореализме кинули несколько гранат. Осколками было ранено двадцать шесть человек, из них четырнадцать —: тяжело[102]. Один из участников акции Виктор Ларионов позднее вспоминал:
Группа сумела благополучно вернуться в Финляндию. Вот только не все ее члены дожили до старости. 6 июля 1928 года Георгий Радкевич и Дмитрий Мономахов пробрались в Москву и бросили бомбу в бюро пропусков ОГПУ. Дежуривший там сотрудник госбезопасности погиб. Оба террориста были обнаружены чекистами в Подольске (город в Московской области). При задержании Георгий Радкевич застрелился. Другая атака террористов оказалась менее успешной. В ночь с 3 на 4 июня 1927 года трое членов РОВСа: Мария Владиславовна Захарченко-Шульц, Эдуард Оттович Стауниц (он же Александр Оттович Опперпут-Упелинц и Павел Иванович Селянини) и Вознесенский (оперативный псевдоним «Петере») — должны были взорвать здание общежития ОГПУ на Малой Лубянке в Москве. Как показывают архивные документы, выполнить эту задачу террористам было по силам. Один из них — Эдуард Оттович Стауниц хорошо знал особенность охраны общежития чекистов, вплотную примыкавшего к стене основного здания ОГПУ. С 1921 по 1927 год он сотрудничал с чекистами и принимал активное участие в операции «Трест». В случае взрыва «адской машинки» в этом месте значительных разрушений и жертв избежать вряд ли бы удалось. Взрыв был предотвращен случайно. Один из жильцов особняка вышел на свежий воздух по малой нужде и обнаружил тлеющий бикфордов шнур. По крайней мере, так звучит официальная советская версия. Хотя, возможно, о готовящейся акции в Москве знали заранее. Слишком оперативно начали преследовать террористов. Хотя настичь их сумели только в Смоленской области. Отходя к советско-польской границе, террористы убили шофера и захватили заложников. В операции по их поиску участвовали не только чекисты, но и военнослужащие Красной Армии, а также местные крестьяне. Остальные попытки терактов были пресечены советскими пограничниками или сотрудниками госбезопасности. Например, 15 августа 1927 года в районе Акссер четверо террористов в сопровождении двух финских граждан-проводников перешли государственную границу. При себе каждый из боевиков имел по два револьвера и запас гранат. Согласно справке, подготовленной начальником Отдела контрразведки ОГПУ Салыня, задания у членов террористической группы:
Нарушителей начали преследовать советские пограничники. Убив 20 августа 1927 года лесного объездчика Александра Александровича Ведешкина, группа разделилась. 22 августа 1927 года около села Шуя в Карелии были арестованы финский подданный «капитан армии Врангеля» (так в документе. — Александр Борисович Балмасов и внук председателя Государственного Совета царской России кадет Александр Александрович Сольский. Позднее чекисты утверждали, что первый активно сотрудничал с финской разведкой. Двое других боевиков тоже недолго оставались на свободе. Александр Александрович Шорин и Сергей Владимирович Соловьев погибли в перестрелке 24 августа 1927 года в районе села Печки (6 км от Петрозаводска). При попытке задержания трое пограничников было ранено. Двое оставшихся в живых белогвардейцев проходили вместе с тремя коллегами по так называемому «делу пяти террористов-монархистов». Их подельников задержали в районе советско-латвийской границы в июле 1927 года. В ходе следствия выяснилось, что мичман Н. П. Строев и фельдфебель В. А. Самойлов:
Были и другие случаи проникновения диверсантов РОВСа на территорию СССР. Согласно официальному сообщению ПП ОГПУ, в Ленинградском военном округе 27 сентября 1927 года в СССР через финляндскую границу в районе Карелии вновь перешла «группа вооруженных монархистов», вступивших в перестрелку с советскими пограничниками. Одному боевику удалось уйти обратно в Финляндию, двое были убиты[106]. В мае-июне 1928 года члены «боевой группы Бубнова» безуспешно провели две недели в Москве, пытаясь организовать убийство главного редактора газеты «Правда» Николая Ивановича Бухарина[107]. В октябре 1929 года на территорию СССР проникла боевая группа А. А. Анисимова. При попытке ареста ее командир застрелился 10 октября 1928 года. В ноябре того же года в перестрелке погибли еще двое боевиков РОВСа — белогвардейские офицеры В. И. Волков и С. С. Воинов. В декабре 1929 года при «выполнении боевого задания» погиб бывший глава Галлиполийского Землячества в Праге, капитан 1-го Дроздовского полка П. М. Трофимов[108]. А. П. Кутепов не ограничивался организацией террористических актов. Как и П. Н. Врангель, он мечтал о военном походе на Советскую Россию. Весной 1927 года он планировал собрать для «весеннего похода» до 50 тысяч бойцов. В следующем году воинственные планы науськиваемой английской разведкой эмиграции усилились. Белогвардейцам поручалось создавать повстанческие организации, поднимать местные восстания, разлагать воинские части и в нужный момент спровоцировать войну. 17 июля 1928 года было подписано соглашение между РОВСом и румынским Генеральным штабом. Бухарест принимал помощь эмигрантов в войне против СССР. Белогвардейцам разрешалось создать русские части. В рамках общего стратегического плана им предоставлялись отдельные боевые участки. Кутепов брался сформировать стрелковый корпус, для чего румыны предоставляли ему вооружение, экипировку и снабжение. Кроме выполнения заданий иностранных разведок, РОВС пытался создавать воинские части по своей инициативе, ради оживления организации. Предполагалось создать объединения по родам оружия с четкой структурой, командирами и соподчинением, постепенно приведя их в боевую готовность[109]. Понятно, что описанные выше угрозы заставили руководство советских органов госбезопасности усовершенствовать организацию работы внешней разведки. Структура центрального аппарата разведки10 марта 1926 года приказом ОГПУ функции Восточного отдела были изменены. «Разработка государственного шпионажа» со стороны Турции, Персии, Афганистана и Монголии была передана в ведение КРО ОГПУ. А антисоветскими партиями Закавказья должен был теперь заниматься Секретный отдел ОГПУ (возможно, это решение было следствием внутриведомственной борьбы в ОГПУ). 31 октября 1929 г. Я. Х. Петере был освобожден от обязанностей начальника Восточного отдела ОГПУ. Его чекистская карьера на этом завершилась. Руководство отделом он совмещал с работой в Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и теперь окончательно перешел туда. Отдел 6 ноября возглавил Т. М. Дьяков, помощником начальника был назначен Аркадий Дмитриевич Соболев (одновременно начальник 2-го отделения). 1-м и 3-м отделениями руководили Л. А. Приходько и А. А. Алмаев. История Восточного отдела закончилась 10 сентября 1930 года, когда был организован Особый отдел ОГПУ, в состав которого вошли Особый, Контрразведывательный и Восточный отделы. 3-й отдел (именно так!) нового отдела должен был заниматься «национальной и восточной контрреволюцией», контршпионажем против восточных стран, наблюдением за посольствами, консульствами и национальными колониями восточных стран. Начальником этого подразделения стал Т. М. Дьяков, одновременно назначенный помощником начальника Особого отдела СОУ ОГПУ Яна Калликстовича Ольского[110]. В декабре 1929 года центральный аппарат советской внешней разведки состоял из: начальник (С. А. Мессинг); помощник начальника (М. С. Горб и 2 должности вакантны); закордонная часть (нач. части одновременно нач. ИНО); отделение иностранной регистратуры (И. А. Бабкин)[111]. 27 октября 1929 года Меера Трилиссера сняли со всех постов в ОГПУ за открытое выступление против Генриха Ягоды (с 27 октября 1929 года — первый зампред ОГПУ), которого он обвинил в сочувствии «правому уклону» в партии. В феврале 1930 года его назначили заместителем наркома РКИ РСФСР. А на посту начальника ИНО его сменил Станислав Адамович Мессинг, член Коллегии ОГПУ, бывший полпред ОГПУ в Ленинградском военном округе, назначенный одновременно вторым зампредом ОГПУ. 30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о реорганизации внешней разведки. Перед ней ставится задача активизировать разведывательную работу по Англии, Франции, Германии, Польше, Румынии, Японии, странам Прибалтики и Финляндии. Основными задачами внешней разведки были следующие: борьба с антисоветской эмиграцией и террористическими организациями в стране и за рубежом; выявление интервенционистских планов враждебных стран; борьба с иностранным шпионажем; получение для нашей промышленности технических новинок, которые не могут быть добыты обычным путем (научно-техническая разведка); контрразведывательное обеспечение совзагранучреждений. В январе 1930 года был объявлен новый штат ИНО, включавший 94 сотрудника. Вместо прежних закордонной части и отделения иностранной регистратуры было создано 8 отделений. Таким образом, структура ИНО ОГПУ выглядела следующим образом: начальник ИНО — Станислав Адамович Мессинг (он же 2-й заместитель Председателя ОГПУ); заместитель начальника — Артур Христианович Артузов (по совместительству он оставался помощником нового начальника Секретно-оперативного управления Ефима Георгиевича Евдокимова); два помощника начальника — Абрам Аронович Слуцкий (по совместительству помощник начальника Экономического управления ОГПУ) и Михаил Савельевич Горб. Отделения ИНО: 1-е отделение (нелегальная разведка) — Л. Г. Эльберт; 2-е отделение (вопросы выезда и въезда в СССР) — И. А. Бабкин; 3-е отделение (разведка в США и основных странах Европы) — М. Г. Молотковский; 4-е отделение (разведка в Финляндии и странах Прибалтики) — А. П. Невский; 5-е отделение (разведка по белой эмиграции) — А. П. Федоров; 6-е отделение (разведка в странах Востока) — К. С. Баранский; 7-е отделение (экономическая разведка) — А. А. Нейман; 8-е отделение (научно-техническая разведка) — Л. Л. Никольский (А. М. Орлов)[112]. Штат Иностранного отдела в конце 1930 года составил 121 человек. Но, кроме штатных сотрудников, в это время создается резерв ИНО, в котором в 1932 году числилось 68 человек. На «иноработу» было выделено 300 000 рублей золотом. Важное значение придавалось ведению нелегальной разведки. Так, в Великобритании и Франции было создано несколько нелегальных резидентур, успешно решавших стоящие перед ними задачи. В начале тридцатых годов прошлого века по мере изменения внешнеполитической обстановки, и прежде всего из-за прихода к власти в Германии нацистов, изменились и приоритеты внешней разведки. Важнейшим из них стало внедрение надежной агентуры в правительственные учреждения стран — вероятных противников в будущей войне, прежде всего Германии и Японии. Эта агентура должна была добывать информацию политического и военного, а также экономического и научно-технического характера. Среди других направлений работы ИНО сохраняли свое значение вскрытие шпионской и подрывной деятельности западных разведок и эмигрантских организаций в отношении СССР, контрразведывательное обеспечение советских загранпредставительств и т. д. 5 февраля 1930 года постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) были определены «районы разведывательной работы ИНО ОГПУ»: Англия; Франция; Германия (центр); Польша; Румыния; Япония; Лимитрофы. Также в документе названы задачи, «стоящие перед ИНО ОГПУ»:
1 августа 1931 года Мессинг, который, как и его предшественник Трилиссер, оказался втянут в групповую борьбу за власть в верхушке ОГПУ, был снят с должности начальника Иностранного отдела. Его сменил Артур Христианович Артузов, который за день до этого был введен в состав Коллегии ОГПУ. При Артузове продолжилось расширение полномочий ИНО и увеличение его штатов. Так, с февраля 1933 года Иностранному отделу предоставлялось право ведения следствия по возникающим в ИНО делам сотрудников, а с апреля 1933 года был введен новый штат ИНО, включавший в себя 110 сотрудников. Согласно новому штату структура ИНО была следующей: начальник ИНО — А. Х. Артузов; заместитель начальника — А. А. Слуцкий; помощник начальника — СВ. Пузицкий (он занимал эту должность с ноября 1931 года); 1-е отделение (нелегальная разведка) — Л. А. Эйтингон; 2-е отделение (вопросы выезда и въезда в СССР) — Я. М. Бодеско; 3-е отделение (разведка в США и основных странах Европы) — О. О. Штейнбрюк; 4-е отделение (разведка в Литве, Латвии, Эстонии, Польше и Финляндии) — К. С. Баранский; 5-е отделение (работа по белой эмиграции) — А. П. Федоров, с 21 июня 1934 года — Петр Николаевич Кропотов; 6-е отделение (политическая разведка в странах Востока) — И. Г. Герт (почти сразу его сменил Я. Г. Минскер), с 13 сентября 1934 года — Петр Яковлевич Зубов; 7-е отделение (экономическая разведка, контрразведывательное обеспечение совзагранучреждений) — Э. Я. Фурман; 8-е отделение (научно-техническая разведка) — П. Д. Гутцайт, с 21 июня 1934 года — С. Б. Иоффе. В ноябре 1932 года Артузов издал распоряжение об усилении нелегальной работы и о готовности легальных резидентур к переходу на нелегальные условия работы[114]. Приказом ОГПУ № 0070 от 17 февраля 1933 года ИНО было предоставлено право ведения следствия по возникающим в отделе следственным делам[115]. 1 апреля 1933 года был введен новый штат ИНО, включавший 110 сотрудников. Распределение руководящих сотрудников по этому штату было таким: Начальник ИНО (А. Х. Артузов). Заместитель начальника ИНО (А. А. Слуцкий). Помощник начальника ИНО (СВ. Пузицкий). Начальники отделений: 1-е отделение — Л. А. Эйтингон; 2-е отделение — Я. М. Бодеско; 3-е отделение — О. О. Штейнбрюк; 4-е отделение — К.С Баранский; 5-е отделение — А. П. Федоров; 6-е отделение — врид нач. И. Г. Герт; 7-е отделение — Э. Я. Фурман; 8-е отделение — П. Д. Гутцайт[116]. 10 июля 1934 года в процессе образования НКВД СССР ИНО перешел из упраздненного ОГПУ в состав Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. Основными задачами ИНО, как и прежде, оставались: «выявление направленных против СССР заговоров и подрывной деятельности иностранных государств, их разведок и генеральных штабов, а также антисоветских политических организаций; вскрытие диверсионной, террористической и шпионской деятельности на территории СССР иностранных разведывательных органов, белоэмигрантских центров и других организаций; руководство деятельностью закордонных резидентур; контроль над работой бюро виз, въездом и выездом за границу иностранцев, руководство работой по регистрации и учету иностранцев в СССР». Зарубежным резидентурам ИНО поручалось работать по следующим направлениям: выявление политических планов иностранных государств; борьба с антисоветскими эмигрантскими террористическими организациями в стране и за рубежом; оперативно-чекистское обеспечение советских колоний и загранучреждений (внешняя контрразведка). После создания ГУГБ была изменена и структура центрального аппарата внешней разведки. Начальником ИНО по-прежнему был Артузов, а штат отдела составил 81 человек. Но теперь ИНО состоял из двух отделов и двух самостоятельных отделений. В 1-й отдел — закордонная разведка — входило 9 географических секторов. Во 2-й отдел — внешняя контрразведка — входило 6 секторов, которые занимались борьбой с диверсиями, террором, шпионажем зарубежных спецслужб и белоэмигрантских центров на территории СССР. 8 октября 1934 года был объявлен новый штат Иностранного отдела, вводимый в действие с 10 июля 1934 года, общей численностью в 81 единицу. Руководство: начальник Отдела: А. Х. Артузов; заместители начальника Отдела: А. А. Слуцкий, Б. Д. Берман; помощники начальника Отдела: В. М. Горожанин. СВ. Пузицкий; сотрудник для особых поручений при начальнике ИНО: А. Н. Захара. Секретариат 1-е отделение (нелегальная разведка): начальник: Н. Г. Самсонов; помощник начальника: И. К. Лебединский: оперуполномоченные: A. M. Лобанов, А. П. Никульцев, Г. И. Киллих — Миллер, Я. П. Ковач, А. И. Орлов — Гузе; уполномоченные: В. Л. Орловская, Г. Д. Присягин, А. К. Крастол; помощники уполномоченных: Р. Ф. Гурт, Л. Г. Кравченко, И. П. Шариков, И. П. Орлова, С. З. Апресян. 2-е отделение (выезд и въезд в СССР, учет иностранцев, работа с консульствам и): начальник: Я. М. Бодеско — Михали; помощники начальника: А. А. Булычев, А. А. Ригин; оперуполномоченные: А. В. Марин, А. Н. Марков. 3-е отделение (разведка в странах Запада); начальник: К. И. Сили; помощник начальника: Г. К. Клесмет; оперуполномоченные: Ф. М. Зархи (Сокольникова), И. М. Кедров. А. В. Смирнов; уполномоченный; В. В. Зимин; 4-е отделение (Прибалтика. Финляндия. Польша): начальник: К. С. Баранский; помощники начальника: Б. А. Рыбкин, Ю. Я. Томчин; оперуполномоченный: С. К. Богуславский; уполномоченный: А. И. Мартынова; 5-е отделение (белоэмиграция): начальник: П. Н. Кропотов; помощник начальника: М. Н. Панкратов; оперуполномоченный; уполномоченный: Н.П Червякова; помощники уполномоченного: А. П. Калнынь, И. В. Аршин; 6-е отделение (разведка в странах Востока): начальник: П. Я. Зубов: помощники начальника: Ф. А. Гурский, С. А. Родителев; оперуполномоченные: Р. Д. Бадмаин, Е. А. Фортунатов, М. Е. Добисов; 7-е отделение (экономическая разведка; совколонии): начальник: Д. М. Смирнов; оперуполномоченные: А. Б. Грозовский, Г. Б. Графпен, Д. М. Виндбеутель, А. К. Климович, С. И. Чацкий; уполномоченный; помощник уполномоченного: М. И. Ланге; 8-е отделение (научно-техническая разведка): начальник: С. К. Иоффе; помощник начальника: С. Л. Саулов; оперуполномоченный: К. А. Дунц. 26 ноября 1935 года в составе ИНО было образовано новое, 9-е отделение с задачей по организации оперативно-агентурного учета, численностью 7 человек. Начальником отделения (по совместительству) был назначен секретарь ИНО Шлема Вульфович Гольдесгейм. 22 ноября был объявлен штат этого отделения, вступающий в силу с 1 ноября 1935 года: начальник: Ш. В. Гольдесгейм; оперуполномоченные: Я. Д. Свешников, Д. М. Виндбеутель; помощник оперуполномоченного: А. П. Калнынь. Дебют советских «промышленных шпионов»Главный консультант Службы внешней разведки России генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко писал: «Научно-техническая и военно-техническая информация добывалась с первых лет советской власти. Такая задача стояла и до того, как разведка стала самостоятельным управлением. Еще в бытность ее в структуре Иностранного отдела ОГПУ проводились работы по сбору таких материалов». К сожалению, автор не привел примеров операций НТР, датированных первыми годами существования советской власти, а также указаний руководства внешней разведки. Согласно официальной версии первые операции по линии НТР начали проводиться только в середине двадцатых годов прошлого века, когда советская власть существовала как минимум уже восемь лет. Обратимся ко 2-му тому «Очерков истории российской внешней разведки». На странице 223 читаем:
К сожалению, сложно проверить точность цитирования этого документа. Читаем дальше:
На самом деле 26 октября 1925 года Феликс Дзержинский направил письмо не в ИНО ОГПУ, а начальнику Административно-финансового управления ВСНХ Г. А. Русанову. В нем он писал:
Речь шла о создании некоего органа, который бы координировал деятельность различных организаций в сфере научно-технической разведки. Например, Экономическое управление ОГПУ занималось в том числе и вопросами «обслуживания» иностранных компаний, работавших на территории Советского Союза. Поэтому сотрудники этого подразделения Лубянки тоже могли участвовать да и участвовали в операциях, проводимых по линии НТР. 5 марта 1926 года Военно-промышленное управление ВСНХ подготовило для ИНО «Перечень вопросов для заграничной информации» и дало поручение:
Задачи Правительства СССР состояли из трех разделов: • защита предприятий оборонной промышленности от средств нападения противника, тонкости производства различных видов военной техники и требования к материалам, идущим на их изготовление; • производство различных типов взрывчатых веществ, зажигательных и осветительных составов, новейших отравляющих веществ и средств защиты от их воздействия, сведения о дислокации соответствующих предприятий; • информация об организации, планировании, материальном и кадровом обеспечении работы предприятий оборонной промышленности в предвоенный и военный период, а также о мобилизации предприятий гражданских отраслей промышленности на выполнение оборонных заказов[122]. 30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о реорганизации внешней разведки. Перед ней была поставлена задача активизировать разведывательную работу по Великобритании, Франции, Германии, Польше, Румынии, Японии, странам Прибалтики и Финляндии. Впервые перед внешней разведкой в этом решении ставилась задача:
Поясним, что до этого времени разведка должна была собирать информацию только экономического характера. В связи с реорганизацией ИНО ОГПУ было произведено совершенствование ее аппарата. В частности, было создано 8 отделений с общим штатом 121 человек, которые руководили разведкой по отдельным регионам и направлениям ее деятельности. Впервые в структуре ИНО ОГПУ появились: 7-е отделение — экономическая разведка (Э. Я. Фурман); 8-е отделение — научно-техническая разведка (П. Д. Гутцайт). Резидентуры за границей стали работать по приобретению агентуры, специально ориентированной на получение материалов по научно-технической проблематике. В 1932 году разведка начала создавать в этих целях нелегальные резидентуры в Великобритании, Франции, США и Германии. Выполняя заявки советской промышленности, внешняя разведка сумела полупить большое количество секретной технической информации по различным отраслям промышленности и вооружению[123]. В начале тридцатых годов прошлого века директивными органами раны было принято решение о переходе к военно-технической разведке (XY). Центр информировал резидентуры о «реорганизации системы работы по технической разведке, именуемой в дальнейшем XY, торой придается весьма серьезное значение и она… организационно отделяется в самостоятельную область работы». Военно-техническая разведка знала, куда нацелить свои усилия, ими пользоваться методами и средствами для эффективного решения стоявших перед ней задач. Был создан надежный, хотя и немногочисленный, агентурный аппарат[124]. В 1930–1932 годах советская внешняя разведка сумела получить по заданию различных отраслей оборонной промышленности большое количество секретной информации, которая представляла значительный интерес для СССР и была использована при разработке многих отечественных проектов. Так, важное практическое значение имела техническая документация по электромоторам немецкого концерна «АЭГ», применявшимся для подводных лодок. По заключению конструкторского бюро Наркомата Военно-Морского Флота, эти материалы (чертежи и описания) представляли большую ценность и были использованы заводами, изготовлявшими аналогичные моторы[125]. В мае 1934 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) был рассмотрен вопрос о координации деятельности Разведуправления РККА, ИНО и Особого отдела ОГПУ. Было решено создать постоянную комиссию в составе начальников этих органов и поручить ей разработку общего плана разведработы за рубежом. Начальник ИНО А. Х. Артузов был назначен по совместительству заместителем начальника Разведывательного управления РККА. 10 июля 1934 года постановлением ЦИК СССР был образован Народный комиссариат внутренних дел, в составе которого создавалось Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Иностранный отдел — разведка стал 5-м отделом ГУГБ. Среди задач, стоящих перед внешней разведкой в тот период, почему-то нет указания о необходимости проведения мероприятий по линии НТР. 5-й отдел Главного управления государственной безопасности НКВД включал два отдела и два самостоятельных отделения. 1-й отдел 5-го отдела руководил зарубежными резидентурами в области политической, экономической и научно-технической разведки. Он состоял из девяти секторов, руководивших разведработой в закрепленных за ними странах. Сотрудник советской внешней разведки Валентин Петрович Нотарьев с 1931 года по 1932 год работал под прикрытием торгпредства в Германии. Он получил конфиденциальным путем секретные материалы по переработке нефти, прокатным станам и отдельным вопросам военной техники[126]. В 1927 году в Берлин из Москвы приехал инженер Александровский, который должен был собирать информацию об авиационной промышленности Германии. Он руководил единственным, но очень проворным и ценным агентом — инженером Э. Людвигом. Этот человек в 1924–1925 годах работал на заводе компании «Юнкере» в Москве. Вернувшись в Германию, он часто менял место работы и уже через два года знал все особенности производства на заводах Юнкерса в Дессау, Дорнье во Фридрихсхафене, а также о разработках Исследовательского института аэронавтики в Адлерсхофе. Арестовали Э. Людвига в июле 1928 года и приговорили к пяти годам тюрьмы. В 1928–1930 годах, когда Германия приступила к постройке своего первого военного крейсера, советская разведка начала активную охоту за документами. Первая группа состояла из проектировщиков и технологов и специализировалась на похищении чертежей. Ею руководил инженер В. Адамчик. Нейтрализовали группу в марте 1929 года. Вторая группа, руководимая Л. Хоффманом, состояла из рабочих-коммунистов с верфей Бремена и Гамбурга. Их арестовали в мае 1931 года[127]. В 1930 году коммунист и инженер-химик Т. Пеш, работавший в финансируемой британцами компании «Нойтекс» в Ахене, передал секретные документы и образцы пуленепробиваемого стекла. Он был арестован и осужден на два месяца. В 1929 году, во время посещения Советского Союза, был завербован депутат рейхстага и член комиссии по иностранным делам Союза германских промышленников, профессор Кёнигсбергского университета Д. Прейер. Вместе с ним с советской внешней разведкой согласилась сотрудничать его секретарь — Г. Лоренц. Располагая обширными связями в промышленных кругах страны, Прейер до 1932 года давал обширную информацию о позиции германских промышленников по отношению к СССР, описание патентов и технологических процессов[128]. В начале тридцатых годов прошлого века параллельно с многочисленными агентами и «тайными информаторами Москвы» из числа немецких рабочих-коммунистов с советской разведкой начали активно сотрудничать ученые и инженеры. Это резко увеличило ценность добываемой НТР информации. Одну из основных причин, которая заставляла высококвалифицированных специалистов становиться советскими агентами, в своих тюремных записках объяснил германский инженер Ганс-Генрих Куммеров. Сам он, начиная с 1934 года и до момента своего ареста гестапо, передавал секретную информацию по военно-техническим новинкам, подробнее об этом человеке будет рассказано чуть позже, а пока — фрагмент его чудом уцелевшей исповеди.
О размахе работы советской разведки по линии НТР в этой стране можно судить по отчету за 1930 год, который подготовил Союз немецкой промышленности. Эта организация основала бюро по борьбе с промышленным шпионажем. По его оценкам, ежегодные потери к концу двадцатых годов прошлого века составляли более 800 млн марок или почти четверть миллиарда долларов в год. При этом усилия в борьбе со шпионажем, предпринятые Союзом немецкой промышленности, почти не имели успеха. Объяснение простое — советской разведке удалось внедрить коммуниста в головной офис бюро на должность секретаря. Германская полиция, которая в начале тридцатых годов прошлого века организовала специальное подразделение для борьбы с промышленным шпионажем, с ужасом констатировала трехкратное увеличение числа зарегистрированных случаев шпионажа за период между 1929 и 1930 годами: с 330 до более 1000. В большинстве случаев следы вели к рабочим-коммунистам, составлявшим существенную часть хорошо организованной сети, на которую был возложен сбор информации и секретов под руководством советских служащих из торгпредства[130]. Еще одним важным источником информации стал упоминавшийся выше молодой талантливый немецкий инженер Ганс-Генрих Куммеров. В декабре 1932 года он посетил советское посольство в Берлине с целью выяснения возможности поездки на работу в СССР. С визитером встретился сотрудник легальной резидентуры, который работал под прикрытием должности инженер «Амторга» Гайк Бадалович Овакимян («Геннадий»), Гостю присвоили оперативный псевдоним «Фильтр» и приняли решение о проведении его вербовки. Дело в том, что посетитель в течение пяти лет работал в Ораниенбурге, под Берлином, на заводе акционерного общества «Газглюлихт-Ауэргезельшафт», который выполнял военные заказы. Информацию «Фильтр» начал передавать с 1934 года. Такой перерыв объясняется просто. О своем желании уехать из Германии Ганс-Генрих Куммеров случайно проговорился кому-то из коллег, а тот сообщил руководству. Последнее, заподозрив Куммерова в «промышленном шпионаже», доложило в полицию. Было проведено расследование, но ничего криминального не обнаружилось. Его оставили в покое. На первой же встрече с работником резидентуры агент передал ему образец (вернее, основные компоненты) нового, только что поступившего в производство противогаза, принятого на вооружение вермахтом. «Сколько это стоит?» — спросил советский представитель и услышал огромную по тем временам сумму: «Сорок тысяч марок». Однако тут же выяснилось, что Куммеров назвал ему стоимость… разработки сделанного им изобретения. С 1936 по 1939 год связь с «Фильтром» отсутствовала. Затем ее удалось восстановить. В Москву ушли ценные сведения о боевых отравляющих веществах и средствах защиты от них, технологиях производства синтетического каучука и бензина, радиооборудовании танков, о радарах, авиационных высотомерах и других новинках немецкой военно-технической мысли. В январе 1941 года «Фильтр» передал первое сообщение о производимом на военных заводах новом пестициде. Тогда это была секретная тема. Во второй половине 1941 года он добыл тактико-технические характеристики 150-мм снаряда, начиняемого отравляющими веществами. Множество ценной информации поступило и от его друга, доктора технических наук Э. Томфора. Этот человек сначала заведовал отделом в химической лаборатории, а потом занимал пост референта директора компании «Лёве-радио АГ». Он передал советской разведке данные о работе немецких специалистов по созданию радиолокатора, а также акустической торпеды и специальных радиостанций для установки на танках[131]. В 1942 году они оба были арестованы и казнены. В 1969 году Ганса Куммерова посмертно наградили орденом Красного Знамени[132]. «Геннадий» завербовал также в 1931 году двух ценных агентов: «Штронга» — ведущего инженера фирмы «Ауэр» и «Людвига» — научного сотрудника фирмы «Цейс». Первый предоставил полную информацию о новейших средствах противохимической защиты и разработках в области гидролокации (эхолоты), а второй — детальную, с чертежами, информацию относительно новейших и перспективных оптических приборов фирмы «Цейс»[133]. В 1931 году сотрудник советского торгпредства Глебов заключил контракт с австрийским инженером по фамилии Липпнер с тем, чтобы тот выкрал нефтехимические секреты с завода концерна «И. Г. Фарбен» индустрии в Фридрихсхафене. В том же году был арестован коммунистический профсоюзный лидер Э. Штеффен и 25 инженеров с химических заводов «И. Г. Фарбен индустри» во Франкфурте-на-Одере и Кельне. Они были приговорены судом к различным срокам тюремного заключения (от 4 до 10 месяцев)[134]. В 1932 году Г. Б. Овакимян завербовал Ротмана — крупного немецкого специалиста по химическому аппаратостроению, от которого регулярно стал получать документальную информацию о строительстве новых военных объектов, о наиболее современных технологиях производства синтетического бензина и селитры. Эти документальные материалы получили высокую оценку Генштаба Красной Армии. Некто Браун, работавший у известного германского торговца оружием Бениро, регулярно снабжал советскую внешнюю разведку образцами стрелкового оружия и документацией к нему[135]. В 1931 году в нелегальную резидентуру Ивана Николаевича Каминского («Монд») прибыл разведчик-нелегал Лео Гельфот. В Берлине он устроился на работу ассистентом в клинику известного немецкого профессора. По специальности он был рентгенологом. Работа в клинике давала возможность знакомиться с материалами, связанными с военной медициной, собирать сведения о новых методах лечения раненых в полевых условиях. Однако основными источниками его информации были трое агентов из числа немцев, работавших в военно-промышленных концернах и переданных ему на связь. Лео Гельфоту удалось через них получить значительное количество материалов и образцов, связанных с военной авиацией, электротехникой, приборостроением и химией, для военных целей. В конце 1933 года он был вынужден перебраться в Париж. Инженер советского торгпредства Ф. Володичев, работавший на заводах «Сименс» и «Хальске», был осужден на один месяц тюремного заключения за промышленный шпионаж. Хотя, по утверждению прокурора, «чертежи, найденные у обвиняемого, отражали последние достижения в телеграфии и представляли огромную ценность для немецкой индустрии». В сентябре 1931 года К. Либрих, химик научно-исследовательской лаборатории в Эберсвальде, член КПГ, был осужден на четыре месяца за промышленный шпионаж. В Ротвайле трое рабочих — Р. Мольт, Ю. Шетцле и А. Кох — пытались завладеть промышленными секретами по производству химических волокон и пороха. Ш. Ланд, сотрудница химического завода в Берлине, собирала секретную информацию о химической и металлургической промышленности. Ее арестовали и осудили в марте 1932 года. Для военных целей компания «Телефункен» изобрела ранцевый телефон. Тогда это было сенсацией. Один из работников этой компании, некто Зайфрет, передал фотографии и образцы еще до того, как начался массовый выпуск этого изделия. Образцы новых коленчатых валов, производимых фирмой «Рейн-металл», стараниями рабочих попали в руки советской разведки в самом начале их производства. В 1931 году была разгромлена агентурная сеть Э. Штеффена, которая активно работала на большинстве заводов концерна «И. Г. Фарбен индустри», расположенных по всей стране. В нее входило 25 человек[136]. Разведка справилась с поставленной перед ней задачей.
Об операциях советской научно-технической разведки на территории Великобритании известно мало. Например, что группа «Арсенал» активизировала свою работу в Англии в 1933 году. В ее состав входили агенты «Бер», «Сауль», «Нелли», «Отец», «Помощник», «Шофер» и «Маргарет», которые работали на предприятиях: • «Арсенал» — испытание оружия и военного снаряжения; • «Армстронг» — производство и испытание танков, орудий, винтовок и моторов; • «Ферст-Браун» — производство и испытание танков и бронированной стали. Подлинные имена большинства из этих людей продолжают оставаться государственной тайной и в наши дни. Они так и не были идентифицированы британской контрразведкой[138]. До 1928 года этой сетью руководил видный деятель Коммунистической партии Великобритании Перси Глейдинг («Гот»). В 1938 году его арестовали как одного из руководителей другой группы — «Вуличский арсенал». По этому делу проходило еще два человека — инженеры Вильяме и Вомак. Среди переданных ими материалов — чертеж морской пушки, «Справочник взрывчатых веществ» и чертежи авиационных конструкций[139]. В Англии в начале тридцатых годов прошлого века параллельно с легальной действовала нелегальная резидентура, поставлявшая обширную документацию, в том числе секретную информацию, о многих новых видах вооружения для армии и военно-морского флота. В одном из спецсообщений внешней разведки в СНК указывалось более 50 представляющих интерес сведений по авиации, радиотехнике, химии, бактериологии и военному судостроению[140]. В конце двадцатых годов прошлого века советская внешняя разведка активно начала работать в США. Так, разведчик-нелегал Леон Минстер («Чарли») находился в Нью-Йорке с 1928 по 1934 год. За это время он сумел установить деловые контакты с инженерами, техническими представителями коммерческих фирм, офицерами летных и морских частей. Это позволило ему в первые два года работы представить в Москву важную информацию о «спасательных аппаратах для моряков-подводников, данные об авиационных двигателях, характеристики двух типов танков, авиационном прицеле для бомбардировщика, а также детали конструкции гидросамолетов, сведения о дизельных моторах различного назначения». Полученных чертежей, формул, инструкций было достаточно для того, чтобы советские инженеры и техники смогли воссоздать необходимые механизмы или в точности воспроизвести какой-нибудь производственный процесс. В начале тридцатых годов прошлого века Минстер сумел добыть;, копию доклада одного из пионеров современной ракетной техники американского ученого Роберта Годдарда «Об итогах работы по созданию ракетного двигателя на жидком топливе». Также он регулярно отправлял в Центр легально приобретенные технические патенты, открытые журналы военно-технической тематики: «The Infantry Journal», «The Cavalry Journal» и «The Iron Age». В 1938 году «Чарли» отозвали в СССР и расстреляли. Личное дело в Архиве Службы внешней разведки РФ не сохранилось[141]. Весной 1930 года в США прибыл разведчик-нелегал Абрам Осипович Эйнгорн («Тарас»), Он выступал в роли бизнесмена, который решил наладить экспорт оборудования из Америки в Персию или одну из стран. Ближнего Востока. Это позволило ему активно работать в сфере НТР. В числе добытых данных его агентами — информация о вертолетах и самолетах, разрабатываемых в конструкторском бюро И. И. Сикорского. Один из сотрудников бюро передал в Москву все необходимые чертежи. Также он добыл материалы по химической промышленности и дизелю Packard. Кроме добычи секретной информации по линии «X» (научно-техническая разведка), он активно переправлял в Советский Союз книги и журналы по различным отраслям науки, техники, промышленности и патентоведения. В 1931 году в одном из рапортов на имя заместителя председателя ОГПУ С. А. Мессинга говорилось:
В 1934 году был отозван в Москву[143]. С мая 1934 по июнь 1938 года в Нью-Йорке и Вашингтоне действовал ВЧК-ОГПУ Борис Яковлевич Базаров («Кин», «Фред», «да Винчи» и «Норд»). В июле 1938 года арестован, расстрелян 29 февраля 1939 года[144]. В 1935 году в США приехал разведчик-нелегал советской внешней разведки Лео Гельфот. Ему рекомендовалось в первую очередь обратить внимание на получение данных о разрабатываемых в США защитных средствах против боевых отравляющих веществ. В Германии в это время велись работы по созданию современного химического оружия и оснащения им армии. Это вызывало большое беспокойство советского руководства, и оно требовало от разведки сведений не только о видах и объемах производства боевых отравляющих веществ, но и данных о средствах защиты от них. Гельфоту, в частности, поручалось изыскать возможность для получения образцов и материалов: • секретной пасты для лечения поражений от иприта; • технологии синтеза искусственного гемоглобина; • индивидуальных химических пакетов, применяемых в армии США; • технической установки для обмывки людей в полевых условиях после поражения ипритом; • средств — противоядий от боевых отравляющих веществ. Он успешно начал выполнять поставленные перед ним задачи, к примеру, сумел добыть портативный аппарат для переливания крови в полевых условиях. В 1938 году Лео Гельфот заболел крупозным воспалением легких и умер[145]. Охота за иностранными шифрамиВ августе 1928 года в советское посольство в Париже пришел низкорослый мужчина с красным носом, резко контрастирующим с его желтым портфелем (позже идентифицированный как швейцарский предприниматель и авантюрист Джованни де Ри («Росси») и попросил встречи с военным атташе или первым секретарем. Якобы он обратился к резиденту ОГПУ Владимиру Войновичу[146] со следующими словами:
Гость также предложил предоставлять в будущем новые итальянские дипломатические шифры за схожую сумму. Владимир Войнович отнес шифры в помещение резидентуры, где их сфотографировала его жена. Затем он вернул оригинал визитеру, гневно заявив, что это подделки, и попросил его покинуть посольство, пригрозив позвонить в полицию. Хотя впоследствии Центр и изменил свое мнение, в тот момент Войновича похвалили за проявленную находчивость, с помощью которой он бесплатно получил для ОГПУ итальянские шифры. Ровно год спустя, в августе 1929 года, произошел аналогичный случай. На этот раз пришедший оказался шифровальщиком Управления связи Министерства иностранных дел Великобритании Эрнстом Холлоуэем Оддхамом, сопровождавшим британскую торговую делегацию. Владимир Войнович, видимо, попытался повторить обманный маневр, опробованный в случае с «Росси». Однако гость оказался более предусмотрительным: он не принес с собой шифров, пытался предотвратить установление своей личности и стремился ограничить контакт с ОГПУ одной сделкой. Он представился как «Чарли» и ввел резидента в заблуждение, сказав, что работает в департаменте печати МИДа и может достать копию дипломатического шифра Великобритании. Визитер запросил 50 тысяч фунтов, но Войнович сбил цену до 10 тысяч, и они договорились о встрече в начале следующего года. Может быть, о «Росси» так и забыли бы, если бы не вмешательство в это дело самого Иосифа Сталина. Именно он приказал найти обманутого визитера. А узнал он о существовании «Росси» из откровений Григория Беседовского. Последний в октябре 1929 года в прямом смысле сбежал с территории советского посольства в Париже на Запад. Он перелез через ограду и обрел свободу. Ну а сотрудники внешней разведки получили новое задание, которое требовалось выполнить любой ценой. Ведь это приказ самого Сталина! В 1930 году перебежчик опубликовал свои мемуары. В них Иосиф Сталин был представлен как «воплощение наиболее бесчувственного типа восточного деспотизма», а также рассказано о многих секретах ОГПУ, среди которых были и факты обращения в парижскую резидентуру инициативников, предлагавших купить итальянский и британский шифры. Эти откровения привели к тому, что Дмитрия Быстролетова срочно вызвали в Москву. На Лубянке Абрам Аронович Слуцкий (впоследствии глава внешней разведки) показал ему копию мемуаров Григория Беседовского, переведенных на русский язык. На полях напротив того места, где говорилось об обмане «Росси», Иосиф Сталин собственноручно сделал карандашом запись: «Найти». Поэтому Дмитрию Быстролетову надлежало сразу же вернуться в Париж, установить личность незнакомца, обманутого два года назад, возобновить контакт и получать от него в дальнейшем шифры. «Где мне его искать?» — спросил Дмитрий Быстролетов. «Это твое дело, — последовал ответ Слуцкого, — у тебя есть шесть месяцев, чтобы найти его». Поиски «Росси» Дмитрий Быстролетов подробно описал в своих мемуарах, поэтому не будем затрагивать данную тему. Отметим лишь, что встретились они в одном из баров Женевы. Уверенный в том, что после обмана в Париже двухгодичной давности «Росси» вряд ли станет разговаривать с сотрудником ОГПУ, Дмитрий Быстролетов решил применить технику, ставшую впоследствии известной как работа «под чужим флагом», и сказал, что работает на японскую разведку. Сложно сказать, как быстро агент раскусил «японского разведчика», но в любом случае он согласился продавать дополнительные итальянские шифры, которые, по его словам, он мог достать у коррумпированного итальянского дипломата. Следующие встречи проходили в Берлине, так как дипломат якобы находился там. В результате «Росси» заработал около 200 тысяч французских франков. Дмитрию Быстролетову также было приказано отыскать британского инициативника Эрнста Олдхама, предлагавшего парижской резидентуре купить шифры Форин офиса. В апреле 1930 года на встрече, о которой договаривались годом раньше, Олдхам (ОГПУ дало ему псевдоним «Арно») передал только часть дипломатических шифров, вероятно, остерегаясь обмана, и потребовал 6 тысяч долларов в качестве залога перед тем, как передать оставшуюся часть. После встречи ОГПУ пыталось установить место его нахождения, но выяснилось, что он дал ложный адрес. Вскоре после первой встречи с «Росси» Дмитрию Быстролетову удалось найти «Арно» в одном из парижских баров, завязать с ним разговор, завоевать его доверие и поселиться в отеле, где он остановился. Дмитрий Быстролетов представился Олдхаму и его жене Люси как обедневший венгерский аристократ, который, как и «Арно», попался в лапы советской разведки. При поддержке жены Олдхам согласился предоставлять Быстролетову шифры Форин офиса и другие секретные документы для последующей передачи их ОГПУ. В первый раз «Арно» получил шесть тысяч долларов США, затем пять, а далее ему платили одну тысячу в месяц. Дмитрий Быстролетов играл роль испытывающего сочувствие друга, который несколько раз заезжал к Олдхамам в их дом в Лондоне на Пемброк Гарден, Кенсингтон. Однако документы «Арно» передавал на встречах во Франции и Германии. Войдя поначалу в непосредственный контакт с ОГПУ, Олдхам стал все больше и больше беспокоиться о риске работы на советского агента. Для того, чтобы оказывать на него давление, Дмитрия Быстролетова на некоторые их встречи с Олдхамом сопровождал глава нелегальной резидентуры в Берлине Борис Базаров («Кин»), который играл роль опасного итальянского коммуниста по имени да Винчи. Под воздействием Базарова и Быстролетова, разыгравших сценку плохой человек — добрый человек, Олдхам согласился продолжить сотрудничество, но все сильнее испытывал тягу к спиртному. Быстролетов упрочил свое влияние через Люси Олдхам («Мадам»). Хотя Быстролетов успешно обманывал Олдхамов, он, по всей вероятности, не знал, что Олдхамы тоже обводят его вокруг пальца. На их первой встрече Олдхам сказал, что был «лордом, разрабатывающим Шифры для их Форин офиса, и очень влиятельной персоной», а не мелким чиновником, как это было на самом деле. В ходе дальнейших встреч Олдхам рассказал, что он совершал поездки за границу по дипломатическому паспорту, который ему незаконно сделал его друг из Форин офиса по имени Кемп, который, по словам Олдхама (что практически наверняка ложь), якобы был сотрудником британской разведки. Олдхам помог Быстролетову получить британский паспорт на имя Роберта Гренвилля и сказал ему, что паспорт сделал лично министр иностранных дел сэр Джон Саймон, предполагая, что он предназначался одному из его знакомых — британскому аристократу невысокого ранга лорду Роберту Гренвиллю, проживавшему на тот момент в Канаде. «Я не знал, что лорд Роберт был здесь, в Британии», — якобы сказал Саймон Олдхаму. «Мадам» тоже была мастером рассказывать небылицы. Она рассказала Дмитрию Быстролетову, что была сестрой офицера по имени Монтгомери, который, по ее словам, занимал (несуществующий) пост главы разведывательной службы в Министерстве иностранных дел. Тем временем ___ на встречах в Берлине передавал советскому разведчику самые разнообразные подлинники дипломатических документов (итальянские шифры, по всей вероятности, были наиболее важными среди них), а также грубо сработанные фальшивки. По словам Дмитрия Быстролетова, на вопрос о том, были ли некоторые из его документов подлинными, он с возмущением отвечал: «Что это за вопрос? Конечно, да. Вы, японцы, — идиоты. Напиши и скажи им, чтобы начинали печатать американские доллары. Вместо 200 тысяч настоящих франков дайте мне миллион фальшивых долларов, и мы в расчете». Центр поверил, по крайней мере, одной из фантазий «Росси». Вероятно, желая скрыть тот факт, что он пытался продать итальянские шифры французам и другим покупателям, он рассказал, что зять Муссолини, граф Галеаццо Чиано ди Кортелаццо (впоследствии премьер — министр Италии), организовал широкомасштабную торговлю шифрами, а когда шифры стали пропадать из посольства в Берлине, он приказал ликвидировать ни в чем не повинного шифровальщика. И якобы в Москве этому поверили. Агент еще дважды пытался обмануть советского разведчика, познакомив с людьми, выдававшими себя за служащих, имевших, по их словам, немецкий и британский дипломатические шифры на продажу. Однако Центр придал большое значение рекомендации, которую «Росси» дал своему другу, парижскому предпринимателю Рудольфу Лемуану, агенту и вербовщику французской военной контрразведки — Второму бюро Генштаба. Урожденный Рудольф Штальманн, сын состоятельного берлинского ювелира, Лемуан начал работать на Второе бюро в 1918 году и приобрел французское гражданство, По словам одного из его руководителей во Втором бюро, его тянуло к шпионажу, как пьяницу к спиртному. Крупнейшей удачей Лемуана была вербовка немецкого шифровальщика, сотрудника подразделения радиоразведки, Ханса — Тило Шмидта, которого невероятно активная охота за женщинами вогнала в долги. Следующие десять лет Шмидт был самым ценным иностранным агентом Второго бюро. Проведя первую встречу с Лемуаном («Джозефом»), Быстролетов получил инструкции о передаче дела другому советскому нелегалу, Игнацу Рейссу (он же «Игнат Порецкий», псевдоним — «Раймонд»), для того чтобы вплотную заняться Олдхамом. На встречах с Лемуаном Рейсе вначале играл роль офицера американской военной разведки. «Джозеф», по-видимому, стремился начать обмен информацией по немецким и иностранным системам шифров и поставлял любопытную смесь хорошей и плохой информации, желая продемонстрировать стремление Второго бюро к сотрудничеству. По всей вероятности, итальянский шифр, предоставленный им в мае 1931 года, был подлинным. Однако в феврале 1932 года агент передал абсолютно недостоверные сведения о том, что Гитлер (ставший через год канцлером Германии) дважды тайно приезжал в Париж и получал деньги от Второго бюро. «Мы, французы, — заявил он, — делаем все, чтобы ускорить его приход к власти». Центр воспринял сообщение как дезинформацию, но отдал распоряжение продолжать встречи с Лемуаном, по всей видимости, пытаясь заманить его в ловушку, которая привела бы к его вербовке. В 1933 году Лемуан привел с собой на встречу с Рейссом начальника отдела радиоразведки Второго бюро, Густава Бертрана, которому Центр дал псевдоним «Орел». Пытаясь убедить Бертрана в том, что он является офицером американской разведки, желающим осуществлять обмен шифрматериалами, Рейсе предложил ему латиноамериканские дипломатические шифры. Естественно, Бертрана в большей степени интересовали европейские шифры. Вскоре после своей первой встречи с Бертраном Рейсе рассказал Лемуану, что работает не на американцев, а на ОГПУ. Центр, по всей вероятности, считал, что таким образом Лемуан попадет в ловушку: ему придется либо признаться начальству, что он получал деньги и был обманут ОГПУ или же скрыть эту информацию, рискуя быть шантажированным фактами работы на СССР. Шантаж не удался. Лемуан, вероятно, уже в течение какого-то времени понимал, что Рейсе, которого он знал по имени Вальтер Скотт, работал на советскую разведку. В дальнейшем у Рейсса было еще несколько встреч с Лемуаном и Бертраном, в ходе которых они обменялись информацией об итальянском, чехословацком и венгерском шифрах. К лету 1932 года злоупотребление Олдхамом алкоголем всерьез тревожило не только жену агента, но и Центр. Из-за его непредсказуемого и беспорядочного поведения серьезно рисковал Дмитрий Быстролетов. 30 сентября 1932 года агент уволился из МИДа. Несмотря на это, он еще в течение года продолжал сотрудничать с советской разведкой, сообщив установочные данные на всех своих коллег. В Центре надеялись, что кто-то заменит стремительно спивающегося экс-шифровальщика. 29 сентября 1933 года, почти год спустя со дня выхода в отставку с государственной службы, «Арно» был найден в бессознательном состоянии в кухне своего дома на Лемброк Гарденз и срочно доставлен в больницу. Однако в больницу он прибыл уже мертвым. Расследование показало, что Олдхам, находясь в «ненормальном психическом состоянии», покончил жизнь самоубийством посредством «удушения газом, используемым для освещения»[147]. В 1927 году Дмитрий Быстролетов («Ганс», «Андрей») соблазнил 29-летнюю сотрудницу французского посольства в Чехословакии, которая в оперативной переписке с Центром фигурировала под псевдонимом «Лярош». В течение двух следующих лет она передавала советскому разведчику копии французских дипломатических шифров и секретных сведений[148]. Если описанная выше истории о похождениях Дмитрия Быстролетова частично или полностью известна всем, кто интересуется историей советской разведки, то о происходящем на территории Италии известно значительно меньше. В 1924 году сотрудниками резидентуры при помощи итальянского коммуниста Альфредо Аллегретти был завербован посыльный Франческо Константини («Дункан»), который служил в посольстве Великобритании в Риме. Несмотря на свое невысокое служебное положение, «Дункан» имел доступ к огромному количеству дипломатических секретов. Дело в том, что до начала Второй мировой войны в посольствах Англии не существовало системы безопасности. Любой клерк или кто-то из обслуживающего посольство персонала (курьеры, уборщицы, лакеи и др.) мог попасть в любое из помещений посольства, в том числе и шифровальную комнату. Когда в 1925 году из посольства кто-то тайно вынес два экземпляра дипломатического шифра, то «Дункан» остался вне подозрений. Слишком много людей могли совершить это. В течение более 10 лет Франческо Константини передал огромное количество секретных документов. Вероятно, с самого начала он привлек к краже важных сведений своего брата Секондо, работавшего в посольстве слугой. Помимо депеш по вопросам англо-итальянских отношений, которыми обменивались посольства в Лондоне и Риме, «Дункан» часто имел возможность поставлять «конфиденциальные распечатки» отдельных документов Министерства иностранных дел и крупных британских миссий, которые предназначались для ознакомления послов с обзором текущей внешней политики. К январю 1925 года он поставлял в среднем 150 страниц секретных материалов в неделю. Агент не скрывал своих мотивов. Римская резидентура сообщала в Центр:
В 1925 году Центр считал этого агента одним из ценных источников. Во второй половине двадцатых годов прошлого века существовала реальная угроза агрессии одной или нескольких стран Большой и Малой Антанты на Советский Союз. Москва возлагала большие надежды на способность «Дункана» заранее предупредить о решении Великобритании напасть на СССР и следующим образом инструктировала римскую резидентуру:
К 1928 году ОГПУ стало подозревать — и правильно — что «Дункан» также поставляет документы и итальянской разведке. Однако, несмотря на подозрения относительно честности Константини, не было никаких сомнений в важности поставляемых им материалов. Максим Литвинов, который к концу двадцатых годов прошлого века стал ключевой фигурой в Народном комиссариате иностранных дел, сказал, что он «приносит мне большую пользу»[149]. В 1934 году «Дункан» из-за высокой ценности передаваемой им информации был передан на связь разведчику-нелегалу Моисею Марковичу Аксельроду («Ост»). Первая их встреча состоялась в январе 1935 года. Вопреки законам конспирации их рандеву проходили слишком часто. Так, 27 октября 1935 года Центр телеграфировал Моисею Аксельроду:
Такой интенсивный график объяснялся очень просто — «Дункан» выносил из посольства почти всю секретную документацию, которая могла заинтересовать советскую разведку. Материалы содержали далеко не только информацию о британо-итальянских отношениях, но доклады Форин офиса и официальные донесения британских послов по широкому кругу важных документов, касающихся международных вопросов, которые приходили в качестве информации в посольство Великобритании в Риме. В докладе Центра от 15 ноября 1935 года было указано, что не менее 101 документа, полученного от «Дункана» с начала года, признаны достаточно важными для того, чтобы отправить «Товарищу Сталину»: среди них — составленные Форин офисом протоколы переговоров между министром иностранных дел сэром Джоном Саймоном, заместителем министра иностранных дел Антони Иденом (через год он стал министром иностранных дел) и Гитлером в Берлине; между Саймоном и Литвиновым, советским комиссаром иностранных дел в Москве; между Иденом и Джозефом Беком, министром иностранных дел Польши в Варшаве; между Иденом и Эдвардом Бенешем, министром иностранных дел Чехословакии в Праге; и между Иденом и Муссолини в Риме[150]. Выше указывалось, что уже в конце двадцатых годов прошлого века Центр подозревал, что агент одновременно сотрудничал и с итальянской разведкой. В 1936 году эти подозрения нашли драматическое подтверждение, когда британская оценка итало-эфиопской войны, похищенная Константини из посольства Великобритании, оказалась на первой полосе одной из ведущих римских газет. Под влиянием Аксельрода ему пришлось признать, что он передавал некоторые документы итальянцам, но он скрыл то, с каким размахом он это делал. В том же году агент также признался в том, что потерял работу в британском посольстве, однако, по всей вероятности, не сказал о том, что его выгнали за нечестность. Он попытался убедить Аксельрода в том, что в посольстве работал его бывший коллега, который продолжит снабжать его секретными материалами. Позже было установлено, что этот коллега был братом Константини-Секондо (псевдоним — «Дадли»), работавшим в архиве посольства в течение предыдущих двадцати лет. Хотя «Дадли» оказался более нечестным на руку, чем его брат. Он украл брильянтовое ожерелье супруги британского посла, которое хранилось вместе с секретными документами в одной из так называемых красных коробок. Было проведено независимое расследование. Его результат гласил:
Правда, в виновность братьев никто в посольстве не поверил. Вместо увольнения, что удивительно, в награду за долгую и предположительно преданную службу агент «Дадли» и его жена в мае 1937 года были приглашены в Лондон в качестве гостей правительства Его Величества на коронацию короля Георга VI. После своего возвращения в Италию он продолжил свою шпионскую деятельность. Рим и Москва продолжали оперативно получать копии секретных документов. Связь с «Дунканом» Центр прервал в августе 1937 года. Одна из причин — Москву стало слишком беспокоить то, что агент работал еще и на Рим[151]. В 1932 году был завербован агент «Дарио» (Джорджо Конфорто), который трудился журналистом и чиновником, занимавшимся вопросами сельского хозяйства. В 1937 году ему удалось устроиться в МИД. По иронии судьбы, ему было поручено заниматься делами Советского Союза и Коминтерна, и ему удалось завербовать трех машинисток Министерства иностранных дел («Дарья», «Анна» и «Марта»), которые регулярно снабжали его тем, что Центр считал «ценными» секретными материалами. Глава 3Накануне большой войны. 1935–1941 годы К концу тридцатых годов прошлого века у Советского Союза было три внешних главных противника: страны Запада, Япония на Востоке и многочисленные белогвардейские эмигрантские организации по всему миру. Мы не случайно написали страны Запада, а не Германия, Италия и и их союзники, так как Великобританию и Францию тоже сложно назвать нашими друзьями, что бы ни говорили современные «ученые». О событиях, произошедших на международной арене накануне Второй мировой войны, написано достаточно много (в качестве примера можно вспомнить Мюнхенский сговор, когда Лондон и Париж активно пытались спровоцировать войну между Москвой и Берлином[152]), поэтому мы не будем подробно останавливаться на этой теме, а поговорим о деятельности ветеранов Белого движения и троцкистов. Белоэмигранты продолжают войнуВыше мы уже рассказали о подготовке в начале тридцатых годов прошлого века на территории Болгарии эмиссаров для нелегальной заброски на территорию СССР. Прошло несколько лет, и ситуация не изменилась. Руководство РОВСа упорно продолжало готовить кадры для разведывательно-подрывной деятельности на территории Советского Союза. В 1938 году в Софии была создана «Рота Молодой Смены имени генерала Кутепова», состоявшая из трех взводов по сорок человек во взводе (четыре отделения). 1-й взвод состоял из добровольцев эмигрантской молодежной патриотической организации «Витязей» (Национальная Организация Витязей — НОВ) с командиром — подпоручиком Борисом Александровичем Александровым; взводным унтер-офицером был инструктор Георгий Журавлев. 2-й взвод состоял из добровольцев НОРР (Национальная Организация Русских Разведчиков). 3-й взвод состоял из «диких», т. е. молодёжи, не состоявшей в русских зарубежных молодежных организациях. Занятия в роте производились трижды в неделю. Приходя в помещение Галлиполийского собрания или в помещение НОРР, чины роты надевали форму — русские зеленые рубахи с высоким воротником и с шифровкой на погонах (буквы «АК» — Александр Кутепов). Основные предметы курсов: • тактика пехоты; • пулеметное дело; • тактика артиллерии; • тактика кавалерии; • тактика авиации; • тактика бронетанковых частей; • тактика инженерных войск; • боевая химия и взрывчатые вещества. Учебный арсенал курсов состоял из: 40 русских трехлинейных винтовок, двух легких пулеметов Льюиса и одного станкового пулемета «Максим». Слушатели разбирали и собирали их, из винтовок стреляли в летних лагерях. Знала ли София о существовании этого учебного заведения? Болгарские власти были не только прекрасно осведомлены, но и назначили капитана полиции Браунера в качестве куратора со стороны МВД страны. Был и второй куратор — капитан Клавдий Фосс из Военного министерства. Он охранял работу и подготовку кутеповских боевиков. Этот офицер оплачивал пребывание боевиков в лагерях, покрывая расходы на их питание, обмундирование и поездки. Аналогичные учебные центры существовали в других европейских странах. Активно функционировал Дальневосточный Отдел РОВСа. Там также были организованы Унтер-офицерские и Военно-училищные курсы, и курсы разных других профилей. В том регионе интенсивно работали Национальная Организация Русских Разведчиков (НОРР) и «Мушкетеры» Его Высочества князя Никиты Александровича. Впоследствии «Мушкетеры» влились в НОРР, который также создал свои многочисленные курсы. Из рядов НОРР вышли многие боевики, впоследствии ходившие «за чертополох» (т. е. выполнявшие боевые задания в СССР)[153]. Свою лепту в борьбу с Советской властью вносили и другие антисоветские эмигрантские организации. Например, только НТСНП («Национально-трудовой союз нового поколения») с 1938 по 1940 год отправил на территорию СССР 19 человек. Из них 9 удалось незаметно пересечь госграницу, 6 погибло при переходе, а 4 было задержано вскоре после перехода. Еще несколько человек были вынуждены вернуться, не перейдя границы[154]. Всего же с 1932 года по 1941 год НТСНП перебросил в СССР более 50 человек[155]. Так что угроза со стороны антисоветских белоэмигрантских организаций и движений продолжала существовать. И в ее нейтрализации ключевую роль сыграла советская внешняя разведка. Троцкисты начинают и проигрывают…После высылки из страны Льва Троцкого за ним и за его ближайшим окружением внимательно следили сотрудники и агенты советской внешней разведки, но при этом против них не предпринималось активных мероприятий. Их не похищали и не убивали. За ними просто следили, ожидая, когда они начнут активно вредить советской власти. До 1937 года «демон революции» воспринимался в Москве как политический «болтун», не способный на активные действия в отношении СССР. Это нашло отражение в постановлении по докладу наркома внутренних дел Николая Ежова на февральско-мартовском, 1937 года, пленуме ЦК ВКП(б), в котором НКВД было указано следующее:
Можно предположить, что до этого времени Лев Троцкий и его сторонники не воспринимались в качестве опасных политических противников. В противном случае приказ об их нейтрализации прозвучал бы значительно раньше весны 1937 года. Да и то, решение печально знаменитого февральско-мартовского пленума можно рассматривать как политическое — указание на «врагов советской власти», а не забота о нейтрализации реальной угрозы для страны. В недооценке способностей Льва Троцкого пакостить проявилась ошибка руководства страны. Первый тревожный «звонок» прозвучал в мае 1937 года, когда во время Гражданской войны в Испании в тылу республиканской армии, в Барселоне, вспыхнул антиправительственный мятеж. А затем последовала серия ударов, направленных против СССР. Основная причина возросшей активности троцкистов — нарастание угрозы новой мировой войны. Это породило у Льва Давидовича и его сторонников большие надежды на то, что достичь поставленной цели и вернуться к власти им все же удастся. Новая война, полагали они, вызовет революционный взрыв во многих странах (как это уже произошло один раз). А возможно, и в мировом масштабе. Именно в ожидании этого «радостного события» Троцкий и компания в 1938 году форсировали создание IV Интернационала, заявив, что под его руководством в самом ближайшем будущем «революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю». Лев Троцкий хотел любой ценой добиться вовлечения Советского Союза в новую мировую войну. Неслучайно советско-германский договор о ненападении, позволивший СССР остаться вне империалистической войны, нанес очень чувствительный удар по его расчетам. В статье, опубликованной в январе 1940 года в американском журнале «Liberty», он прямо заявил: «Кремль впрягся в повозку германского империализма, и враги Германии стали тем самым врагами России. До тех пор, пока Гитлер силен, — а он очень силен, — Сталин будет оставаться его сателлитом». Именно в этот период цели троцкистов и руководителей англо-французской коалиции совпали. Во что бы то ни стало они хотели добиться вовлечения СССР в войну. Политики в Лондоне и Париже пришли к мысли о возможности использования Льва Троцкого и его сторонников в своих интересах, рассчитывая с их помощью организовать в СССР политический переворот и отстранить от власти Сталина. Рассматривалась и переброска в Союз самого «демона революции», который должен был возглавить «революционное движение». Лев Троцкий разделял взгляды английских и французских политиков, считая, что «правящая советская верхушка» не пользуется поддержкой со стороны народа, который при первой же возможности постарается стряхнуть с себя «иго ненавистной бюрократии». 17 апреля 1940 года он составил воззвание (отпечатанное в виде листовок специального формата) — «Письмо советским рабочим». В нем его адресаты призывались к подготовке вооруженного восстания против «Каина Сталина и его камарильи». Вслед за этим в мае 1940 года троцкисты приняли «Манифест об империалистической войне и пролетарской революции», в котором провозгласили, что «подготовка революционного свержения московских правителей является одной из главных задач IV Интернационала»[157]. Как на это должен был реагировать Иосиф Сталин как руководитель страны? Спокойно наблюдать за происходящим или предпринять активные действия? Кремль попытался сначала действовать в рамках международного права. В 1937 году Иосиф Сталин через Народный комиссариат иностранных дел обращается в секретариат Лиги Наций с требованием дать санкцию на выдачу Льва Троцкого из любой страны — члена Лиги Наций как «убийцы и агента гестапо». При этом вождь делает ссылку на материалы московских судебных процессов, проходивших над Зиновьевым-Каменевым и другими «врагами народа», в которых Троцкий заочно фигурировал сначала как «соучастник», а затем и как непосредственный «организатор» убийства Кирова. Однако добиться санкции на выдачу Троцкого как «международного преступника» Сталину не удалось. Женева не захотела создавать опасный прецедент: сегодня Сталин требует выдачи Троцкого, завтра Адольф Гитлер затребует Генриха Манна (знаменитый немецкий писатель-эмигрант, опубликовавший в начале тридцатых годов прошлого века эссе «Предупреждение Европе», где предсказал судьбу Третьего рейха) и т. д. Более того, по требованию Льва Давидовича 10–17 апреля 1937 года в Мехико состоялся заочный антисталинский процесс, который признал Троцкого невиновным в инкриминируемых ему в СССР преступлениях и полностью его оправдал[158]. Мы не будем обсуждать юридические аспекты попыток Кремля нейтрализовать Льва Троцкого с помощью механизмов международного права. Это выходит за тему данной книги. Отметим лишь, что Павел Судоплатов и другие разведчики, разрабатывая, руководя и участвуя в операции по «ликвидации» Льва Троцкого, формально не нарушали советских законов. Они лишь привели в исполнение вынесенный судом приговор. Об операции «Утка» — ликвидации «демона революции» подробно рассказано в книге Александра Севера «Спецназ КГБ. Гриф секретности снят!»[159], поэтому мы не будем останавливаться на этой теме. Справедливости ради отметим, что Москва не ограничилась нейтрализацией только Льва Троцкого. Смертный приговор в Москве был вынесен его ближайшим соратникам. А сотрудникам и агентам внешней разведки пришлось приводить их в исполнение. Первым в списке врагов советской власти — троцкистов значился старший сын «демона революции» Лев Львович Седов (последний взял себе фамилию матери). Он родился в 1906 году, учился в МВТУ, работал в комсомоле и полностью разделял политические взгляды отца. Когда в 1928 году Льва Троцкого сослали в Казахстан, а в 1929 году выслали из СССР, он не только последовал за отцом, но и был его верным помощником. Вместе с ним он жил в Турции и Франции, где с 1929 года редактировал «Бюллетень оппозиции», а когда в 1935 году Троцкого вынудили покинуть Францию и перебраться в Норвегию, Седов остался в Париже, взяв на себя издание «Бюллетеня», а также основную роль по координации деятельности разрозненных троцкистских групп. Когда же в 1936 году Льва Троцкого выслали и из Норвегии и он вынужден был отправиться в далекую Мексику, значение Льва Седова выросло еще больше. Поэтому со второй половины тридцатых годов прошлого века он и шагу не мог ступить без того, чтобы о нем не знали в Кремле. Например, с 1936 года разработкой Льва Седова и его окружения занималась подгруппа резидентуры Якова Серебрянского во главе с нелегалом Борисом Афанасьевым. Одному из агентов Афанасьева, некоему иностранному гражданину под псевдонимом «Томас» удалось войти в доверие к Седову и получать требуемую в Москве информацию. В 1936–1937 годах чекистами была установлена аппаратура прослушивания телефонов на квартирах Седова и его ближайшей сотрудницы Лилии Эстриной (так называемая операция «Петька»). А летом 1937 года, когда Седов отдыхал в Антибе, за его перемещениями следила Рената Штайнер. Самым важным агентом в окружении Седова был Марк Зборовский («Тюльпан», «Кант» и «Мак»). Благодаря этому человеку Иосиф Сталин и другие советские руководители получили возможность читать как переписку Льва Троцкого и Льва Седова со своими сторонниками, так и написанные «демоном революции» статьи еще до их публикации[160]. В августе 1937 года НКВД с помощью «Тюльпана» получил список адресов многих приверженцев Льва Троцкого. Случилось это после того, как Лев Седов на время уехал из Парижа и поручил советскому агенту вести все дела: переписку, текущую корреспонденцию, связь с различными лицами, посылку почты и документов Троцкому и т. д. А для того, чтобы Марк Зборовский мог делать все самостоятельно, он передал ему свой так называемый «маленький блокнот», в котором были записаны все адреса, используемые им для переписки[161]. Кроме того, именно при помощи «Тюльпана» было организовано в ночь с 6 на 7 ноября 1936 года изъятие архива Льва Троцкого в Париже. (Правда, это был уже не первый случай, когда агенты НКВД выкрадывали бумаги Троцкого. Другой такой случай имел место в начале 1936 года в Норвегии. Там группа членов норвежского Национального объединения пробрались в дом депутата К. Кнудсена, где в то время проживал Троцкий, и похитила его бумаги.) Здесь необходимо добавить, что охота за архивами Льва Троцкого шла постоянно. Так, упомянутый выше Афанасьев с конца 1936 по начало 1938 года провел во Франции ряд операций, в результате которых были похищены старый и новый архивы Льва Седова, архив Международного секретариата, занимавшегося созданием IV Интернационала, а позднее и новый архив этого секретариата. После всех этих похищений огромное количество рукописей, статей и писем общим весом около 80 кг было тайно доставлено в Москву[162]. Кроме бумаг из архивов Льва Троцкого и Льва Седова, на стол Иосифа Сталина практически ежедневно ложились донесения о деятельности троцкистов по организации IV Интернационала, которой непосредственно занимался Лев Седов. Деятельность эта, безусловно, вызывала у Иосифа Сталина определенное беспокойство[163]. Как бы то ни было, но в 1937 году, после того, как в Москве стало известно, что Лев Седов по указанию своего отца приступил к работе по созыву Учредительной конференции IV Интернационала, которая должна была открыться летом 1938 года в Париже, НКВД получил указание похитить Льва Седова («Сынка»). Проведение данной операции было поручено Якову Серебрянскому. «В 1937 году, — писал он позднее, — я получил задание доставить „Сынка“ в Москву. Задание было о бесследном исчезновении „Сынка“ без шума и доставке его живым в Москву»[164]. В последний момент по приказу Москвы операцию отменили. Впрочем, это не спасло Льва Седова. Через четыре месяца, вечером 8 февраля 1938 года, у него резко обострились боли в аппендиксе. Операцию, с которой он так долго тянул, откладывать больше было нельзя. Поддавшись уговорам Марка Зборовского, он лег в небольшую частную парижскую клинику русских врачей-эмигрантов под именем месье Мартена, французского инженера. При этом о его местонахождении не был поставлен в известность никто, кроме его жены Жанны. «Сынок» был прооперирован в тот же вечер и в последующие дни быстро шел на поправку. Но через четыре дня у него внезапно наступило ухудшение. В ночь на 13 февраля его видели идущим полуголым в лихорадочном состоянии по коридорам и палатам. Утром следующего дня его состояние было столь ужасно, что вызвало удивление у оперировавшего его врача. Его прооперировали еще раз, но улучшения не последовало, и 16 февраля 1938 года в возрасте 32 лет Лев Седов скончался[165]. До сих пор неясно, умер ли «Сынок» в результате послеоперационного осложнения или его убили агенты советской разведки. В любом случае шансов пережить Иосифа Сталина у него не было. Москва приказала ликвидировать Льва Троцкого. Следующим объектом НКВД среди высокопоставленных троцкистов, предназначенным для ликвидации, стал немец Рудольф (Адольф) Клемент (он же Камиль, Камомиль, Фредерик, Людовик, Вальтер Стен). Этот родившийся в 1910 году недоучившийся студент был ярым сторонником Льва Троцкого, входил в руководство троцкистской организации «Немецкие коммунисты-интернационалисты» и работал секретарем Троцкого в Турции и Барбизоне. Правда, именно после его задержания французской полицией Лев Троцкий вынужден был переехать из Барбизона в Париж, а затем в Норвегию. Сам же Клемент остался во Франции и стал одним из ближайших сотрудников Льва Седова. После создания «Движения за IV Интернационал» Клемент был назначен его административным секретарем и вплотную занялся подготовкой созыва Учредительной конференции IV Интернационала. После смерти Льва Седова на его плечи легли основные заботы по организации Учредительной конференции IV Интернационала, провести которую предполагалось в июле 1938 года в Париже. 13 июля 1938 года, в разгар подготовки конференции, он неожиданно исчез из своего дома в Париже[166]. 26 августа в Сене было выловлено обезглавленное тело, в котором члены секретариата IV Интернационала Жан Ру и Пьер Навиль опознали Клемента по характерным шрамам на кистях рук. В операции по «ликвидации» Клемента («Кустаря») участвовали сотрудники советской разведки Александр Михайлович Короткое и Пантелеймон Иванович Тахчианов, а также агент Эйл Таубман («Юнг») — в течение полутора лет он работал помощником жертвы[167]. 25 января 1937 года на территории Булонского леса в Париже от удара острого четырехгранного стилета погиб Дмитрий Сергеевич Навашин. Жертва жила в особняке около места происшествия и по утрам выгуливала двух породистых собак. По Парижу сразу же поползли слухи, что его убили агенты Москвы по приказу Иосифа Сталина. Не то чтобы погибший был фанатичным сторонником Льва Троцкого и активно пропагандировал его политические взгляды. Наоборот, Он всегда демонстрировал свою аполитичность, предпочитая политике бизнес. Именно последнее его и сгубило. Возможно, он был одним из финансовых управляющих денежными средствами троцкистов. Пока сложно сказать, насколько эти слухи соответствовали действительности[168]. Расскажем теперь, как среагировало на эти угрозы руководство советских органов госбезопасности. Центральный аппарат26 сентября 1936 года Генеральный комиссар госбезопасности Генрих Ягода был освобожден от должности наркома ВД СССР и назначен наркомом связи СССР. На его место был назначен Николай Иванович Ежов, который имел установку полностью «перетряхнуть» аппарат государственной безопасности. С приходом Ежова в НКВД СССР в ГУГБ произошли многочисленные изменения. Коснулись они и разведки. 25 декабря 1936 года отделам ГУГБ НКВД СССР в целях конспирации были присвоены номера. В результате этой очередной реорганизации разведка заняла в структуре ГУГБ НКВД СССР следующее место: 7-й отдел (Иностранный отдел) (ИНО). Начальник — комиссар госбезопасности 2-го ранга А. А. Слуцкий. Структура 7-го отдела ГУГБ на 1938 год была следующей: Руководство (начальник и два заместителя). Секретариат (секретное делопроизводство, 30 человек). Хозяйственное подразделение. Кадровое подразделение. Финансовое подразделение. Оперативные отделения: 1-е отделение — Германия, Италия, Чехословакия, Венгрия; 2-е отделение — Япония, Китай; 3-е отделение — Польша, Румыния, Болгария, Югославия; 4-е отделение — Британия, Франция, Испания, Швейцария, Нидерланды, Бельгия, Люксембург; 5-е отделение — Греция, Турция, Иран, Афганистан; 6-е отделение — Финляндия, страны Скандинавии и Прибалтики; 7-е отделение — США, Канада; 8-е отделение — оппозиция; 9-е отделение — эмиграция; 10-е отделение — научно-техническая разведка; 11-е отделение — оперативная техника; 12-е отделение — визы и учет иностранцев. Штат отдела — 210 человек[169]. Во второй половине 1937 года была изменена структура центрального аппарата ИНО. В него вошли два отдела и два самостоятельных отделения. 1-й отдел направлял работу закордонных резидентур и включал в себя 9 географических секторов, руководивших политической, научно-технической и экономической разведкой в закрепленных за ними странах. 2-й отдел ведал вопросами внешней контрразведки и состоял из 6 секторов, занимавшихся борьбой с террористической, диверсионной я шпионской деятельностью зарубежных спецслужб и политэмигрантских центров на территории СССР и против совзагранпредставительств. В связи с острой нехваткой кадров разведчиков 3 октября 1938 года приказом наркома внутренних дел Ежова был создан специальный учебный центр для их ускоренной подготовки — Школа особого назначения (ШОН) ГУГБ НКВД СССР (еще 26 мая 1926 года было принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) об организации специальной разведшколы, на базе которой позднее возникла Военно-дипломатическая академия, в этой школе обучались и сотрудники ИНО). Первым начальником ШОН стал Владимир Харитонович Шармазанашвили, а преподавали в ней такие мастера разведки, как Евгений Петрович Мицкевич, Сергей Михайлович Шпигельглаз, Василий Иванович Пудин, Павел Матвеевич Журавлев, Павел Анатольевич Судоплатов, Василий Михайлович Зарубин и другие. А среди первых выпускников ШОН были будущие начальник ИНО Павел Михайлович Фитин, заместители начальника разведки Виталий Григорьевич Павлов и Елисей Тихонович Синицын, резиденты Александр Семенович Феклисов, Анатолий Антонович Яцков, Николай Михайлович Горшков и другие асы разведки. Также для более оперативной работы внешней разведки 5 октября 1938 года в 5-й отдел ГУГБ были переданы функции и штаты упраздненного Особого бюро при секретариате НКВД СССР. Особое бюро было организовано 15 февраля 1937 года и являлось первым информационно-аналитическим подразделением в системе НКВД. Среди прочего в его функции входили подготовка справочных материалов по формам и методам работы иностранных разведок и контрразведок, составление характеристик на государственных и политических деятелей зарубежных стран, подготовка учебных пособий. Особое бюро возглавляли Валерий Михайлович Горожанин (начальник бюро с 15 февраля по 27 мая 1937 г.), Николай Леонидович Рубинштейн (с 27 мая До ноября 1937 г.), Абрам Моисеевич Буздес (временно исполняющий Должность начальника с 1 апреля по 5 октября 1938 г.). 25 ноября 1938 года указом ПВС СССР Н. И. Ежов был освобожден от должности наркома внутренних дел СССР, а на его место был назначен Л. П. Берия. А постановлением СНК СССР от 16 декабря и приказом НКВД СССР от 17 декабря 1938 года первым заместителем наркома внутренних дел СССР и начальником ГУГБ был назначен комиссар госбезопасности 3-го ранга В. Н. Меркулов. Пришедший к руководству Наркоматом внутренних дел Берия Расставил на ключевые посты своих людей, прибывших вместе с ним из Грузии. Кроме того, им была проведена «чистка» ежовских кадров, как в Центре, так и на местах. Все эти перестановки затронули и внешнюю разведку. 22 октября 1938 года был арестован начальник ИНО Залман Пассов (расстрелян в феврале 1940 года). После ареста Пассова исполняющим обязанности начальника ИНО стал И. О… помощника начальника испанского отделения Павел Анатольевич Судоплатов. Он возглавлял разведку до 2 декабря 1938 года, когда начальником 5-го отдела (ИНО) ГУГБ был назначен комиссар госбезопасности 3-го ранга Владимир Георгиевич Деканозов. Одновременно Деканозов являлся начальником 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ и заместителем начальника ГУГБ В. Меркулова. Что касается структуры 5-го отдела, то она в 1939–1940 годах выглядела следующим образом: Секретариат; 1-е отделение — Германия, Венгрия, Дания; 2-е отделение — Польша; 3-е отделение — Франция, Бельгия, Швейцария, Голландия; 4-е отделение — Англия; 5-е отделение — Италия; 6-е отделение — Испания; 7-е отделение — Румыния, Болгария, Югославия, Греция; 8-е отделение — Финляндия, Швеция, Норвегия; 9-е отделение — Латвия, Эстония, Литва; 10-е отделение — США, Канада, Мексика, Южная Америка; 11-е отделение — Япония, Маньчжурия; 12-е отделение — Китай, Синьцзян; 13-е отделение — Монголия, Тува; 14-е отделение — Турция, Иран, Афганистан; 15-е отделение-техническая (научно-техническая) разведка; 16-е отделение — оперативная техника; 17-е отделение — визы и учет иностранцев[170]. Однако не имеющий опыта разведывательной работы Владимир Деканозов 13 мая 1939 года был освобожден от должности начальника ИНО и назначен заместителем наркома иностранных дел СССР. А его место занял старший майор госбезопасности Павел Михайлович Фитин[171]. К 1 января 1940 года численность центрального аппарата советской внешней разведки достигла 225 сотрудников. Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 25 сентября 1940 года до конца 1940 года НКВД на «расходы по закордонной работе (в валюте разных стран по заявкам НКВД)» было ассигновано «1 миллион рублей и в монгольских тугриках 420 тысяч рублей»[172]. К концу 1940 года общая численность сотрудников внешней разведки достигла 695 человек (из них 235 сотрудников центрального аппарата). Структура центрального аппарата в конце 1940 года: • секретариат; • три европейских отделения; • американское отделение; • ближневосточное отделение; • дальневосточное отделение; • информационно-аналитическое отделение; • оперативно-техническое отделение; • кадровое отделение; • финансовое отделение; • хозяйственное отделение. На февраль 1941 года за рубежом действовало 45 легальных резидентур, в которых работало 242 разведчика, имевших на связи свыше 600 агентов. Самые крупные резидентуры действовали в США — 18 человек, Финляндии — 17 человек и Германии — 13 человек. Помимо легальных резидентур действовало 14 нелегальных резидентур. В Германии, Франции и Великобритании работало по 2–4 нелегальных резидентуры. 3 февраля 1941 года состоялось заседание Политбюро, на котором было принято постановление о разделении НКВД СССР на два наркомата: НКВД СССР и НКГБ СССР с выделением всех оперативно-чекистских подразделений из НКВД в НКГБ, а на местах — из НКВД/УНКВД республик, краев и областей в НКГБ/ УНКГБ. Этим же постановлением были утверждены структуры вновь организованных НКВД и НКГБ СССР (а также проект Указа ПВС СССР о разделении НКВД СССР) и решены кадровые вопросы. В тот же день, 3 февраля, появились указы Президиума ВС СССР о разделении НКВД СССР и назначении наркомом внутренних дел СССР Л. Берии, а наркомом государственной безопасности СССР В. Меркулова. Был подписан и указ о назначении Л. Берии заместителем председателя Совета Народных Комиссаров СССР (по совместительству), которому было поручено курировать работу НКВД, НКГБ, наркоматов лесной промышленности, цветной металлургии, нефтяной промышленности и речного флота. Разведка и контрразведка теперь находились в структуре НКГБ. Что касается внешней разведки (5-го отдела ГУГБ НКВД СССР), то она была реорганизована в 1-е управление (разведка за границей) НКГБ СССР. Начальником управления 26 февраля 1941 года был назначен Павел Михайлович Фитин. К началу Великой Отечественной войны структура 1-го управления НКГБ была следующей: • руководство управления; • секретариат; Оперативные отделы: • центральноевропейский (Германия, Польша, Чехословакия, Венгрия); • балканский (Болгария, Румыния, Югославия, Греция); западноевропейский (Франция, Италия, Швейцария, Бельгия, Португалия); • скандинавский (Финляндия, Швеция, Норвегия, Дания, Голландия); • англо-американский (Англия, США, Канада, Южноамериканское отделение, отделение научно-технической разведки); • 1-й дальневосточный (Япония, Корея, Маньчжурия); • 2-й дальневосточный (Китай, Синьцзян, Таиланд); • средневосточный (Турция, Иран и арабские страны, Афганистан и Индия); • отдел совколоний. В центральном аппарате управления работало около 120 человек, включая технический персонал. Теперь на примере нескольких неизвестных для большинства читателей данной книги эпизодов «тайной войны» продемонстрируем результаты реформ центрального аппарата. Работа разведки на территории ВеликобританииВ начале 1934 года в Лондон прибыл разведчик-нелегал Арнольд Дейч. По официальным данным СВР РФ, за время пребывания в Великобритании он завербовал 20 агентов и поддерживал связь с 29. Но из них всех самыми знаменитыми стали пятеро юных выпускников Кембриджа, которых в Центре во время Второй мировой войны называли «Пятеркой» — Энтони Блант («Тони», «Ян»), Гай Берджесс («Малышка», «Хикс»), Джон Кернкросс («Мольер», «Лист»), Дональд Маклин («Сирота», «Лирик», «Гомер») и Ким Филби («Сынок»). В историю советской разведки эти пятеро агентов вошли под названием «кембриджская пятерка». О каждом из них достаточно подробно рассказано в отечественной литературе[173], поэтому мы не будем в очередной раз пересказывать их биографии и победы на фронтах «тайной войны». Причина успеха Арнольда Дейча была в новой стратегий вербовки, одобренной Центром и заключавшейся в постепенной обработке радикально настроенных будущих молодых политиков высокого ранга из среды учащихся основных вузов, до того как они попадут в коридоры власти. Вот отрывок из письма советского разведчика в Центр:
Разработанная Дейчем стратегия вербовки принесла поразительные результаты. В первые годы Второй мировой войны вся пятерка занимала посты в Министерстве иностранных дел или в органах внешней разведки. Объем важнейшей развединформации, передаваемой ими в Москву, стал таким огромным, что временами Центру было тяжело с ним справляться. Так же он завербовал бывшую подругу Кима Филби — Литци Сушитски («Эдит») и ее будущего мужа — английского врача Алекса Харта. Супруги получили общий псевдоним «Стрела». В 1936 году советским агентом стал Норман Клагман («Мер») — активист компартии Великобритании. Он выполнял функции «наводчика», отыскивая среди молодых коммунистов потенциальных кандидатов на роль агентов советской разведки. В течение четырех лет жизни в Великобритании Арнольд Дейч работал под руководством трех резидентов-нелегалов: Игнатия Рейф («Марр») — работал под именем Макс Волах, Александра Орлова («Швед») и Теодора Мали («Пауль», «Тео» и «Манн»)[174]. Последний возглавил нелегальную резидентуру в Великобритании в апреле 1936 года. Один из членов «Кембриджской пятерки» — Энтони Блант до начала Второй мировой войны занимался поиском и вербовкой новых агентов. Среди завербованных им «тайных информаторов Кремля» можно назвать Майкла Стрейта («Нигеля») — молодого американца, который учился в одном из престижных лондонских вузов. Так же талант вербовщика проявил Берджесс. В 1938 году он завербовал Эрика Кесслера («Орленд», «Швейцарец»), швейцарского журналиста, который стал дипломатом и работал в швейцарском посольстве в Лондоне. Новый агент оказался ценным источником информации о германо-швейцарских отношениях. Вероятно, что в 1939 году Берджесс завербовал венгра Эндрю Ревоя («Тэффи»), впоследствии лидера группы «Свободные венгры», базировавшейся во время войны в Лондоне[175]. Ким и Литци Филби, которые оставались хорошими друзьями, хотя у обоих были другие партнеры, осуществили в 1939 году, возможно, самую важную вербовку, а именно был завербован австрийский журналист Г. П. Смолка («Або»), с которым Литци познакомилась в Вене. Вскоре после нацистского аншлюса в 1938 году, в результате которого Австрия была присоединена к Германии, Смолка стал натурализованным британским гражданином Питером Смоллетом. В 1941–1943 годах он занимал пост руководителя Русского отдела в Министерстве информации[176]. К концу 1939 года из Великобритании были отозваны почти все, кроме одного, кадровые сотрудники советской внешней разведки. Фактически агенты остались без связи с Центром. И только осенью 1940 года в Лондон прибыл первый офицер внешней разведки, которому предстояло одновременно исполнять обязанности резидента (Центр планировал направить в Великобританию еще трех сотрудников), шифровальщика и кассира. Его звали Анатолий Вениаминович Горский («Вадим») — последний из офицеров разведки, отозванных из Лондона перед закрытием резидентуры в феврале 1940 года[177]. Тогда на связи у него находилось 18 агентов, в том числе и члены «Кембриджской пятерки». В феврале 1941 года прибыл второй сотрудник резидентуры — Владимир Борисович Барковский («Дэн», «Джерри»). Ему предстояло заниматься добыванием информации по линии научно-технической разведки. По крайней мере, так планировалось Центром перед его отправкой в первую зарубежную командировку. Первый агент, которого «Вадим» передал на связь «Дэну», сообщал в Москву информацию исключительно политического, а не научно-технического характера. С советской разведкой он начал сотрудничать в конце тридцатых годов прошлого века. Агент был политэмигрантом из Чехословакии, покинувшим родину после того, как в результате Мюнхенского сговора Англия и Франция отдали ее Адольфу Гитлеру на растерзание. Агент оказался чрезвычайно полезен резидентуре в качестве источника информации о расстановке политических сил в чешской колонии и о находившемся в Лондоне правительстве Чехословакии в изгнании. В марте 1941 года до Лондона, наконец, добрался третий сотрудник резидентуры, Павел Ерзин («Ерофей»). Ему предстояло заниматься «обеспечением безопасности сотрудников советских учреждений в Лондоне и членов их семей от происков британских спецслужб и враждебных нам организаций белоэмигрантского толка». Не случайно мы употребили словосочетание «наконец добрался». Дорога из Москвы до Лондона заняла у него свыше двух месяцев! Его маршрут пролегал через Владивосток, Японию, Гавайские острова и США. Прямой путь в Англию через Европу был закрыт: там шла война[178]. Несмотря на малочисленность резидентуры и перерыв в ее работе весной-осенью 1940 года, она работала эффективно и результативно. На связи только у «Дэна» находилось 20 агентов[179]. А ведь кроме него в резидентуре трудилось еще двое кадровых разведчиков! У каждого из них летом 1941 года также находилось на связи по 20 агентов. К тому же в начале 1941 года была восстановлена связь с членами «Кембриджской пятерки». Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1941 году лондонская резидентура была самой продуктивной легальной резидентурой советской внешней разведки. По секретным статистическим данным Центра, резидентура передала в Москву 7867 секретных политических и дипломатических документов, 715 по военным вопросам, 127 по экономическим делам и 51 по британской разведке. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, например, где в 1941 году трудились члены «Кембриджской пятерки». Так, осенью 1940 года Кернкросс — личным секретарем одного из министров премьер-министра страны Уинстона Черчилля, лорда Хэнки, канцлера герцогства Ланкастерского. Хотя лорд и не был членом Военного кабинета (первоначально состоявшего лишь из пяти главных министров), Хэнки получал все правительственные документы, возглавлял многие секретные комитеты и отвечал за осуществление надзора за работой разведслужб. Кернкросс поставлял так много секретных документов — среди них протоколы Военного кабинета, отчеты СИС, телеграммы Министерства иностранных дел и оценки Генерального штаба, — что Горский жаловался, что материалов слишком много, чтобы передавать их в зашифрованном виде. Ключевые (с точки зрения Центра) посты занимали и другие члены «Кембриджской пятерки». Так, Маклин продолжал поставлять большое количество документов из Министерства иностранных дел. А Блант служил в МИ–5 (контрразведка), откуда он поставлял огромный объем ценной информации. При этом он использовал в качестве вспомогательного агента одного из своих бывших кембриджских учеников, Лео Лонга («Элли»), работавшего в военной разведке[180]. В октябре 1941 года по указанию посла СССР в Великобритании И. М. Майского, «Ерофей» был командирован на Шпицберген для эвакуации находившихся там советских граждан. В этой связи обязанности «Ерофея» были возложены на «Дэна», что заставило последнего работать с удвоенной энергией: днем проводить встречи с агентурой, в том числе и с источниками «Ерофея», а ночами — заниматься перефотографированием полученных разведданных[181]. Операции нелегальной разведки на территории СШАВ 1934 году в США начала действовать нелегальная резидентура под руководством бывшего резидента в Берлине Бориса Базарова («Норд») и его заместителя Ицхака Абдуловича Ахмерова («Юнг»). На связи у них находились три высокопоставленных чиновника из Госдепа США: «Эрих», «Кий» и «19». Вероятно, наиболее важным, а кроме того единственным, точно установленным, был агент «19» (позднее «Фрэнк») — Лоренс Даггэн, который позднее стал руководителем Латиноамериканского отдела. Центр также прогнозировал блестящее будущее агенту советской разведки Майклу Стрейту («Номад» и «Нигел»), богатому молодому американцу, завербованному незадолго до окончания им в 1937 году Кембриджа. Энтузиазм Центра в значительно большей степени был связан с фамильными связями Стрейта, а не основывался на каких-либо признаках его увлеченности профессией секретного агента. Поиск работы после возвращения в Соединенные Штаты Стрейт начал на самом верху — в Белом доме за чашкой чая с Франклином и Элеонор Рузвельт. При определенной помощи супруги президента США в начале 1938 года он получил временную, неоплачиваемую работу в государственном департаменте. Вскоре после этого Стрейту позвонил Ахмеров, который передал ему «приветы от друзей в Кембриджском университете» и пригласил пообедать в одном из местных ресторанов. Встреча прошла успешно, и американец работал на советскую разведку до сентября 1939 года[182]. Однако, как и в Европе, работа резидентуры была парализована из-за отзыва в Москву руководителей. По одной из версий сотрудник нью-йоркской легальной резидентуры (работал в ней в 1938–1939 годах) Иван Андреевич Морозов («Юз», «Кир»), стремясь продемонстрировать Центру свое усердие, написал донос на резидента, Петра Давыдовича Гутцайта («Николай») и большинство своих коллег, в котором назвал их тайными троцкистами. По тем временам очень серьезное обвинение. В 1938 году Гутцайт и Базаров, легальный и нелегальный резиденты, были отозваны из страны и расстреляны. Донос на следующего «легального» резидента, Гайка Бадаловича Овакимяна («Геннадий») оказался менее результативным и, возможно, явился толчком для отзыва в 1939 году самого Морозова[183]. На посту нелегального резидента Базарова сменил его бывший заместитель Ицхак Ахмеров, который с этого времени контролировал большую часть операций политической разведки в Соединенных Штатах. Среди находящихся у него на связи агентов и источников, по данным зарубежных авторов, можно назвать: Лоренс Даггэн («19», «Фрэнк») в государственном департаменте; Марта Додд Штерн («Лиза») — дочь бывшего американского посла в Германии Уильяма Э. Додда и жена миллионера Алфреда Кауфмана Штерна (тоже советского агента); брат Марты Уильям Додд-младший («Президент»), неудачно баллотировавшийся в Конгресс от демократической партии и еще не утративший политических амбиций; Гарри Декстер Уайт в Министерстве финансов («Кассир», «Юрист»); агент «Морис» (вероятно, Джон Эбт) в Министерстве юстиции; Борис Мороз («Фрост») — удачливый голливудский продюсер; Мэри Прайс («Кид», «Дир») — секретарь у известного журналиста-обозревателя Уолтера Липпмана, Локлин Керри («Паж») — в 1935–1939 годах помощник директора Федерального резервного управления Минфина США, с 1939 года по 1944 год — старший административный помощник президента Рузвельта, выполнявший различные специальные поручения, в 1944–1945 годах — помощник начальника Управления внешнеэкономических связей, и Генри Бухман («Хозяин») — владелец дамского модного салона в Балтиморе. Операции научно-технической разведкиК 1937 году научно-техническая разведка располагала агентурным аппаратом, способным добывать информацию, имевшую порой чрезвычайно большое значение для экономического развития страны и для укрепления ее военной мощи, умела объективно оценивать оперативную обстановку, знала свои долговременные задачи, применяла методы работы с легальных и нелегальных позиций. Из резидентур поступала информация по широкому кругу проблем народнохозяйственного и оборонного значения: • о технологиях переработки нефти, в частности для производства авиационного бензина, синтетического каучука, смазочных масел, красителей; • об отравляющих веществах и средствах бактериологической войны; • о различных современных вооружениях и средствах связи. Директивные органы знали о возможностях научно-технической разведки. Об этом свидетельствуют, в частности, спецсообщения, направленные И. В. Сталину и В. М. Молотову о выполнении заданий руководства страны и приобретении важной информации. Добываемая научно-технической разведкой информация отвечала в целом запросам отечественной науки и техники и совпадала с основными направлениями научно-технического прогресса в оборонных и народнохозяйственных отраслях промышленности[184]. В 1938 году парижская резидентура советской внешней разведки насчитывала более 20 источников научно-технической и военно-технической информации. Среди них были весьма ценные агенты, сообщавшие сведения, например, в области счетно-вычислительной техники, бактериологии, искусственных волокон, а также о французской, немецкой, итальянской военной технике и вооружениях (в том числе о некоторых типах новейших боевых самолетов), о производстве немцами боевых отравляющих веществ. Информация подобного рода получала высокую оценку со стороны соответствующих советских ведомств[185]. В 1936–1938 годах на территории Великобритании действовал разведчик-нелегал Вилли Брандес («Стивенз»), В качестве прикрытия использовал должности представителя американской фирмы «Phantom Red Cosmetic Co» и канадской «Charak Furniture Co»[186]. Результаты его работы неизвестны. В 1937 году советским агентом стала скромная секретарша Британской научной ассоциации по проблемам цветных металлов Мелита Норвуд («Хола», «Тина»). В историю тайной войны она вошла как один из самых ценных источников информации по британскому атомному проекту, а также как неразоблаченный «Тайный информатор Москвы». На советскую разведку она проработала свыше 35 лет! Только в 1999 году британские спецслужбы смогли ее вычислить. К тому времени 87-летняя «красная бабушка», как ее поспешили окрестить британские СМИ, уже была прабабушкой, хозяйствовала в собственном, но скромном домике в столичном районе Бекслихит, который она вместе с мужем Хилари купила в кредит полвека назад. Она ухаживала за яблонями на крошечном участке и варила из яблок джем. Когда Норвуд узнала, что раскрыта, то заявила, что не боится предстать перед судом[187]. В апреле 1937 года П. М. Журавлев, резидент в Италии с 1933 по 1938 год, доложил в Центр о результатах работы легальной резидентуры в этой стране. В своем донесении он, в частности, сообщил:
В 1934 году в США приехал Гайк Овакимян («Геннадий») — заместитель руководителя нью-йоркской резидентуры по научно-технической разведке. После того как в 1938 году резидента Петра Гутцайта отозвали в Москву, осудили «за шпионаж и измену» и расстреляли, его обязанности Центр возложил на Гайка Овакимяна. Период пребывания разведчика в Нью-Йорке отмечен исключительно активной работой. Добытые им документальные материалы по проблемам физики, химии, бактериологии неизменно высоко оценивались Центром. Полученные резидентурой и непосредственно ее руководителем сведения о технологии переработки сернистой нефти, производства смазочных масел и авиабензина, синтетического каучука, полиэтилена, о некоторых видах боевых отравляющих веществ, красителях и новейшем химическом оборудовании повлияли на создание в СССР новых конструкторских бюро и экспериментальных заводов. Американская контрразведка смогла зафиксировать одну из встреч «Геннадия» с агентом «Октаном», перевербовала его и использовала для захвата разведчика «с поличным». 5 мая 1941 года Гайк Овакимян был арестован, заключен в тюрьму, а затем выпущен под залог до суда без права выезда из страны. Лишь после нападения нацистской Германии на Советский Союз разведчику по личному указанию президента США Франклина Рузвельта было разрешено выехать на Родину[189]. С 1934 по 1938 год в Нью-Йорке под неустановленным прикрытием работал Карл Адамович Дунц. Результаты его деятельности неизвестны[190]. Агент легальной резидентуры в Нью-Йорке «Магнат» трудился в фирме, выполнявшей заказы армии США. В 1936–1937 годах передал информацию об исследованиях и разработках в сфере радиоэлектроники, в частности стационарного и мобильного оборудования для негласного прослушивания помещений, подслушивания и записи речи и т. п.[191]. В 1932 году во время поездки в Советский Союз был завербован американский инженер Саймон Розенберг. До 1938 года он занимался промышленным шпионажем, поставляя советской внешней разведке документацию различных инженерно-технических фирм[192]. Фердинанд Хеллер — инженер-химик, был завербован в 1935 году, когда обратился в «Амторг» с предложением отправить его на работу в СССР в качестве специалиста по химическому производству. Занимался промышленным шпионажем[193]. С 1936 года по 1940 год с советской внешней разведкой сотрудничал агент «Рычаг» — авиаинженер, сначала служащий компании «Martin Marietta», а позже — Национального центра аэронавтики на авиабазе «Райт Филд»[194]. Во второй половине тридцатых годов прошлого века агент «Сокол» — чертежник одного из предприятий авиастроительной компании «Douglas Aircraft» передавал техническую информацию[195]. А его коллега «Француз» — радиоинженер и изобретатель, предложил советской разведке новый тип телетайпа и несколько образцов телевизионного оборудования, часть из которых была куплена легальной резидентурой в Нью-Йорке[196]. Агент «Чита» во второй половине тридцатых годов прошлого века служил в Морском министерстве США и поставлял документальную информацию о кораблях ВМФ США[197]. В 1938 году по линии обмена студентами в США прибыл Семен Mapкович Семенов («Твен»), который поступил на учебу в Массачусетский технологический институт. Научные контакты, установленные им в последующие два года, до смены своего прикрытия (на должность инженера Амторга), помогли заложить основы серьезной активизации в послевоенные годы сбора научно-технической информации в Соединенных Штатах Америки. В июле 1939 года в Сан-Франциско на должность заместителя резидента легальной резидентуры прибыл Виктор Александрович Лягин. Он активно и успешно добывал информацию по военно-морским судостроительным программам, в том числе сведения, технические данные, описания устройств для защиты кораблей и судов от магнитных мин, программ строительства авианосцев и т. п. Позже — по июнь 1941 года — сотрудник резидентуры в Нью-Йорке, работал под прикрытием должности инженера «Амторга». Затем добился отзыва в Москву. Один из видных советских разведчиков, Герой Российской Федерации Александр Феклисов писал:
В июне 1942 года по линии 4-го Управления НКВД СССР был заброшен в Николаев в качестве резидента для организации разведывательно-диверсионной работы. Задержан оккупационными властями 5 февраля 1943 года. 17 июля 1943 года казнен. Много лет спустя начальник 4-го Управления НКВД СССР Павел Судоплатов напишет:
«За образцовое выполнение специальных заданий в тылу противника и проявленные при этом отвагу и геройство» капитану госбезопасности Виктору Александровичу Лягину Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза[198]. В 1939–1940 годах легальная резидентура имела на связи источники, которые добывали документальную информацию о технологиях переработки сернистой нефти, производстве смазочных масел и авиабензина, синтетического каучука, полиэтилена, о некоторых видах боевых отравляющих веществ, красителях в оборонной промышленности, о новейшем химическом оборудовании, о достижениях радиотехники и о многом другом. Было добыто более 450 важных информационных документов (объемом 30 000 листов), 955 чертежей и 163 образца различных технических новинок. Наиболее важными были сведения о технологии производства синтетического бензина, чертежи станка для нарезки стволов артиллерийских орудий, чертежи нового эсминца и другие[199]. Глава 4О чем не любят вспоминать правозащитники О политических репрессиях середины и конца тридцатых годов прошлого века в органах советской внешней разведки написано достаточно много. В конце данной книги в одном из приложений приведен перечень жертв. Мы расскажем о нескольких малоизвестных, но важных деталях, которые опровергают существующие мифы. «Чистки» начались в органах госбезопасности не в 1937 году, а после окончания Гражданской войны. В первую очередь они коснулись тех, кто имел неосторожность поддерживать идеи Льва Троцкого даже в период его нахождения у власти. Также своих постов могли лишиться сторонники Николая Бухарина и других противников «генеральной линии» партии. До середины тридцатых годов прошлого века жертв «чистки» обычно изгоняли из рядов ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Затем их начали отправлять в ГУЛАГ или расстреливать. По-пролетарски «до основания, а затем…» за период репрессий 1937–1938 годов из 450 сотрудников ИНО (включая загранаппарат) было репрессировано 275 человек — свыше 60 % личного состава. Результаты этого «очистительного процесса» были трагичными. Погибли многие высокопрофессиональные нелегалы. Была утрачена связь (с некоторыми навсегда) со многими ценными агентами. Еще несколько человек стали «перебежчиками». Одна из причин их ухода на Запад — справедливые опасения за собственную жизнь. В течение 127 дней 1937 года руководство страны не получало из центрального аппарата внешней разведки вообще никакой информации![200] Мир находился накануне и в первые месяцы Второй мировой войны, а советская внешняя разведка ничего не могла сообщить руководству страны. Последствия «чистки» продолжали катастрофически ощущаться на протяжении всей Великой Отечественной войны. Начиная с середины 1942 года советская внешняя разведка не имела своей агентуры в центральном аппарате органов управления Третьего рейха. Все агенты Москвы были арестованы гестапо в течение первого года Великой Отечественной войны. Авторы книги полностью разделяют мнение, высказанное известным отечественным историком спецслужб Теодором Гладковым о причинах многочисленных «провалов» советской агентурной сети. Причины были объективного характера («непрерывная слежка нацистского режима за всеми и каждым», «высокий профессионализм, дотошность, компетентность, выдержка, а также техническая оснащенность нацистских спецслужб»).[201] На них не могла повлиять Москва. В качестве исторической справедливости автор хотел бы отметить, что и в СССР при Иосифе Сталине существовала аналогичная ситуация. Сотрудники ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ не только занимались фабрикацией уголовных дел, но и весьма успешно противостояли реальной агентуре иностранных спецслужб. Другое дело, что в Советском Союзе как-то было не принято об этом говорить, а когда СССР исчез с политической карты мира, то старались писать только о репрессивной роли советской контрразведки в тридцатые-пятидесятые годы прошлого века. Также причины были и субъективного характера, порожденные политикой руководства СССР. Основные из них: «отвратительно поставленная связь Центра со своими нелегальными резидентурами и отдельными агентами», «отсутствие надежной аппаратуры, способной устойчиво вести передачу и прием на большие расстояния» и «необеспеченность запасными каналами связи в условиях войны»[202]. Авторы добавили бы к этому списку субъективных причин, некомпетентность отдельных технических работников Центра. Например, было несколько случаев, когда захваченный немцами советский агент в текст отправленной в Центр радиограммы вставлял специальный (заранее оговоренный) сигнал, свидетельствующий о том, что он работает под контролем противника. И какой результат? Центр просто игнорировал его и продолжал общаться с агентом в обычном режиме. Историк спецслужб Теодор Гладков считает, а авторы полностью разделяют его мнение, что
Документы свидетельствуютОдин из устойчивых мифов о политических репрессиях в центральном аппарате советской внешней разведки — «чистки» организовывали и производили таинственные «палачи из НКВД», ну а сами разведчики лишь безропотно ждали, когда придет их очередь отправиться на расстрел в «подвалы Лубянки». Выше мы писали о том, что в середине тридцатых годов прошлого века ИНО получил право самостоятельно производить следствие по политическим делам в отношении своих сотрудников. Говоря другими словами, в роли следователей и обвиняемых выступали сотрудники одного и того же отдела. Кто какую роль сыграл при этом — тема для отдельной книги. Маловероятно, что она когда-нибудь будет написана и издана. По той простой причине, что может случиться так, что тот, кого принято считать героем, на самом деле окажется не совсем милым и справедливым человеком. В архиве сохранился очень любопытный документ — протокол заседания партийного собрания парторганизации 5-го Отдела ГУ ГБ НКВД СССР — центрального аппарата внешней разведки, которое состоялось 23 ноября 1938 года. В тот день на заседании парткома слушалось персональное дело Павла Судоплатова. Вот как это происходило согласно выписке из протокола заседания парткома. Сначала секретарь парткома Анатолий Иванович Леоненко (на службу в НКВД был принят в сентябре 1937 года) зачитал обвинения. Павлу Судоплатову, в частности, инкриминировались «путаные ответы при заполнении анкетных данных»[204] (например, эпизод нахождения в плену у казаков генерала Шкуро). Более серьезные по тем временам грехи — связь с разоблаченными «врагами народа». Интересно, что в этот список попали совершенно разные люди, начиная от высокопоставленного сотрудника госбезопасности, арестованного в августе 1937 года по «делу о заговоре в НКВД УССР» и расстрелянного через год, как участника контрреволюционной террористической организации (как писали в начале девяностых годов прошлого века — палач, ставший жертвой коллег), и заканчивая разведчиком-нелегалом. Вот такое тогда было время. Кратко расскажем об этих людях и их участии в жизни Павла Анатольевича Судоплатова. Первым в списке стоит «Горожанин — троцкист, подписавший „платформу–83“, которого Судоплатов знает по работе в ГПУ УССР»[205]. Сейчас сложно сказать, какие были отношения у Павла Судоплатова с этим человеком и почему именно это имя прозвучало на партсобрании — ведь в Харькове они трудились в разных отделах. А вот будущая супруга первого — Эмма Карловна Каганова работала непосредственно под руководством начальника секретно-политического отдела ГПУ Украины Валерия Михайловича Горожанина и, как мы уже писали выше, курировала работу с творческой интеллигенцией[206]. Почему мы обращаем внимание на этот малозначительный факт? Весной 1930 года Валерий Михайлович Горожанин стал одним из «режиссеров-постановщиков» процесса над членами украинской националистической организации «Сшлки визволения Украiни» — СВУ. Его подготовка началась еще за год до этого, когда на Украине стали арестовывать представителей местной интеллектуальной элиты. Участвовавший в подготовке судебного процесса следователь Соломон Брук цинично и откровенно провозгласил: «Нам нужно украинскую интеллигенцию поставить на колени. Кого не поставим — перестреляем»[207]. В марте 1930 года на скамье подсудимых оказалось 45 человек, среди которых было два академика Всеукраинскои академии наук (ВУАН), 15 профессоров вузов, два студента, один директор средней школы, 10 учителей, один теолог, один священник, три писателя, пять редакторов, два кооператора, два юриста и один библиотекарь. Из 45 человек 31 когда-то входил в различные украинские политические партии, один был премьер-министром, два — министрами правительства Украинской Народной Республики, шестеро — членами Центральной Рады[208]. Их приговорили к различным срокам тюремного заключения, но судьба этих людей после освобождения сложилась трагически. Большинство из них в 1937–1938 годах вновь были приговорены к длительным срокам тюремного заключения[209]. И это было только начало. В 1930 году арестовали еще 700 человек в связи с делом СВУ. А всего, по некоторым данным, во время и после судебного процесса по делу этой организации было репрессировано более 30 тысяч человек[210]. В начале девяностых годов прошлого века историки однозначно утверждали, что «Сшлки визволения Украiни» создана стараниями сотрудников ГПУ УССР. Сейчас на Украине звучат более осторожные заявления. Организация действительно существовала, но реальной угрозы для властей не представляла. Успехи Валерия Михайловича Горожанина отметило руководство Лубянки. После прочтения эпизода с процессом по делу членов СВУ может сложиться впечатление об этом человеке как палаче украинской интеллигенции. Автор бы не стал так однозначно трактовать его роль в истории деятельности органов госбезопасности республики в двадцатые-тридцатые годы прошлого века. Ведь были и другие эпизоды в жизни этого человека. Например, он находился в оккупированной Одессе, был арестован — и приговорен к расстрелу. От смерти его спасло стремительное наступление Красной Армии. А после окончания Гражданской войны принимал активное участие в борьбе с многочисленными бандами, терроризировавшими население советской Украины. В декабре 1924 года его наградили знаком «Почетный работник ВЧК-ОГПУ», а в декабре 1927 года — орденом Красного Знамени. В мае 1930 года его откомандировали в ОГПУ СССР — заместителем начальника секретно-политического отдела. Напомним, что в этом же отделе трудилась Эмма Карловна Каганова. В июле 1933 года его назначили заместителем начальника ИНО ОГПУ-НКВД СССР[211]. С февраля по август 1937 года начальник и заместитель начальника Особого бюро при секретариате НКВД СССР. О нем следует рассказать чуть подробнее. Это подразделение было организовано 15 февраля 1937 года и являлось первым информационно-аналитическим подразделением в системе НКВД. Среди прочего в его функции входила подготовка справочных материалов по формам и методам работы иностранных разведок и контрразведок, на государственных и политических деятелей зарубежных стран, подготовка учебных пособий. После его упразднения в октябре 1938 года функции этого подразделения были переданы в 7-й Отдел ГУГБ НКВД СССР[212]. Валерий Михайлович Горожанин был арестован 19 августа 1937 года по делу «о заговоре в НКВД УССР», в течение года находился под следствием, а затем приговорен к высшей мере наказания. Реабилитирован посмертно в 1957 году. Вторым в списке стоит «Соболь — ныне разоблаченный враг народа, по рекомендации которого Судоплатов пришел работать в ИНО»[213]; Поясним, что речь идет о Раисе Романовне Соболь[214]. Следующая фигура — «Каминский — враг народа, лучший друг Судоплатова»[215]. Иван Николаевич Каминский начал работать во внешней разведке в 1922 году. В 1930 году был направлен в Германию в качестве руководителя нелегальной резидентуры. В 1934 году — нелегальный резидент в Париже. В мае 1936 года по поддельным документам прибыл в Швейцарию для разработки находящегося там лидера ОУН Евгения Коновальца, был арестован швейцарскими властями по обвинению в шпионаже, за недоказанностью вины выпущен на свободу. После возвращения в СССР в октябре 1936 года назначен начальником 1-го отделения (Германия, Польша, Венгрия, Чехословакия) ИНО ГУГБ НКВД СССР[216]. Арестован в конце 1938 года и приговорен к длительному сроку тюремного заключения. Осенью 1941 года освобожден по ходатайству главного героя нашей книги и направлен для работы за линию фронта в оккупированный немцами Житомир. Погиб при попытке ареста сотрудниками германской контрразведки. И, наконец, четвертая фигура — «Быстролетов — враг народа, компрометирующий материал о котором Судоплатов скрывал в течение длительного времени»[217]. Дмитрий Александрович Быстролетов (оперативные псевдонимы «Ганс» и «Андрей») — с 1930 года по 1937 год руководил нелегальной резидентурой, которая занималась технической, экономической, политической и военной разведкой во многих странах мира[218]. Арестован органами НКВД 17 сентября 1938 года. На основании материалов следственного дела № 21011 приговорен к 20 годам лишения свободы и пяти годам поражения в правах за «организацию и руководство контрреволюционной эсеровской группировкой внутри „Союза студентов граждан СССР в Чехословакии“» и «членства в пражском эсеровском клубе», а также «будучи нашим секретным сотрудником, являлся одновременно агентом чехословацкой разведки». Заключение отбывал в Норильском, Красноярском и Сибирском ИТЛ. В 1947 году его доставили в МГБ СССР, где ему была предложена амнистия и возвращение в разведку. Отказался от амнистии, потребовав повторного суда и полной реабилитации. Освобожден в 1954 году. В 1956 году реабилитирован[219]. Третий раздел обвинения звучал так:
Выслушав зачитанный секретарем парткома 5-го Отдела ГУГБ НКВД СССР текст обвинения, Павел Анатольевич Судоплатов попытался доказать свою невиновность. Начал он с того, что кратко изложил свою биографию, указав «о своем участии в Красной Армии, о нахождении в плену у генерала Шкуро в возрасте 12 лет». Затем он заявил, что связь «с ныне разоблаченными врагами народа — Горожаниным, Каминским — была исключительно служебная, других взаимоотношений с ними не было». А вот в ситуации с Соболь он признал себя виновным, так как «он просмотрел, чему в значительной степени способствовало награждение Соболь боевым оружием руководством Наркомата»[221]. Затем группа коллег задала ему ряд уточняющих вопросов. Павел Анатольевич Судоплатов решил сам атаковать. Он заявил о «своем настороженном отношении к Нагибину, который является выходцем из кулацкой семьи, о чем он скрывает, основанном на том, что семья Нагибина, враждебно настроенная к советской власти, не сложила свое оружие враждебности до настоящего времени. Родственники его репрессированы»[222]. Неясно, как среагировали на это заявление присутствующие. В цитируемой нами «Выписке из протокола» ничего не сказано по этому поводу. Зато содержатся тексты выступлений коллег Павла Анатольевича Судоплатова. Воспроизведем наиболее яркие из них. «Тов. Благутин — по приходе в отдел из беседы с отдельными товарищами я получил о Судоплатове характеристику, как о холуе. Отсюда, я считаю, все его последующие положения в коллективе. Посмотрите связи Судоплатова с врагами народа Горожаниным, Соболь и другое поведение Судоплатова во время прошлых событий; его отношение к ныне разоблаченным врагам, нужно сказать прямо, обывательское. Судоплатов никогда не выступал с разоблачением врагов, он не высказывал своего мнения, у него нет ничего партийного… Факт тот, что враг народа Шпигельглаз делился с Судоплатовым об имеющихся на него показаниях, говорит о тех взаимоотношениях, которые существовали у Судоплатова с бывшим руководством отдела. Посещение Судоплатовым вечеринок у Слуцкого и т. д. — все это является не случайным. Они говорят о прямой связи Судоплатова с ныне разоблаченными врагами народа и здесь именно кроется причина того, что Судоплатов не выступил с их разоблачением». Свое выступление оратор закончил такой фразой:
Тогда она звучала регулярно. Если бы призыв был реализован, то это фактически означало для жертвы не только конец карьеры в органах госбезопасности, но и длительное тюремное заключение или расстрел. Выступивший следом Дудукин в своем выступлении указал:
Следующий оратор, Чернонебов, заявил:
Затем он коротко сообщил о «факте получения Судоплатовым вещей из-за границы для личного пользования». К сожалению, в цитируемом нами документе не приводится список предметов, поэтому сложно оценить справедливость этого обвинения. Свою обвинительную речь Чернонебов закончил такими словами:
А затем слово попросил Нагибин. Его речь была еще более агрессивной. Ее он начал с попытки отклонить выдвинутое против себя обвинение:
Затем слово взял Максим Борисович Прудников (с 1939 года по 1941 год — заместитель начальника внешней разведки, погиб в 1941 году на фронте под Москвой[227]. — и заявил:
Свою речь заместитель начальника отделения 5-го Отдела ГУГБ Василий Иванович Пудин начал такими словами:
Из всех выступивших на этом собрании, не считая самого Павла Судоплатова, в официальной истории советской внешней разведки сохранилась подробная биография только Василия Ивановича Пудина. Основная причина — солидный список побед на фронтах «тайной войны». Его первая победа — участие в операции «Синдикат–2». Тогда он сыграл роль «боевика» легендированной чекистами подпольной антисоветской организации «Либеральные демократы». Другой пример. С 1936 по 1938 год, занимая пост заместителя резидента внешней разведки в Болгарии, он завербовал высокопоставленного японского дипломата, от которого за вознаграждение получил шифры МИДа Японии, использовавшиеся в переписке с европейскими странами, в частности с Германией. Это позволило в первые годы Второй мировой войны читать шифрованную переписку Токио и Берлина и быть в курсе японских планов в отношении СССР[230]. Эта история имела продолжение. Осенью 1941 года Василию Ивановичу Пудину снова пришлось ехать в Болгарию. Завербованный им несколько лет назад агент хотел лично этому разведчику сообщить ценную информацию. Она повлияла на решение Иосифа Сталина перебросить войска с Дальнего Востока под Москву во время битвы за столицу в 1941 году[231]. С июля 1941 года по июль 1943 года Василий Иванович Пудин работал начальником отделения во Втором отделе — Четвертом управлении НКВД-НКГБ СССР, а также командовал одним из спецотрядов этого подразделения Лубянки, дислоцированным в Могилевской области Белоруссии. После войны он работал заместителем начальника управления внешней разведки. Неоднократно выезжал за границу для выполнения специальных заданий. В 1952 году вышел в отставку по состоянию здоровья[232]. Вновь вернемся к событиям 1938 года. А вот что сказал следующий оратор — Езепов: «Судоплатов должен признать, что вся его работа проходила в среде врагов народа, и он не принял никаких мер к их разоблачению. Разбирая дело Судоплатова, мы должны признать, что вражеское руководство отдела умело подбирало для себя кадры. Возьмем поведение бывшего секретаря парткома Долматова, который последнее время играл под дудку Слуцкого. То же можно сказать и о Судоплатове. Факт приглашения его на встречу Нового года к Слуцкому говорит за то, что Судоплатов считался у врагов своим человеком, для него создавались лучшие условия. Тем самым они втянули Судоплатова в свое болото. Судоплатов теперь должен признать это и дать политическую оценку своему поведению в парторганизации и той неправильной, ложной позиции, которую он занял в деле разоблачения врагов народа»[233]. Затем выступил товарищ Хрипунов:
В своей речи следующий оратор — Одинцов сказал:
Выступивший следом начальник фотолаборатории Гессельберг повторил сказанное раньше и добавил от себя:
Речь бывшего резидента Спецгруппы особого назначения в Шанхае Самуила Марковича Перевозникова была более содержательной, хотя она не спасла его от ареста в сентябре 1939 года и расстрела в июле 1941 года (реабилитирован в 1967 году)[237]. Он, в частности, заявил:
Затем слово взял помощник начальника 5-го отделения 5-го Отдела ГУГБ НКВД СССР Сенькин[239].
Затем выступил Эпштейн. Он заявил:
После выступления коллег по работе слово было предоставлено главному герою нашей книги. В протоколе кратко было зафиксировано содержание его речи.
Затем слово взял секретарь парткома Анатолий Иванович Леоненко. Он согласился с выступившими на собрании и поддержал их инициативу об исключении Павла Анатольевича Судоплатова из партии. По итогам мероприятия было принято постановление. Вот его текст:
Авторы многочисленных публикаций, посвященных жизнеописанию Павла Анатольевича Судоплатова, утверждают, что причина неисполнения этого решения парткома — новое задание Иосифа Сталина. Друг «предателей и шпионов, пробравшихся в отдел», получил задание организовать ликвидацию Льва Троцкого[244]. На самом деле решение первичной парторганизации не утвердила вышестоящая структура — бюро парткома НКВД СССР. Заседание этого органа, где обсуждалось дело Павла Анатольевича Судоплатова, состоялось только в июле 1939 года. Почему так поздно? Сейчас мы уже не сможем ответить на этот вопрос. Можно лишь догадываться о событиях, произошедших в кабинетах руководства Лубянки и Кремля. Кто-то скажет, что он был единственным специалистом по «ликвидации» врагов СССР за пределами СССР из тех, кто еще работал на Лубянке. Например, руководитель Особой группы Яков Серебрянскии сидел в подвале этого ведомства и ждал смертного приговора. Мы бы осторожно отнеслись к этой версии. Принцип кадровой политики 1937 года «незаменимых людей нет» продолжал действовать. Если бы было принято решение репрессировать Павла Анатольевича Судоплатова, то он бы отправился следом за своими начальниками Зальманом Исаевичем Пассовым (расстрелян в феврале 1940 года) и Сергеем Михайловичем Шпигельглазом (расстрелян в январе 1940 года). Другие считают, что он очень долго находился за границей, и поэтому его миновала судьба большинства коллег из внешней разведки. Хотя множество разведчиков, в том числе и разведчиков-нелегалов, было отозвано из-за рубежа и репрессировано в СССР. Павлу Анатольевичу Судоплатову повезло, что его персональным делом в декабре 1938 года занималась первичная парторганизация, а не сотрудники аппарата ЦК ВКП(б). Согласно Директиве ЦК ВКП(б) «Об учете и проверке в партийных органах ответственных работников НКВД СССР» от 14 ноября 1938 года № П4384: «…в ЦК ВКП(б) подлежат учету, проверке и утверждению все работники центрального аппарата НКВД…». Согласно этому документу на каждого проверяемого необходимо было завести личное дело, проверить его по спецучетам, провести с ним собеседование и т. п.[245]. Разумеется, такую проверку он прошел, но уже в начале или середине 1939 года, когда ему было оказано высокое доверие самим Иосифом Сталиным — ликвидация Льва Троцкого. Именно этим объясняются события, случившиеся в июле 1939 года. Очередное заседание парткома НКВД СССР состоялось 18 июля 1939 года. Сейчас неважно, какие еще вопросы обсуждались в тот день. Нам интересен только одиннадцатый раздел повестки дня. Он был посвящен рассмотрению «дел о партнарушениях». Коммунисты тоже люди и часто совершают поступки, нарушающие требования партийной дисциплины. Их стало меньше после 1937 года, но все равно были. И для членов парткома они стали рутиной, хотя за каждым делом стояла чья-то судьба. И от решения парткома в те годы зависело, будет ли человек служить в НКВД или окажется на улице с «волчьим билетом». В 1937 году увольнение из партии почти всегда означало арест, короткое следствие и отправка в ГУЛАГ или расстрел, кому что. Второй пункт повестки звучал так:
Секретарь парткома 7-го Отдела ГУГБ НКВД СССР Анатолий Иванович Леоненко монотонно зачитал решение руководимой им парторганизации об исключении Павла Анатольевича Судоплатова из партии. Затем, следуя ритуалу, слово было предоставлено главному герою нашей книги. Процитируем полностью его монолог:
Прервем на мгновение монолог Павла Судоплатова. Этот эпизод его биографии до сих пор продолжает оставаться предметом дискуссий историков. Основной спор идет вокруг заявления Павла Анатольевича Судоплатова о предложении арестовать Дмитрия Александровича Быстролетова. Могло ли это быть его собственной инициативой или он выступил с таким предложением на основе полученных им документов от других подразделений Лубянки. В архиве хранится интересный документ, который датирован 7 декабря 1937 года. В нем начальник Управления НКВД Московской области комиссар госбезопасности 1-го ранга Станислав Францевич Реденс (арестован в ноябре 1939 года и в январе 1940 года расстрелян) и капитан госбезопасности Сорокин докладывают заместителю народного комиссара внутренних дел СССР Фриновскому:
С этим текстом Павел Анатольевич Судоплатов мог ознакомиться только в одном случае — если бы он был начальником фигурировавшего в тексте документа. Маловероятно, что ему подчинялся «Ганс». Напомним, что в конце 1937 года первый исполнял обязанности помощника 4-го (испанского) отделения ИНО. А второй, как он сам написал в своих воспоминаниях:
Поясним, что речь идет о Карле Вольдемаровиче Гурском, который был в 1925 году завербован Сергеем Михайловичем Шпигельглазом в Харбине. С 1928 по 1937 год работал помощником нелегальных резидентов Эриха Альбертовича Также и Василия Михайловича Зарубина в Берлине. В сентябре 1937 года был отозван в Москву. Репрессирован[250]. Если не знакомился с «сигналом» от коллег по Лубянке, то, значит, проявил инициативу. Вновь вернемся к монологу Павла Судоплатова:
Попробуем реконструировать картину происходящих тогда событий. В марте 1938 года Дмитрий Александрович Быстролетов начал работать в Торговой палате[252]. Он ни с кем не поддерживает контактов. Поэтому на Лубянке считали, что он арестован и дает показания в качестве «иностранного шпиона». Павел Судоплатов проявляет любопытство и интересуется у начальства судьбой «Ганса». А может, он просто упомянул его во время беседы. Услышал в ответ, что «Андрей» арестован, и успокоился. А через несколько дней «враг народа» звонит сам и говорит, что ему нужны документы для трудоустройства. Реакция советского гражданина того времени предсказуема. Сообщить куда следует об этом звонке. Фактически он сдал «органам» честного и невиновного человека. Мы не вправе обвинять сейчас его в этом неблаговидном поступке. Нужно учитывать два факта. Первый, тогда почти все жители СССР (из тех, кто находился на свободе) верили, что органы не ошибаются и арестовывают только настоящих шпионов и врагов народа. Второй, кто знает, как бы вели мы себя тогда, окажись в аналогичной ситуации. И снова опытные члены парткома начали обсуждать другую тему. Простой и популярный прием, предназначенный для запутывания обвиняемого. Человек не успевает продумать свой ответ и часто совершает ошибки, которые фиксируются в стенограмме партсобрания. Потом все сказанное им будет использовано против него. Порой такие собрания напоминали популярную в те годы в НКВД пытку «пятый угол», когда «чекисты» стояли по углам кабинета и пинали подследственного, словно футбольный мяч, из одного к другому. Нечто подобное происходило и на собрании, только вместо физического воздействия применялось моральное. В игру вступил Кравцов:
18 января 1941 года на заседании бюро парткома НКВД СССР утвердило решение первичной парторганизации № 5 от 27 декабря 1940 года о снятии с главного героя нашей книги партийного взыскания — «выговора с занесением в учетную карточку, объявленного в мае 1939 года»[254]. Глава 5Идет война народная. 1941–1945 годы В первые дни Великой Отечественной войны перед внешней разведкой руководством страны, согласно официальной версии, были поставлены следующие задачи:
Лаконично и по-военному четко. В дополнительных комментариях не нуждается. Структура центрального аппаратаВ августе 1941 года структура центрального аппарата имела такой вид: Руководство разведки (начальник и его заместители). Секретариат. Школа особого назначения (ШОН). Группы «А» и «Б». Отдел «X» (связь). 1-й отдел (Центральной Европы): отделение Германии; отделение Польши; отделение Чехословакии; отделение Венгрии; украинское отделение. 2-й отдел (Балканский): отделение Болгарии; отделение Румынии; отделение Югославии; отделение Греции. 3-й отдел (Западной Европы): отделение Франции; отделение Италии; отделение Швейцарии; отделение Испании; отделение Португалии; отделение Бельгии. 4-й отдел (Скандинавский): отделение Финляндии; отделение Швеции; отделение Норвегии; отделение Дании; отделение Голландии. 5-й отдел (Англо-американский): отделение Англии; отделение США; отделение Каналы; отделение Латинской Америки; отделение научно-технической разведки. 6-й отдел (1-й Дальневосточный): отделение Японии; отделение Маньчжурии; отделение Кореи. 7-й отдел (2-й Дальневосточный): отделение Китая; отделение Таиланда; отделение Синьцзяна. 8-й отдел (Средневосточный): отделение Турции; отделение Ирана; отделение Афганистана; отделение Индии. 9-й отдел: отделение совколоний; отделение оперучета; отделение въездных и выездных виз[256]. В январе 1942 года структура центрального аппарата внешней разведки была такой: Руководство. Секретариат управления. 1-й отдел: 1-е, 2-е, 3-е отделения (Германия, Польша, Чехословакия, Венгрия; Болгария, Румыния, Югославия, Греция). 2-й отдел: 1-е отделение (Франция, Италия, Швейцария, Бельгия, Испания, Португалия); 2-е отделение (Дания, Финляндия, Швеция, Норвегия, Голландия). 3-й отдел: 1-е отделение (Англия); 2-е отделение (США, Канада, Южная Америка); 3-е отделение (техническая разведка). 4-й отдел: 1-е отделение (Япония, Маньчжурия, Корея); 2-е отделение (Китай); 3-е отделение (Синьцзян, Монголия, Тува). 5-й отдел: 1-е отделение (Турция); 2-е отделение (Иран, Афганистан, Индия, арабские страны); 3-е отделение (Кавказская эмиграция). 6-й отдел: 1-е отделение (Совколонии); 2-е отделение (оперативный учет); 3-е отделение (въезд, выезд). Отделение связи. Группа «А» Отделение ШОН. Штат 1-го управления состоял из 135 человек[257]. Указом Президиума ВС СССР от 14 апреля 1943 года из состава НКВД СССР вновь, как ив 1941 году, был выведен самостоятельный Наркомат государственной безопасности СССР (НКГБ), который возглавил комиссар госбезопасности 1-го ранга Всеволод Меркулов. Структура вновь организованного НКГБ была определена решением Политбюро П40/91 от 14 апреля 1943 года об образовании НКГБ СССР и объявлена постановлением СНК СССР № 93–129сс от того же числа. Несколько позже постановлением СНК № 621-191сс от 2 июня 1943 года было утверждено «Положение о Народном комиссариате государственной безопасности СССР». 5 июня 1943 года было издано постановление ГКО, в котором отмечалось, что в деятельности разведорганов существует дублирование усилий по некоторым вопросам, распыление сил и средств на решение второстепенных задач. Постановление четко разграничивало функции ГРУ РККА, 1-го (разведывательного) управления НКГБ СССР и РУ Наркомата ВМФ СССР. Этим постановлением на 1-е управление НКГБ возлагалось ведение политической разведки в целях получения сведений о внешней и внутренней политике иностранных государств, их политическом и экономическом положении, политических партиях, группах и общественно-политических деятелях, достижениях и новинках в области науки и техники, данных об эмиграции и т. д. Для обработки и анализа получаемой информации 7 декабря 1943 года в составе 1-го управления был образован информационный отдел (ИНФО). Его начальником был назначен Михаил Андреевич Аллахвердов. ИНФО состоял из пяти отделений: четырех географических и справочного. Позднее были созданы бюро переводов и группа спецсообщений. До создания ИНФО оперативные подразделения были вынуждены брать на себя весь цикл добычи, обработки и направления руководству информации по важнейшим вопросам, не имея при этом достаточно подготовленных сотрудников. А после образования ИНФО появился работоспособный аппарат, который помогал организовать добычу и обработку информации, отсеивал сомнительные сведения и дезинформацию и позволил перейти к планомерному слежению за международной обстановкой. За годы войны внешняя разведка вывела за границу 566 нелегалов. Было завербовано 1240 агентов и осведомителей, добыто агентурным путем 41718 различных материалов, в том числе 1167 технических документов, из которых реализовано 616[258]. Мы не будем рассказывать об операциях советской внешней разведки на территории Германии. К середине 1942 года почти вся предвоенная агентура была нейтрализована спецслужбами Третьего рейха, а уцелевшая утратила оперативную и постоянную связь с Центром. Операции в СШАВ трех легальных резидентурах (в Нью-Йорке, Вашингтоне и Сан-Франциско) работало по 13 офицеров разведки в каждой. К ним следует прибавить сотрудников подрезидентур в Лос-Анджелесе, Портленде, Сиэтле и некоторых других городах. Однако эти сравнительно небольшие штаты резидентур компенсировались многими десятками кадровых офицеров-разведчиков, работавших под прикрытием Амторга, представительства советского Общества Красного Креста, ТАСС, Совфильмэкспорта и некоторых других учреждений. По мнению историка В. В. Познякова, с 16 ноября 1941 года по 21 февраля 1946 года в США работало от 42 до 63 сотрудников легальных и нелегальных резидентур. В годы Великой Отечественной войны они контролировали работу от 372 до 548 агентов. Хотя отдельные западные историки называют еще более высокую цифру. Для сравнения — в апреле 1941 года советская внешняя разведка имела 221 агента[259]. В декабре 1941 года, вскоре после нападения японцев на Пёрл-Харбор и заявления Адольфа Гитлера об объявлении войны США, резидентом легальной резидентуры в Нью-Йорк был назначен Василий Зарубин («Максим»). Тогда же в США прибыл нелегал Ицхак Ахмеров («Юнг», «Альберт»). Ему предстояло создать нелегальную резидентуру. В марте 1942 года он переехал из Нью-Йорка в Балтимор, откуда было удобнее руководить агентами, работающими в Вашингтоне. Там «Юнг» совместно с местным советским агентом «Хозяином» занялся скорняжным и пошивочным бизнесом, чтобы иметь занятие, служащее прикрытием. Несмотря на удачную «легализацию» в оперативной деятельности, у «Альберта» возникли определенные проблемы. Так, Майкл Стрейт («Нишел»), на которого «Юнг» возлагал столь большие надежды перед Второй мировой войной, отказался возобновлять работу в качестве советского агента. В последний раз они встретились в Вашингтоне в начале 1942 года. Наверно, это была единственная крупная неудача нелегала. Связи с большинством других довоенных агентов, однако, были успешно восстановлены. Среди тех, кто возобновил работу, были начальник отдела стран Латинской Америки Государственного департамента США (занимал этот пост с 1935 года по июль 1944 года, затем на дипломатической службе) Лоренс Даггэн («Фрэнк», «Принц», «Шервид») и старший чиновник Министерства юстиции США Гарри Декстер Уайт («Юрист»). Вице-президент США Генри Уоллес (занимал этот пост в 1941–1945 годах) признался спустя много лет, что если бы больной президент США Рузвельт умер в этот период и он бы стал президентом, то бывший вице-президент планировал назначить Даггэна своим государственным секретарем, а Уайта — министром финансов. И только то, что в январе 1945 года пост вице-президента занял Гарри Трумэн, а Рузвельт прожил еще три месяца, не позволило советской разведке провести самую уникальную операцию в своей истории, когда два ее агента были членами правительства США! История не терпит сослагательных наклонений, поэтому не будем развивать этот сюжет. На связи у Ицхака Ахмерова находились и другие агенты — высокопоставленные чиновники государственного аппарата США. Их основная ценность была не только в огромном объеме передаваемой в Москву информации (59 катушек с микропленкой в 1942 году, 211 в 1943 году, 600 в 1944 году, 1896 в 1945 году), но и то, что каждый из них руководил своей группой агентов. С одной стороны, это повышало эффективность работы самого «Юнга», а с другой — снижало вероятность провала. Одной из таких групп руководил Натан Силвермастер («Товарищ», «Роберт», «Грег») — статистик из Администрации по безопасности сельского хозяйства, позднее переведенный в Управление экономической войны. Роль связников между «Товарищем» и «Юнгом» выполняла Элизабет Бентли («Мирна», «Умница»), которая подчинялась еще одному советскому разведчику-нелегалу, Якову Голосу («Звук»). Подробно об этом человеке рассказано в книге Теодора Гладкова «Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента»[260], поэтому не будем подробно останавливаться на этой теме. На связи у «Звука» находились несколько ценных агентов. Среди них можно назвать сотрудника Минфина США Соломона Адлера («Закс»)[261]. Другой «тайный информатор Москвы» — бывший журналист, а в военное время сотрудник разведки британца Цедрика Белфриджа («Чарли»), который служил в расположенном в Нью-Йорке Центре координации британской разведки. Данная организация занималась координацией деятельности британской разведки и контрразведки с аналогичными американскими учреждениями[262]. Справедливости ради отметим, что и в органах американской разведки также были «тайные информаторы Москвы». Например, Джозеф Грегг в годы Второй мировой войны работал в Управлении координатора по межамериканским делам, а в конце 1944 года был переведен в Государственный департамент. Агент передавал информацию об американской военно-морской и армейской разведке и доклады ФБР, касающиеся деятельности коммунистов и советских агентов в Центральной и Южной Америке[263]. В июне 1942 года в США было создано Управление стратегических служб (УСС) — предшественник ЦРУ. Понятно, что с момента рождения УСС было объектом повышенного внимания Москвы. Советские агенты относительно легко смогли проникнуть в эту организацию. Одна из причин — либеральное отношение руководителя УСС Уильяма Донована к коммунистам и тем, кто придерживался левых политических взглядов. Однажды он заявил: «Я бы и Сталина включил в платежную ведомость УСС, если бы считал, что это поможет нам победить Гитлера». Поэтому нет ничего удивительного в том, что на протяжении Великой Отечественной войны советская внешняя разведка знала об американской значительно больше, чем могло присниться в самом кошмарном сне Уильяму Доновану. Среди «тайных информаторов Москвы» можно назвать Дункана Ли («Кох»), который занимал «скромную» должность личного помощника руководителя УСС[264], и Карла Марзани («Тони Уэльз») — помощника начальника отдела графики (сотрудники этого подразделения занимались подготовкой к документам Управления иллюстративного материала (карты, схемы, графики и т. п.). Другие советские агенты: Морис Гальперин («Заяц»), Джулиус Джозеф («Осторожный») — работал в Дальневосточной секции УСС (разведка против Японии) и его супруга Белла Джозеф (работала в отделе кинопроката УСС)[265], Дональд Уилер («Изра») и Джейн Златовски («Слэнг»), Последняя была завербована в 1938 году. С 1943 года по 1946 год служила в УСС: с июля 1944 года по март 1945 года — в Канди (Цейлон), с марта по сентябрь 1945 года — в Калькутте, в октябре-ноябре 1945 года — в Рангуне, Бангкоке, на Суматре и Яве[266]. Ее коллега Хелен Кинан («Ель», «Лиственница») в 1945 году работала в ведомстве прокуратуры США, а также в отделе военных преступлений стран «Оси», который первоначально находился в подчинении УСС[267]. Также можно назвать консультанта УСС по Германии Хорста Бэренспрунга, сотрудницу испанского отдела УСС Хелен Тенней, сотрудника югославского отдела УСС Джорджа Вучинича, сотрудника русского отдела Управления анализа УСС Леонарда Минца И других. В русском, испанском, балканском, венгерском и латиноамериканском отделах Управления исследований и анализа УСС и в его германском, японском, корейском, итальянском, испанском, венгерском и индонезийском оперативных отделах трудилось несколько десятков коммунистов. Высока вероятность того, что большинство из них были советскими агентами или выполняли отдельные поручения Москвы[268]. Перечисленные выше агенты — лишь кусочек видимой части айсберга. Так, существовала еще группа, состоящая из сотрудников различных правительственных учреждений, расположенных в Вашингтоне. Ее руководителями были Виктор Перлоу («Рейдер») и Чарльз Крамер («Лот»). Ее членами были: Эдвард Фицджеральд, Гарри Мэгдов («Кант», «Тан»), адвокат Джон Абт («Морис»)[269], Чарльз Флато и Гарольд Глассер. Виктор Перлоу с сентября 1939 года по сентябрь 1940 года служил в Министерстве торговли США, в 1940–1941 годах — старший экономический аналитик Министерства торговли США, позже — начальник группы анализа статистических данных Исследовательского отдела Управления регулирования цен. С февраля 1943 года по декабрь 1945 года — сотрудник Совещательного совета по национальной обороне Управления регулирования цен и Отдела распределения самолетов Управления военного производства[270]. Гарри Мэгдов («Тан», «Кант») с октября 1940 года по 15 августа 1941 года служил в Отделе статистики Управления военной продукции и Отдела по осуществлению руководства в чрезвычайных условиях. С августа 1941 года по май 1943 года — сотрудник Бюро исследований и статистики Управления военной продукции. С мая 1943 по июль 1944 года служил в Отделе станков Управления военной продукции. С июля 1944 года по март 1946 года работал в Бюро внешней и внутренней торговли округа Колумбия. Передавал информацию экономической тематики[271]. Чарльз Флато — служащий Совета по экономическому благосостоянию США. Передавал информацию военно-политического и экономического характера[272]. Можно также назвать высокопоставленного американского чиновника Роберта Миллера. С сентября 1941 года по июнь 1944 года он руководил Отделом политических исследований Управления координатора по латиноамериканским делам, а с июня 1944 года по декабрь 1946 года был сотрудником Комитета по информации Отдела Ближнего Востока Государственного департамента, затем — помощник начальника отдела исследований и публикаций Госдепартамента[273]. Операции научно-технической разведки на территории СШАПодлинная и подробная история советского государственного промышленного шпионажа на территории США еще не написана, и маловероятно, что такая книга появится в ближайшие годы. Никто не допустит независимых историков в архив СВР РФ, где хранится вся оперативная переписка легальной и нелегальной резидентур с Центром. А без этих документов невозможно установить оперативные псевдонимы и места работы большинства «тайных информаторов Москвы», а также перечень переданных ими сведений. Существует устойчивый миф, что немногочисленные советские агенты информировали Москву исключительно о секретах американского атомного проекта. На самом деле это не так. Если бы существовала галерея славы героев советской НТР, где на стенах были развешены портреты граждан США — тех, кто считал своим патриотическим долгом помочь СССР в его борьбе с фашизмом, то монолог экскурсовода звучал бы так: «Сетер» — инженер одной из ведущих компаний, выпускающей различную радиоаппаратуру для Вооруженных сил США, в том числе радары и сонары (приборы для определения точного местонахождения подводных лодок в погруженном состоянии). Агент был привлечен к сотрудничеству летом 1942 года. Очень дисциплинирован, не сорвал ни одной явки, передал много секретных документов, которые представляли большой интерес для наших научно-исследовательских институтов. Ежегодно передавал по две-три тысячи фотолистов секретных материалов, большинство из которых получили оценки «ценный» и «весьма ценный». По указанию Центра в конце 1945 года работавший с ним А. Феклисов от имени советской разведки сердечно поблагодарил «Сетера» и законсервировал Связь с ним, передав деньги на непредвиденные расходы[274]. ФБР так и не смогло установить личность этого агента. «Кирилл» — этот агент имел широкий круг знакомых среди инженерно-технического персонала и рабочих в авиационной промышленности. Он сам работал на заводе, выпускавшем самолеты, и одновременно был профсоюзным активистом. Он регулярно встречался с сотрудником резидентуры А. Феклисовым и каждый раз приносил с собой в портфеле пятьсот-шестьсот страниц секретных материалов по авиации и реактивной технике. Этот человек прекратил сотрудничество в конце 1944 года, когда его избрали на руководящую должность в профсоюзе и он вынужден был переехать в другой город[275]. Вероятно, основная причина «разрыва» с Москвой — он перестал представлять интерес для Лубянки в качестве источника секретной информации. «Хват» — опытный химик, который трудился на одном из заводов химического концерна «Дюпон де Немур». Он передал подробную информацию по нейлону и новейшим видам взрывчатых веществ. Агент не увлекался политикой и работал исключительно на материальной основе — ради денег, которые ему требовались для оплаты обучения дочери и выплаты ссуды за купленный дом. Он получал в два раза меньше, чем хотел, но все равно продолжал торговать технологическими секретами. Работавший с ним сотрудник резидентуры СМ. Семенов и заместитель резидента по НТР Л. Р. Квасников считали, что это оптимальный вариант работы с данным информатором. «Если мы будем выплачивать агенту значительно большее вознаграждение, то он быстро построит дом, сделает необходимые накопления и прекратит сотрудничество с нами», — утверждали они, и с их мнением полностью соглашался Центр[276]. «Аль» («А 1») — Алфред Слэк — инженер-химик, сотрудник фирмы «Eastman Codak». Был завербован в 1938 году. Предоставлял информацию о производстве кино- и фотопленки, способе промышленного извлечения серебра из использованной кинопленки и о взрывчатых веществах, разработанных заводом «Holston Ordance Works». Связь с ним был утрачена в начале 1945 года. Арестован в 1950 году и приговорен к 15 годам тюремного заключения[277]. «Кордел»(«Гном») был завербован советской разведкой в начале 1942 года. По версии, которой придерживаются ветераны советской разведки, в этом заслуга «Кирилла». По данным независимых историков, склонил к сотрудничеству этого ученого «атомный шпион» Юлиус Розенберг. Способный научный сотрудник в области аэронавтики Уильям Перл с 1940 года принимал участие в разработке целого ряда секретных военных проектов в США. Работал в лаборатории Национального консультативного комитета по аэронавтике (NACA) и участвовал по контрактам Военного министерства в конструировании и новейшего истребителя. Он имел доступ к поступавшим в конструкторское бюро секретным научно-исследовательским работам и наставлениям по эксплуатации новейших самолетов, которые были разработаны по заказам военного ведомства на других заводах. От «Кордела» была получена полная документация о первом американском реактивном истребителе-бомбардировщике Р–80А Shooting Star компании «Локхид». Кратко расскажем о том, что представляла собой эта машина. В 1943 году командование ВВС США было сильно обеспокоено появлением на вооружении у Люфтваффе реактивных истребителей Me. 163 и Me.262. ВВС США заказали компании «Локхид» проект реактивного истребителя на основе британского двигателя Havilland (Halford) H-lb с центробежным компрессором «Гоблин». Время на разработку отводилось необычайно короткое — 180 дней. Исполнитель успешно справился с заказом, и проект ХР–80 был разработан всего на два дня позднее поставленного срока. Однако проблемы с двигателем отсрочили его летные испытания. Первый полет этой машины состоялся лишь в январе 1944 года. В феврале 1944 года был создан прототип ХР–80А с американским ТРД (турбореактивный двигатель) 1–40 «Дженерал электрик». Первые серийные образцы самолета поступили на вооружение в 1945 году под названием Р–80А Shooting Star. Самолеты модифицированной версии этой модели принимали участие в Корейской войне и состояли на вооружении американской армии до 1953 года. По мнению некоторых журналистов и историков, данные, переданные «Корделом», позволили СССР «в самые короткие сроки ликвидировать свое отставание от США в области создания реактивных двигателей и самолетов». Как следствие, в ходе Корейской войны 1953 года советские реактивные истребители превосходили по своим характеристикам американские, и только форсированное создание в США новейших реактивных истребителей позволило уравновесить возможности советских и американских ВВС[278]. Ну а северокорейским ПВО и ВВС (нельзя забывать о военной и военно-технической помощи СССР) удалось уничтожить большинство (35 %) экземпляров этой машины. По официальным данным, в Корее 14 «Shooting Star» было сбито истребителями противника, 113 — зенитным огнем и 150 потеряно от Других причин. В то же время «Шутинг стары» совершили 98 515 боевых вылетов и заявили об уничтожении 17 самолетов противника в воздухе (включая три МиГ–15) и 21 на земле[279]. Хотя агент передал в Москву и множество других секретных сведений. Например, только за 1944 год он него поступило 98 законченных секретных научно-исследовательских работ объемом более пяти тысяч страниц. Половина из них получила оценку «весьма ценные», 40 % — «ценные», 10 % — «представляющие оперативный интерес»[280]. «Гурон» — ученый, находился на связи у нью-йоркской легальной резидентуры[281]. «Стенли» — был привлечен к сотрудничеству в 1942 году разведчиком Моховечем. Агент имел ученую степень доктора технических наук и руководил большой группой научных сотрудников в лаборатории «Вестерн электрик компания» — одной из крупнейших американских радиотехнических компаний, находящейся недалеко от Нью-Йорка. Очень увлекался радиоэлектроникой, был активным членом радиотехнического общества США, где приобрел широкий крут знакомых среди коллег в корпорациях «Радио корпорейшин оф Америка», «Дженерал электрик», «Вестингауз» и др. От него поступала подробная информация, чертежи инструкции, наставление по эксплуатации различной секретной аппаратуры, кроме того, радиолампы и детали от прибора «свой — чужой», с помощью которого американский летчик мог простым нажатием кнопки сразу установить, чей самолет находится в поле зрения — свой или вражеский. В конце 1942 года «Стенли» завербовал своего приятеля и подчиненного «Ретро» («Метра», «Скаута»). Вместе с ним он регулярно отбирал наиболее интересные материалы по новейшим радиотехническим устройствам (радары, авиационные прицелы и др.). «Стенли» имел право выносить секретную документацию за территорию предприятия — для работы в домашней обстановке. Кроме этого, он имел право, в случае служебной необходимости, разрешать своим сотрудникам брать материалы для работы в вечернее и ночное время дома. Чем не раз пользовался — в интересах советской разведки. Вместе с «Ретро» он регулярно отбирал наиболее интересные материалы по новейшим радиотехническим устройствам — различного рода радаров, прицелов для бомбометания, зенитных орудий и многого другого. «Стенли» в августе 1943 года привлек к сотрудничеству Мортона Собелла («Коно», «Реле») и еще одного агента — «Нэта»[282]. «Коно» («Реле») — был главным радиоинженером компании «Дженерал электрик» и возглавлял научно-исследовательскую группу по радиолокаторам сантиметрового диапазона. Мортон Собелл передал в Москву 40 научно-исследовательских работ на нескольких тысячах страниц. Только в 1945 г. от него было получено две тысячи листов секретной информации. Большинство материалов «Коно» получили оценку как «весьма ценные». Они касались радаров для подводных лодок, инфракрасной аппаратуры, прицелов для управления артиллерийским огнем и т. д. Некоторые прицельные устройства на испытаниях, по словам «Коно», показали поразительную точность, за что американские специалисты то ли в шутку, то ли всерьез называли их «прицелами третьей мировой войны». Также Мортон Собелл регулярно информировал Москву о заседаниях Координационного комитета США по радиотехнике. Эти отчеты представляли огромный интерес для советских руководящих органов в области науки и техники, ибо не только позволяли находиться в курсе всех разработок, ведущихся в США, но и давали возможность знать перспективные планы американцев на ближайшие десятилетия. От него поступили и первые сведения о создании американцами системы управления ракетами-носителями атомных боезарядов[283]. «Нэпа» — занимал должность главного инженера на заводе компании — одного из лидеров в радиотехнической отрасли США. Передал секретные документы — наставление по эксплуатации различных систем наземных, самолетных и морских радаров[284]. «Мясник» — агент-наводчик легальной резидентуры в Сан-Франциско, предоставлявший ей данные о людях, работавших в нефтедобывающей и авиационной промышленности для их последующей вербовки[285]. «Ретро» («Метр», «Скаут») начал сотрудничать с советской разведкой в 1942 году. До конца 1943 года всю информацию от Джоэла Барра советская разведка получала через его друга, Юлиуса Розенберга. Затем резидент Василий Зарубин («Максим») принял решение передать этого агента на связь Феклисову («Калистрату»). «Метр» служил в научно-исследовательском центре «Вестерн электрик», — компании, где разрабатывалась и изготовлялась сверхсекретная военная радиотехника. Он слыл очень талантливым специалистом, имел несколько изобретений и возглавлял научно-исследовательскую секцию, занимающуюся созданием системы для установления местонахождения артиллерийских орудий противника путем определения траектории и скорости полета снаряда[286]. Также он занимался разработкой радаров для бомбардировщиков серии «Б»[287]. Среди переданных им материалов шестисотстраничное наставление по применению радарно-компьютерной установки SCR–584, которая позволяла определять скорость и траекторию полета снаряда «Фау–2» и автоматически управлять огнем зенитных батарей. Эту информацию он передал осенью 1944 года. О ее ценности для Москвы можно судить по такому факту. «Метру» и его другу «Хорвату» назначили премию в размере тысяча долларов. По тем временам годовая зарплата среднего американского служащего[288]. Да и Лубянка крайне редко могла позволить себе такой жест — в резидентуре царил режим жесточайшей экономии. От денег «тайные информаторы Кремля» отказались, они работали за идею, а не за материальное вознаграждение. «Хорват» был завербован своим другом, «Ретро». Альфред Сарант работал в секретной научно-исследовательской лаборатории войск связи армии США, расположенной в Форт-Монмартре. Возглавлял исследовательскую группу, разрабатывавшую систему точного местонахождения артиллерии противника при помощи определения траектории и скорости полета снаряда. С 1944 по 1945 год. Саране трудился в лаборатории ядерной физики Корнеллского университета. Передал сведения о строительстве циклотрона. В течение 1943–1945 годов от «Ретро» и «Хорвата» было получено 9165 страниц по более чем ста научным разработкам. Эти документы получили весьма высокую оценку Комитета по радиолокации в Москве, который возглавлял академик Аксель Берг[289]. «Антилопа» — агент был завербован в середине 1943 года. Он передал наставление по эксплуатации морских радаров. А в феврале 1946 года он по собственной инициативе передал два тома наставлений по авианосцам[290]. «Девин» был завербован в октябре 1942 года. Он работал помощником мастера цеха одного из заводов, выпускающего клистроны и магнетроны — радиолампы для генерирования и усиления сантиметровых радиоволн, которые использовались в новейших радарах. Производство этих ламп было засекреченным. Источник передавал нам не только подробное описание техпроцесса, но и образцы уникальных миниатюрных сопротивлений, кристаллических выпрямителей и другие детали и приборы, необходимые для производства военной электронной техники. Освоение производства клистронов и магнетронов у американцев протекало с большими трудностями. Было много брака. Вначале из пятидесяти радиоламп только одна получалась доброкачественной. По просьбе советской разведки источник подробно описывал все возникающие трудности при их производстве и найденные способы устранения брака. Он передал подробные материалы об организации конвейера по производству различных радиоламп, описание всех операций: штамповка деталей, параметры сварочных процессов для отдельных деталей, создание высокого вакуума и т. п. Как оказалось впоследствии, все эти данные были весьма нужны нашим специалистам. «Девин» сотрудничал с советской разведкой более пятнадцати лет и умер, не дожив до своего пятидесятилетия. Перед смертью он попросил сотрудников советской разведки, если потребуется, оказать помощь его детям. Это ему было обещано и выполнено[291]. «Талант» («Генри») более двадцати раз в течение 1944 года встречался с Леонидом Квасниковым. Добываемая предпринимателем Уильямом Малисовым информация положительно оценивалась Москвой. Вот только это не помогло, когда бизнесмен попросил кредит. Ему отказали, на что он заявил, что переданные им материалы по одной только теме — нефти принесли СССР миллионы, а он просит незначительную сумму, поэтому он может перестать сотрудничать с советской разведкой[292]. Александр Беленький — работал на заводе компании «Дженерал электрик»[293]. Михаил Лешинг — начальник лаборатории кинокомпании «XX Век Фокс». Он передал советской разведке описание технологии, используемой при производстве цветных фильмов. Бертон Перри — передал описание бомб с радарным наведением. «Игла» (возможно, «Инженер») — авиационный инженер и изобретатель. Джоунз Йорк, работал в авиастроительной компании «Northrop». Завербован в 1935 году. Предоставил микрофильмы чертежей экспериментального самолета ХР–58 и техническую документацию ночного истребителя Р–61[294]. Фрэнк Дзедзик — сотрудник крупной нефтяной компании, передавал в Москву документацию по химическим соединениям, которые планировалось применить в фармакологии. Герман Якобсон — служащий крупной машиностроительной корпорации. Евгений Колеман — сотрудник научно-исследовательской лаборатории в Нью-Джерси, разрабатывавший радионавигационное оборудование для высотного бомбометания. Иосиф и Леона Франи — регулярно встречались с офицером советской внешней разведки Андреем Ивановичем Шевченко, который с 1942 по 1946 год находился в командировке в США под «прикрытием» должности авиационного инспектора и отвечал за проверку самолетов, которые по ленд-лизу получал Советский Союз. «Иосиф» работал инженером в химической фирме, а его супруга Леона — главным библиотекарем в авиационной компании «Белл Эйркрафт». Она была завербована в середине 1944 года, но через какое-то время она попала в поле зрения ФБР и согласилась стать «двойным агентом». Хотя до этого она успела передать своему куратору из СССР секретную документацию по реактивному истребителю, который разрабатывался в те годы. Этот факт она скрыла от американских контрразведчиков. «Болт» — специалист в области радиоуправления. «Брат» — предоставлял Москве данные по авиационной тематике. «Сигнал» — информировал Лубянку о военном самолетостроении[295]. «Map» — сотрудник компании «Дюпон», начал сотрудничать с советской разведкой летом 1943 года. В декабре 1943 года он передал секретную информацию о строительстве атомных реакторов, их системе охлаждения, о получении плутония из облученного урана и о защите от радиации. «Черный» («Питер», «Блэк») — химик и бактериолог Томас Блэк. Был завербован в середине тридцатых годов прошлого века. Осенью 1941 года добыл данные об экспериментальных работах в области создания пенициллина. В марте 1945 года по указанию Центра начал сбор сведений о Национальном бюро стандартов[296]. «Квант» — в июне 1943 года за 300 долларов США снабдил нью-йоркскую резидентуру информацией о делении изотопов урана путем газовой диффузии[297]. «Арена» — был завербован в конце тридцатых годов прошлого века. В конце войны добывал информацию о сонарах, радарах и других приборах и оборудовании, используемых ВМФ США[298]. Операции научно-технической разведки на территории ВеликобританииО результатах деятельности НТР в этом государстве в годы ВОВ известно немного. Дело в том, что, в отличие от США, в начале «холодной войны» здесь не было «громких» и массовых разоблачений советской агентуры, работавшей в различных отраслях промышленности, за исключением «атомного шпионажа». Члены «Кембриджской пятерки» имели отдаленное отношение к повседневной деятельности охотников за промышленными секретами с Лубянки. Также нужно учитывать тот факт, что в годы Второй мировой войны в Британии работы в сфере новых технологий велись в значительно меньшем масштабе, чем в США. Хотя это не значит, что все советские разведчики, работавшие по линии научно-технической разведки, занимались преимущественно «атомным шпионажем». На самом деле они добывали образцы новейшего оборудования, имевшего отношение к различным отраслям промышленности. Так, от ценного агента «Скотта» 12 июля 1941 года лондонской резидентурой внешней разведки были получены материалы по размагничиванию корпусов кораблей[299]. Высока вероятность того, что под этим оперативным псевдонимом скрывался радиоинженер, который сотрудничал с Королевским морским флотом. С этим человеком регулярно встречался Владимир Барковский[300]. В первых числах октября 1941 года лондонская резидентура сообщила в Москву о том, что идея разработки атомного оружия приобретает в Англии реальные очертания. От источника резидентуры Джона Кернкросса поступили документальные данные о том, что британское правительство серьезно прорабатывает вопрос о создании бомбы большой разрушительной силы. Эти сведения содержались в докладе так называемого Уранового комитета, подписанном 24 сентября 1941 года и предназначенном для информации кабинета министров Великобритании о ходе работы по атомной бомбе. В докладе были высказаны рекомендации Комитета начальников штабов о необходимости обретения нового оружия в течение ближайших двух лет. Согласно информации Кернкросса, научной работой британских физиков в области атомной энергии руководила специальная группа ученых во главе с известным физиком Джорджем Томсоном. В подборке документов, переданных Кернкроссом, содержались подробные сведения о деятельности Уранового комитета, о технологии производства урана–235, о конструкции заряда атомной бомбы пушечного типа и т. п. Перечислялись также исследовательские и промышленные центры страны, намеченные для участия в развертывании практических работ по созданию этого смертоносного оружия[301]. Сотрудница советской внешней разведки завербовала офицера британских ВВС «Джеймса», который работал в сфере авиастроения. Он снабжал точными данными о весе, габаритах, грузоподъемности и других характеристиках и даже скалькированными чертежами машин, которые еще не успели подняться в воздух. А одно небольшое устройство он выкрал и передал связнику. Исчезновение этого секретного образца вызвало переполох, но «Джеймс» был вне подозрений[302]. Зимой 1942/43 года член «Кембриджской пятерки» Джон Кэрнкросс передал в Москву данные по новому немецкому танку T-VI «Тигр» и самоходному орудию «Фердинанд». Главная отличительная черта танка-толщина брони, которую наши снаряды не пробивали. Благодаря документам, полученным от агента, советские конструкторы узнали параметры брони — хромомолибденовая катаная поверхностно закаленная — и смогли разработать более мощную модель снарядов, которые могли поражать немецкий танк. За эту информацию и сведения о местах базирования весной 1943 года всех эскадрилий Люфтваффе в районе Курской дуги, благодаря которым советская авиация смогла уничтожить более пятисот вражеских самолетов на указанных агентом аэродромах, его наградили орденом Красного Знамени[303]. Так звучит официальная версия. С историей танка «Тигр» не все так просто. По непроверенным данным, в сентябре 1942 года и по данным из надежного источника — в январе 1943 года два танка попали в распоряжение Красной Армии. У них заглохли двигатели, и немцы не смогли их эвакуировать с передовой. Во время Курской битвы летом 1943 года в боях участвовали 147 «тигров». Из них были безвозвратно уничтожены всего лишь 10 машин. Советская разведка и японские шифрыО битве за Москву осенью 1941 года написано очень много. Вроде бы названы все герои, от сражавшихся на передовой солдат до командовавших войсками генералов. Есть монографии, посвященные участию чекистов (разведчиков, диверсантов и контрразведчиков) в этом сражении. А вот о криптоаналитиках (дешифровальщиках) почти ничего не известно. Хотя их подвиг отмечен Указом Президиума Верховного Совета СССР «О награждении работников НКВД Союза ССР за образцовое выполнение заданий Правительства» (опубликован в газете «Правда» 4 апреля 1942 года). Согласно ему Орденом Ленина награждены два капитана государственной безопасности: Борис Аронский и Сергей Толстой[304] (отметим, что работа этого человека была оценена выше, чем любого другого отечественного криптографа во время войны — в 1944 году его наградили вторым Орденом Ленина[305]), орденом Трудового Красного Знамени — 6 человек, орденами Красной Звезды и «Знаком Почета» — 13 человек и медалями «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие» — еще 33 человека. Такой высокой оценки по свежим следам московской битвы мало кто удостаивался, тем более из одного подразделения, члены которого находились в глубоком тылу, а не сражались за линией фронта. Какой же подвиг совершили эти люди, что многих из них наградили боевыми орденами? В первые дни Великой Отечественной войны Борис Аронский (с помощью своих помощников и переводчиков) дешифровал переписку японских дипломатов с Токио. По поручению императора Японии дипломаты сообщали правительствам стран, где они находились, что Страна восходящего солнца уверена в их скорой победе над СССР, но пока сосредоточивает свои силы на юге Тихого океана против США. Фактически это означало, что в Москве смогли «вскрыть» так называемые «пурпурную» (введена в 1939 году) и «красную» шифросистемы, которые МИД Японии использовал на своих линиях связи. Аналогичную задачу, но для шифросистем, используемых на линиях связи высших эшелонов власти Японии, сумел решить Сергей Толстой. Фактически это означало, что осенью 1941 года в Москве были уверены — Токио пока не планирует нападать на Советский Союз. Чуть позже эта информация была подтверждена из других источников. Основываясь на этих данных, Иосиф Сталин принял решение о переброске 16 полноценных дальневосточных и сибирских дивизий под Москву. Чтобы оценить колоссальный объем проделанной криптоаналитиками работы, кратко расскажем об использовавшихся в начале сороковых годов прошлого века Японией системах шифрования. Они представляли собой обширный словарь, в котором каждому слову, знаку препинания или даже устойчивой группе слов приданы кодовые обозначения. Дешифрование такого кода — работа чрезвычайно сложная и трудоемкая. Она предполагает тщательный отбор по внешним признакам из массы шифрперехвата комплекта криптограмм, относящихся к данному коду, затем проведение очень скрупулезного статистического анализа, который должен отразить частоту появления, места и «соседей» каждого кодобозначения во всем комплекте. В связи с отсутствием в те годы специальной техники (компьютеров) все это делалось вручную несколькими помощниками основного криптографа-аналитика. Тем не менее многомесячная работа такого коллектива зачастую приводила к аналитическому вскрытию значительной доли содержания кодовой книги и возможности оперативного чтения очередных перехваченных кодированных телеграмм. Это и определило успех группы Бориса Аронского, сыгравшей огромную роль в исходе битвы за Москву[306]. Был и еще один немаловажный факт, о котором мало кто знает. Это помощь со стороны советской внешней разведки. Хотя существовавшая в СССР с двадцатых годов дешифровальная служба, использовавшая мощный потенциал российской школы математиков, и добилась неплохих результатов в расшифровке секретных депеш правительства Японии, но ее успехи имели ограниченный характер до тех пор, пока в 1938 году внешняя разведка не получила на длительное время до 1943–1944 годов доступ к действующим дипломатическим шифрам Японии. Эта история началась в далеком 1925 году, когда в составе открывшегося в Москве японского посольства прибыл Идзуми Кодзо, 38 лет, неженатый, владеющий русским и английским языками, до этого служивший в МВД[307]. Его отец, также чиновник, воспитывал сына в духе строгого уважения японских традиций. Идзуми — сын пользовался репутацией доброго и порядочного человека. В Москве он снял комнату у вдовы генерала Елизаветы Васильевны Перской (агента советской контрразведки «Дочка»). У нее была 23-летняя дочь Елена, которая окончила литературное отделение университета и работала в библиотеке Наркомвнудела. Через два года японский дипломат и генеральская дочь сыграли свадьбу. Затем дипломата перевели в Харбин. Вместе с ним на новое место службы выехали жена и теща. Затем у Елены родился сын. Обе женщины поддерживали связь с советской контрразведкой. Не будем пересказывать все перипетии судеб двух женщин, скажем лишь о том, что Елена утратила связь с органами госбезопасности, а ее мать, в момент нахождения на территории СССР, была арестована и осуждена на десять лет «за шпионаж». В начале 1935 года Идзуми занял должность 3-го секретаря посольства в Праге. В сентябре 1937 года Елена пришла в консульский отдел полпредства с заявлением, в котором говорилось: «Прошу восстановить меня в гражданстве СССР и дать возможность воспитать сына на Родине». Дело в том, что сын Елены был не от Идзуми, но он его признавал и любил как собственного. О муже Елена рассказала, что в посольстве он ведает шифрами и шифрперепиской, изучает французский и немецкий языки. В последнее время он стал больше интересоваться русской эмигрантской прессой, объяснив, что это нужно ему по работе. Занимается ли муж разведывательной деятельностью, ей не было известно. В Центре приняли решение о восстановлении связи с ней как агентом. Предполагалось, что через нее удастся завербовать мужа и получить доступ к японским шифрам. В апреле 1938 года он согласился работать на советскую разведку. Причин было несколько: материальная, привязанность к супруге и несогласие с проводимой Японией внешней политикой. В сентябре 1938 года Елена передала пражскому резиденту внешней советской разведки М. М. Адамовичу 6 шифровальных кодов и 6 телеграмм. Материалы получили высокую оценку дешифровальной службы. Вскоре в связи с угрозами Адольфа Гитлера захватить Судетскую область Чехословакии семьи дипломатов были эвакуированы, и Елена выехала к новому месту службы мужа — в Финляндию. Идзуми оставался до конца октября в Праге. 23 сентября он принес М. М. Адамовичу для фотографирования первую пачку шифртелеграмм. При этом он рассказал, что у него имеется несколько агентов в Праге, и ему поручено подыскать агентуру для засылки в СССР. 4 октября Идзуми передал 25 шифртелеграмм из Берлина, 29 — из Лондона, 13 — из Рима и 15 — из Москвы. 11 октября от агента был получен документ об организации японской разведки за границей. Одновременно Центр сообщил резиденту в Хельсинки Рыбкину: «До окончания обработки Идзуми, т. е. когда он расскажет все, что ему известно о японской разведке, связь поддерживать через Елену. Она быстрее добьется результатов». В Финляндии контакт с Еленой был поручен опытному оперативному работнику Зое Ивановне Рыбкиной. В беседах Елена вновь поднимала вопрос о своем отъезде в СССР. Резидентура же полагала, что такой ее шаг только бы усилил подозрения к Идзуми со стороны японцев.
В июне-июле 1939 года от Идзуми через Елену были получены 7 докладов МИДа, сообщения о решении японского правительства заключить военный союз с Германией и о конференции японских дипломатов в Берлине, на которой обсуждался вопрос об открытии центрального бюро в Европе по разведке против СССР. 1 августа 1939 года дешифровальная служба информировала внешнюю разведку о том, что присланный ею в сентябре 1938 года японский дипломатический шифр действует и в настоящее время, и просила добыть новый шифркод Военного министерства. К сожалению, выполнить это задание не получилось, так как началась советско-финская война и до весны 1940 года связь агентов с Центром была утрачена. Весной 1940 года Идзуми перевели в Софию, и в конце марта Елена без вызова пришла в консульский отдел полпредства, где ее принял помощник резидента, А. К. Тринев. Связь с ценными агентами была восстановлена! Елена объяснила разведчику, что она и ее муж хотят восстановления контакта с ними, и просила поставить об этом в известность и Центр. Она напомнила также о своем желании переехать в СССР, заявив, что намерена развестись с мужем. В ноябре 1940 года Идзуми передал действовавшие в то время шифры, которые оперативно переслали в Москву. В следующем месяце Елена принесла на очередную встречу 5 блокнотов запасных шифров. Они представляли для дешифровальной службы большую ценность, однако не было правил пользования (цифровых ключей) к ним. В конце апреля 1941 года полученные от агента японские шифрдокументы на 302 фотолистах из внешней разведки поступили в дешифровальную службу, которая дала им следующую оценку:
В начале мая 1941 года Елена вместе с сыном выехала в Москву. 21 мая Идзуми сообщил, что получил сводку японского военного атташе в Берлине, где говорилось о том, что в военных кругах Японии в последнее время усиленно обсуждается вопрос о войне Германии против СССР и что военные действия должны начаться в течение ближайших двух месяцев. Эта информация была направлена в Центр. На другой день после нападения Германии на СССР МИД Японии специальным циркуляром отменил все действовавшие до этого срока перешифровальные гаммы, таблицы и прочее и переменил действовавшие ранее коды. Перед разведкой встала задача получить как можно скорее новые шифры. Посла в Софию японцы не направляли. Идзуми оставался поверенным в делах и имел прямой доступ к шифрам. 5 августа 1941 г. резидентура сообщила:
13 августа резидентура дополнительно выслала блокнот гамм для переписки между европейскими, азиатскими и американскими представительствами Японии. В письме начальника дешифровальной службы на имя Фитина от 9 сентября 1941 г. говорилось:
Добытые Идзуми шифры действовали до 1943 года. В 1944–1945 годах связь с ним была снова утрачена. Потом ее восстановили, и она продолжалась до 1952 года. Правда, после окончания Второй мировой войны агент покинул госслужбу и организовал торговую фирму. Основные источники его информации в то время — либерально настроенные чиновники[309]. Возможно, что агент был в числе 36 японцев, чьи имена в 1954 году назвал ушедший на Запад сотрудник советской внешней разведки Юрий Александрович Растворов. К счастью, большинство из выданных им людей отделались легким испугом — защите удалось доказать их невиновность. У Японии в те годы не было еще особых государственных секретов, в каком же шпионаже их обвинять[310]? Вот так советская внешняя разведка помогла своим криптографам. Когда закончилась войнаСогласно официальной истории за годы Великой Отечественной войны —
Глава 6В первое «мирное» десятилетие. 1945–1955 годы Благодаря стараниям официальных отечественных и зарубежных историков принято считать, что «холодная война» началась в марте 1946 года, когда бывший премьер-министр Англии Уинстон Черчилль в своей знаменитой Фултонской речи заявил, что Европа оказалась разделенной «железным занавесом», и призвал западную цивилизацию объявить войну «коммунизму». Так звучит принятая на Западе, да и в нашей стране, версия того, что произошло 5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже, расположенном в американском городе Фултон (штат Миссури). Все, кто не читал эту речь, а таких большинство, свято верят, что влиятельный британский политик только об этом и говорил, призывая западный мир сокрушить Советский Союз, и удивляются лицемерию и коварству бывшего партнера Иосифа Сталина по антигитлеровской коалиции. Якобы британский политик во время Второй мировой войны поддерживал коммунистический режим, а после ее окончания стал ярым антикоммунистом. На самом деле не все так просто. Фактически «холодная война» (назовем так противостояние Запада и Советской России) началась еще в середине двадцатых годов прошлого века. А во время Второй мировой войны Москва, Лондон и Вашингтон заключили некое «перемирие» между собой, чтобы совместными усилиями победить Берлин. Об этом у нас как-то деликатно не принято говорить, но в первые годы Второй мировой войны Великобритания оказалась гораздо в более плачевном положении, чем Советский Союз осенью 1941 года. Островное государство, которое достаточно легко «отрезать» от внешнего мира с помощью морской и воздушной блокады, с небольшой площадью территории (по сравнению с Советским Союзом), не имевшее в XX веке опыта ведения боевых действий на собственной территории, сильно пострадавшее от авианалетов противника… Так что союз СССР и Великобритании был вынужденной мерой. В годы Великой Отечественной войны британская разведка активно действовала на территории СССР[312], как и советская — в Англии. Да и сам Уинстон Черчилль не спешил с открытием Второго фронта. Так что формально бывший британский премьер-министр мог призывать к «крестовому походу» на СССР, и при этом его сложно обвинить в лицемерии или в неблагодарности к бывшему союзнику по антигитлеровской коалиции. Проблема в том, что свое выступление Уинстон Черчилль посвятил совершенно другим вещам. Так как «холодная война», а вернее агрессивная политика со стороны Лондона и Вашингтона против Москвы, началась примерно за год до марта 1946 года, то призывать к «крестовому походу на Восток» оратор не мог — он уже начался. А все же о чем, если не о сокрушении «империи зла», говорил представитель «загнивающего Запада»? Например, в начале своего выступления он сказал о двух основных угрозах для мира — войне и тирании. Логично, если учесть, что год назад закончилась Вторая мировая война, основным зачинщиком которой на Западе считали диктатора Адольфа Гитлера, то понятна связь этих двух факторов. При этом он скромно умолчал об английской ответственности за все произошедшее в середине тридцатых годов прошлого века. Когда фюрер только начинал захватывать Европу (аншлюс Австрии и другие события), то Британия ничего не сделала для нейтрализации распоясавшегося диктатора, более того, активно подталкивала его к походу на Восток. Затем он сказал о бедности и лишениях, которые есть во многих странах. Их он тоже отнес к угрозам, но отметил, что нейтрализовать их можно путем повышения благосостояния всего мира. Следующая тема, а он уже произнес более половины своей речи, была посвящена отношениям Англии и США. Может, здесь он, наконец, объявит о необходимости объединить усилия для начала «крестового похода» против СССР? Нет, общие слова о дружбе и партнерстве. Далее в своем выступлении Уинстон Черчилль отметил раздражавшую Запад популярность коммунистов во Франции и Италии, но при этом никак не связал это с деятельностью советской разведки. Затем он снова обратился к проблеме поддержания мира в Европе и отметил успехи США в этом вопросе. Якобы только вмешательство Вашингтона позволило завершить обе мировые войны. Тезис спорный, но оставим его без комментариев. А вот дальше оратор заявил следующее:
Затем он заговорил о роли ООН. А вот заключительный абзац текста выступления Уинстона Черчилля:
Так что Уинстон Черчилль в своей речи никого не призывал к «крестовому походу» против СССР, наоборот, он говорил о мирных способах решения различных проблем, в том числе и активности Москвы в Восточной Европе. Не делал он этого по той простой причине, что «холодная война», а вернее, национально-освободительные движения уже с середины 1944 года начали бушевать в различных регионах земного шара: Латинской Америке (Сальвадор, Чили, Боливия и др.); Африке (Алжир и Мадагаскар) и Азии (Китай, Корея, Вьетнам, Индия, Малайзия, Бирма, Индонезия, Филиппины и Таиланд). В ней участвовали, с одной стороны, «левые» (коммунисты и националисты) — причем без прямого участия «руки Москвы», а с другой — местные «правые» — активно поддерживаемые различными способами (вплоть до введения войск) Лондоном, Вашингтоном и Парижем. Одновременно в Западной Европе коммунисты и социалисты сражались за равное право участвовать в политической жизни своих стран. Если во Франции и Италии этот процесс с их стороны велся с использованием относительно законных средств политической борьбы (чего не скажешь об их политических противниках), то в Греции и в Испании — с оружием в руках. Противостояние Советского Союза и двух ведущих стран Запада (Великобритания и США) было на протяжении всего существования СССР. До весны 1945 года ведущую роль в нем играл Лондон, а после окончания Второй мировой войны — Вашингтон. Почему произошла смена лидера? Одна из причин — смерть президента США Франклина Рузвельта 12 апреля 1945 года. Мир потерял мудрого политика, который не допустил бы начала «холодной войны». Возможно, противостояние между СССР и США и было бы — «двум медведям сложно ужиться в одной берлоге», но не было бы смертельно опасного балансирования на грани третьей мировой войны, когда каждая из сторон готова была применить ядерное оружие. Выступая 1 марта 1945 года перед объединенной сессией конгресса, мудрый президент США Франклин Рузвельт подчеркивал:
А с апреля 1945 года Вашингтон делал все наоборот. Почему произошел такой кардинальный поворот во внешней политике США? Своей смертью Франклин Рузвельт открыл дорогу на вершину политического Олимпа известному своими радикальными правыми взглядами вице-президенту Гарри Трумэну. В то время в американской политической, бизнес- и военной элите существовало две партии: «голуби» и «ястребы», причем как среди демократов, так и среди республиканцев. Первые выступали за поддержку партнерских отношений с Советским Союзом, исходя из идеалистических или прагматических мотивов. Судьба Германии, попытавшейся сделать это, была у них перед глазами. Добавьте к этому убежденных интеллектуалов коммунистов и сочувствующих им «левых», которые заняли многочисленные посты в различных государственных и научных организациях. Ведь среди них было множество друзей Советского Союза и информаторов советской внешней разведки. В предыдущей главе было рассказано об этом. Начавшаяся при Гарри Трумэне «охота на ведьм» как раз и была связана с выявлением и нейтрализацией этих людей. Вторые, «ястребы», ратовали за войну против СССР. Сначала даже предполагалось использовать Германию, заключив с ней сепаратный мир и направив освободившиеся на Западном фронте войска на Восточный фронт, но стремительное наступление Красной Армии, а также активная деятельность советской внешней разведки сорвали все планы Вашингтона и Берлина. Одновременно шло затягивание открытия второго фронта. Расчет простой — максимально измотать Красную Армию и когда ее стремительное наступление захлебнется, начать оккупацию Европы. Летом 1944 года войска в Европе пришлось все же высадить — в противном случае Акт о безоговорочной капитуляции Германии подписал бы один Георгий Жуков, без своих коллег по антигитлеровской коалиции. Высадившись в Европе, американцы на себе ощутили все «прелести» современной войны. Войти первыми в Берлин и объявить себя «спасителями Европы» они не смогли. Летом 1944 года американские военные, совместно с представителями разведки, начали разрабатывать планы войны против СССР. На совещании в Белом доме 23 апреля 1945 года новый президент США Гарри Трумэн, рассуждая о советско-американском сотрудничестве, заявил: «Это нужно ломать сейчас или никогда…» И пора, мол, разорвать союзнические отношения с Советским Союзом. Американские военные попытались урезонить своего главнокомандующего, объяснив, что война против Японии потребует от США миллион жизней американских солдат, поэтому нужно дождаться капитуляции Токио, а только потом ссориться с Москвой[315]. Другая причина отсрочки — Америка пока не располагает явным преимуществом в военной сфере (об американской атомной бомбе Гарри Трумэн узнал лишь 25 апреля 1945 года). Президент согласился подождать. Планы войны с Россией он «вынашивал» несколько лет, и пара месяцев отсрочки начала их реализации — пустяк по сравнению с результатами. Ведь в случае успеха, а он не сомневался в этом, США стали бы мировым хозяином, диктующим свою волю остальным странам. В августе 1943 года в Вашингтоне и Лондоне были подготовлены «Меморандум 121» и «Немыслимый план». В этих документах предусматривалось «повернуть против России всю мощь непобежденной Германии, все еще управляемой нацистами или генералами»[316]. Первым документом «холодной войны» в обширной серии разработок, направленных против СССР, принято считать меморандум ОРК № 329 от 4 сентября 1945 года, то есть на следующий день после официального окончания Второй мировой войны и капитуляции Японии. В меморандуме ставилась задача:
В октябре 1945 года в среде американских военных появился документ — меморандум Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) США, озаглавленный «Возможности России». В нем, в частности, можно прочесть такие фразы:
В другом меморандуме ОКНШ, датированном 9 октября 1945 года, № 1518 «Стратегическая концепция и план применения Вооруженных сил США» указывалось, что основой превентивной ядерной войны против СССР должно стать уничтожение его военно-стратегического потенциала. Менее чем через месяц были конкретизированы и основные объекты первого удара по Советскому Союзу. В секретной разработке Объединенного разведывательного управления говорилось:
В созданном в конце 1947 года Совете национальной безопасности (СНБ) США разработка военных планов относительно Советского Союза была поставлена на поток. Процитируем секретный меморандум СНБ № 7 от 30 марта 1948 года:
В июне 1948 года был принят оперативный план «Чариотер». Согласно ему война начнется с «массированных атомных бомбардировок советских правительственных, политических, административных и промышленных центров, отдельных предприятий нефтяной промышленности, которые будут осуществляться с американских баз ВВС, расположенных в Западном полушарии и Великобритании». На первом этапе войны на 70 советских городов будет сброшено 133 атомные бомбы, а в последующем — еще 200 атомных бомб и 250 тысяч тонн обычных бомб. Датированный 21 июля 1948 года оперативный план «Хафмун» среди прочих задач предусматривал необходимость как можно раньше начать «воздушное наступление с нанесением ударов по основным военным и военно-промышленным объектам Советов». Предполагалось, что:
В принятой 18 августа 1948 года директиве СНБ № 20/2 «Цели США в отношении России» назывались следующие задачи: • сокращение территории СССР, ослабление его мощи и влияния; • решительное изменение внешнеполитического курса Москвы; • политическое, военное и психологическое ослабление Советского Союза. В директиве утверждалось, что осуществление главной цели — свержение советской власти — возможно лишь военным путем. Ее авторы предусматривали создание формального повода для начала военных действий — выдвижение ультимативных требований свержения советской власти. «Наша цель — создание для советских лидеров условий и обязательств», — говорилось в директиве[321]. План «Хафмун» 1 сентября 1948 года был переименован во «Флитвуд» и разослан в штабы соединений Вооруженных сил США в качестве основы для разработки детальных оперативных планов. Впоследствии его кодовое название еще раз сменили — на «Даблстар». А 26 мая 1949 года его заменил план «Оффтэйкл». Этот весьма детальный план ведения войны в течение первых двух лет после начала войны 1 июля 1949 года предусматривал нанесение первого ядерного удара по территории СССР «всеми имеющимися на „день Д“ (День начала войны. — силами в целях максимального использования возможностей атомной бомбы». Отдельные западные историки иногда утверждают, что все эти планы были разработаны военными в рамках их повседневной деятельности — штабы должны иметь планы отражения агрессии вероятного противника. Вот только почему-то все военные планы США носили исключительно наступательный характер и очень они напоминали немецкий план «Барбаросса». А Адольф Гитлер тогда заявлял о миролюбивой политике в отношении Советского Союза. Впрочем, в конце сороковых годов прошлого века американские политики были откровенно циничны и не скрывали своих планов в отношении СССР. В апреле 1949 года председатель финансового комитета палаты представителей конгресса США Клэренс Кэннон призывал:
Военные лишь выполняли приказ руководства страны, но при этом реально, в отличие от политиков, оценивали текущую ситуацию. Когда в сентябре 1949 года в СССР произвели первый ядерный взрыв, Пентагону пришлось срочно корректировать свои военные планы. Дата начала войны, согласно плану «Троян», была назначена на 1 января 1950 года. Однако подсчет возможных потерь, нехватка атомных бомб и боязнь ответного атомного удара показали необходимость более тщательной подготовки плана нападения на СССР. Согласно, плану «Дропшоп» ядерная война должна была начаться в 1957 году. Зловещие планы американских военных так и остались лежать в сейфах. Основная причина — США не смогли бы выиграть такую войну с минимальными для себя потерями. В 1947–1949 годах американские ВВС не смогли бы нанести удар, от которого Советский Союз не смог бы больше оправиться[323]. Другая причина — Вашингтон слишком глубоко засосала трясина локальных конфликтов по всему миру. Множество национально-освободительных войн, борьба «левых» за право легального участия в политической жизни собственных стран — коммунисты и социалисты активизировались по всему земному шару, лишая США возможности быть хозяином мира. При этом Иосиф Сталин не имел никакого отношения к активизации «левых» сил на планете. Его интересовало лишь происходящее около границ СССР. Многие современные отечественные историки, следом за своими западными коллегами, громко и уверенно рассуждают о планах Иосифа Сталина по превращению Западной Европы, по аналогии с Восточной, в содружества коммунистических и социал-демократических государств. А отдельные «ученые» и журналисты пошли еще дальше и смогли найти руку Москвы и следы активной деятельности советской внешней разведки в Латинской Америке, странах Юго-Восточной Азии и Африке, где «левые» начали активно бороться за власть, часто с оружием в руках. Советский Союз действительно играл определенную роль в локальных конфликтах на Африканском континенте, но пришел он туда значительно позже. В Латинской Америке активность Москвы, за исключением финансирования местных компартий и проведения отдельных операций (например, обмен лидера чилийских коммунистов на советского диссидента), была минимальной, да и началась она уже после смерти Иосифа Сталина. Более того, по мнению отдельных ветеранов советской внешней разведки, занимавшихся этим регионом, у руководства СССР не было конкретных планов по работе в этом районе земного шара. Фактически в первое десятилетие «холодной войны» Запад сражался не с Советским Союзом, а с местными, часто пришедшими к власти демократическим путем «левыми». Понятно, что признать это американские, британские или французские политики не могли. Вот и выдумали они миф про «Красную угрозу с Востока» и многочисленных советских кадровых разведчиков, обосновавшихся на территории Латинской Америки и Африки. Этот миф был выгоден всей западной политической, бизнес- и части интеллектуальной элиты. Находящимся у власти политикам — ведь они выступали против внешнего врага, что не только сплачивало нацию, но и давало им шансы выиграть очередные выборы. Для бизнеса — продолжение развития военно-промышленного комплекса и выгодные госзаказы не только на поставку вооружений, но и возможность создать множество рабочих мест, а это высокий объем потребления различных товаров занятых в ВПК работников. Плюс к этому новые рынки сбыта в регионах, где США имели ориентированные на Вашингтон правительства. Для интеллектуальной элиты — это не только обеспечение заказами со стороны государства, но и «ликвидация» конкурентов, имевших несчастье в годы Второй мировой войны демонстрировать левые взгляды. Достаточно вспомнить знаменитую американскую «охоту на ведьм». А какие реальные планы были у Иосифа Сталина? Начнем с цитирования аналитического документа «Возможности и намерения СССР в послевоенный период» (ОРК 80 от 6 января 1945 года), подготовленного офицерами объединенного разведывательного комитета (ОРК), входящего в структуру ОКНШ. В нем утверждалось: СССР будет отдавать высший приоритет экономическому восстановлению и ограничится «классической целью» создания, избегая международных конфликтов, «пояса безопасности» вокруг своих границ. Эти оценки повторяются в фундаментальном документе ОРК 250/1 от 31 января 1945 года. Советский Союз, подчеркивалось в нем, «должен, и будет, по меньшей мере, до 1952 года, избегать конфликтов с Великобританией и США», ибо после окончания военных действий в Европе у СССР нет
В мае 1943 года был распущен основанный еще в 1918 году Коминтерн — организация, в первые годы своего существования пытавшаяся раздуть пожар мировой революции, а в тридцатые годы ставшая одним из центров советского шпионажа и активных мероприятий за рубежом. О ее деятельности написано достаточно много, поэтому мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе. Отметим лишь, что одну из основных причин роспуска ее Иосиф Сталин лаконично сформулировал 21 мая 1943 года, выступая на заседании Политбюро ВКП(б): «Мы переоценивали свои силы, когда создавали Коммунистический Интернационал и думали, что сможем руководить движением во всех странах. Это была наша ошибка. Дальнейшее существования КИ — это будет идея дискредитации Интернационала, чего мы не хотим»[325]. Была названа и другая причина — своим существованием Коминтерн компрометировал иностранные компартии. Политические противники обвиняли местных коммунистов в связях с Москвой. А это существенно снижало эффективность их политической деятельности. В течение месяца все ресурсы распущенной организации были переданы другим структурам (например, библиотеку передали Институту Маркса-Энгельса-Ленина, различные хозяйственные объекты перевели на баланс управления делами ЦК ВКП(б) и т. п.) или «законсервированы» (например, служба связи — радиосвязь, изготовление фальшивых паспортов и т. п.). Фактически Коминтерн прекратил свою активную деятельность. Часть находящихся в СССР кадров этой структуры — политических эмигрантов из Восточной Европы и начал постепенно возвращаться на родину. В середине июня 1943 года Иосиф Сталин и его ближайшее окружение начали обсуждать вопрос создания в аппарате ЦК ВКП(б) нового подразделения — Отдела международной информации. Планировалось, что это подразделение займется руководством антифашистской пропаганды, нелегальным национальным радиовещанием, связями с заграницей и изданием литературы на иностранных языках[326]. Фактически речь шла исключительно о пропаганде среди войск противника, не только немецких, но и венгерских, румынских, итальянских, а также и японских. Обычная практика любой войны. Точно так же действовали американцы и англичане против Вермахта. После окончания Великой Отечественной войны эта деятельность была частично свернута, за исключением издания газет на немецком, венгерском, румынском и японском языках, а также агитационной работы в лагерях военнопленных. Вот только велась она недостаточно эффективно. К таким выводам пришла в сентябре 1946 года специальная комиссия ЦК ВКП(б). После расформирования Коминтерна на базе Отдела специальной связи был создан НИИ № 100. В задачи института входила организация специальной курьерской связи с компартиями, подготовка подложных документов для отправляемых за границу «нелегалов», отправка «специальных грузов» для ЦК зарубежных компартий, а также техническая организация радиосвязи с этими структурами (обучение радистов, обеспечение работы радиоцентров и т. п.). Следует отметить, что радиооператоров НИИ № 100 готовил для компартий Финляндии, Италии, Франции, Испании, Польши, Венгрии, Румынии, Германии, Болгарии и Югославии[327]. Как мы видим, «зона интересов» Иосифа Сталина ограничена двумя критериями: государства находятся в буферной зоне между СССР и Западной Европой (Болгария, Польша и т. п.) или в них сильны позиции «левых» (Франция и Италия). Да и функции НИИ № 100 связаны с обеспечением связи между руководством местных компартий этих стран и Москвой. На базе отдела печати Исполкома Коминтерна был создан НИИ № 205. До мая 1945 года основная задача этого учреждения — радиовещание на европейские страны, оккупированные немцами. По мере освобождения государств прекращалось и радиовещание (за исключением Испании). А с 1946 года сотрудники НИИ № 205 должны были «обеспечивать организацию информации по коммунистическому, рабочему, женскому, национально-освободительному, кооперативному и крестьянскому движению, а также обслуживать соответствующие организации необходимыми справочными материалами». Для этого институт получал множество газет и журналов. Имелась в его распоряжении и фундаментальная библиотека Коминтерна. Добавьте к этому службу радиоперехвата. Ежедневно фиксировалось 29 радиопередач и телеграфный перехват до одного миллиона слов[328]. Фактически речь шла исключительно об информационно-аналитической работе. В идеале руководство Советского Союза должно было получать обзор происходящих в мировом коммунистическом и национально-освободительном движении событий, основанный исключительно на «открытых» источниках. Ну, и по Европе он должен был дополняться данными, полученными по каналам НИИ № 100. Оба специнститута функционировали под руководством образованного в июле 1943 года отдела международной информации ЦК. В его структуру входили следующие сектора: информационно-издательский, США, стран Латинской Америки, стран Западной и Южной Европы, Славянских и Балканских стран, стран Средней Европы, стран Британской империи, стран Ближнего и Среднего Востока, стран Тихого океана, Скандинавских стран, сектор кадров, особый сектор. В декабре 1945 года отдел международной информации ЦК был переименован в отдел внешней политики (ОВП). Связано это со стремлением руководства страны повысить роль партии в решении различных международных вопросов. С апреля 1946 года у ОВП появились новые функции, направленные
Одно из объяснений этого феномена следует искать в намерении Иосифа Сталина сотрудничать с Западом. Мы бы назвали три причины. Во-первых, уже упоминавшееся выше желание руководства СССР создать «зону безопасности» вокруг границ собственного государства. Поэтому в сферу интересов попали страны Восточной Европы, примыкающие к Советскому Союзу. А Италия с Францией — из-за сильных позиций «левых» и реального шанса прийти к власти демократическим путем. Во-вторых, Иосиф Сталин, как никто другой, понимал — страна не готова к новой войне. Не было у нее тогда и ядерного оружия, способного уравнять шансы в сражении с США. Необходимо было демобилизовать уставшую за пять лет войны армию. В-третьих, в 1947 году в Западной Европе США начали реализовывать «план Маршалла» — набор мероприятий по экономическому возрождению региона. Советский Союз, хотя об этом не принято говорить, рассчитывал на получение части финансовых средств — как страна, вынесшая на себе основное бремя войны. Впервые о стратегии американской помощи европейским государствам рассказал 5 июля 1947 года госсекретарь США Джордж Маршалл в своей программной речи в Гарвардском университете. Реакция на него Иосифа Сталина была отнюдь не стопроцентно негативной, как это пытаются представить советские (начиная с эпохи Никиты Хрущева) историки и их зарубежные коллеги, так как советские лидеры рассчитывали на «свою долю» помощи. Вот только они не знали, а может, просто продемонстрировали свою неосведомленность, чтобы не ставить под удар источники в американском правительстве, о решении Госдепартамента США от 28 мая 1947 года. В тот день было решено, что страны Восточной Европы смогут принять участие в программе восстановления континента, только если они откажутся от почти исключительной ориентации их экономики на Советский Союз в пользу широкой европейской интеграции. Под словом «интеграция» США подразумевали использование сырьевых ресурсов восточноевропейских стран для восстановления их западноевропейских соседей. Это было не единственное препятствие для участия СССР в реализации «плана Маршалла». Министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин и его французский коллега Жорж Бидо в беседах с американским послом во Франции Джеймсом Кэффери заявляли, что надеются на «отказ Советов сотрудничать». Их расчеты оправдались. В начавшей 12 июля 1947 года в Париже свою работу Европейской экономической конференции отказались участвовать, включая СССР, все страны «народной демократии»: Албания, Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Чехословакия и Югославия. Первоначально Москва, 4–6 июля, рекомендовала своим восточноевропейским союзникам послать туда свои делегации, но в ночь на 7 июля отменила это решение[330]. Это можно было бы назвать частным случаем — ну, не захотели США финансировать восстановление экономики СССР, если бы аналогичный случай не произошел за два года до этого. Тогда речь шла не об экономической помощи одного государства другому, а об участии Советского Союза в мировой экономической системе. К концу Второй мировой войны Вашингтон озаботился своей ролью в международных отношениях. США планировали занять такие же главенствующие позиции в мире, какими обладала Великобритания в «европейском концерте» в XIX веке. Ключевыми инструментами экономической стабилизации международной системы суждено было стать трем институтам — Международному валютному фонду (МВФ), Международному банку реконструкции и развития (МБРР), а также Генеральному соглашению по тарифам и торговле (ГАТТ). МВФ должен был сосредоточиться на формировании кодекса поведения государств в валютной сфере, обеспечении контроля за стабильностью международной валютной системы и оказании финансовой помощи в преодолении дефицитов платежных балансов. Крупнейшим шагом МВФ стало восстановление золотодолларового стандарта, то есть регламентирование обмена американского доллара на золото по официальному курсу и фиксирование твердых обменных паритетов основных мировых валют. МБРР должен был стать инструментом содействия развитию отстающих стран посредством предоставления целевых кредитов и поощрения инвестиций через предоставление гарантий инвесторам. Предназначением ГАТТ было содействие либерализации международной торговли через поэтапное снижение таможенных тарифов и отмену внешнеторговых ограничений. МВФ и МБРР начали работать с 1945 года, а ГАТТ — с осени 1947 года. Эти три института образовали комплекс мировых экономических механизмов, которые принято называть Бреттон-Вудсской системой (по названию американского города Бреттон-Вудс, где в июле 1944 года прошла международная конференция, учредившая МВФ и МБРР). Система действовала в первоначальном виде до семидесятых годов прошлого века и считалась успехом американской дипломатии. Победа Вашингтона действительно была понятна всем. Например, согласно достигнутым в Бреттон-Вудсе договоренностям, по размерам квоты голосов при принятии решений первое место занимали США, затем шла Великобритания (экономически зависимая от Вашингтона — в декабре 1945 года она получила американский кредит в размере 3,75 млрд долларов, а затем еще канадский — 1,25 млрд долларов), а только на третьем месте — СССР[331]. Фактически это означало, что Вашингтон мог блокировать любое решение Москвы! Следовательно, с Советскому Союзу пришлось бы соизмерять свою внешнюю политику с устремлениями США и Великобритании, без расчета на взаимность. Это означало ограничение СССР во внешнеэкономической сфере. Другая проблема — политика «открытых дверей», провозглашенная МБРР и ГАТТ, означала, что в страны Восточной Европы хлынет американский капитал, а это приведет к смене правительств в этих государствах и появлению множества противников на границе. Рушились планы Иосифа Сталина о создании «пояса безопасности»[332]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в конце 1945 года; СССР официально отказался ратифицировать Бреттон-Вудсские соглашения. В 1946–1947 годах Москва уклонилась от присоединения к; ГАТТ. СССР сохранил свободу рук в сфере международных экономических связей и оказался вне рамок созданной США мировой системы экономического регулирования. Понятно, что военная угроза со стороны Вашингтона (советская внешняя разведка регулярно и оперативно сообщала в Москву об этих планах), а также недружественная американская внешнеэкономическая политика не способствовали партнерским отношениям между двумя государствами. Ситуация осложнялась еще проблемами в сфере дипломатии. Осенью 1947 года начал действовать Коминформ (полное название — Информационное бюро коммунистических и рабочих партий). По мнению многих историков, — ответ Иосифа Сталина Западу и «жандарм» для восточноевропейских стран. При этом их нисколько не удивило, что местом проведения мероприятия была выбрана Польша, и руководители местной компартии взяли на себя обязанность приглашения гостей: представителей компартий Италии, Франции, Югославии, Болгарии, Румынии, Венгрии и Польши. Первые дни работы мероприятие больше напоминало международную научно-практическую конференцию. Делегаты отчитались о проделанной работе, поделились с присутствующими накопленным опытом и рассказали о планах на будущее. Даже прений по ним, по предложению советских делегатов, не вели. Также обсуждалась задача создания международного печатного органа. Сенсация ожидала в конце мероприятия. Согласно программе секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов должен был сделать доклад о международном положении и об усилении связи между компартиями, установлении между ними постоянных контактов и координации их деятельности. Первая новость — впервые «озвученная» докладчиком сталинская концепция разделения мира на два противоборствующих «лагеря». Фактически Советский Союз принял вызов США («англосаксонского блока») и взял откровенный курс на ужесточение контроля над ближайшими соседями — странами Восточной Европы, в которых формировались коммунистические режимы «народной демократии».[333] При этом Коминформу отводилась специфичная роль — не дать помешать построить в восточноевропейских странах «социализм по советскому образцу» и исключить возможность прихода к власти прозападных правительств. Собственно, продолжение политики Иосифа Сталина, когда СССР отказался участвовать в работе МВФ, ГАТТ и МБРР, а также в «плане Маршалла». Советский Союз продолжал заботиться о жизнеспособности «зоны безопасности» около собственной границы. После появления в коммунистических газетах 5 октября 1947 года документов учредительного совещания Коминформа остальная пресса всего мира пыталась ответить на вопрос, что же на самом деле произошло в Польше. Абсолютное большинство западных СМИ утверждало, что Коминтерн не был распущен в 1943 году, а лишь на время прекратил свою деятельность, превратившись в спящий вулкан, а в 1947 году началось его новое извержение. Неодобрительно отнеслись к идее создания Коминформа представители отдельных социалистических и рабочих партий, которые не были приглашены участвовать в его работе. Это задело их политическое самолюбие. Зато коммунистическая печать одобрила прошедшее мероприятие. Диссонансом в общем гуле «одобрямс» прозвучало лишь мнение японских коммунистов. Их лидер Сандзо Носака заявил: «На основании только тех сообщений, которые сейчас опубликованы, истинное положение с этим вопросом неясно. По получении точных сведений, мы опубликуем официальную точку зрения коммунистической партии, если это будет необходимо. В иностранных телеграммах сообщается, что девять коммунистических партий Европы вели обсуждение „в плане борьбы с американской международной политикой“ и что они создали орган по обмену информацией. Данное совещание представляет объединенный фронт, созданный коммунистическими партиями Европы для урегулирования важных проблем, стоящих перед этими европейскими странами, и не может быть истолковано как восстановление Коминтерна». В ноябре 1947 года мир облетела новая сенсация. Информационные агентства сообщали о том, что «коммунисты Дальнего Востока намерены собраться в ближайшем будущем в Харбине, чтобы создать свой Коминтерн. В совещании примут участие представители Китая, Монголии, Кореи, Индонезии, Индии, Малайи и Вьетнама». На самом деле это оказалось «газетной уткой», сфабрикованной недобросовестными журналистами, или провокацией английских или французских спецслужб, ведь Лондон и Париж имели свои имперские интересы в этом регионе, а обвинение местных «левых» в связях с Москвой позволяло проводить этим странам по отношению к коммунистам более жесткую политику. Советский Союз выступал против любых попыток создания региональных «версий» Коминтерна. В сентябре 1947 года Москва запретила венгерским коммунистам провести совещание компартий стран Дунайского бассейна, подозрительно отнеслась к высказанной датчанами и норвежцами идее регионального совещания компартий североевропейских стран. В апреле 1948 года ЦК ВКП(б) отклонил предложение генерального секретаря Компартии Палестины Микуниса и Лиги Национального Освобождения (коммунистическая организация арабов Палестины) Эмиле Хабиба о созыве совещаний представителей компартий арабских стран (Ирака, Сирии, Ливана, Палестины, Египта и Иордании), Турции и Ирана как «нецелесообразном», поскольку:
Фактически Коминформ в первые годы своего существования превратился в некий информационно-агитационный орган при ЦК ВКП(б), а начиная с конца сороковых годов Иосиф Сталин утратил всякий интерес к его деятельности. Аналогичная картина наблюдалась и в самом аппарате ЦК ВКП(б). В 1948 году Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) был переименован в Отдел внешних связей. Изменился и перечень решаемых им задач. Теперь сотрудники этого подразделения занимались подбором кадров «по внешним сношениям» и проверкой исполнения соответствующих решений ЦК ВКП(б) и Правительства; осуществлением связи с зарубежными компартиями, изучением их деятельности, а также партийных и политических деятелей; подготовкой предложений об участии ВКП(б) в Коминформе; контролем за деятельностью различных общественных советских организаций (начиная от Союза советских писателей и заканчивая ВЦСПС). Летом 1949 года в США начал свою антисоветскую деятельность «Народный комитет по освобождению Европы от большевизма». Его финансировали «частные лица» (обмен на снижение налогового бремени) и ЦРУ. Эту организацию возглавил директор ЦРУ Аллен Даллес. А через два года появился «частный» «Американский комитет друзей русского народа», ставивший своей целью:
В 1952 году он сменил свое название и стал «Американским комитетом освобождения Советского Союза от большевизма» («Американский комитет освобождения народов России»). Эти организации до разоблачения своих связей в 1972 году официально «курировали» вещание на социалистические страны радиостанций «Свободная Европа» (РСЕ) и «Свобода» (PC) (до 1959 года — «Освобождение») на СССР[336]. Также следует отметить, что в «связке» с РСЕ-РС активно действовала радиостанция «Голос Америки». Созданная в 1942 году, она первоначально использовалась в качестве средства «психологической войны» против Третьего рейха. А после окончания Второй мировой войны появился новый главный противник — Советский Союз[337]. В октябре 1951 года президент США Гарри Трумэн подписал «Закон о взаимном обеспечении безопасности», включавший в себя «поправку Керстена» к статье 101, которая предусматривала ассигнования из бюджета США в сумме 100 млн долларов ежегодно на финансирование:
Автор поправки — конгрессмен Дж. Кертен уточнил:
Так финансирование деятельности вооруженных отрядов эмигрантов в целях НАТО было поставлено на правовую основу. Нота протеста СССР от 21 ноября 1951 года не была принята во внимание правительством США. Реформы внешней разведкиМенее чем через год после окончания Великой Отечественной войны органы госбезопасности СССР подверглись очередной реорганизации. Приказом НКГБ СССР № 00107 от 22 марта 1946 года в соответствии с постановлением Верховного Совета СССР от 15 марта 1946 года НКГБ СССР был преобразован в Министерство государственной безопасности СССР. Соответственно были преобразованы и местные управления и отделы НКГБ — в управления и отделы МГБ. Реорганизация коснулась и внешней разведки, которая была преобразована в Первое главное управление МГБ СССР. Структурно ПГУ состояло из двух управлений: Управление 1-А (легальная разведка); Управление 1-Б (нелегальная разведка); вспомогательные отделы. Задачей центрального аппарата внешней разведки было руководство разведывательными и контрразведывательными операциями за границей. При этом штат только центрального аппарата насчитывал около 600 человек. Однако на этом реорганизация органов разведки не закончилась. Постановлением Совета Министров СССР № 1789–470сс от 30 мая 1947 года был создан Комитет информации при Совете Министров СССР (Комитет № 4), куда вошли Первое главное управление МГБ, ГРУ Министерства вооруженных сил, а также разведывательные и информационные структуры ЦК ВКП(б), МИДа и Министерства внешней торговли. Личный состав всех этих служб был сведен в единый аппарат, размещенный возле ВДНХ в зданиях, где когда-то работал Исполком Коминтерна. Первым начальником КИ стал В. М. Молотов (в записке Сталину в сентябре 1947 г. Молотов предлагал в качестве задач КИ «срывать маски с антисоветской деятельности иностранных кругов, влиять на общественное мнение в других странах, компрометировать антисоветски настроенных политиков в иностранных правительствах»). Однако поскольку Молотов не был профессиональным разведчиком, то непосредственным руководителем КИ являлся его первый заместитель генерал-лейтенант Петр Васильевич Федотов (с 30 мая 1947 по 24 августа 1949 года). Первыми заместителями председателя по линии военной разведки были контр-адмирал К. К. Родионов и генерал-полковник Федор Федотович Кузнецов. Заместителями председателя были в разное время генерал-майор П. М. Журавлев, полковник СМ. Федосеев, полковник A. M. Короткое, полковник А. И. Раина, генерал-майор В. М. Зарубин, генерал-лейтенант Л. В. Онянов (военная разведка). В структуру КИ входили следующие оперативные управления: 1-е управление — Англо-американское; 2-е управление — Европейское; 3-е управление — Ближнего и Дальнего Востока; 4-е управление — нелегальной разведки; 5-е управление — научно-технической разведки; 7-е управление — шифровальное; Управление советников в странах народной демократии. Помимо управлений, в КИ было два самостоятельных направления: «ЕМ» (эмиграция) и «СК» (советские колонии за рубежом), и шесть функциональных отделов (оперативной техники, связи и т. д.). Для руководства разведаппаратами за рубежом в КИ был введен так называемый институт Главных резидентов, которыми, как правило, назначались послы или посланники. Первым таким Главным резидентом стал бывший сотрудник ИНО НКВД Александр Семенович Панюшкин. С ноября 1947 по июнь 1952 года он был послом в США, являясь одновременно Главным резидентом внешней разведки в этой стране. Но если Панюшкин, как профессионал, соответствовал новой должности, то многие другие послы были просто некомпетентны в разведывательной работе. В результате резиденты внешней и военной разведки шли на многочисленные уловки, чтобы не информировать послов о проводимой ими работе. Кроме того, создание КИ увеличило поток бюрократических бумаг, что затрудняло процесс принятия решений. Таким образом, КИ оказался малоэффективной структурой. Разумеется, такое положение не устраивало. Генеральный штаб, который утверждал, что военной разведке в КИ отведено подчиненное положение. В результате в конце 1948 года министру вооруженных сил СССР Н. А. Булганину после продолжительных споров с В. М. Молотовым удалось вернуть военную разведку в состав Генерального штаба. В том же 1948 году в состав МГБ перешли Управление советников в странах народной демократии и службы «ЕМ» и «СК». На их основе 17 октября 1949 года приказом МГБ СССР № 00333 было создано 1-е управление МГБ, на которое возлагались задачи по управлению внешней контрразведкой. Основными из этих задач были: контрразведывательное обеспечение совколоний; выявление и пресечение подрывной деятельности контрразведывательных органов капиталистических стран и эмигрантских центров, направленной против СССР. Начальником 1-го управления 17 октября 1949 года был назначен Г. В. Утехин, которого 4 января 1951 года сменил С. Н. Карташов. Для выполнения поставленных перед ним задач 1-е управление имело собственные резидентуры в советских представительствах за рубежом. Что касается КИ, то в феврале 1949 года его статус был изменен — его передали из Совета Министров СССР в ведение МИДа. Согласно приказу: «Комитет информации не становится частью Министерства иностранных дел ни административно, ни финансово, ни организационно, оставаясь независимым учреждением. Комитет информации является секретной организацией и финансируется из специальных фондов Совета Министров СССР». В ведении КИ оставалась политическая, экономическая и научно-техническая разведка. Новым председателем КИ после ухода В. М. Молотова с поста министра иностранных дел с 4 марта 1949 года стал его преемник в МИДе А. Я. Вышинский, а его сменил первый заместитель министра В. А. Зорин. Как и при В. Молотове, практическое руководство работой КИ осуществлял Первый заместитель А. Вышинского генерал-лейтенант Сергей Романович Савченко (с 24 августа 1949 по 2 ноября 1951 года). Структура Комитета информации при МИДе СССР включала в себя: Первое управление (Англо-американское) — К. М. Кукин, АИ. Раина; Второе управление (Европейское) — И. И. Агаянц; Третье управление (Ближне- и Дальневосточное) — A. M. Отрощенко; Четвертое управление (нелегальной разведки) — A. M. Короткое, А. А. Крохин; Пятое управление (разведывательной информации); Отдел НТР — Л. Р. Квасников; Отдел «Д» — А. Г. Траур; Отдел шифросвязи; Отдел радиосвязи; Отдел оперативной техники; Отдел безопасности совколоний. Но дни КИ, как органа внешней разведки, были сочтены. 2 ноября 1951 года во избежание ненужного параллелизма загранаппараты КИ и 1-го управления МГБ были объединены. Оставшийся после этого так называемый «маленький» Комитет информации при МИДе СССР просуществовал до 1958 года, когда, утратив функции спецслужбы, был преобразован в Управление внешнеполитической информации (уже не «при», а в структуре МИДа). Часть функций КИ перешла в Отдел информации ЦК КПСС (существовавший до 1959 года, его заведующим был Георгий Максимович Пушкин). Впрочем, дезинформация оставалась в ведении КИ (2-я служба или служба «Д», в ПГУ отдел дезинформации был образован в январе 1959 г. во главе с И. И. Агаянцем). 1 ноября 1951 года в связи с окончательной передачей разведывательных функций из Комитета информации при МИДе СССР в Министерство государственной безопасности СССР приказом МГБ № 00796 в МГБ было вновь образовано Первое главное управление (ПГУ). Возглавил его Сергей Романович Савченко, который как начальник ПГУ был назначен заместителем министра госбезопасности. Структура ПГУ МГБ стала выглядеть следующим образом: Руководство (начальник, его заместители и Коллегия); Секретариат; Управление нелегальной разведки. Географические отделы: Англо-американский; Латинской Америки; стран Скандинавии и Финляндии; Германии; Австрии и Швейцарии; Франции и стран Бенилюкса; Дальневосточный (Япония и Корея); Юго-Восточной Азии; Ближнего и Среднего Востока. Функциональные отделы: научно-технической разведки; внешней контрразведки; «Д» (активных мероприятий); информационно-аналитический; шифровальный. Позднее на базе европейских направлений (английского, германского, французского и других) было создано Управление Западной Европы ПГУ МГБ. К концу 1951 года в структуре центрального аппарата МГБ СССР за деятельность за рубежом отвечали два подразделения: Первое главное управление (внешняя разведка) и Бюро № 1 (проведение диверсий и террора за границей). В 1952 году руководство СССР, проанализировав первые итоги «холодной войны», внесло в деятельность МГБ некоторые коррективы. В ноябре 1952 года под руководством Иосифа Сталина состоялось заседание Комиссии по реорганизации разведывательной и контрразведывательной служб МГБ СССР. По результатам работы Комиссии 30 декабря 1952 года с подачи Иосифа Сталина было оформлено решение Бюро Президиума ЦК КПСС БП 7/12-оп об объединении 1-го (внешняя разведка) и 2-го (контрразведка) Главных управлений, Бюро № 1, Отдела «Д» (активные мероприятия), а также ряда подразделений 4-го (разыскного), 5-го (секретно-политического) и 7-го (оперативного) управлений Центрального аппарата МГБ в Главное разведывательное управление (ГРУ) МГБ СССР. Это решение было объявлено приказом МГБ № 06 от 5 января 1953 года. Однако в связи со смертью Иосифа Сталина этот проект так и остался на бумаге и не реализовался. Штаты новых подразделений так и не были утверждены. Смерть вождя принесла для органов госбезопасности большие перемены. На состоявшемся в тот же день, 5 марта, совместном заседании Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ЦК КПСС было решено объединить МГБ и МВД в одно министерство: МВД СССР. Приказом МВД СССР № 002 от 14 марта 1953 года была утверждена структура МВД. Согласно ей внешняя разведка вошла в МВД как 2-е Главное управление (разведка за границей). Начальником внешней разведки был назначен генерал-лейтенант Василий Степанович Рясной. Он пробыл в этой должности до 28 мая 1953 года, после чего был назначен начальником УМВД Москвы и Московской области. А исполняющим обязанности начальника внешней разведки стал полковник Александр Михайлович Короткое, до этого руководивший управлением нелегальной разведки. Главной задачей 2-го Главного управления согласно подписанному Берией 17 июня 1953 года «Положению о МВД СССР» было ведение разведывательной и контрразведывательной работы против капиталистических стран. Поставив внешнеполитическую разведку под свой контроль, Берия провел очередную реорганизацию ее структуры. Большое количество резидентов и оперативных работников были отозваны в Москву для отчета о текущей работе. Некоторые из них были уволены, а агентурная сеть подвергнута массовой чистке. Было ликвидировано управление нелегальной разведки, а его функции и сотрудники переданы в линейные отделы. Также был ликвидирован и американский отдел, вместо которого был создан объединенный отдел США, Канады, Англии, Мексики и Аргентины со штатом в 24 человека. Что же касается управления Западной Европы, то оно было преобразовано в отдел. Впрочем, Берия недолго находился во главе МВД. 26 июня 1953 года он был арестован, снят с должности первого заместителя председателя Совета Министров СССР и министра МВД СССР, лишен всех званий и наград, а дело о его «преступных действиях» было передано на рассмотрение Верховного Суда СССР. В тот же день Указом ПВС СССР министром внутренних дел был назначен генерал-полковник С. Н. Круглов. Арест Берии немедленно отразился и на внешней разведке. 18 июля 1953 года приказом МВД СССР № 677 новым начальником 2-го Главного управления был назначен Александр Семенович Панюшкин[339]. Главные задачи и направления деятельности внешней разведкиКоренные изменения, происшедшие после Второй мировой войны на международной арене, поставили перед внешней разведкой новые задачи. Среди них наиболее важными были задачи по вскрытию секретных военно-политических планов США и их союзников в отношении СССР, особенно в военной области. Разведку, в частности, интересовали: • возможные действия США и Англии в случае военного столкновения с СССР; • планы перевооружения армий США и Великобритании, в том числе по их оснащению ядерным оружием; • планы создания НАТО и других антисоветских агрессивных группировок; • ланы послевоенного устройства в Европе, в том числе германская проблема; • проблемы мирного договора с бывшими союзниками гитлеровской Германии; • будущее государственное устройство в Польше, Чехословакии; • устремления США в Китае и Корее[340]. Операции нелегальной разведкиКогда началась «холодная война», то выяснилось, что на территории Главного противника — США нет ни одного надежного «информатора Москвы». Выше мы писали о том, что в 1946 году уехал «нелегал» Ицхак Ахмеров, а его место осталось вакантным. В Центре приняли решение направить в Соединенные Штаты в качестве резидента — нелегала Вильяма Генриховича Фишера («Марк»). Этот человек был идеальным кандидатом для такой работы. Он родился в 1903 году в Великобритании в семье русских революционеров-политэмигрантов. Поэтому его английский язык был идеальным. В 1921 году вернулся в Советскую Россию, где служил сначала переводчиком в Коминтерне, а затем, в 1927 году, перешел на службу в ИНО. До 1936 года он исполнял обязанности радиста в нелегальных резидентурах в Норвегии, Турции, Великобритании и Франции, а затем занимался обучением радистов. В 1938 году его уволили из органов, но не репрессировали. Когда началась Великая Отечественная война, он снова в боевом строю — сотрудник Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР. Подготовка Вильяма Фишера в качестве «нелегала» началась в 1946 году и заняла почти два года. Его легенда была необычно сложной. «Марк» приехал в Соединенные Штаты в 1948 году по одним документам, а вскоре после приезда поменял их на другие. По первым документам он стал Андреем Юргесовичем Кайотисом, литовцем, родившимся в 1895 году, эмигрировавшим в Соединенные Штаты и получившим американское гражданство. В ноябре 1947 года реальный Кайотис пересек Атлантику для того, чтобы повидаться со своими родственниками в Европе. Когда он находился в Дании, советское посольство выдало ему проездные документы, которые позволяли ему посетить Россию, и забрало его паспорт для использования его Фишером. В октябре 1948 года «Марк» приехал в Варшаву с советским паспортом, далее по паспорту Кайотиса через Чехословакию и Швейцарию он приехал в Париж и купил билет на совершавший трансатлантические рейсы пароход «Scythia». 6 ноября 1948 года он отплыл из Гавра в Квебек, потом поехал в Монреаль и 17 ноября того же года — все еще по паспорту Кайотиса — приехал в Соединенные Штаты. 26 ноября 1948 года «Марк» встретился в Нью-Йорке с другим легендарным советским разведчиком-нелегалом, «Максом» (И. Р. Григулевич). Последний в годы Великой Отечественной войны руководил разведывательно-диверсионной резидентурой в Аргентине. Григулевич дал Фишеру 1000 долларов и три документа на имя Эмиля Роберта Голдфуса: подлинное свидетельство о рождении; изготовленное в Центре приписное свидетельство и налоговый сертификат (тоже поддельный). Фишер вернул документы Кайотиса и стал Голдфусом. Настоящий Голдфус, родившийся в Нью-Йорке 2 августа 1902 года, умер в возрасте всего 14 месяцев. По разработанной Центром легенде Голдфус родился в Нью-Йорке в семье немца — художника по интерьерам, детство прожил в доме № 120 на 87-й Ист-Cтрит, окончил школу в 1916 году, и до 1926 года работал в Детройте. Потом он жил в Гранд-Рапидс, Детройте и Чикаго, а в 1947 году внезапно вернулся в Нью-Йорк. На самом деле данная легенда была неидеальной, так как любая попытка работодателя, знакомых или полиции выяснить, чем же занимался Голдфус до 1948 года, в конечном итоге приведет к «провалу» разведчика. Поэтому ему приказали открыть художественную мастерскую и заниматься частным бизнесом. В 1949 году «Марку» на связь была передана группа агентов, которая составила основу его нелегальной резидентуры; Моррис Коэн («Луис», «Доброволец») — руководитель, его жена Лона Коэн («Лесли»), физик Теодор Холл («Млад») и трое других ученых-атомщиков, чьи настоящие имена до сих пор не установлены американской контрразведкой; «Аден», «Серб» и «Сильвер». Справедливости ради отметим, что «звездный час» советского агента Теодора Холла длился с осени 1944 года по 1946 год, когда он участвовал в американской программе создания атомной бомбы. Затем его лишили допуска к секретной работе, и он продолжил учебу в Чикагском университете. Дело в том, что в 1942 году в шестнадцатилетнем возрасте он поступил в Гарвардский университет, упоенно изучал квантовую механику, теорию относительности и, конечно, марксизм. В 1944 году на талантливого студента обратили внимание научные руководители американского атомного проекта и пригласили на работу. Вот так студент стал ученым-ядерщиком. В 1950 году работа нелегальной резидентуры «Добровольца» была прервана из-за ареста супругов Юлиуса и Этель Розенбергов, у которых курьером была Лона Коэн. Обоих Коэнов срочно отправили в Мексику, где их перед отправкой в Москву несколько месяцев укрывали советские агенты Систо Фернандес Донсель «Орел» и Антонио Архонилья Торибло «Рыба» — члены коммунистической партии Испании в изгнании. Из четырех агентов группы «Добровольца» только Тед Холл в начале 1951 года попал под подозрение ФБР. Его несколько раз допрашивали, но прямых доказательств сотрудничества с советской разведкой контрразведчики не смогли представить. Поэтому «Млад» не пострадал. В шестидесятые годы прошлого века он перебрался в Великобританию, где прославился в качестве авторитетного биофизика, крупного исследователя, автора «метода Холла» в биологии, многих статей и монографий[341]. Весной 1950 года в США прибыл новый разведчик-нелегал Валерий Михайлович Макаев («Гарри»), Его основная задача — поддерживать связь с находящимися в стране двумя членами «Кембриджской пятерки» — Берджесом и Кимом Филби. В Соединенных Штатах «Гарри» легализовался под именем Джона Михайловича Ковалика, который родился в Чикаго в украинской семье в 1917 году, а затем вместе с родителями в 1930 году переехал в Польшу. Дальше пути настоящего и «фальшивого» Ковалика расходятся. Первый затем обосновался в Советском Союзе, где и умер в 1957 году в Челябинской области. А его «двойник» все эти годы «прожил» в Польше, пока в 1949 году не решил вернуться на «родину». По аналогии с «Марком» в Центре решили, что оптимальная профессия для «Гарри» — что-нибудь в творческой сфере, например, музыкант. Разведчик-нелегал преуспел в этой сфере деятельности. Через несколько месяцев он преподавал в одном из университетов Нью-Йорка. Одновременно он занялся обустройством личной жизни. Роман с балериной — полькой «Эллис», владелицей балетной студии в Манхэттене, был одобрен Центром. Москва возлагала на разведчика большие надежды. Он получил 25 000 долларов на создание новой нелегальной резидентуры в США, которая должна была работать параллельно с резидентурой Вильяма Фишера. Для работы под его руководством были выбраны два нелегала: финн Рейно Хейханен («Вик») и Виталий Иванович Лямин («Дима») с легендой гражданина Австрии. Для новой резидентуры были подготовлены специальные каналы связи: почтовая связь между агентами «Мей» в Нью-Йорке и «Джерри» в Лондоне, и курьерская через «Аско»-финский моряк с судна, совершавшего рейсы между Финляндией и Нью-Йорком. Среди контактов «Гарри» следует отметить знакомство с семейством сенатора-республиканца от штата Вермонт Ральфа Фландерса. Однако его основная задача заключалась в работе с наиболее ценным британским агентом Москвы Кимом Филби. Как показали дальнейшие события, разведчик-нелегал не справился с возложенной на него задачей. В апреле 1951 года американские криптоаналитики в процессе проведения операции «Венона» смогли установить, что фигурировавший в оперативной переписке резидентуры с Центром агент с псевдонимом «Гомер» — это Дональд Маклин. Дело в том, что в одной из телеграмм говорилось, что в июне 1944 года жена «Гомера» ждала ребенка и жила у своей матери в Нью-Йорке — информация, которая подходила только к Мелинде Маклин и больше ни к кому из списка из десяти подозреваемых. Одним из первых об этом узнал Ким Филби и потребовал от Центра немедленно переправить «Гомера» в Советский Союз, Филби прекрасно понимал, что задержание британской контрразведкой Маклина почти наверняка приведет к задержанию остальных членов «Кембриджской пятерки». «Гомер» «расколется» на одном из первых допросов. Резидентура в Лондоне срочно разработала план побега для Дональда Маклина и Гая Берджес. В Москве почему-то решили, что опасность грозит обоим агентам. Хотя Ким Филби считал, что спасать нужно только «Гомера». А исчезновение второго агента скомпрометирует его и поставит на грань «провала». План побега был элегантным и кардинально отличался от обожаемых кинематографистами сцен с многочисленными переодеваниями, использованием париков и грима и т. п. 25 мая 1951 года, в пятницу вечером, Гай Берджес приехал на взятом напрокат автомобиле в Татсфилд (деревня на границе графств Кент и Суррей, где жил Маклин с семьей). Представившись Роджером Стайлом из Министерства иностранных дел, Гай Берджес настоял, чтобы Дональд Маклин немедленно с ним уехал. Затем они поужинали в ресторане. В полночь они сели на прогулочный катер, который совершал из Саутгемптона (порт на южном побережье Великобритании) круизы с заходом во французские порты и пассажирам при этом не требуется предъявлять паспорта. Утром следующего дня они сошли на берег в Сен-Мало (порт на северо-западе Франции), добрались до Рена и сели на поезд в Париж. Из столицы Франции они на другом поезде поехали в Швейцарию, где получили в Посольстве СССР в Берне фальшивые паспорта. В Цюрихе они купили билеты на самолет, летевший в Стокгольм через Прагу, но сошли с самолета в Праге, где их встретили сотрудники советской разведки. К тому времени, когда Мелинда Маклин сообщила, что ее муж не вернулся домой после уикенда, Берджес и Маклин находились уже за «железным занавесом». В Центре праздновали успешную эксфильтрацию двух агентов, а вот Ким Филби испытывал другие чувства. На состоявшейся 24 мая 1951 года встрече Макаев увидел, что Филби «встревожен и озабочен собственной безопасностью»; Филби настаивал, что окажется «в опасности», если Берджес, как и Маклин, уйдут за «железный занавес». Впервые Ким Филби узнал об исчезновении двух членов «Кембриджской пятерки» примерно пять дней спустя на брифинге, который проводил офицер связи МИ–5 в Вашингтоне. Позднее Ким Филби вспоминал о своих чувствах так: «Мой ужас был неподдельным». В этот же день он на машине отправился в сельскую местность в Вирджинию и закопал в лесу все фотооборудование, с помощью которого он копировал документы для советской разведки, — операция, которую он проигрывал в уме не раз с момента приезда в Вашингтон двумя годами ранее. Однако именно тогда, когда Ким Филби больше всего нуждался в помощи своего куратора, Макаев подвел его. Легальная резидентура в Нью-Йорке оставила в тайнике для «Гарри» для передачи агенту сообщение и 2000 долларов. Разведчик-нелегал не нашел тайник, и Филби так и не получил сообщение и деньги. После проведенного Центром расследования «Гарри» перевели в резидентуру «Марка» для того, чтобы он оказался под присмотром опытного руководителя. Однако это не помогло. Возвращаясь в Нью-Йорк после отпуска в Москве, он потерял поддельную швейцарскую монету, внутри которой находились секретные инструкции на микропленке. После еще одного расследования Центра «Гарри» отозвали на родину и на его карьере разведчика-нелегала поставили крест. Попытки вернуть выделенные ему в Нью-Йорке 9000 долларов (2000 долларов на банковских счетах и 7000 долларов в акциях) не увенчались успехом, и всю сумму пришлось списать. А у членов «Кембриджской пятерки» начались проблемы. Первым под подозрение контрразведки попал Кернкросс. Его несколько раз вызывали на допросы, но доказать его сотрудничество с советской разведкой не смогли. Кима Филби в конце 1951 года уволили из британской разведки. Блант в течение нескольких лет находился в разработке британской контрразведки, пока он в 1964 году в обмен на освобождение от судебного преследования признался в том, что он советский агент. Проблемы у «Марка» на этом не закончились. Его новый сотрудник — советский разведчик-нелегал Рейно Хейханен («Вик») оказался менее надежным, чем «Гарри». В США «Вик» использовал «личину» реального человека Юджина Маки. Он родился в США в 1919 году в семье финна и американки из Нью-Йорка. В возрасте восьми лет мальчик вместе с родителями эмигрировал в советскую республику: Карелия, где большинство населения говорило на финском языке. В 1949 году Юджин Маки передал свои документы Рейно Хейханену, а также рассказал о своей жизни в США. Затем в течение трех лет «Вик» прожил в Финляндии, где с помощью агента советской разведки финской коммунистки Олави Ахман («Виртанен») отрабатывал детали своей новой биографии. 20 октября 1952 года Хейханен прибыл в Нью-Йорк на борту океанского лайнера и начал адаптацию к жизни в США. Проходила она специфично — постоянные запои и избиение собственной жены Ханны. В Центре ничего не подозревали и регулярно через тайники передавали агенту деньги. Летом 1953 года «Вик» совершил ту же ошибку, что и «Гарри». Он расплатился пятицентовой монетой, в которой был сделан тайник для микрофиши, с продавцом газет в Бруклине. Последний случайно выронил монету на ступени лестницы. Продавец был очень удивлен, когда увидел, что она полая внутри и развалилась на две половинки. Учитывая высокий уровень шпиономании — «агенты Москвы были везде», который в те годы был в США, паренек не растерялся, а сообщил о странной монете куда следует. Справедливости ради отметим, что сотрудники ФБР не смогли расшифровать текст сообщения, но они поняли, что где-то в Нью-Йорке действует советский разведчик-нелегал. Разумеется, «Вик» ничего не сообщил в Центр о своей потере. Летом 1954 года Хейханен наконец-то начал работать в качестве помощника Фишера. Одно из его первых заданий состояло в том, чтобы доставить сообщение от советского агента в секретариате ООН в Нью-Йорке — французского экономиста «Оризо» (работал на советскую разведку до 1980 года, так и не был разоблачен), заложив его в тайник, выемку из которого проводила легальная резидентура в Нью-Йорке. Сообщение агента, вероятно, касалось двух американских физиков-атомщиков, с которыми он, согласно указаниям, должен был закреплять знакомство. Центр так и не получил это сообщение. По непонятной причине в Москве этому инциденту не придали значения. Да и сам Фишер даже не догадывался, что его помощник не только хронический алкоголик, дебошир и неаккуратный человек (эпизоды с монетой и сообщением), но и еще вор и обманщик. Так, во время посещения национального парка «Медвежья гора» весной 1955 года Фишер и Хейханен спрятали 5000 долларов, которые «Вик», как предполагалось, позднее должен был доставить жене Мортона Собелла, осужденного советского агента и члена группы Розенберга, который был приговорен к тридцати годам тюремного заключения. Хейханен позднее сообщил: «Я встретился с Хелен Собелл, передал ей деньги и сказал, чтобы она тратила их осторожно». А в действительности он забрал их себе. В начале 1956 года полиция была вызвана в дом, где проживали супруги Хейханены. Оба были очень пьяны. А у мужа на ноге зияла глубокая ножевая рана, которая, по его словам, явилась результатом несчастного случая. Позднее в этом же году он был задержан за рулем в пьяном виде, и его водительское удостоверение забрали. В январе 1957 года «Вик» должен был выехать в отпуск в Москву. Вначале он не мог никак себя заставить поехать, придумывая целый ряд историй для оправдания отсрочки его поездки. Сначала он сказал «Марку», что за ним по пятам ходят три человека, затем утверждал, что ФБР «сняло» его с борта лайнера, куда он заказал билет. На самом деле ФБР даже не подозревало его в работе на советскую разведку. Ничего не подозревающий «Марк» попросил его выехать из страны как можно скорее, чтобы избежать наблюдения со стороны ФБР, и дал ему 200 долларов на расходы во время поездки. 24 апреля 1957 года Хейханен отплыл на борту лайнера во Францию. Прибыв в Париж на майские праздники, он установил контакт с легальной резидентурой и получил еще 200 долларов для завершения поездки в Москву. Через четыре дня, вместо возвращения в СССР, он пришел в американское посольство в Париже, заявив, что является офицером КГБ, и начал излагать свою историю. Хотя в Центре до августа 1957 года не знали о предательстве «Вика», но все же в конце мая-начале июня 1957 года сообщили «Mapку», что его коллега исчез во Франции, и приказали ему на всякий случай покинуть территорию США, воспользовавшись новым комплектом документов, удостоверяющих личность. Разведчик-нелегал по непонятной причине проигнорировал указание Москвы или просто не успел его выполнить. Произошедшие затем события достаточно подробно описаны в литературе. Фишер был арестован рано утром 21 июня 1957 года в отеле Нью-Йорка на 28-й Ист-Стрит. Спустя два дня, в течение которых «Марк» всячески сопротивлялся следователям, он в конце концов сознался в том, что является русским, который проживает под фальшивым именем в Соединенных Штатах, и назвал в качестве своего настоящего имени имя покойного друга и коллеги по службе в органах госбезопасности Рудольфа Ивановича Абеля. Разведчик-нелегал справедливо решил, что в Центре, прочтя в американских СМИ имя умершего чекиста, сразу поймут, кого именно арестовало ФБР. Пока американская контрразведка занималась расследованием деятельности «Марка», в Москве тщательно анализировали причины «провала» нелегальной резидентуры в США. По данным западных авторов, в середине пятидесятых годов прошлого века на территории главного противника у Советского Союза не было ни одного разведчика-нелегала. К тому же трое подготовленных сотрудников («Гарри», «Харт» и «Вик») по своим профессиональным и психологическим качествам изначально не были пригодны для такой работы. Так, в личном деле «Вика» содержится огромное количество записей, где указывается на его многочисленные долги во время жизни в Советском Союзе и Финляндии. Также неоднократно отмечались его многочисленные любовные похождения и алкоголизм. С таким «букетом» нарушений его вообще было нельзя выпускать за границу. 15 ноября 1957 года 55-летний «Рудольф Абель» был приговорен к тридцати годам тюремного заключения. Его американский адвокат, Джеймс Донован, был поражен «сверхъестественным спокойствием» подзащитного в тот момент, когда он услышал, что, собственно говоря, приговорен к пожизненному заключению: «Этот невозмутимый профессиональный самоконтроль слишком много для меня значил». В тюрьме в Атланте, штат Джорджия, где «Рудольф Абель» отбывал срок тюремного заключения, он подружился с двумя другими осужденными советскими шпионами. Он играл в шахматы с Мортоном Собеллом, жена которого так и не получила 5000 долларов, присвоенных себе «Виком». Иногда «Марк» общался с Куртом Понгером (агент советской разведки с 1936 года, в 1953 году осужден «за организацию заговора с целью шпионажа во время службы в армии США в Австрии», вышел на свободу в сентябре 1962 года). Вильям Фишер отбыл чуть более четырех лет своего срока. 10 февраля 1962 года его обменяли на мосту Глиникер, который соединяет Западный Берлин с Потсдамом, на сбитого американского пилота «У–2» Гэри Пауэрса. Операцию в КГБ назвали «Лютенция». Руководил ею Владимир Павлович Бурдин — бывший резидент в Оттаве. После обмена «Абеля» на Пауэрса мост Глиникер стал известен во времена «холодной войны» как «мост шпионов». В годы «холодной войны» большинство советских разведчиков-нелегалов, которые должны были действовать в США, в течение нескольких лет жили в Канаде. Первым советским разведчиком-нелегалом, который использовал Канаду в качестве отправной точки для работы в Соединенных Штатах, был тридцатилетний Евгений Владимирович Брик («Харт»), который обосновался в Галифаксе (Новая Шотландия — провинция Канады) в ноябре 1951 года, предварительно получив указание открыть резидентуру в Монреале. Брик имел прекрасную возможность получить великолепную языковую подготовку. С 1932 по 1937 год он учился в англо-американской школе в Москве, затем провел несколько лет в Нью-Йорке, где его отец работал в «Амторге», советской торговой миссии в Соединенных Штатах, перед тем как уйти служить в Красную Армию во время Великой Отечественной войны. С 1949 по 1951 год «Харт» прошел спецподготовку. Опытные инструктора обучили его тайнописи, шифрованию, использованию коротковолновой радиосвязи, подбору и использованию тайников, выявлению наружного наблюдения и методам сбора разведывательной информации. Он также освоил специальность часовщика для того, чтобы быть готовым открыть небольшой бизнес в Канаде. Для поездки в Канаду он использовал документы и «биографию» канадского «живого двойника» Ивана Васильевича Гладыша («Фред»), завербованного в июле 1951 года специально для предоставления «личины» «Харту». По указаниям Центра «Фред» пересек Атлантический океан и оказался в Великобритании, затем проехал по территории Франции и Западной Германии и очутился в Вене, где и встретился с «Хартом». В Вене Гладыш рассказал Брику о подробностях своей жизни в Канаде и о своем путешествии в Европу, затем отдал собеседнику свой канадский паспорт. Последний заменил в документе фотографию и благополучно пересек Атлантику. По прибытии в Галифакс «Харт» взял билет на поезд до Монреаля и зашел в туалет на станции. Там, в специально оборудованном тайнике, его ожидал другой комплект документов, ранее принадлежавший другому «живому двойнику», Давиду Семеновичу Соболеву («Соколу»). Последний родился в Торонто в 1919 году, однако в возрасте шестнадцати лет эмигрировал вместе с семьей в Советский Союз. В 1951 году он работал преподавателем в Горно-металлургическом институте в Магнитогорске. Вот так Брик стал Соколовым. «Харту» удалось убедить Центр в том, что не было реальной возможности открыть свое дело часовщика в Монреале и что он вместо этого должен открыть студию фотографии, где, кроме него, никто больше не будет работать. Находясь в Монреале, он получил инструкции о проработке планов своей эмиграции в Соединенные Штаты. Вместо этого он занялся обустройством личной жизни. В октябре 1953 года начался его роман с женой одного канадского военнослужащего, проживавшего в Кингстоне (провинция Онтарио). Чтобы не прерывать связь с этой женщиной, «Харт» убедил Центр в том, что еще преждевременно отправлять его в Соединенные Штаты. Задолго до этого он признался своей любовнице, что является русским шпионом, проживающим под чужим именем, и пытался убедить ее оставить мужа. Она отказалась, но просила его обратиться в канадскую конную полицию и сделать добровольное признание. Через месяц после начала знакомства, в ноябре 1953 года, он последовал совету своей любовницы и позвонил в главное управление канадской конной полиции в Оттаве. Начальник отдела «В» (контрразведка) службы безопасности канадской конной полиции принял решение об использовании Брика (псевдоним «Гидеон» в материалах отдела «В») в качестве агента-двойника для того, чтобы узнать как можно больше о советских разведывательных операциях на территории Канады. Вплоть до лета 1955 года Центр даже не подозревал, что «Харт» мог; быть агентом-двойником. Поскольку Брик уже успешно обосновался по поддельным документам в Монреале и открыл свою деятельность под «крышей», Центр начал переход к следующей стадии его продвижения в качестве резидента-нелегала, главная роль которого заключалась в том, чтобы стать руководителем агентуры. Между 1951 и 1953 годами легальная резидентура в Оттаве, подхлестываемая после предательства Гузенко критикой со стороны Москвы за свое бездействие, завербовала одиннадцать агентов. Большинство из них поставляло информацию научно-технического характера. Передавая некоторых из этих агентов на связь нелегалу, Центр надеялся разрешить проблемы, связанные с наблюдением сотрудников службы безопасности канадской конной полиции за посольством в Оттаве. Этими агентами были: «Листер» — коммунист из Торонто украинского происхождения, родился в 1919 году; «Линд» — ирландско-канадский коммунист, служащий авиакомпании (среди добытой им разведывательной информации — планы по разработке самолета Avro Canada CF–105 Arrow (его планировалось использовать для перехвата советских бомбардировщиков, несущих ядерное оружие); «Помощник» — коммунист, предприниматель по продаже телерадиоаппаратуры и оказанию ремонтных услуг в Оттаве; «Эмма» — «живой почтовый ящик», была завербована в 1951 году во время учебы в Сорбонне, сдавала вступительные экзамены в Министерство иностранных дел Канады, но неудачно. В 1954 году она открыла магазин по продаже произведений художественных ремесел в Квебеке; «Мара» — «живой почтовый ящик», французский модельер — дизайнер, совладелец мебельного магазина в Париже. Позднее Центр пришел к выводу о том, что «Харт» выдал всех пятерых агентов, с которыми он поддерживал связь. Он, однако, не знал о ценном советском агенте Хью Хамблтоне, которого в начале пятидесятых годов прошлого века завербовали сотрудники легальной резидентуры. Этот человек родился в Оттаве в 1922 году и провел часть детства во Франции, где его отец работал канадским журналистом. В течение Второй мировой войны он служил в качестве офицера разведки в составе движения «Свободная Франция» в Алжире, а после освобождения — в Париже, перед тем как стать французским офицером связи при 103-м отделе армии США в Европе. В 1945 году он перешел в канадскую армию и провел год в Страсбурге, занимаясь анализом разведывательной информации по оккупированной Германии и допрашивая военных преступников. В 1952 году Хью Хамблтон был завербован в качестве советского агента резидентом в Оттаве, Владимиром Трофимовичем Бурдиным, и получил псевдоним «Римен» (позднее изменен на «Радов»). Два года спустя он переехал в Париж, где начал в качестве аспиранта проводить исследования в области экономики в Сорбонне. В 1956 году «Римен» получил работу в экономическом директорате в НАТО, главное управление которого тогда находилось на окраине Парижа. Примерно в последующие пять лет Хью Хамблтон передал «огромное количество документов», большинство из которых было оценено Центром как «ценные или весьма ценные по содержанию». Хотя «Харт» не знал о его существовании, но, по злой иронии судьбы, «Радов» был в итоге предан двадцать лет спустя другим советским нелегалом. В начале 1955 года, вероятно, в качестве начальной стадии подготовки переброски «Харта» в США, Центр разработал планы по переводу супружеской пары разведчиков-нелегалов Михаила Ивановича («Жанго») и Анны Федоровны («Марта») Филоненко в Канаду. «Жанго» имел подлинное свидетельство о рождении, которое было оформлено на имя Иосифа Ивановича Кульды. Родившийся 7 июля 1914 года в Альянсе, штат Огайо, Кульда эмигрировал в Чехословакию вместе с родителями в 1922 году. Жена Филоненко, «Марта» получила документы на имя Марии Навотной, чешки, рожденной 10 октября 1920 года в Маньчжурии. Анна была чешкой по отцовской линии; до замужества за Филоненко она провела два года в Чехословакии, совершенствуя свои языковые навыки и улучшая свою легенду. Имея статус чехословацких беженцев, супруги Филоненко первоначально потерпели неудачу в получении канадской визы, однако, благодаря помощи Комиссии по проблемам беженцев при ООН, они получили право на въезд на территорию Бразилии в 1954 году. В 1955 году Центр разработал планы по их переброске в Канаду, где «Жанго» получил новый псевдоним «Гектор», а «Марта» стала «Еленой». Понятно, что «Харт» проинформировал канадскую конную полицию о запланированном прибытии «Гектора». От «провала» супругов Филоненко спас инициативник — сотрудник канадских правоохранительных органов. 21 июля 1955 года капрал канадской конной полиции Джеймс Моррисон, который в течение нескольких лет принимал участие в наблюдении за советским посольством в Оттаве предложил свои услуги в Москве. Он пытался покрыть растрату денег канадской конной полиции, с помощью которых он пытался оплатить долги, появившиеся у него из-за пристрастия к красивой жизни. Свое материальное положение он решил поправить за счет Москвы, оценив свою информацию о «Харте» в 5000 долларов США. Первоначально у Центра возникли подозрения в том, что разведывательные сведения Моррисона («Друг») являются тщательно разработанной канадской конной полицией «провокацией», однако было принято решение допросить «Харта» в Москве. Сделать это было несложно, так как по заранее утвержденному плану в августе 1955 года «Харт» должен был приехать в командировку в Москву. Перед тем, как покинуть Канаду, Брик получил короткий инструктаж от сотрудника канадской конной полиции Чарльза Суини и офицера связи британской разведки в Вашингтоне Лесли Митчелла. Последний поручил ему выяснить судьбу двух членов «Кембриджской пятерки», которые сбежали в Советский Союз и их дальнейшие следы были потеряны, а также выявить по возможности большее число сотрудников КГБ во время визита в Москву. Ему также было заявлено, что, если понадобится помощь в Москве, она может быть оказана британской разведкой, поскольку у Канады нет службы внешней разведки. Он получил подробное описание одного из мест встречи с сотрудником СИС в Москве, местонахождение двух «мертвых почтовых ящиков» (тайников), а также были указаны места для сообщения, что в тайниках есть закладка. Если понадобится договориться о побеге, СИС оставит в тайнике коротковолновую радиоаппаратуру, деньги, пистолет с глушителем, фальшивые советские паспорта для Брика и его жены, документы для проезда до города Печенга рядом с советско-норвежской границей и карту с обозначением, где можно будет пересечь границу. Центр предпринял все меры предосторожности, чтобы не вызвать у «Харта» никаких подозрений накануне его отъезда, но в то же время еще раз проверил сообщенные «Другом» сведения. На заранее назначенную встречу в Бразилии 7 августа вместо «Гектора» приехало несколько сотрудников легальной резидентуры. Они зафиксировали появление «Харта» с двумя компаньонами. После этого Брик фактически подписал себе смертный приговор. Никто больше в Центре не сомневался, что он стал предателем. Путь в Москву «Харта» проходил через Париж и Хельсинки. Сотрудникам легальных резидентур было приказано оказать ему теплый прием. Это окончательно притупило бдительность предателя. 19 августа 1955 года Брик прибыл в московский аэропорт и сразу же был задержан. На первых допросах он отрицал свою вину, но затем во всем признался. 4 сентября 1956 года на закрытом заседании военной коллегии Верховного суда Брик был приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения. Суд учел его добровольное сотрудничество со следствием. Так, он сообщил способ связи с британской разведкой в Москве. В указанный им тайник был заложен контейнер, и за этим местом организовано круглосуточное наружное наблюдение. В результате удалось задержать сотрудницу британского посольства Парк. «Друг» продолжал еще три года работать в качестве советского агента и заработал, кроме 5000 долларов за информацию о «Харте» еще 9000 долларов. Центр, однако, все более и более не устраивало качество передаваемой им информации. В сентябре 1955 года агент был направлен в Виннипег (город на северо-западе Канады, в 60 км от границы с США) в составе подразделения, занимающегося расследованием процесса контрабанды наркотиков из США, и он уже не имел такого свободного доступа к разведывательным сведениям канадской конной полиции, как прежде. Его последняя встреча с советским руководителем состоялась 7 декабря 1957 года. Агент просил помочь ему рассчитаться с долгом на сумму в 4800 долларов. Однако заместитель резидента в Оттаве Рэм Сергеевич Красильников («Артур») заплатил ему всего 150 долларов и посоветовал добиться перевода по службе в Оттаву и получить больший доступ к разведывательным материалам канадской конной полиции, если он хочет заработать больше денег. После этого «Друг» на связь с «Артуром» больше не выходил. В 1958 году сотрудники резидентуры в Оттаве обнаружили из сообщений в прессе, что Моррисон освобожден от службы в канадской конной полиции и приговорен к двум годам условного заключения за мошенничество[342]. На протяжении всей «холодной войны» Центр регулярно предпринимал попытки восстановить связь с «Другом», но все они закончились неудачно. В мае 1986 года Моррисон был приговорен к восемнадцати месяцам тюремного заключения за нарушение официального закона о соблюдении секретности. В середине пятидесятых годов прошлого века в Риме обосновался советский разведчик-нелегал Ашот Абгарович Акопян («Ефрат»), который пользовался «личиной» живого двойника Оганеса Сарадзяна, ливанского армянина, проживавшего в Советском Союзе. Как многие советские разведчики-нелегалы, он был одаренным лингвистом (свободно владел арабским, армянским, болгарским, французским, итальянским, румынским и турецким языками). Его жена Кира Викторовна Чертенко («Таня») также была разведчиком-нелегалом. Супруги начали свою разведывательную деятельность в 1948 году в Румынии с помощью взятки они получили итальянские визы и переехали в Рим, где в ливанском посольстве получили паспорта на имя Сарадзянов. Первоначально задача «Ефрата» заключалась в подготовке создания новой нелегальной резидентуры в Иране, но в 1952 году он и его жена вместо этого были направлены в Египет. В 1954 году они были отозваны в Рим, где «Ефрату» было дано 19 500 долларов на покупку предприятия, которое должно было обеспечить прикрытие для нелегальной резидентуры. Однако он не был удачливым бизнесменом; итальянская фирма, с которой он имел дела, потерпела банкротство. Также ему в качестве помощника Центр назначил разведчика-нелегала Александра Васильевича Субботина («Пик»), который приобрел итальянский паспорт на имя Адольфо Толмера. Под руководство резидентуры «Ефрата» были переданы «Демид», «Квестор» и третий агент в министерстве внутренних дел, «Цензор», который, вероятно, был завербован «Демидом». Главным успехом «Цензора» было извлечение совершенно секретных документов из сейфа генерального директора службы безопасности министерства[343]. С 1948 года по 1954 год в Буэнос-Айресе жили двое разведчиков-нелегалов — супруги Владимир Васильевич Гринченко («Рон», «Клод») и Симона Исааковна Кримкер («Мира»). В 1951 году они получили аргентинское гражданство. В 1954 году Центр запланировал переправить их в США, где «Рон» должен был возглавить нелегальную резидентуру. Однако в последний момент было обнаружено, что у ФБР имеются его отпечатки пальцев, которые были сняты в то время, когда он работал в качестве агента на советском судне, которое останавливалось в США. «Клод» был спешно переправлен во Францию, где пару месяцев спустя его карьера в качестве разведчика-нелегала закончилась тем, что, как следует из его личного дела, в Центре было квалифицировано как «грубое нарушение требований безопасности». В августе 1955 года его аргентинский паспорт, разрешение на проживание во Франции, студенческий билет и счет о финансовых расходах были похищены из гостиничного номера в Париже. А также фотография другого советского разведчика-нелегала, «Бориса», и письмо от него на русском языке. Оба были срочно отозваны в Москву[344]. Судьба Симоны Исааковны Кримкер, вероятно, сложилась по-другому. По некоторым данным, она умерла в 1964 году в Аргентине, продолжая руководить работой нелегальной резидентуры. Операции научно-технической разведкиВ декабре 1946 года Анатолий Антонович Яцков был назначен руководителем легальной резидентуры под прикрытием должности второго секретаря посольства СССР во Франции. Там ему пришлось создавать агентурную сеть по линии научно-технических работ и налаживать каналы получения информации по начавшейся к тому времени французской мирной ядерной программе. Впрочем, через несколько лет она плавно переросла в военную программу. В течение трех лет Анатолий Яцков плодотворно работал в Париже, отправляя в Центр ценную информацию. В 1949 году он вернулся в Москву[345]. Справедливости ради отметим, что в первые послевоенные годы в сфере научно-технической разведки Центр не испытывал особых проблем. С одной стороны, большинство граждан страны открыто симпатизировали Советскому Союзу, и численность компартии превысила 800 000 человек. С другой стороны, многие ключевые посты в государственном аппарате заняли коммунисты и те, кто придерживался левой политической ориентации. Так, назначение пламенного коммуниста и лауреата Нобелевской премии по химии (присуждена в 1936 году «за выполненный синтез новых радиоактивных элементов») Фредерика Жолио-Кюри директором Национального центра научных исследований (отвечал за восстановление научного потенциала страны) при правительстве Франции порадовало Центр. Жолио-Кюри заверил Москву, что «французские ученые всегда будут в Вашем распоряжении и не будут требовать информации в ответ». Еще больше обрадовались в Москве, когда осенью 1948 года Фредерик Жолио-Кюри создал и возглавил Комиссариат по атомной энергии Франции. Три года спустя он руководил пуском первого во Франции ядерного реактора. Правда, в 1950 году ему пришлось покинуть свой пост из-за активного участия в деятельности компартии Франции. На юге Франции, в районе военного порта Тулон, с 1946 по 1952 год действовала группа агентов — работников тулонского арсенала. Через руки Э. Бертрана, Э. Дегри и Т. Реве прошло множество секретных материалов! Они снабжали Москву документами из Научного экспериментального центра в Бресте. Еще один источник конфиденциальной информации-исследовательский центр подводных лодок[346]. Правда, связь этой группы с советской внешней разведкой так и не была доказана. Ситуация в сфере французского авиастроения отечественную разведку интересовала и после окончания Второй мировой войны. Например, с 1946 по 1949 год ее заинтересовал начальник отдела безопасности Министерства авиации А. Телери. Официальной задачей этого отдела было пресечение утечки секретной информации. Его арестовали в феврале 1949 года, в марте 1951 года приговорили к пяти годам тюремного заключения. Правда, на свободу агент вышел значительно раньше — в 1952 году[347]. Охота на шифровальщиков в ИталииПосле окончания Второй мировой войны внешней разведкой была возобновлена связь с агентом Джорджо Конфорто «Дарио», который начал сотрудничать с советской военной разведкой в 1932 году. Почти в течение четверти века (за это время он поочередно был «Баск», «Спартак», «Гау», «Честный» и «Гаудемус») он играл важную роль в получении огромного количества секретных материалов Министерства иностранных дел. Среди его помощников можно назвать машинисток «Дарью» и «Марту», которые начали помогать ему еще до начала Великой Отечественной войны. Других женщин он завербовал в годы «холодной войны»: «Топо» (позднее переименованная в «Леду»), которая в течение пятнадцати лет обеспечивала Центр тем, что он считал «ценными документами»; сотрудница отдела печати МИДа «Магда» (завербована в 1956 году); «Николь» (позднее «Инга»), которая также поставляла «непротиворечивую ценную» информацию; сотрудница итальянского посольства в Париже «Венецианка» (завербована в середине пятидесятых годов прошлого века); «Овод» (итальянская контрразведка так и не смогла установить место ее работы, известно лишь время вербовки — середина пятидесятых годов прошлого века); «Суза» — работала у советника по дипломатическим вопросам президента Джованни Гронки и имела доступ к широкому кругу отчетов послов другим секретным документам Министерства иностранных дел. В 1968 году Центр принял решение «заморозить» «Дарио» и пре доставить ему пожизненную пенсию. В 1974 году агент участвовал к разработке женщины-шифровальщика, работавшей в иностранном посольстве, и еще одной машинистки в Министерстве иностранных дел Италии, которой был присвоен оперативный псевдоним «Мара»[348]. Вскоре после вербовки «Топо» она вышла замуж за «Дарио». В марте 1975 года супруги были награждены орденом Красной Звезды. В конце концов агент вышел в отставку в мае 1979 года после одной из длиннейших карьер в качестве советского агента. В конце Второй мировой войны в МИДе начал трудиться советский агент «Демид». Он не только добывал ценную информацию, но и выступал в роли вербовщика, а также способствовал проникновению других «тайных информаторов Москвы». Так, в начале пятидесятых годов прошлого века он трудоустроил в шифровальный отдел «Квестора»[349]. После Второй мировой войны римская резидентура также успешно внедрилась в Министерство внутренних дел, прежде всего благодаря «Демиду», сотруднику министерства, завербованному в 1945 году который действовал в качестве агента-вербовщика. Первой крупной разработкой «Демида» внутри министерства была разработка шифровальщика «Квестора», который согласился поставлять информацию о содержании секретных телеграмм, которые он зашифровывал и расшифровывал. Шифровальщик в течение нескольких лет считал, что «Демид» передавал его информацию не советской разведке, а итальянской компартии, и отказывался передавать сами шифры. Позднее, в 1953 году, римская резидентура решила форсировать события и проинструктировала «Демида» предложить агенту 100 000 лир за предоставление «на несколько часов» кодов и шифровальных книг, использовавшихся и министерстве. Шифровальщик согласился. 3 марта 1954 года «Демид» наконец сообщил ему, что он работает не на итальянскую компартию, а на советскую разведку и получил от него расписку на 100 000 лир. Вскоре после этого шифровальщик был передан под руководство «Степана», оперативного сотрудника римской резидентуры, которому он предоставил огромное количество шифров, к которым ему удалось получить доступ. Среди них были шифры префектур, Министерства финансов, центральных и региональных штаб-квартир карабинеров, итальянских дипломатических представительств за границей, итальянского Генерального штаба и внешней разведки вооруженных сил SIFAR (Информационная служба вооруженных сил). Агент также получил хранившиеся в Министерстве внутренних дел списки итальянских коммунистов, иностранных граждан и других лиц, которые находились под наблюдением службы безопасности полиции[350]. Операции советской разведки в ВеликобританииВ первые годы после окончания Второй мировой войны Лондон превратился в город, где решались отдельные вопросы обустройства послевоенного мира. Так, с 11 сентября по 2 октября 1945 года в Лондоне проходило первое заседание Совета министров иностранных дел пяти государств — постоянных членов Совета Безопасности ООН (Соединенные Штаты, Советский Союз, Великобритания, Франция и Китай), на котором обсуждались мирные договоры с побежденными странами и другие проблемы, возникшие по окончании войны. Благодаря своему проникновению в Министерство иностранных дел Великобритании резидентура стала играть необычайно важную роль. Весь этот период, пока проходило заседание, посол СССР в Великобритании Иван Майский, согласно архивным документам СВР РФ, больше доверял не своим дипломатическим работникам, а сотрудникам резидентуры. Часто с документами МИДа Великобритании он знакомился раньше, чем руководство британской делегации[351]. В 1947 году новым руководителем легальной резидентуры стал Николай Борисович Родин («Коровин»). Осенью 1951 года свои услуги Москве предложил находящийся в плену у северокорейских войск сотрудник британской разведки Джордж Блейк. О жизни и деятельности этого человека написано достаточно много[352], поэтому мы кратко расскажем о главных событиях в биографии этого ценного советского агента. В 1949 году СИС отправила его в Южную Корею работать под дипломатическим прикрытием в качестве вице-консула в Сеуле. Год спустя, вскоре после начала Корейской войны, он был интернирован вторгшимися войсками Северной Кореи. На встрече с сотрудником КГБ Василием Алексеевичем Дождалевым он представился как офицер СИС и вызвался работать в качестве советского агента. После получения положительной оценки Дождалева резидент в Лондоне Николай Борисович Родин («Коровин») приехал в Корею, чтобы завершить вербовку Блейка — теперь уже агента «Диомид», и назначить ему встречу в Нидерландах после окончания Корейской войны. Кратко перечислим основные достижения «Диомида». Он, например, сообщил установочные данные на 400 агентов британской разведки. Большинство из них было нейтрализовано. Второе крупное достижение Джорджа Блейка в качестве агента советской разведки было предупреждение Центра об одной из наиболее выдающихся разведывательных операций Запада времен «холодной войны» — секретном строительстве подземного туннеля из Западного в Восточный Берлин, предназначенного для прослушивания линий связи, идущих из военно-разведывательного штаба в Карлсхорсте. В январе 1954 года на встрече со своим куратором на втором этаже лондонского автобуса «Диомид» передал сделанную через копирку копию протокола совместного заседания СИС и ЦРУ по вопросу о проекте строительства туннеля, операции под кодовым названием «Голд». Блейк был направлен в берлинскую резидентуру СИС в апреле 1955 года, за месяц перед тем, как туннель был введен в эксплуатацию. Однако в Центре не стали вмешиваться ни в строительство туннеля, ни в процесс его функционирования на ранних этапах из-за опасений засветить «Диомида», который зарекомендовал себя как самый ценный британский агент советской разведки. К тому времени, когда КГБ инсценировал «случайное» обнаружение туннеля в апреле 1956 года, в ходе операции «Голд» было записано свыше 50 000 катушек магнитной ленты с записями перехваченных советских и восточногерманских разговоров. Объем перехваченной информации был настолько велик, что после окончания операции потребовалось еще более двух лет, чтобы обработать все данные перехватов. Несмотря на то что КГБ был в состоянии защитить свою собственную связь, он проявил странное безразличие к перехвату сообщений своих конкурентов — ГРУ и советских вооруженных сил. Нет никаких доказательств в поддержку последовавших утверждений о том, что сведения, полученные в ходе операции «Голд»! содержали значительное количество подготовленной в КГБ дезинформации. Разведывательные донесения ЦРУ и СИС по этой операции содержали важную и новую информацию о повышении ядерных возможностей советских ВВС в Восточной Германии; о новой эскадрилье бомбардировщиков и оборудованных радаром перехватчиках с двумя реактивными двигателями; удвоении потенциала советской бомбардировочной авиации и создании новой истребительной авиационной дивизии в Польше; более ста объектах ВВС в СССР, ГДР и Польше; организации, базах и личном составе советского Балтийского флота; оборудовании и персонале, задействованных в советской программе по атомной энергетике. В тот период, когда еще не появились самолеты-разведчики и спутники-шпионы (первый полет У–2 над Советским Союзом произошел только в июле 1956 года), эта информация представляла особенную ценность для Запада, все еще неосведомленного относительно многих возможностей советских вооруженных сил. Джордж Блейк был разоблачен в 1961 году. Суд приговорил его к 42 годам тюремного заключения. Однако отсидел в тюрьме лишь пять лет перед тем, как совершить побег с помощью трех бывших сокамерников, с которыми он подружился, ирландского террориста Сеана Боурка и активистов движения за мир Майкла Рэндла и Пэта Поттла. 22 октября 1966 года Джордж Блейк вышиб ослабленную железную решетку из окна своей камеры, скользнул наружу вниз по крыше и спрыгнул на землю, затем преодолел по лестнице из нейлоновой веревки, которую бросил ему Боурк, внешнюю стену. Спрятав в автофургоне семьи Рэндлов, Блейка привезли в Восточный Берлин, где через две недели к нему присоединился Боурк. Оказавшись в Москве, Блейк и Боурк быстро расстались. Блейк пишет в своих мемуарах. «Все было приготовлено к возвращению (Боурка) в Ирландию». Среди высокопоставленных агентов советской разведки можно назвать члена парламента от лейбористской партии, журналиста, члена Национального исполнительного комитета лейбористской партии с 1949 по 1974 год и председателя партии в 1957–1958 годах Тома Драйберга («Лепаж»). В течение двенадцати лет «Лепаж» играл роль источника внутренней информации из Национального исполнительного комитета лейбористов, а также для оказания содействия активным мероприятиям. Важность роли, которую он играл в лейбористской партии, по всей вероятности, была преувеличена Центром, особенно после того, как он стал ее председателем в 1957 году. Политический комментатор Алан Уоткинс написал по этому поводу следующее: «Даже перед тем, как он занял этот пост, характер которого часто вводит в заблуждение иностранных наблюдателей, отдельные советские политики полагали, что Драйберг является лидером партии лейбористов. Это происходило отчасти за счет его епископальных манер, а отчасти его способности ладить с русскими». Тем не менее «Лепаж» занимал прекрасное положение для того, чтобы сообщать своему куратору как об изменениях политики лейбористов, так и о соперничестве среди руководства партии. Смесь политической информации и слухов получала настолько высокую оценку в КГБ, что ее даже направляли в Политбюро[353]. В 1968 году «Лепаж» по собственной инициативе отказался от контактов с советской внешней разведкой. Одна из причин — ухудшение здоровья. Операция в ТурцииВ первое десятилетие «холодной войны» самая знаменитая операция советской внешней разведки — предотвращение ухода на Запад высокопоставленного Штирлица. Если бы этот человек сумел реализовать свой замысел — советской разведке был бы нанесен колоссальный ущерб. 4 сентября 1945 года заместитель резидента советской разведки в Стамбуле Константин Дмитриевич Волков сам пришел в британское посольство и попросил политического убежища для себя и жены. В обмен на предоставление политического убежища и суммы (порядка 1,5 миллиона евро по текущему курсу) он предложил важные документы и информацию, собранные им в то время, когда он работал в английском отделе в Центре. Он сообщил, что наиболее ценными агентами советской разведки являются два сотрудника Министерства иностранных дел (Берджес и Маклин) и семеро «в британской разведке», включая одного, который «выполняет обязанности начальника контрразведывательной службы в Лондоне» (скорее всего, Ким Филби). В Лондоне именно последнему поручили изучить дело Константина Волкова. Советский агент настоял на том, что ему необходимо разобраться с «перебежчиком» на месте. Вдруг это хитроумная операция Москвы. В Стамбул Ким Филби смог попасть только 24 сентября 1945 года. К этому времени предателя вывезли в Москву, где следы его теряются[354]. Ким Филби во всем обвинил самого Константина Волкова. В Лондоне советскому агенту поверили, а о «перебежчике» больше не вспоминали. Операции советской разведки во ФранцииСоветская легальная резидентура начала работать в Париже почти сразу же после освобождения страны от оккупации. Первые итоги ее работы можно оценить по данным из официальных отчетов. Так, в 1945 году она направила в Москву 1123 сообщения, подготовленных на основе разведывательной информации из 70 источников. В период с 1 июля 1946 года по 30 июня 1947 года резидентура передала 2627 сообщений и документов, что в два с лишним раза больше, чем в 1945 году. На следующий год вплоть до 30 июня 1947 года парижская резидентура направила в Центр 1147 документов по французским разведывательным службам, 92 документа об операциях французской разведки против Советского Союза и 50 документов по другим разведывательным ведомствам. В период с 1 сентября по 1 февраля 1949 года парижская резидентура направила 923 сообщения, 20 % которых посчитали достаточно важными для передачи в Центральный Комитет. Однако Центр отметил, что «задачи, поставленные руководством в отношении политической разведки, выполнены все еще неудовлетворительно». С 1 февраля по 31 декабря 1949 года резидентура передала 1567 сообщений. Из них 21 % был направлен в Центральный Комитет. Расскажем теперь о том, что скрывалось за сухими и лаконичными строками отчетов. В 1944 году «Уэст», завербованный годом ранее «Анри» (в годы войны последний руководил группой советских агентов из числа коммунистов и сочувствующих), попал в только что созданную службу внешней разведки DGER (с января 1946 года SDECE (Служба разведки и контрразведки), где работал сначала в британском, а затем в итальянском отделе. Передал в Центр огромный объем «ценной информации по французской, итальянской и английской разведывательным службам». Несмотря на то что в 1945 году его уволили из DGER, он сохранил дружбу со своими бывшими коллегами. Кое-кого из них он сумел завербовать. Например, «Ратьена» (был уволен из SDECE в 1946 году). В 1947 году он завербовал двух более ценных сотрудников SDECE, которые в оперативной переписке резидентуры с Центром фигурировали под псевдонимами «Шуан» («Торма») и «Нор». Первый некоторое время работал в американском управлении SDECE, но к 1949 году работал уже по советскому блоку. Второй специализировался на сборе разведывательной информации по Италии. На связи у «Уэста» находился третий сотрудник итальянского и испанского отделов DGER/SDECE — «Паскаль». Связь с ним прервалась в 1946 году, когда он уехал в командировку за границу. Парижская резидентура платила «Уэсту» 30 000 франков в месяц, а в 1957 году он получил 360 000 франков на приобретение квартиры. Руководивший с 1946 по 1948 год работой легальной резидентуры Иван Иванович Агаянц гордился достигнутыми его подчиненными успехами в сфере проникновения в SDECE. Зато узнать секреты французского МИДа оказалось сложнее. Так, во время поездки в Москву в июне 1946 года профсоюзный лидер коммунист Бенуа Фрашон сообщил пессимистически:
Скорее всего, речь идет об Этьене Манакахе, который с 1969 года по 1975 год был послом Франции в Китае. Этот человек установил контакт с советской разведкой в 1942 году в Турции. До 1971 года «Таксим» время от времени поставлял информацию на «идейно-политической основе». Его информация явно ценилась Центром. За 29 лет его связи с КГБ у него было шесть кураторов: М. М. Бакланов, Тихонов, Киселев, Нагорнов, СИ. Гаврилов и М. С. Цимбал. Последний был начальником 5-го отдела ПГУ, занимавшегося операциями во Франции. Наиболее ценными агентами советской разведки во французском МИДе во время «холодной войны» были не дипломаты, а шифровальщики. В конечном итоге наиболее ценным агентом, завербованным парижской резидентурой в начале 1945 года и проработавшим много лет, был 23-летний шифровальщик «Жур». В 1957 году его наградили орденом Красной Звезды. «Жур» продолжал работать и четверть века спустя, и в 1982 году он был награжден орденом «Дружба народов» за «долгое и плодотворное сотрудничество». Парижская легальная резидентура в первые послевоенные годы испытывала острый дефицит не в потенциальных агентах, а в тех, кто будет их вербовать и поддерживать связь. До февраля 1945 года в резидентуре работало только три оперативных работника. В мае 1945 года «Марселю» (во время войны работал в группе «Анри») приказали организовать новую группу, которая помогла бы в проникновении в послевоенные службы внешней разведки и контрразведки, Министерство иностранных дел и политические партии и в восстановлении контроля над агентурой в провинциях. Возможно, в Центре считали, что именно «Марсель» взвалит на себя вербовку и поддержание связи с членами группы. К ноябрю 1945 года количество оперативных работников в парижской резидентуре выросло до семи, помогали им шестеро технических работников, но в последующие несколько лет количество сотрудников резидентуры не увеличивалось. В дополнение к задаче по вербовке новых агентов резидентуре приказали проверить каждого агента, завербованного перед войной. В 1949 году сотрудники резидентуры столкнулись с новой «проблемой» — активизировалась деятельность службы контрразведки DST и полиции. Это внесло свои коррективы в организацию повседневной работы советской разведки на территории Франции. Так, 12 марта 1949 года Центр предупредил парижскую резидентуру о том, что опасно продолжать встречаться с агентами на улицах или в кафе и ресторанах, и посоветовал чаще использовать тайники, написанные симпатическими чернилами сообщения и радиосвязь. Говоря другими словами, перейти на безличную связь. Резидентуре также приказали обучить своих агентов способам выявления наружного наблюдения и ухода от него и как вести себя в случае допроса или ареста. Через месяц резидентура сообщила в Центр, что безопасность намного повысилась, хотя невозможно полностью отказаться от встреч с агентами на улицах. Оперативным работникам теперь запрещалось идти на встречу с агентом прямо из посольства или других зданий, принадлежащих советским организациям. Перед каждой встречей оперативный работник в условленном месте садился в машину посольства и после проведения сложных проверок, направленных на выявление наблюдения, ехал на место встречи. После проведения встречи оперативный работник передавал полученные от агента материалы другому работнику резидентуры в ходе «моментальной встречи», когда они проходили мимо друг друга. Время и место встречи с агентами регулярно менялись, и все больше встреч проводилось в церквях, театрах, на выставках и в пригородах Парижа[355]. Глава 7Кто командовал советскими «атомными шпионами» Однажды один из несостоявшихся отцов немецкой атомной бомбы «для фюрера» Карл Вайцзеккер философски изрек:
Как только об этом узнали руководители Англии, США и СССР, сооружение бомбы стало в значительной степени делом техники и массированных вложений средств в это «предприятие»[356]. Главная задача советской разведки заключалась именно в том, чтобы дать точный ответ на единственный вопрос: «можно или нет создать атомную бомбу». Положительный ответ на этот вопрос советская внешняя разведка дала руководству страны еще осенью 1941 года. На 96-й день Великой Отечественной войны Лаврентий Берия прочел «Справку на № 6881/ 1065 от 25.IX.41 г. из Лондона». Она начиналась такими словами: «Вадим» (резидент советской внешней разведки в Лондоне Анатолий Вениаминович Горский) — передает сообщение «Листа» (агент советской разведки Дональд Маклейн, один из членов легендарной «Кембриджской пятерки») о состоявшемся 16.09.41 г. заседании Комитета по урану. Председателем совещания был «Босс». На совещании было сообщено следующее. Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности, если фирму «Империал Кемикал Индастисс» обяжут сделать это в наиболее сокращенный срок… А заканчивалось она такими словами:
Этот документ, «Справка на № 7073, 7081/1096 от 3.10.41 г. из Лондона» («Справка 1-го Управления НКВД СССР о содержании доклада „Уранового комитета“, подготовленная по полученной из Лондона агентурной информации»), два доклада «Научно-совещательного комитета при Английском комитете обороны по вопросу атомной энергии урана», а также переписка по этому вопросу между руководящими работниками комитета были направлены наркомом внутренних дел Лаврентием Берией начальнику 4-го спецотдела НКВД СССР майору госбезопасности Валентину Александровичу Кравченко. Последний внимательно изучил все полученные материалы и рекомендовал провести два мероприятия.
Из-за сложной обстановки на фронте предложенные мероприятия удалось реализовать только в марте 1942 года. Павел Судоплатов и атомная бомбаСуществует устойчивое мнение о выдающейся роли высокопоставленного сотрудника внешней разведки Павла Судоплатова в создании советского атомного оружия. Оно звучит примерно так: «Благодаря деятельности руководимых им подразделений отечественные физики получили всю необходимую сверхсекретную информацию». Авторы отдельных публикаций называют Павла Анатольевича Судоплатова руководителем советских «атомных шпионов», ссылаясь при этом на книги, где на обложке стоит его фамилия. Хотя есть и противники этой точки зрения. Например, генерал-лейтенант КГБ Виталий Григорьевич Павлов. Этот человек почти полвека (с 1938 года по 1987 год) проработал на оперативных и руководящих должностях в различных подразделениях внешней разведки. В своей книге «Трагедия советской разведки» он пишет:
Далее он говорит о достигнутых результатах (мы о них поговорим чуть ниже):
Небольшая ремарка. Григорий Маркович Хейфиц (оперативные псевдонимы «Харон» и «Гримериль») с ноября 1941 года по ноябрь 1944 года занимал пост резидента легальной резидентуры в Сан-Франциско (США) и принимал активное участие в разведывательном обеспечении советского атомного проекта[360]. Понятно, что речь идет о поиске новых источников информации и вербовке агентуры. Для этого он использовал связи своей любовницы Луизы Брэнстен, контакты функционеров компартии США и агента-групповода Айзека Фолкоффа (оперативный псевдоним «Дядя»). В декабре 1941 года он установил доверительный контакт с будущим руководителем американского атомного проекта Робертом Оппенгеймером. По данным ФБР, Айзек Фолкофф пытался организовать встречу между ученым и неким «Томом», возможно, Наумом Исааковичем Эйтингоном[361]. К этой операции Павел Анатольевич Судоплатов никакого отношения не имел. «Дядя» сотрудничал с Москвой еще в двадцатые годы прошлого века и был одним из основателей компартии США. Также известно, что Луиза Брэнстен в годы Второй мировой войны содержала светский салон, где происходили встречи между сотрудниками резидентуры советской разведки, их агентурой и людьми, интересовавшими Москву. Среди посетителей был и Роберт Оппенгеймер[362]. И в этом случае Павел Судоплатов не имел никакого отношения к этому шпионскому гнезду. Родина высоко оценила вклад Григория Марковича Хейфица в советскую атомную программу — наградила орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Вот только подчинялся он, как и «Том», не главному герою нашей книги — в то время руководителю Четвертого управления НКВД-НКГБ, а Павлу Михайловичу Фитину — начальнику внешней разведки. Да и деятельность Управления диверсий в тылу противника не распространялась на территорию США. Под руководством Павла Анатольевича Судоплатова он трудился с мая 1946 года на должности начальника отделения Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР. А 21 апреля 1947 года был уволен из органов госбезопасности[363]. Продолжим цитировать Виталия Григорьевича Павлова:
Ради исторической справедливости укажем, что действительно работой «атомных шпионов Кремля» руководили: по линии внешней разведки — Павел Михайлович Фитин (начальник Первого управления НКВД-НКГБ СССР), по линии военной разведки — до ноября 1942 года — Алексей Павлович Панфилов (начальник Разведуправления Генштаба РККА-ГРУ (главное разведывательное управление) Генштаба РККА) и Иван Иванович Ильичев (начальник ГРУ Наркомата обороны). Фамилии этих руководителей и их подчиненных регулярно появлялись в годы Великой Отечественной войны в секретных документах, связанных с охотой на иностранные атомные секреты. А вот имя Павла Анатольевича Судоплатова начало встречаться в этих «бумагах» только осенью 1945 года. Другой важный момент — уровень осведомленности Павла Судоплатова о «тайных информаторах Москвы». Мы вынуждены разочаровать тех, кто после прочтения книг с фамилией на обложке П. А. Судоплатов начал считать их создателя ведущим экспертом в этой сфере. В силу специфичности работы разведки Павел Анатольевич Судоплатов, как и любой руководитель его ранга, не мог знать имена большинства агентов советской разведки. В лучшем случае только оперативные псевдонимы и места их работы. Точно так же в штабах Красной Армии не знали настоящие имена командиров спецгрупп и спецотрядов Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР, действовавших в тылу противника за линией фронта. Первое знакомствоСам Павел Анатольевич Судоплатов утверждает, что начал заниматься «атомной проблемой» в начале 1944 года. Знал ли он о ней до этого? Скорее всего, нет. И не только из-за своего служебного положения — начальник Особой группы Второго отдела Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР, но и относительно низкой (по сравнению с военной разведкой) осведомленности Первого управления НКВД-НКГБ СССР. В первую очередь это относится к ситуации по Германии. Это только в фильме «Семнадцать мгновений весны» полковник советской внешней разведки Максим Максимович Исаев, он же штандартенфюрер Штирлиц, не только регулярно информировал Москву о немецкой атомной программе, но и активно тормозил ее реализацию. Эти интриги стали одной из его проблем взаимоотношения с гестапо, когда он попал под «колпак» сотрудников этого ведомства. В жизни все было по-другому. Немецкие ученые сами совершили несколько стратегических ошибок и поэтому пошли путем, приведшим их в тупик. К этому следует добавить просчеты в управлении германской «атомной программой» и жесткое соперничество внутри научного сообщества. Добавьте к этому активную вредительскую деятельность британских диверсантов и бойцов Сопротивления стран Западной Европы. Вот основные причины того, что Адольф Гитлер так и не стал обладателем атомного оружия[365]. Еще неприятнее то, что Лубянка не располагала информацией о ведущихся на территории Третьего рейха работах в рамках немецкого «атомного проекта». Об этом свидетельствуют частично рассекреченные документы из оперативного архива Службы внешней разведки РФ и других государственных архивов. Например, в конце июля 1943 года начальник 3-го Отдела Первого Управления НКГБ СССР Гайк Бадалович Овакимян в справке «О работах по новому источнику энергии — урану» (составленной на основе разведматериалов, полученных НКВД и НКГБ СССР за 1941–июль 1943 года) кратко представил результаты работы своего ведомства по добыче информации по иностранным атомным проектам. Если по США и Великобритании представлены относительно подробные данные, то по Третьему рейху ничего нет[366]. Если называть вещи своими словами, то фактически Лубянка не знала, на каком этапе находится процесс создания атомной бомбы в Третьем рейхе. Руководство страны было информировано лучше, чем чекисты. О ситуации в Берлине им сообщали из ГРУ Наркомата обороны. Мы не будем проводить подробный сравнительный анализ разведматериалов по атомной проблеме, поступивших по линии военной разведки, со сведениями аналогичной тематики, добытыми подчиненными Павла Михайловича Фитина. Отметим лишь, что у военных было явное преимущество. Зато Лубянка лидировала по общему количеству добытых данных по линии научно-технической разведки. Таинственная группа «С»Из книги в книгу перемещается такой миф. Якобы в феврале 1944 года на Лубянке состоялось экстренное совещание. В нем участвовали представители трех ведущих организаций, занимающихся агентурной разведкой за пределами СССР[367]: Первого управления НКГБ СССР (внешняя разведка), Четвертого управления (диверсии в тылу врага) НКГБ СССР и ГРУ Наркомата обороны. Инициатором проведения этого мероприятия был нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия. Не исключено, что его провели по личному указанию самого Иосифа Сталина или руководитель страны знал о происходящем. На совещании присутствовали: Лаврентий Берия, начальник ГРУ генерал-лейтенант Иван Иванович Ильичев, заместитель начальника Первого (агентурного) управления ГРУ генерал-майор Михаил Абрамович Милыптейн, начальник Первого управления НКГБ СССР Павел Михайлович Фитин с одним из своих подчиненных — Гайком Бадаловичем Овакимяном, а также начальник Четвертого Управления НКГБ СССР Павел Анатольевич Судоплатов. Протокол совещания (если такой существует) до сих пор не рассекречен. Ремарка авторов — невозможно предать гласности то, чего нет. Снова обратимся к тексту мифа. Хотя, основываясь на воспоминаниях участников совещания, а также последовавших после этого событиях (отраженных в лишь недавно рассекреченных документах), можно восстановить примерную повестку дня. Первая группа вопросов была связана с перераспределением «тайных информаторов Кремля» между Первым управлением НКГБ и ГРУ Наркомата обороны. Не вдаваясь в детали, скажем лишь, что несколько ценных агентов военной разведки было передано на связь их «гражданским» коллегам. Во всей этой истории есть один непонятный эпизод-присутствие на совещании Павла Анатольевича Судоплатова. Многие ветераны советской внешней и военной разведки считают, что его не могло быть на том мифическом совещании по определению, так как вопросами атомного шпионажа в НКГБ занималось исключительно Первое управление (внешняя разведка), а не Четвертое (разведка и диверсии на оккупированной территории). И если возникла потребность назначить нового куратора одного из направлений деятельности внешней разведки, то Павел Судоплатов не очень подходил на эту роль по целому ряду причин. Во-первых, он не имел высшего технического образования, не говоря уже о дипломе физика или химика. Во-вторых, он не имел опыта работы в сфере научно-технической разведки в предвоенный период и не представлял себе специфику работы с агентами из числа ученых. Пример из практики. Однажды один из сверхценных агентов советской внешней разведки три раза подряд не являлся на встречу со связником. В Центре решили, что произошло самое худшее — «провал» или агент решил отказаться от дальнейшего сотрудничества. Курировавший атомную сферу чекист, основываясь на десятилетнем опыте работы с агентами-учеными, настоял на четвертой встрече. Свое решение он мотивировал тем, что «многие ученые — странные люди и могут что-то перепутать». Явившийся на нее «тайный информатор Москвы» простодушно сообщил курьеру: «Я просто месяцы перепутал». Когда в Москве изучили переданные агентом материалы, то, по утверждению советских физиков, этими сведениями они сократили на год срок создания отечественной атомной бомбы. А знаете, как звали этого мудрого начальника — Гай Овакимян. И его имя до 1945 года будет встречаться на всех документах внешней разведки, связанных с атомной бомбой. Сам Павел Анатольевич Судоплатов в своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы» объяснил свое присутствие на этом мероприятии так:
Официальным днем «рождения» группы «С» (если такая существовала не только на страницах книги «Разведка и Кремль» и «клонированных» от нее изданий, но и в реальности) следует считать дату проведения описанного выше февральского совещания. Именно на нем Павел Судоплатов был
К сожалению, в книге «Разведка и Кремль» нет ссылок на документы, подтверждающие существование группы «С», как и в других публикациях, где рассказывается о деятельности этой таинственной группы. А вот отдел «С» в центральном аппарате НКГБ СССР действительно существовал, и о его деятельности мы подробно расскажем ниже. С таинственной группой «С» все сложнее. В фундаментальном справочнике «ЛУБЯНКА: Органы ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991»[371] автор не смог найти упоминания об этом подразделении. Также нет упоминаний о нем в сборниках документов, посвященных истории отечественного атомного проекта. Да и ветераны внешней разведки говорят однозначно и категорично — не было группы «С». В рассекреченных документах (датированных январем 1944 года — августом 1945 года) из архива Службы внешней разведки РФ автор также не смог отыскать пометки или хотя бы автографа Павла Анатольевича Судоплатова. Хотя, как начальник группы «С», он должен был оставить следы своей деятельности. К тому же, если он координировал деятельность разведки по добыче атомных секретов, то должен был вести переписку с военной разведкой, также сообщать потребителям добытой информации о полученных материалах и т. п. Как это было в предвоенный период, когда он курировал немецкое направление — об этом мы подробно писали выше. Точно так же будет, когда осенью 1945 года он возглавит Отдел «С». И следов его деятельности будет множество. Мы вынуждены признать: с февраля 1944 года по сентябрь 1945 года фамилия Судоплатова отсутствует в рассекреченных документах, связанных с деятельностью советской внешней разведки по добыче американских и английских атомных секретов. Например, 5 ноября 1944 года подчиненные Павла Михайловича Фитина подготовили «План мероприятий 1-го Управления НКГБ СССР по агентурно-оперативной разработке „Энормоз“ (кодовое название проблемы атомного оружия, установленное советской внешней разведкой, в архиве Службы внешней разведки Российской Федерации 17 томов оперативного дела „Энормоз“[372])». Данный документ подписал начальник 4-го (научно-техническая разведка) отделения 3-го (Англо-американского) отдела 1-го Управления НКГБ СССР майор госбезопасности Соловьев, а его непосредственный начальник Андрей Григорьевич Граур размашисто написал «Согласен»[373]. Странно, что на этой бумаге нет визы Павла Судоплатова. Хотя должна быть. Не участвовал он и в подготовке аналогичного документа в феврале 1944 года. Тогда над его составлением трудились Андрей Григорьевич Граур и Гайк Бадалович Овакимян. Стоит чуть подробнее рассказать об этих людях. Андрей Григорьевич Граур перед войной окончил два вуза: Автомеханический институт имени Ломоносова (сейчас МАМИ) и Институт Востоковедения. В феврале 1938 года был зачислен в кадры внешней разведки. С августа 1938 года по апрель 1939 года находился в инспекционной поездке в США. Он «прославился» тем, что дал отрицательный отзыв о работе «научно-технической разведки Г. Овакимяна», а также «поставил под сомнение работу разведки НКВД и Разведывательного управления Красной Армии». С апреля 1940 года по июнь 1943 года работал в легальной резидентуре в Англии и Швеции. Когда вернулся в Москву, то был назначен заместителем начальника 3-го (Англо-американского) отдела[374]. Гайк Бадалович Овакимян заслуженно считается одним из лучших советских разведчиков, работавших по линии научно-технической разведки. До прихода в разведку защитил диссертацию в Московском химико-технологическом институте. Работая на Лубянке, сумел закончить адъюнктуру Военно-химической академии РККА и аспирантуру Нью-Йоркского химического института. С 1933 по 1941 год сначала заместитель резидента, а потом и резидент легальной резидентуры в США. Сумел получить информацию по авиа- и морским приборам, бомбовым прицелам, чертежи гидравлических прессов и прокатного стана для цветной металлургии и много другого. На основании полученных им разрозненных сведений от кого-то из находящихся у него на связи информаторов (14 агентов и неустановленное число агентов-групповодов) сообщил в Центр о начале исследований по созданию ядерного оружия. После возвращения в СССР работал сначала начальником 3-го отдела, а затем 1-м заместителем начальника Первого управления НКГБ[375]. Не упоминается Павел Анатольевич Судоплатов в реквизитах «Справки 1-го Управления НКГБ СССР о подготовке к испытанию атомной бомбы в США» от 2 июля 1945 года[376]. Ее подготовила, на основе материалов разведки, сотрудница 3-го отдела Первого управления НКГБ СССР переводчик с английского языка майор Елена Михайловна Потапова. Именно эта женщина, а не сотрудники таинственной группы «С», с 1942 по 1945 год готовила на основе полученных из-за рубежа материалов справки для передачи их научному руководству советского атомного проекта. Стоит чуть подробнее рассказать об этом человеке. В 1937 году она закончила Московский химико-технологический институт, но по специальности работала недолго. В 1938 году ее зачислили в штат центрального аппарата НКВД. В годы Великой Отечественной войны она работала оперуполномоченным в 3-м (научно-техническая разведка) отделении 3-го (США, Канада и Англия) отдела Первого управления НКВД-НКГБ СССР. В архиве Службы внешней разведки РФ хранится очень любопытный документ — рапорт начальника 1-го Управления НКГБ СССР Павла Михайловича Фитина наркому Всеволоду Николаевичу Меркулову «О неудовлетворительном состоянии работ по атомному проекту и нарушении режима секретности в Лаборатории № 2», датированный 5 марта 1945 года. Автор склонен доверять изложенным в этом документе фактам. Коллеги начальника внешней разведки утверждали, что он не любил интриги, а вот к работе относился очень добросовестно. Согласно рапорту:
Судьба этого документа такая. С ним ознакомился Всеволод Николаевич Меркулов, вернул его Павлу Михайловичу Фитину и приказал подготовить письмо руководителю советского атомного проекта Лаврентию Берии. Начальник внешней разведки поручил это задание начальнику 3-го отдела Андрею Григорьевичу Трауру. И снова Павел Анатольевич Судоплатов отсутствует. Хотя через него должны были передаваться все добытые материалы, как это будет происходить с сентября 1945 года. Рождение Отдела «С»Таинственная группа «С», занимавшаяся координацией деятельности внешней и военной разведок в сфере сбора разведданных по атомной проблеме, в сентябре 1945 года была преобразована в Отдел «С» НКВД СССР. Произошло это после того, как Иосиф Сталин после ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки устроил разнос руководителям советского «атомного проекта». Гнев вождя легко объясним. В мире начиналась «холодная война», а у СССР не было эффективного средства защиты и нападения. Игорь Курчатов, отводя удар от себя, пожаловался на недостаток информации о достижениях западных коллег. В задачу Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР входили работы, связанные со сбором, переводом, систематизацией и изучением материалов, относящихся к внутриатомной энергии и созданию ядерного оружия, в том числе документов, публикуемых в иностранной прессе и технической литературе, а также работах иностранных научных учреждений, предприятий и фирм, отдельных ученых и специалистов. Одновременно Отдел «С» стал одним из подразделений Специального комитета[378] по «проблеме № 1». Так звучит «официальная» версия рождения Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР. В жизни все было по-другому. Впервые идея об организации «специального бюро для работы с разведматериалами» была высказана еще за год до встречи Иосифа Сталина с Игорем Курчатовым. 19 июня 1944 года заместитель председателя СНК СССР Михаил Георгиевич Первухин (с 1942 по 1945 год — высший административный руководитель страны, отвечавший за развитие работ по созданию ядерного оружия) написал об этом в специальной записке, адресованной куратору «советского атомного проекта» заместителю председателя ГКО Вячеславу Михайловичу Молотову. Цитата из документа:
Также Михаил Георгиевич Первухин подготовил проект распоряжения СНК СССР об организации в структуре секретариата этой организации Специального бюро № 1 со штатом пять человек под руководством помощника заместителя председателя СНК СССР Александра Ивановича Васина[380]. Имя этого человека сейчас незаслуженно забыто. Хотя он до середины 1945 года выступал «связующим звеном» между НКВД-НКГБ, ГРУ и СНК. Через него прошла вся секретная переписка, отражающая взаимодействие этих организаций. В частности, материалы, добытые советской разведкой с 1942 года до середины 1945 года. Так что скромный чиновник из СНК был лучше осведомлен о размахе советского атомного шпионажа, чем руководство Первого управления НКГБ или ГРУ. А к органам госбезопасности, а тем более к разведке, Александр Иванович Васин никакого отношения не имел, не считая того, что за ним присматривали чекисты — слишком много он знал. Инженер-теплотехник по образованию, он непродолжительное время проработал на производстве, а затем ушел на административную работу в аппарат СНК. Прекрасное техническое образование позволило ему легко разобраться в основах атомной физики. После создания Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР он продолжал курировать переписку по «атомному проекту» Специального комитета СНК СССР с Лубянкой и «Аквариумом» (неофициальное название ГРУ). Чем занималось и кому подчинялось «Спецбюро № 2»Оно было создано в рамках выполнения пятого пункта Постановления ГКО № 9887 «сс/оп» от 20 августа 1945 года. Он звучал так: «Поручить тов. Берии принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУКА и др.)». Поясним, что термин «руководить» означает раздачу заданий и получение отчетов о проделанной работе. Всю техническую работу по поиску и вербовке агентов, а также поддержание связи с ними продолжали выполнять сотрудники ГРУ и Первого управления НКГБ СССР. Созданный в предыдущие годы механизм продолжал функционировать. Только теперь разведка направляла добытые материалы не Александру Ивановичу Васину, а Павлу Анатольевичу Судоплатову. Одно из распространенных заблуждений среди тех, кто пишет об истории советского атомного проекта, — утверждение о том, что Отдел «С» НКГБ-НКВД СССР и «Бюро № 2» Спецкомитета — одна организация с двумя разными названиями. На самом деле это не так. В «Протоколе № 6 заседания Специального комитета при Совнаркоме СССР от 28 сентября 1945 года» в «разделе VII. Об организации в составе Специального комитета при Совнаркоме СССР Бюро № 2» четко сказано:
Напомним, что Специальным комитетом руководил Лаврентий Берия, а наркомом госбезопасности с апреля 1943 года по апрель 1946 года был Всеволод Николаевич Меркулов. Так что формально Отдел «С» и «Бюро № 2» подчинялись разным людям. Другое дело, что с декабря 1944 года Иосиф Сталин поручил Лаврентию Берии «наблюдение за развитием работ по урану». Просто предыдущий куратор советского атомного проекта Вячеслав Михайлович Молотов, мягко говоря, не справился с возложенной на него задачей. Продолжим цитирование документа:
Отдел «С» начинает действоватьОтдел «С» появился в структуре центрального аппарата НКГБ СССР 27 сентября 1945 года. Его начальником был назначен Павел Судоплатов. Его заместителями стали люди, далекие от научно-технической деятельности и имевшие минимальные знания в области атомной физики: генерал-лейтенант Николай Степанович Сазыкин[382] и генерал-майор Наум Исаакович Эйтингон. Был и третий заместитель, Лев Петрович Василевский. Если с последними двумя мы уже встречались на страницах нашей книги, то с первым из заместителей — впервые. Генерал-лейтенант сделал стремительную карьеру, придя в органы госбезопасности в 1937 году. Он успел непродолжительное время побыть руководителем органов госбезопасности Молдавии и Эстонии, пару месяцев (осенью 1941 года) был начальником военной контрразведки Южного фронта, а также занимал пост заместителя Второго (контрразведка) управления НКГБ СССР. Штат отдела «С» состоял из 34 сотрудников (оперативные и научные работники, переводчики, библиотекарь, шифровальщик, технический персонал и т. п.). Дополнительно предусматривался резерв по «негласному штату» — 20 человек. Первым на работу зачислили оперативного работника — подполковника госбезопасности Глеба Ивановича Рогатнева и научного работника Якова Петровича Терлецкого. С чекистом Павел Анатольевич Судоплатов был знаком хорошо, наверно, он сам и выбрал его в качестве одного из будущих сотрудников отдела «С». Глеб Иванович Рогатнев в марте 1938 года по партийной мобилизации был зачислен в НКВД. После обучения был назначен в центральный аппарат внешней разведки. С октября 1940 года по август 1941 года — резидент советской внешней разведки в Италии. Один из тех, кто заранее сообщил в Центр о готовящемся на СССР вероломном нападении Германии. Когда вернулся из заграничной командировки, то имел неосторожность поинтересоваться — почему Москва не реагировала на его сигналы. Это могло стоить ему карьеры на Лубянке. В течение нескольких месяцев находился в резерве — ждал решения своей участи. Сейчас сложно сказать, вмешался ли в его судьбу случай или Павел Анатольевич Судоплатов, но с января 1942 года по август 1945 года Глеб Иванович Рогатнев трудился начальником отделения в Четвертом управлении НКВД-НКГБ СССР[383]. В руководстве Отдела «С» НКГБ-НКВД СССР было двое ученых-физиков, случайно попавших на работу в это подразделение. Дело в том, что до начала службы в НКВД они имели весьма смутное представление о ядерной физике. Один из них, Аркадий Никифорович Рылов[384], по утверждению Павла Судоплатова, проявлял большую склонность к аналитическо-разведывательной работе, но так и не сделал научной карьеры. В начале пятидесятых годов прошлого века он выезжал за рубеж для участия в работе Международной комиссии по ограничению распространения ядерного оружия. Другой, уже упоминавшийся выше физик-теоретик Яков Петрович Терлецкий, — личность в научном мире известная. И не только своими научными достижениями, но и независимым характером. На Лубянке он проработал до 1950 года, пока не обратился с письмом к Иосифу Сталину. Ему разрешили уйти из «органов» и заняться наукой. В 1951 году он стал лауреатом Сталинской премии. В 1945 году он был далек от проблем атомной энергии. Докторант физического факультета МГУ, лауреат Сталинской стипендии, тема докторской диссертации: «Динамические и статистические законы физики». Осенью 1943 года молодого кандидата наук пригласил к себе работать Игорь Васильевич Курчатов, но тот отказался от заманчивого и перспективного предложения. Второй раз Яков Терлецкий столкнулся с атомной темой в августе; 1945 года, когда американцы уничтожили японские города Хиросиму и Нагасаки. Как он сам вспоминал много лет спустя:
На Лубянку Якова Терлецкого вызвали вместе с Аркадием Рыловым 24 сентября 1945 года. Понятное дело, приглашение в НКВД их не обрадовало. Времена тогда были такие. На пропусках у них было указано: «к тов. Судоплатову», но на самом деле с ними хотел встретиться сам Лаврентий Берия. В тот день рандеву не состоялось. Ученые пришли на следующий день и попали в приемную к Павлу Анатольевичу Судоплатову. Вместе с ними на собеседование вызвали доцента физфака МГУ Ф. А. Королева. В кабинет начальника Отдела «С» они заходили по очереди. Первым пошел доцент. Через несколько минут он вышел обратно в возбужденном состоянии. Своим коллегам он признался, что высказал свое негативное отношение к руководителям советской ядерной физики и его за это назвали нигилистом. Вот так закончилась его работа в Отделе «С». Это никак не повлияло на его научную карьеру. Позднее он стал профессором физфака МГУ, а в 1957 году — лауреатом Государственной премии за работы по направленному взрыву. Затем пришла очередь Якова Терлецкого. Зайдя в кабинет, он увидел несколько генералов и людей в штатском. После ответов на несколько вопросов биографического характера и просьбы рассказать про атомную энергию он услышал: — Не хотите ли вы у нас работать? Ученый решил, что речь идет о его желании заняться ядерной физикой, и ответил, что готов выполнить любой приказ Родины. И если это необходимо, то и исследованиями атома. Добавив при этом, что желал приступить к новой работе с 11 октября — после защиты докторской диссертации. Павел Анатольевич Судоплатов с улыбкой и многозначительно посмотрел на визитера и ничего не сказал. Вторая их встреча произошла 26 сентября 1945 года, когда ученые в очередной раз вошли в здание на площади Дзержинского рядом с магазином «Детский мир». Павел Судоплатов объявил Якову Терлецкому и Аркадию Рылову об их назначении заместителями начальника Отдела «С» НКВД СССР по научной части. Якову Терлецкому позволили продолжать заниматься своей научной деятельностью в МГУ в той же должности, а о новом месте работы не упоминать или говорить о работе по совместительству в Совнаркоме СССР. Ученым объявили о благах, связанных с новым местом службы: квартиры, высокий оклад и литерное обслуживание (получение промтоваров и продуктов в закрытом распределителе), значительно превосходящее снабжение ученых МГУ. А еще им на двоих была выделена служебная автомашина. Неслыханная по тем временам роскошь для еще не успевшей оправиться после окончания войны Москвы. В первый день работы на новом месте, 27 сентября 1945 года, Яков Терлецкий обнаружил, что вводящий его в курс дела Лев Петрович Василевский слабо разбирается в ядерной физике. Его рассказ о плутонии и его производстве напоминал пересказ обзора, подготовленного группой ученых. Любые вопросы о непонятных деталях нового сотрудника вызывали недовольство «лектора». Он был явно недоволен тем, что слушатель сразу понял поверхностность его познаний в области физики. Низким уровнем знаний страдали не только руководители, но и рядовые сотрудники Отдела «С». Например, большинство переводчиков не знало физики. При этом нужно учитывать, что большинство текстов описывали теоретические и экспериментальные расчеты в сфере атомной энергии и атомной бомбы, непонятные даже выпускникам физфака МГУ. Яков Терлецкий утверждает, что большинство документов, — проходившие через его руки фотокопии с иностранных научных отчетов. На них даже сохранялись грифы секретности, а вот все имена были затерты. Если они случайно встречались в тексте, то их запрещалось переводить. Также не разрешалось интересоваться, кем эти отчеты были скопированы и переданы. Заместители по научной работе начальника Отдела «С» консультировали переводчиков по переводу научных отчетов на русский язык, общему редактированию и составлению кратких аннотаций для доклада на Научно-техническом совете по «проблеме № 1». Вот и пришлось Якову Терлецкому в авральном порядке расширять свой кругозор и изучать основы атомной физики. Первый доклад о проделанной сотрудниками Отдела «С» работе состоялся вечером 15 октября 1945 года на заседании научно-технического совета Спецкомитета. На этом мероприятии присутствовали: академик Игорь Васильевич Курчатов, член-корреспондент Академии наук Юлий Борисович Харитон[385], заместитель наркома НКВД Авраамий Павлович Завенягин, руководство отдела «С» — Павел Анатольевич Судоплатов, Николай Степанович Сазыкин и Лев Петрович Василевский, а также ряд других лиц. Ведущий заседание нарком Василий Львович Ванников объявил, что будут доложены материалы «Бюро № 2», тактично погасив вопросы об этой таинственной организации. Яков Терлецкий кратко изложил аннотации. После нескольких простых вопросов документы были распределены по потребителям. На этом заседание научно-технического совета было завершено. Последующие заседания проходили менее торжественно, но порядок их проведения остался без изменений. На следующий день, 16 октября 1945 года, Павел Судоплатов устроил обед у себя дома. Формальный повод — успешная защита докторской диссертации Якова Терлецкого. Возможно, истинная причина застолья — успешное заседание научно-технического совета и доказательство эффективности работы Отдела «С». Сохранились воспоминания Якова Терлецкого об этом приеме. Их автора сложно обвинить в предвзятом отношении к своему начальнику. И если все было действительно так, то пусть каждый сам сделает свои выводы.
Тайные информаторы Отдела «С»Может, на этом автор и закончил бы свой рассказ о деятельности Отдела «С», если бы однажды не решил изучить перечень докладов, сделанных сотрудниками «Бюро № 2» (соответственно Отдела «С») на заседаниях Технического совета Специального комитета при ГКО (Государственный комитет обороны) — так в документах того времени официально именовался этот орган. На его мероприятиях, как следовало из названия, обсуждались технические вопросы. Половина участников были людьми, знакомыми лишь с основами ядерной физики (изучили в процессе работы в отечественном «атомном проекте»), поэтому большинство докладчиков не перегружали свои сообщения научными данными. Впервые Павел Анатольевич Судоплатов вместе со своими заместителями участвовал в заседании Технического совета 8 октября 1945 года[388]. Это было третье совещание членов этого органа. Павел Судоплатов выслушал доклады, произнес несколько фраз в процессе лаконичного обсуждения сообщений. На следующем заседании, 15 октября 1945 года, ситуация кардинально изменилась. Сотрудники «Бюро № 2» Яков Терлецкий и Аркадий Рылов сделали три лаконичных сообщения. Так началось участие этих двух физиков в заседаниях Технического. Вместе с руководством Отдела «С» они приезжали на мероприятие. Начальство (Павел Анатольевич Судоплатов, Николай Степанович Сазыкин и иногда Наум Исаакович Эйтингон — в протоколах все они фигурировали как сотрудники аппарата Специального комитета) уходило на совещание, а они терпеливо ждали в комнате, когда их пригласят в кабинет, где проводилось собрание. Зачитав заранее подготовленные и утвержденные руководством «Бюро № 2» сообщения и ответив на вопросы присутствующих, они возвращались обратно в комнату. Затем вместе с начальством ехали обратно на работу. Когда они не могли участвовать в мероприятии, то доклад делал Курчатов. Человек, далекий от ядерной физики, не смог бы ответить на возможные вопросы присутствующих специалистов. Сообщение Якова Терлецкого было посвящено атомной бомбе и содержало аннотации ранее подготовленных документов «Бюро № 2»: «Общее описание атомной бомбы» (материал № 246, 7 листов); «Данные о конструкции атомной бомбы» (материал № 56, 10 листов) и «К вопросу об атомной бомбе» (26 листов). Аркадий Рылов лаконично рассказал о пяти материалах «Бюро № 2»: «Окисление тория в неподвижном воздухе» (материал № 8, 2 листа) и «Прессование и спекание порошка тория» (материал № 12 на 5 листах) — первый доклад, «Обсуждение адсорбции „X“» (плутония. — Прим. авт.) (материал № 32 на 7 листах и № 18 на 3 листах) — второй доклад[389]. Прошла неделя. На заседании Технического комитета 29 октября 1945 года Аркадий Рылов зачитал аннотации шести материалов, подготовленных сотрудниками «Бюро № 2»: «Заметки о производстве атомной бомбы» (доклад № 6 на 10 листах); «Список лиц, принимавших участие в разработке атомной бомбы» (на 2 листах); «Атомные котлы»; «Получение урана–232»; «Обогащение урана»; «Отравление катализаторов, применяемых при производстве тяжелой воды» (в 2 частях, на 27 листах)[390]. На заседании Технического комитета 5 ноября 1945 года не звучало докладов сотрудников «Бюро № 2», да и руководство подразделения тоже отсутствовало[391]. А Аркадий Рылов доложил сразу о тринадцати материалах: «Заметки о состоянии работ по использованию атомной энергии в Англии» (на 3 листах); «План научно-экспериментального центра по изготовлению урановой бомбы» (на 5 листах); «Опытный атомный котел с водяным охлаждением» (на 1 листе); «О защитном покрытии урана в атомных установках» (на 2 листах); «Получение чистого алюминия из руды, содержащей окись железа и кремния»; «Получение тяжелой воды методом электролиза и обмена»; «Основные принципы процесса получения тяжелой воды» (на 15 листах); «Диффузионно-разделительный завод»[392]. На следующих заседаниях Технического комитета аналогичная ситуация. Несколько новых аннотаций подготовленных Отделом «С» материалов. При этом нужно учитывать, что не все материалы были озвучены на заседании Технического комитета. Их было значительно больше. Отдельные материалы имели номера больше 500! И это менее года работы Отдела «С». Первая мысль при прочтении этого перечня — гордость за советскую разведку. Учитывая объем и перечень добытых данных, даже поверхностный анализ позволяет утверждать, что «тайных информаторов Кремля» было значительно больше, чем это принято считать. Арестованные в США советские агенты и те, кто сумел избежать кары, но стал известен, — это лишь маленькая вершина огромного айсберга. Большинство кремлевских шпионов благополучно пережили «холодную войну» и унесли тайну с собой в могилу. Вторая мысль — Павел Судоплатов не мог знать и запомнить подлинные имена и места работы всех советских атомных шпионов. Он просто физически не успел бы прочесть все проходящие через отдел документы. Да и не нужно ему было это делать. Ведь часть материалов визировал один из его заместителей. Фамилия Сазыкин фигурирует значительно чаще, чем Судоплатов. Третья мысль. Персонал Отдела «С» был полностью занят на переводе и обработке добытых разведкой материалов. Они физически, из-за большого объема работы, не могли участвовать в руководстве деятельностью легальных и нелегальных резидентур, действующих за границей. Да и ветераны советской внешней разведки, работавшие в 1945–1946 годах на территории США, в своих мемуарах ничего не писали о том, что выполняли задания Павла Анатольевича Судоплатова или кого-то из его подчиненных. Разведка в тылу врагаВ деятельности Отдела «С» была операция, которая до сих пор вызывает споры у историков. Речь идет о визите двух сотрудников НКГБ к датскому физику Нильсу Бору. Вопреки распространенному мнению инициатором встречи советских физиков с датским коллегой был не Павел Анатольевич Судоплатов, а академик Петр Леонидович Капица[393]. Еще в июне 1945 года, на праздновании юбилея Академии наук СССР, он высказал точку зрения, что не существует английской или советской науки, есть только интернациональная наука, а за год до этого он говорил, что ученые должны принимать участие в установлении прочного и длительного мира. А 22 октября 1945 года он написал Нильсу Бору письмо с предложением обсудить последствия создания атомной бомбы. Адресату идея организовать встречу советских и западных ученых понравилась, и в ответном письме он спросил своего советского коллегу о возможности организации такой встречи. Можно предположить, что об этой инициативе не знал Павел Судоплатов. В противном случае он бы воспользовался помощью Петра Капицы для организации встречи с Нильсом Бором. А так пришлось ему использовать услуги датчан-антифашистов из ближайшего окружения датского физика. Решение о проведении этой встречи Лаврентием Берией было принято в середине октября 1945 года. Планировалось отправить двух специалистов — кадрового разведчика и физика. Первый должен был взять на себя решение всех оперативных вопросов, а второй — извлечь максимум информации из знаменитого датчанина. Если с чекистами проблем не возникало, то ученых было всего лишь двое — Аркадий Рылов и Яков Терлецкий. О предстоящей командировке за рубеж Яков Терлецкий узнал поздно вечером в субботу 20 октября 1945 года. Его вызвали в Наркомат госбезопасности, в приемной Лаврентия Берии он провел два часа, но так и не дождался аудиенции. О предстоящей встрече с Нильсом Бором ученый узнал 22 октября 1945 года. Павел Судоплатов лаконично сообщил, что датский ученый настроен антиамерикански и готов встретиться с советскими коллегами. Также физику нужно вручить рекомендательное письмо и подарки от Петра Леонидовича Капицы, который хорошо знаком с Нильсом Бором и его семьей. Вместе с Яковом Терлецким должен был поехать Лев Василевский. На проведенном 24 октября 1945 года в кабинете у Лаврентия Берии совещании выяснилось множество узких мест планируемой операции. Например, Яков Терлецкий знал английский язык недостаточно хорошо для ведения полноценной беседы, а его спутник Лев Василевский великолепно владел только французским языком. Эту проблему решили просто — в группу включили профессионального переводчика, недавно вернувшегося из длительной командировки в США. Другая проблема оказалось сложнее. Павел Судоплатов и Яков Терлецкий смутно представляли себе тематику вопросов для Нильса Бора. Понятно, что первый был далек от ядерной физики, а второй имел лишь общие знания о ней и мог рассказать о работах американских и английских ученых. Было решено, что перечень вопросов подготовят советские специалисты[394], и их пригласили на прием к Лаврентию Берии. Минут через тридцать-сорок они все прибыли. Первыми в приемную вошли, говоря современным языком, топ-менеджеры советского атомного проекта: Борис Львович Ванников и Авраамий Павлович Завенягин. Затем ученые: Исаак Константинович Кикоин[395], Юлий Борисович Харитон, Игорь Васильевич Курчатов, и последним Лев Андреевич Арцимович[396]. Всем был задан странный вопрос — знают ли они Нильса Бора. Вызванные ответили «дежурными» фразами о том, что датчанин — крупнейший теоретик, знаток атома и атомного ядра. Затем Лаврентий Берия объявил о намерении послать Якова Терлецкого на встречу с этим человеком. Юлий Борисович Харитон возразил против такого решения, справедливо заметив, что Яков Борисович Зельдович[397] сможет выяснить больше. Но Лаврентий Берия его оборвал, сказав:
Затем, в течение нескольких часов, в кабинете Павла Анатольевича Судоплатова четыре ведущих советских специалиста в области ядерной физики прочли Якову Терлецкому краткую лекцию и подготовили список вопросов для Нильса Бора. После того как список был отпечатан, все снова вернулись в кабинет Лаврентия Берии. Игорь Васильевич Курчатов зачитал текст. Хозяин кабинета сделал несколько незначительных замечаний и отпустил почти всех. Остались лишь Павел Судоплатов, Лев Василевский, Яков Терлецкий и переводчик — Арутюнов. Последний короткий инструктаж перед началом миссии. Маршрут в Копенгаген начинался в Ленинграде, куда командированным предстояло вылететь на самолете, затем проходил через Хельсинки — туда им предстояло попасть на поезде, а из столицы Финляндии им предстояло плыть на теплоходе. Европа еще не полностью восстановилась после окончания Второй мировой войны, на дворе стояла осень — время штормов и непогоды, поэтому путь у них занял несколько дней. Из Москвы Яков Терлецкий с товарищами выехал на рассвете 25 октября 1945 года, а в Копенгаген прибыл только вечером 31 октября 1945 года. Подготовка встречи с Нильсом Бором заняла почти две недели. Фактически ее организацией занимался сам Василевский — встречался с людьми из окружения великого физика и пытался договориться с ними об организации рандеву с гостем из Москвы. Первая встреча могла состояться 7 ноября 1945 года — во время приема в советском посольстве по случаю годовщины Октябрьской революции. Нильс Бор получил приглашение на это мероприятие. Пришел. В одиночестве простоял минут двадцать (его мало кто знал) и незаметно покинул посольство. Яков Терлецкий хотел побеседовать с ним, но мешало плохое знание разговорного английского языка. Арутюнова и Василевского он не нашел, а обращаться к кому-то еще из сотрудников посольства — не хотелось. Вот так был упущен шанс установить неформальный контакт с Нильсом Бором. Наконец, 13 ноября 1945 года Лев Василевский договорился о встрече. Срочно подготовили письмо. Ответ на него получили через полчаса. Датчанин назначил встречу на следующий день в своем родном институте. С позиции разведки встреча была малорезультативной. Сначала обычная «светская» беседа и разговор о жизни Капицы и Ландау в СССР. Затем экскурсия по институту. Гостю продемонстрировали новейшее оборудование. В конце встречи Яков Терлецкий задал заготовленные еще в Москве вопросы. Позднее Павел Судоплатов назвал эту беседу «допросом Нильса Бора». Автор бы от себя добавил — «неудачным» и «плохо организованным». По утверждению академика Абрама Федоровича Иоффе[398], в чьей компетенции сложно сомневаться:
Если говорить о непродуманной организации встречи, то следует отметить перевод. Выше мы упоминали о слабом знании английского языка Яковом Терлецким. Это значительно затрудняло беседу. Переводчик, несмотря на свою феноменальную память и обширный опыт синхронного перевода[400], не смог запомнить все дословно и не понимал суть ответов. А Яков Терлецкий не все понял из его перевода. Вот и приходилось им вспоминать, как звучали ответы Нильса Бора по-английски, а потом переводить их еще раз. Вторая встреча состоялась 16 ноября 1945 года. На ней были заданы оставшиеся вопросы из вопросника, а также побеседовали о возможном сотрудничестве в научной сфере. Нильс Бор сказал, что он с радостью примет молодых советских ученых на стажировку в своем институте. В конце встречи датчанин подарил экземпляр отчета Д. Г. Смита «Атомная энергия для военных целей». Этот документ был незадолго до этого рассекречен, но в Москве еще не было его экземпляра. В 1946 году в виде книги он был издан в СССР[401]. Дело РозенберговВ своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль» Павел Анатольевич Судоплатов сообщил «правду о деле Розенбергов». Он считал их жертвами «холодной войны», сыгравшими незначительную роль в операциях советской внешней разведки в США в годы Великой Отечественной войны[402]. К сожалению, Павел Судоплатов, в силу своего служебного положения, не был осведомлен о реальных достижениях супругов Розенберг в сфере отечественной научно-технической разведки. Поэтому нет ничего удивительно в том, что в своей книге он не сумел объяснить, почему арест этих людей в июне 1950 года (об этом факте он узнал из сообщения ТАСС), спустя год вдруг так встревожил только что назначенного министра госбезопасности Семена Денисовича Игнатьева. Последний приказал начальнику внешней разведки генерал-лейтенанту Сергею Романовичу Савченко и начальнику Бюро № 1 (диверсии за пределами СССР) МГБ СССР Павлу Анатольевичу Судоплатову
Также министр сообщил, что в
Павел Судоплатов решил, что
Повышенное внимание руководства страны к этому «провалу» было вызвано не только возможными ошибками сотрудников внешней разведки, но и резким ухудшением международного положения СССР, спровоцированного сотрудничеством подследственных с правосудием США. Если бы «тайные информаторы Кремля» заговорили, то факт добычи секретных материалов по американскому атомному проекту (как раз о нем они знали не так много) остался бы просто не замеченным на фоне других громких разоблачений. Например, вторая по значимости отрасль в военно-промышленном комплексе — радиоэлектроника (в частности, радиолокация) развивалась стремительными темпами благодаря деятельности Гарри Голда и Юлиуса Розенберга. Добавьте к этому достижения, напрямую не влияющие на обороноспособность страны, вспомним, что уже началась «холодная война», например, технология производства цветной фото— и кинопленки. Теперь понятна причина волнения руководства СССР. В этой связи членов ЦК интересовали ответы на два вопроса. Первый из них — степень осведомленности арестованных советских агентов о масштабах советского государственного промышленного шпионажа в Новом Свете и их участие в нем. Говоря другими словами, что реально они могли сообщить противнику. А второй — по чьей вине произошел «провал». Справедливости ради отметим, что руководство СССР не пыталось найти «стрелочников», как это обычно бывало в Советском Союзе, а хотело объективно понять, почему так произошло. В своей книге Павел Анатольевич Судоплатов, если все происходило именно так, как он написал спустя полвека, на оба эти вопроса ответил, мягко говоря, не совсем точно. И ввел в заблуждение не только руководство МГБ и членов ЦК, но и современных читателей, считающих его экспертом по «советскому атомному шпионажу». Мы исправим этот недочет и кратко расскажем о том, чем на самом деле занимался Юлиус Розенберг (оперативные псевдонимы «Либерал» и «Антенна»), и о руководимой им агентурной сети (группе) «Волонтеры». По утверждению американских историков, в нее входило как минимум восемнадцать человек. Большинство из этих людей — инженеры американских компаний, работавших в сфере военно-промышленного комплекса США. Среди переданных ими материалов были данные и по американскому атомному проекту. Детали их деятельности продолжают оставаться секретными и в наши дни. В настоящее время известно лишь, что член группы «Волонтеры» Альфред Саране трудился в лаборатории ядерной физики Корнеллского университета и передал сведения о строительстве циклотрона. Почему о них Павел Анатольевич Судоплатов ничего не рассказал в своей книге? Может быть, об этих «тайных информаторах Кремля» ничего не знал или предпочитал не говорить в силу понятных причин. Хотя в начале девяностых годов прошлого века факт связи Альфреда Саранса с советской разведкой был многократно озвучен в «открытой» печати. Вместо Павла Судоплатова мы попытаемся ответить на два вопроса. Первый из них: что именно сообщили «Антенна» и члены группы «Волонтеры» в Москву? А второй — была ли вина Центра в «провале» этих ценных агентов? Полный список переданной Юлиусом Розенбергом информации продолжает оставаться секретным. Известно лишь, что сам «Либерал» в декабре 1944 года добыл и вручил советскому разведчику Александру Семеновичу Феклисову (один из шести советских разведчиков, удостоенных звания Герой России за вклад в решение «атомной проблемы» в нашей стране[404]) подробную документацию и образец готового радиовзрывателя. Это изделие высоко оценили наши специалисты. По их ходатайству было принято постановление Совета Министров СССР о создании специального КБ для дальнейшей разработки устройства и о срочном налаживании его производства. Между тем после окончания Второй мировой войны американская печать писала о том, что созданные в период войны радиовзрыватели по своему значению уступают лишь атомной бомбе и на их создание было истрачено свыше одного млрд долларов! И это лишь один эпизод. А ведь только с Александром Семеновичем Феклисовым Юлиус Розенберг встречался 40 или 50 раз. И это не считая рандеву с другими отечественными разведчиками: Анатолием Яцковым, супругами Коэн (оперативные псевдонимы «Лесли» и «Луис») и разведчиком-нелегалом Вильямом Фишером (оперативный псевдоним «Марк»). На каждую встречу с сотрудником или курьером советской разведки он приходил не с пустыми руками. Где тогда он каждый раз брал новые секретные документы? У своих друзей-коммунистов и тех, кто хотел поддержать Советский Союз в борьбе с Германией. Большинство из этих людей не давали расписки о сотрудничестве с советской разведкой, и, может быть, их имена даже не фигурировали в оперативной переписке резидентуры с Центром. Нужно учитывать специфичный метод работы советских агентов в США в годы Великой Отечественной войны. Его принято называть «бригадным». Члены каждой группы (только по линии научно-технической разведки их действовало не менее трех, не считая агентов-одиночек) действовали как бригада. Они прекрасно знали друг друга, часто фотографировали документы вместе, а все добытые материалы передавали через курьера или своего «бригадира». Другая особенность — наличие «пятой колоны», состоящей из американских коммунистов и симпатизирующих этому политическому течению. Один из многочисленных примеров. В 1940 году в университетском городе Беркли в штате Калифорния (Центр научно-исследовательских работ по ядерной физике, впоследствии ставший теоретическим центром американского атомного проекта) трудилось около 100 ученых-коммунистов. И это когда популярность компартии США была не очень высокой (пакт Молотова-Риббентропа вызвал антипатии к СССР коммунистов всего мира). Часть из этих людей впоследствии участвовали в американской атомной программе. Именно среди этих людей агенты советской внешней разведки искали и находили своих информаторов. Были коммунисты и в Лос-Аламосской лаборатории. Весной 1943 года ее основал знаменитый физик и один из руководителей американского атомного проекта Роберт Оппенгеймер «для исследования, конструирования и постройки атомной бомбы». Вот как описывался этот сверхсекретный объект, расположенный в безлюдной местности в штате Нью-Мексико (до ближайшего населенного пункта — небольшого городка Санта-Фе — семьдесят километров), в окружении военных полигонов, в одной из справок, подготовленных сотрудником 3-го отдела Первого управления НКГБ Еленой Михайловной Потаповой:
Среди тех, кого подозревали в связях с советской разведкой, были приехавшие из Беркли в Лос-Аламос коммунисты: Роберт Дэвис (находился на секретном объекте с марта 1943 года по декабрь 1948 года) — заведовал библиотекой секретных отчетов и литературы и Дэвид Хокинс (в Лос-Аламосе с мая 1943 года до лета 1946 года) — занимал различные административные посты. Сотрудничество этих людей с Москвой официально не подтверждено, но оба находились под серьезным подозрением со стороны американской контрразведки. Если бы Роберт Дэвис действительно был агентом советской разведки, то его достижения в сфере «атомного шпионажа» были бы колоссальными. Фактически подчиненные Павла Анатольевича Судоплатова могли бы заказывать нужные секретные материалы с учетом пожеланий Технического комитета. А с Дэвидом Хокинсом, не имевшим к ядерной физике никакого отношения (он был дипломированным философом), другая история. По мнению отдельных американских журналистов и историков, он в Лос-Аламос попал по чьей-то протекции и занял один из административно-технических постов в аппарате управления атомного проекта. Его должность и личные качества характера позволили установить контакты с множеством ученых и инженеров[406]. Маловероятно, что в Лос-Аламос он приехал по собственной инициативе. В 1943 году это место сложно было назвать комфортным. И если у физиков-ядерщиков не было особого выбора, где им еще заниматься научными исследованиями, то у административного работника был шанс найти работу в более цивилизованном месте. Если бы он был агентом Москвы и прибыл в Лос-Аламос, выполняя задание советской разведки или тех, кто работал на нее (например, друзей-коммунистов), то чем бы он занимался? «Тайные информаторы Кремля» предлагали своим коллегам по работе и однопартийцам помочь Москве ускорить процесс создания советской атомной бомбы. Большинство людей отказывалось от участия в шпионаже, но при этом не сообщали о попытке «вербовки в лоб»[407]. Это затрудняло работу американской контрразведки. Например, в конце 1945 года в Нью-Йорк на несколько дней из Лос-Аламоса приехал высокопоставленный сотрудник американского атомного проекта. ФБР не без оснований подозревало этого человека в сотрудничестве с советской разведкой, но доказать ничего не могло. С ним попытался встретиться советский разведчик Анатолий Антонович Яцков — один из шести советских разведчиков, удостоенных звания Герой России за вклад в решение «атомной проблемы» в нашей стране. Из-за того, что американца плотно опекали агенты ФБР, личной встречи не получилось[408]. Этот человек так и не был разоблачен американской контрразведкой. Советский агент Дэвид Грингласс был не таким простым и наивным, как это принято считать. На суде над ним выяснилось, что он должен был поступить в Чикагский университет — одно из учебных заведений, готовящих кадры для американского атомного проекта. Одновременно он, игнорируя предостережения более опытного старшего товарища — Юлиуса Розенберга, пытался вербовать (назовем это так) коллег по службе[409]. Этот эпизод был озвучен в процессе суда, но потом о нем предпочли забыть. Сам судебный процесс по делу супругов Розенберг длился недолго — меньше месяца. Он начался 6 марта 1951 года, а уже 5 апреля того же года судья Ирвинг Кауфмен объявил смертный приговор — казнь на электрическом стуле. В своем последнем слове Юлиус Розенберг сказал:
Мужественный был человек и убежденный коммунист. Он так и не признал себя виновным в участии в советском атомном шпионаже и тем самым не сохранил себе жизнь. А ведь мог. От него не требовалось кого-то предавать, кроме своих убеждений. Просто подтвердить уже известные следователям факты, выступить с покаянной речью на суде и отправиться отбывать наказание в одну из американских тюрем. Вопрос лишь в том, смог ли он бы жить после предательства самого себя? Скорее всего, нет. Возможно, что в момент написания книги (было это в начале девяностых годов прошлого века) Павел Анатольевич Судоплатов продолжал придерживаться официальной точки зрения периода «холодной войны». Супруги Розенберг стали «стрелочниками», когда американским спецслужбам потребовалось объяснить, почему Москва смогла создать свою атомную бомбу. Даже спустя пятнадцать лет после того, как Павел Судоплатов написал «правду о деле Розенбергов», ни Москва, ни Вашингтон не заинтересованы в оглашении правды о деятельности группы «Волонтеров». Если официально признать, что «бригада» под руководством «Антенны» не только существовала, но и активно работала, то придется по-новому взглянуть на историю зарождения и становления отечественной радиоэлектроники, признать, что научно-техническая разведка активно участвовала в этом процессе. Причем ее вклад был очень солидным. В оглашении этого факта не заинтересована и пострадавшая сторона — США. С большой неохотой смирившись с потерей атомных секретов, Америке придется признать, что и во второй по значимости сфере — радиоэлектронике — она проиграла. А ведь были и другие достижения у отечественных «промышленных шпионов». Например, технология изготовления и проявки цветной фотопленки, производства нейлона и нового вида пороха. За добычу этих сведений советский агент Гарри Голд («Безумный», «Раймонд», «Гусь» и «Арно») был награжден в 1943 году орденом Красного Знамени. Случай уникальный для того времени[411]. Кто вы, Гарри Голд?Этот человек стоял у истоков организации производства цветной кино— и фотопленки в СССР. В 1944–1945 годах он регулярно встречался с Клаусом Фуксом и потому спустя много лет был объявлен «атомным шпионом». Его заслуги Москва в 1943 году отметила орденом Красного Знамени, но в 1949 году отказалась спасти его — тайно вывезти из США. В конце сороковых годов прошлого века СССР стал одной из двух стран на планете, способной производить любой вид промышленной продукции, доступной в то время человечеству[412]. В этом немалый вклад и Гарри Голда. В 1950 году американский суд дал ему тридцать лет тюрьмы. А в Советском Союзе о нем приказали забыть. Сотрудничать с Москвой он начал в 1935 году. В июне 1943 года принимал участие в операции «Сульфо» — сборе материалов о разработке бактериологического оружия в Японии, Италии, Германии, США и Великобритании[413]. Мы не будем подробно останавливаться на добытой им лично секретной информации (отметим лишь, что она не имела отношения к атомной бомбе). Для нас важно другое — Гарри Голд исполнял обязанности курьера и регулярно встречался с членами группы «Либералы», да и сам числился в ней. Поэтому нет ничего удивительного в том, что однажды приказ руководства свел его с Дэвидом Гринглассом. В 1965 году Гарри Голда досрочно освободили. Последние семь лет своей жизни он не общался с репортерами и не пытался писать мемуары, а ведь рассказать мог очень много. Умер он в 1972 году. Почему Гарри Голда зачислили в «атомные шпионы»? Как и в ситуации с супругами Розенберг, это было выгодно всем. В США никто не узнал, что скромный химик помог наладить Советскому Союзу производство цветной фото— и кинопленки, а также сообщил о технологиях производства нейлона, пороха и другие ноу-хау, о которых еще не пришло время рассказать. Руководство нашей страны тоже не было заинтересовано в признании этих фактов. Если для супругов Розенберг выбрали роль «мучеников» — жертв американской Фемиды, то для Гарри Голда — роль слабохарактерного агента, который «сломался» под натиском ФБР и стал одним из ключевых свидетелей на процессе по делу «атомных шпионов». «Моей единственной проблемой было то, что я всегда был уверен, что я прав». Такие слова Гарри Голд произнес на суде в 1950 году. Это единственное объяснение всего того, что произошло с ним за 15 лет «двойной» жизни[414]. «Провал» по-американскиОфициальная американская версия звучит примерно так. В середине сентября 1949 года лингвисту русского сектора армейской разведки США Мередиту Гарднеру (в рамках проекта «Венона») удалось прочитать фрагмент шифрограммы из Нью-Йорка в Москву от 15 июня 1944 года, в котором говорилось о передаче неким «Рестом» научного доклада по атомной проблематике агенту советской разведки. Буквально в течение недели ФБР удалось идентифицировать этого «Реста»: им был британский физик Клаус Фукс, работавший в проекте «Манхэттен» в составе Британской миссии. Об идентификации советского агента было немедленно сообщено контрразведке Великобритании, и после многомесячных допросов в конце января 1950 года арестованный сознался в передаче Советскому Союзу материалов по атомной бомбе. Весьма скупые признания советского агента содержали упоминание о некоем «Раймонде» — американском связнике физика, человеке 40–45 лет, 5 футов 10 дюймов роста, коренастом и круглолицем, химике по профессии. Это описание каким-то магическим путем помогло ФБР весьма скоро выйти на соответствовавшего этому описанию Гарри Голда, который 22 мая 1950 года признался, что он был связником доктора Клауса Фукса. После десяти дней непрерывных допросов, 1 июня «Раймонд» вспомнил о встрече в июне 1945 года (на следующий день после встречи с Фуксом) с «молодым солдатом» в Альбукерке. Этим солдатом был механик Дэвид Грингласс, в 1944–1945 годах проходивший армейскую службу на главном объекте проекта «Манхэттен» в Лос-Аламосе. С Гринглассом сработала та же тактика, что с Гарри Голдом: 15 июня агенты ФБР уговорили его ответить на вопросы, затем — на добровольный обыск, и уже в два часа ночи 16 июня Грингласс подписал заявление, в котором признавался, что в 1945 году передавал для Советского Союза информацию и «был завербован своей женой Руфью по просьбе и под руководством своего шурина, Юлиуса Розенберга». Признание Грингласса дало ФБР возможность раскрыть еще один псевдоним из материалов «Веноны». В расшифрованном Мередитом Гарднером еще в 1947 году фрагменте телеграммы нью-йоркской резидентуры от 27 ноября 1944 года упоминалось о жене агента «Либерала» по имени Этель, 29 лет, «знающей о работе мужа», но «не работающей» из-за слабого здоровья. «Либерал» встречался в расшифрованных к тому времени Гарднером фрагментах от 22 октября — 20 декабря 1944 года шесть раз. И теперь с помощью Грингласса удалось наконец-то установить, что «Либерал», до сентября 1944 года выступавший под оперативным псевдонимом «Антенна», и Юлиус Розенберг — «возможно, одно и то же лицо». И сами Гринглассы были соответственно идентифицированы как встречающиеся в расшифровках «Калибр» и «Оса»[415]. «Провал» по-советскиДаже спустя полвека после тех событий историки и ветераны советской внешней разведки продолжают спорить о том, что стало причиной «провала» Гарри Голда. Была ли в этом вина Центра, предательство кого-то из агентов, профессиональная работа американских спецслужб или роковое стечение обстоятельств. Два раза Гарри Голд был на грани провала. Его допрашивали сотрудники ФБР, и казалось, что он проиграл. Но проходили месяцы, и он снова был готов действовать. Первый раз это случилось в 1939 году, когда Яков Голос активно разрабатывался американской контрразведкой. Тогда фамилия Гарри Голд даже не была упомянута на суде. Второй раз — в 1946 году, когда Элизабет Бентли (оперативный псевдоним «Умница») стала сотрудничать с ФБР. Она указала на Гарри Голда как на одного из агентов. Тогда с ним побеседовали, однако оставили на свободе. Его вызов в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности и допрос ее членом Ричардом Никсоном позволили сотруднику советской внешней разведки Максимову, у которого Гарри Голд находился на связи, заключить, что агент «засвечен». Об этом он сообщил в Центр. Весной 1949 года новый куратор агента — офицер советской разведки Иван Каменев (выполняя приказ Центра) внезапно приехал в гости к Гарри. Они поговорили часа два и расстались. После этой беседы от услуг «Раймонда» было решено отказаться. Почему? Можно назвать два обстоятельства: агент исчерпал свои разведывательные возможности (работал в лаборатории обычной больницы) и мог находиться в разработке у американской контрразведки. События, которые последовали за этим визитом, ветеранами советской внешней разведки и независимыми исследователями трактуются по-разному. Одни убеждены, что Гарри Голд сотрудничал с ФБР. Если это так, то почему тогда американская контрразведка не смогла вычислить гостя Гарри — и не кого-нибудь, а второго секретаря представительства СССР в ООН? По мнению коллег Ивана Каменева, сделать это было достаточно просто. Вот как описывал его Максимов. Он «выделялся в толпе из тысячи людей: он небольшого роста, голова крупная, высокий лоб, как у мудреца». Для американцев он так и остался «неизвестным русским». На следствии «Раймонд» сначала говорил об одной встрече, а потом вдруг заявил, что была и вторая. Если бы он работал под «контролем» ФБР, то такой ситуации не могло возникнуть. Даже если бы рандеву происходили внезапно и американцы не успевали к ним подготовиться, то агент должен был доложить о визитах советского разведчика. Удивляет и тот факт, что Голд во время свидания не настаивал на возобновлении работы, хотя очень обрадовался, когда увидел Каменева. Маловероятно, что ФБР отказалось от идеи начать игру со спецслужбой главного противника. А другие, наоборот, утверждают, что Голда просто бросили на произвол судьбы. Во время встречи Иван Каменев сказал, что в Центре разработан план экстренного тайного вывоза его из США. Если агент почувствует опасность, то должен стоять в определенном месте с курительной трубкой. Сигнал примут и ему сообщат, что нужно делать. И Гарри несколько раз появлялся в условном месте с трубкой, но никто не вступил с ним в контакт. Его сигнал о помощи просто проигнорировали. Списывать это на нелепую случайность или нежелание Центра рисковать — не совсем корректно. Достаточно сказать, что у других агентов, за которых активно бралось ФБР, был реальный шанс покинуть США. Каждый решал сам: воспользоваться или нет этим шансом. Есть и третья точка зрения. Спустя много лет Иван Каменев в одном из интервью[416] произнес такую фразу: «Все считают, что я как будто бы подвел Голда, а через него — Розенбергов, о существовании которых я не имел ни малейшего представления до того, как объявили об их аресте». Под словом «все» он подразумевал несколько человек из разведки, включая двух-трех ныне здравствующих ветеранов — таких, как Максимов. Хотя с 1950–х гг. Каменев больше никогда и ни с кем не обсуждал свою уже ставшую легендой конспиративную операцию. В любом случае Иван Каменев своим визитом не подтвердил связь Гарри Голда с советской разведкой. Говоря другими словами, он не привел «хвост». Значит, было что-то еще, что позволило коллегам считать разведчика причиной ареста «Раймонда». Что именно? Об этом мы, наверное, никогда не узнаем. Гарри Голда арестовали 22 мая 1950 года. Считается, что его выдал Клаус Фукс. Физик подробно описал своего связника (приметы, род занятий и т. п.), а потом опознал его по фотографии. Возможно, что свою роль сыграли и данные, полученные в ходе операции «Венона» (дешифровка американцами перехваченных советских разведсообщений). Глава 8Первое главное управление КГБ. 1954–1991 годы 30 июня 1954 года было принято решение ЦК КПСС «О мерах по усилению разведывательной работы органов государственной безопасности за границей». В соответствии с ним перед внешней разведкой ставились следующие основные задачи: усилить разведывательную работу против США и Англии как главных агрессивных государств; своевременно выявлять агрессивные планы США и НАТО, других враждебных СССР стран, направленные на подготовку и развязывание новой войны; добывать достоверную, главным образом документальную, разведывательную информацию о внешнеполитических планах и практических мероприятиях США и Англии, противоречиях между ними и другими капиталистическими странами; освещать внутриполитическое и экономическое положение ведущих капиталистических стран, их торговую и экономическую политику, деятельность международных организаций и планов США и Англии по использованию этих организаций против СССР и других стран Варшавского договора. В области научно-технической разведки ставились задачи добывания документальных материалов по важнейшим открытиям и военным изобретениям в области атомной энергии, реактивной техники, радиолокации и образцов новейшей техники. По линии внешней контрразведки ставилась задача агентурного проникновения в разведывательные, контрразведывательные и полицейские органы стран НАТО, предупреждать и парализовывать их подрывную деятельность против СССР[417]. В шестидесятые годы прошлого века перед советской внешней разведкой стояли следующие задачи:
Именно тогда были сформированы три основных направления деятельности советской внешней разведки:
Если объективно оценивать результаты деятельности по каждому из указанных направлений, то максимальных результатов удалось достичь только в сфере научно-технической разведки. В сфере политической разведки (об этом будет подробно рассказано ниже) в США и странах Западной Европы результаты были скромными. Большинство агентов — мелкие чиновники и журналисты. Если говорить о внешней контрразведке, то здесь успехи еще меньше. Если на Москву в годы «холодной войны» работало не более десяти высокопоставленных кадровых сотрудников американских, британских и французских спецслужб, то на Запад несколько десятков. Соотношение не в нашу пользу. Почему так произошло? Одна из причин такого большого количества случаев предательства кадровых офицеров ПГУ КГБ и ГРУ в годы «холодной войны» — снижение эффективности кадровой работы. В органы внешней разведки часто попадали люди, которые по своим морально-психологическим качествам не подходили для такой деятельности. Другая причина — появление группы «блатных» (имели высокопоставленных отцов, связи, из каждой командировки привозили подарки нужным людям и т. п.). Если в тридцатые годы прошлого века основной мотив перехода на сторону противника была обоснованная боязнь стать жертвой политических репрессий (считаные единицы из числа кадровых сотрудников разведки ушли на Запад, руководствуясь материальными соображениями), то после 1953 года — два мотива двигали предателями. Первый — боязнь понести наказание за совершенный проступок (жертвы «медовых ловушек», спекуляции и т. п.), которые знали, что если об их грехе узнает руководство, то больше за рубеж не выпустит. Второй — желание навечно остаться на Западе. Все, других причин не было, что бы ни говорили «перебежчики» о своих идеологических разногласиях с советской властью. В семидесятые годы прошлого века перед советской внешней разведкой стояли следующие задачи:
В восьмидесятые годы прошлого века перед советской внешней разведкой стояли следующие задачи:
Структура центрального аппаратаВ 1954 году центральный аппарат имел такую структуру: Руководство разведки (начальник ПГУ КГБ и его заместители, коллегия ПГУ КГБ). Секретариат. Управление нелегальной разведки. Управление научно-технической разведки. Управление внешней контрразведки. Отделы: Американский; Латинской Америки; Скандинавских стран и Финляндии; Германии, Австрии и Швейцарии; Франции и Бенилюкса; Дальневосточный (Япония, Корея); Юго-Восточной Азии; Ближнего и Среднего Востока; отдел «Д» (активные мероприятия); шифротдел[421]. Структура центрального аппарата в начале шестидесятых годов прошлого века: Руководство ПГУ (начальник и его заместители); Секретариат (секретное делопроизводство, обеспечение функционирования аппарата разведки). Управление нелегальной разведки. Управление оперативной техники. Службы: активных мероприятий; информационно-аналитическая; шифровальная. Функциональные отделы: научно-технической разведки; внешней контрразведки; эмиграции; специальных операций. Линейные отделы: США; Англия и Северная Европа; Латинская Америка; Южная Европа; Западная Европа; Ближний и Средний Восток; Дальний Восток. Позднее появился и Африканский отдел[422]. Структура центрального аппарата в семидесятые годы прошлого века: Руководство разведки, заместители начальника по географическим регионам (по Американскому континенту, Европе, Азии, Ближнему Востоку и Африке и т. д.). Коллегия ПГУ. Секретариат. Отдел кадров. Управление «С» (нелегальной разведки): Руководство (начальник и четыре заместителя); 1-й отдел — нелегалы центра (основные операции элитной группы нелегалов); 2-й отдел — документация и легенды по региональным вопросам; 3-й отдел — подбор и подготовка нелегалов; 4-й отдел — Северная и Южная Америка; 5-й отдел — Западная Европа; 6-й отдел — Китай, Япония и Юго-Восточная Азия; 7-й отдел — Северная Африка, Средний Восток, Индостан; 8-й отдел — прямые действия (диверсии, саботаж); 9-й отдел — безопасность; 10-й отдел — работа на советской территории. В легальных зарубежных резидентурах сотрудники управления «С» составляли так называемую линию «Л» (поддержка нелегалов). Начальник линии «Л» являлся заместителем резидента. Управление «Т» (научно-технической разведки). Управление «К» (внешней контрразведки). Структурно управление «К» состояло из шести оперативных отделов, из которых три специализировались на эмиграции, центрах идеологических диверсий, проблемах терроризма, работе на каналах международных транспортных перевозок и внутренней безопасности. Седьмой отдел (информационный) аккумулировал информацию, поступавшую из оперативных отделов, а также из других подразделений ПГУ, КГБ и ГРУ ГШ ВС СССР. Этот же отдел готовил обобщающие справки об оперативной обстановке за границей, ежедневные сводки о происшествиях в совколониях, а также долгосрочные прогнозы. В зарубежных резидентурах сотрудники управления «К» составляли так называемую линию «КР», начальник которой был заместителем резидента. Управление оперативной техники. Самостоятельные службы: 1-я служба (информационно-аналитическая); служба «А» (активных мероприятий) служба «Р» (разведывательно-аналитическая); шифровальная служба. Линейные отделы: США и Канады; Латинской Америки; Англии и Северной Европы; Южной Европы; Ближнего Востока; Среднего Востока; Юго-Восточной Азии; Африки; Центральной Азии и т. д. Всего в ПГУ в этот период насчитывалось до 20 отделов[423]. Структура центрального аппарата в первой половине восьмидесятых годов прошлого века. Руководство (начальник и его заместители). Коллегия. Секретариат. Административно-хозяйственные службы: дежурная часть; отдел кадров; административный отдел; финансовый отдел; отдел дипломатической почты; оперативная библиотека. Оперативные управления и службы: Управление «С» (нелегальная разведка); Управление «Т» (научно-техническая разведка); Управление «К» (внешняя контрразведка); Информационно-аналитическое управление; Управление «Р» (оперативное планирование и анализ). Осуществляло детальный анализ операций ЛГУ за рубежом; Управление «А» (активные мероприятия). Отвечало за проведение операций по дезинформации и работало в тесном контакте с соответствующими отделами ЦК КПСС (международным, пропаганды и соцстран); Управление «И» (компьютерная служба ПГУ); Управление «РТ» (разведывательные операции на территории Советского Союза); Управление «ОТ» (оперативно-техническое); Служба «Р» (радиосвязь); Служба «А» Восьмого главного управления (шифровальная служба ПГУ). Институт разведки. Географические отделы: 1-й отдел — США, Канада; 2-й отдел — Латинская Америка; 3-й отдел — Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, Скандинавия; 4-й отдел — ГДР, ФРГ, Австрия. 5-й отдел — страны Бенилюкса, Франция, Испания, Португалия, Швейцария, Греция, Италия, Югославия, Албания, Румыния; 6-й отдел — Китай, Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Северная Корея; 7-й отдел — Таиланд, Индонезия, Япония, Малайзия, Сингапур, Филиппины; 8-й отдел — неарабские страны Ближнего Востока, включая Афганистан, Иран, Израиль, Турцию; 9-й отдел — англоязычные страны Африки; 10-й отдел — франкоязычные страны Африки; 11-й отдел — контакты с социалистическими странами; 15-й отдел — регистрация и архивы; 16-й отдел — электронный перехват и операции против шифровальных служб иностранных государств; 17-й отдел — Индия, Шри-Ланка, Пакистан, Непал, Бангладеш, Бирма; 18-й отдел — арабские страны Ближнего Востока, Египет; 19-й отдел — эмиграция; 20-й отдел — контакты с развивающимися странами[424]. Структура легальной зарубежной резидентурыРезидент. Оперативный персонал: заместитель резидента по линии «ПР» (политическая, экономическая и военно-стратегическая разведка, активные мероприятия), сотрудники линии, составитель отчетов; заместитель резидента по линии «КР» (внешняя контрразведка и безопасность), сотрудники линии, офицер безопасности посольства; заместитель резидента по линии «X» (научно-техническая разведка), сотрудники линии; заместитель резидента по линии «Л» (нелегальная разведка), сотрудники линии; сотрудники линии «ЭМ» (эмиграция); сотрудники специального резерва. Вспомогательный персонал: офицер оперативно-технического обеспечения, сотрудники группы «Импульс» (координация радиосвязи групп наблюдения); офицер направления «РП» (электронная разведка); сотрудники направления «И» (компьютерная служба); шифровальщик; радист; оперативный водитель; секретарь-машинистка; бухгалтер[425]. Рапортуя в ЦК КПСС об успехахОб успехах советских Штирлицев на фронтах «холодной войны» и в тылу Главного противника (так в официальных документах часто именовали США) можно узнать из секретных отчетов, которые руководство КГБ регулярно направляло в ЦК КПСС. Так, в 1975 году активизировала свою работу нелегальная разведка по США и КНР, а также в районах кризисных ситуаций. В том же году повысился уровень контрразведыватёльной работы за границей (в первую очередь по «линии КР» (внешняя контрразведка), в результате чего сорвано большое количество подрывных замыслов противника в отношении советских граждан и учреждений. Среди достижений следует отметить факт проведения более 80 акций против спецслужб США, а также реализацию ряда мероприятий по агентурному проникновению в спецслужбы США, ФРГ и КНР. Благодаря этому удалось получить значительное количество ценных оперативных материалов о деятельности иностранных разведывательных служб[426]. А вот отдельные результаты деятельности советской внешней разведки в 1976 году.
Среди успехов отечественной внешней разведки, датированных 1977 годом, следует отметить «добычу шифров правительственных органов ряда государств, что дало возможность регулярно получать ценную секретную информацию». Разумеется, даже в отчете в ЦК КПСС не были названы страны, чью секретную переписку регулярно читали в Москве. В том же году сотрудниками центрального аппарата внешней разведки было подготовлено:
В 1978 году внешней разведкой были получены документальные и иные ценные материалы о внешней и внутренней политике США и Китая, а также об их подрывной деятельности в отношении СССР и стран Варшавского блока. Также активно освещалась деятельность руководящих органов НАТО.
Среди основных направлений деятельности внешней разведки в 1980 году авторы ежегодного «Отчета о работе Комитета госбезопасности» на первое место поставили:
На втором месте — успехи в сфере добычи:
На третьем месте — отслеживание ситуации в регионах, где складывалась кризисная обстановка и возникали очаги военных конфликтов (Ближний и Средний Восток, Юго-Восточная Азия и др.). Также повышенное внимание уделялось добыче планов активизировавшихся в конце семидесятых годов прошлого века различных террористических организаций. Если брать количественные показатели, то было подготовлено свыше 8 тысяч материалов, в том числе 500 аналитических записок. Около 6 тысяч материалов направлено в ЦК КПСС и Совет Министров СССР. Остальные документы — в различные министерства и ведомства[432]. Научно-техническая разведкаНа XX съезде КПСС Никита Хрущев, кроме того, что разоблачил «культ личности» Иосифа Сталина, в качестве положительных примеров развития советской науки и техники назвал три фундаментальных направления: решение проблемы получения атомной энергии, новые шаги в укреплении обороноспособности страны и создание электронно-вычислительной техники[433]. Тем самым советский лидер признал естественной ситуацию, когда активно использовались украденные чужие секреты. Наиболее ярко это проявилось в создании первой советской атомной бомбы. Можно долго спорить о величине вклада советской разведки, но то, что она сыграла значительную роль в развитии атомной сферы, подробного доказательства не требует. С укреплением обороноспособности тоже все понятно. Вспомним многочисленные конструкторские бюро, работавшие в советской зоне оккупации Германии, и активную работу отечественной разведки в военно-технической сфере в военные и первые послевоенные годы. Третье направление — электронно-вычислительная техника. Следует заметить, что, например, серийное производство ЭВМ первого поколения, построенных на электронно-вакуумных лампах, началось в СССР в 1954 году и отставало от США примерно на три года. Это позволило советским конструкторам вычислительной техники регулярно посещать иностранные компании, часто с целью заимствования ноу-хау. Так, архитектура машины «Атлас» Манчестерского университета (Великобритания) была использована при проектировании отечественной БЭСМ–6. Успех этой модели был обеспечен благодаря использованию западных передовых идей[434]. Наступление эпохи научно-технической революции требовало совершенно другого подхода — международной кооперации в сфере научно-технического сотрудничества. Однако президент Академии наук СССР Александр Николаевич Несмеянов заявил на XX съезде КПСС прямо противоположное:
Среди основных направлений научно-технического развития Советского Союза в период 1956–1960 годов были названы: • максимальное использование конструкторскими и проектными организациями достижений отечественной и зарубежной науки и техники; • осуществление широкомасштабных мероприятий по повышению технического уровня производства во всех отраслях промышленности на основе дальнейшего развития электрификации, комплексной механизации и автоматизации, внедрение новейшего высокотехнологического оборудования и передовой технологии, широкая замена и модернизация оборудования[436]. Как видим, речь снова идет об использовании зарубежного опыта. Понятно, что «новейшее высокотехнологическое оборудование» можно было получить только на Западе. Каким путем — не столь важно в данном контексте. Главное, что в его разработке не будут участвовать отечественные ученые. На XXII съезде КПСС Никита Хрущев в Отчетном докладе сформулировал задачи по овладению рубежами технического прогресса: быстрейшее и наиболее полное использование его результатов; учет и хранение зарубежного опыта; широкое развитие специализации и координации; ускорение темпов комплексной механизации и автоматизации производства. По мнению докладчика, передовая техника представляет собой неотъемлемое звено «коммунистической экономики»[437]. Подход сохранился. И даже смена вождей не смогла ничего изменить. На XXIII съезде КПСС в своем докладе Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин констатировал наличие неоправданного разрыва между теоретическими исследованиями и конструкторской разработкой. А это, по мнению Центрального Комитета, вело к отставанию СССР в освоении мировой компьютерной революции, в технологии производства, в экономике, планировании, учете, проектно-конструкторских разработках, научных исследованиях[438]. В семидесятые годы прошлого века Советский Союз не только занимал лидирующие позиции по количеству украденных и успешно внедренных иностранных технологий, но и имел самую совершенную систему государственного промышленного шпионажа. Она функционировала по тем же законам, что и другие отрасли отечественного производства или науки. История ее формирования и эволюции — тема для отдельной книги. Основные принципы функционирования системы были заложены еще в двадцатые годы прошлого века и оставались неизменными на протяжении всего периода существования СССР. Менялись правители и названия организаций, но постоянной оставалась сама схема. Может быть, она сохранилась бы и в современной России, но конверсия и рыночные реформы почти полностью разрушили отечественный военно-промышленный комплекс. Первый принцип — добывается только заказанная информация. Если в царской России кража чужих технологий носила хаотичный характер, то большевики первым делом упорядочили этот процесс. Это позволило эффективно использовать скудные ресурсы — временные, материальные, людские. Был учтен неудачный опыт Германии во время Первой мировой войны. Несмотря на то что противник располагал великолепной многочисленной «пятой колонной» в царской России, он так и не смог воспользоваться этим преимуществом. Дело в том, что если бы все эти люди начали активно поставлять информацию, то в Берлине просто физически не смогли бы оперативно обрабатывать весь поток, а тем более на его основе принимать определенные решения. Советская разведка с момента своего создания начала привлекать к составлению заданий для своих сотрудников и их агентов специалистов. Например, вопросник, составленный в начале двадцатых годов прошлого века для агентурной сети во Франции, продолжал использоваться лет десять. Ведь там были «вечные» вопросы, ответы на которые интересовали специалистов постоянно. Второй принцип — целенаправленность. Задание должно быть выполнено любой ценой. Для большинства советских разведчиков эта догма стала одним из главных принципов. Поэтому искались любые, самые изощренные способы добычи секретной информации. Подкуп, шантаж, кража. Часто в роли «рыцарей плаща и кинжала» выступали обычные люди. В стране, где «государством может управлять даже кухарка», это не считалось необычным поступком. Особенно распространено это явление было в 30–40-е годы. Третий принцип — многоликость. Профессиональный разведчик мог скрываться под маской дипломата, сотрудника аппарата международной организации (например, ООН), представителя одного из внешнеторговых объединений или просто гражданского специалиста или ученого. Его коллега без специальной подготовки мог работать кем угодно, а о его тайной жизни знало только два или три человека из КГБ, один из которых курировал работу «добровольного помощника». Четвертый принцип — конспиративность и централизованность. Крайне редко представители «закрытых» НИИ или КБ общались с теми, кто добыл заказанную ими информацию. И дело не только в скромности «бойцов невидимого фронта», но и в оптимизации труда. Например, сразу три организации, КГБ, ГРУ и Министерство внешней торговли, занимались добычей оборудования, которое было запрещено к ввозу в страны Восточной Европы. К этому следует добавить еще несколько структур, которые добывали информацию легальными путями. Один из них — анализ иностранных технических журналов. По статистике эта процедура позволяет удовлетворить потребность в информации на 90 %. Поэтому все потребители заранее подавали заявки на необходимую информацию в свои министерства и ведомства. Затем военно-промышленная комиссия готовила сводный перечень вопросов и раздавала его всем органам добычи. Аналогичным путем происходило распределение. Тем самым удавалось сохранить в тайне друг от друга имена потребителей и добытчиков. Это позволяло свести до минимума ущерб при предательстве представителя ВПК или разведки. С другой стороны, военно-промышленная комиссия могла контролировать все процессы в области государственного промышленного шпионажа, при этом и ей не были известны источники информации и результаты внедрения той или иной технологии. 30 июня 1954 года было принято решение ЦК КПСС «О мерах по усилению разведывательной работы органов государственной безопасности за границей». В соответствии с ним перед подразделениями научно-технической разведки ставилась задача добывания документальных материалов по важнейшим открытиям и военным изобретениям в области атомной энергии, реактивной техники, радиолокации и образцов новейшей техники. В конце шестидесятых годов прошлого века у 10-го отдела (научно-техническая разведка) ПГУ КГБ было семь приоритетных направлений, которые определил его руководитель Л. Р. Квасников: ядерное, авиакосмическое, электронное, медицинское, химическое, по разной технике и информационно-аналитическое (выполнение заказов различных ведомств)[439]. Каждое направление в Центре курировали два-три сотрудника. В начале семидесятых годов прошлого века по предложению председателя КГБ Юрия Андропова была разработана советская разведывательная доктрина. В этом документе говорилось о задачах научно-технической разведки:
Далее в доктрине говорилось о том, что научно-техническая разведка среди «активных операций проводит мероприятия, способствующие росту экономической и научно-технической мощи Советского Союза». А при
В области специальных операций, где «используются особо острые средства борьбы», применяются в качестве одного из средств
В семидесятые годы прошлого века научно-техническая разведка продолжала оставаться одним из приоритетных направлений работы КГБ. Об этом свидетельствует такой факт. Американская легальная резидентура финансировалась крайне скудно. Поясним, что речь идет о расходах на содержание аппарата, а не на оплату услуг источников секретной информации. Одна из проблем — автотранспорт. Сотрудники были вынуждены покупать автомобили за свой счет. Машины из служебного автопарка в первую очередь использовались в мероприятиях политической и научно-технической разведки[441]. В начале восьмидесятых годов прошлого века в Управление «Т» ПГУ КГБ служило около 1000 человек. Из них 300 работали за рубежом в легальных резидентурах, а остальные трудились в Центре[442]. Охота за западными технологическими секретами велась не хаотично, а по заранее разработанному плану. Существовал перечень вопросов, на которые советские специалисты хотели получить исчерпывающие ответы. Они охватывали все, начиная от технологий и заканчивая отдельными узлами определенной модели аппаратуры. Разведывательный план хранился в помещениях, занимаемых легальными резидентурами за рубежом, в строгой секретности. Он представлял собой объемный альбом, выполненный на специальной толстой бумаге. Все листы сшивались, чтобы предотвратить пропажу той или иной страницы. Применялась также их двойная нумерация. Каждый офицер советской разведки, прежде чем воспользоваться планом, заполнял специальный формуляр, где указывал причину, по которой ему понадобился документ[443]. Кроме этого, существовал список западных компаний — объектов оперативного интереса советской разведки. Если офицеры, работающие по линии «КР» (внешняя контрразведка), обязаны были приложить максимум усилий для проникновения в спецслужбы стран вероятного противника, то для сотрудников НТР такими организациями были промышленные предприятия. Сотрудников этих компаний, которые имели доступ к секретным документам, нужно было вербовать вне зависимости от того, поможет или нет потенциальный источник секретной информации выполнить годовой разведывательный план. По США этот список состоял на начало 80-х годов из 32 позиций: 1. «Дженерал электрик»; 2. «Боинг»; 3. «Локхид»; 4. «Рокуэлл интернейшнл»; 5. «Мак-Доннелл-Дуглас»; 6. «Вестингауз Электрик»; 32. «Пан-Америкэн уорлд эйруэйз». Хотя на самом деле объектов повышенного внимания у советской разведки было значительно больше. Ведь в стране 11 000 предприятий так или иначе были связаны с оборонной промышленностью. Это более 4, 5 миллиона рабочих и служащих. Из них 900 000 имели допуск к 19, 6 миллиона секретных документов в 1984 году. Для Франции он выглядел так: 1. «Аэропасьяль»; 2. «Дассо»; 3. «Снеема»; 4. «Матра»; 5. «Тисон»; 6. «Понар»[444]. Расскажем теперь о результатах научно-технической разведки в семидесятые годы прошлого века. В 1973 году по линии Управления «Т» ПГУ КГБ было получено 26 000 документов и 3700 «образцов». Несмотря на то что лишь часть из них носила секретный характер, там были и совершенно секретные материалы о ракете «Сатурн», космических миссиях «Аполлона», о ракетах «Посейдон», «Онест Джон», «Редай», «Роланд», «Гидра» и «Змея», документация по широкофюзеляжному реактивному самолету «Боинг 747» и компьютерная технология, впоследствии скопированная при создании компьютера «Минск–32»[445]. Согласно данным, взятым из Отчета о работе Комитета госбезопасности за 1975 год (этот документ был подготовлен для ЦК КПСС), в министерства и ведомства было направлено около 29 000 материалов и 4287 типов образцов. В соответствии с заданиями Комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам реализовано около 13 000 материалов и 2000 образцов. По заданиям Государственного Комитета Совета Министров СССР по науке и технике реализовано 857 материалов и более 30 типов образцов.
В 1976 году сотрудники центрального аппарата и зарубежных резидентур, работавшие по линии научно-технической разведки, сосредоточили свои усилия:
В 1977 году:
За период с 1972 по 1977 год Управление «Т» ПГУ КГБ СССР получило 140 000 документов научно-технического характера и свыше 20 000 «образцов» Добытая документация позволила сэкономить более миллиарда рублей для советской экономики и ускорила научные исследования в ряде областей науки и техники на период от двух до шести лет[449]. В 1975 году, по неполным данным, в странах Западной Европы имелось[450]:
В 1978 году:
С 1974 года по 1979 год в операциях по линии НТР в странах Европы участвовало сотрудников легальных резидентур: Белград — 4; Берн — 6; Бонн — 9; Брюссель — 10; Кельн — 13; Копенгаген — 13; Женева — 7; Гаага — 6; Хельсинки — 10; Лиссабон — нет данных; Лондон — нет данных; Осло — нет данных; Париж-36; Рим — 17; Стокгольм — 19; Вена — 38[452]. В 1980 году были получены документальные материалы и образцы по важным проблемам экономики, науки, техники США, других ведущих капиталистических стран, а также КНР. Особое внимание было уделено освещению вопросов, касающихся состояния и тенденций развития военно-прикладных отраслей науки и техники, работ в области создания и совершенствования стратегических систем оружия, развития ядерной энергетики, ракетно-космической техники, радиоэлектроники.
В 1980 году 61,5 % информации ВПК поступили из американских источников (некоторые из них находились за пределами США); 10,5 % — из Западной Германии; 8 % — из Франции; 7,5 % — из Британии __% — из Японии. В 1980 году ВПК выдал ориентировки для 3617 «поисковых заданий», из которых 1085 были выполнены в течение года, что содействовало реализации 3396 советских проектов в области НИОКР. Управление «Т» ПГУ КГБ было главным поставщиком информации[454]. Согласно заявлениям западных авторов:
Операции научно-технической разведкиВо время «холодной войны» советская внешняя разведка добилась более заметных успехов в сборе научных и технических разведданных по Главному противнику — США, чем в проникновении в федеральное правительство этой страны. В 1963 году был повышен статус Научно-технического отдела ПГУ, ставшего Управлением Т. Большинство заданий поступало от Военно-промышленной Комиссии (ВПК). По утверждению западных авторов, в начале шестидесятых годов прошлого века более 90 % заданий от ВПК касались Главного противника. Среди американской научно-технической информации, добытой советской внешней разведкой в то время, была разведывательная информация о самолетных и ракетных технологиях, турбореактивных двигателях (от источника в «Дженерал электрик»), реактивном истребителе «Фантом», ядерных исследованиях, компьютерах, транзисторах, радиоэлектронике, химических технологиях и металлургии. Среди тех, кто снабжал Москву научно-техническими секретами, были: • «Старик» и «Борг» — занимались научными исследованиями в ВВС США; • «Урбан» — высокопоставленный сотрудник «Келлог Текнолоджи Компании» в Хьюстоне, который являлся агентом с 1940 года и до 1945 года в оперативной переписке резидентуры с Центром фигурировал как «Перс»[456]; • «Берг» — старший инженер, работал в Сперри-Рэнд (компания, разработавшая компьютер UNIVAC, предназначенный для коммерческого применения[457])[458]; • «Вил» работал на химическом производстве «Юнион карбайд»; • «Фелке» трудился в корпорации «Дюпон де Немур» (нефтехимия и биомедицина); • «Усач» — американский ученый из Брукхэвенской национальной лаборатории в Аптоне, Нью-Йорк, занимался правительственными исследованиями в области ядерной энергии, физики высоких энергий и элек• троники; «Нортон» из «Ар-Си-Эй», производившей электронное оборудование, оборудование телесвязи и военное оборудование[459]. Инженер-электронщик Джон Бутенко, который работал на дочернюю компанию ITT, выполнявшую секретную работу для Стратегического авиационного командования. Был задержан 23 октября 1963 года на автостоянке в Энглвуде (штат Нью-Джерси), вместе с советскими «контактами»: Глебом Павловым, Юрием Ромашиным и Игорем Ивановым. В 1964 году агент был приговорен к 30 годам тюремного заключения[460]. Полковник Уильям Вален, который передавал разведывательную информацию по ракетам и атомному оружию[461]. Большинство названных и неназванных агентов сотрудничало с Москвой исключительно на материальной основе. Политическая романтика и желание помочь СССР одержать победу над общим врагом — Третьим рейхом — остались в прошлом. Теперь главный противник — Советский Союз, а ФРГ — партнер по НАТО. В 1963 году резидентура в Нью-Йорке передала 114 секретных научно-технических документов на 7967 страницах и 30 131 несекретный документ на 181 454 страницах, а также 71 «образец» современных технологий и другие предметы. Вашингтонская резидентура направила в Центр 37 секретных документов (3944 страниц) и 1408 несекретных документов (34 506 страниц). В 1970 году нью-йоркская и вашингтонская резидентуры имели на связи каждая по девять агентов и по пять «доверительных источников». В 1973 году в нью-йоркской резидентуре была создана новая должность — резидент в США по научно-технической разведке. Обязанностью нового резидента по НТР было — координировать операции по линии НТР в трех американских резидентурах, а также попытаться обойти эмбарго на экспорт современных технологий в Советский Союз. К 1975 году управление «Т» Первого Главного Управления КГБ имело 77 агентов и 42 доверительные связи, работавших против американских объектов как в самих Соединенных Штатах, так и за их пределами. Известны оперативные псевдонимы отдельных агентов и «доверительных» источников, а также дата их вербовки. В 1971 году начал сотрудничать с советской внешней разведкой агент «Софт». В 1973 году завербован агент «Майк». В 1974 году стали «тайными информаторами Москвы»: «Маг», «Отпрыск», «Саркис», «Угниус»[462] и «Шеф» — профессор Макмастерского университета[463]. В 1975 году завербованы агенты «Антон» и «Арам». В 1976 году начал сотрудничать с советской внешней разведкой агент «Чехов». В 1977 году стал «тайным информатором Москвы» агент «Турист». В 1978 году завербованы «Сатурн» — занимал важный научный пост в американской компании «Макдонелл Дуглас» и «Зенит» — научный сотрудник американской компании TRW. В 1979 году начал сотрудничать с советской внешней разведкой агент «Троп» — американский ученый, работавший в Арагонской национальной лаборатории Чикагского университета[464]. Другими агентами советской научно-технической разведки, работавшими в Соединенных Штатах в семидесятые годы прошлого века, даты вербовки которых неизвестны, были «Джо» — военный инженер — электрик, передававший ценную информацию о военных системах связи[465], «Майкл» — ученый в Массачусетском технологическом институте[466], «Фрей» — сотрудник компании «IBM»[467], «Лонг», «Патриот» и «Ридел». К ним следует добавить еще пять «доверительных контактов»: «Клара» (1972 год), «Курт» (1973 год), «Цорн» (1977 год), «Велло» (1963 год) и «Вейт» (1973 год). Также есть еще группа источников, чей статус (агент или «доверительный контакт») не ясен. Перечислим их: «Фогель», «Фрей», «Изольда», «Озон», «Розек», «Спринтер», «Теплотехник», «Вайс», «Алгоритм», «Автомобилист», «Чарльз», «Клим», «Одиссей», «Павел» и «Руфь»[468]. Расскажем теперь о том, что происходило в годы «холодной войны» на территории Франции. В 1961 году во Франции советская разведка организовала инженерную фирму, назначив ее директором французского подданного. Компания на протяжении 14 лет выполняла государственные оборонные заказы, пока местная контрразведка не обнаружила, что это была всего лишь «крыша», которую русские использовали для добычи информации о натовских военных системах раннего оповещения, а также о французских военных и гражданских секретах[469]. В годы «холодной войны» в руководстве европейского филиала американской компании IBM трудился советский агент «Альвар». Свои услуги Москве он предложил еще в 1935 году. В 1958 году его наградили орденом Красного Знамени. Когда в конце семидесятых годов прошлого века агент вышел на пенсию, то Москва «назначила» советскую пенсию в размере 300 долларов в месяц в дополнение к его пенсии в компании — определенное свидетельство его высокой оценки Центром. В этом нет ничего удивительного. Так, в начале шестидесятых годов прошлого века «Альвар» передал в Центр разведывательную информацию по производству американских транзисторов. По мнению западных авторов, она не только сыграла важную роль в повышении качества советских транзисторов, но и на полтора года ускорила начало их массового производства. От агента была также получена научно-техническая информация по системам компьютерных сетей, которую позже скопировало советское Министерство обороны. «Альвар» был не единственным, кто трудился в IBM. Среди прочих агентов, которые передавали технологическую и научно-техническую информацию из этой компании, был некий скандинав «Хонг». С 1960 по 1966 год он работал в европейском филиале IBM и неоднократно приобретал материалы и образцы, на которые было наложено эмбарго, общей стоимостью 124 000 долларов, которые он затем передавал КГБ. Первоначально ему платили 10 % комиссионных, впоследствии — 15 % от стоимости закупок в IBM. Позднее агент трудился в различных подразделениях ООН по всему миру. В 1982 году, через год после выхода на пенсию, советская разведка провела с ним 150–ю (!) последнюю встречу[470]. В конце 1962 года офицер советской внешней разведки В. Золотаренко завербовал оператора множительной техники (делал фотокопии документов). Агент работал в консультативной группе по научным исследованиям в области аэронавтики. Это подразделение НАТО специализировалось на аэронавтических исследованиях и разработках. Его задержали 20 декабря 1980 года, а 7 февраля 1984 года суд присяжных города Парижа приговорил его к 10 годам тюремного заключения[471]. В 1965 году с территории Франции был выдворен представитель «Аэрофлота» С. Павлов. Он занимался сбором информации о совместном англо-французском проекте самолета «Конкорд». В аэропорту у него обнаружили чертежи турбодвигателя «Олимпус», предназначенного для «Конкорда» и новейшей радарной системы. Это событие — лишь один из эпизодов операции «Брунгильда». Ее цель — добыча документации по сверхзвуковому лайнеру «Конкорд». Во Франции и Англии в ней было задействовано более 20 агентов восточноевропейских разведок. В качестве курьера, который доставлял в ГДР материалы от многочисленных источников, работал с 1959 по 1964 год 69-летний пенсионер Ж. Супер. Трудовая карьера этого человека закончилась, когда его арестовала бельгийская контрразведка. Он довольно быстро начал сотрудничать со следствием и рассказал все. Через какое-то время арестовали инженера Г. Штайнбрехера, который работал во Франции и Бельгии. Он регулярно, в течение пяти лет, посещал авиасалоны в Ле Бурже и Фанборо с целью установления нужных контактов. Его арестовали в 1964 году и приговорили к 12 годам тюрьмы. В середине шестидесятых годов прошлого века к сотрудничеству с ПГУ КГБ был привлечен сотрудник совместного швейцарско-французского предприятия, связанного со строительством самолетов типа «Мираж». В то время одна из западноевропейских стран заказала во Франции для военных целей 57 самолетов типа «Мираж», пять из которых военное ведомство решило переоборудовать в самолеты-разведчики, поручив эту работу концерну «Филипс» в Цюрихе. Кроме того, этот концерн приступил к изготовлению компонентов для системы ПВО под кодовым названием «Флорида». Она представляла собой полуавтоматическую систему дальнего обнаружения противника с использованием ЭВМ[472]. К середине семидесятых годов прошлого века (если не раньше) парижская резидентура имела в два раза больше сотрудников и агентов по линии научно-технической разведки (более двадцати тех и других), чем какая-либо другая легальная резидентура в Западной Европе. Количество операций по линии НТР продолжало увеличиваться в конце семидесятых годов прошлого века. Научно-технические документы, направлявшиеся в Центр (835 в 1973 году, 829 в 1974 году, 675 в 1975 году), достигли рекордной отметки в 1021 в первой половине 1977 года. Спустя несколько лет и этот рекорд был превзойден. В целом в Париже работало 36 сотрудников по линии НТР в течение всего или большей части периода с 1974 по 1979 год, вновь это намного больше, чем в какой-либо другой стране Западной Европы. К 1980 году, если не раньше, Франция стала третьим по продуктивности источником научно-технической информации, добываемой советской внешней разведкой, обеспечивая 8 % всей научно-технической информации, которую получала Военно-промышленная Комиссия Советского Союза (ВПК). Самым важным и хорошо оплачиваемым французским агентом по линии научно-технической разведки в семидесятые годы прошлого века, по мнению западных источников, был «Алан» (он же «Флинт» и «Телон») — сотрудник компании ВПК Франции (кодовое обозначение «Авангард»). Агент сам предложил свои услуги советской внешней разведке. В 1972 году он пришел в посольство в Париже, объяснил, что он зарабатывает 7000 франков в месяц и ему нужны дополнительные деньги для покупки дома (возможно, второго дома) стоимостью 150 000–200 000 франков и что он готов продавать секреты своей фирмы. В течение следующих шести лет он поставлял техническую документацию и детали систем наведения ракет, лазерного оружия, систем обнаружения для скоростных, низко летящих целей, а также инфракрасного оборудования ночного видения для танков, вертолетов и другого применения. В декабре 1974 года его руководитель Борис Федорович Кесарев был награжден орденом Красной Звезды. Агент также щедро награждался, правда, не советскими орденами, а деньгами: 409 000 франков он получил за период с 1973 по 1976 год (его основное жалованье с выплатой дополнительных сумм за конкретные материалы); 100 000 франков за информацию о конструкции инфракрасных детекторов; 40 000 франков за образцы детекторов; 50 000 франков в сентябре 1973 года за два образца систем наведения ракет: 71 000 и 100 000 франков в 1974 году за техническую документацию; 40 000 франков в 1974 или 1975 году за не указанные конкретно технические образцы; 89 400 франков в 1975 году; 110 000 франков в 1977 году за документацию по наведению ракет; 60 000 франков и примерно 200 000 франков (30 000 конвертируемых советских рублей) в декабре 1977 года; 200 000 франков в середине 1978 года. Общая сумма вознаграждения «Алана» составила как минимум 1 429 400 франков. Высока вероятность того, что были не попавшие в список выплаты. В 1978 году шпионская карьера агента была завершена. Его уволили из-за возникших подозрений в том, что он занимается «промышленным шпионажем» или работал на одну из западных разведслужб[473]. Помимо разведывательной информации «Алана», по мнению западных источников, Центр, вероятно, особенно высоко оценивал французскую научно-техническую информацию, касавшуюся западноевропейской ракеты-носителя «Ариан–1» (первый успешный запуск 24 декабря 1979 года) и ее топлива — несимметричного диметилгидразина[474]. С 1974 по 1979 год фирма SNIAS, предшественник государственной аэрокосмической группы «Аэроспасьял», наняла для работы над проектом «Ариан» завербованного советской внешней разведкой в 1970 году французского инженера Пьера Бурдьоля. Агента арестовали 23 ноября 1983 года и приговорили к 5 годам тюремного заключения. Были и другие «тайные информаторы Кремля», кто сообщил в Москву подробности проекта «Ариан». Так, в 1979 или 1980 году специалист в области электромагнетизма «Карл» (сотрудничал с советской разведкой с 1972 по 1982 год) сумел получить дополнительную разведывательную информацию по «Ариану». За свою информацию с января по ноябрь 1979 года он получал ежемесячное жалованье в размере 13 200 франков и дополнительную сумму в размере 32 000 франков; с января по октябрь 1980 года он получал по 12 000 франков в месяц плюс разовую выплату в размере 34 000 франков. В 1982 году «Карл» завербовал «Найка», еще одного получившего высокую оценку агента по линии НТР, который работал в одной из лабораторий Национального центра научных исследований. Он был завербован «под чужим флагом» и считал, что ему платит иностранная фирма[475]. Сотрудник советской внешней разведки во Франции А. Зайцев работал по линии «X» и был выслан в 1983 году вместе с 46 коллегами. Среди завербованных им агентов — архивариус Научно-исследовательского центра угледобывающей промышленности П. Герье. Несмотря на короткий срок работы (с 1981 по 30 марта 1983 года), агент передал информацию, которая позволила сэкономить значительную сумму на проведение исследований в области подземной газификации угля[476]. Инженер Комиссариата по атомной энергии Франции (КАЭ) Ф. Тампервиль передал России с 1989 по 1992 год множество документов, содержащих секреты оборонного значения. По версии следствия, на этом он смог заработать два миллиона франков. Его завербовал в сентябре 1989 года третий секретарь советского посольства во Франции С. Жмырев. В этой истории не было коммунистического прошлого агента, обиды на начальство или чего-то, что могло бы послужить аргументом, который заставил согласиться со специфичным предложением иностранного шпиона. Все было прозаичнее. В 1987 году молодой доктор ядерной физики Франсис Тампервиль, дававший частные уроки, познакомился с неким «англичанином» по имени Серж. Новый знакомый проявлял интерес к физике и начал брать уроки у Тампервиля, в ту пору работника Национального научно-технического института ядерной физики (НИТИЯФ). Знакомый стал другом, его интерес к науке явно усиливался, и за небольшую плату — 2–4 тысячи франков — ученый стал приносить пытливому ученику интересующие его документы из своего института. Занятия постепенно переросли в постоянное общение с посещением ресторанов, от чего скромный инженер и, по его собственному признанию, большой гурман отказаться не мог. Вскоре Тампервиль, как человек вне всяких подозрений, перешел в Управление по военным разработкам КАЭ. Это особо секретное заведение, окруженное забором с колючей проволокой, готовило ядерные испытания на атолле Муруроа (Тихий океан), а потом анализировало их результаты. Мать Франсиса считала, что здесь и была совершена фатальная ошибка. «Моего сына, известного своими антимилитаристскими взглядами, — заявила она на суде, — нельзя было назначать на столь ответственную должность, тем более в 33 года». Однако молодого, но очень полезного агента приметили в Москве, и говорят, что им занимался тогда даже сам М. С. Горбачев. В итоге благодаря помощи услужливого француза в руках советской разведки оказались все секретные отчеты о ядерных испытаниях на Муруроа 1970–1978 и 1989–1991 годов — Тампервиль выносил документы целыми сумками, предварительно отксерокопировав их на работе. Вынеся документы из своего учреждения, ученый превращался в шпиона. Секретные бумаги он клал в пакет с мусором и этот пакет оставлял рядом с мусорным баком в условленном месте. Сигналом того, что «товар прибыл», служила брошенная неподалеку корка от апельсина. Тампервилю оставалось только вернуться через полчаса, чтобы убедиться в том, что «товар принят». О чем неизменно свидетельствовала лежащая вместо пакета пачка от сигарет «Данхилл». Когда руководство КАЭ в конце концов обнаружило, что виновником исчезновения многих документов является Тампервиль, ему было предложено… уйти с работы. Что тот вскоре и сделал. Одновременно он воровал в НИТИЯФ… канцелярские принадлежности. Зачем? Украденное он пересылал своей матери, которая жила в одной из французских провинций и держала небольшой магазинчик канцтоваров[477]. В сентябре 1991 года «англичанин» Серж познакомил Тампервиля со своим преемником, «шведом» с французским именем Рене. Естественно, он тоже был офицером КГБ и официально работал третьим секретарем представительства СССР при ЮНЕСКО, настоящее имя «шведа» — В. Макаров. Ему Тампервиль недорого (по 1000 франков) продавал оставшиеся секретные документы. Кто знает, сколько бы еще продолжался этот бизнес, только в августе 1992 года попросивший политического убежища полковник СВР В. Ощенко выдал бывшего физика англичанам. Те по-соседски поделились информацией со своими французскими коллегами из контрразведки, которые немедленно арестовали Тампервиля. Следствие по делу 40-летнего Тампервиля продолжалось 5 лет, и все это время он провел в парижской тюрьме Санте. В октябре 1997 года Парижский суд приговорил Ф. Тампервиля к 9 годам тюрьмы за шпионаж в пользу СССР и России. По словам представителей контрразведки, они располагают данными о том, что Тампервиль получил от КГБ-СВР гонораров на 2 миллиона франков, хотя доказательства этого в деле отсутствуют. Подсудимый настаивал на том, что получил за все годы лишь 160 тысяч франков. Его адвокаты утверждали, что их подопечный не руководствовался никакими политическими мотивами, а деньги ему были нужны для создания собственной научной школы. Суд, как явствует из приговора, с доводами защиты согласился лишь частично и приговорил Ф. Тампервиля к 9 годам заключения вместо 15, на которых настаивал прокурор. Неужели на него повлияли наивные объяснения и аргументы обвиняемого? Тампервиль оправдывался и тем, что советские агенты угрожали жизни его семьи, состоящей из мамы и бабушки, и тем, что он вообще не знал, с кем имел дело. Но все же свои 2 миллиона франков за услуги, оказанные КГБ, он получил. Правда, вложил их не совсем обычно — в создание собственной физико-химической школы, открыть которую ему так и не удалось. Суд вспомнил и то, что на службе Тампервиль был замечен в мелких кражах — от блокнотов до карандашей, которые он отправлял матери. Так что ни на «шпиона века», ни даже на «шпиона десятилетия» Тампервиль явно не тянет. Кто же он? Клептоман? Человек, одержимый деньгами? Французский Деточкин, ворующий и продающий секреты не просто для собственного обогащения, а ради любимого дела — преподавания точных наук — и столь же любимой матери, у которой Франсис — единственный сын, воспитанный без отца? Суд, скорее всего, склонился к последней версии, вынеся относительно мягкий вердикт. Впрочем, не исключено и то, что на приговор повлияло поведение собственных, французских, спецслужб, передавших дело Тампервиля в суд, но не подкрепивших его достаточным количеством документов под тем предлогом, что многие из них несут на себе гриф «совершенно секретно», а значит, не могут быть предъявлены присяжным и собравшейся в парижском Дворце правосудия публике[478]. 10 января 1998 года Ф. Тампервиль вышел на свободу. Его срок был сокращен по представлению тюремной администрации, отметившей «примерное поведение» заключенного, и с учетом пяти лет предварительного заключения. Активно действовала советская НТР на территории Японии. Имена супружеской пары разведчиков-нелегалов Ирины Каримовны Алимовой («Бир») и Шамиля Абдуллазяновича Хамзина («Халеф») стали известны в середине девяностых годов прошлого века. И хотя их основная задача во время пребывания в Японии с 1954 по 1967 год — добыча конфиденциальной информации политического и военного характера, иногда они выполняли задания по линии НТР. В качестве примера шифровка, отправленная ими в Центр:
Информация была получена от турецкого инженера, принимавшего суда[479]. Однажды в советское консульство в Токио зашел японец, одетый как бомж, но зато великолепно говоривший по-английски, и предложил купить у него за две тысячи долларов описание одного из процессов переработки нефти — платформинга. В качестве рекламы он продемонстрировал лист с кратким содержанием предлагаемого документа. Разведчик на свой страх и риск согласился с предложением странного посетителя. Он опасался двух вещей: провокации или подделки, хотя отдельные детали свидетельствовали о том, что ему предлагают действительно ценный товар. На вторую встречу, через сутки, посетитель пришел все в том же рваном плаще, зато в дорогих брюках и на ногах у него были черные начищенные до блеска лакированные ботинки. Бегло просмотрев документ, покупатель молча вручил деньги. А через месяц из Центра пришла шифровка. В ней говорилось:
В середине шестидесятых годов прошлого века специальные вещества для очистки — ионообменные смолы (амберлиты) находились в стадии эксперимента. Универсальных смол не было, их нет и сейчас, а были избирательные — для каждого материала своя. Поэтому советских химиков интересовала любая информация по этой проблеме. Специалист одной из японских фирм передал информацию и образцы для атомной, химической и электронной промышленности[481]. Советская разведка также получила по линии НТР образцы ионообменных смол и подробную информацию об особенностях их производства от источника, имеющего доступ к секретам английской химической компании «Ай-Си-Ай»[482]. Осенью 1967 года в Советский Союз поступила очередная порция информации по ионообменным смолам для нужд строителей подводных лодок с атомными силовыми установками и производителей твердого ракетного топлива[483]. В области химии разведчики охотились не только за технологиями производства ионообменных смол, но и за сверхтонкими полимерными пленками повышенной прочности. Они применялись во многих отраслях промышленности как основа для фотопленок, для изготовления комплектующих изделий в электронике, для нужд космоса и военных. Отечественные специалисты работали в этой сфере, но что-то у них не ладилось. Так появилось задание ВПК для научно-технической разведки. Описание заказанной технологии и чертежи были приобретены у одной из японских компаний. При этом было нарушено сразу два требования — запрет КОКОМ на продажу этого оборудования в страны Восточной Европы и принцип самой компании-торговать только отдельными компонентами оборудования, а не всей технологической линией вместе с документацией и чертежами[484]. В 1971 году агент «Тонда» — высокопоставленный сотрудник одной из токийских компаний передал сотрудникам советской разведки два тома секретной документации с подробным описанием микроэлектронных компьютерных систем, используемых в американских ВВС и ракетных войсках («missile forces»). Другие два агента — «Тани» и «Ледал» (ученый японского университета) — в течение нескольких лет передавали подробную информацию о полупроводниках. В течение семидесятых годов прошлого века легальная резидентура в Токио имела на связи как минимум 16 агентов, передававших в Москву информацию научно-технического характера. Также в сфере советской НТР Страна восходящего солнца рассматривалась Москвой как база для работы против США. Так, в подготовленном руководством Управления «Т» ПГУ КГБ «рабочем плане» на 1978–1980 годы в отношении Японии было указано:
По мнению западных источников, благодаря добытым на территории Страны восходящего солнца японским и западным научно-техническим секретам СССР сумел сэкономить биллионы долларов[485]. В 1970 году совладельцы небольшой итальянской компании («Метил» и «Бутил») продали Москве полный комплект технической документации на производство бутилкаучука, которая была использована при строительстве советской фабрики по производству каучука в Сумгаите и привела к перепроектировке производственных линий на Нижнекамском комбинате и на заводе по производству синтетического каучука в Куйбышеве. Основное достоинство резин из бутилкаучука — стойкость к действию многих агрессивных сред, в том числе щелочей, перекиси водорода, некоторых растительных масел, высокие диэлектрические свойства, газонепроницаемость и теплостойкость. В результате было сэкономлено около 16 000 000 рублей. Агентам было заплачено 50 000 долларов. В середине семидесятых годов прошлого века «Бутил» предоставил другую разведывательную информацию, получившую высокую оценку, часть этой информации поступила из американских источников о химических и нефтехимических процессах. Сотрудничество с советской разведкой он прекратил в 1979 году. В 1970 году римская резидентура располагала девятью сотрудниками линии НТР, которые руководили агентурной сетью, насчитывавшей примерно десять агентов («Чиз», «Эрвин», «Козак», «Метил», «Пан», «Телини» и др.), в основном это были бизнесмены, но было и несколько важных представителей академических кругов. В конце семидесятых годов прошлого века наблюдалась некоторая активизация операций по линии НТР как в Риме (с 1974 года по 1979 год в ней работало 17 сотрудников), так и в Милане, где высокопоставленный сотрудник данного направления Анатолий Васильевич Кузнецов («Колин») находился в командировке в 1978 году под прикрытием консула. Одним из важных агентов по линии НТР в конце семидесятых годов — начале восьмидесятых годов прошлого века, вероятно, был «Учитель», который преподавал в одном из крупных университетов и находился на связи у «Колина». Используя широкий крут знакомств в академической и деловой сферах, агент передавал научно-техническую разведывательную информацию в целом из восьми крупных компаний и научно-исследовательских институтов в Италии, Западной Германии, Франции и Бельгии, а также выполнял другие задания советской разведки в США и ФРГ. Наиболее ценная информация, обеспеченная «Учителем», по-видимому, касалась военных самолетов, вертолетов, строительства воздушных двигателей и бортовых систем наведения. В числе переданной им разведывательной информации была информация о новейшем боевом самолете НАТО «Торнадо», который был совместно разработан Великобританией, ФРГ и Италией. Еще один из его коллег по университету — физик-ядерщик «Марио» с 1972 года сотрудничал с советской разведкой и обычно встречался со своим куратором на территории СССР. Высока вероятность того, что в том же университете работал еще один советский агент — «Каре». Иногда между советскими учеными — агентами советской разведки и их западными коллегами по научной сфере оформлялись необычные контракты. Юридически их сложно считать классической «подпиской о сотрудничестве», скорее деловой контракт. Такие источники принято называть «доверительные связи». Это когда человек сообщает несекретную, но эксклюзивную информацию. Типичным примером такого контракта можно назвать соглашение, датированное 12 сентября 1976 года. Оно было заключено между профессором Георгием Николаевичем Александровым («Аюн») из Ленинградского ордена Ленина политехнического института имени М. И. Калинина — ЛПИ (сейчас Санкт-Петербургский государственный технический университет) и старшим сотрудником итальянского научно-исследовательского института «Кулоном».
Большинство встреч между ученым и его «коллегами» состоялось в Швейцарии. Хотя «Кулон», по-видимому, остался доверительной связью, подобные подходы к другим западным ученым иногда приводили к тому, что их вербовали как агентов[489]. В шестидесятые годы прошлого века легальная резидентура советской разведки в Великобритании располагала как минимум одиннадцатью агентами: • «Меркурий» — химик, завербован в 1958 году; • «Сакс» — служащий британской авиакомпании, завербованный в Германии, вероятно, в 1964 году «за материальное вознаграждение»; • «Юнг» — инженер по аэронавигации и компьютерной технике, завербованный в 1965 году; • «Нагин» — инженер-химик, завербован в 1966 году; • «Ас» — инженер по аэронавигации, завербован в 1967 году, поставлявший большое количество документации по авиамоторам и авиатренажерам; • «Хант» — государственный служащий, завербован в 1967 году; • «Ахурян» — физик-ядерщик, завербован в 1968 году; • «Старик» — инженер авианавигационных проектов, завербован в 1968 году; • «Дан» — инженер британского филиала американской компании, завербован в 1969 году «за материальное вознаграждение»; • «Купер» — работал в отделе новой продукции фармацевтической компании; • «Степ» — лаборант, завербован в 1969 году за ежемесячную плату в 150 долларов. К ним еще нужно добавить троих агентов, которые действовали в семидесятые годы прошлого века, но, скорее всего, завербованы были раньше: вирусолог; ученый, занимавшийся исследовательской работой в фармацевтической лаборатории; инженер, обслуживавший ядерный реактор[490]. И это только вершина айсберга! Звучит странно, но славящаяся своей старинной системой правосудия Великобритания в шестидесятые годы прошлого века не могла эффективно защищаться от атак советской научно-технической разведки. Проиллюстрируем это на простом примере. Для вынесения обвинительного приговора судье было необходимо получить признания вины от обвиняемого или поймать агентов с поличным на передаче материала. В противном случае большинство судебных процессов заканчивалось вынесением оправдательного приговора. Эти сложности наглядно проявились в 1963 году, во время суда над итальянским физиком Джузеппе Мартелли, принятым годом ранее на работу в лабораторию Управления по атомной энергетике в Калхэме. У обвиняемого, арестованного на основании показаний перебежчика из КГБ, были обнаружены записи встреч с Николаем Карпековым и другими сотрудниками советской разведки; частично использованный комплект одноразовых шифроблокнотов, спрятанный в портсигаре оригинальной конструкции; инструкции по фотографированию документов. Но обладание шпионскими принадлежностями (в отличие от инструментов для кражи со взломом) само по себе не является преступлением, и у Мартелли официально не было доступа к секретной информации, хотя он и общался с людьми, у которых такой доступ был. Обвиняемый признал, что действительно встречался с Карпековым, но заявил, что это ему было нужно для того, чтобы осуществить хитроумный план и спутать карты офицеров советской разведки, которые пытались его шантажировать. Суд вынес ему оправдательный приговор. А ведь такой набор доказательств вины британские контрразведчики могли предоставить не всегда. Не все советские агенты хранили дома комплекты одноразовых шифроблокнотов и инструкции. Поэтому суды часто выносили оправдательные приговоры[491]. В середине и в конце шестидесятых годов прошлого века в Великобритании было только два успешно завершившихся дела против советских шпионов. В 1965 году инженер из Министерства авиации Фрэнк Боссард был приговорен к двадцати одному году тюремного заключения за передачу ГРУ совершенно секретных подробностей разработок управляемых ракет. С советской военной разведкой он начал сотрудничать в 1961 году. Следствие по делу Боссарда, начатое после его ареста, пролило свет на его преступное прошлое, которое в свое время не было до конца расследовано. Двадцать лет назад он провел шесть месяцев на исправительно-трудовых работах за мошенничество. В 1968 году старший техник ВМС Дуглас Бриттен также приговорен к двадцати одному году тюрьмы за передачу советской разведке совершенно секретной информации с объектов связи ВМС на Кипре и; в Линкольншире. Расследование Комиссии по вопросам безопасности после осуждения Бриттена выявило, что у Бриттена были финансовые.; проблемы и что у него была репутация «законченного лжеца». Эффективной мерой противодействия советской агентуре оказалась операция «фут» — высылка в сентябре 1971 года 105 сотрудников[492] посольства СССР в Великобритании. Понятно, что не все персоны, — объявленные «нон грата», были кадровыми сотрудниками спецслужб; [Большинство уехавших из «туманного Альбиона» были «чистыми» дипломатами. Несмотря на это, работа легальной резидентуры была парализована. К 1974 году по линии научно-технической разведки, которой руководил заместитель резидента Олег Александрович Якимов, работало 9 оперативных сотрудников (на семь человек меньше, чем до операции «фут»). Она успешно возобновила контакты с большой частью своих агентов, связь с которыми была прервана в сентябре 1971 года. Пожалуй, из всех этих агентов наиболее продуктивно работал авиационный инженер «Эйс» (завербован в конце шестидесятых годов прошлого века). К моменту его смерти в Центре хранилось его оперативное дело объемом в 300 томов, примерно по 300 страниц каждый. Большая часть из этих 90 000 страниц состояла из технической документации по новым самолетам (среди них Concorde, Super VC–10 и Lockheed L–1011), авиадвигателям (включая Rolls-Royce, Olympus–593, RB–211 и Sney–505) и пилотажным тренажерам. Материал агента по пилотажным тренажерам для Lockheed L–1011 и Boeing–747 стал основой для нового поколения советских эквивалентов. «Эйс» также завербовал «под чужим флагом» (возможно, от имени одной из конкурирующих компаний) специалиста в области авиадвигателей под оперативным псевдонимом «Швед». При этом его услуги советской разведке обходились очень дешево — до 1980 года 225 фунтов в месяц, а потом 575 фунтов. Началась активная вербовка агентов. Первый из них — «Кристина» был завербован в 1973 году. Кроме того, в Великобритании действовало еще четверо агентов, которые были завербованы в начале семидесятых годов прошлого века. Кроме того, часть агентов из-за сложной оперативной обстановки в стране были переданы на связь легальным резидентурам, действовавшим в других западноевропейских странах. Наиболее важным британским агентом НТР, завербованным за десятилетний период после операции «Фут», по мнению западных авторов, был, несомненно, инженер по электронной технике коммунист Майкл Смит («Борг»). Впервые он встретился с сотрудником легальной резидентуры Виктором Алексеевичем Ощенко («Озеров») в мае 1975 года. В июле 1976 года он получил работу инженера по испытаниям в отделе контроля качества в Thorn-EMI Defence Electronics в Фелтаме, Мидлсекс. В течение года он работал над секретным проектом XN–715, разрабатывал и испытывал радиолокационные взрыватели для британской атомной бомбы свободного падения. На основе добытой агентом информации советские специалисты по ядерному оружию смогли создать копию британского радиолокационного взрывателя. Тем не менее, добытая Смитом информация казалась слишком хорошей, чтобы быть правдой. В Центре долго ломали голову над тем, как агенту удалось получить информацию о радиочастоте, на которой должен был работать детонатор. В Москве считали, что эта информация была настолько секретной, что она не могла появиться даже в совершенно секретных документах по конструкции и работе детонатора, к которым Смит имел доступ. Зная эту радиочастоту, советские силы могли бы создать помехи, которые могут помешать работе детонатора. У специалистов возникло предположение, что та частота, о которой сообщил Смит, могла быть просто испытательной частотой, которая не будет использоваться в настоящих военных операциях. Но они с подозрением относились к объему детальной совершенно секретной информации, которую Смит смог достать. Подозрения Центра, что материалы агента по радиолокационным взрывателям, возможно, являются дезинформацией, еще больше укоренились, когда он в 1978 году сообщил своему куратору, что лишился доступа к секретной работе и в настоящее время не сможет предоставлять секретную информацию. (Хотя на тот момент Смит не подозревал, что британская контрразведка обнаружила, что до 1975 года он был коммунистическим функционером.) Чтобы развеять свои сомнения, Центр разработал ряд проверочных мероприятий, чтобы удостовериться в надежности Смита. Первая проверка, которую агент успешно прошел, заключалась в том, чтобы забрать два пакета секретных материалов из тайника в Испании. Второй, более сложный тест, который был лично одобрен председателем КГБ Юрием Андроповым и назывался на жаргоне Лубянки «психофизиологический тест с использованием бесконтактного полиграфа», был проведен в Вене в августе 1979 года Борисом Константиновичем Стальновым и двумя офицерами ОТ (оперативно-технической поддержки). Он его тоже прошел. Тем не менее Центр решил дать Смиту третий (и, очевидно, последний) тест на его «искренность», поручив ему забрать контейнер, в котором находились две пленки, из тайника в пригороде Парижа и передать его сотруднику легальной резидентуры в Лиссабоне. КГБ, несомненно, смог бы засечь любую попытку Смита или другой разведывательной службы открыть контейнер. Он тоже его прошел успешно. Начиная с 1979 года, Центр платил агенту 300 фунтов в месяц. Кроме этого, Москва платила вознаграждение за особо ценные документы (1600, 750, 400 и 2000 фунтов)[493]. По утверждению западных авторов, в 1980 году 75 % всей советской научно-технической информации было получено от британских источников. В первой половине восьмидесятых годов прошлого века советская научно-техническая разведка продолжала действовать результативно. Так, в период с 1980 по 1983 год Геннадий Федорович Котов («Деев»), который работал под прикрытием во внешнеторговом представительстве, курировал 12 агентов, от которых получил 600 различных научно-технических документов и образцов. Его коллега Анатолий Алексеевич Черняев («Грин»), с 1979 по 1983 год работавший под дипломатическим прикрытием, получил 800 единиц секретной информации. Успешная деятельность была прервана высылкой из страны в 1983 году[494]. В декабре 1985 года Майкл Смит был принят на работу в Исследовательский центр электротехнической компании «Дженерал электрик» (GEC Hirst Research. Centre), расположенный в Уэмбли, в северо-западном пригороде Лондона, в качестве инженера по гарантии качества. Через семь месяцев он получил ограниченный (на основе запроса) доступ к секретным материалам по оборонным контрактам. В 1990 году связь с Майклом Смитом была восстановлена. В течение двух лет, с 1990 по 1992 год, ему было передано в общей сложности более 20 000 фунтов стерлингов за материалы по оборонным проектам компании «Дженерал электрик». Агент стал слишком самонадеянным и неосторожным. Когда он был задержан в августе 1992 года, в хозяйственной сумке в багажнике его машины полиция обнаружила документы по ракетной системе «Рапира» «земля-воздух» и технологии производства военных радиолокаторов поверхностной акустической волны[495]. Среди объектов, которые в первую очередь интересовали НТР на территории ФРГ, — компания по производству электроники «Сименс». В коллектив ее научных работников и инженеров входил советский разведчик-нелегал «Ричард» (легализовался на территории ФРГ в 1964 году), а также два агента: «Гельмут» и «Карл». Кроме этого, был, как минимум, 31 агент, которые работали в различных западногерманских компаниях («Байер», «Динамит Нобель», «Мессершмитт», «Тиссен» и других). Перечислим этих людей: • «Борис» — менеджер электронной фабрики; • «Даль» — специалист по лазерной технике и плазме; • «Дымов» — программист в научно-исследовательском центре в Западном Берлине; • «Эбер» — сотрудник крупной компании; • «Эгон» — восточногерманский разведчик-нелегал, работавший инженером; • «Эмиль» — сотрудник фирмы «Мессершмитт-Бельков-Блом»; • «Эрих» — инженер-химик; • «Фотограф» — ученый, работавший в МАГАТЭ; • «Фриман» — специалист по ракетной технологии; • «Гуцул» — владелец красильной фабрики; • «Ганс» — агент, имевший доступ к двум крупным техническим фирмам; • «Карл» — эксперт в области электрического магнетизма, который одно время работал агентом французской резидентуры против французских объектов; • «Кернер» — химик, специалист в области полимеров; • «Кест» — начальник научно-исследовательской группы медицинского института; • «Клайн» — физик-ядерщик; • «Леонид» — ученый-компьютерщик в международной химической компании; • «Летон» — коммерческий представитель в области радиоэлектроники; • «Лотте» — занимал ведущую должность в научно-исследовательском институте по вопросам космонавтики; • «Морж» — югослав, снабжавший химической продукцией, подлежащей эмбарго; • «Мост» — основатель электронной компании; • «Распорядитель» — директор компании, поставлявшей оборудование для сборки интегральных схем; • «Роберт» — специалист по ракетам; • «Шмель» — глава компьютерной компании; • «Таль» — проектировщик химических предприятий и заводов по производству полимеров; • «Тарт» — работал в гигантской химической компании «Байер»; • «Цендер» — химик, специалист в области полимеров; • «Вилон» — директор компании, поставлявшей товары, подлежавшие эмбарго; • «Вин» — директор электронной компании; • «Юнг» — инженер по авиационным компьютерным системам; • «Вагнер» — сотрудник крупной нефтехимической компании[496]. Большинство перечисленных выше и не попавших в данный список советских агентов избежали суда. Одним из немногих, который понес наказание, был Манфред Рёч («Эмиль»). Возглавляя плановый отдел крупнейшего западногерманского предприятия по производству вооружений «Мессершмитт-Бельков-Блом» (МВБ), он передал в Москву множество секретов нового истребителя-бомбардировщика НАТО «Торнадо» (сконструированного МББ совместно с британскими и итальянскими предприятиями), противотанковой ракеты «Милан» и Ракет ПРО «Хот» и «Роланд». «Эмиль» был высококвалифицированным, хорошо обученным агентом, поддерживавшим связь со своими кураторами с помощью микроточек. Его прикрытие также было безупречным. Живя на первый взгляд обычной, тихой и почти монотонной семейной жизнью в пригороде Мюнхена, он присоединился к консервативному ХДС и выступил кандидатом от ХДС на местных выборах в Баварии. Агент был завербован советской внешней разведкой еще до того, как в 1954 году покинул Восточную Германию под видом беженца. С самого начала своей шпионской карьеры он старался попасть на предприятия, из которых позже сложится западногерманская авиационная промышленность. В 1955 году он устраивается на фирму «Хейнкель» в Штутгарт-Цуф-Фенхаузене и участвует в модернизации французской машины «Фуга-магистер». В 1959 году его переводят на работу в так называемый исследовательский круг «Юга» в Мюнхене, где испытывается немецкая модель с вертикальным стартом ВИ–101. В 1964 году он переходит в самолето- и мотостроительную компанию «Юнкере». Здесь он принимает участие в создании исследовательских спутников «Геос» и «Диал», а также в конструкции солнечного зонда «Гелиос». В 1969 году заводы фирмы «Юнкерс» сливаются с крупнейшим немецким концерном вооружений «Мессершмитт-Белков-Блом» (МББ). Сначала Рёч в течение года трудится в отделе, который занимается космической техникой. Затем он становится шефом отдела Е–285, разрабатывающего среднюю часть корпуса многоцелевого европейского боевого самолета «Торнадо». Первый полет этого самолета состоялся в 1974 году, а серийное производство началось в 1979 году. Кроме этого, используя свой доступ к секретной информации, Рёч знакомится с техническими описаниями авиационных ракет «Корморан» AS–34 (приняты на вооружение в 1977 году), противотанковых ракет «Хот» (приняты на вооружение в 1976 году) и «Милан» (состоит на вооружении с 1972 года), вертолетов ВК–117 (1977 год) и ВО–105 (1967 год), транспортных самолетов «Торнадо», ракеты «Ариан» и космической лаборатории «Спейслаб». Среди его трофеев секретный доклад «Технологии будущего боевого самолета», содержащий информацию об «Истребителе–90» и «самолете-невидимке», обнаружить который не может никакой радар. «Истребитель–90», продукт совместного европейского производства стоимостью 15 миллиардов марок, должен был в 90-е годы стать основой западной воздушной обороны и оттеснить на второй план «Торнадо». Суперистребитель мог взлетать с небольших полос, обнаруживать и подавлять различные цели с расстояния до 90 километров. Арестовали М. Рёча в середине 1984 года по наводке перебежчика из управления «Т» ПГУ КГБ В. И. Ветрова, который сотрудничал с французской разведкой. При обыске в его письменном столе нашли множество секретных документов, которые содержали информацию о беспилотных разведывательных летательных аппаратах; об оружейной системе «Торнадо» MW–1, а также руководство по техническому обслуживанию американского истребителя F–15. Рёч, по заключению экспертов, кроме совершенно секретных документов по «Торнадо», выдал советской внешней разведке: данные о технике беспилотного разведчика, способного подныривать под вражеские радары, оставаясь незамеченным; чертежи всех построенных в ФРГ спутников; полную документацию о боевом танке «Леопард–2»; планы конструкции космической лаборатории «Спейслаб», а также секретные военно-технические исследования и документы о планах НАТО[497]. Его приговорили к восьми с половиной годам тюрьмы. Однако он отбыл лишь незначительную часть своего срока. В августе 1987 года его обменяли на агента ФРГ. Операции политической разведкиВ начале пятидесятых годов прошлого века советская внешняя разведка продолжала активно и успешно внедрять свою агентуру во французские спецслужбы. Так, в 1954 году 30 % всех сообщений в Центр из парижской резидентуры содержали информацию, добытую ее агентами из французского разведывательного сообщества. Среди ценных агентов можно выделить четверых сотрудников SDECE («Носенко», «Широков», «Кораблев» и «Дубравин») и по одному сотруднику из службы внутренней безопасности DST («Горячев»), службы общей информации (Renseignements Generaux) («Гиз»), Министерства обороны («Лавров»), Министерства ВМС («Пижо») — Жорж Пак (с 1958 по 1962 год служил в Генеральном штабе Франции), посольства Новой Зеландии («Лонг») — Пэдди Костелло и прессы («Жигалов»). После «провала» в Великобритании членов «Кембриджской пятерки» и усиления в стране контрразведывательного режима (началась «холодная война») Франция оказалась самой благоприятной и привлекательной из западноевропейских стран для советской внешней разведки. С одной стороны, французские органы госбезопасности работали недостаточно эффективно и находились в стадии формирования. С другой стороны — психологические особенности самих французов. Согласно выводам британского Объединенного комитета по разведке, датированным 1948 годом, которые пронизаны несколько абсурдным чувством превосходства, успех советского внедрения объяснялся «присущими французскому характеру недостатками», а также «широкой привлекательностью коммунизма во Франции». В соответствии с выводами комитета советская разведка могла использовать в своих интересах:
Можно все списать на традиционные трения между британцами и французами, если бы не один факт. Перебежчики из КГБ Владимир и Евдокия Петровы сообщили в 1954 году, что Центр
Парижская резидентура получила важную разведывательную информацию о позициях западных стран на переговорах перед берлинской конференцией в начале 1954 года, первой встречей между советским, американским, британским и французским министрами иностранных дел с 1949 года, и Женевской встречей на высшем уровне четырех держав в июле 1955 года, первой встречей глав правительств со времени встречи «Большой тройки» в Потсдаме, которая произошла за десять лет до этого. Благодаря дипломатическим шифрам, предоставленным «Журом» — шифровальщиком из МИДа Франции, завербованным в 1945 году, Центр, по-видимому, также имел доступ к огромному количеству материалов радио— и радиотехнической разведки Франции. В 1957 году «Жур» был награжден орденом Красной Звезды. Возможно, в основном благодаря «Журу» во время кубинского ракетного кризиса КГБ смог снабдить Кремль дословными копиями дипломатической почты, которой обменивались между собой Министерство иностранных дел Франции и ее посольства в Москве и Вашингтоне. В 1955 году парижская резидентура завербовала нового агента в НАТО под псевдонимом «Жермен», которым руководил советский разведчик-нелегал, специально направленный из Центра. «Жермен», как и «Жур», был позднее награжден орденом Красной Звезды, В 1956 году агент резидентуры «Дроздов» сообщил, что одна из подруг его жены «Роза», которая работала в штаб-квартире SDECE, забеременела после ночи со «случайным знакомым». По указанию резидентуры «Дроздов» оказал «Розе» финансовую помощь после рождения ее дочери в следующем году в надежде заложить основы для будущей вербовки. Однако разработка «Розы» продвигалась медленно. К 1961 году резидентура пришла к выводу, что она окажет отпор любой прямой попытке сделать ее агентом советской внешней разведки и вместо этого решила прибегнуть к вербовке «под чужим флагом». «Дроздову» удалось убедить ее регулярно передавать разведывательные сообщения для того, чтобы оказать помощь несуществовавшей «прогрессивной организаций», членом которой он якобы являлся. В числе других французских агентов, завербованных в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов прошлого века, были два шифровальщика: «Ларионов» (пришел на работу в Министерство иностранных дел после службы в армии в 1960 году) и «Сидоров», два сотрудника парижской полиции — «Френе» (в 1960 году стал комиссаром полиции в Париже) и «Дачник» (был завербован во время поездки в Москву) и два молодых ученых — «Адам» (завербован в 1959 году, работал химиком в Национальном центре научных исследований) и «Саша» (был завербован в 1960 году или раньше). В 1964 году, как и его коллега, шифровальщик «Жур» семь лет тому назад, «Сидоров» был награжден орденом Красной Звезды[498]. Внедрение агентуры советской внешней разведки во французское разведывательное сообщество продолжалось в течение шестидесятых годов прошлого века. Как минимум четыре сотрудника французской разведки и один бывший начальник отдела службы безопасности (Surete Generale) — агент «Бон» были «тайными информаторами Москвы» в период с 1963 по 1966 год. Трое из них были членами группы «Гранит», а один — группы «Булат». В начале семидесятых годов прошлого века качество, хотя и не количество, французских агентов советской разведки, по-видимому, начало снижаться. Общее число агентов, которыми руководила парижская резидентура, увеличилось с 48 в 1971 году до 55 в 1974 году; в 1974 году резидентура также располагала 17 доверительными связями. Правда, среди агентов по состоянию на 1974 год отсутствовали высокопоставленные гражданские служащие или сотрудники французской, разведки. Лучшим свидетельством об основных силах во французской агентурной сети советской внешней разведки является список из 13 «ценных агентов» парижской резидентуры, которым, с личного согласия председателя КГБ Юрия Андропова, были вручены существенные подарки к Новому году в 1973, 1974 и 1975 годах. Все эти три года «Жур» получал единовременное вознаграждение в размере 4000 франков; «Андре», «Брок» и «Федор» получали по 3000 франков; «Аргус», «Драгун», «Джелиб» и «Лоран» — по 2000 франков; «Нант» и «Рем» — по 1500 франков; «Букинист», «Марс» и «Тур» — по 1000 франков. Необходимо сделать две оговорки в отношении этого списка. Во-первых, в него не включен самый важный агент резидентуры в области науки и техники «Алан», которому платили по другой системе премиальных. (То же может касаться и некоторых других агентов по линии научно-технической разведки.) Во-вторых, трое из агентов, получавших новогодние подарки, были иностранными гражданами, находившимися в Париже, которые предоставляли разведывательную информацию в основном по не касавшимся Франции вопросам, «Джелиб» был штатным сотрудником посольства одной из стран Азии и поставлял шифры и другие секретные документы; «Рем» был канадцем, который работал в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже и действовал в качестве агента-вербовщика; «Букинист» работал в ближневосточном посольстве. Тем не менее выбор 11 французских агентов при награждении новогодними подарками в 1973–1975 годах дает важную информацию о мнении Центра и парижской резидентуры о своих главных французских агентах. Наиболее высоко оценивавшимся французским агентом в середине семидесятых годов прошлого века был также и агент, прослуживший наиболее долгий период, — это «Жур», шифровальщик из Министерства иностранных дел (оперативный псевдоним «Элита»), завербованный за тридцать лет до этого, и он был выделен для получения самой крупной суммы. В течение периода с 1968 по 1973 год он поставлял разведывательную информацию о шифровальной аппаратуре во французском посольстве в Москве и в штаб-квартире НАТО, которая позволила Шестнадцатому (радио- и радиотехническая разведка) управлению расшифровать, вероятно, существенное количество дипломатической переписки. В 1973 году «Жур» был направлен в посольство Франции за границей, где контакт с ним поддерживался через тайники. Разведывательная информация, предоставленная «Журом», вероятно, помогла в прослушивании новых телетайпов, установленных в московском посольстве в течение периода с октября 1976 года по февраль 1977 года. Что примечательно, все это оборудование оставалось без < присмотра в течение сорока восьми часов во время его доставки в Москву по железной дороге. «Закладки», тайно установленные в телетайпы, передавали в КГБ незашифрованные входящие и исходящие телеграммы посольства в течение более шести лет. Человек, возглавлявший операцию по установке «закладок», Игорь Васильевич Маслов, был награжден орденом Ленина и позднее назначен начальником Шестнадцатого (радио- и радиотехническая разведка) управления. До 1983 года благодаря «Журу» Центр располагал намного лучшей информацией о политике Франции в отношении Советского Союза, чем кто-либо из союзников Франции по НАТО. Агент одновременно продолжал подбирать для вербовки других сотрудников Министерства иностранных дел из числа шифровальщиков и работников секретариата. В 1978–1979 годах он осуществлял разработку «Л» (установлено лишь, что это человек, входивший в «штат поддержки» министерства), получил его личный адрес, провел проверку его дома и облегчил его вербовку оперативным сотрудником резидентуры. В период с 1978 по 1982 год в активной разработке советской внешней разведки было не меньше шести сотрудников шифровального отдела Министерства иностранных дел Франции. Перечислим их агентурные псевдонимы: «Алмазов», «Громов», «Гудков», «Краснов», «Лапин» и «Веселов». Большинство из наиболее высоко оценивавшихся французских агентов в середине семидесятых годов прошлого века (шесть из десяти, кто получил новогодние подарки в 1973–1975 годах: «Андре», «Брок», «Аргус», «Нант», «Марс» и «Тур») были журналистами или имели отношение к прессе. Один из трех других наиболее ценных французских агентов «Федор» занимал важный пост во внешнеполитическом учреждении и обеспечивал документы по США, НАТО и Китаю. «Лоран» был ученым в научно-исследовательском институте НАТО по вопросам аэронавтики. «Драгун» был бизнесменом и агентом-вербовщиком[499]. Среди агентов советской внешней разведки в Японии следует назвать двух сотрудников МИДа-«Ренго» и «Эмма», которые передали в Москву огромное количество ценной информации. Третий ценный агент-шифровальщик МИДа «Назар». В семидесятые годы прошлого века он передал огромный объем шифроматериалов, благодаря которым Москва смогла читать японскую дипломатическую переписку[500]. В семидесятые годы прошлого века большинство ценных агентов, находившихся на связи у римской легальной резидентуры, были журналистами. Перечислим некоторых из них: • «Франк» — завербован в 1966 году, занимал высокую должность в одной из крупных газет, исключен из агентурной сети в 1982 году; • «Подвижный» — известный журналист; • «Стажер» — был завербован в 1969 году и работал в римском бюро информационного агентства; • «Дарио» — о нем подробно написано выше; • «Немец» — высокопоставленный политик; • «Орландо» — личность которого не установлена; • «Сталь» — был завербован не позднее 1969 года; • «Фиделио» — директор информационного агентства, завербован в 1975 году, в 1978 году был исключен из агентурной сети после того, как обнаружилось, что он регулярно поддерживал контакт — и несомненно, получал от нее деньги — с венгерской разведкой, а также установил контакт с чехословацкой и польской разведслужбами; • «Ренато» — редактор периодического издания, завербован в 1974 году, в 1980 году связь с ним была «заморожена»; • «Мавр» — придерживавшийся левых взглядов журналист одной из ведущих римских ежедневных газет; • «Аральдо» — высокопоставленный чиновник; • «Лорето» — маоистский активист, который передавал информацию о контактах Китая со своими сторонниками среди европейских «левых»; • «Меценат» — коррумпированный госслужащий, в 1980 году прекратил сотрудничество с советской разведкой; • «Турист» — газетный издатель, прекратил сотрудничество с советской разведкой в 1978 году[501]. В семидесятые годы прошлого века результативность работы легальной резидентуры советской разведки в Великобритании в сферах политической разведки и внешней контрразведки была невысокой. По крайней мере, так утверждают западные авторы, ну а СВР РФ не спешит опровергать их. Единственным известным советским агентом в британском разведсообществе, Джеффри Праймом из Штаба правительственной связи, руководила не легальная резидентура, а кураторы из Третьего управления (военная контрразведка) КГБ, которые встречались с ним за пределами Великобритании. Агент был завербован в 1968 году. Заработал 17 000 долларов. Его арестовали 15 июля 1982 года. Судья, приговоривший в 1982 году его к 38 годам тюрьмы, назвал обвиняемого «человеком, который причинил плохо подсчитываемый вред интересам и безопасности страны, ее друзей и союзников». В 2001 году Прайма освободили после 19 лет тюрьмы после того, как суд решил, что он больше «не представляет опасности для общества» и может быть отпущен. Одним из самых ценных агентов в сфере политической разведки в семидесятые годы прошлого века был «Вильям» — деятель профсоюзного движения и бывший коммунист. Агент был завербован во время визита в Советский Союз Борисом Васильевичем Денисовым, офицером КГБ, который работал под прикрытием как деятель советских профсоюзов (ВЦСПС). Он согласился поставлять внутреннюю информацию по Конгрессу британских профсоюзов и Лейбористской партии. Тем не менее, после встречи с «Вильямом» в Лондоне в декабре 1975 го—. да оперативный работник, на связи с которым он состоял, сообщил, что тот начал тревожиться по поводу своей роли в качестве советского агента. Несмотря на то что он вновь подтвердил свое желание помогать своим советским товарищам, «Вильям» сказал, что менее прогрессивные деятели профсоюзов не доверяют ему из-за его марксистских взглядов, и выразил обеспокоенность тем, что информация о его советских контактах просочится и лишит его шансов стать лидером своего союза[502]. Если с 1935 года по 1945 год Москва имела свои источники информации в большинстве ключевых организаций государственного аппарата и правоохранительных органов США, то к началу семидесятых годов прошлого века качество агентуры снизилось. Разумеется, были и «звезды», но их было мало по сравнению с общей массой. «Сударес» — колумбийский журналист, которого в 1974 году завербовал Анатолий Михайлович Манаков, агент КГБ, работавший под прикрытием корреспондента «Комсомольской правды» в Нью-Йорке. Спустя несколько лет агенту удалось получить американское гражданство[503]. «Диф» — завербованный в 1974 году американский бизнесмен, передававший политические и экономические оценки[504]. «Гермес» — Оздемир Ахмет Озгур, был завербован в 1974 году. Через три года нью-йоркской резидентуре удалось трудоустроить его в аппарат Секретариата ООН. Однако после того как заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Аркадий Шевченко весной 1978 года сбежал на Запад, связь с ним была прервана. «Григ» — был завербован сотрудниками нью-йоркской легальной резидентуры в 1974 году, работал в Канаде. «Мадьяр» — активный борец за мир, был завербован сотрудниками нью-йоркской легальной резидентуры в 1974 году. «Мортон» — известный юрист, завербованный нью-йоркской резидентурой в 1970 году, однако в 1975 году он исключен из списка агентуры ввиду преклонного возраста. Выйдя на пенсию, агент передал резидентуре на связь своего сына, который также являлся партнером в одной известной юридической фирме. «Ник» — колумбиец, участвовавший в американо-колумбийских культурных программах. «Рамзес» — американский профессор со связями в конгрессе, академических кругах, в прессе и в Латинской Америке. «Рем» — итальянец, сотрудник аппарата Секретариата ООН. «Ромелла» — латиноамериканский дипломат в Секретариате ООН, установившая контакт с советской внешней разведкой, чтобы она помогла ей возобновить контракт на работу в ООН до истечения его срока в 1975 году; она передавала как секретные материалы, так и наводки для вербовки. «Шеф» — профессор Макмастерского университета, завербованный во время поездки в Литву в 1974 году. «Стоик» — латиноамериканский дипломат из Секретариата ООН[505]. Неизвестные операции нелегальной разведкиОдин из популярных мифов, который начал создаваться еще в советское время (вспомним фильмы «Мертвый сезон», «Семнадцать мгновений весны» и другие), — все отечественные разведчики-нелегалы почти святые люди. Все мысли только о том, как лучше Родине служить. А все их дела — подвиги под грифом «секретно». И за все годы существования КГБ были раскрыты противником всего лишь несколько человек. В жизни все было по-другому. Разные среди советских разведчиков-нелегалов были люди. Кто-то сражался до конца, а кто-то стал предателем. Герои, до последнего мгновения своей жизни выполнявшие свой профессиональный долг и умершие на чужбине под чужим именем. Вечная им память. В силу ряда причин мы никогда не узнаем их настоящих имен и биографий. Сами они ничего не расскажут, а там, где они работали, не любят раскрывать тайны. Разведчики, благополучно вернувшиеся на Родину и дожившие до того времени, когда можно хоть что-то рассказать о своей прошлой тайной жизни. На чужбине они оставили все: молодость, радость полноценной семейной жизни, приобретенных за время многолетней командировки друзей и знакомых, обустроенный быт, здоровье — постоянный стресс не способствует его укреплению. И у них осталось лишь одно — память о прошлой жизни. Именно воспоминаниями, разумеется, в жестких рамках требований конспирации, они готовы делиться, с санкции начальства, с журналистами или писать мемуары[506]. Кадровые сотрудники советской нелегальной разведки, чья карьера завершилась досрочным отзывом в Советский Союз, «провалом» или переходом на сторону противника. Мы расскажем о нескольких малоизвестных эпизодах из истории нелегальной разведки. О чем предпочитают не вспоминать «официальные» историки. Несмотря на то что советские разведчики-нелегалы регулярно посещали США, новую нелегальную резидентуру (после «провала» Фишера-Абеля) в этой стране удалось создать только в 1963 году. Ее возглавил «Конов». Об этом человеке на Западе известно очень мало. Грек по национальности, родился в 1912 году, в качестве «личины» использовал биографию Герхарда Колера, судетского немца, родившегося в Райхенберге (теперь это часть Чешской Республики) в 1917 году. «Конов» был ветераном Великой Отечественной войны, специалистом по радиотехнике, возглавлявшим лабораторию в Ленинграде, пока он не был завербован в КГБ в апреле 1955 года. Следующие четыре года он провел в Восточной Германии, работая в качестве инженера, отрабатывая свою немецкую легенду прикрытия и изучая как свое следующее место назначения, Западную Германию, так и свою конечную цель — Соединенные Штаты. Советская разведка подобрала ему немецкую жену и помощника, ранее работавшую на Штази, которая в оперативной переписке фигурировала под псевдонимом «Эмма». В качестве «личины» она использовала биографию Эрны Декер, родившейся 2 сентября 1928 года недалеко от Бреслау (теперь это Польша). В октябре 1959 года под видом восточногерманских беженцев супруги перебрались в ФРГ, где муж нашел работу в качестве радиоинженера. В 1962 году он начал переписываться с американскими компаниями по радио и электронике и получил несколько предложений работы. После посещения Соединенных Штатов в качестве туриста он поступил на работу в одну из компаний, что позволило ему и супруге получить в 1963 году иммигрантские визы. По мнению отдельных западных авторов, «Конов» был первым послевоенным разведчиком-нелегалом, направленным в США для ведения научно-технической разведки. Занимаясь электронными измерительными приборами, он принимал участие в ряде международных выставок и сделал несколько изобретений. 20 июня 1970 года, прожив в США в течение семи лет как Герхард и Эрна Колер, разведчики-нелегалы стали американскими гражданами. Соседи семьи Колер считали их образцовой супружеской парой. В действительности же растущие трения между ними начали влиять на эффективность их оперативной работы. В 1971 году они улетели на Гаити, чтобы развестись, однако проинформировали об этом только Центр и своего адвоката в Нью-Йорке. По возвращении они все еще ухитрялись создавать видимость супружеской пары, живя вместе в своей квартире в Нью-Джерси. «Эмма» тем не менее попросила Центр подыскать ей нового партнера. В октябре 1972 года «Конов» был отозван в Москву, где умер через три года. «Эмма» уволена из КГБ[507]. В феврале 1962 года в аэропорту Монреаля с женой и четырехлетним сыном появился другой разведчик-нелегал, Далибар Валоушек («Дуглас»). Он родился в 1929 году. Служил в пограничных войсках Чехословакии и был завербован местными органами госбезопасности. Он взял в качестве легенды имя судетского немца Рудольфа Херрмана, умершего в Советском Союзе во время Второй мировой войны. По легенде «Дугласа» судетский немец пережил войну и поселился в Восточной Германии, а затем бежал на Запад, спасаясь от коммунистического режима. Его жена Инга («Герда») — судетская немка, чья семья переехала в ГДР, взяла в качестве легенды имя Ингалоры Нерке, мертвого двойника, которая погибла в войну во время бомбежки Штеттина. В конце 1957 года супруги сбежали на Запад, громогласно заявляя о своей ненависти к режиму Восточной Германии. Следующие четыре года они провели, укрепляя свою легенду беженцев от коммунизма, в то время как Валоушек учился тому, как вести небольшой бизнес. Попав в Канаду, «Дуглас» оказался гораздо лучшим бизнесменом, нежели «Альберт» — хотя и не столь преуспевающим, как следует из опубликованных рассказов о его карьере (в которых не говорится о его настоящем имени). Вскоре после прибытия в Канаду он купил кулинарию «Знаменитые деликатесы Гарольда» в Торонто, которую он и Инга под именами «Руди» и «Инги Херрманн» превратили в популярное место встреч сотрудников расположенных неподалеку студий «Канадиэн бродкастинг компани» (СВС). Через два года «Дуглас» продал кулинарию, получил место звукоинженера на СВС и поступил на курсы киноискусства. Его первым крупным заданием был фильм, рекламирующий предвыборную кампанию Либеральной партии Канады. К середине шестидесятых годов прошлого века у него была репутация популярного и преуспевающего продюсера фильмов. На самом деле Центру пришлось потратить 10 000 долларов на покрытие торговых потерь. В 1967 году «Дуглас» стал руководителем наиболее важного канадского агента советской разведки — Хью Хэмблтона («Радов»). Потеряв в 1961 году работу в НАТО по соображениям безопасности (хотя ему не было предъявлено каких-либо обвинений), Хэмблтон провел следующие три года в стенах Лондонской школы экономики, получая степень доктора философии; и в 1967 году по возвращении в Канаду он получил место профессора на экономическом факультете Университета Лаваля в Квебеке. После возвращения в Квебек контакт Хэмблтона с советской разведкой ухудшился. Он встречался с сотрудником легальной резидентуры трижды в Оттаве, каждый раз беседуя с ним в машине, припаркованной около главного почтового отделения. Хэмблтон, однако, невзлюбил своего нового руководителя, который безуспешно пытался убедить его попробовать поступить на работу в Министерство иностранных дел. После перерыва во времени, в течение которого «Радов» не являлся на встречи в Оттаве, «Дуглас» был направлен в Квебек для возобновления контакта с ним. Во время прошедшего в дружеской атмосфере обеда в «Шато Фронтенак» с видом на реку Сен-Лоренс между этими двумя людьми установилось взаимопонимание, и Хэмблтон согласился возобновить свою карьеру советского агента. В течение следующих нескольких лет он совершал поездки в самые различные места, совмещая научные исследования с работой на советскую разведку. Он поддерживал связь с «Дугласом» до 1975 года, встречаясь с ним в Тринидаде и Гаити, а также в Канаде и США. Но разброс поездок Хэмблтона был столь широк, что для поддержания контакта с ним требовалось значительное число сотрудников советской внешней разведки[508]. В 1968 году, через год после получения канадского гражданства, «Дуглас» и его семья были переведены в США для создания новой нелегальной резидентуры в районе Нью-Йорка. Центр выделил на обустройство на новом месте 15 000 долларов. Из них 12 000 долларов было потрачено в качестве первоначального взноса за уединенно расположенный дом в одном из пригородов Нью-Йорка. Разведчик-нелегал вступил в клуб прессы Нью-Йорка и начал работать как свободный оператор и коммерческий фотограф. Его первое крупное задание от Центра состояло в том, чтобы проникнуть в Гудзоновский институт, один из интеллектуальных центров Нью-Йорка. В Москве полагали, что это крупный потенциальный источник разведывательной информации о глобальной американской стратегии и оборонной политике. Реализовать эту идею оказалось очень сложно. Непонятно, что общего между профессиональным фотографом со средним образованием и учеными с научными степенями. Поэтому вскоре Центр был вынужден отменить этот приказ. Старший сын Валоушека, Питер Херрман, 1957 года рождения, прекрасно учился в школе, и ожидалось, что у него будут возможности осуществлять вербовку в американских университетах, каких не было у его родителей. В 1972 году «Дуглас» признался сыну, что он разведчик-нелегал, и завербовал его. Москва согласилась оплачивать обучение Питера в университете. Летом 1975 года, вскоре после поступления в Университет Макгилл в Монреале, Питер на непродолжительное время тайно приехал в Советский Союз, где прошел спецподготовку. Отныне он стал разведчиком-нелегалом «Наследник». В 1976 году он перешел из Университета Макгилл в Джорджтаунский университет, где ему было поручено сообщать о студентах, чьи отцы работали в правительстве (особенно если имели пороки в характере, которые можно было использовать), а также о «прогрессивных» студентах и преподавателях, настроенных оппозиционно по отношению к империалистической политике Соединенных Штатов. Ему также было приказано попытаться найти почасовую работу в Джорджтаунском центре стратегических и международных исследований, подружиться с китайскими студентами и собрать о них максимум информации. К концу учебного года короткая карьера Питера Херрмана в качестве разведчика-нелегала внезапно закончилась. В начале мая 1977 года «Дуглас» был арестован ФБР и поставлен перед выбором: быть обвиненным в шпионаже вместе со своей женой и сыном или работать в качестве двойного агента. Он выбрал второй вариант и в течение двух лет «активно» сотрудничал с американскими спецслужбами, не забыв предупредить Центр о смене своего статуса. В течение более чем одного года после своего ареста «Дуглас» регулярно и специально делал ошибки и помещал предупреждающие знаки в свои сообщения в Центр в качестве указания на то, что он работает под контролем ФБР. По непонятной причине в Москве не замечали или игнорировали эти сигналы. В начале октября 1978 года советский агент не сообщил, что «Дуглас» перевербован. Вскоре после этого Центр вызвал его на встречу в Мехико с заместителем резидента в Вашингтоне, Юрием Константиновичем Линьковым («Буров»). ФБР приказало «Дугласу» пойти на встречу, чтобы продолжать работу двойного агента. Разведчик-нелегал сразу же сообщил «Бурову», что он и его семья находились под контролем ФБР с весны предыдущего года. Он подозревал, что его предал «Лютцен», сбежавший в Западную Германию в 1969 году. Вероятно, что под этим псевдонимом скрывался перебежчик Руперт Сиглом, который сотрудничал с советской разведкой с 1957 по 1969 год. «Дуглас» жаловался, что приложил все усилия, чтобы предупредить Центр, но никто не обратил внимания на его предупреждения. Последовавшее расследование обнаружило поразительную историю некомпетентности. Целый ряд предупреждений и намеренных ошибок в сообщениях Валоушека начиная с мая 1977 года остался незамеченным, а сообщения, которые он отправлял в резидентуры в Вене и Мехико, были просто проигнорированы. В конце сентября 1979 года «Дуглас» вместе с семьей исчез. ФБР помогло им начать новую жизнь где-то под новыми именами простых американских граждан[509]. В 1967 году в США прибыл разведчик-нелегал Анатолий Иванович Руденко («Рыбаков»). Он родился в 1924 году, жил в Москве. В процессе подготовки он прожил несколько лет в Восточной Европе. «Рыбакову» были оформлены документы на имя Хайнца Федора, родившегося в Калише 6 ноября 1927 года. Находясь в Восточной Германии, он прошел обучение как настройщик и наладчик пианино. Перебравшись в Западную Германию в апреле 1961 года, выдавая себя за беженца от коммунизма, он нашел работу во всемирно известной фирме по производству пианино «Стейнвей» в Гамбурге. Хотя Руденко говорили, что его конечной целью являются Соединенные Штаты, в 1964 году он был направлен на работу в компанию по производству музыкальных инструментов в Лондоне, вероятно, для того чтобы освоиться в англоязычной обстановке. Пребывание «Рыбакова» в Лондоне едва не закончилось крахом. Однажды, возвращаясь из Брюсселя, где он получил свое денежное содержание от сотрудника легальной резидентуры, он был задержан в Хитроу, и у него было обнаружено 500 фунтов стерлингов, которые он не продекларировал. К счастью для разведчика-нелегала, ему попался сочувственно отнесшийся к нему таможенник. Деньги, как он клялся, были его кровными накоплениями, результатом множества лишений в течение многих лет. Ему было позволено оставить у себя 500 фунтов, и против него не было предпринято никаких санкций. В 1966 году он отправился в Нью-Йорк по туристической визе, и посетил там манхэттенские салоны «Стейнвей энд санз» на 57-й западной улице, где ему была предложена работа с окладом в 80 долларов в неделю. С помощью фирмы «Стейнвей» он получил разрешение на работу и отправился в США по своему немецкому паспорту в июле 1967 года. В Нью-Йорке Руденко стал настройщиком пианино у ряда знаменитостей — среди них был Нельсон Рокфеллер, губернатор Нью-Йорка, потерпевший неудачу кандидат на пост главы Республиканской партии в 1964 году, и будущий вице-президент США. Проникновение в дома сильных мира сего, кажется, стало для Руденко почти самоцелью. При этом доступ к некоторым из наиболее выдающихся фортепиано Нью-Йорка не давал ему доступа к разведывательной информации. Находясь под чрезмерным впечатлением от доступа «Рыбакова» к музыкальным инструментам знаменитостей Нью-Йорка, Центр строил подробные планы о назначении его главой новой нелегальной резидентуры, главными целями которой должны были стать миссия США при ООН и интеллектуальный центр Нью-Йорка, делая акцент на сотрудниках, занимающих относительно небольшие должности и имеющих доступ к секретной информации — особенно на одиноких женщинах, чье одиночество делало их уязвимыми в сексуальном плане, и на низкооплачиваемых служащих с большими семьями, открытых для финансового соблазна. Как раз в тот момент, когда создание новой резидентуры в Нью-Йорке должно было состояться, Центр заметил что-то неладное в его деятельности и поспешил вызвать на родину. В апреле 1970 года разведчик-нелегал прибыл в Москву. В ходе бесед выяснилось следующее. Вскоре после прибытия в Гамбург в 1961 году Руденко познакомился с 32-летней парикмахершей Бертой, которую он предложил завербовать как советского агента. Центр отказался и приказал ему прекратить с ней всякие отношения. В 1970 году разведчик-нелегал признался, что он не только тайно нарушил инструкции, женился на Берте и взял ее с собой в Нью-Йорк, но и… записывал радиосообщения Центра и занимался их расшифровкой в ее присутствии. Ее родители обнаружили, что он шпион, но считали, что он работает на Восточную Германию. Руденко также признался, что у него была любовная связь с кассиршей Мирой в Пенсильвании. В качестве составной части операций Центра по ликвидации нанесенного ущерба, Центр приказал ему написать письма Берте и Мире, целью которых было убедить обеих, и в случае необходимости ФБР, что он покинул США из-за краха своего брака. Он сообщал Берте, что считает более невозможным жить с ней вместе, и призывал ее не тратить попусту время, разыскивая его, потому что она никогда его не найдет. В письме к Мире Руденко было разрешено выразить свою любовь к ней и боль от их расставания. Но он объяснил весьма неубедительно, что его неожиданный отъезд из США был единственным способом сбежать от своей жены. Оба письма были опущены в почтовые ящики на территории Австрии, что не давало никаких указаний на то, где находится написавший их человек[510]. Предполагаемым преемником «Дугласа» в качестве нелегального резидента в Соединенных Штатах был, вероятно, Клементий Алексеевич Корсаков («Ким»), родившийся в Москве в 1948 году у русского отца и матери-немки. Мать Корсакова, умершая в 1971 году, сама была разведчиком-нелегалом «Ева». Корсаков, кажется, был отобран в качестве потенциального нелегала еще ребенком, и, так же как и его матери, ему были выданы фальшивые документы представителями Восточной Германии. Согласно своей легенде, Корсаков носил имя Клеменса Оскара Куитана, незаконнорожденного ребенка, родившегося в 1948 году в Даллегхофе. Подобно множеству других советских разведчиков-нелегалов, он и его мать выдавали себя за восточногерманских беженцев, прибывших в Западный Берлин в 1953 году и переехавших в ФРГ годом позже. В 1967 году, в возрасте 18 лет, «Ким» получил западногерманский паспорт. После смерти своей матери он провел несколько лет в Вене, сначала в художественной школе, затем обучаясь рекламному делу, в то же время тайно проходя подготовку для ведения нелегальной разведывательной работы. В 1978 году, после двух путешествий через Атлантику, чтобы ознакомиться с жизнью в США, он переехал в Нью-Йорк. Тем не менее, как только Корсаков начал работать в качестве разведчика-нелегала, он быстро потерял всякие иллюзии. В январе 1980 года, проходя дальнейшую подготовку в Москве, он тайно пришел в посольство США, представился как нелегал, сообщил имена ряда сотрудников легальной резидентуры в Вашингтоне и был допрошен резидентурой ЦРУ. По версии западных авторов, «Ким» был задержан на территории СССР чекистами. А затем, после продолжительного допроса, Корсаков был отправлен в Казанскую психиатрическую лечебницу, где ему был поставлен ложный диагноз — шизофрения[511]. Несмотря на неудачу с «Хартом», Канада продолжала оставаться для советской разведки плацдармом, откуда можно было прорваться и закрепиться в США. В шестидесятые годы прошлого века несколько разведчиков-нелегалов жили здесь. Всех их объединяла одна цель — Соединенные Штаты. Вот только судьбы их сложились по-разному. В 1961 году в Канаду приехал Николай Николаевич Битнов («Альберт»). В качестве «личины» он использовал сфабрикованную версию биографии Леопольда Делбрука, родившегося в Бельгии в 1899 году, эмигрировавшего в Россию вместе со своей семьей в возрасте восьми лет и умершего там в 1946 году. Однако по выдуманной версии карьеры Делбрука, разработанной Центром, он женился на румынке, поселился с ней в Гляйвице в Германии (теперь — Гливице на территории Польши), а затем переехал в Румынию, где умер в 1931 году. Предполагалось, что в Гляйвице у супружеской пары родился сын, Жан Делбрук, чье имя и взял «Альберт». Его супруга Нина Битнова («Гера») взяла в качестве легенды имя мертвого двойника Янины Батаровской, родившейся во Франции в 1928 году и умершей в Литве в 1956 году. В начале 1956 года супруги переехали в Румынию, чтобы легализоваться с помощью разведслужбы Румынии — Главного департамента общественной безопасности (DGSP). В апреле 1957 года, используя удостоверяющие личность документы, сфабрикованные Центром, им удалось получить паспорта в бельгийском дипломатическом представительстве в Бухаресте. Через шесть месяцев они переехали в Женеву, чтобы «Альберт» смог поступить в школу бизнеса и научиться, как действовать в качестве бизнесмена на Западе. С конца 1958 года до лета 1961 года супружеская пара жила в Льеже, легализуя свое бельгийское происхождение, получая новые паспорта, в которых, в отличие от паспортов, полученных в Бухаресте, не было отметки об их проживании в Румынии и которые, соответственно, должны были вызвать меньше подозрений в Северной Америке. В июле 1961 года вместе со своим малолетним сыном, родившимся в Льеже в марте 1960 года, супруги эмигрировали в Канаду. Центр, вероятно, планировал, что «Альберт» всего через несколько лет должен переехать на территорию Главного противника. Первоначально, однако, ему было приказано, так же как «Харту» десятью годами ранее, закрепиться в Канаде под прикрытием бизнесмена. Несмотря на свою учебу в Женеве, разведчик-нелегал, тем не менее, оказался бизнесменом-неудачником. Вначале он вложил 2000 долларов в предприятие по покупке земель с правом разработки их полезных ископаемых и продавал их горнодобывающим компаниям. Через два года предприятие обанкротилось. Затем он потратил еще 2000 долларов на приобретение директорских прав в автомобильной дилерской сети, ликвидация которой была произведена уже через два месяца. Не желая больше бессмысленно тратить деньги на его планы инвестиций, Центр приказал ему искать место наемного служащего. Просуществовав определенный период времени на пособие по безработице, «Альберт» нашел низкооплачиваемую работу в качестве бухгалтера, которая, как он жаловался, почти не оставляла ему времени для разведывательной работы. Так и не сделав ничего существенного в качестве разведчика-нелегала, он был отозван в Москву в 1969 году. На этом его карьера в советской разведке закончилась. В мае 1962 года в Канаду прибыл третий советский разведчик-нелегал, Геннадий Петрович Бляблин («Богун»). 38-летний москвич, взявший в качестве легенды имя Питера Фишера, родившегося в Софии в 1929 году, отцом которого был немец, а мать — болгаркой. Подобно «Дугласу», он отшлифовывал свою немецкую легенду, живя в Восточной Германии, затем перебрался на Запад в 1959 году, выступая в роли беженца. Центр дал ему три года, чтобы закрепиться, легализовать свой статус и найти работу в Западной Германии, прежде чем отправить его в Канаду. 9 марта 1961 года в Ганновере «Богун» женился. Имя супруги и ее оперативный псевдоним неизвестны. Разведчик-нелегал легализовался как свободный фотокорреспондент — это профессия, которая предоставляла многочисленные возможности и поводы для поездок по всей Канаде и в соседние страны. В феврале 1965 года, следуя инструкциям Центра, супруги переехали в США по иммиграционным визам. Его главной задачей в течение следующих трех лет было фотографирование и добывание разведывательной информации в отношении крупных военных, научных и промышленных объектов на всей территории США. Однако в 1968 году «Богун» привлек внимание ФБР, и Центр был вынужден спешно отозвать его вместе с женой в Москву. Позднее было обнаружено, что часть его переписки с Центром, переправлявшейся через агента Каро Хусейнджана («Скифа»), была несанкционированно прочитана последним. Этот человек жил в Бейруте, владел ювелирным магазином и выступал в качестве «почтового ящика». В результате проведенного Центром расследования было обнаружено, что письма от «Богуна», датированные 7 апреля и 27 июля 1968 года и направленные через «Скифа», были вскрыты с помощью пара[512]. Одна из причин «провала» советских разведчиков-нелегалов в годы «холодной войны» была связана с переходом на сторону противника их коллег из Центра. Так, предательство Олега Гордиевского стало причиной задержания как минимум трех разведчиков-нелегалов. Супругов Вадима Михайловича и Ларисы Васильевны Мартыновых («Вест» и «Веста») и будущего Героя РФ Алексея Михайловича Козлова. В 1960 году в Аргентину прибыл «Вест». Предполагалось, что через несколько лет он вместе с супругой сможет перебраться в США и создать там нелегальную резидентуру. В 1963 году он на несколько месяцев уехал в Западную Европу, где к нему присоединилась «Веста». Новый, 1964 год они встретили в Уругвае. Оттуда перебрались в Аргентину, где и проработали до 9 октября 1970 года — времени своего ареста местной контрразведкой. Через какое-то время власти Аргентины передали их представителям ЦРУ — советские разведчики-нелегалы «согласились» на сотрудничество. На самом деле они готовили свой побег. В январе 1971 года им удалось сбежать и благополучно добраться до советского посольства. В феврале 1972 года они вылетели в Москву. Правда, на родине их ждал неприятный сюрприз. В Центре были уверены, что провал произошел по вине разведчиков-нелегалов. Они же доказывали, что их кто-то предал. Финал этой истории такой. Супругов Мартыновых исключили из партии (по тем временам очень суровое наказание), лишили наград и направили на постоянное место жительства в Калугу. Фактически в ссылку. И только в 1990 году все обвинения с них были сняты[513]. Алексея Михайловича Козлова вместе с супругой Центр предполагал использовать в Алжире. По крайней мере, в этой стране они жили в шестидесятые годы прошлого века. Затем они работали какое-то время в ФРГ, а потом поселились в одной из стран Западной Европы. Возможно, что это Бельгия. Супруга преподавала немецкий язык в школе, которая была аккредитована при НАТО, там учились дети натовских сотрудников. А сам разведчик стал генеральным директором одной крупной химчистки. В 1970 году его жена тяжело заболела и была отозвана на Родину. Через несколько лет она умерла. А он стал работать в одиночку. Ездил по тем странам, с которыми у Советского Союза не было дипломатических отношений и где регулярно возникали кризисные ситуации — в семидесятые годы прошлого века — Ближний и Средний Восток, Израиль и арабские государства. Легализовался он в Италии, где договорился с одной из фирм, что он будет продавать ее продукцию — оборудование для химчисток — по всему миру. За достигнутые успехи был награжден орденом Красной Звезды. С 1974 года регулярно посещал Иран. В 1977 году он впервые посетил ЮАР. Тогда страна вела работы по созданию атомной бомбы, и Москву очень интересовали достигнутые Кейптауном результаты. Когда разведчик-нелегал сообщил в Центр, что в декабре 1976 года в ЮАР был произведен ядерный взрыв, то ему сначала не поверили. Потом информация была подтверждена. В 1980 году Алексей Козлов снова посетил ЮАР. И был задержан местными контрразведчиками. Два года он провел в тюрьме, пока его не обменяли на десятерых немцев и одного офицера армии ЮАР, попавшего в плен во время рейда в Анголу[514]. Охота на секретаршСуществует устойчивое мнение, что технологию «охота на секретарш» придумали и активно применяли сотрудники восточногерманской разведки. Поэтому все завербованные с помощью «агентов-Ромео» сотрудницы западноевропейских государственных учреждений работали на ГДР. По утверждению отдельных западных авторов, советская разведка также активно использовала данную технологию, и непонятно, кто ее применил первым и все ли «агенты-Ромео» были восточногерманскими, а не советскими шпионами. В качестве примера расскажем о судьбе сотрудницы МИДа в Бонне Гизель Херцог («Марлей»), которая была завербована в 1954 году по наводке советского агента, работавшего в отделе кадров этого учреждения. В 1958 году «Марлей» по собственной инициативе вышла замуж за чиновника Министерства обороны Франции и переехала в Париж. Первой жертвой «охоты на секретарш», предпринятой советской внешней разведкой, стала подруга Леонора Хайнц («Лола») — секретарь начальника управления МИДа ФРГ. Ее соблазнителем был Хайнц Зюттерлин («Вальтер»), западный немец из Фрайбурга, который был завербован советской внешней разведкой в 1957 году и имя которого совпадало с фамилией Леоноры, что сбивало с толку. В декабре 1960 года Хайнц Зюттерлин и Леонора Хайнц поженились. В течение следующего года Зюттерлин часто обсуждал с женой опасность того, что «холодная война» может превратиться в «горячую». В то время как западногерманское руководство строило себе ядерные убежища, он утверждал, что им нужно побеспокоиться о собственной безопасности. Леонора согласилась рассказывать ему все, что знала об отношениях между Востоком и Западом. В 1961 году, сначала невольно, ее включили в агентурную сеть КГБ. Два года спустя Зюттерлин сообщил Центру, что, не упоминая КГБ, сказал жене, что передает ее информацию организации, которая занимается предотвращением ядерной войны. Хотя его жена отказалась от оплаты, Зюттерлин получал 1000 западногерманских марок в месяц. С 1964 года «Вальтер» передавал снятые на фотопленку документы, которые «Лола» тайно выносила из министерства, восточногерманскому нелегалу Евгению Рунге («Макс»), который работал на советскую внешнюю разведку. «Макс», в свою очередь, оставлял пленку в тайнике, откуда ее забирал кто-нибудь из боннской резидентуры. Хотя многие секретарши начинали шпионить из-за любви, их шпионажу, вероятно, способствовало, по крайней мере, частично, высокомерие некоторых из окружавших их лучше образованных и лучше оплачиваемых мужчин, которые были старше их по должности. В октябре 1967 года свои услуги ЦРУ предложили двое советских разведчиков-нелегалов — супруги Евгений Рунге («Макс») и Валентина Руш («Зина»). Он выдал как Леонору, так и Хайнца Зюттерлина. Перебежчик рассказал сотрудникам, опрашивающим его: «Мы получали (западногерманские дипломатические) документы До того, как они проходили через кабинет Леоноры и шифровальную комнату, и читали сообщения, доставляемые дипкурьерами из-за границы в основном даже до того, как их получал министр иностранных Дел Германии (Герхард) Шредер». Будучи ее подругой, Гизель Херцог боялась девять лет назад, что Леонора придет в смятение, узнав, что явилась объектом шпиона. Во время допроса на нее обрушилось признание ее мужа в том, что он женился на ней не по любви, а по приказу Центра. Вскоре после этого Леонора повесилась в своей камере. Другие жертвы «охоты на секретарш»: «Дорис» и «Рози». «Дорис» была Маргарет Хеке, секретарь в канцелярии западногерманского президента, где она работала сначала в мобилизационном отделе, а потом в отделе безопасности. Ее шпионом-Ромео был восточногерманский нелегал Ханс-Юрген Хенце («Хаген»), который выдавал себя за Франца Бекера, западного немца, проживающего в ГДР. «Хаген» познакомился с женщиной случайно. Как-то в 1968 году, когда он смотрел из окна своей боннской квартиры, он увидел женщину, которая понравилась ему как, возможно, гражданская служащая, которая вышла прогуляться одна. Он зашел в телефонную будку на ее маршруте и стал ждать, а когда дама прошла мимо, спросил, нет ли у нее монетки, чтобы позвонить. Каким-то образом ему удалось завязать с ней разговор и, узнав, где она работает, договориться о следующей встрече. Постепенно они подружились. Хенце объяснил, что он аспирант и пишет диссертацию о работе президента, но для ее завершения ему нужен дополнительный источник материала. Она предоставила ему документы с работы, чтобы помочь закончить фиктивную работу. В 1971 или 1972 году он сказал ей, что принадлежит к организации «немецких патриотов», базирующейся в Бразилии, которые преданы делу национального возрождения и нуждаются во внутренней информации о боннском правительстве для продолжения своей работы. Хеке сказала, что догадывалась о чем-то в таком роде, и согласилась помогать «немецким патриотам». Хенце потом уговорил ее подписать контракт, якобы составленный его «боссом», по которому она соглашалась предоставлять информацию из канцелярии президента в обмен на компенсацию ее расходов в 500 марок в месяц. Среди добытых ею разведывательных сведений были мобилизационные планы канцелярии президента и главных боннских министерств; подробности о правительственном военном убежище (которые доложили самому Леониду Брежневу), сообщения от послов ФРГ в Москве, Вашингтоне и других странах; секретные еженедельные отчеты президенту министра иностранных дел, досье о визите Брежнева в ФРГ и отчеты о встречах президента с иностранными дипломатами. После того как Хеке подписала свой агентурный контракт, она перестала рисковать, тайно унося секретные материалы домой. Вместо этого Хенце научил ее, как фотографировать документы в президентской канцелярии с помощью миниатюрного фотоаппарата, вмонтированного в тюбик помады. Один раз босс Хеке вошел в комнату, когда она как раз собиралась воспользоваться фотоаппаратом, но, к ее огромному облегчению, не обратил внимания на то, что она делает. Обычно она передавала пленку в Кельне или Цюрихе. Явка (тайная встреча) в Кельне происходила в 8.30 вечера в первый вторник каждого месяца в Кельн-Байентале, в конце Байентальгюртель, примерно в пятидесяти метрах от колонны Бисмарка у телефонной будки рядом с тумбой с афишами. Хеке велели держать в руке номер журнала «Der Spiegel», если она готова к встрече; если ей нужно было подать сигнал опасности, у нее в руках вместо этого должен был быть пластиковый пакет. Встречи в Цюрихе происходили в 5 часов вечера по субботам на Реннвег, 35, у витрины магазина фарфора. «Хаген» дважды был награжден орденом Красной Звезды за успехи в руководстве Хеке как агентом. В 1976 году он вернулся в Восточную Германию, но продолжал регулярно встречаться с ней в Кельне и Цюрихе. «Дорис» временно законсервировали в 1979 году из опасений за ее безопасность, вызванных допросом другой секретарши, подозреваемой в шпионаже в пользу восточногерманской и советской разведок, но снова включили в работу год спустя под новым псевдонимом «Вера». В 1980 году «досье продукции», состоящее из предоставленных ею документов, насчитывало десять томов. Хотя «Дорис» оставалась на связи с «Хагеном», она также передавала информацию через «Ренату», восточную немку-нелегала, работавшую на советскую внешнюю разведку. Среди разведывательных сведений, которые она предоставила в начале восьмидесятых годов прошлого века, были подробности состоявшихся в октябре 1982 года переговоров между министром иностранных дел Хансом-Дитрихом Геншером и госсекретарем США Джорджем Шульцем о размещении на территории ФРГ ракет «Першинг-П». Она также дважды участвовала в учениях НАТО «Уинтекс», во время которых сумела добыть разведывательную информацию о системе командования и управления ФРГ в военное время и смогла предоставить отчет о своем опыте работы в секретном военном правительственном убежище в горах Айффель под Бонном. «Дорис» арестовали в 1985 году и быстро добились признания. В 1987 году ее приговорили к восьми годам тюремного заключения и штрафу в 33 000 западногерманских марок, что составляло всю сумму, как считалось, которую она получила от советской внешней разведки (вероятно, заниженную). Судья сказал ей, что, вынеся ей сравнительно мягкий приговор, он принял во внимание, что она «безнадежно влюбилась» в своего вербовщика. Расскажем теперь об агенте «Рози» — сотруднице службы внешней разведки БНД Хайдрун Хофер. Когда она работала в начале семидесятых годов прошлого века в парижской резидентуре БНД, ее соблазнил «Роланд», восточногерманский разведчик-нелегал с военной выправкой, который, как и «Хаген», утверждал, что работает на неонацистскую группу «немецких патриотов». 26 февраля 1973 года в Инсбруке (Австрия) «Роланд» представил ее «Владимиру», сказав, что он один из лидеров неонацистского подполья. На следующий день последний встретился с ней, рассказал, что знал адмирала Канариса — начальника Абвера (военная разведка и контрразведка Третьего рейха), в которой служил ее отец, и обсудил разведывательные данные, которые хотел бы, чтобы она предоставляла. Женщине не было известно, что «Владимир» в действительности был высокопоставленным разведчиком-нелегалом советской внешней разведки, которого звали Иван Дмитриевич Унрау, и он был этническим немцем, родившимся в России в 1914 году. В 1974 году «Рози» перевели в штаб-квартиру БНД в Пуллахе в Баварии, где она сначала работала в западноевропейском отделе, а потом в отеле связи НАТО и где она собиралась выйти замуж за майора БНД. После окончания романа с «Роландом» он для поддержания контактов с ней использовал еще двух восточногерманских нелегалов, «Мазона» (который выдавал себя за отца «Роланда») и «Франка». Оба выдавали себя за членов неонацистского подполья. Хофер, по-видимому, в конце концов осознала, что завербована под «чужим флагом», но продолжала работать в качестве агента, оплачиваемого советской внешней разведкой. 21 декабря 1977 года, возможно, в результате конфиденциальной информации, которая поступила в БНД от французской службы внешней разведки, ее арестовали, когда она переезжала австрийскую границу для встречи со своим руководителем. На следующий день она созналась, что является советским агентом. Она проявляла мало эмоций, пока ей не сказали, что ее жених из БНД разорвал помолвку. Разрыдавшись, она попросила открыть окно, так как ей не хватает воздуха, потом внезапно вскочила и выбросилась с шестого этажа. Хотя ее падение отчасти смягчили кусты, она получила серьезные травмы. Были и другие женщины-агенты советской разведки, которых завербовали «Ромео». Среди них можно назвать Эльку Фальк («Лена»), После того как женщина дала объявление в газетной рубрике об одиноких сердцах, с ней связался нелегал Курт Симон («Георг»), который представился Герхардом Тиме. Ему удалось завербовать даму. В 1974 году она устроилась на работу секретаря в канцелярию канцлера ФРГ, принеся с собой на работу миниатюрную фотокамеру, спрятанную в зажигалке, и баллончик лака для волос с двойным дном для хранения фотопленок. Как и Хеке, Фальк была сотрудницей команды по управлению кризисными ситуациями на учениях «Уинтекс». В 1977 году Центр наградил «Георга» орденом Красной Звезды. Позже «Лену» перевели под руководство двух других нелегалов, одного из них звали «Петер Мюллер», а оперативный псевдоним другого был «Адам». В 1977 году она перешла из канцелярии канцлера на работу в Министерство транспорта, а через два года в Министерство экономической помощи. Ее арестовали в 1989 году. Будучи приговоренной к шести с половиной годам тюремного заключения, она отсидела только несколько месяцев и была освобождена как одна из участников обмена шпионами между Востоком и Западом. Разведчики из провинцииСуществует устойчивое мнение, что разведывательными операциями за рубежом занималось исключительно Первое Главное управление КГБ СССР, а республиканские областные «Комитеты» лишь обеспечивали кадры для Москвы. На самом деле победы на полях «тайной войны» были и у сотрудников региональных управлений КГБ. В качестве примера кратко расскажем об одной из таких операций. В середине шестидесятых годов прошлого века в результате тщательно спланированной операции разведотделу КГБ Азербайджана удалось получить пакет секретной технической документации на плавучую полупогружную буровую платформу (ППБП) «Могол», разработанную в Техасе (США). С помощью ее американцы пробурили первые разведочные скважины в Мексиканском заливе. Благодаря технической документации на «Могол», добытой по линии КГБ, в Советском Союзе вскоре были созданы аналогичные ППБП, и по сей день успешно работающие на шельфах Каспия и Сахалина. С одной из них — «Деде Горгуда» — были пробурены первые разведочные скважины «проекта века» (освоение нефтяных месторождений Азери, Чираг и Гюнешли). Вот как об этой операции рассказал один из ее активных разработчиков и участников — ветеран КГБ Шамиль Сулейманов: «Все началось с информации, полученной КГБ Азербайджана от одного из азербайджанских ученых-нефтяников, побывавших в США в научной командировке. Он же, в свою очередь, услышал о плавучей полупогружной буровой платформе „Могол“ от своего американского коллеги, который в частной беседе, как мы говорим, допустил утечку секретной информации. Разработка же операции „Могол“ была выполнена разведотделом КГБ Азербайджана, который в те годы возглавлял И. П. Гусейнов, но, конечно, значительную роль в ее проведении сыграло разведуправление КГБ СССР. Отмечу, что „Могол“ была первой крупной самостоятельной операцией созданной в ноябре 1963 г. группы научно-технической разведки разведотдела КГБ Азербайджана, возглавляемой С. Б. Эфендиевым… Об опытном образце ППБП, проходившем испытания в Мексиканском заливе, мы сообщили нашим нефтяникам из азербайджанской „Гипроморнефти“ (сейчас НИПИ „Гипроморнефтегаз“) — головного в СССР научно-исследовательского и проектного института, занимавшегося разработкой технических сооружений для разведки и добычи нефти и газа на море. Для них эта информация стала подлинным техническим откровением. Это, в общем-то, неудивительно, так как, кроме трудо- и капиталоемких стационарных платформ, устанавливаемых в Каспийском море на сваях, ничего другого в их арсенале разведочного бурения тогда еще не было. Естественно, они проявили к американской технической новинке огромный интерес и очень настоятельно попросили нас помочь им в получении информации об этих ППБП… Вторым этапом операции стала перепроверка полученной информации. Учитывая, что плавучая буровая платформа имеет значительные, до 100 м2, габаритные размеры, убедиться в фактическом наличии У американцев ППБП было уже не очень сложно. Ведь мы знали место поиска — Мексиканский залив, побережье Техаса — и понимали, что нам следует искать на тамошнем шельфе. Вслед за этим разведуправление КГБ СССР начало проводить активные действия, целью которых было определение места, где создавался проект „MOHOL“, и установление конкретных лиц, причастных к разработке ППБП». В результате серии разведывательных мероприятий удалось «выйти» на европейца, имевшего доступ к секретным сведениям: расчетам, схемам и чертежам ППБП. Даже спустя сорок лет подробности вербовки этого человека остаются секретными. Мы лишь можем сообщить, что на сотрудничество с Москвой он пошел по идеологическим мотивам. В течение месяца он передал два тома технической документации.
Секретное досье на «Могол», кстати, по сей день хранится в архивах Министерства национальной безопасности Азербайджана. Это не единственный эпизод деятельности чекистов из провинции за пределами Советского Союза. Например, в годы «холодной войны» украинская разведка «обладала довольно большой самостоятельностью и выполняла практически все функции полноценной государственной разведывательной структуры — разумеется, с некоторыми специфическими особенностями». Вот что рассказал об этой малоизвестной странице истории генерал-майор госбезопасности, доктор юридических наук Георгий Ковтун. С 1972 по 1979 год он работал помощником и начальником секретариата главы КГБ СССР Юрия Андропова, а с 1982 года по 1991 год зампредом КГБ.
Вопросами разведывательной деятельности занималось не только республиканское управление КГБ, но и подчиненные ему подразделения. Снова процитируем Георгия Ковтуна:
О масштабах и направлениях деятельности украинской разведки в начале восьмидесятых годов прошлого века рассказали Сергей и Эллина Нестеренко и отставной генерал-майор Службы безопасности Украины (аналог Российской ФСБ) Александр Невздоля в книге «Досье генерала госбезопасности Александра Невздоли». В начале восьмидесятых годов прошлого века последний возглавил «разведподразделение во Львовском КГБ». Вот что он рассказал:
В качестве иллюстрации деятельности этих людей на Западе процитируем другой фрагмент книги Александра Невздоли:
«Застой» в Ясенево и активность резидентурНесмотря на политические брожения в стране в середине восьмидесятых годов прошлого века, внешняя разведка продолжала активно работать. Так, в 1985 году разведкой в «инстанции, министерства и ведомства направлено свыше 8 тысяч информационных материалов, в том числе более 700 аналитических документов, из них 185 — особой важности»[519]. В частности, по линии НТР в 1985 году «реализовано более 40 тысяч информации и 12 тысяч типов образцов».
Аналогичные по содержанию фразы можно прочитать и в более поздних отчетах. По утверждению западных экспертов, ежегодно ПГУ КГБ предоставляло 25 000–40 000 «информационных отчетов» и 12–13 образцов зарубежной техники, большинство из которых было запрещено ввозить в соцстраны. В 1986 году стоимость этого оборудования оценивалась в 550 млн рублей, а в 1988–1989 годах этот показатель возрос до одного миллиарда. Также иностранные эксперты утверждают, что при создании 150 систем советского оружия незаконно использовались западные разработки. Хотя сухие строчки официальных документов не могли отразить происходящих в центральном аппарате ПГУ КГБ процессов. Постепенно на смену руководителям-профессионалам, начинавшим свою карьеру с рядовых должностей, приходили бывшие комсомольские и партийные функционеры. По утверждению одного из ветеранов внешней разведки:
К сожалению, среди них не было новых Павлов Фитиных (руководил внешней разведкой на протяжении всей Великой Отечественной войны, занял этот пост почти сразу же после прихода на Лубянку) и Юриев Андроповых. Большинство лишь исполняли указания вышестоящего начальства и пресекали всякую инициативу подчиненных. В качестве примера можно вспомнить такой эпизод. В середине восьмидесятых годов прошлого века в конференц-зале на восемьсот мест штаб-квартиры советской внешней разведки прошла очередная партийная конференция. В президиуме сидели руководители разведки и курировавший ее представитель ЦК КПСС. Энергичный в «показухе», очередной начальник Управления «Т» (научно-техническая разведка), но не ее истинный руководитель, бодро докладывал о достижениях. Отчитываться было о чем. Но почему-то он особо выделил работу над спецзаданием ЦК партии по добыванию технологии производства высококачественного мороженого. Подуставшие от пустых речей разведчики дремали или негромко обсуждали свои дела. После сообщения об успешном выполнении «спецзадания по мороженому» зал разразился неистовыми аплодисментами[523]. Несмотря на «застой» в центральном аппарате, органы добывания в последние годы существования Советского Союза продолжали активно действовать. Например, директор ЦРУ У. Уэбстер заявил в феврале 1990 года, что КГБ продолжает расширять свою разведывательную деятельность,
В Западной Европе Управлению «Т» удалось получить данные из Италии по системам тактической радиоэлектронной связи «Катрин», разработанной для НАТО в начале девяностых годов, а также использовать группу западногерманских хакеров для проникновения в базу данных Пентагона и других научно-исследовательских и военно-промышленных компьютерных систем. В начале девяностых годов сотрудники советской научно-технической разведки упорно пытались проникнуть в Японию и Южную Корею, сосредоточив все усилия на этом регионе[524]. Нужно также отметить и другой важный аспект. Несмотря на все катаклизмы в стране, сотрудники внешней разведки сохранили доверительный стиль взаимоотношений со своими агентами. В качестве примера можно привести фрагмент перевода опубликованной в газете «Лос-Анджелес Тайме» статьи, посвященной разоблаченному советскому агенту — сотруднику ФБР Роберту Ханссену.
Аресты вместо оперативных игрВо второй половине восьмидесятых годов прошлого века произошли два события, повлиявшие на работу разведки и контрразведки. Первое из них — в 1988 году пост председателя КГБ занял Владимир Крючков. Не будем подробно рассказывать о том, как его профессиональные и личные качества оценивали отдельные чекисты, отметим лишь, что в вину ему ставили не только неудачную попытку организации государственного переворота и последовавшую за этим ликвидацию «Комитета», но и, мягко говоря, порой нежелание понимать специфику разведывательной и контрразведывательной деятельности. Второе событие. В апреле 1985 года свои услуги КГБ предложил сотрудник советского отдела ЦРУ Олдрич Эймс. По роду своей деятельности он занимался вопросами контрразведки и поэтому имел отношение ко всем наиболее охраняемым тайнам агентства касательно его операций против Москвы, включая список имен агентов, которые работали на ЦРУ в Советском Союзе. Через несколько лет после этого события американцы вынуждены будут признать, что предатель «нанес самый существенный ущерб за всю историю существования разведывательного ведомства США»[526]. Заместитель резидента вашингтонской резидентуры советской внешней разведки Виктор Черкашин, не без основания опасаясь предателей из числа сотрудников резидентуры или центрального аппарата, лично вылетел в Москву и доложил о новом агенте начальнику внешней разведки Владимиру Крючкову. По утверждению Виктора Черкашина, последний решил сразу же использовать полученные от агента данные в своих личных интересах. После смерти его покровителя Юрия Андропова и множества внутриполитических проблем положение Владимира Крючкова на посту начальника Первого главного управления было не очень устойчивым. А тут Олдрич Эймс со списком агентов ЦРУ. В течение одного года советская контрразведка арестовала свыше десяти агентов американской разведки. Еще нескольким предателям удалось уйти на Запад и спастись от возмездия. По утверждению беседовавших с Виктором Черкашиным журналистов, он:
Можно обвинить в предвзятом отношении Виктора Черкашина к своему начальнику. Вот только факты косвенно подтверждают высказанную ветераном внешней разведки версию. Согласно публикациям в «открытой» печати, не только отечественной, но и зарубежной, несколько агентов из списка Олдрича Эймса во время нахождения на территории Советского Союза не поддерживали связь со своими американскими хозяевами. В течение нескольких месяцев чекисты вели за ними круглосуточное наблюдение, проводили мониторинг радиоэфира, возможно, даже производили негласные обыски в их квартирах в надежде обнаружить тайники, но все бесполезно. Прямых доказательств их шпионской деятельности обнаружить не удалось. Как в такой ситуации поступали чекисты при Юрии Андропове? Терпеливо ждали, пока агент «проснется» или американцы проявят к нему интерес, либо под благовидным предлогом переводили на работу, где подозреваемый уже не имел доступа к государственной тайне. А при Владимире Крючкове арестовывали, даже несмотря на то что было сложно придумать убедительную причину «провала» агента и обвинить во всем сотрудников московской резидентуры ЦРУ. В результате Олдрич Эймс был арестован в феврале 1994 года и сейчас отбывает пожизненное заключение в американской тюрьме. Вместо заключенияНаследники Советской внешней разведки Служба внешней разведки Российской Федерации (СВР РФ) была создана 18 декабря 1991 года[528]. СВР РФ осуществляет разведывательную деятельность в целях: обеспечения Президента Российской Федерации, Федерального Собрания и Правительства разведывательной информацией, необходимой им для принятия решений в политической, экономической, военно-стратегической, научно-технической и экологической областях; обеспечения условий, способствующих успешной реализации политики Российской Федерации в сфере безопасности; содействия экономическому развитию, научно-техническому прогрессу страны и военно-техническому обеспечению безопасности Российской Федерации. Для достижения этих целей федеральным законом Российской Федерации «О внешней разведке» Службе внешней разведки предоставляется ряд полномочий. В том числе установление на конфиденциальной основе отношений сотрудничества с лицами, добровольно давшими на это согласие, и осуществление мер по зашифровке кадрового состава. В процессе разведывательной деятельности СВР РФ может использовать гласные и негласные методы и средства, которые не должны причинять вред жизни и здоровью людей и наносить ущерб окружающей среде. Порядок использования негласных методов и средств определяется федеральными законами и нормативными правовыми актами органов внешней разведки Российской Федерации. Разведывательная информация предоставляется Президенту Российской Федерации, палатам Федерального Собрания, Правительству Российской Федерации и определяемым Президентом федеральным органам исполнительной и судебной власти, предприятиям, учреждениям и организациям. Руководители Службы внешней разведки несут персональную ответственность перед Президентом Российской Федерации за достоверность, объективность разведывательной информации и своевременность ее предоставления. Общее руководство органами внешней разведки Российской Федерации (в том числе и СВР) осуществляет Президент Российской Федерации[529]. Структура центрального аппарата Службы внешней разведки РФ включает в себя: управления, отделы и другие подразделения. Все подразделения подчиняются непосредственно директору или его заместителям. В подчинении у Директора СВР: Коллегия; Пресс-секретарь; Группа консультантов; Бюро по связям с общественностью и СМИ; Аппарат директора; Протокольный отдел; Первый заместитель директора СВР. В подчинении у коллегии и Директора СВР находятся: Управление анализа и информации; Управление внешней контрразведки; Управление экономической разведки. Заместитель Директора СВР по кадрам — отвечает за кадры. В подчинении у заместителя Директора СВР по науке находятся: Управление научно-технической разведки; Управление опертехники; Управление информатики; Академия СВР РФ. В подчинении у заместителя Директора СВР по операциям находятся оперативные отделы. В подчинении у заместителя Директора СВР по материально-техническому обеспечению находятся различные службы эксплуатации и обеспечения[530]. Основные задачи СВР РФ в конце 2007 годаПрезидент РФ Владимир Путин представил 19 октября 2007 года нового главу Службы внешней разведки Михаила Фрадкова и обозначил основные задачи этого ведомства:
Кроме того, по словам Президента РФ,
С чего все начиналосьСогласно данным западных источников, в период с 1991 по 1994 год Москва расформировала 30 легальных резидентур и на 40 % была сокращена численность персонала. По утверждению журналиста Андрея Угланова, внешняя разведка в сентябре 1991 года получила смертельную рану. Сразу же после путча по указанию Михаила Горбачева была создана «закрытая» комиссия по расследованию деятельности КГБ под председательством Сергея Степашина. Ее основная задача — опрос руководителей подразделений центрального аппарата Лубянки.
Следом за агентурой на Запад стали уходить и кадровые разведчики. По утверждению журналиста и депутата Государственной Думы Александра Хинштейна, только в 1991 году в страну не вернулись шесть «рыцарей плаща и кинжала». На следующий год список перебежчиков увеличился еще на пять фамилий. Потом наступило некое затишье, а затем последовала очередная серия ЧП, связанных с уходом на Запад «коллег» Штирлица. К середине 2002 года число тех, кто перебрался за рубеж на постоянное место жительства, достигло двадцати человек. Среди них десять офицеров, работавших по американской линии в СВР. Это не только действующие офицеры внешней разведки, но и отставники. Последние чуть меньше информированы о текущих делах своего ведомства, зато знают множество старых секретов. Один из ветеранов КГБ, проработавший много лет в Ясеневе, сказал:
Также не следует забывать и о кадровых дипломатах. В период с 1991 по 1993 год в США остались жить, после официального окончания срока командировки, 15 мидовцев. Могло ли такое произойти в годы существования Советского Союза? Если только в кошмарном сне чекиста. Любая попытка остаться на Западе после окончания срока командировки однозначно расценивалась как измена Родине со всеми вытекающими отсюда последствиями. А после 1991 года в МИДе к этому стали относиться снисходительно. Захотел дипломат пожить за рубежом в качестве частного лица — не проблема. У нас ведь демократия. Результат такой либеральности Москва сумела ощутить очень скоро. Например, в 1996 году ФБР арестовало своего же сотрудника — специального агента Эрла Питтса, который проработал в этом ведомстве 13 лет. В 1985 году его перевели из отделения бюро в Миссури в нью-йоркское отделение ФБР, но направили не в отдел по борьбе с наркомафией, куда он стремился попасть, а в «группу 19», которая занималась выявлением сотрудников КГБ и ГРУ среди работников консульства СССР в Нью-Йорке и советской миссии при ООН. В июне 1987 года он предложил свои услуги советской разведке, написав письмо дипломату Роллану Джейкия, которого ФБР считало кадровым сотрудником КГБ. На самом деле он был «чистым» дипломатом. На встречу с «инициативником» он пришел вместе с сотрудником нью-йоркской резидентуры КГБ Александром Карповым. Представив сотруднику ФБР чекиста, «мидовец» удалился. Тогда никто не знал, что эта встреча станет роковой для «тайного информатора Москвы»[533]. Летом 1992 года бывший советник российского постпредства при ООН Роллан Джейкия стал невозвращенцем. В обмен на хорошее отношение к себе со стороны американских властей он «сдал» Эрла Питса и выступил главным свидетелем в суде[534]. В июне 1997 года Эрла Питтса приговорили к 27 годам тюремного заключения[535]. А Роллан Джейкия получил крупную сумму денег, сменил имя и навечно поселился в США. Впрочем, предательство российского дипломата меркнет на фоне разразившегося в октябре 2000 года скандала: ухода на Запад первого секретаря представительства Российской Федерации при ООН полковника СВР РФ Сергея Олеговича Третьякова[536]. Ушел не рядовой разведчик, а высокопоставленный руководитель — с 1995 по 2000 год он руководил нью-йоркской резидентурой, на связи у которой находилось свыше 60 агентов, которые работали против США и их союзников в ООН. По утверждению западных источников, он сотрудничал с ЦРУ в течение нескольких лет и за это время успел передать 5000 сверхсекретных депеш СВР и более 100 засекреченных докладов разведчиков СВР. Материалы Третьякова использовались при подготовке примерно 400 докладов разведки, которые распространялись в высших сферах — даже в Белом доме. Он назвал имена людей — дипломатов, ученых, госслужащих и других, — которые работали на Москву в Манхэттене, в ООН и в Канаде, где Третьяков работал до переезда в США. Он помогал понять ход мыслей президента Бориса Ельцина во время дебатов о расширении НАТО, военных кампаний в Косово и других местах. Сергей Третьяков был сочтен ценнейшим перебежчиком — в прямом смысле этого слова. По словам одного из сотрудников ФБР, он «получил денежное вознаграждение, которое намного превышает полученное кем-либо еще из прежних советских шпионов». Сейчас перебежчик и его супруга владеют домом, который в 2003 году стоил 600 000 долларов, и живут на свои инвестиции. Дочь Третьякова Ксения окончила магистратуру одного из университетов «Лиги плюща» (т. е. престижных и старинных университетов на Восточном побережье США). При этом Сергей Третьяков утверждает, что после перехода на американскую сторону ни о чем не просил, а Соединенные Штаты вознаградили его по собственной инициативе[537]. Также перебежчика обвиняли в том, что именно он помог американской контрразведке разоблачить советско-российского агента Роберта Ханссена. Последний передавал свои сообщения в черных пластиковых пакетах. Один из них сумел похитить Сергей Третьяков и передать американцам. ФБР обнаружило на нем отпечатки пальцев «крота». Все, агент был обречен[538]. В пользу этой версии говорит такой факт. Роберта Ханссена задержали после того, как Сергей Третьяков ушел на Запад. Хотя период времени, когда дипломаты и сотрудники СВР могли безнаказанно уходить на Запад, продлился недолго. К 2000 году российская разведка почти оправилась от нанесенной ей смертельной раны. Теперь фамилии кадровых сотрудников СВР РФ все чаще мелькают в СМИ в качестве «персон нон грата». Былая слава медленно, но все же возвращается к отечественной внешней разведке. Операции российской разведки в странах БалтииВ апреле 1994 года Рига объявила персоной нон грата и потребовала выезда из страны в течение трех суток второго секретаря посольства России в Латвии Петра Уржумова. Его обвинили в не совместимых с его статусом действиях, то есть в шпионаже. Якобы дипломат пытался получить информацию о военной инфраструктуре НАТО, а также об актуальных для Латвии внутриполитических и внешнеполитических событиях[539]. 21 января 2008 года МИД Латвии потребовал покинуть в течение 48 часов территорию страны второго секретаря посольства России и вице-консула Александра Рогожина. Якобы дипломат интересовался базой данных МВД Латвии. Но доступ к ней он так и не получил[540]. Спустя четыре месяца министр внутренних дел Латвии Марек Сеглинып признал, что для высылки из страны российского дипломата не было серьезных оснований. Выяснилось, что Александр Рогожин, обвинявшийся латвийскими властями в шпионаже, всего лишь пил водку вместе с сотрудником одной из структур МВД Латвии, которого тогда заподозрили в передаче россиянину секретной информации, — поступок, по словам латвийского министра, «неэтичный», но со шпионажем все-таки не связанный. 21 сентября 2008 года в своем собственном доме в Таллине по подозрению в государственной измене был задержан Херман Симм — бывший начальник отдела защиты гостайны Министерства обороны Эстонии (занимал этот пост с 2000 года по 2006 год) и советник Министерства обороны (в марте 2008 года он вышел на пенсию). Поясним, что отдел отвечает за охрану государственной тайны, занимается вопросами безопасности министерства и контролирует разведывательную деятельность Генштаба Сил обороны. С 2006 по 2008 год задержанный был руководителем эстонских делегаций по заключению соглашений о защите секретной информации с зарубежными странами, а также представлял Эстонию на переговорах с соответствующими структурами ЕС и НАТО. Тогда же по подозрению в пособничестве была задержана и его супруга Хеэте Симм, которая с 1995 года работала юристом в Департаменте полиции, в 2007 году она вышла на пенсию, но продолжила работу в отделе. В начале ноября 2008 года женщину выпустили под подписку о невыезде. Хермана Симма обвинили в том, что он регулярно (за 1000 евро в месяц) передавал секретные документы российскому разведчику-нелегалу «Иисусу», действовавшему в Мадриде под «прикрытием» бизнесмена из Португалии. Последний осенью 2008 года почувствовал на себе повышенное внимание органов госбезопасности Франции и поспешил исчезнуть. А вот его агенту не повезло. Хермана Симма задержали на территории Эстонии. По утверждению западных журналистов, Хермана Симма и его куратора сгубили жадность и самоуверенность. На полученные деньги агент купил ряд дорогих земельных участков и квартиру: 10 гектаров земли и загородный дом на побережье финского залива в пригороде Таллина; квартиру в городе Пярну; несколько гектаров земли, предназначенных для жилищного строительства в Сауэ (город в северной части Эстонии); несколько земельных участков на побережье Балтийского моря. Российский разведчик-нелегал попытался завербовать еще одного агента, скорее всего, по наводке Симма. Вербовка закончилась неудачей. Кандидат не захотел становиться «тайным информатором Москвы» и сообщил о «гнусном» предложении куда следует. После этого «Иисусом» и Симмом занялись контрразведчики. Если бы не эти две ошибки, то, скорее всего, Херман Симм так бы и не был разоблачен. По утверждению эстонских журналистов, местные контрразведчики в течение пяти лет безуспешно пытались найти «тайного информатора Москвы». В служебные обязанности задержанного входила организация и координация защиты государственных тайн, участие в международных переговорах со странами НАТО и ЕС по защите секретных сведений. Так, он входил в состав делегаций НАТО и ЕС по проверке соответствия систем безопасности в других странах. По утверждению эстонских репортеров, он имел такой же допуск к секретным материалам, как президент, премьер-министр, министры обороны и иностранных дел, командующий Силами обороны. По предварительным данным, ущерб мог составить около 6, 4 миллиона евро. По словам неназванного эксперта НАТО, причиненный ущерб Эстонии и альянсу огромен:
Один из немецких чиновников назвал «катастрофой» проникновение российского агента на столь высокий пост в НАТО. При этом он скромно умолчал, что германский еженедельник «Spiegel», который славится своей осведомленностью в шпионских делах, сообщил, что Симм в течение нескольких лет сотрудничал с немецкой разведкой БНД. Пикантность ситуации в том, что, возможно, агент снабжал Германию подготовленной в России дезинформацией. По другой версии — Симм сотрудничал с двумя разведками из-за своей патологической Жадности. По утверждению британских журналистов: разоблачение Хермана Симма — самый громкий шпионский скандал после окончания «холодной войны». На Западе его уже сравнивают с Олдричем Эймсом, бывшим главой отдела контрразведки ЦРУ, который, по сути, был самым высокопоставленным российским агентом в США. Эймс шпионил в пользу Москвы с 1985 по 1994 год, также вместе с супругой. Эймс имел доступ к информации любого уровня секретности, и ЦРУ так и не удалось установить, какие именно сведения он успел передать за океан. Шпион был приговорен к пожизненному заключению. Его коллеге грозит от 3 до 15 лет тюремного заключения. К этому следует добавить военно-политические последствия для Эстонии. Дело в том, что западноевропейские страны — ветераны НАТО регулярно обвиняли молодых коллег — восточноевропейские государства в том, что последние не могут обеспечить режим секретности на должном уровне, а в государственном аппарате трудится множество бывших «агентов КГБ». Частично «справедливость» их обвинений подтвердил сам Херман Симм. На одном из допросов он якобы признался, что еще в конце шестидесятых годов прошлого века, во время учебы в одном из московских технических вузов, был завербован КГБ. По другой версии, «агентом КГБ» он стал в конце восьмидесятых годов прошлого века, когда трудился в МВД ЭССР-тогда он попался на спекуляции. В то время это означало как минимум позорное увольнение из правоохранительных органов. Отставной высокопоставленный сотрудник МВД Эстонии Койт Пикаро предполагает, что Херман Симм попался на спекуляции, после чего ему предложили работать на КГБ. «Мне рассказали, что это произошло в Москве, когда он учился в Академии МВД, а взяли его на том, что он пытался спекулировать, перепродавая какой-то привезенный из Эстонии товар». По утверждению самого Хермана Симма, спустя много лет его начали шантажировать сотрудники российской СВР РФ, угрожая разоблачить его как бывшего агента КГБ в случае отказа от сотрудничества[541]. Задание Центра выполнилВ 2008 году руководство японской полиции приняло решение прекратить розыски некоего Итиро Куроба, которого в Токио считают советско-российским разведчиком-нелегалом. На протяжении более 30 лет этот человек прожил в Стране восходящего солнца. Власти утверждают, что настоящий Итиро Куроба, житель префектуры Фукусима, пропал без вести примерно в 1965 году, а в 1966 году назвавшийся его именем «россиянин азиатского происхождения» поступил на работу в токийскую торговую фирму. Позднее он женился на японке, причем его супруга не подозревала, что имеет дело с разведчиком. Разведчик собирал политическую и военную информацию, которую передавал руководству через тайники в парках, синтоистских храмах и других местах. Кроме того, мнимый Куроба часто ездил в Западную Европу, где тоже выполнял разведывательные задания. В 1995 году разведчик выехал из Японии и больше не возвращался. В 1997 году в его доме, по данным японских властей, нашли радиопередатчик и шифровальные таблицы. В том же 1997 году подозреваемого объявили в международный розыск, однако он успел, находясь за рубежом, продлить срок действия своего японского паспорта. Как сообщают западные СМИ, новый паспорт на имя Куробы был получен российским разведчиком в японском посольстве в Вене в 1992 году «в нарушение паспортного законодательства». Какими документами подозреваемый пользовался до этого, не уточняется[542]. Высланы из КанадыВ предыдущих главах нашей книги мы подробно рассказали о том, что советская внешняя разведка использовала Канаду в качестве промежуточного пункта для инфильтрации разведчиков-нелегалов в США и другие западные страны. Российская разведка унаследовала данную «традицию». В «открытой» печати есть информация о двух случаях задержания на территории этой страны лиц, которых западные власти называют российскими разведчиками-нелегалами. В 1996 году сотрудниками канадских правоохранительных органов были задержаны Йэн Маккензи Ламберт и Лори Броуди — семейная пара из Торонто. Потом, правда, выяснилось, что это российские разведчики-нелегалы Дмитрий и Елена Ольшевские, которые для легализации в Канаде «похитили личности» двух погибших канадцев. Чета Ламберт-Броуди безмятежно прожила в Торонто несколько лет: он работал фотографом, она — страховым агентом. Супруги подали документы на канадское гражданство, и проверяющие инстанции усомнились в подлинности их личностей. Через некоторое время контрразведка засекла их донесения «в Центр», передававшиеся по спутниковой связи. На территории международного аэропорта Монреаля при попытке вылететь из Канады 14 ноября 2006 года сотрудниками местных правоохранительных органов был задержан «начинающий рыночный аналитик» (так он был назван в одном из источников) Пол Уильям Хэмпел, который в течение десяти лет жил на территории Канады. Большую часть времени он проводил на Балканах. При задержании у него изъяли: поддельное свидетельство о рождении, канадский паспорт, денежную сумму в размере 7800 долларов в валютах пяти стран, несколько банковских и кредитных карт, пять SIM-карт для мобильного телефона, два цифровых фотоаппарата и коротковолновый радиоприемник. Кроме того, у предполагаемого шпиона нашли карточки с записями основных событий истории Канады. 4 декабря того же года он признался, что является россиянином, родился 21 октября 1961 года и скрывался под чужим именем. После этого суд принял решение о его депортации, которая состоялась 26 декабря 2006 года. На следующий день он прилетел в Москву[543]. Операция НТР в ГерманииЛетом 2008 года на скамье подсудимых оказался житель Баварии бывший сотрудник компании Eurocopter, которого задержали в апреле 2006 года по обвинению в шпионаже в пользу России. Якобы 44-летний инженер Вернер Грейпп в период с 2004 по 2006 год передал российским спецслужбам секретную техническую документацию о вертолетах, производимых компанией, и заработал на этом 13 000 евро. Суд приговорил его к 11 месяцам тюрьмы условно. Приложение 1Наименование органов Советской и Российской внешней разведки
Источник: Антонов В. Награды внешней разведки. М., 2005. С. 3–4. Приложение 2Руководители Советской и Российской внешней разведки
Источник: Антонов В., Прокофьев В. Служба внешней разведки России: памятные даты. М., 2004. Приложение 3Список репрессированных советских разведчиков (неполный) 1. Аксельрод Моисей Маркович. Арестован 16 октября 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации в органах НКВД СССР. 20 февраля 1938 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 февраля 1938 г. 2. Алексеев Николай Николаевич. Арестован 27 июня 1937 г. 1 декабря 19.37 г. по обвинению в шпионской и подрывной контрреволюционной деятельности Комиссией в составе наркома внутренних дел и Прокурора СССР осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 9 декабря 1937 г. 3. Апетер Иван Андреевич. Арестован 11 декабря 1937 г. 22 августа 1938 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 22 августа 1938 г. 4. Арлюк Генрих Давыдович (Мотель Израилевич) Арестован 25 декабря 1937 г. 9 февраля 1938 г. по обвинению в шпионаже приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 10 февраля 1938 г. 5. Аустрин Рудольф Иванович. Арестован 22 июля 1937 г. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР 15 ноября 1937 г. 6. Базаров (Шпак) Борис Яковлевич. Арестован 3 июля 1938 г. по обвинению в шпионаже. 21 февраля 1939 г, приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 февраля 1939 г. 7. Баранский Казимир Станиславович. Арестован 11 мая 1937 г. 14 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже и принадлежности к ПОВ осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 14 августа 1937 г. 8. Вельский (Минц) Максим Натанович. Арестован 2 июня 1937 г. 21 августа 1937 г. расстрелян «в особом порядке». 9. Берман Борис Давыдович. Арестован 24 сентября 1938 г. 22 февраля 1939 г. как участник заговора в НКВД осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 22 февраля 1939 г. 10. Блюмкин Яков Григорьевич. Арестован в середине октября 1929 г. Коллегия ОГПУ 3 ноября 1929 г. постановила расстрелять его
11. Богданов Борис Давыдович. Арестован 23 августа 1937 г. По обвинению в участии в правотроцкистской организации приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 10 февраля 1938 г. 12. Бадеско-Михали Яков Михайлович. Арестован 23 мая 1937 г. по обвинению в проведении антисоветской агитации и шпионаже в пользу германской разведки. 2 сентября 1937 г. постановлением Комиссии НКВД, Прокурора СССР и председателя ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 2 сентября 1937 г. 13. Бортновский (Бронек, Бронковский) Бронислав Брониславович. Арестован в июне 1937 г. 3 ноября 1937 г. приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 3 ноября 1937 г. 14. Бржозовский Генрих Иосифович. Арестован 24 ноября 1936 г. Комиссией в составе наркома внутренних дел, прокурора СССР и председателя ВК ВС СССР по обвинению в шпионаже, приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 21 августа 1937 г. 15. Бухарцев Дмитрий Павлович. Арестован 23 ноября 1936 г. 2 июня 1937 г. за участие в антисоветской террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 3 июня 1937 г. 16. Берман Матвей Давидович. Арестован 24 декабря 1938 г. в кабинете Г. М. Маленкова в ЦК партии. Расстрелян по приговору ВК ВС СССР. 17. Богуславский Станислав Казимирович. Арестован 24 ноября 1936 г. 21 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже приговорен Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР к высшей мере наказания, расстрелян. 18. Вейзагер Сигизмунд Михайлович. Арестован 21 ноября 1937 г. Осужден к высшей мере наказания в особом порядке по обвинению в шпионаже. Расстрелян 9 мая 1938 г. 19. Визель Яков Савельевич. Арестован в августе 1937 г. Погиб во время следствия. 20. Виноградов Борис Дмитриевич. Арестован 3 февраля 1938 г. 28 августа 1938 г. по обвинению в шпионаже осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 28 августа 1938 г. 21. Волович Захар Ильич. Арестован 22 марта 1937 г. по делу Г. Г. Ягоды. 14 августа 1937 г. осужден к высшей мере наказания за шпионаж и участие в контрреволюционном заговоре. Расстрелян 14 августа 1937 г. 22. Высоцкий Василий Фомич. Арестован 1 июля 1937 г. Расстрелян 14 августа 1937 г. 23. Ванштейн-Гучков Мориц Иосифович. Арестован в сентябре 1936 г. Расстрелян по приговору ВК ВС СССР 19 августа 1937 г. 24. Ван Инзун. Арестован 5 мая 1938 г. Умер в тюремной больнице. 25. Воропинов Павел Фокич. Арестован 29 декабря 1937 г. Расстрелян 22 августа 1938 г. 26. Герт Илья Гедеонович. Арестован 18 июля 1938 г. 21 февраля 1939 г. по обвинению в шпионаже осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 февраля 1939 г. 27. Герцберг (Вальтер) Яков Львович. Арестован 24 августа 1937 г. 26 октября 1937 г. за участие в контрреволюционной организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 26 октября 1937 г. 28. Глинский Станислав Мартынович. Арестован 4 сентября 1937 г. по обвинению в шпионаже в пользу Польши и участии в Польской организации войсковой (ПОВ). 9 декабря 1937 г. осужден комиссией в составе Наркомвнудела, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 9 декабря 1937 г. 29. Гольденштейн Ефроим Соломонович. Арестован 11 июля 1932 г. 20 января 1938 г. по обвинению в шпионаже осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 января 1938 г. 30. Горб Моисей (Михаил) Савельевич. Арестован 29 апреля 1937 г. по обвинению в участии в антисоветском заговоре в органах НКВД. 21 августа 1937 г. осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 21 августа 1937 г. 31. Гордон Борис Моисеевич. Арестован 20 июня 1937 г. 21 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже и «за связь с врагом народа Артузовым» комиссией в составе Наркомвнудела, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 21 августа 1937 г. 32. Горожанин Валерий Михайлович. Арестован 19 августа 1937 г. по делу «о заговоре в НКВД УССР». 29 августа 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 29 августа 1938 г. 33. Гутцайт Петр Давыдович. Арестован 16 октября 1938 г. как участник контрреволюционной террористической организации. 21 февраля 1939 г. приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 февраля 1939 г. 34. Геворкян Николай Фадеевич. Арестован 25 апреля 1938 г. 5 апреля 1939 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической заговорщической организации в органах НКВД приговорен ВК ВС к высшей мере наказания. Расстрелян 17 апреля 1939 г. 35. Залин Лев Борисович. Арестован 7 июня 1938 г. ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания 21 января 1940 г. Расстрелян 21 января 1940 г. 36. Запорожец Иван Васильевич. Арестован 1 мая 1937 г. 14 августа 1937 г. осужден ВК ВС СССР. Расстрелян 14 августа 1937 г. 37. Иванов Борис Николаевич. Арестован 10 августа 1937 г. ВК ВС СССР 22 августа 1938 г. по обвинению в шпионаже приговорен к расстрелу. Расстрелян 22 августа 1938 г. 38. Ильк Бертольд Карлович. Арестован 28 апреля 1937 г. по обвинению в шпионаже. 19 июня 1937 г. комиссией в составе Наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 19 июня 1937 г. 39. Калужский Евгений Маркович. Арестован 28 марта 1939 г. в должности переводчика НКВД СССР. Расстрелян 2 февраля 1940 г. 40. Карин Федор Яковлевич. Арестован 16 мая 1937 г. 21 августа 1937 г. приговорен комиссией НКВД, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 августа 1937 г. 41. Киладзе Давид Семенович. Арестован и расстрелян в 1937 г. 42. Косенко Георгий Николаевич. Арестован 27 декабря 1938 г. 20 февраля 1939 г., как «участник контрреволюционной террористической организации», приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 февраля 1939 г. 43. Красная (Старке) Елена Адольфовна. Арестована 9 февраля 1937 г. 7 сентября 1937 г. «за участие в антисоветской террористической организации» приговорена Комиссией НКВД СССР к высшей мере наказания. Расстреляна 10 сентября 1937 г. 44. Каяк Александр Александрович. Арестован 14 сентября 1937 г. 4 ноября 1937 г. комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания по обвинению в шпионаже и расстрелян. 45. Лаго-Озеров Борис Федорович. Арестован 21 апреля 1937 г. 20 сентября 1938 г. по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 сентября 1938 г. 46. Ливент-Левит Самуил Вольфович. Арестован 26 декабря 1937 г. Расстрелян 28 августа 1938 г. 47. Ливент-Левит Стефания Людвиговна. Арестована 14 октября 1937 г. 8 января 1938 г. по обвинению в шпионаже осуждена ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстреляна 8 января 1938 г. 48. Листенгурт Михаил Александрович. Арестован 25 октября 1938 г. 22 февраля 1939 г. осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 22 февраля 1939 г. 49. Логановский Мечислав Антонович. Арестован 16 мая 1938 г. 29 июля 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 29 июля 1938 г. 50. Лордкипанидзе Дмитрий (Тите) Илларионович. Арестован 22 июня 1937 г. 14 сентября 1937 г. осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 14 сентября 1937 г. 51. Маковский Юрий (Ежи Францишек) Игнатьевич. Арестован 28 декабря 1935 г. 4 ноября 1937 г. по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации осужден Комиссией НКВД СССР, Прокуратуры СССР и ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 4 ноября 1937 г. 52. Малли Теодор Степанович. Арестован 7 марта 1938 г. по обвинению в злостном нарушении конспирации, разглашении государственной тайны, отказе от выполнения приказа в боевой обстановке. 20 сентября 1938 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 сентября 1938 г. 53. Марков Иван Александрович. Арестован 31 марта 1938 г. 20 июня 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 20 июня 1938 г. 54. Мельцер Николай Иосифович. Арестован 28 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже в пользу германской разведки. 9 декабря 1937 г. комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 9 декабря 1937 г. 55. Мильграм Исидор Вольфович. Арестован 12 мая 1937 г. Расстрелян 10 марта 1938 г. 56. Михалевский Михаил Михеевич. Арестован 20 февраля 1938 г. Расстрелян 4 марта 1939 г. 57. Мнацаканов Азарий Айрапетович. Арестован 15 апреля 1938 г. 26 августа 1938 г. по обвинению в шпионаже осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 26 августа 1938 г. 58. Мнацаканова Эрна Феликсовна. Арестована 15 апреля 1938 г. 26 сентября 1938 г. по обвинению в шпионаже осуждена ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстреляна 26 сентября 1938 г. 59. Молотковский Михаил Григорьевич. Арестован 14 июля 1937 г. Расстрелян 20 сентября 1938 г. 60. Миронов (настоящая фамилия Каган) Лев Григорьевич. Арестован 14 июня 1937 г. 29 августа 1938 г. приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 61. Невский Александр Павлович. Арестован летом 1938 г. и расстрелян. 62. Нейман Владимир Абрамович. Арестован и расстрелян в 1938 г. 63. Нодев Освальд Яковлевич (Янович). Арестован 17 декабря 1937 г. 29 августа 1938 г. по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 29 августа 1938 г. 64. Патрин Шолом Моисеевич. Арестован 22 июня 1937 г. 10 марта 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации осужден комиссией НКВД СССР и Прокуратуры СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 10 марта 1938 г. 65. Перевозников Самуил Маркович. Арестован 2 сентября 1939 г. На следствии показал, что «к сотрудничеству с английской разведкой» его привлек Я. И. Серебрянский. 7 июля 1941 г. по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 28 июля 1941 г. 66. Пилляр Роман Александрович. Арестован в ночь с 16 на 17 мая 1937 г. Обвинен в принадлежности к ПОВ и агентуре польских разведорганов, а также в проведении вредительства в органах НКВД. 2 сентября 1937 года постановлением комиссии в составе Наркомвнудела, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР осужден к высшей мере наказания «в особом порядке». 67. Плятт Владимир (Владислав) Иосифович. Арестован 9 июня 1937 г. Расстрелян 21 августа 1937 г. 68. Прокофьев Георгий Евгеньевич. Арестован 11 апреля 1937 г. по обвинению в участии в антисоветском заговоре в НКВД и в подготовке теракта против Н. И. Ежова. 14 августа 1937 г. осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 14 августа 1937 г. 69. Пузицкий Сергей Васильевич. Арестован 9 мая 1937 г. по обвинению в принадлежности к «троцкистско-зиновьевскому блоку». 19 июня 1937 г. Комиссией в составе наркома внутренних дел и Прокурора СССР осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 20 июня 1937 г. 70. Раков Николай Богданович. Арестован 23 августа 1937 г. 2 января 1938 г. по обвинению в шпионаже в пользу Германии приговорен комиссией НКВД СССР и прокуратуры СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 25 января 1938 г. 71. Рейф Игнатий Яковлевич. Арестован 29 июля 1938 г. 28 августа 1938 г. за участие в контрреволюционной террористической организации приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 28 августа 1938 г. 72. Ригин Аристарх Аристархович. Арестован 27 сентября 1937 г. Расстрелян 1 сентября 1938 г. 73. Роллер Карл Францевич. Арестован 5 мая 1937 г., 21 августа 1937 г. Комиссией в составе наркома внутренних дел СССР, Председателя ВК ВС СССР и Прокурора СССР приговорен к расстрелу. Расстрелян 21 августа 1937 г. 74. Рубинов-Штиль Петр Оскарович. Арестован 14 сентября 1937 г. 10 января 1938 г. по обвинению в шпионаже приговорен комиссией НКВД СССР, прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 10 января. 1938 г. 75. Самсонов Николай Григорьевич. Арестован 16 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже. 15 ноября 1937 г. Комиссией в составе наркома внутренних дел СССР, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 15 ноября 1937 г. 76. Сили (Силли) Карл Иванович. Арестован 23 мая 1937 г. 21 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже приговорен Комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 августа 1937 г. 77. Славатский Александр Сергеевич. Арестован 10 марта 1938 г. по обвинению в шпионаже и участии в антисоветской организации. 26 февраля 1939 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 26 февраля 1939 г. 78. Сташевский (наст. Гиршфельд, Верховский) Артур Карлович. Арестован 8 июня 1937 г. Расстрелян 21 августа 1937 г. 79. Сыркин Альберт Иоахимович. Арестован 10 ноября 1938 г. без санкции прокурора по ордеру, подписанному Л. П. Берией. 8 марта 1940 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 8 марта 1940 г. 80. Саулов Саул Аронович. Арестован в январе 1938 г. 15 января 1939 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической заговорщической организации в органах НКВД приговорен ВК ВС к высшей мере наказания и на следующий день расстрелян. 81. Смирнов Дмитрий Михайлович. Арестован 9 Мая 1937 г. 20 сентября 1937 г. по обвинению в шпионаже осужден Комиссией НКВД СССР и прокуратуры СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 82. Такке (Таке, Такэ) (Альберт) Эрих Альбертович. Арестован 22 апреля 1936 г. 2 сентября 1937 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 2 сентября 1937 г. 83. Сыроежкин Григорий Сергеевич. Арестован 8 февраля 1939 г. по обвинению в шпионаже в пользу Польши и участии в контрреволюционной организации. 26 февраля 1939 г. он был приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 84. Юнона Иосифовна Сосновская-Альберт-Такке. Арестована 16 мая 1937 г. 26 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже осуждена Комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстреляна 26 августа 1937 г. 85. Томчин Юрий (Юдель) Яковлевич. Арестован 10 апреля 1938 г. 28 августа 1938 г. по обвинению в шпионаже осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 28 августа 1938 г. 86. Трианфилов Стилиан Дмитриевич. Арестован 26 марта 1938 г. Расстрелян 16 сентября 1938 г. по приговору ВК ВС СССР. 87. Уманский Михаил Васильевич. Арестован 27 апреля 1937 г. Постановлением Комиссии в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР 20 июня 1937 г. осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 21 июня 1937 г. 88. Федоров Андрей Павлович. Арестован 3 августа 1937 г. По обвинению в шпионаже осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 20 сентября 1937 г. 89. Фортунатов Евгений Алексеевич. Арестован в 1937 г. Расстрелян в 1938 г. 90. Фортунатов Евгений Евгеньевич. Арестован 13 марта 1939 г. 27 июня 1939 г. по обвинению в шпионаже осужден военным трибуналом войск НКВД МО к высшей мере наказания. Расстрелян 25 сентября 1939 г. 91. Фурман Эрнест Яковлевич. Арестован 29 июня 1938 г. 25 февраля 1939 г. по обвинению в шпионаже, участии в контрреволюционной террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 25 февраля 1939 г. 92. Чапский Адольф Сигизмундович. Арестован 19 сентября 1937 г. 4 ноября 1937 г. по обвинению в шпионаже осужден Комиссией в составе наркома внуренних дел СССР и Прокурора СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 4 ноября 1937 г. 93. Чацкий Станислав Иосифович. Репрессирован. Расстрелян 21 августа 1937 г. 94. Чернобыльский Григорий Маркович. 1 сентября 1936 г. арестован. 10 января 1937 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания: расстрелян. 95. Шебеко (Журба) Иван Иванович. Арестован 27 марта 1939 г. Расстрелян 2 февраля 1940 г. 96. Шнеерсон Натан Михайлович. Арестован 16 января 1938 г. Приговорен ВК ВС СССР 4 марта 1939 г. к высшей мере наказания. Расстрелян 4 апреля 1939 г. 97. Штейнбрюк Отто Оттович. Арестован 21 апреля 1937 г. Расстрелян 21 августа 1937 г. 98. Шилов Николай Петрович. В январе 1939 г. военным трибуналом ДВО приговорен к расстрелу. Расстрелян 10 мая 1939 г. 99. Эльман Борис Шевелевич. Арестован 5 ноября 1937 г. 26 февраля 1939 г. по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 26 февраля 1939 г. 100. Эланский (Еланский) Григорий Ефимович (Луцкий Гирш Хаимович). 2 июня 1937 г. был арестован. 31 июля 1937 г. расстрелян. Репрессированные руководители внешней разведки1. Давтян Яков Христофорович. Арестован 21 ноября 1937 г. в Москве по обвинению в принадлежности к «антисоветской террористической организации». Осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 28 июля 1938 г. 2. Трилиссер Михаил (Меер) Абрамович. Арестован 23 ноября 1938 г. 1 февраля 1940 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 2 февраля 1940 г. 3. Мессинг Станислав Адамович. Арестован 15 июня 1937 г. по обвинению в членстве в ПОВ и шпионаже с 1918 г. в пользу Польши. 2 сентября 1937 г. осужден Комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 2 сентября 1937 г. 4. Артузов Артур Христианович. Арестован 13 мая 1937 г. как активный участник «антисоветского заговора в НКВД». В обвинительном заключении по делу А. Х. Артузова сказано, что обвиняемый «виновным себя признал полностью». 21 августа 1937 г. как «шпион польский и других разведок» осужден тройкой НКВД СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 21 августа 1937 г. 5. Шпигельглаз Сергей Михайлович. Арестован 2 ноября 1938 г. За «измену Родине, участие в заговорщической деятельности, шпионаж и связь с врагами народа» осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 29 января 1940 г. 6. Пассов Залман Исаевич. Арестован 23 октября 1938 г. по обвинению в антисоветской заговорщической деятельности в органах НКВД. 14 февраля 1940 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. Расстрелян 14 февраля 1940 г. Приложение 4Список руководителей резидентур Советской разведки Австралиялегальный резидент С. И. Макаров 1943–1949 годы легальный резидент В. М. Михайлов 1949–1951 годы легальный резидент И. М. Пахомов 1951–1952 годы легальный резидент В. М. Петров 1952–1954 годы легальный резидент В. А. Алексеев 1967–1970 годы легальный резидент В. Е. Туляев 1970–1974 годы легальный резидент Г. П. Лазовик 1974–1977 годы легальный резидент Л. С. Кошляков 1977–1984 годы легальный резидент Ю. П. Ярцев 1985–1989 годы Австриярезидент Ю. Я. Красный 1921–1922 годы резидент Е. С. Гольденштейн 1923–1924 годы резидент М. А. Логановский 1922 год резидент В. В. Запорожец (Хортицкий) 1926–1927 годы нелегальный резидент М. А. Аллахвердов 1933–1934 годы (Австрия, Франция и Швейцария) легальный резидент В. П. Рощин 1935–1938 годы легальный резидент И. М. Спичкин 1940–1941 годы легальный резидент В. Т. Яковлев 1947–1949 годы легальный резидент В. Г. Павлов 1966–1970 годы Алжиррезидент Н. М. Горшков 1943–1944 годы резидент М. А. Аллахвердов 1934–1936, 1941–1944 годы Афганистанрезидент Вальтер 1924 год резидент Г. А. Агабеков 1924–1926 годы резидент А. И. Скижали-Вайсс (Шмидт) 1926–1928 годы легальный резидент М. А. Аллахвердов 1934–1936, 1941–1944 годы легальный резидент Б. С. Иванов легальный резидент Э. И. Некрасов 1964–1968 годы Болгариялегальный резидент П. М. Журавлев 1935–1938 годы легальный резидент В. Т. Яковлев 1935–1938 годы легальный резидент Д. Г. Федичкин 1943–1944 годы резидент Б. П. Осокин накануне и во время Второй мировой войны резидент Г. П. Шнюков. Бразилиярезидент Г. А. Соколов до 1947 года Великобританиялегальный резидент Ю. Я. Красный легальный резидент Н. Н. Алексеев (Васильцов) 1924–1925 годы легальный резидент Н. Б. Раков 1925–1927 годы легальный резидент П. А. Золотусский 1927 год легальный резидент М. М. Зинде 1932–1935 годы легальный резидент Е. П. Мицкевич («Анатолий») 1932–1934 годы; легальный резидент А. С. Чапский 1934–1937 годы резидент А. В. Шустер 1934–1938 годы нелегальный резидент И. Рейф («Марр») нелегальный резидент A. M. Орлов («Швед») нелегальный резидент Т. С. Малли [ «Манн») нелегальный резидент Е. П. Мицкевич («Анатолий») 1931–1932 годы легальный резидент Г. Б. Графпен («Сэм») 1938 год легальный резидент А. С. Чапский 1934–1937 годы легальный резидент А. В. Горский («Вадим») 1940–1944 годы специальный резидент связи И. А. Чичаев 1941–1945 годы легальный резидент К. М. Кукин («Пловец», «Игорь») 1943, 1947 годы легальный резидент Б. Н. Родин 1947–1952, 1956–1961 годы легальный резидент Г. М. Животовский 1952–1953 годы легальный резидент С. Л. Тихвинский 1953–1955 годы легальный резидент Ю. И. Модин 1955–1958 годы легальный резидент Н. Б. Литвинов 1961–1962 годы легальный резидент Н. Г. Багричев 1962–1964 годы легальный резидент М. Т. Чижов 1964–1966 годы легальный резидент М. И. Лопатин 1966–1967 годы легальный резидент Ю. Н. Воронин 1967–1971 годы легальный резидент Л. А. Рогов 1971 год легальный резидент Е. И. Лабезный 1971–1972 годы легальный резидент Я. К. Лукасевич 1972–1980 годы легальный резидент А. В. Гук 1980–1984 годы легальный резидент Л. Е. Никитенко 1984–1985 годы Венгриялегальный резидент А. В. Тишков 1946–1950 годы Германиялегальный резидент А. К. Сташевский 1922 ИНО/РУ годы легальный резидент Б. Б. Бортновский 1922–1924 ИНО/РУ годы легальный резидент А. В. Логинов-Бустрем 1924–1929 годы легальный резидент М. С. Горб (Червяков) 1924 год легальный резидент Е. Ф. Гольденштейн 1922–1925, 1927–1929 годы нелегальный резидент Е. П. Мицкевич 1925–1927 годы, Гамбург нелегальный резидент В. М. Зарубин 1927–1929 годы в Дании и Германии нелегальный резидент Б. К. Ильк («?еер») 1927–1933 годы по Европе нелегальный резидент И. Н. Каминский («Монд») 1930–1933 годы по Европе резидент по Западной Европе А. А. Слуцкий 1936 год нелегальный резидент Б. Я. Базаров с 1928 года нелегальный резидент Ф. К. Парпаров нелегальный резидент Э. А. Такке (Альберт) 1932 год нелегальный резидент Ф. Я. Карин 1928–1933 годы в Германии и Франции легальный резидент Н. Г. Самсонов («Гольст») 1929–1931 годы легальный резидент Б. Д. Берман («Семен») 1932–1934 годы нелегальный резидент В. М. Зарубин 1934–1937 годы легальный резидент Б. М. Гордон 1933–1937 годы легальный резидент А. И. Агаянц 1937–1938 годы легальный резидент А. З. Кобулов («Захар») 1939–1941 годы легальный резидент В. П. Рощин 1947–1950 годы Берлин легальный резидент Е. Т. Синицын 1950–1952 годы подрезидент В. В. Кучин, Нюрнберг легальный резидент Ю. Н. Гранов 1964–1966 годы, Бонн легальный резидент Ю. Н. Воронцов 1966–1969 годы, Бонн легальный резидент И. И. Зайцев 1958–1963, 1969–1972 годы, Бонн легальный резидент Е. И. Шишкин 1981–1989 годы, Бонн Голландиянелегальный резидент И. С. Рейс резидент Н. А. Косов Грециярезидент А. П. Невский 1925 год резидент Л. Г. Эльберт 1926 год резидент С. А. Лопашев резидент М. Г. Молотковский 1928–1929 годы резидент И. П. Кизляк 1968 год Даниярезидент А. А. Ригин 1925 год резидент М. Н. Белецкий (Минц) 1925–1927 годы резидент А. П. Невский (Альберт) 1928–1929 годы нелегальный резидент В. М. Зарубин 1927–1929 годы легальный резидент П. К. Ревизоров 1953–1956 годы легальный резидент Ю. В. Бакей 1957–1959 годы легальный резидент Б. Г. Журавлев 1959–1964 годы легальный резидент Л. С. Зайцев 1964–1969 годы легальный резидент А. А. Данилов 1969–1973 годы легальный резидент А. Ф. Могилевчик 1973–1976 годы легальный резидент М. П. Любимов 1976–1980 годы легальный резидент Н. П. Грибин 1980–1984 годы легальный резидент Н. А. Шацких 1984 год Египетлегальный резидент П. М. Журавлев 1944–1947 годы легальный резидент В. А. Кирпиченко 1970–1974 годы легальный резидент С. М. Голубев 1966–1970 годы Израильлегальный резидент В. И. Вертипорох 1948–1953 годы легальный резидент И. П. Дедуля легальный резидент Я. П. Медяник Индиялегальный резидент П. Д. Ерзин 1947–1952 годы легальный резидент Г. М. Баласанов 1951–1954 годы легальный резидент Р. Г. Богданов 1957–1967 годы легальный резидент Б. А. Соломатин 1960–1963 годы в Дели легальный резидент Д. А. Ерохин 1967–1970 годы легальный резидент Я. П. Медяник 1970–1975 годы легальный резидент Л. В. Шебаршин 1975–1977 годы легальный резидент Г. А. Ваулин 1977–1981 годы легальный резидент А. И. Лысенко 1981–1987 годы легальный резидент Ф. И. Тумахович 1988 год Индонезиялегальный резидент Л. П. Бонданов Иранлегальный резидент Н. О. Мельцер («Борисовский») 1924–1927 годы резидент М. М. Казас 1925–1926, 1926–1927 годы резидент Г. С. Агабеков 1928 год легальный резидент М. А. Аллахвердов 1928–1930 годы легальный резидент A. M. Отрощенко 1934–1936 годы, Мешхед резидент Н. Л. Волленберг 1933–1934 годы легальный резидент A. M. Отрощенко 1937–1939 годы легальный резидент И. И. Агаянц («Форд») 1941–1943 годы легальный резидент В. И. Вертипорох, Мешхед легальный резидент П. М. Журавлев («Макар») 1942–1943 годы главный резидент П. М. Журавлев («Макар») 1943–1944 годы легальный резидент A. M. Отрощенко 1953–1955 годы легальный резидент Л. П. Богданов легальный резидент Л. В. Шебаршин 1979–1983 годы Испаниялегальный резидент A. M. Орлов («Швед») 1937–1938 годы ио резидента Н. И. Эйтингон 1938 год легальный резидент Н. И. Эйтингон 1938–1939 годы Италиялегальный резидент А. С. Чапский (Шустер) 1924–1927 годы легальный резидент И. Н. Каминский («Монд») 1927 годы нелегальный резидент Е. П. Мицкевич («Анатолий») 1927–1930 годы нелегальный резидент Б. Берман 1933–1934 годы нелегальный резидент Г. М. Хейфец 1937–1938 годы легальный резидент А. А. Ригин 1927–1928 годы легальный резидент 3. Летавет 1929 год легальный резидент Б. Ш. Элман (Эрдман) 1929–1932 годы легальный резидент П. М. Журавлев 1937–1938 годы нелегальный резидент М. М. Аксельрод 1934–1937 годы легальный резидент Д. Г. Федичкин 1938–1940 годы легальный резидент Г. И. Рогатнев 1940–1941 годы нелегальный резидент Е. П. Мицкевич («Анатолий») 1944–1946 годы легальный резидент Н. М. Горшков 1944–1950 годы легальный резидент Д. Г. Федичкин 1951–1955 годы легальный резидент Г. С. Агаян 1966–1971 годы легальный резидент Г. Ф. Борзов 1971–1976 годы легальный резидент Б. А. Соломатин 1975–1982 годы легальный резидент Г. А. Орлов 1982–1986 годы легальный резидент В. А. Акимов 1987 год Йеменрезидент М. М. Аксельрод 1925–1927 годы резидент Н. М. Белкин 1927–1931 годы Канадалегальный резидент В. Г. Павлов 1942–1945 годы резидент В. П. Бурдин 1949–1955 годы легальный резидент С. Л. Рудченко 1951–1953 годы легальный резидент В. Н. Шитарев 1953–1956 годы легальный резидент П. П. Борисов 1961–1964 годы легальный резидент К. К. Дробница 1964–1968 годы легальный резидент И. Н. Петровский 1969–1973 годы легальный резидент В. А. Меднис 1973 год легальный резидент Н. М. Таланов 1973–1978 годы легальный резидент В. И. Мечуляев 1978–1982 годы легальный резидент А. А. Метелкин 1982–1984 годы легальный резидент С. А. Лабур 1984–1989 годы легальный резидент Л. С. Пономарев 1989 год Китайглавный резидент Я. Х. Давтян 1922–1924 годы главный резидент А. С. Панюшкин 1939–1944 годы легальный резидент Н. Е. Григорович 1925 год, Пекин легальный резидент С. Г. Вележнев (Ведерников) 1925–1927 годы, Пекин легальный резидент Ф. Я. Карин 1924–1927 годы, Харбин легальный резидент Н. Г. Самсонов 1937 год, Харбин легальный резидент Д. Д. Киселев 1925 год, Харбин легальный резидент Н. И. Эйтингон 1927–1928 годы, Харбин легальный резидент Н. П. Шилов (Григорьев) 1930–1932 годы, Харбин легальный резидент О. Я. Нодев 1932–1935 годы, Харбин легальный резидент Г. Н. Косенко 1935 год, Харбин легальный резидент Н. Г. Самсонов 1937 год, Харбин нелегальный резидент С. В. Ливент-Левит 1931–1935 годы резидент В. К. Стечишин в Харбине легальный резидент Ю. И. Дроздов 1964–1968 годы легальный резидент М. М. Турчак 1976 год Конголегальный резидент Л. Г. Подгорнов 1959–1962 годы легальный резидент В. С. Воронин 1962–1963 годы Кореялегальный резидент И. А. Чичаев 1927–1930 годы, Сеул легальный резидент Г. П. Каспаров 1934–1938 годы легальный резидент Е. М. Калужский 1932–1934 годы Латвиярезидент М. Г. Молотковский 1924–1925 годы резидент И. Н. Каминский 1925–1927 годы резидент Я. М. Дубровский (Металлов) 1927–1928 годы легальный резидент С. А. Родителев 1935–1937 годы легальный резидент И. А. Чичаев 1938–1940 годы, Рига резидент С. М. Глинский 1930–1931 годы Ливанлегальный резидент Ю. Н. Перфильев, середина 1970–х годов Литвалегальный резидент И. К. Лебединский (Воробьев) 1924–1926 годы, Ковно легальный резидент П. М. Журавлев 1925–1927 годы, Каунас легальный резидент С. А. Родителев («Роман») 1938–1939 годы, Ковно Малайзиялегальный резидент В. Н. Сопряков 1971–1973 годы Маньчжуриярезидент Д. Г. Федичкин 1925–1926 годы резидент В. К. Стечишин в Харбине Мексикалегальный резидент Л. П. Василевский 1943–1945 годы легальный резидент Г. П. Каспаров 1945–1946 годы легальный резидент А. П. Антипов 1950–1955 годы Новая Зеландиялегальный резидент В. П. Уренев 1946–1952 годы легальный резидент Г. М. Соколов 1953–1956 годы легальный резидент Е. И. Гергель 1956–1961 годы легальный резидент В. С. Андреев 1961–1962 годы легальный резидент В. Б. Кошелев 1962–1965 годы легальный резидент Г. Е. Шляпников 1965–1968 годы легальный резидент Ю. Т. Дрожин 1968–1972 годы легальный резидент Д. А. Разговоров 1974 год легальный резидент Ю. Н. Обухов 1974–1977 годы легальный резидент Н. А. Шацких 1977–1982 годы легальный резидент C. С. Будник 1982–1987 годы Норвегиялегальный резидент А. С. Алехин 1948–1952 годы легальный резидент И. А. Тетерин 1954–1957 годы легальный резидент Б. А. Дубенский 1957–1962 годы легальный резидент А. Н. Старцев 1962–1966 годы легальный резидент Л. И. Лепешкин 1966–1972 годы легальный резидент В. Ф. Грушко 1971–1972 годы легальный резидент Г. Ф. Титов 1972–1977 годы легальный резидент Л. А. Макаров 1977–1981 годы легальный резидент Г. Я. Севрюгин 1981–1987 годы легальный резидент Л. С. Котляков 1987 год Пакистанлегальный резидент Б. Н. Батраев 1973–1978 годы Польшалегальный резидент М. А. Логановский 1921–1923 годы ИНО/РУ легальный резидент П. И. Гудимович («Иван») 1940–1941 годы резидент Е. С. Гольденштейн 1921–1922 годы резидент К. С. Баранский (Кобецкий) 1923–1924 годы резидент М. Г. Молотковский 1925–1927 годы резидент С. М. Глинский 1926–1927 годы резидент Н. Л. Волленберг 1934–1936 годы в Данциге (Гданьск) Румыниянелегальный резидент Ф. Я. Карин легальный резидент Д. Г. Федичкин 1945–1947 годы Соединенные Штаты Америкинелегальный резидент Л. Минстер 1928–1934 годы, Нью-Йорк нелегальный резидент В. Б. Маркин 1932–1934 годы нелегальный резидент Б. Я. Базаров 1935–1938 годы нелегальный резидент Е. П. Мицкевич 1934 и 1937–1938 годы нелегальный резидент И. А. Ахмеров 1938–1939 и 1942–1945 годы легальный резидент С. И. Чацкий 1924–1929 годы легальный резидент П. Д. Гутцайт («Николай») 1933–1938 годы, Вашингтон легальный резидент Г. Б. Овакимян 1939–1941 годы, Нью-Йорк ио легального резидента П. П. Пастельняк («Лука») 1941 год, Нью-Йорк главный резидент В. М. Зарубин 1941–1944 годы, Вашингтон и Нью-Йорк легальный резидент Г. М. Хейфец 1941–1944 годы, Сан-Франциско легальный резидент по линии НТР Л. Р. Квасников 1943–1945 годы, Нью-Йорк легальный резидент А. Громов 1944 год, Вашингтон легальный резидент А. В. Горский («Вадим») 1944–1947 годы, Вашингтон легальный резидент С. Апресян 1944–1945 годы, Нью-Йорк легальный резидент Г. Г. Долбин 1946–1948 годы, Вашингтон легальный резидент И. Д. Борисов 1946–1948, 1949–1950 годы, Нью-Йорк легальный резидент Г. А. Соколов 1948–1949 годы, Вашингтон главный резидент А. С. Панюшкин 1947–1952 годы, Вашингтон легальный резидент Н. А. Владыкин 1950–1954 годы, Вашингтон легальный резидент Н. П. Лысенков 1952–1955 годы, Нью-Йорк нелегальный резидент В. Г. Фишер («Марк») 1948–1957 годы, Нью-Йорк легальный резидент А. С. Феклисов 1960–1964 годы, Вашингтон легальный резидент П. П. Лукьянов 1964–1965 годы, Вашингтон легальный резидент Б. С. Иванов 1962–1964 годы, Вашингтон легальный резидент Н. П. Кулебякин 1966–1968 годы, Нью-Йорк легальный резидент В. П. Соболев 1969–1971 годы, Нью-Йорк легальный резидент Б. А. Соломатин 1971–1975 годы, Нью-Йорк легальный резидент В. П. Пронин 1973–1977 годы, Сан-Франциско легальный резидент Ю. И. Дроздов 1975–1979 годы, Нью-Йорк легальный резидент Д. И. Якушкин 1975–1982 годы, Вашингтон легальный резидент Б. С. Иванов 1962–1964 годы, Нью-Йорк легальный резидент Б. А. Соломатин 1965–1968 годы, Вашингтон легальный резидент Г. И. Васильев 1977–1983 годы, Сан-Франциско легальный резидент Л. Н. Зайцев 1983–1986 годы, Сан-Франциско легальный резидент М. К. Полоник 1968–1975 годы, Вашингтон легальный резидент С. А. Андросов 1982–1986 годы, Вашингтон легальный резидент В. М. Казаков 1979–1985 годы, Нью-Йорк легальный резидент Ю. А. Антипов 1986–1987 годы, Нью-Йорк легальный резидент И. С. Громаков 1987 год, Вашингтон Турциялегальный резидент Е. С. Гольденштейн 1925–1926 годы легальный резидент Я. Г. Минскер (Минский) 1927–1929 годы легальный резидент Н. И. Эйтингон 1929 год легальный резидент И. Г. Герт 1928–1929 годы, Анкара легальный резидент П. М. Журавлев 1931–1932 годы легальный резидент С. А. Саулов 1928, Стамбул легальный резидент И. Г. Гарин 1928 год Стамбул легальный резидент М. А. Аллахвердов 1936–1938 годы, Стамбул легальный резидент Е. И. Кравцов 1942–1945 годы легальный резидент М. М. Батурин 1940–1944, 1945–1947 годы Финляндиярезидент И. Г. Зотов (Зайцев) 1923–1927 годы резидент В. С. Косинский резидент В. М. Зарубин 1925–1927 годы резидент И. Н. Каминский 1929–1930 годы резидент И. А. Чичаев 1932–1934 годы, Выборг легальный резидент Г. И. Бржзовский 1935–1936 годы легальный резидент Б. А. Рыбкин (Ярцев) («Кин») 1935–1938 годы легальный резидент Е. Т. Синицын 1939–1941, 1944–1945 годы легальный резидент В. П. Рощин 1945–1947 годы легальный резидент М. Г. Котов 1953–1957, 1972–1975 годы легальный резидент В. М. Владимиров 1976–1984 годы Франциярезидент Г. Е. Эланский 1925 год резидент А. А. Ригин 1926 год резидент Л. Л. Никольский-Орлов 1926–1928 годы резидент В. И. Волович 1928–1930 годы резидент Ю. И. Маковский 1930 год резидент В. И. Сперанский 1930–1932 годы нелегальный резидент В. М. Зарубин 1930–1933 годы нелегальный резидент М. А. Аллахвердов 1933–1934 годы, Франция, Швейцария и Австрия нелегальный резидент Ф. Я. Карин 1927–1933 годы, во Франции и Германии легальный резидент A. М. Орлов (Л. Л. Никольский) («Швед») 1926–1927 годы нелегальный резидент А. M. Орлов [ «Швед») легальный резидент Д. М. Смирнов (Михайлов) («Виктор») 1933 год легальный резидент Г. Н. Косенко (Кислов) («Фин») 1936(1937)-1938 годы легальный резидент С. М. Глинский («Петр») 1934–1937 годы легальный резидент Л. П. Василевский 1939–1941 годы легальный резидент И. И. Агаянц 1947–1949 годы легальный резидент Н. П. Лысенков. 1948–1950 годы легальный резидент А. А. Крохин 1950–1954, 1966–1971 годы легальный резидент М. С. Цымбаль 1954–1959 годы легальный резидент А. И. Лазарев 1959–1966 годы легальный резидент И. П. Кисляк 1972–1977 годы легальный резидент Н. Н. Четвериков 1977–1983 годы легальный резидент А. В. Храмцев 1986 год ЦейлонЛегальный резидент Б. Н. Батраев 1960–1964 годы Швейцария нелегальный резидент М. А. Аллахвердов 1933–1934 годы, Швейцария, Австрия и Франция нелегальный резидент И. Н. Каминский 1934–1936 годы в Европе, Франция и Швейцария легальный резидент Н. М. Горшков 1954–1955 годы Швециярезидент О. О. Штейнбрюк 1924 год легальный резидент A. M. Баевский («Гаиб») 1934–1937 годы легальный резидент И. А. Чичаев 1940–1941 годы легальный резидент Б. А. Рыбкин 1941–1943(1944) годы легальный резидент В. П. Рощин 1943–1945 годы легальный резидент И. Д. Борисов 1957–1960 годы легальный резидент Н. В. Стацкевич 1961–1964 годы легальный резидент К. И. Парфенов 1964–1969 годы легальный резидент Е. И. Гергель 1969–1970 годы легальный резидент Д. А. Светанко 1970–1971 годы легальный резидент Н. В. Стацкевич 1971–1975 годы легальный резидент Л. Н. Шапкин 1975–1978 годы легальный резидент В. П. Корецкий 1978–1982 годы легальный резидент Н. С. Селиверстов 1982–1987 годы легальный резидент И. Л. Никифоров 1987 год Чехословакиярезидент М. Н. Белецкий (Минц) 1924–1925 годы легальный резидент Н. Г. Самсонов (Гольст) 1927, 1929–1930 годы резидент С. М. Глинский 1931–1933 годы резидент М. М. Адамович 1938 год легальный резидент Н. Г. Самсонов («Гольст») легальный резидент П. М. Журавлев 1928–1929 годы легальный резидент П. Я. Зубов 1937–1939 годы легальный резидент И. А. Чичаев 1945–1947 годы Чилилегальный резидент Н. И. Воронин 1946–1948 годы легальный резидент В. А. Дождалев 1952–1955 годы Югославиянелегальный резидент Л. Л. Линицкий 1933–1935 годы резидент Д. Г. Федичкин 1943–1944 годы Эстониярезидент В. В. Лигский 1925 год резидент П. Я. Салинь 1926 год резидент Г. М. Чернобыльский (Таранов) 1927 год резидент Д. Г. Федичкин 1932–1934 годы, Таллин легальный резидент И. А. Чичаев 1935–1936 годы легальный резидент С. А. Родителев 1937–1938 годы, Ревель легальный резидент С. И. Ермаков 1937–1940 годы Япониярезидент В. А. Нейман 1925–1926 годы резидент В. А. Алексеев 1928–1931 годы резидент И. И. Шебеко 1936–1938 годы легальный резидент Б. И. Гудзь (Гинце) 1934–1936, 1936–1939 годы легальный резидент Г. Г. Долбин 1942–1945 годы легальный резидент Г. М. Баласанов 1944–1945 годы легальный резидент Г. П. Каспаров 1949–1952 годы легальный резидент А. Ф. Носенко 1952–1954 годы легальный резидент А. А. Розанов 1957–1960 годы легальный резидент П. А. Выгонный 1960–1963 годы легальный резидент Г. Г. Покровский 1964–1969 годы легальный резидент Ю. И. Попов 1969–1973 годы легальный резидент Д. А. Ерохин 1973–1975 годы легальный резидент О. А. Гурянов 1976–1979 годы легальный резидент А. А. Шапошников 1983–1985 годы легальный резидент Н. Н. Борисов 1988 год Приложение 5Биографии руководителей, кадровых сотрудников и агентов Советской внешней разведки Начальники Внешней разведки Давтян Яков Христофорович10.10.1888–28.07.1938. Армянин. Родился в селе Верхние Акулисы Нахичеванского края в семье крестьянина, занимавшегося мелкой торговлей и садоводством (умер, когда сыну было 2 года). Мать с двумя детьми осталась без средств к существованию. Брат матери, служивший в Тифлисе, взял Якова в свой дом и дал возможность учиться. В 1907 г. окончил 1-ю Тифлисскую гимназию. В 1905 г. вступил в партию большевиков, находился под негласным надзором полиции. Вел работу в ученических и рабочих кружках. В 1907 г. приехал в Петербург, собирался поступить в Петербургский университет. Работал в Петербургской организации РСДРП(б) — был членом бюро райкома Петербургской стороны, представителем райкома на общегородской постоянной конференции. В сентябре того же года Якова Давтяна избрали членом Петербургского комитета РСДРП. Работал в Военной организации, в редакции газеты «Голос казармы», вел агитацию среди солдат. В конце 1907 г. при возвращении с заседания ПК был арестован полицией на Финляндском вокзале. В мае 1908 г. был выпущен под залог и эмигрировал в Бельгию, где продолжил учебу в Политехническом университете, получил инженерное образование. Участвовал в работе русских эмигрантских организаций, работал по связям с Россией (вместе с М. М. Литвиновым). Был членом бельгийской социалистической партии и сотрудничал в ее печатных изданиях. После начала 1-й мировой войны и вступления немцев в Бельгию Давтян в 1915 г. был арестован оккупационными властями и заключен в тюрьму г. Аахен, где находился 8 месяцев в одиночной камере. Затем был переведен в лагерь для интернированных в Германии. За неоднократные попытки побега был переведен в штрафной лагерь. В августе 1918 г., после Брестского мира и долгих хлопот советского полпреда в Берлине Адольфа Абрамовича Иоффе, Яков Христофорович был освобожден немцами и вернулся в Россию. С сентября 1918 до февраля 1919 г. был заместителем председателя Московского губсовнархоза Инессы Федоровны Арманд, фактически руководил его работой. Одновременно вел партийную работу (в Замоскворецком райкоме и Московском окружкоме). Сотрудничал в «Правде», публикуя статьи на экономические и политические темы. В феврале 1919 г. вместе с Инессой Арманд и Дмитрием Захаровичем Мануильским выезжал в составе миссии Российского Красного Креста во Францию для решения вопроса о возвращении в Россию солдат и офицеров Русского экспедиционного корпуса. В июне 1919 г. Я. Х. Давтян был отправлен на Украину. Инспектировал (в качестве особоуполномоченного Совета обороны УССР) политотделы военных учреждений. В августе того же года во время отступления большевиков из Киева руководил восстановлением порядка на Киевском железнодорожном узле (в его задачу входило усмирение беспорядков отступавших войск и задержание дезертиров, Давтян имел право арестовывать и отдавать под состоявший при нем военный трибунал всех не подчинявшихся его распоряжениям). Полномочия были большими, но можно представить, какая это была «работа адова»! В сентябре 1919 г. Давтян — на Южном фронте, начальник политотдела 1-й Кавказской кавалерийской «дикой» дивизии. С марта по июль 1920 г. он работает в Наркомате иностранных дел — первым секретарем советского полпредства в Ревеле (Эстония), откуда уехал в Лондон — секретарем делегации Л. Б. Каменева, и пробыл там до октября того же года. Затем работал в центральном аппарате НКИД в Москве — заведующим отделом Прибалтийских стран и Польши (на правах члена Коллегии НКИД). Одновременно в том же году под фамилией Давыдов становится первым руководителем внешней разведки — исполняющим обязанности начальника Иностранного отдела ВЧК. Оргбюро ЦК РКП (б) утвердило его в этой должности по рекомендации Дзержинского. Яков Христофорович разработал Положение об Иностранном отделе ВЧК, определил его структуру и штатный состав. В то же время он продолжал работать в Наркоминделе. Через месяц, в январе 1921 г., Давтян был освобожден от руководства разведкой, став зам. зава ИНО, но ненадолго. 10 апреля того же года он был назначен начальником ИНО ВЧК. На этот раз на 4 месяца, до августа, когда снова стал зам. зава ИНО до декабря 1921. После чего был назначен членом коллегии НКИД и одновременно зав. отделом Польши и Прибалтики НКИД (декабрь 1921 — февраль 1922 года). В феврале 1922 г. Давтян был назначен полпредом РСФСР в Литве, где работал до сентября того же года. С октября 1922 г. до апреля 1924 г. — советник полпредства и поверенный в делах СССР в Китае. При этом он совмещал дипломатическую работу с разведывательной деятельностью — был главным резидентом ИНО ОГПУ в Китае, руководя деятельностью всех региональных резидентур советской разведки. Летом 1924 г. — полпред СССР в Тана — Тувинской республике (одновременно председатель полномочной комиссии ЦИК СССР по урегулированию отношений и инспекции советских учреждений). По возвращении в Москву осенью того же года назначен полпредом в Венгрии. Но режим адмирала Хорти не ратифицировал уже подписанный Договор с СССР и дипломатические отношения так и не были установлены. Зиму 1924/25 года Яков Христофорович провел в Москве — 2 месяца работал зампредом треста Чаеуправления, занимался партийной работой на фабрике «Большевичка», к партячейке которой он был прикреплен. С мая 1925 до осени 1927 г. — советник полпредства СССР во Франции, неоднократно исполнял обязанности поверенного в делах, участвовал в различных международных конференциях. Будучи формально вторым человеком в полпредстве (после полпреда Христиана Георгиевича Раковского), Давтян пользовался явно большим доверием московского начальства, чем близкий друг и активный сторонник Л. Д. Троцкого Раковский. В Париже Давтян также имел близкое отношение к работе резидентуры ИНО ОГПУ. С осени 1927 до декабря 1929 г. Давтян — полпред СССР в Персии. После возвращения в СССР находился на административной работе. С 3 февраля по 30 июня 1930 г. был ректором Ленинградского политехнического института и провел его преобразование. ЛПИ перешел из ведения Наркомпроса РСФСР в систему ВСНХ СССР и разделен на несколько профильных институтов. С 1 июля по сентябрь 1930 года Давтян был ректором Ленинградского машиностроительного института ВСНХ. 23 января 1931 г. был переведен на работу в ВСНХ СССР — членом Президиума и начальником сектора проверки исполнения. Затем (январь — октябрь 1932 г.) он член коллегии НКТП. В 1932–1934 гг. Я. Х. Давтян — полпред СССР в Греции, в апреле 1934 — октябре 1937 гг. — полпред СССР в Польше. На 7-м съезде Советов СССР (1935) избран членом ЦИК СССР. 21 ноября 1937 г. был арестован в Москве по обвинению в принадлежности к «антисоветской террористической организации». Осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и 28 июля 1938 г. расстрелян. Реабилитирован Военной коллегией Верховного Суда СССР 25 апреля 1957 г. Катанян Рубен Павлович1881–6.06.1966. Армянин. Родился в Тифлисе. Сын учителя гимназии. В 1903 г. вступил в московскую студенческую группу РСДРП. Участвовал в революции 1905–1907 гг. в Москве, затем вел партийную работу в Закавказье. В 1906 году окончил юридический факультет Московского университета. С 1912 г. находился под негласным надзором полиции. Занимался адвокатской практикой, сотрудничал в социал-демократических газетах. В 1917 г. состоял в организации объединенных социал-демократов-интернационалистов, был членом редакции газеты «Известия». После Октябрьской революции Р. П. Катанян — редактор газеты «Красный воин» 11-й армии в Астрахани. Участвовал в организации МЧК. С июля 1919 г. по июнь 1920 г. — начальник политотдела ПУР РВСР. В 1920–1921 гг. — заведующий агитпропотделом ЦК РКП(б). С января по апрель 1921 г. работал начальником ИНО ВЧК. С 1922 г. Р. П. Катанян — генеральный консул в Берлине, позже работник Наркомфина, помощник Прокурора РСФСР, сотрудник ВС СССР. Старший помощник прокурора Верховного Суда СССР по специальным делам. Курировал деятельность органов госбезопасности. Государственный обвинитель на политических процессах. Профессор МГУ. Награжден орденом Ленина и знаком «Почетный чекист». Арестован в 1938 г. С 1938 по 1948 г. и с 1950 по 1955 г. находился в заключении, а в 1948–1950 гг. — в ссылке. Реабилитирован в 1955 г. Тогда же была назначена персональная пенсия. Умер в Москве. Могилевский Соломон Григорьевич1885–22.03.1925. Еврей. Родился в Екатеринославской губернии в семье зажиточного купца. Учился в гимназии г. Павлограда, где уже с 1902 г. принимал участие в революционной деятельности, в 1903 г. вступил в Павлоградскую организацию РСДРП. В 1904 г. был арестован, но после двухмесячного заключения выпущен под залог, после чего эмигрировал. В начале 1905 г. вступил в Женевскую группу большевиков, возглавляемую В. И. Лениным. В 1906 г. С. Г. Могилевский вернулся в Россию, по заданию партии работал пропагандистом в Брянском и Железнодорожном районах Екатеринославской организации, парторганизатором и пропагандистом в Петербурге. Студент юридического факультета Петербургского университета. Затем переехал в Москву. Неоднократно арестовывался. В 1908 г. отошел от активной партийной работы. В 1916 г. С. Г. Могилевский был призван в армию. Служил под Минском в нестроевой части. После Февральской революции 1917 г. его избрали членом Минского комитета РСДРП(б), исполкома Минского Совета и солдатского комитета Западного фронта. Участвовал в Апрельской конференции партии большевиков. В августе 1917 г. после демобилизации направлен пропагандистом на Северный фронт, а затем в Иваново-Вознесенск, где вел работу среди текстильщиков. Во время Октябрьской революции С. Г. Могилевский находился в Минске, где работал в ВРК. После революции вернулся в Иваново-Вознесенск, где был назначен комиссаром промышленности, а затем комиссаром юстиции и председателем ревтрибунала. С весны 1918 г. С. Г. Могилевский — заместитель заведующего отделом наркомюста РСФСР, член коллегии обвинителей Верховного трибунала Республики. Летом 1918 г. он — член комиссии ВЦИК в Саратове, участвовал в работе Саратовской ЧК, позднее работал в органах наркомюста Украины и являлся заместителем председателя ревтрибунала 12-й армии. В 1919 г. решением Оргбюро ЦК РКП(б) направлен в распоряжение ВЧК. С октября 1919 г. — заведующий следственной частью, заместитель заведующего Особым отделом Московской ЧК, участник ликвидации антибольшевистской организации «Национальный центр», о 1920 г. — особоуполномоченный ОО ВЧК, зав. иностранной частью ОО ВЧК. В августе 1921 г., в связи с переходом руководителя ИНО ВЧК Я. Х. Давыдова (Давтяна) на работу в Наркомат иностранных дел, С. Г. Могилевский был назначен руководителем внешней разведки и работал в этой должности до мая 1922 г. 15 мая 1922 г. направлен полномочным представителем ГПУ в Закавказье. Являлся председателем Закавказской ЧК, нач. ОО ККА (07.1922–22.03.1925) и одновременно командующим внутренними и пограничными войсками ЗСФСР. С конца 1923 г. член коллегии ОГПУ при СНК СССР и полпред ОГПУ в Закавказской Федерации (3.06.1922–22.03.1925). Один из руководителей подавления антисоветского меньшевистского восстания в Грузии летом 1924 г. Погиб в авиационной катастрофе в Грузии вместе с первым секретарем Закавказского крайкома РКП(б) Александром Федоровичем Мясниковым и уполномоченным Наркомата почт и телеграфов СССР в Закавказье Георгием Александровичем Атарбековым. Трилиссер Михаил (Меер) Абрамович1.04.1883–2.02.1940. Еврей. Родился в Астрахани в семье сапожника. Окончил городское реальное училище. Работал в Одессе. В 1901 г. вступил в члены Южной революционной группы социал-демократов. В том же году за революционную деятельность был арестован и выслан под надзор полиции в Астраханскую губернию. В период революции 1905 г. М. А. Трилиссер находился в Казани, где вел революционную пропаганду и агитацию среди военнослужащих казанского гарнизона. Вскоре по указанию ЦК партии большевиков был направлен на работу в военный комитет в Петрограде, руководил Финляндской военной организацией РСДРП. В июле 1907 г. М. А. Трилиссер был арестован царской полицией и около двух лет находился под следствием, после чего в 1909 г. суд приговорил его к 8 годам каторжных работ. С 1909 по 1914 год отбывал заключение в Шлиссельбургской крепости. В ноябре 1914 г. выслан на вечное поселение в Сибирь. После Февральской революции 1917 г. М. А. Трилиссер работал редактором иркутской газеты «Голос социал-демократа», затем — в военной организации иркутского комитета РСДРП(б). С марта 1917 г. — секретарь Иркутского совета. В октябре 1917 г. на м Общесибирском съезде Советов избирается во ВЦИК Центросибири. Одновременно он становится членом губкома РСДРП(б). В декабре 1917 г. М. А. Трилиссер участвовал в подавлении юнкерского мятежа в Иркутске. В 1918 г. — член Президиума Сибирского военного комиссариата, а с июня — заместитель председателя и комиссар Сибирского верховного командования, начальник штаба Прибайкальского фронта. Осенью 1918 г. участвовал в организации партийного подполья в Амурской области, с октября — член обкома РКП(б). В апреле 1919 г. М. А. Трилиссер становится председателем Амурского обкома партии, с августа — членом областного военно-революционного полевого штаба. С мая 1920 г. — председатель Амурского облревкома, секретарь Амурского обкома РКП (б), затем комиссар ДВР по Амурской области. С октября 1920 г. — член Дальневосточного бюро ЦК РКП(б) и Государственной политической охраны Дальневосточной Республики. В августе 1921 г. назначен начальником закордонной части ИНО ВЧК, одновременно в апреле-ноябре 1921 г. — заведующий Дальневосточным отделом Исполкома Коминтерна. С декабря 1921 г. М. А. Трилиссер — помощник начальника ИНО ВЧК-ГПУ, с мая 1922 по октябрь 1929 г. — начальник ИНО ГПУ-ОГПУ, с марта 1926 г. одновременно — заместитель председателя ОГПУ. С 1928 г. — уполномоченный ОГПУ при СНК РСФСР. В 1927–1934 гг. он — член ЦКК, а в 1930–1934 гг. — член Президиума ЦКК ВКП(б), член ВЦИК. В 1930–1934 гг. М. А. Трилиссер — заместитель наркома рабоче-крестьянской инспекции РСФСР. В 1934 г. на 1 м съезде партии избирается членом комиссии советского контроля при СНК СССР и ее уполномоченным по Дальневосточному краю. В 1935–1938 гг. — член Президиума и кандидат в члены секретариата ИККИ под фамилией «Москвин». Курировал деятельность спецслужб ИККИ, входил в комиссию секретариата ИККИ по переводу в ВКП(б) членов братских партий. Награжден орденом Красного Знамени (декабрь 1927). Арестован 23 ноября 1938 г. 1 февраля 1940 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и на следующий день расстрелян. Реабилитирован в 1956 г. Мессинг Станислав Адамович1890–2.09.1937. Еврей. Родился в Варшаве в семье музыканта и акушерки. Из-за материальных затруднений не закончил гимназию и рано начал трудовую деятельность в типографии. В 1907 г. вступил в СДКПиЛ, активно участвовал в революционной деятельности в Варшаве. В 1908 г. был арестован и выслан в административном порядке в Бельгию. В 1911 г. вернулся в Варшаву, где был вновь арестован. В 1913 г. призван на военную службу в Туркестан. В 1914–1917 гг. находился в действующей армии на Кавказском фронте. В 1917 г. С. А. Мессинг был избран членом полкового солдатского комитета. Участвовал в Октябрьской революции 1917 г. в Москве. Секретарь Сокольнического Совета, председатель районной ЧК. С декабря 1918 г. — член Коллегии и заведующий СОО МЧК. С марта 1920 г. по совместительству являлся членом Коллегии СТО. С июня 1920 г. — заместитель председателя МЧК. С 27 июля 1920 г. — член Коллегии ВЧК. С января 1921 г. — председатель МЧК. В том же году С. А. Мессинга переводят в Петроград. 11 ноября 1921 г. он назначается председателем Петроградской ЧК и ПП ВЧК по Петроградской губернии, одновременно с октября 1922 г. является командующим войсками ГПУ Петроградского ВО. С 13 июня 1922 г. — член Коллегии ГПУ. После преобразования ГПУ в ОГПУ С. А. Мессинг стал начальником Петроградского губотдела ОГПУ и ПП ОГПУ в Петроградском (затем Ленинградском) ВО, а с 6 сентября 1923 г. — членом Коллегии ОГПУ. Член Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б) в 1926–1927 гг. С 27 октября 1929 г. С. А. Мессинг-начальник ИНО ОГПУ и второй заместитель Председателя ОГПУ. С 25 ноября 1929 г. он одновременно является и уполномоченным ОГПУ при СНК РСФСР. Член ЦКК ВКП(б) в 1930–1934 гг. 25 июля 1931 г. С. А. Мессинг был снят с должности второго заместителя Председателя ОГПУ и начальника ИНО и уволен из органов ОГПУ вместе с Л. Н. Вельским, Е. Г. Евдокимовым, И. А. Воронцовым и Я. К. Ольским. В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 6 августа 1931 г. по этому поводу говорилось: «а) эти товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ; б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно несоответствующие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является „дутым делом“; в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ». 30 июля 1931 г. С.А., Мессинг был переведен в распоряжение НКВТ СССР и 15 августа 1931 г. по рекомендации А. П. Розенгольца назначен членом Коллегии НКВТ СССР. 12 сентября 1931 г. С. А. Мессинга назначили уполномоченным ЦК по осенней путине на Дальнем Востоке, однако 18 сентября 1931 г. он был освобожден от этого поручения. 8 декабря 1931 г. командирован в Курск в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) и СНК СССР по усилению работы на паровозо- и вагоностроительных заводах, депо и узловых станциях железных дорог, однако 14 декабря 1931 г. опять-таки освобожден от этой командировки. 15 июля 1934 г. С. А. Мессинга включили в состав делегации СССР, направляющейся в Монголию. С 1936 г. — член совета при Наркомвнешторге СССР и председатель ВО «Совмонголтувторг». В 1937 г. — председатель Советско-Монгольско-Тувинской торговой палаты НКВТ СССР, член Президиума Торгово-промышленной палаты СССР. Награжден орденом Красного Знамени (1926). Арестован 15 июня 1937 г. по обвинению в членстве в ПОВ и шпионаже с 1918 г. в пользу Польши. 2 сентября 1937 г. осужден Комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован 6 октября 1956 г. ВК ВС СССР. Артузов Артур Христианович18.02.1891–21.08.1937. Корпусной комиссар (21.11.1935). Настоящее имя Артур-Евгений-Леонард Фраучи. Родился в селе Устиново Кашинского уезда Тверской губернии. Отец — итальянский швейцарец, по профессии — сыродел, переселившийся в Россию в 1861 г., мать — «наполовину латышка, наполовину эстонка». В анкетах в качестве национальности указывал: швейцарец или итальянец, иногда писал: «считаю себя русским». Племянник М. С. Кедрова и Н. И. Подвойского (оба были женаты на сестрах матери А. Х. Артузова). В 1903 г. вместе с семьей переехал в г. Боровичи. В 1909 г. окончил с золотой медалью Новгородскую мужскую классическую гимназию и поступил на металлургический факультет Петербургского политехнического института, который окончил в феврале 1917 г. Свободно владел французским, английским, немецким и польским языками. В феврале-июле 1917 г. работал инженером-проектировщиком в Металлическом бюро профессора В. Е. Грум-Гржимайло в Нижнем Тагиле, в августе-декабре 1917 г. — инженер-проектировщик в Металлическом бюро Грум-Гржимайло в Петрограде. В декабре 1917 г. вступил в партию большевиков и поступил на работу в Управление по демобилизации армии и флота в качестве секретаря отдела материально-технического снабжения. Тогда же взял псевдоним «Артузов». С марта по август 1918 г. — секретарь Ревизионной комиссии Наркомвоена РСФСР в Архангельске и Вологде (комиссия Кедрова). В августе-сентябре 1918 г. — начальник партизанского отряда подрывников на Северном фронте, затем инспектор снабжения Северо-Восточного участка Восточного фронта. С сентября по ноябрь 1918 г. А. Х. Артузов — начальник Военно-осведомительного бюро МВО, с ноября 1918 г. — комиссар и начальник Активной части отдела военного контроля РВСР. В январе 1919 г. по рекомендации М. С. Кедрова А. Х. Артузов переходит на работу в органы ВЧК. С 13 мая 1919 г. он — особоуполномоченный ОО ВЧК. В 1919–1920 гг. — заведующий оперативным отделением ОО ВЧК. С 1 января по 1 июля 1921 г. — помощник начальника ОО ВЧК, одновременно с 1 февраля по 15 октября 1921 г. — начальник 1-го спецотделения ОО ВЧК. С 1 июля 1921 г. по 13 июля 1922 г. А. Х. Артузов — заместитель начальника ОО ВЧК-ГПУ РСФСР. С 13 июля 1922 г. по 22 ноября 1927 г. А. Х. Артузов — начальник КРО ОГПУ СССР, с 30 июля 1927 г. по 1 января 1930 г. 1-й помощник начальника СОУ ОГПУ. За время работы в органах контрразведки А. Х. Артузов руководил и принимал непосредственное участие в разработке и проведении многих ответственных операций по борьбе с Белым движением и шпионажем, был инициатором и одним из разработчиков крупных контрразведывательных оперативных игр: операций «Синдикат–2» (1924) и «Трест». В результате проведения этих мероприятий был арестован Б. В. Савинков, а его организация распалась, также был завлечен на советскую территорию, арестован и ликвидирован английский разведчик Сидней Рейли. За поимку Савинкова А. Х. Артузову была объявлена благодарность советского правительства. В 1930 г. А. Х. Артузов переходит на работу во внешнюю разведку. С 1 января 1930 г. он — заместитель начальника ИНО ОГПУ, а с 1 августа 1931 г. — начальник ИНО ОГПУ. Членом Коллегии ОГПУ он становится 31 июля 1931 г. 26 мая 1934 г. в связи с необходимостью укрепления руководства советской военной разведки А. Х. Артузова назначают заместителем начальника IV (Разведывательного) управления РККА, одновременно он продолжает оставаться и начальником ИНО ОПТУ (с 10 июля 1934 г. — ИНО ГУГБ НКВД СССР). 21 мая 1935 г. освобожден от должности начальника ИНО ГУГБ НКВД и переведен в особый резерв НКВД в связи с переходом на основную работу в IV управление РККА. 11 января 1937 г. освобожден от должности заместителя начальника IV управления РККА и откомандирован в НКВД СССР, где был назначен научным сотрудником 8-го отдела ГУГБ НКВД СССР (на правах помощника начальника отдела). Награжден двумя орденами Красного Знамени (18.07.1921 и 1932), двумя знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1923 и 1932) и знаком Почетного работника ГВО МНР. Арестован 13 мая 1937 г. как активный участник «антисоветского заговора в НКВД». Содержался во Внутренней и Лефортовской тюрьмах НКВД. В обвинительном заключении по делу А. Х. Артузова сказано, что обвиняемый «виновным себя признал полностью». 21 августа 1937 г. как «шпион польской и других разведок» осужден тройкой НКВД СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 7 марта 1956 г. определением ВК ВС СССР приговор отменен, и дело прекращено за недоказанностью преступления. Слуцкий Абрам Аронович07.1898–17.02.1938. Комиссар госбезопасности. 2-го ранга (29.11.1935). Еврей. Родился в местечке Парафиевка Борзиянского уезда Черниговской губернии в семье железнодорожного кондуктора. До лета 1914 г. учился в гимназии г. Андижана, затем работал учеником слесаря и учеником конторщика на хлопковом заводе Потеляхова. 8 августе 1916 г. призван в армию, служил рядовым, затем вольно определяющимся 7-го Сибирского стрелкового полка. В августе 1917 г. вернулся домой в Андижан, продолжил учебу в гимназии до июня 1918 г. В декабре 1917 г. вступил в РКП(б). Участник Октябрьской революции и установления Советской власти в Средней Азии. С июня 1918 г. А. А. Слуцкий — заведующий отделом труда, заведующий биржей труда Андижанского уездного исполкома. С декабря 1918 г. по октябрь 1919 г. — член, заместитель председателя Андижанского уездного комитета — горкома РКП(б). Одновременно он — заведующий внешкольным воспитанием уездного отдела народного образования и председатель уездного ревтрибунала. С октября 1919 г. по июнь 1920 г. А. А. Слуцкий — член РВС Андижано-Ошского укрепрайона. С июля 1920 г. — инструктор, политинформатор агитпоезда им. Сталина, заведующий бюро жалоб Главной полевой инспекции Туркестанского фронта. С сентября 1920 г. А. А. Слуцкий — сотрудник Ташкентской ЧК. В 1921 г. он последовательно занимает должности председателя Пишпекской уездной ЧК, начальника Пишпекского, Скобелевского, Андижанского уездных политбюро ЧК, начальника СОЧ Ташкентской областной ЧК, начальника СОЧ Ферганской областной ЧК. С июня 1922 г. — председатель Судебной коллегии и заместитель председателя Верховного трибунала Туркестанской АССР. С января 1923 г. — ответственный секретарь 2-го горкома — райкома Ташкентского горкома РКП(б). В июне 1923 г. А. А. Слуцкого переводят в Москву на должность председателя военного трибунала 2-го стрелкового корпуса Московского ВО. С октября 1925 г. по сентябрь 1926 г. он — председатель ревизионной комиссии Госрыбсиндиката ВСНХ СССР. В июне 1926 г. направлен на работу в ЭКУ ОПТУ. С 27 июня 1926 г. — помощник начальника, с 22 декабря 1926 г. — начальник 6-го отделения, с 1 декабря 1927 г. по 1 декабря 1929 г. — начальник 1-го отделения, одновременно с 5 декабря 1928 г. по 10 декабря 1929 г. — начальник 2-го отделения ЭКУ ОГПУ, а с 16 июля 1929 г. по 1 января 1930 г. — помощник начальника ЭКУ ОГПУ. Участвовал в расследовании «Шахтинского дела». Секретарь парткома ОГПУ. В начале 1930 г. А. А. Слуцкого переводят во внешнюю разведку. С 1 января 1930 г. он — помощник, а с 1 августа 1931 г. — заместитель начальника ИНО ОГПУ. Однако, несмотря на столь высокий пост, А. А. Слуцкий в 1931–1933 гг. являлся главным резидентом ИНО ОГПУ по странам Европы, действуя под прикрытием должности сотрудника торгпредства СССР в Берлине, выезжал в спецкомандировки, в том числе в США. Он неоднократно лично участвовал в специальных операциях в Германии, Испании, Франции, организовал похищение в Швеции технических секретов производства шарикоподшипников. После образования 10 июля 1934 г. НКВД А. А. Слуцкий становится заместителем начальника, а с 21 мая 1935 г. — начальником ИНО ГУГБ НКВД (25 декабря 1936 г. реорганизован в отдел ГУГБ НКВД). На этом посту он находился вплоть до самой смерти. С 21 марта 1936 г. А. А. Слуцкий — одновременно член Военно-технического бюро при Комиссии Обороны, а с 11 мая 1937 г. — член Комиссии ЦК ВКП(б) по загранкомандировкам. Награжден двумя орденами Красного Знамени (23.02.1928, 3.04.1930), двумя знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1927, 20.12.1932), именным маузером. 17 февраля 1938 г. А. А. Слуцкий внезапно скончался в кабинете заместителя наркома внутренних дел СССР М. П. Фриновского. По первоначальной версии смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности. Однако согласно показаниям арестованного в 1938 г. бывшего начальника отдела опертехники НКВД М. С. Алехина, А. А. Слуцкий был отравлен им путем инъекции цианистого калия при содействии М. П. Фриновского и Л. М. Заковского. Арестованный в 1939 г. бывший нарком внутренних дел СССР Н. И. Ежов также подтвердил эту версию. Похоронен на Новодевичьем кладбище. В апреле 1939 г. А. А. Слуцкий был посмертно исключен из партии как «враг народа». Шпигельглаз Сергей Михайлович29.04.1897–29.01.1940. Майор ГБ. Еврей. Родился в местечке Мосты Гродненской губернии в семье бухгалтера. После окончания 1-го Варшавского реального училища поступил на юридический факультет Московского университета. Владел польским, немецким и французским языками. Участвовал в революционных событиях, арестован царской полицией. В мае 1917 г. призван в армию с 3-го курса. Закончил школу прапорщиков в Петрограде, служил в 42-м запасном полку. С апреля 1918 г. С. М. Шпигельглаз — заведующий финчастью Мосгубвоенкомата. После его упразднения с января 1919 г. работал в органах Военного контроля. После слияния Военного контроля с Военным отделом ВЧК и образования Особого отдела он автоматически оказался в рядах чекистов, получив должность начальника сметного (финансового) отделения и казначея по использованию секретных сумм ОО ВЧК. В 1919 г. вступил в РКП(б). Являясь членом так называемой «экспедиции Кедрова», СМ. Шпигельглаз неоднократно выезжал с оперативными группами в города и районы Юга, Запада и Центра России, участвовал в карательных акциях, подавлении контрреволюционных заговоров и мятежей, в разработках подозреваемых в принадлежности к контрреволюции лиц. С 1921 г. работал в ЧК Белоруссии. С января 1922 г. СМ. Шпигельглаз — уполномоченный 6-го отдела КРО ГПУ, а затем — ИНО ОГПУ. В 1922 г. он был направлен в спецкомандировку в Монголию, где оказывал содействие монгольским коллегам в работе по разоблачению и пресечению деятельности белоэмигрантских бандформирований. Используя агентурные возможности, информировал Центр об обстановке в Монголии, а также о стратегических планах Японии и империалистических кругов Китая на Дальнем Востоке. По возвращении в Москву СМ. Шпигельглаз был назначен на руководящую должность во внешней разведке: с сентября 1926 г. он — помощник начальника ИНО ОГПУ, затем ИНО ГУГБ НКВД СССР, а с 25 декабря 1936 г. — заместитель начальника 7-го отдела ГУГБ НКВД. В этот период СМ. Шпигельглаз неоднократно выполнял спецзадания за рубежом: в Китае, Германии, Франции. Так, под прикрытием владельца рыбной лавки возглавлял нелегальную разведсеть в Париже. В декабре 1937 г. СМ. Шпигельглаз (псевдоним «Дуглас») руководил похищением возглавлявшего РОВС генерала Е. К. Миллера, организовал вывод из Франции в Испанию ценного агента ИНО в РОВС генерала Н. Б. Скоблина. Активно работал против ОУН. Под непосредственным руководством «Дугласа» советская разведка добыла секретные материалы германского Генерального штаба, известные как «Завещание Секта» и представлявшие военную доктрину Германии в отношении СССР. Выезжая в Испанию в период Гражданской войны, СМ. Шпигельглаз оказывал оперативную помощь резидентуре, руководил специальными операциями разведывательно-диверсионных «летучих отрядов» в тылу франкистов. После смерти А. А. Слуцкого с февраля 1938 г. СМ. Шпигельглаз — врид начальника 7-го отдела ГУГБ НКВД. С 28 марта 1938 г. он — заместитель начальника 5-го отдела 1-го УГБ НКВД, с 29 сентября 1938 г. — 5-го отдела ГУГБ НКВД. Одновременно преподавал в Школе особого назначения (ШОН) ГУГБ НКВД СССР. Арестован 2 ноября 1938 г. За «измену Родине, участие в заговорщической деятельности, шпионаж и связь с врагами народа» осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания. 29 января 1940 г. расстрелян. В ноябре 1956 г. определением ВК ВС СССР приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. Пассов Залман Исаевич04.1905–15.02.1940. Старший майор ГБ (22.03.1938). Еврей. Родился в г. Старая Русса в семье приказчика. В 1914 г. отец умер. Окончил три класса начальной школы в Старой Руссе. В июне 1919 г. в 14-летнем возрасте вступил в РККА, служил курьером 2-й Старо-Русской караульной роты, но вскоре, в ноябре того же года, был уволен из РККА как несовершеннолетний. Поступил в школу 2-й ступени в Старой Руссе, однако в мае 1920 г. после окончания 2-го класса прекратил обучение. С мая 1920 г. работал делопроизводителем военного коменданта, с апреля 1921 г. — переписчиком Упродгуба, с июня 1921 г. — регистратором Управления милиции г. Старая Русса. С сентября 1921 г. Пассов — секретарь военкома батальона связи 56-й стрелковой дивизии. В мае 1922 г. З. И. Пассов был принят на работу в ГПУ на должность сотрудника аппарата уполномоченного ГПУ по Старо-Русскому уезду. С октября 1922 г. он — переписчик и старший делопроизводитель Общей части, с января 1923 г. — учитель дивизионного клуба Политотдела 56-й стрелковой дивизии. С февраля 1923 г. — делопроизводитель и сотрудник агентуры, с февраля 1925 г. — помощник уполномоченного, а затем и уполномоченный ОО 56-й стрелковой дивизии. После этого З. И. Пассов работал сотрудником Новгородского губотдела ОГПУ, уполномоченным Псковского губотдела ОГПУ в г. Порхов. С апреля 1928 г. он — уполномоченный ОО 16-й стрелковой дивизии. В январе 1927 г. 3. И. Пассов вступил в ВКП(б), а в сентябре 1928 г. его направляют на учебу в ВПШ ОГПУ, по окончании которой в августе 1929 г. он был направлен для прохождения службы уполномоченным ОО дивизии в Ленинградском ВО, однако вскоре, в октябре 1929 г., переведен в центральный аппарат ОГПУ. С октября 1929 г. З. И. Пассов являлся уполномоченным 1-го отделения КРО ОГПУ. Летом 1930 г. в качестве сопровождающего дипкурьера выезжал за границу по маршруту Москва-Рим. С октября 1930 г. З. И. Пассов — уполномоченный Спецбюро ОО ПУ. С апреля 1931 г. — уполномоченный отделения, оперуполномоченный, сотрудник для особых поручений, помощник, а затем заместитель начальника отделения ОО ОГПУ. После образования НКВД с июля 1934 г. З. И. Пассов занимал должность заместителя начальника 7-го отделения, а с мая 1935 г. он — начальник 11-го отделения ОО ГУГБ НКВД. С марта 1937 г. — начальник 3-го отделения, одновременно с августа 1937 г. — помощник начальника, а с сентября 1937 г. — заместитель начальника 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР. 28 марта 1938 г. З. И. Пассов утвержден в должности начальника 5-го отдела (бывший ИНО) 1-го управления НКВД СССР. С 29 сентября 1938 г. он — начальник 5-го Отдела ГУГБ НКВД СССР. Награжден орденом Ленина (1937), знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1932); почетным оружием, золотыми часами (1936). Арестован 23 октября 1938 г. по обвинению в антисоветской заговорщической деятельности в органах НКВД. 14 февраля 1940 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. В 1957 г. постановлением Главной Военной Прокуратуры признан виновным в применении незаконных методов ведения следствия и фальсификации уголовных дел. В реабилитации отказано. Судоплатов Павел Анатольевич7.07.1907–24.09.1996. Генерал-лейтенант (1945). Украинец. Родился в Мелитополе в семье мельника. В 1914–1919 гг. учился в городской школе. В июне 1919 г. ушел из дома вместе с покидающим город полком РККА. Был воспитанником полка, участвовал в боях с войсками украинских националистов под Киевом. После разгрома полка вместе с оставшимися бойцами дошел до Никополя. Там вступил во вновь сформированный 1-й Ударный Мелитопольский полк 5-й Заднепровской дивизии РККА. Мелитопольский полк был разгромлен войсками генерала Шкуро. П. Судоплатов попал в плен, бежал, прибился к отступающей части Красной Армии, оказался в занятой Белой армией Одессе. Там беспризорничал, подрабатывал в порту и на базаре. После освобождения города в начале 1920 г. вновь вступил в РККА. С февраля 1920 г. — красноармеец роты связи 123–й стрелковой бригады 41-й дивизии 14-й армии. С бригадой участвовал в боях на Украине и на Польском фронте. С мая 1921 г. — письмоводитель, регистратор, машинист-систематизатор ОО 44-й дивизии, а затем Волынского губотдела ГПУ в Житомире. С 1922 г. П. Судоплатов — в погранвойсках ОГПУ: сотрудник Изяславского погранотделения, а затем Славутинского погранпоста. С сентября 1923 г. — на комсомольской работе в Мелитополе: заведующий информотделом окружкома ЛКСМУ, член правления и комендант Клуба рабочей молодежи. С 1924 г. — секретарь ячейки ЛКСМУ с. Ново-Григорьевка Генического района. С 1924 г. — ученик слесаря и одновременно секретарь ячейки ЛКСМУ завода им. В. Воровского, затем — практикант райпотребсоюза в Мелитополе. В феврале 1925 г. окружком ЛКСМУ направил П. А. Судоплатова на работу в Мелитопольский окротдел ГПУ, где он был зачислен сводчиком информационного отделения. С января 1927 г. — помощник уполномоченного УСО, а затем младший оперработник. Отвечал за работу агентуры, действовавшей в греческом, болгарском и немецком поселениях. С августа 1928 г. — уполномоченный СПО Харьковского губотдела, затем — уполномоченный ИНФО ГПУ УССР в Харькове. Одновременно в 1928–1930 гг. заочно учился на рабфаке ГПУ. В 1928 г. вступил в ВКП(б). В июле 1930 г. П. А. Судоплатов был зачислен в резерв назначения и откомандирован комиссаром Культурно-воспитательной части Прилукской трудкоммуны ГПУ для малолетних правонарушителей. С декабря 1931 г. он — инспектор Организационно-инструкторского отдела ГПУ УССР в Харькове. В феврале 1932 г. переведен на работу в центральный аппарат ОГПУ — инспектором, а с января 1933 г. — старшим инспектором 1-го отделения отдела кадров ОГПУ, курировал кадры ИНО. Вскоре и сам П. А. Судоплатов был зачислен в аппарат ИНО ОГПУ: с апреля 1933 г. он — оперуполномоченный 5-го, затем 8-го отделений. С октября 1933 г. — в резерве отдела кадров ОГПУ в связи со спецкомандировкой за рубеж. 1 июня 1934 г., по возвращении в СССР, зачислен оперуполномоченным в ИНО ОГПУ. С ноября 1934 г. — оперуполномоченный 7-го отделения ИНО ГУГБ НКВД. В 1935 г. под прикрытием представителя украинского антисоветского подполья П. А. Судоплатов (псевдоним «Андрей») был внедрен в руководство ОУН в Берлине. Ему удалось попасть на учебу в специальную партийную школу НСДАП в Лейпциге. Завоевав расположение лидера ОУН полковника Евгения Коновальца, разведчик вошел в его ближайшее окружение и сопровождал Коновальца в инспекционных поездках в Париж и Вену. В 1937–1938 гг. «Андрей» выезжал в Западную Европу в качестве нелегального курьера под прикрытием радиста грузового судна. По возвращении в СССР — оперуполномоченный ИНО, затем помощник начальника отделения 7-го отдела ГУГБ НКВД СССР. 23 августа 1938 г. в Роттердаме по личному поручению И. В. Сталина П. А. Судоплатов осуществил ликвидацию лидера ОУН Е. Коновальца. С сентября 1938 г. — и. о. помощника начальника 4-го (испанского) отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД. После ареста руководителей разведки З. И. Пассова и СМ. Шпигельглаза в ноябре-декабре 1938 г. исполнял обязанности начальника 5-го Отдела ГУГБ НКВД. В конце декабря 1938 г. П. А. Судоплатов был отстранен от дел и исключен из ВКП(б) первичной парторганизацией отдела за «связь с врагами народа». Однако благодаря вмешательству руководства НКВД это решение не было утверждено парткомом Наркомата, а П. А. Судоплатов 16 января 1939 г. получил должность заместителя начальника 4-го отделения. С 10 мая 1939 г. он — заместитель начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Руководил подготовкой операции «Утка» (ликвидация Л. Д. Троцкого), успешно осуществленной 20 августа 1940 г. в Мексике Л. А. Эйтингоном и Р. Меркадером. С 25 февраля 1941 г. П. А. Судоплатов — заместитель начальника 1-го (Разведывательного) управления НКГБ СССР. После начала Великой Отечественной войны П. А. Судоплатов с 5 июля 1941 г. — начальник Особой группы при наркоме внутренних дел СССР, с 3 октября 1941 г. — 2-го отдела НКВД СССР. Одновременно с 30 ноября 1941 г. по 1 июня 1942 г. — заместитель начальника 1-го управления НКВД СССР. С 18 января 1942 г. — начальник 4-го управления НКВД СССР, которое было создано на базе 2-го отдела. Руководил партизанскими и разведывательно-диверсионными операциями в ближних и дальних тылах противника, координировал работу агентурной сети на территории Германии и ее союзников. С 21 ноября 1942 г. по совместительству — заместитель начальника 1-го управления НКВД СССР. С 11 мая 1943 г. — начальник 4-го управления НКГБ СССР. С мая по август 1945 г. по совместительству — начальник отдела «Ф» НКВД СССР. Этот отдел был создан для работы на территории стран, освобожденных Красной Армией от противника, а также для сбора информации от граждан СССР, побывавших в плену или интернированных в странах Европы. В 1945–1947 гг. под фамилией П. Матвеев и прикрытием должности советника НКИД участвовал в подготовке и проведении конфиденциальных переговоров Наркоминдела СССР В. М. Молотова с Чрезвычайным и полномочным послом США в СССР А. Гарриманом и лидером курдского национального движения М. Барзани. С 27 сентября 1945 г. П. А. Судоплатов — начальник самостоятельного отдела «С» НКВД (с 10 января 1946 г. — НКГБ) СССР. Одновременно — начальник Объединенного разведывательного бюро Специального комитета при СНК-СМ СССР по проблеме № 1 (создание атомного оружия). Отвечал за координацию обеспечения разведывательными материалами руководителей и ведущих ученых советского ядерного проекта. С ноября 1945 г. по совместительству — начальник отдела «К» НКГБ СССР, созданного для оперобслуживания атомных спецобъектов, С мая 1945 г. также являлся начальником Особого бюро — информационно-аналитической службы при наркоме внутренних дел СССР. С января 1946 г. эта служба подчинялась наркому, позднее — министру госбезопасности СССР. После образования в марте 1946 г. МГБ СССР П. А. Судоплатов совмещал должности руководителя 4-го управления (до его упразднения 15 октября 1946 г.) и отдела «С» (с 4 мая 1946 г. по 30 мая 1947 г.). 15 февраля 1947 г. возглавил отдел «ДР», созданный для развертывания в случае войны разведывательно-диверсионной работы против военно-стратегических баз США и НАТО, расположенных вокруг СССР. 9 сентября 1950 г. утвержден начальником Бюро № 1 МГБ СССР по диверсионной работе за границей, созданного на базе Спецслужбы МГБ СССР. 6 января 1951 г. возглавил Бюро на правах начальника управления. После смерти И. В. Сталина П. А. Судоплатов был назначен 17 марта 1953 г. заместителем начальника ПГУ (контрразведка) МВД СССР. С 30 мая 1953 г. он — начальник 9-го (разведывательно-диверсионного) отдела МВД СССР. После ареста Берии 9-й отдел МВД был расформирован, а П. А. Судоплатов 31 июля 1953 г. переведен во ВГУ МВД СССР на должность начальника отдела. Однако уже 20 августа 1953 г. он был уволен «за невозможностью дальнейшего использования», а 21 августа 1953 г. арестован в собственном кабинете. Ему предъявили обвинение в бериевском заговоре, имевшем целью «уничтожение членов советского правительства и реставрацию капитализма». До 1958 г. П. А. Судоплатов находился под следствием. Виновным себя не признал. 12 сентября 1958 г. на закрытом заседании ВК ВС СССР было рассмотрено дело по обвинению П. А. Судоплатова в преступлениях, предусмотренных ст. 17–58 п. 16 УК РСФСР. Он был приговорен к тюремному заключению сроком на 15 лет, с последующим поражением в политических правах на 3 года. 17 октября 1958 г. лишен воинского звания и наград, как осужденный ВС СССР. С сентября 1958 г. отбывал наказание во Владимирской тюрьме, где перенес три инфаркта, ослеп на один глаз, получил инвалидность 2-й группы. В августе 1968 г. П. А. Судоплатов вышел на свободу. После освобождения занялся литературной деятельностью. Под псевдонимом Анатолий Андреев опубликовал три книги, активно участвовал в ветеранском движении. Более 20 лет боролся за свою реабилитацию. Только 10 февраля 1992 г. в соответствии с Законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г. он был реабилитирован Главной Военной Прокуратурой РФ. Незадолго до смерти в соавторстве с младшим сыном Анатолием Павловичем Судоплатовым опубликовал книгу воспоминаний о своей жизни и работе на английском, немецком, русском и других языках («Special Tasks» (США, 1994), «Der Handlanger der Macht. Enthullungen eines KGB — Generals» (Германия, 1994), «Разведка и Кремль» (Россия, 1996)), ставшую международным бестселлером. Похоронен на Донском кладбище в Москве рядом с женой. Награжден орденом Ленина (1946), тремя орденами Красного Знамени (1937, 1941, 1944), орденом Суворова 2-й степени (1944), двумя орденами Красной Звезды (1940, 1943), орденом Отечественной войны 1-й степени (1945), медалями, знаком «Заслуженный работник НКВД» (1942). В октябре 1998 г. Указом Президента РФ посмертно восстановлен в правах на изъятые при аресте государственные награды. В соответствии с этим семье П. А. Судоплатова возвращены его ордена и медали. Деканозов Владимир Георгиевич06.1898–23.12.1953. Комиссар госбезопасности 3-го ранга (2.12.1938). Чрезвычайный и полномочный посол (14.06.1943). Грузин. Родился в Баку в семье контролера Нефтяного управления. В 1914 г. окончил 5 классов 1-й Бакинской гимназии, а в 1916 г. — 1-ю Тифлисскую гимназию. В 1917–1919 гг. учился на медицинских Факультетах Саратовского и Бакинского университетов. С марта 1918 г. в РККА — красноармеец при орудии 6-й легкой ударной батареи Кавказской Красной Армии. С сентября 1918 г. — контролер 5-го участка Бакинского акцизного нефтяного управления, одновременно начал работать в большевистском подполье. С июня 1919 г. — начальник медотряда мусаватистского Минздрава в Баку. С октября 1919 г. — младший контролер 2-го участка Бакинского нефтяного акционерного управления. С января по апрель 1920 г. — практикант экспедиционного отряда Минздрава Азербайджана по оказанию помощи в Гяндже. В мае 1920 г. вступает в партию большевиков. С июня 1920 г. — начальник спецотряда 20-й дивизии 11-й армии. С июня 1921 г. В. Г. Деканозов — сотрудник Азербайджанской ЧК: сначала практикант СПЧ, затем уполномоченный ОББ, уполномоченный ЭКО, заместитель начальника ЭКО. С марта 1922 г. он — секретарь СОЧ Азербайджанской ЧК, начальником СОЧ в это время был Л. П. Берия. С ноября 1922 г. — секретарь СОЧ Грузинской и Закавказской ЧК. С 20 декабря 1926 г. по 17 апреля 1927 г. — начальник ОАЧ ПП ОГПУ по ЗСФСР и ГПУ Груз ССР. С 16 мая 1927 г. — начальник 2-го отделения СО ПП ОГПУ по ЗСФСР и ГПУ Грузии. В августе 1927 г. В. Г. Деканозова на некоторое время переводят на партийную работу — ответственным инструктором ЦК КП(б) Грузии, но уже в октябре того же года он возвращается в ГПУ Грузии, а с 28 января 1928 г. вновь становится начальником 2-го отделения СО ПП ОГПУ по ЗСФСР и ГПУ Груз ССР. С 21 февраля 1929 г. он — начальник ЭКО ГПУ Груз ССР, а с 1931 г. — начальник ЭКО ПП ОГПУ по ЗСФСР и ГПУ ЗСФСР. Осенью 1931 г. Л. П. Берия переходит из ОГПУ на партийную работу и становится 1-м секретарем ЦК КП(б) Грузии. Вместе с ним покидает «органы» и В. Г. Деканозов. С 26 декабря 1931 г. по 6 мая 1932 г. и с июня 1933 г. по февраль 1934 г. он — секретарь ЦК КП(б) Грузии по транспорту, одновременно с 8 января 1932 г. по февраль 1934 г. — секретарь ЦК КП(б) Грузии по снабжению. С 27 февраля 1934 г. по октябрь 1936 г. — заведующий отделом советской торговли ЦК КП(б) Грузии. С августа 1936 г. — нарком пищевой промышленности Груз ССР, одновременно с 21 марта 1937 г. — заместитель председателя СНК Груз ССР и председатель Госплана Груз ССР. В ноябре 1938 г. Л. П. Берия возглавил НКВД СССР. Вместе с другими своими давними сотрудниками он вызвал в Москву и В. Г. Деканозова, которого назначил 2 декабря 1938 г. начальником 5-го отдела (бывший ИНО) ГУГБ НКВД СССР, а 17 декабря 1938 г. — также начальником 3-го отдела (бывший КРО) и заместителем начальника ГУГБ НКВД СССР. В мае 1939 г. В. Г. Деканозова переводят на работу в НКИД и в связи с этим 13 мая 1939 г. освобождают от должностей в НКВД. С 4 мая 1939 г. по 15 марта 1946 г, он — заместитель наркома иностранных дел СССР, с 23 ноября 1940 г. вплоть до начала Великой Отечественной войны — полпред СССР в Германии, с 21 марта 1946 г. по 19 марта 1947 г. — заместитель министра иностранных дел. С 29 сентября 1947 г. по 29 сентября 1949 г. — заместитель начальника ГУСИМЗ при СМ СССР. С октября 1949 г. — член советской части Постоянной комиссии по внешнеэкономическим связям между СССР и НРБ. С 24 июня 1952 г. — член Комитета по радиовещанию при СМ СССР. После смерти И. В. Сталина В. Г. Деканозов становится 10 апреля 1953 г. министром внутренних дел Грузии. 30 июня 1953 г. был арестован, 23 декабря 1953 г. осужден Специальным судебным присутствием Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Награжден орденами Ленина (3.11.1944), Красного Знамени (26.04.1940), Трудового Красного Знамени Груз ССР (10.04.1931), Отечественной войны 1-й степени (5.11.1945), тремя медалями, знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1929). Фитин Павел Михайлович28.12.1907–24.12.1971. Генерал-лейтенант (1945). Русский. Родился в селе Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии в крестьянской семье. С марта 1920 г. после окончания начальной школы работал в сельхозартели в с. Ожогино. С мая 1927 г. — председатель Бюро юных пионеров, заместитель ответственного секретаря Шатровского райкома ВЛКСМ. В том же году вступил в ВКП(б). В июне 1928 г., окончив среднюю школу, поступил на курсы подготовки в вуз при Тюменском окружном ОНО, а в августе — на инженерный факультет Московского института механизации и электрификации сельского хозяйства. После окончания института в июле 1932 г. был оставлен в нем на должности инженера лаборатории сельскохозяйственных машин. С октября 1932 г. — заведующий редакцией индустриальной литературы издательства «Сельхозгиз». В октябре 1934 г. П. М. Фитин был призван в РККА, служил рядовым в в/ч 1266 Московского ВО. В ноябре 1935 г. демобилизовался и вернулся в «Сельхозгиз», где занял должность редактора в редакции механизации, а с ноября 1936 г. — заместителя главного редактора «Сельхозгиза». В марте 1938 г. направлен по партийному набору на учебу в Центральную школу НКВД, которую закончил в августе того же года и был зачислен в 5-й отдел ГУГБ НКВД стажером. В связи с острой нехваткой разведывательных кадров П. М. Фитин делает быструю карьеру: оперуполномоченный, начальник 9-го отделения (разработка троцкистов и правых за кордоном), с 1 ноября 1938 г. — заместитель начальника, а с 13 мая 1939 г. — начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД. Последняя должность означала, что он стал руководителем советской внешней разведки. В этом качестве он остается вплоть до конца войны: с 26 февраля 1941 г. П. М. Фитин — начальник 1-го управления НКГБ, с 31 июля 1941 г. — НКВД, а с 12 мая 1943 г. — вновь НКГБ (МГБ) СССР. П. М. Фитин внес значительный вклад в укрепление советской внешней разведки в предвоенные и военные годы. Под его непосредственным руководством разведке удалось проникнуть в секреты разработки американского атомного оружия, что позволило ученым СССР в кратчайшие сроки ликвидировать ядерную монополию США. 15 июня 1946 г. снят с руководства внешней разведкой и отозван в распоряжение управления кадров МГБ СССР. С сентября 1946 г. — заместитель Уполномоченного МГБ СССР в Германии. С 1 апреля 1947 г. — заместитель начальника УМГБ Свердловской области. С 27 сентября 1951 г. — министр госбезопасности Казахской ССР. С 16 марта 1953 г. — начальник УМВД Свердловской области. После хрущевского переворота П. М. Фитин 16 июля 1953 г. был освобожден от занимаемой должности, — а 29 ноября того же года уволен из органов МВД по служебному несоответствию. С апреля 1954 г. — главный контролер Министерства госконтроля СССР. С апреля 1958 г. — старший контролер Комиссии советского контроля СМ СССР. С августа 1959 г. — директор фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Награжден двумя орденами Красного Знамени (1-й — 26.04.1940), орденом Красной Звезды (20.09.1943), орденом Республики Тувы (18.08.1943), шестью медалями, знаком «Заслуженный работник НКВД» (4.02.1942). Кубаткин Петр Николаевич1907–27.10.1950. Генерал-лейтенант (9.07.1945). Русский. Родился в пос. Кольберовский рудник Успенского уезда Елизаветградской губернии в шахтерской семье. В 1918 г. окончил 4-классную начальную сельскую школу в с. Орехово. С 1921 г. работал рудокопом, чернорабочим, шахтером-забойщиком на Кольберовском руднике, а с декабря 1925 г. — подручным пекаря в рабочей кооперации Брянского рудника в Луганском округе. С января 1927 г. — технический секретарь Павловского РИК, одновременно секретарь ячейки ВЛКСМ РИК. В сентябре 1929 г. П. Н. Кубаткина призвали в армию и направили в пограничные войска ОГПУ, где он служил сперва красноармейцем, затем политруком взвода, а с 1930 г. — помощником начальника заставы по политчасти 21-го Ямпольского погранотряда в Шепетовском округе. В октябре 1930 г. вступил в ВКП(б). После демобилизации П. Н. Кубаткин остался в системе ОГПУ. С марта 1932 г. он — помощник оперуполномоченного ОО Одесского областного отдела ГПУ. В 1934–1935 гг. — заместитель начальника политотдела по НКВД Песчано-Бродской МТС Новоукраинского района Одесской области. С 1935 г. — начальник Фрунзовского райотдела, а с 1936 г. — оперуполномоченный отдела УТБ УНКВД по Одесской области. 22 марта 1936 г. ему присваивается звание младшего лейтенанта госбезопасности. После обучения в марте-августе 1937 г. на Курсах при ЦШ НКВД СССР П. Н. Кубаткин был переведен в центральный аппарат НКВД. С 15 августа 1937 г. он — оперуполномоченный, затем помощник начальника отделения 4-го отдела (бывший СПО) ГУГБ НКВД СССР. В 1939 г. его избрали секретарем парткома ГУГБ НКВД. С 13 июня 1939 г. старший лейтенант госбезопасности П. Н. Кубаткин — начальник УНКВД по Московской области. После разделения наркомата с 26 февраля 1941 г. он — начальник УНКГБ по Московской области. С 31 июля 1941 г. — начальник 3-го спецотдела НКВД СССР. С 23 августа 1941 г. П. Н. Кубаткин — начальник УНКВД по Ленинградской области и член Военного совета Ленинградского фронта. В дни блокады Ленинграда он выполняет работу по обеспечению безопасности и порядка в осажденном городе. С 7 мая 1943 г. — начальник УНКГБ (с марта 1946 г. — УМГБ) по Ленинградской области, одновременно с 11 января по 4 июля 1945 г. — Уполномоченный НКВД СССР по 2-му Прибалтийскому фронту. 15 июня 1946 г. П. Н. Кубаткина назначают начальником ПГУ МГБ СССР, т. е. руководителем внешней разведки, однако уже 9 сентября того же года он был освобожден от этой должности по собственной просьбе и переведен в резерв Управления кадров МГБ. 19 ноября 1946 г. назначен начальником УМГБ Горьковской области. 30 марта 1949 г. уволен «за невозможностью дальнейшего использования» и назначен заместителем председателя Саратовского облисполкома. П. Н. Кубаткин избирался депутатом ВС СССР 1-го и 2-го созывов. Награжден орденами Ленина (5.08.1944), Красного Знамени (26.04.1940), Кутузова 1-й (29.07.1945) и 2-й (21.04.1945) степени, двумя орденами Красной Звезды (18.05.1942, 3.11.1944), орденом Трудового Красного Знамени (20.09.1943), четырьмя медалями, знаком «Заслуженный работник НКВД» (04.02.1942). 23 июля 1949 г. арестован по «ленинградскому делу». «За преступное бездействие, выразившееся в недоносительстве» в начале октября 1950 г. осужден Особым Совещанием при МГБ СССР к 20 годам тюремного заключения. 27 октября 1950 г. приговор был пересмотрен — по ст. 58–1, 58–7, 58–11 УК РСФСР приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 26 мая 1954 г. определением ВК ВС СССР приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. Федотов Петр Васильевич 1900–1963. Генерал-лейтенант (1945). Русский. Родился в Санкт-Петербурге в семье кондуктора конки. В 1911 г. окончил 3-классное начальное училище, в 1915 г. — 4-классное Петроградское училище им. Д. И. Менделеева. С августа 1915 по февраль 1919 г. работал раскладчиком-упаковщиком газет экспедиции Петроградского почтамта и одновременно подрабатывал киномехаником. С февраля 1919 г. Федотов — красноармеец 1-й отдельной коммунистической Петроградской бригады. В июле-сентябре 1919 г. — курсант политкурсов при Политотделе Южного фронта. С сентября 1919 г. — политрук роты 1-го Революционного дисциплинарного полка 8-й армии. Принимал участие в боях на Восточном, Южном, Кавказском фронтах, в операциях в Чечне и Дагестане, где был контужен. В октябре 1918 г. вступил в РКП(б), однако в марте 1922 г. «выбыл автоматически». В 1920–1921 гг. — цензор, контролер, начальник цензуры ОО Кавтрудармии. С января 1921 г. служил в Чеченском окружном отделе ЧК, областном отделе ГПУ: ответственный контролер цензуры, начальник осведомительного отделения, начальник ИНФО Грозненской ЧК,; Затем — уполномоченный, с сентября 1923 г. — заместитель начальника отделения, с марта 1924 г. — уполномоченный по систематизации материалов Военного отдела. С января 1925 г. — помощник начальника КРО. С января 1926 г. — уполномоченный ОО. С февраля 1927 П. В. Федотов в ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю — уполномоченный ИРО. С октября 1927 г. — начальник, врид начальника 3-го отделения ИРО. С октября 1930 г. — начальник 6-го отделения ИНФО. С января 1931 г. — сотрудник для особых поручений. С ноября 1931 г. — начальник 2-го отделения СПО, с июля 1933 г.–3-го отделения СПО, с января 1934 г. — 2-го отделения СПО. В феврале 1932 г. был принят кандидатом в члены ВКП(б), с июля 1937 г. — член ВКП(б). После преобразования ОГПУ в НКВД в июле 1934 г. П. В. Федотов стал начальником 5-го отделения СПО УГБ УНКВД Северо-Кавказского края. С февраля 1937 г. он — начальник 5-го отделения 4-го отдела, а с 25 апреля 1937 г. — начальник 4-го отдела УГБ УНКВД Орджоникидзевского края. В сентябре 1937 г. П. В. Федотов был откомандирован в распоряжение отдела кадров НКВД СССР. 10 ноября 1937 г. его назначают начальником 7-го отделения 4-го отдела ГУГБ (с 28 марта 1938 г. — 1-го УГБ) НКВД СССР. С 1 августа 1938 г. он — помощник начальника 4-го отдела 1-го УГБ НКВД СССР, с 29 сентября 1938 г. — помощник начальника, а с 1 ноября 1938 г. — заместитель начальника 2-го отдела ГУГБ НКВД. Одновременно с 8 октября по 22 декабря 1938 г. он является начальником следственной части 2-го отдела ГУГБ НКВД. С 4 сентября 1939 г. П. В. Федотов — начальник 2-го, а с 29 сентября 1940 г. по совместительству и 3-го отделов ГУГБ НКВД. С 26 февраля 1941 г. — начальник 2-го управления НКГБ, с 31 июля 1941 г. — НКВД, а с 12 мая 1943 г. — опять НКГБ (затем МГБ) СССР. С января 1946 г. — член Комиссии по подготовке Международного военного трибунала над японскими военными преступниками в Токио. С 15 июня по 9 сентября 1946 г. — начальник ВГУ, с 9 сентября 1946 г. по 30 мая 1947 г. — начальник ПГУ МГБ, одновременно с 7 сентября 1946 г. по 26 июня 1947 г. — заместитель министра госбезопасности СССР. С 30 мая 1947 г. — заместитель председателя КИ при СМ СССР (с 29 января 1949 г. — КИ при МИД СССР). С 6 февраля 1952 г. по 12 марта 1953 г. в резерве МГБ (по другим данным — заместитель начальника ПГУ НТБ). После смерти И. В. Сталина П. В. Федотов 11 марта 1953 г. становится членом Коллегии МВД, а на следующий день — начальником ПГУ МВД. С 17 марта 1954 г. он — начальник ВГУ КГБ при СМ СССР. В течение 3 лет руководил контрразведкой. 12 апреля 1956 г. снят с должности и 12 мая того же года назначен заместителем начальника редакционно-издательского отдела Высшей школы КГБ при СМ СССР. В марте 1959 г. уволен в запас по служебному несоответствию. 23 мая 1959 г. постановлением СМ СССР лишен звания генерал-лейтенанта «за грубые нарушения законности в период массовых репрессий» (поездка в Армению с А. И. Микояном и Г. М. Маленковым в сентябре 1937 г.). В ноябре 1959 г. исключен из КПСС. Награжден двумя орденами Ленина (20.09.1943, 21.02.1945), тремя орденами Красного Знамени (29.04.1939, 3.11.1944, 16.09.1945), двумя орденами Красной Звезды (1-й — 11.07.1937), орденом Кутузова 1-й степени (24.02.1945), орденом «Знак Почета» (26.04.1940), медалями, знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1934) и «Заслуженный работник НКВД» (4.02.1942). Савченко Сергей Романович1904–1966. Генерал-лейтенант (9.07.1945). Украинец. Родился в г. Скадовске Днепровского уезда Таврической губернии в семье крестьянина. В 1917 г. окончил 4-классное земское училище, а в 1920 г. — 4 класса Скадовской гимназии. С ноября 1920 г. работал переписчиком, ночным сторожем, конторщиком и приемщиком зерна в отделе продовольственного снабжения 6-й армии. Осенью 1921 г. С. Р. Савченко поступает на службу в органы ВЧК, с ноября 1921 г. он — оперработник ОО Николаевской губЧК. В следующем году переходит в органы охраны государственной границы, в которых ему было суждено проработать ровно 17 лет. С 11 ноября 1922 т. С. Р. Савченко — оперативный сводчик, регистратор и делопроизводитель ОО по охране границы Черного и Азовского морей Николаевской губЧК. С апреля 1923 г. — контролер, затем старший контролер Скадовского погранпункта, с октября 1923 г. — помощник уполномоченного Скадовского погранпоста ГПУ. С апреля 1924 г. — помощник уполномоченного комендатуры 26-го погранотряда ОГПУ в г. Очакове. С октября 1924 г. С. Р. Савченко — курсант ВПШ ОГПУ в Москве. В сентябре 1925 г. назначен уполномоченным комендатуры 25-го погранотряда ОГПУ в г. Тирасполе. С декабря 1925 г. — помощник коменданта по СОЧ 21-го погранотряда в Ямполе. С февраля 1929 г. — помощник коменданта по СОЧ комендатуры № 1, а с октября 1930 г. — комендатуры № 2 22-го погранотряда в г. Волочиске. В марте 1930 г. вступает в ВКП(б). В сентябре 1931 г. СР. Савченко поступает на курсы усовершенствования ВПШ ОГПУ, после окончания которых в апреле 1932 г. его направляют преподавателем спецкурса 3-й пограншколы ОГПУ в Москве. С июня 1933 г. он — помощник инспектора оперативного отдела УПО и войск ГПУ УССР (с 10 июля 1934 г. — УПВО НКВД УССР). С августа 1936 г. — начальник отделения оперативного отдела УПВО НКВД УССР. С августа 1937 г. — начальник штаба 2-го погранотряда в Рыбнице, с июля 1938 г. — начальник 24-го погранотряда в Олевске. С 20 мая 1939 г. — начальник 5-го отдела и заместитель начальника Управления погранвойск НКВД УССР. После освобождения Западной Украины СР. Савченко с 6 ноября по 4 декабря 1939 г. является начальником УНКВД по Станиславской области, после чего возвращается на прежнюю должность в Управление погранвойск НКВД УССР. С 3 октября 1940 г. — врид начальника 5-го отдела (разведка) УГБ НКВД УССР. С 1 апреля 1941 г, — заместитель наркома госбезопасности УССР и начальник 1-го (разведывательного) управления НКГБ УССР. С 12 августа 1941 г. по 30 апреля–1943 г. — заместитель наркома внутренних дел УССР, при этом с середины сентября 1941 г. до начала января 1942 г. фактически возглавлял НКВД Украины (поскольку в это время нарком В. Т. Сергиенко, попав в окружение под Киевом, проявил растерянность и трусость, заявив подчиненным: «Я вам теперь не нарком, и делайте, что хотите», после чего полтора месяца проживал в оккупированном Харькове, а затем вышел в расположение советских войск). С 7 мая 1943 г. СР. Савченко — нарком (с марта 1946 г. — министр) госбезопасности Украины. В августе 1949 г. СР. Савченко переходит на руководящую работу в разведку. С 24 августа 1949 г. он — 1-й заместитель председателя КИ при МИДе СССР. С 2 ноября 1951 г. — заместитель министра госбезопасности, начальник ПГУ и член Коллегии МГБ СССР. С 17 марта 1953 г. — 1-й заместитель начальника ВГУ, а с 21 мая 1953 г. — начальник 7-го отдела и заместитель начальника ВГУ МВД СССР. 28 сентября 1953 г. снят с должности и направлен в распоряжение Управления кадров МВД СССР. С 19 декабря 1953 г. по 4 ноября 1954 г. — начальник ОО МВД — КГБ Управления строительных войск при Строительстве № 565 Московского района ПВО. С ноября 1954 г. в распоряжении УК КГБ при СМ СССР. Приказом КГБ от 12 февраля 1955 г. уволен в запас по служебному несоответствию. Награжден тремя орденами Ленина (1944, 1948, 25.07.1949), четырьмя орденами Красного Знамени (20.09.1943, 3.11.1944, 10.04.1945, 29.10.1948), орденами Кутузова 2-й степени (20, 11.1944), Богдана Хмельницкого 2-й степени (2.05.1945), Красной Звезды (14.02.1941), медалями, знаком «Заслуженный работник НКВД» (28.05.1941). Умер в Москве. Питовранов Евгений Петрович20.03.1915–30.11.1999. Генерал-лейтенант (1956). Русский. Родился в селе Князевка Петровского уезда Саратовской губернии в семье сельских учителей. С сентября 1930 г. работал учеником токаря, а с февраля 1933 г. — секретарем комитета ВЛКСМ ФЗУ Рязано-Уральской ж-д. С сентября 1933 г. — токарь паровозоремонтного завода в Саратове, с марта 1934 г. — секретарь комитета ВЛКСМ ст. Саратов Рязано-Уральской ж-д. В сентябре 1934 г. поступил в Московский электромеханический институт инженеров транспорта. В 1937 г. вступил в ВКП(б). Окончил 4 курса института, после чего 5 ноября 1938 г. был направлен ЦК ВКП(б) на работу в органы госбезопасности. С ноября 1938 г. лейтенант госбезопасности Е. П. Питовранов работал оперуполномоченным 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР, однако спустя месяц был направлен в распоряжение УНКВД по Горьковской области. С декабря 1938 г. он — врид начальника 3-го отдела УГБ, с февраля 1939 г. — начальник 1-го Отдела ЭКУ, с июня 1939 г. — начальник 2-го Отдела ЭКУ. С мая 1940 г. — заместитель начальника, с 26 февраля 1941 г. — начальник, а с 23 августа 1941 г. — снова заместитель начальника УНКВД по Горьковской области. В декабре 1942 г. Е. П. Питовранова переводят в Кировскую область начальником УНКВД, а с мая 1943 г. — УНКГБ. С марта 1944 г. он — начальник УНКГБ по Куйбышевской области, с 10 февраля 1945 г. — нарком, а с 14 марта 1946 г. — министр госбезопасности Узбекской ССР. С 15 июня 1946 г. Е. П. Питовранов — заместитель начальника, а с 7 сентября 1946 г. — начальник ВГУ МГБ СССР. С 3 января 1951 г. он — заместитель министра и член Коллегии МГБ СССР. 28 октября 1951 г. арестован по «делу Абакумова». Обвинялся в антисоветской деятельности, вредительстве, участии в «сионистском заговоре в МГБ». До ноября 1952 г. находился под следствием. Из камеры направил И. В. Сталину письмо со своими предложениями по улучшению работы разведки. В ноябре 1952 г. по указанию И. В. Сталина выпущен на свободу и откомандирован в распоряжение Управления кадров МГБ СССР. С 20 ноября 1952 г. — член Комиссии ЦК КПСС по организации ГРУ МГБ. С 5 января 1953 г. — начальник 1-го управления по разведке за границей, создаваемого ГРУ МГБ СССР. С 17 марта 1953 г. — заместитель начальника ВГУ, а с 21 мая 1953 г. — 1-й заместитель начальника ПГУ МВД СССР. В июле 1953 г. Е. П. Питовранова направляют в Германию. С 16 июля 1953 г. он — Уполномоченный МВД СССР в Германии. С 10 мая 1954 г. — заместитель Верховного комиссара СССР в Германии, с 18 мая 1954 г. — начальник Инспекции по вопросам безопасности при Верховном комиссаре. С декабря 1955 г. — старший советник КГБ при МГБ ГДР. После возвращения в СССР с 23 марта 1957 г. Е. П. Питовранов — начальник 4-го управления и член Коллегии КГБ при СМ СССР. С 20 февраля 1960 г. находится в распоряжении Управления кадров КГБ, 5 марта 1960 г. получает назначение на должность начальника Аппарата представительства КГБ при СМ СССР при внешней разведке КНР. В феврале 1961 г. был отозван в распоряжение Управления кадров КГБ. С 27 февраля 1962 г. — начальник и председатель Совета Высшей Школы КГБ им. Ф. Э. Дзержинского. 29 мая 1964 г. 49-летний Е. П. Питовранов заочно окончил ВПШ при ЦК КПСС. 14 декабря 1965 г. решением ЦК КПСС Е. П. Питовранов был освобожден от работы в КГБ и 1 февраля 1966 г. уволен в запас по сокращению штатов. С декабря 1965 г. работал заместителем председателя, а позднее (14.04.1983–19.01.1988) — председателем Президиума Торгово — промышленной палаты СССР, затем вышел на пенсию. Награжден двумя орденами Красного Знамени (1943, 1954), орденом Трудового Красного Знамени (1941), двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (1946, 1948), тремя орденами Красной Звезды (1943, 1946, 1954), орденом «Знак Почета» (1942), орденом Дружбы народов, медалями, знаком «Почетного сотрудника госбезопасности»(1957). Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве. Рясной Василий Степанович1904–12.12.1995. Генерал-лейтенант (1945). Украинец. Родился в Самарканде в семье рабочего-путейца. Окончил 4 класса высшего начального училища. Осенью 1919 г. поступил в Ашхабадское железнодорожное техническое училище. В 1920 г. ушел добровольцем в РККА. С января 1920 г. — журналист — экспедитор политотдела 1-й армии Закаспийского фронта. В конце 1920 г. демобилизован. В 1920–1921 гг. — ответственный секретарь укома КСМ Туркмении. В 1922 г. вступил в РКП(б). С января 1923 г. — председатель уездкома помощи голодающим, в 1923–1924 гг. — заведующий Орготделом упродкома РКСМ. С 1924 г. — заместитель председателя Серанского волревкома и волисполкома. В 1924–1926 гг. — заведующий Оргчастью Маревского окружного исполкома. В 1926 г. B. C. Рясной был мобилизован в РККА, служил красноармейцем 8-го ж.-д. полка в Ашхабаде. После демобилизации с 1927 г. — заведующий Орготделом Иолатаньского РК КП(б) Туркмении. В 1928–1929 гг. — заместитель заведующего Орготделом Ашхабадского, Маревского, Керкинского РК партии. В 1931 г. B. C. Рясной поступил во Всесоюзную промакадемию им. И. В. Сталина в Москве. В 1933 г. направлен ЦК ВКП(б) в Руднянский район Сталинградского края, где был назначен начальником политотдела Лемешкинской МТС. С 1935 г. — секретарь Лемешкинского, а затем Руднянского райкомов ВКП(б). В феврале 1937 г. B. C. Рясной был отозван в распоряжение ЦК ВКП(б) и по партийному набору направлен на работу в НКВД СССР. С 1937 г. в 3-м отделе (бывший КРО) ГУГБ НКВД СССР: стажер, оперуполномоченный, помощник начальника, заместитель начальника отделения. С октября 1939 г. — начальник 14-го отделения, с июля 1940 г. — заместитель начальника, а с января 1941 г. — начальник 1-го отделения. С марта 1941 г. B. C. Рясной — начальник 1-го отделения 1-го отдела 2-го управления НКГБ СССР. Он отвечал за оперобслуживание немецких представительств в Москве, а после начала Великой Отечественной войны — за интернирование немецких дипломатов. С июля 1941 г. B. C. Рясной — начальник УНКВД, а с мая 1943 г. — начальник УНКГБ по Горьковской области. С июля 1943 г. — нарком внутренних дел УССР. Принимал активное участие в ликвидации националистического движения на Украине. С 15 января 1946 г. B. C. Рясной — 1-й заместитель наркома (с 22 марта 1946 г. — министра) внутренних дел СССР, с 24 февраля 1947 г. — заместитель министра внутренних дел СССР. Одновременно с июня 1947 г. — член Бюро по выездам за границу и въездам в СССР КИ при СМ СССР. 12 февраля 1952 г. — заместитель министра госбезопасности, член Коллегии и начальник ВГУ МГБ СССР. Одновременно с 19 мая 1952 г. — врид заместителя начальника Управления охраны МГБ СССР. В 1952 г. на XIX съезде партии избран кандидатом в члены ЦК КПСС. С 20 ноября 1952 г. B. C. Рясной — член Комиссии ЦК КПСС по организации ГРУ МГБ, с 5 января 1953 г. — начальник Управления контрразведки внутри страны ГРУ МГБ СССР. С 12 марта 1953–го — начальник ВГУ и член Коллегии МВД СССР. 28 мая 1953 г. назначен начальником УМВД по Москве и Московской области. 2 марта 1956 г. «за неудовлетворительное руководство органами милиции г. Москвы» отстранен от работы, выведен из Коллегии МВД СССР и 30 марта 1956 г. уволен в запас. 30 августа 1956 г. формулировка увольнения была изменена: «считать уволенным по фактам, дискредитирующим звание офицера, с 5.07.1956 г.». С 1956 г. — начальник строительства Волго-Балтийского канала. С 1958 г. — начальник треста в системе дорожного строительства. В 1988 г. вышел на пенсию. Награжден двумя орденами Ленина (1-й — 1944), четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Кутузова 2-й степени (1944), орденом Красной Звезды (1941), орденом Трудового Красного Знамени (1948), медалями. Коротков Александр Михайлович22.11.1909–27.06.1961. Генерал-майор (1956). Русский. Родился в Москве. Вскоре после его рождения отец, работавший до революции в Русско-Азиатском банке, ушел из семьи, забрав старшего сына, и мать воспитывала Александра и дочь одна. После окончания 9 классов средней школы в 1927 г. работал подручным у электромонтера. Свободное от работы время проводил на стадионе «Динамо» на Петровке. Там он и встретился с Вениамином Герсоном, бывшим секретарем Ф. Э. Дзержинского, обратившим внимание на незаурядные физические качества А. Короткова во время футбольного матча. В октябре 1928 г. по личной рекомендации В. Л. Герсона принят на работу в Комендатуру АХУ ОГПУ монтером по лифтам и лифтером. Однако уже в декабре 1928 г. А. Коротков был переведен в ИНО ОГПУ, где работал делопроизводителем, а затем старшим делопроизводителем. С января 1930 г. он — помощник оперуполномоченного, а затем оперуполномоченный 2-го, 7-го, а затем снова 2-го отделений ИНО ОГПУ. Весной 1932 г. прошел краткосрочную оперативную и языковую подготовку. В 1933 г. направлен на нелегальную разведработу в Париж через Австрию и Швейцарию в составе оперативной группы «Экспресс», возглавляемой Л. Л. Никольским (А. М. Орловым). Задачей группы была разработка Второго бюро (разведка) французского Генерального штаба, проведение вербовок в его важнейших подразделениях. Выдавая себя за австрийца чешского происхождения Районецкого, A. M. Короткое поступил в Сорбонну на курс антропологии. Одновременно начал учебу в школе радиоинженеров. В университете пытался завербовать студента, работавшего фотографом во Втором бюро, однако этот контакт попал в поле зрения французской контрразведки. Чтобы избежать провала, A. M. Коротков был временно выведен в Германию, а оттуда в СССР. С 1935 г. он — уполномоченный резерва отдела кадров, затем оперуполномоченный 7-го отделения ИНО ГУГБ НКВД СССР. В апреле 1936 г. под именем Владимира Петровича Коротких и прикрытием должности представителя Наркомтяжпрома при торгпредстве СССР в Германии направлен в долгосрочную командировку в Берлин. На месте принял на связь ряд ценных агентов. В декабре 1937 г. A. M. Коротков получил задание выехать во Францию для нелегальной работы. Он должен был возглавить группу, созданную для ликвидации ряда предателей. В марте 1938 года возглавляемая A. M. Коротковым группа ликвидировала предателя Г. Агабекова («Жулик»), в июле того же года — секретаря международного объединения троцкистов Р. Клемента. В 1938 г. отозван в Москву и переведен в резерв назначения. В 1939 г. уволен из органов НКВД. Однако после письма на имя Л. П. Берии A. M. Коротков был восстановлен на службе в разведке: с апреля 1939 г. он — старший уполномоченный, а с мая 1939 г. — заместитель начальника 1-го (немецкого) отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД. В этом же году он был принят в члены ВКП(б). В конце 1939 г. выехал в загранкомандировку в Данию и Норвегию под прикрытием должности дипкурьера НКИДа. В июле 1940 г. A. M. Коротков был направлен на месяц в Германию под прикрытием стендиста по обслуживанию советских выставок в Кенигсберге и Лейпциге для восстановления связи с особо ценными источниками, работа с которыми была законсервирована в 1936–1938 гг. В конце августа 1940 г. A. M. Коротков вновь возвращается в Берлин, на этот раз в качестве заместителя резидента легальной резидентуры под прикрытием должности 3-го секретаря полпредства СССР в Германии. Там он активизировал восстановленные связи, в частности, с Вилли Леманом («Брайтенбах»), установил личные контакты с руководителями антифашистского подполья Харро Шульце-Бойзеном («Старшина»), Адамом Кукхофом («Старик»), Куртом Шумахером («Тенор»). От этих антифашистов резидентура получала наиболее ценную информацию о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. В первые дни войны, когда здание советского полпредства в Берлине было блокировано гестапо, A. M. Коротков, рискуя жизнью, сумел несколько раз выехать в город для проведения встреч с агентурой, постановки задач и передачи радиостанции для связи с Центром и питания к радиостанции. Вскоре в числе интернированных сотрудников Полпредства СССР в Германии он вернулся в Москву. С августа 1941 г. — заместитель начальника, а с октября 1941 г. — начальник 1-го отдела (разведка в Германии и на оккупированных ею территориях) 1-го управления НКВД/НКГБ СССР. Координировал операции по организации связи с агентурой, руководил подготовкой агентов-нелегалов и их выводом на территорию противника. В 1943–1944 гг. выезжал в Тегеран и дважды в Афганистан для выполнения специальных заданий по ликвидации германской агентуры в этих странах, действуя под фамилией полковника Михайлова. С 20 октября 1945 г. по 19 января 1946 г. находился в Берлине в качестве резидента объединенной резидентуры внешней разведки в Германии и заместителя политического советника при Главноначальствующем СВАТ. С мая 1946 г. A. M. Коротков — начальник управления «1-Б» (нелегальная разведка) и заместитель начальника ПГУ МГБ СССР. С 29 июля 1947 г. он — начальник 4-го управления (нелегальная разведка) КИ при СМ СССР, с 19 мая 1949 г. одновременно член КИ. С 9 сентября 1950 г. — заместитель начальника Бюро № 1 МГБ СССР по разведке и диверсиям за границей. С ноября 1952 г. — заместитель начальника ПГУ МГБ СССР и начальник управления «С» (нелегальная разведка). С марта 1953 г. — заместитель начальника, с 28 мая 1953 г. — и. о. начальника ВГУ МВД СССР. С 17 июля 1953 г. — начальник отдела HP ВГУ. С марта 1954 г. — и. о. начальника Спецуправления (HP), врио заместителя начальника ПГУ. С 6 сентября 1955 г. — начальник Спецуправления и заместитель начальника ГГГУ КГБ при СМ СССР. В ноябре 1956 г. A. M. Коротков был направлен в Венгрию в качестве заместителя руководителя опергруппы КГБ И. А. Серова. Участвовал в оперативно-чекистских мероприятиях по подавлению венгерского восстания, задержании активных повстанцев и изъятии оружия у населения, а также в захвате и выводе в Румынию бывшего премьер-министра Венгрии Имре Надя. С 23 марта 1957 г. — Уполномоченный КГБ по координации и связи с МГБ и МВД ГДР, действовал под прикрытием должности советника Посольства СССР в ГДР. Награжден орденом Ленина, шестью орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, знаком «Почетный сотрудник органов госбезопасности», чехословацким орденом «Боевой Крест 1939 г.», югославским орденом «Партизанская звезда» 1-й степени (1946), орденом ГДР «За заслуги перед Отечеством» в золоте (1958), государственными наградами Польши. В середине июня 1961 г. A. M. Коротков был срочно вызван в Москву. 27 июня на теннисном корте Московского комплекса «Динамо» во время игры с начальником ГРУ ГШ И. А. Серовым скончался от разрыва аорты. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Панюшкин Александр Семенович15.08.1905–12.11.1974. Генерал-майор (31.05.1954). Чрезвычайный и полномочный посол (16.02.1943). Русский. Родился в Самаре в семье рабочего. Учился в церковноприходской, а после революции — в средней школе. В 1920 г. ушел добровольцем в РККА. С мая 1920 г. — курьер амбулатории Заволжского окружного Военно-санитарного управления в Самаре. В январе 1921 г. направлен учиться на 18-е кавалерийские курсы в Самаре, однако заболел малярией и из-за этого в декабре 1921 г. был демобилизован из армии. С января 1922 г. — санитар эвакопункта, с июня по ноябрь 1922 г. — трубач 4-го отдельного дивизиона ГПУ в Самаре. С декабря 1922 г. — ремонтный рабочий 2-го участка службы пути Самаро-Златоустовской ж.-д. В октябре 1924 г. по путевке губкома ВКП(б) А. С. Панюшкин поступил в Борисоглебско-Ленинградскую кавалерийскую школу РККА. Во время учебы в июне 1927 г. вступил в ВКП(б). По окончании школы в сентябре 1927 г. был направлен на службу в пограничные войска ОГПУ на Дальний Восток. Служил в 59-м Приморском погранотряде: с октября 1927 г. — помощником начальника заставы, с ноября 1930 г. — адъютантом, инструктором боевой подготовки, с марта 1932 г. по апрель 1933 г. — командиром сабельного дивизиона маневренной группы. Затем А. С. Панюшкина перевели в 58-й Гродековский погранотряд: с июня 1933 г. он — командир сабельного дивизиона, с сентября 1934 г. — комендант Барабаш-Левадовского погранучастка. В мае 1935 г. А. С. Панюшкин зачислен слушателем Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе, которую закончил в августе 1938 г. После окончания академии был направлен на работу в органы НКВД СССР. С августа 1938 г. он — помощник начальника отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД, с октября 1938 г. — исполняющий обязанности начальника, а с 23 декабря 1938 г. — начальник 3-го специального отдела НКВД СССР. Принимал участие в аресте Н. И. Ежова. С 10 июля 1939 г. А. С. Панюшкин был послан в Китай уполномоченным СНК СССР по реализации торгового соглашения. В том же месяце он назначается полпредом СССР в Китае, одновременно являясь главным резидентом в этой стране, под началом которого действовало до 12 резидентур. В этот период советской разведкой был завербован сотрудник Генштаба китайской армии, который содействовал приобретению ценных источников в китайской разведке, ЦИК Гоминьдана и других объектах проникновения. А. С. Панюшкину удалось установить доверительные отношения с рядом лиц из окружения Чан Кайши, выступающих за укрепление дружбы с СССР и продолжение сопротивления японской агрессии. При его непосредственном участии удалось разработать и осуществить план обороны г. Чанша, нанести японцам серьезное поражение. Главный резидент полно и своевременно информировал Центр об основных проблемах внешней и внутренней политики Китая, о позиции Чан Кайши и его окружения в отношений СССР, Японии, США, Великобритании, Франции и, соответственно, о деятельности представителей этих стран в Китае; о борьбе между КПК и Гоминьданом, а также внутри самого Гоминьдана. За год с небольшим до начала Великой Отечественной войны резидентура направила в Москву сообщение о подготовке Германией нападения на СССР. В июне 1941 г. в Центр поступил оперативный план германского Верховного командования о главных направлениях продвижения немецких войск в войне против СССР, полученный агентурным путем у германского военного атташе. Была успешно выполнена и главная задача советской разведки в Китае — не просмотреть возможное нападение Японии на Советский Союз. После возвращения из Китая 5 сентября 1944 г. А. С. Панюшкина переводят на работу в аппарат ЦК ВКП(б) на должность 1-го заместителя заведующего отделом международной информации ЦК ВКП(б). С 30 мая 1947 г. он — Главный секретарь КИ при СМ СССР. С 24 октября 1947 г. — Чрезвычайный и полномочный посол СССР в США и одновременно главный резидент советской разведки. В 1948–1953 гг. являлся также представителем СССР в Дальневосточной комиссии. С июня 1952 г. А. С. Панюшкин — Чрезвычайный и полномочный посол СССР в КНР. В мае-июле 1953 г. находился в резерве МИД СССР. После хрущевского переворота А. С. Панюшкин возвращается в органы госбезопасности. С 17 июля 1953 г. он — член Коллегии МВД и одновременно с 18 июля — начальник ВГУ МВД. С 13 марта 1954 г. — член КГБ при СМ СССР и одновременно с 17 марта — начальник ПГУ КГБ при СМ СССР. 23 июня 1955 г. А. С. Панюшкин был освобожден от должностей в КГБ и назначен председателем Комиссии ЦК КПСС по выездам за границу. С июля 1959 г. он — заведующий отделом кадров дипломатических и внешнеторговых органов ЦК КПСС, с 20 декабря 1962 г. — заведующий отделом кадров дипломатических и внешнеэкономических органов ЦК КПСС. С 12 мая 1965 г. по 14 марта 1973 г. — заведующий отделом загранкадров ЦК КПСС. Кандидат в члены ЦК КПСС (1952–1961), член ЦРК КПСС (1941–1952, 1961–1971). С апреля 1973 г. на пенсии. Награжден тремя орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, орденом Октябрьской Революции, многими медалями, знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (30.04.1939). Сахаровский Александр Михайлович3.09.1909–12. И. 1983. Генерал-полковник (1967). Русский. Родился в дер. Большое Ожогино Костромской губернии. В 1925 г. окончил 8 классов средней школы. С 1926 г. — ученик, а затем разметчик Балтийского судостроительного завода в Ленинграде. С 1929 г. — разметчик Ленинградской Северной судоверфи. С 1930 г. — инспектор РОНО. В том же году вступил в ВКП(б). В 1931 г. призван в армию, служил красноармейцем 13-й отдельной стрелковой роты. С 1932 г. — секретарь бюро ВЛКСМ 2-го полка связи в Ленинграде. В 1933 г. окончил вечерний комвуз при Военно-политической академии РККА. С 1933 г. — секретарь бюро ВЛКСМ 63-го отдельного строительного батальона в Советской Гавани (Дальний Восток). После демобилизации с 1934 г. A. M. Сахаровский — секретарь комитета ВЛКСМ Канонерского судоремонтного завода в Ленинграде, с 1935 г. — инструктор, а с 1938 г. — секретарь парткома Балтийского государственного морского пароходства. В 1939 г. А. М. Сахаровский направлен на работу в Ленинградское управление НКВД. С 1939 г. он — заместитель начальника отделения 2-го отдела Транспортного управления, с 1940 г. — начальник 1-го отделения, а затем — врид заместителя начальника Водного отдела УНКВД по Ленинградской области. С марта 1941 г. — заместитель начальника Разведотдела УНКГБ (с августа 1941 г. — УНКВД) по Ленинградской области. Во время Великой Отечественной войны A. M. Сахаровский выполнял ответственные задания по обороне Ленинграда от немецко-фашистских захватчиков. Под его непосредственным руководством было создано и переправлено в тыл противника более 40 разведывательно-диверсионных групп, нанесших оккупантам значительный ущерб в живой силе и технике. С мая 1943 г. A. M. Сахаровский — начальник 1-го отдела УНКГБ по Ленинградской области, с января 1944 г. находится в распоряжении УНКГБ по Ленинградской области, с августа 1944 г. — заместитель начальника, а с сентября 1944 г. — начальник 2-го отдела УНКГБ по Ленинградской области. В 1945 г. A. M. Сахаровский руководил и лично участвовал в разработке и ликвидации действовавших на территории СССР резидентуры СД противника и группы вражеских разведчиков из «Абверкоманды–204». По окончании войны A. M. Сахаровский был переведен на работу в центральный аппарат внешней разведки. С мая 1946 г. он — начальник отдела «6-А» управления «1-А» ПГУ МТБ СССР. С 1947 г. — начальник 2-го отдела 2-го управления КИ при СМ СССР. В 1947–1948 гг. находился в спецкомандировке в Финляндии, по возвращении в Москву — заместитель начальника 2-го управления КИ при МИД СССР. В 1949–1950 гг., находясь в резерве назначения 1-го управления МГБ СССР, выезжал в спецкомандировки в Грецию, Турцию и Болгарию. В соответствии с просьбой руководства Румынской рабочей партии 24 марта 1950 г. A. M. Сахаровский был утвержден Советником МГБ СССР при МГБ Румынии. В ноябре 1952 г. отозван в Москву и направлен в распоряжение Управления кадров МГБ СССР. С марта 1953 г. — начальник 12-го отдела и помощник начальника ВГУ МВД СССР, затем начальник и заместитель начальника 7-го отдела ВГУ. В 1953 г. — заместитель начальника 4-го отдела ПГУ. В 1953–1954 гг. — исполняющий обязанности начальника 7-го отдела ВГУ МВД СССР. С марта 1954 г. A. M. Сахаровский — заместитель начальника, с 1955 г. — 1-й заместитель начальника, с 23 июня 1955 г. — и. о. начальника, а с 11 мая 1956 г. — начальник ПГУ КГБ при СМ СССР. Одновременно с 16 сентября 1959 г. он — член Коллегии КГБ при СМ СССР. Находясь на посту руководителя внешней разведки свыше 15 лет, A. M. Сахаровский уделял большое внимание активному развитию контрразведывательной, научно-технической, нелегальной линий разведки, вопросам подготовки кадров, организации научно-исследовательской работы. С 1971 г. A. M. Сахаровский — старший консультант Группы консультантов при Председателе КГБ СССР. 1 февраля 1975 г. вышел в отставку. Награжден тремя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Трудового Красного Знамени (5.09.1959), Красной Звезды, «Знак Почета», многими медалями, знаком «Почетный сотрудник госбезопасности», болгарским орденом (1965), другими наградами зарубежных государств. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Мортин Федор Константинович2.05.1918–1.01.1991. Генерал-лейтенант. Родился в с. Красная Поляна Маресевского района Горьковской области. После окончания средней школы поступил в Арзамасский государственный учительский институт, который закончил в 1937 году. Преподавал в родном селе физику и математику. В 1939–1940 гг. — секретарь райкома комсомола, в 1940–1941 гг. — директор средней школы. В 1941–1942 гг. — заведующий орготделом райкома ВКП(б). С июля 1942 г. находился на различных должностях в политотделах действующей армии. В августе 1945 г. Ф. К. Мортин поступил в Военно-дипломатическую академию Советской Армии, после окончания которой был направлен на работу во внешнюю разведку. В 1947–1950 гг. выезжал в долгосрочную загранкомандировку. С 1950 г. по 1954 г. работал в аппарате ЦК КПСС. В октябре 1954 г. вновь переведен на работу в органы госбезопасности на должность заместителя начальника внешней разведки. С 1958 г. по 1971 г. — 1-й заместитель начальника внешней разведки, одновременно в 1966–1967 гг. возглавлял Высшую разведывательную школу. С июля 1971 г. по ноябрь 1974 г. Ф. К. Мортин — начальник ПГУ КГБ при Совете Министров СССР. В 1974–1981 гг. нач. Управления научно-технического сотрудничества ГКНТ СМ СССР. С 1975 г. работал в группе консультантов при Председателе КГБ СССР. В 1982 г. вышел в отставку по возрасту. Награжден двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Трудового Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище. Крючков Владимир АлександровичРод. 29.02.1924–23.10.2007. Генерал армии (1988). Родился в Царицыне (Волгограде). В 1941–1943 гг. работал разметчиком на оборонном заводе, в 1943–1944 гг. — комсоргом ЦК ВЛКСМ. В 1944–1946 гг. — на руководящей работе в горкоме комсомола г. Сталинграда. С 1946 по 1950 г. — следователь районной прокуратуры и прокурор следственного отдела Сталинградской областной прокуратуры. В 1949 г. окончил Всесоюзный заочный юридический институт. В 1950–1951 гг. — прокурор Кировского района Сталинграда. В 1951 г. В. А. Крючков поступил в Высшую дипломатическую школу МИДа СССР, после окончания которой с 1954 по 1959 г. находился на дипломатической работе в Венгрии в качестве пресс-атташе и 3-го секретаря советского посольства. В 1959–1967 гг. работал референтом, заведующим сектором, помощником секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова. С 1967 по 1971 г. — помощник Председателя КГБ и начальник Секретариата КГБ. С 1971 по 1974 г. — 1-й заместитель начальника ПГУ КГБ. С ноября 1974 г. — начальник ПГУ КГБ. С 1978 г. одновременно — заместитель Председателя КГБ. С 1986 года член ЦК КПСС. С октября 1988 г. — Председатель КГБ СССР. С сентября 1989 г. — член Политбюро ЦК КПСС. Награжден двумя орденами Ленина, орденами Октябрьской Революции, Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почета», многими медалями, а также нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Член ГКЧП. Арестован 21 августа 1991 г. Амнистирован постановлением Госдумы РФ 25 февраля 1994 г., уволен на пенсию 4 октября 1994 г. Автор книги воспоминаний «Личное дело». Кирпиченко Вадим АлексеевичРод. 25.09.1921–2.12.2005. Генерал-лейтенант. Родился в Курске. Окончил среднюю школу. После начала Великой Отечественной войны пошел добровольцем на фронт. Участник боев за освобождение Вены. В конце 1946 г. демобилизовался из армии в звании старшего сержанта 103–й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В 1947 г. поступил на арабское отделение Московского института востоковедения, которое окончил в 1952 г. Владел арабским, французским и английским языками. После окончания института В. А. Кирпиченко был рекомендован во внешнюю разведку. С сентября 1952 г. по июль 1953 г. учился в 101–й школе МГБ СССР. В 1953–1954 гг. работал в центральном аппарате разведки. С декабря 1954 г. В. А. Кирпиченко — заместитель резидента внешней разведки В. П. Соболева в Каире. С весны 1960 г. по 1962 г. вновь работает в центральном аппарате, возглавлял сначала африканское направление, а с августа 1960 г. — и. о. начальника соответствующего отдела. С февраля 1962 г. по август 1964 г. — резидент в Тунисе. По поручению руководства оказывал помощь алжирскому Фронту национального освобождения. По возвращении из командировки В. А. Кирпиченко вновь работал в центральном аппарате. В 1967 г. был назначен начальником африканского отдела ПГУ КГБ СССР. С 1970 г. по март 1974 гг. он — резидент внешней разведки в Египте. Используя благоприятную политическую обстановку, приобрел ряд ценных источников в высших политических кругах страны. Регулярно направлял в Центр информацию о планах и намерениях египетского руководства в отношении СССР, которая докладывалась лично Л. И. Брежневу. После возвращения в СССР В. А. Кирпиченко был назначен начальником Управления «С» (нелегальной разведки) ПГУ и заместителем начальника ПГУ КГБ СССР. С октября 1979 г. по 1991 г. он — 1-й заместитель начальника ПГУ КГБ. Именно В. А. Кирпиченко как заместитель начальника ПГУ и специальный представитель Москвы в Кабуле разрабатывал и осуществлял на месте руководство государственным переворотом. Неоднократно выполнял обязанности начальника внешней разведки. С ноября 1988 г. по январь 1989 г. — и. о. начальника ПГУ КГБ СССР. С 1991 г. — руководитель группы консультантов при директоре Службы внешней разведки РФ. В. А. Кирпиченко — руководитель авторского коллектива 6-томного издания «Очерки истории внешней разведки». Автор книг «Из архива разведчика» (1990) и «Разведка: лица и личности» (1998), а также многочисленных статей и очерков по проблемам разведки. Жена, Валерия Николаевна Кирпиченко — профессор, доктор филологических наук, специалист по современной арабской литературе. Сын и две дочери также арабисты. Шебаршин Леонид ВладимировичРод. 24.03.1935. Генерал-лейтенант. Родился в Москве в рабочей семье, окончил школу с серебряной медалью. В 1952 г. поступил в Институт востоковедения. После закрытия института в 1954 г. переведен в МГИМО, который закончил в 1958 г. В 1958–1962 гг. работал в Пакистане по линии МИДа в качестве переводчика. В этот период начал сотрудничать с ПГУ КГБ. Свободно владеет английским языком, урду, фарси, хинди. В 1962 г. вернулся в Москву, перешел в кадры КГБ, получив звание младшего лейтенанта, работал оперуполномоченным. Член КПСС с 1964 г. По линии разведки находился в длительных загранкомандировках в Пакистане и Индии (с 1971 г., в марте 1975–марте 1977 гг. — резидент ПГУ). С 1977 г. — заместитель начальника Азиатского отдела ПГУ. В 1979 – феврале 1983 гг. — резидент П. Г. КГБ в Иране. В 1983 г. вернулся в Москву и назначен заместителем начальника отдела Управления «Р», в ноябре того же года — заместителем начальника информационного управления ПГУ КГБ. С апреля 1987 г. — заместитель начальника ПГУ КГБ (по странам Ближнего и Среднего Востока и Африки). С 24 января 1989 г. — начальник ПГУ и заместитель председателя КГБ СССР. С 22 по 23 августа 1991 года — временно исполняющий обязанности председателя КГБ СССР. В сентябре 1991 г. вышел в отставку. С декабря 1991 г. — президент Российского национального агентства экономической безопасности. С 2005 г. — член Совета директоров ОАО «Мотовилихинские заводы». Награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, многими медалями, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке». Автор книг «Рука Москвы» (1992), «Из жизни начальника разведки»(1994), «Хроники безвременья» (1998), «И жизни мелочные сны» (2000). Примаков Евгений МаксимовичРод. 29.10.1929. Родился в Киеве. Детство и юность провел в Тбилиси. В 1953 г. окончил Московский институт востоковедения, в 1956 г. — аспирантуру Московского государственного университета. Доктор экономических наук, профессор, владеет английским и арабским языками. С 1953 по 1962 г. работал в Гостелерадио СССР корреспондентом, редактором, главным редактором в Главном управлении радиовещания на зарубежные страны. В 1962–1965 гг. — обозреватель, заместитель редактора газеты «Правда» по отделу Азии и Африки. В 1965–1970 гг. — собственный корреспондент «Правды» на Ближнем Востоке. В 1970–1977 гг. Е. М. Примаков работал заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР. С 1977 по 1985 г. он — директор Института востоковедения АН СССР. В 1985–1989 гг. являлся директором ИМЭМО АН СССР. С 1974 г. — член-корреспондент, с 1979 г. — академик АН СССР. С декабря 1991 г. — академик РАН. В 1989–1990 гг. — член ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. В 1988–1989 гг. избирался депутатом Верховного Совета СССР и народным депутатом СССР. С июня 1989 по апрель 1990 г. — председатель Совета Союза Верховного Совета СССР. В марте-декабре 1990 г. входил в состав Президентского Совета, где занимался вопросами внешней политики. В 1991 г. — член Совета Безопасности СССР. С сентября 1991 по январь 1996 г. руководил внешней разведкой. В октябре 1991 — первый зампред КГБ СССР, до его ликвидации. В октябре-декабре 1991 г. возглавлял Центральную службу разведки. С декабря 1991 г. — Директор СВР РФ. В январе 1996 г. назначен министром иностранных дел России. Председатель Правительства РФ (сентябрь 1998–май 1999 года). Президент Торгово-промышленной палаты РФ, академик Российской академии наук. Трубников Вячеслав ИвановичРод. 25.04.1944. Генерал армии. Родился в Иркутске в рабочей семье. После войны семья возвратилась в Москву. Окончив с золотой медалью среднюю школу, поступил на Восточное отделение МГИМО, изучал хинди и английский язык. В 1967 г. окончил МГИМО и был принят на работу во внешнюю разведку. С 1967 года — в органах КГБ СССР. Служил в Первом главном управлении КГБ СССР (внешняя разведка). Окончил Высшую школу КГБ СССР. В 1971–1977 годах находился в длительной зарубежной командировке в Индии и Бангладеш, занимался разведывательной деятельностью под прикрытием журналиста Агентства печати «Новости». С 1973 года — член Союза журналистов СССР. В 1977–1984 гг. — в центральном аппарате Первого главного управления КГБ СССР. В 1984–1990 годах — находился во второй длительной зарубежной командировке, руководитель резидентуры КГБ СССР в Индии и Бангладеш, также посещал Непал и Пакистан. В 1990–1992 гг. — начальник отдела стран Южной Азии в Первом главном управлении КГБ СССР, генерал-майор. С января 1992–1996 гг. — первый заместитель директора Службы внешней разведки России. Генерал-лейтенант, с 1993 г. — генерал-полковник. С 28 июня 2000 года — первый заместитель министра иностранных дел России по делам СНГ в ранге федерального министра. Указом Президента Российской Федерации В. В. Путина от 19 февраля 2001 года В. И. Трубникову присвоен дипломатический ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла Российской Федерации. 29 июля 2004 года назначен Чрезвычайным и Полномочным Послом Российской Федерации в Индии. Награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени, двумя орденами Красной Звезды, а также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке». Лебедев Сергей НиколаевичРод. 9.04.1948. Генерал-лейтенант. Родился в узбекском городе Джизак в семье рабочего. В 1970 г. окончил Черниговский филиал Киевского политехнического института по специальности «инженер-механик». Был оставлен для работы в институте, избран секретарем Черниговского горкома комсомола. В 1971–1972 гг. служил в армии. В органах государственной безопасности с 1973 г. В 1975 г. переведен в ПГУ КГБ СССР. Окончил Киевскую школу КГБ и одногодичный факультет Краснознаменного института КГБ, а в 1978 г. — Дипломатическую академию МИДа СССР. Свободно владеет немецким и английским языками. Выезжал в служебные командировки в ГДР, Западный Берлин, в начале 90-х годов — в Бонн. Возглавлял одно из управлений СВР, в 1998–2000 гг. являлся официальным представителем СВР в США. 20 мая 2000–9 октября 2007 года — Директор СВР России. Генерал-полковник (2000). Генерал армии (декабрь 2003). С 2000 года — член, с 2004 года постоянный член Совета Безопасности Российской Федерации 5 октября 2007 года назначен на саммите СНГ в Душанбе на должность исполнительного секретаря СНГ.' Фрадков Михаил Ефимович1.09.1950. Родился в селе Курумоч Красноярского района Куйбышевской области. 1972 — Окончил с красным дипломом МГТУ «Станкин» по специальности «инженер-механик». С 1973 — сотрудник аппарата экономического советника посольства СССР в Индии. С 1975 — Всесоюзное объединение «Тяжпромэкспорт». С 1984 — заместитель начальника Главного управления поставок Госкомитета СССР по экономическим связям. С 1988 — заместитель начальника, первый заместитель начальника Главного управления координации и регулирования внешних экономических операций Министерства внешнеэкономических связей СССР. С 1991 — старший советник постоянного представителя России при отделении ООН и других международных организаций в Женеве, представитель России при организации «Генеральное соглашение по тарифам и торговле» (GATT). С октября 1992 — заместитель министра внешнеэкономических связей России. С октября 1993 — первый заместитель министра внешнеэкономических связей России. С марта 1997 — и. о. министра внешнеэкономических связей и торговли России. С апреля 1997 — министр внешнеэкономических связей и торговли России. Сложил полномочия в марте 1998 в связи с отставкой Правительства Виктора Черномырдина и ликвидацией министерства. В мае 1998 избран председателем совета директоров страхового общества «Ингосстрах», с февраля 1999 — генеральный директор компании. В мае 1999 назначен министром торговли России в Правительстве Сергея Степашина. В мае 2000 подал в отставку вместе со всеми членами Правительства России, 31 мая назначен первым заместителем секретаря Совета Безопасности России, курировал экономическую безопасность. 28 марта 2001 назначен директором Федеральной службы налоговой полиции России (ФСНП). 11 марта 2003 ФСНП упразднена, а Михаил Фрадков в мае 2003 назначен полномочным представителем России при Евросоюзе в ранге федерального министра. В этом качестве он был представлен на саммите Россия-Европейский союз 31 мая 2003 в Стрельне. В июне 2003 назначен также специальным представителем Президента России по вопросам развития отношений с Евросоюзом. В 2004–2007 годах занимал пост Председателя Правительства Российской Федерации. 12 сентября 2007 года Фрадков подал Президенту Путину прошение об отставке, которое было принято. С 9 октября 2007 года — директор СВР России. Сотрудники внешней разведкиАбель Рудольф Иоганнович (Иванович) 23.09.1900–17.12.1955. Подполковник ГБ (1945). Латыш. Родился в Риге в семье трубочиста. В 1914 г. окончил 4 класса городского училища. Работал рассыльным. В 1915 г. переехал в Петроград. Учился на общеобразовательных курсах, сдал экстерном экзамены за 4 класса реального училища. После революции 1917 г. ушел добровольцем на Балтийский флот. В 1918–1919 гг. — кочегар на военных транспортах, служил на миноносце «Ретивый», участвовал в боях в районе Волги и Камы. В 1920 г. Р. И. Абель окончил классы радистов Балтфлота в Кронштадте. В 1921 г. в составе отряда моряков-добровольцев отправился на Дальний Восток. В 1921–1923 гг. служил на различных канонерских лодках Амурской военной флотилии. В 1923 г. — радист на военных судах. В 1923–1924 гг. — военный контролер в Петропавловске-Камчатском, заведовал радиостанцией на о. Беринга (Командорские острова). В 1924 г. Р. И. Абель демобилизовался и в 1924–1926 гг. работал электриком и радистом Совторгфлота во Владивостоке. В 1926–1927 гг. Р. И. Абель — комендант советского консульства в Шанхае. В 1927 г. он стал сотрудником ИНО ОГПУ. В 1927–1929 гг. работал радистом полпредства СССР в Пекине. В сентябре 1929 г. вступил в ВКП(б). В 1929–1936 гг. — на нелегальной работе за рубежом. Свободно владел немецким, английским и французским языками. После возвращения в СССР Р. И. Абель работал в центральном аппарате внешней разведки, однако в 1938 г. был уволен из НКВД в связи с арестом брата — В. И. Абеля, начальника политотдела Балтийского морского пароходства, впоследствии расстрелянного. Служил стрелком военизированной охраны, затем пенсионер. С 1941 г. Р. И. Абель вновь в разведке НКВД-НКГБ. Во время войны занимался подготовкой разведгрупп для работы в тылу противника, сам неоднократно выполнял спецзадания за линией фронта. С августа 1942 по январь 1943 г. — в опергруппе по обороне Главного Кавказского хребта. С 27 сентября 1946 г. в отставке. Награжден орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, знаком «Заслуженный работник НКВД». 17 декабря 1955 г. скоропостижно скончался. Похоронен на Немецком кладбище в Москве. * * *Абрамов Николай Федорович 1909–18.02.1943. Русский. Родился в семье полковника (впоследствии — генерала) российской армии Федора Федоровича Абрамова, участника Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн (в Белой армии). В ноябре 1920 г. генерал Абрамов покинул Россию, оставив сына у своей сестры. После окончания семилетки Н. Ф. Абрамов работал водолазом Экспедиции подводных работ особого назначения (ЭПРОН) при ОГПУ на Черном море. Привлечен к сотрудничеству с ИНО ОГПУ, прошел разведподготовку. Его устроили матросом на торговое судно, с которого он в сентябре 1931 г. «бежал» в Гамбурге. Оттуда Н. Ф. Абрамов добрался до своего отца, который в звании генерал-лейтенанта возглавлял в Софии 3-й (балканский) отдел РОВС. Став активным членом этой организации, Н. Ф. Абрамов получил доступ к весьма ценной информации о деятельности РОВС против СССР. С 1935 г. он передавал добытые сведения легальному резиденту ИНО в Софии — атташе советского посольства В. Т. Яковлеву. В октябре 1938 г. Н. Ф. Абрамов арестован болгарской полицией и через неделю выпущен с требованием покинуть страну, что он и сделал 13 ноября, получив французскую визу. В 1939 г. вернулся в СССР. После начала Великой Отечественной войны Н. Ф. Абрамов был направлен на подпольную работу в оккупированную немцами и румынами Одессу, где и погиб. * * *Агаянц Александр Иванович. 1900–12.1938. Армянин. Старший брат И. И. Агаянца. Родился в Елизаветпольской губернии (ныне г. Гянджа, Азербайджан) в семье счетовода (позднее отец стал сельским учителем и священником, в 1924 г. отрекся от духовного сана). В 1918 г. окончил 8–классную Елизаветпольскую гимназию. Член РКП (б) с 1919 г. Во время гражданской войны — помощник уполномоченного Ганджинского политбюро Азербайджанской облЧК, вел работу в подполье в Ганджинском укоме ЦК КП(б) Азербайджана. Член Елизаветпольского окружного комитета РКП (б). После установления советской власти с мая 1920 г. — секретарь отдела по работе в деревне при уездном комитете партии. В 1920–1922 гг. — в органах ЧК, затем в 1922–1925 гг. — заведующий Информотделом ЦК КП(б) Армении. Окончил два курса Московского института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. С 1926 г. вновь в органах ОГПУ. Уполномоченный, начальник 7-го отделения ИНФО и ПК ОГПУ (1929–1931), начальник отделения ОО полпредства ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю (Иркутск, 1932–1934). В 1934–1937 гг. работал в Париже. В мае 1937 г. возглавил Берлинскую легальную резидентуру. Восстановил связь с агентом в гестапо «Брайтенбахом» (Вилли Леман) и агентом в МИДе «Винтерфельдом». Умер в декабре 1938 г. в Берлине во время хирургической операции. * * *Агаянц Анна Ивановна 29.04.1916 — Армянка. Родилась в г. Елизаветполе, в семье священника, затем сельского учителя. Сестра А. И. и И. И. Агаянцев. После окончания средней школы была студенткой Московского политехникума им. И. В. Ленина (1931–1934), Московского комбината иностранных языков (1933–1935), исторического факультета МГУ (1939–1942). Владеет английским, испанским, французским языками. На работе в органах НКВД с 1935 года: переводчик (1935–1939); уволилась в 1939 г. Восстановилась на работе в 1942 г. и была направлена в Иран, работала в должности оперуполномоченного в отделе контрразведки «Смерш» 58-го стрелкового корпуса в Горгане, советского транспортного управления в Тегеране (1942–1945). В 1945–1948 гг. — работала в МГБ. В 1948–1952 гг. — направлена в Бельгию, вела также работу по Люксембургу. Затем переведена в Комитет информации при МИДе СССР на должность старшего референта, руководила группой французской прессы в отделе печати Комитета (1954–1958). С 1958 по 1962 г. — на дипломатической работе в посольстве СССР в Швейцарии, Марокко. С 1963 по 1979 г. — трудилась в Первом Африканском Отделе на должностях третьего, второго и первого секретаря. В 1967 г. работала в Советской секции Всемирной выставки в Монреале «ЭКСПО–67» в качестве заместителя руководителя протокольной группы МИДа СССР. С 1975 г. — имела дипломатический ранг советника второго класса. * * *Агаянц Иван Иванович 28.08.1911–12.05.1968. Генерал-майор (16.12.1965). Армянин. Родился в г. Елизаветполь (до недавнего времени — Кировабад, ныне Гянджа, Азербайджан). Младший брат А. И. Агаянца. Окончил экономический техникум, после чего находился на комсомольской работе. В 1930 г. переехал в Москву, где два старших брата работали в органах ОГПУ, и поступил на службу в ЭКУ ОГПУ. В течение нескольких лет избирался секретарем комитета ВЛКСМ ОГПУ. В 1936 г. вступил в ВКП(б) и был переведен в аппарат внешней разведки. В этом перемещении сыграла свою роль исключительная способность И. Агаянца к изучению иностранных языков — он свободно владел французским, персидским, турецким и испанским языками, достаточно хорошо знал английский и итальянский, а также то обстоятельство, что его старший брат А. И. Агаянц уже работал к тому времени за границей по линии внешней разведки. С 1937 г. И. Агаянц — на оперативной работе во Франции под прикрытием должности сотрудника торгпредства, а затем — заведующего консульским отделом полпредства СССР. После падения республиканского режима в Испании принимал участие в операциях по выводу в СССР лидеров КИИ Хосе Диаса и Долорес Ибаррури. В 1939 г. присвоено звание лейтенанта ГБ. После возвращения в Москву с 1940 г. выполнял обязанности начальника отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД, с февраля 1941 г. — заместителя начальника отдела 1-го управления НКГБ СССР. С августа 1941 г. — резидент, затем главный резидент внешней разведки в Иране. В 1943 г. во время проведения Тегеранской конференции руководил мероприятиями по выявлению и ликвидации нацистской агентуры, засланной для осуществления терактов против лидеров государств антигитлеровской коалиции. В августе 1943 г. в Алжире под прикрытием советского дипломата «Авалова» встречался с генералом Шарлем де Голлем, именно через Агаянца де Голль поставил вопрос о своем визите в Москву и встрече с И. В. Сталиным. В 1943 г. И. И. Агаянц возвратился в Москву, где ему присвоили звание подполковника и затем направили на руководящую работу в центральный аппарат 1-го управления НКГБ / ПГУ МГБ СССР. С 1946 г. — резидент советской разведки в Париже. Под руководством И. И. Агаянца парижской резидентуре удалось добыть и передать в Центр большое количество важной политической информации, в том числе об организации Западноевропейского Союза, а также провести ряд успешных «активных мероприятий». Однако вскоре И. И. Агаянц по состоянию здоровья был отозван в Москву — сказался хронический туберкулез, которым он страдал с середины 30-х годов. С июля 1947 г. он — начальник 2-го Управления КИ, одновременно с мая 1949 г. — член КИ при СМ СССР (позднее при МВД СССР). С 1952 г. начальник отдела ПГУ МГБ СССР (по центральноевропейским странам). Впоследствии работал начальником кафедры ВРШ — Школы № 101. В 1959 г. назначен начальником Управления «Д» — Службы «А» («Активные мероприятия»). С 1967 г. И. И. Агаянц — заместитель начальника 1-го Главного управления КГБ СССР. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, многими медалями, знаками «Заслуженный работник НКВД» и «Почетный сотрудник госбезопасности», орденами и медалями зарубежных государств. Имя И. И. Агаянца занесено на Мемориальную доску СВР России. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. * * *Адамович Михаил Михайлович 1898–23.07.1979. Русский. Родился в Риге, сын рабочего. Трудовую деятельность начал на рижском заводе «Проводник», где работал и его отец. В 1916 г. вместе с заводом эвакуировался в Москву. В том же году начал выполнять отдельные поручения большевистской подпольной организации. В ноябре 1917 г. вступил в заводской отряд Красной гвардии. Принимал активное участие в Октябрьской революции в Москве. Весной 1918 г. вступил добровольцем во 2-й Советский Латышский стрелковый полк. Служил в охране Кремля (Совнаркома и В. И. Ленина). В июле 1918 г. участвовал в подавлении мятежей в Москве и Ярославле, был ранен. 23 октября 1918 г. вступил в РКП (б). С декабря 1918 г. М. М. Адамович — в органах ВЧК. В этот период он стал одним из первых советских разведчиков. Под именем прапорщика Колесникова он внедрился в штаб заговорщиков в Саратове и сорвал готовящийся мятеж. Позднее был послан в Крым в тыл армии Врангеля. После окончания Гражданской войны направлен на работу в органы ВЧК. Активно участвовал в разгроме белогвардейского подполья в Ростове-на-Дону, Новочеркасске, на Кубани. В 1924 г., будучи уполномоченным по Майкопскому округу ПП ОПТУ по Северо-Кавказскому краю, удачно провел операцию и арестовал прибывших от генерала Улагая на Кубань 9 офицеров Белой армии во главе с полковником Орловым. В 1932–1939 гг. с небольшими перерывами работал за границей в Латвии (под видом финского коммерсанта), Франции, Испании, Чехословакии. В Латвии М. М. Адамович внедрился в окружение американского резидента Дональда Дея, завербовал его прислугу, через которую получил списки иностранных шпионов в Риге и агентуры в СССР. В 1938 г., находясь в Париже, занимался отправкой оружия в Испанию. В Цюрихе занимался установлением иностранных резидентов. Накануне оккупации Чехословакии М. М. Адамович был резидентом советской разведки в Праге. Во время немецкого вторжения он изъял из архивов полиции и МИДа картотеки на «неблагонадежных лиц» и вывез их в Москву. В этой операции М. М. Адамовичу помогала его жена Ольга Антоновна. Вывез также видного чехословацкого ученого и общественного деятеля, будущего министра ЧССР и президента Чехословацкой Академии наук профессора Зденека Неедлы вместе с его женой и сыном. В 1941 г. по состоянию здоровья уволен из органов НКВД в запас. Участник Гражданской войны в Испании. После начала Великой Отечественной войны М. М. Адамович участвовал в формировании отдельной чехословацкой бригады под командованием подполковника Людвика Свободы. В октябре 1941 г. командирован в Ташкент, где участвовал в подборе командных кадров для 1-й польской дивизии. С 1943 г. работал на ответственных постах в правительственных учреждениях Узбекской ССР. Позднее персональный пенсионер. Награжден орденом Красного Знамени, двумя знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ», многими медалями, трижды награждался именным оружием. * * *Акопян Анют Абгарович 1915–1981. Армянин. Родился в Баку. Хорошо владел французским, итальянским, турецким, румынским, болгарским и арабским языками. Работал в органах госбезопасности Армении. С 1946 г. — на нелегальной разведработе по линии внешней разведки в Румынии (псевдоним «Ефрат»). Жил по документам Оганеса Сараджяна, родившегося 9 мая 1916 г. в Кайсери (Турция). В июне 1949 г. как ливанский гражданин добился заграничного французского паспорта во французском консульстве в Бухаресте. 25 сентября 1949 г. Акопян сочетался браком с Кирой Викторовной Чертенке («Таня») в одной из румынских церквей. Затем они выехали в Швейцарию, а оттуда в Италию. В 1949–1959 гг. А. А. Акопян руководил нелегальной резидентурой ПГУ в Италии. Его резидентура вела ряд агентов из итальянского Министерства внутренних дел («Демид», «Квестор», «Цензор»). Главным успехом «Цензора» было изъятие совершенно секретных документов из сейфа генерального директора службы безопасности министерства. А. А. Акопян также сумел возобновить контакт с бывшим агентом «Омаром», уволенным в 1948 г. из шифровального отдела Министерства внутренних дел и получившего работу в службе при американском посольстве. В 1953 г. А. А. Акопян выезжал в Каир под прикрытием торговца коврами, откуда в 1954 г. вернулся в Рим. В конце 50-х гг. вернулся в Армению. * * *Аксельрод Моисей Маркович 24.12.1897 (5.01.1898) — 20.02.1939. Капитан ГБ (1935 или 1936). Еврей. Родился в Смоленске в семье служащего. Учился на юридическом факультете Московского университета. Участник Гражданской войны: в 1918–1920 гг. служил в политотделе Западного фронта. Был членом партии «Поалей-Цион». После окончания войны М. Аксельрод в 1921 г. продолжил обучение в университете. В 1923 г. он закончил юридический факультет МГУ, а в 1924 г. — арабское отделение Московского института востоковедения. В том же 1924 году свободно владевший арабским, английским, французским, немецким и итальянским языками М. Аксельрод был направлен на работу в НКИД. В 1924–1927 гг. он работал в генконсульстве СССР в Джедде (Саудовская Аравия), в 1928 г. — в советской миссии в Йемене. Одновременно с работой на дипломатическом поприще, начиная с 1925 г. М. Аксельрод выполнял поручения ИНО ОГПУ, а в 1928 г. окончательно перешел на работу во внешнюю разведку. В том же году он стал и членом ВКП(б). С 1928 г. М. Аксельрод — сотрудник центрального аппарата ИНО ОГПУ (занимался арабскими странами и Индией в Восточном секторе ИНО), в 1929–1930 гг. он находился на нелегальной работе в Турции, затем вернулся в центральный аппарат ИНО ОГПУ. Одновременно в 1931–1934 гг. преподавал по совместительству в МГУ и Московском институте востоковедения. В 1934–1937 гг. М. Аксельрод — нелегальный резидент внешней разведки в Риме («Ост», по документам прикрытия — австриец Фридрих Кайль). В августе 1937 г. отозван в Москву. Занимался организацией учебного заведения для подготовки разведчиков при ИНО. 3 октября 1938 г. назначен заведующим учебной частью и заместителем начальника Школы особого назначения 5-го отдела ГУГБ НКВД. Автор около 30 научных публикаций в журналах «Новый Восток» и «Международная жизнь» (в том числе под псевдонимами «М. А. Рафик» и «Муса»). Арестован 16 октября 1938 г. по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации в органах НКВД СССР. 20 февраля 1939 осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 24.09.1955 г. определением ВК ВС СССР приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. * * *Алексеев Александр Иванович Род. в 1913 г. Чрезвычайный и Полномочный Посол. Настоящая фамилия — Шитов. Русский. Родился в Костромской губернии. Учился в МГУ, изучал французский и испанский языки. Участник Гражданской войны в Испании. После начала Великой Отечественной войны направлен на работу в органы государственной безопасности. В случае захвата немцами Москвы А. И. Шитов должен был остаться там в качестве разведчика. Тогда он и сменил свою настоящую фамилию на «Алексеев». В 1941–1944 гг. работал по линии внешней разведки в советском посольстве в Иране, затем в Северной Африке, после освобождения ее союзниками. В 1944–1951 гг. — атташе посольства СССР во Франции. В 1951–1953 гг. — сотрудник Совинформбюро. В 1954–1958 гг. А. И. Алексеев — сотрудник посольства СССР в Аргентине, его разведывательная деятельность охватывала всю Латинскую Америку. В 1958–1960 гг. работал в Комитете по культурным связям с зарубежными странами при СМ СССР. В октябре 1959 г. направлен ЛГУ КГБ СССР на Кубу для установления контактов с руководством страны. А. И. Алексеев прекрасно справился с этим заданием. В 1960–1962 гг. — советник посольства СССР, в 1962–1968 гг. — посол СССР на Кубе. В аналитической записке ПГУ от 1963 г. отмечалось, что из всех сотрудников посольства он пользовался наибольшим доверием Фиделя Кастро. После возвращения в СССР А. И. Алексеев в 1968–1974 гг. работал в центральном аппарате МИДа. В 1974–1980 гг. — посол СССР в Малагасийской Республике (с.1976 г. — Демократическая Республика Мадагаскар). С 1980 г. в отставке. Работал в АПН. В настоящее время на пенсии. * * *Алексеев Владимир Павлович 1900–1988. Русский. Член РКП (б) с 1919 г. Председатель Гомельского укома РКСМ, сотрудник земельного отдела уездного исполкома. В 1919–1920 гг. служил в РККА, затем в органах ВЧК-ОГПУ, уполномоченный Восточного отдела ОГПУ. В 1925 г. окончил Восточный факультет Военной академии РККА, после чего был направлен на заграничную разведработу в Харбин. С 1928 г. работал в полпредстве СССР в Токио под именем Владимира Владимировича Железнякова: с апреля 1928 г. по апрель 1931 г. — , 2-й секретарь (резидент ИНО), в 1932–1934 гг. — 1-й секретарь полпредства и генконсул. С июля 1935 г. по июнь 1937 г. работал в секретариате секретаря Исполкома Коминтерна Отто Куусинена референтом по Японии. Арестован в 1937 г., находился в заключении. Реабилитирован в 1956 г. Скончался в доме ветеранов в поселке Переделкино (под Москвой).; * * *Алексеев Николай Николаевич 1.11.1893–9.12.1937. Старший майор ГБ (29.11.1935). Русский. Родился в г. Ржеве Тверской губернии в семье земского уездного агронома и сельской учительницы. В 1907 г. после смерти отца с семьей переехал в Харьков, где продолжил обучение в 1-й гимназии, которую окончил в 1912 г. Владел латинским, английским и французским языками. В 1909 г. примкнул к подпольному молодежному эсеровскому кружку, а в декабре 1910 г. вступил в партию эсеров. В 1912–1913 гг. — студент физико-математического факультета Московского университета. Помощник статистика Черниговского статистического бюро (1913–1914). В сентябре 1913 г. поступил на юридический факультет Харьковского университета, окончил 2 курса, однако доучиться Н. Н. Алексееву не удалось: в январе 1915 г. он был арестован за революционную деятельность. Содержался в Харьковской пересыльной тюрьме, затем был осужден военным судом к 4 годам каторги. Однако приговор был заменен ссылкой, которую Н. Н. Алексеев отбывал в г. Тулун Иркутской губернии. Освобожден Февральской революцией. С февраля по июнь 1917 г. — член и секретарь Харьковского губкома ПСР. С августа по октябрь 1917 г. рядовой 25-го запасного полка в г. Бахмут, вел агитацию среди солдат, распространял эсеровскую литературу, был избран товарищем председателя полкового комитета. С июня по ноябрь 1917 г. — товарищ председателя и председатель Харьковского губсовета крестьянских депутатов. После раскола ПСР примкнул к левым эсерам, член Центрального бюро и ЦК. Член Предпарламента, Учредительного собрания (от Харьковской губернии), ВЦИК 2–3 созывов. С января по март 1918 г. — заместитель наркома земледелия РСФСР А. Л. Колегаева (левого эсера). С марта по август 1918 г. — командир и комиссар отряда левых эсеров в Харькове, затем на ст. Лихая, в Царицыне. С августа 1918 г. Н. Н. Алексеев на нелегальной работе — уполномоченный нелегального ЦК партии боротьбистов (украинских левых эсеров) в Харькове, Одессе, Екатеринославе; с января 1919 г. — член ЦК партии боротьбистов в Киеве. Политбоец при обороне Харькова, врио начальника штаба боевого участка. Работал в советской и военной печати, был редактором газеты. С июля 1919 г. по февраль 1920 г. на подпольной работе в Одессе, Николаеве, Херсоне (член нелегальных комитетов). После освобождения Красной Армией Одессы член губревкома (февраль — июнь 1920 г.). В июле 1920 г. Н. Н. Алексеев вместе с большинством партии боротьбистов вступает в РКП (б) и сразу же становится заведующим Орготделом Харьковского губкома КП(б)У. Такой казус объясняется недостатком кадров, который испытывали в то время большевики на Украине — каждый образованный человек, имеющий опыт революционной работы, к тому же местный уроженец, был на вес золота. При этом партийный стаж ему был установлен с момента вступления в партию боротьбистов, т. е. с мая 1919 г. В январе 1921 г. Н. Н. Алексеев был переведен в ИНО ВЧК и направлен во главе разведгруппы из семи человек (в которую входили его недавние соратники по эсеровскому подполью Василий Зеленин и Михаил Горб, а также жена Н. Н. Алексеева Евгения Никоновна Вейцман) в Париж для организации нелегальных резидентур, а также агентуры проникновения в антисоветские эмигрантские центры. Главной задачей группы была борьба с савинковцами. В 1922 г. отозван в Москву. С 14 сентября 1922 г. — уполномоченный Закордонной части ИНО ГПУ РСФСР. По совместительству с 2 ноября 1922 г. он — помощник начальника Особого бюро по административным высылкам антисоветских элементов и интеллигенции при СОУ ГПУ при НКВД РСФСР. С 1 февраля 1923 г. Н. Н. Алексеев — помощник особоуполномоченного по важнейшим делам при начальнике СОУ ГПУ, а с 15 октября 1923 г. по 1 мая 1925 г. — особоуполномоченный СОУ ОГПУ. С апреля 1924 г. по июнь 1925 г. в спецкомандировке — резидент ИНО ОГПУ в Лондоне под фамилией «Васильцев» (оперативный псевдоним «Оскар») и прикрытием должности вице-консула. По возвращении с 1 июля 1925 г. Н. Н. Алексеев — помощник начальника ИНФО ОГПУ, с ноября 1925 г. — помощник начальника, а с 15 июля 1926 г. (т. е. еще при жизни Дзержинского, скончавшегося 20 июля 1926 г.) — начальник ИНФО-ПК ОГПУ. 1 января 1930 г. освобожден от должности и 9 февраля 1930 г. направлен в Воронеж в качестве ПП ОГПУ по Центрально-Черноземной области. С 10 апреля 1932 г. по 10 июля 1934 г. — ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю, одновременно с 10 апреля 1932 г. по 10 мая 1933 г. — начальник ОО ОГПУ Сибирского ВО. С 15 июля 1934 г. по 9 января 1935 г. — начальник УНКВД Западно-Сибирского края (в своем выступлении на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 г. предшественник Алексеева в Сибири Л. М. Заковский сказал, что для снятия Николая Николаевича потребовался приезд В. М. Молотова в Новосибирск). В 1935 г. Н. Н. Алексеева переводят в систему ГУЛАГа. С 16 февраля по 7 декабря 1935 г. он — помощник начальника ГУЛАГ НКВД СССР. С 7 декабря 1935 г. до середины 1937 г. — заместитель начальника управления Волжского ИТЛ НКВД, одновременно начальник строительства Угличского гидроузла, а с 19 марта 1936 г. — начальник Рыбинского района Волжского ИТЛ НКВД. Награжден двумя знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1927, 1932) и оружием от Коллегии ОГПУ (1927). Делегат XVII съезда ВКП(б), 27 июня 1937 г. арестован. 1 декабря 1937 г. по обвинению в шпионской и подрывной контрреволюционной деятельности Комиссией в составе наркома внутренних дел и Прокурора СССР осужден к высшей мере наказания. 9 декабря 1937 г. расстрелян. 20 июня 1956 г. определением ВК ВС СССР приговор отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. * * *Аллахвердов Михаил Андреевич 14.11.1900–30.12.1968. Генерал-майор (1945). Армянин. Родился в г. Шуша (Нагорный Карабах) в семье торговца лесом. Учился в гимназии в Андижане. В 1918 г. вступил добровольцем в Красную Армию. В составе 3-го Туркестанского стрелкового полка участвовал в боях с басмачами. Затем слушатель педагогических курсов, учитель гимнастики и конторщик. С конца 1919 г. в органах ВЧК. С 1920 г. член РКП(б). Секретарь военкома отряда особого назначения при Особом отделе (Ош, Фергана). С июня 1921 г. М. А. Аллахвердов — заместитель начальника ОО Памирской военно-политической экспедиции, задачей которой было установление Советской власти на Памире. В январе 1923 г. был переведен в Восточный отдел ОГПУ в Москве. Владел армянским, узбекским, персидским, французским, английским языками. По окончании в 1925 г. заочного отделения Восточного факультета Военной академии РККА (с конца 1925 г. — им. Фрунзе) направлен на разведывательную работу в Персию (под дипломатическим прикрытием — секретарь консульства в Керманшахе). В 1928 г. М. А. Аллахвердов становится резидентом ИНО в Персии. В этом качестве он ведет большую работу по проникновению в ряды антисоветской эмиграции и действовавших с территории Ирана против СССР турецкой, германской, японской и польской разведок, приобретает ценную агентуру в иранских правящих кругах. В 1930 г. возвращается в СССР, работает в центральном аппарате ИНО ОГПУ. После прихода нацистов к власти в 1933–1934 гг. М. А. Аллахвердов — нелегальный резидент в Австрии (Вена), Швейцарии (Цюрих) и Франции (Париж). В 1934–1936 гг. он — легальный резидент в Афганистане; в 1936–1938 гг. — легальный резидент в Турции. Находясь в этих странах, он успешно работал против антисоветской эмиграции и иностранных разведок. С 1938 г. — в центральном аппарате, затем — в немецком отделении 5-го Отдела. В феврале — марте 1941 г. М. А. Аллахвердов выезжает в Белград, где участвует в подготовке и осуществлении переворота против прогермански настроенного правительства Югославии. С апреля 1941 г. он — начальник информационного отделения 1-го (Немецкого) отдела 1-го Управления НКГБ СССР. С началом Великой Отечественной войны М. А. Аллахвердов под оперативным псевдонимом «Заман» вновь становится легальным резидентом в Афганистане. Под его руководством была раскрыта сеть германской агентуры и в тесном взаимодействии с британской разведкой парализована деятельность германских и японских спецслужб в этом регионе. По возвращении в Москву в декабре 1943 г. М. А. Аллахвердов стал первым начальником вновь созданного информационного отдела 1-го управления НКГБ СССР. В 1945 г. выезжал в Швейцарию для выполнения специального задания. С ноября 1947 г. по 1955 г. — заместитель начальника по учебной и научной части Высшей разведывательной школы КИ при СМ СССР-МГБ СССР-МВД СССР-КГБ при СМ СССР (Школа № 101 КИ, Школа № 101 МГБ-МВД, Школа № 101 КГБ). В 1955 г. уволен в отставку по выслуге лет. Скончался в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, «Знак Почета», Отечественной войны 1-й степени, многими медалями, знаком «Почетный сотрудник органов госбезопасности». * * *Анисимов Василий Леонтьевич (1906–1963, Д. Мельничная Владимирского уезда Владимирской губ. — Москва). Родился в семье крестьянина-бедняка. Русский. Член ВКП(б) с 09.31. Образование: высшее незаконченное (3 курса). Учился в сельской школе, д. Мельничная Владимирский уезд, окончил в 1916; чернорабочий мукомольной мельницы, д. Мельничная Владимирский уезд 05.20–12.24; бетонщик, электрик строительной конторы ЦАГИ, г. Москва 12.24–04.26; электромонтер строительной конторы Института минерального сырья, г. Москва 04.26–02.30; учился на вечернем рабфаке им. Покровского, окончил 1930; нач. отдела НИИ цветных металлов и золота, г. Москва 02.30–08.33; учился на вечернем отделении Института цветных металлов и золота, окончил 3 курса в 1933; отв. секретарь Петушинского РК ВЛКСМ, г. Москвы 08.33–10.34; инспектор-методист ЦУДОРТРАНСа НКПС СССР 10.34–06.35; пред. месткома ЦУДОРТРАНСа НКПС СССР 06.35–3.03.36; пред. месткома ГУШОСДОР НКВД СССР 3.03.36–04.37; зам. нач. финансового отдела ГУШОСДОР НКВД СССР 04.37–06.37; врид нач. финансового отдела ГУШОСДОР НКВД СССР 06.37–1.09.37; пом. директора Дорожного НИИ ГУШОСДОР НКВД СССР 09.37–12.37; врид директора дорожного НИИ ГУШОСДОР НКВД СССР, Москва 12.37–02.38; нач. издательского отд. ГУШОСДОР НКВД СССР 03.38–10.39; инструктор управления кадров ЦК ВКП(б) 10.39–01.44; зав. сектором управления кадров ЦК ВКП(б) 01.44–09.47; нач. отдела комитета информации при СМ СССР, Москва 09.47–12.51; сотрудник МГБ СССР 12.51–03.52; нач. отдела комитета информации МИД СССР 04.52; в Резерве назначения МВД СССР 1.05.56–7.05.56; зам нач. 5 спец. отдела МВД СССР 7.05.56–22.01.57; зам нач. орг. упр. МВД СССР, нач. мобилизационного отд. МВД СССР 22.01.57–31.03.59; зам нач. военно-мобилизационного отд. МВД СССР 31.03.59–31.03.60; в распоряжении МВД РСФСР с 31.03.60. Звание: майор ГБ; подполковник 20.09.48; полковник 15.12.52. Награды: орден «Знак Почета», четыре медали. * * *Антипов Алексей Прохорович 1907–? Псевдоним «Прохор». Родился в г. Твери. Окончил МЭИ. С 1939 г. в органах НКВД. В 1943–1946 гг. резидент в Колумбии под крышей 2-го секретаря посольства. В 1950–1955 гг. резидент в Мексике. * * *Апетер Иван Андреевич 1890–22.08.1938. Старший майор ГБ (19.07.1936). Латыш. Родился в Лифляндской губернии. С августа 1914 г. служил в 26-м Сибирском стрелковом полку. С марта 1917 г. — председатель комитета 3-го Сибирского корпуса. С февраля 1918 г. — комиссар Ставки Верховного главнокомандования в Могилеве. Член РСДРП(б) с 1917 г. В органах ВЧК с 1918 г. Начальник отдела военного контроля Брянского района (1918). В 1919 г. — начальник Особого отдела Всеукраинской ЧК, затем ОО 12-й армии. В 1920 г. — начальник ОО Западного фронта. С 1 декабря 1920 г. по 12 июля 1921 г. — начальник Административно-организационного управления ВЧК. С июля 1921 г. начальник АОУ ОО Западного фронта. С 2 декабря 1921 г. по 13 марта 1922 г. И. А. Апетер — заместитель начальника ИНО ВЧК С. Г. Могилевского. С 1922 г. — начальник ОО ПП ГПУ по Западному краю. С 1923 г. — начальник ОО и ПП ГПУ по Западному краю. С 24 ноября 1924 г. — ПП ОГПУ по Уралу. С ноября 1926 г. — ПП ОГПУ по Крыму и начальник ОО Черноморского и Азовского флотов. С августа 1928 г. — ПП ОГПУ по Центрально-Черноземной области, с февраля 1930 г. по 15 января 1931 г. — заместитель ПП ОГПУ по Московской области Л. Н. Вельского. С 21 января 1931 г. И. А. Апетер — начальник Главного управления исправительно-трудовых учреждений Наркомюста РСФСР. Одновременно с февраля 1931 г. он — заместитель наркомюста РСФСР Н. В. Крыленко. С февраля 1934 г. — прокурор Саратовского края. С 5 ноября 1934 г. по 19 февраля 1937 г. — начальник Санитарно-курортного отдела АХУ НКВД. С 4 июня 1937 г. — начальник Соловецкой тюрьмы особого назначения ГУГБ НКВД. Награжден орденом Красного Знамени (1923). ; Арестован 11 декабря 1937 г. 22 августа 1938 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. * * *Апресян Степан Захарович 24.08.1914–1.12.1995. Армянин. Родился в Казахе в семье священника. Брат наркома внутренних дел Узбекской ССР Д. З. Апресяна. В 1927 г. окончил школу. С 1932 г. в органах ОГПУ. В 1933 г. окончил вечерний рабфак ОГПУ, а в 1935-м — Московский институт востоковедения. С 1936 г. работал за рубежом. 23 ноября 1938 г. арестован. Освобожден по постановлению ОСО при НКВД 29.05.1939 г. 25 августа 1939 г. решением КПК восстановлен в ВКП(б). Направлен на работу в ИНО НКВД. В 1943–1945 гг. — и. о. резидента в Нью-Йорке по линии научно-технической разведки (псевдоним «Май»), Работал под прикрытием вице-консула Генконсульства СССР в Нью-Йорке в 1945–1946; в 1943–1945 — вице-консулом в Сан-Франциско. После отставки в 1947 году работал редактором в Издательстве литературы на иностранных языках, а затем (1964–1986) — в журнале «Проблемы мира и социализма» в Праге. Награжден орденом Красной Звезды (2.01.1937). * * *Арлюк Генрих Давидович 1893–1938 Настоящее имя Мотель Израилевич. Член партии с 1919 г. Родился в г. Вильно. До 1922 г. на подпольной работе в Литве, Белоруссии, Польше. Работал учителем в Вильно и Варшаве. С 1922 г. сотрудник ИНО ГПУ. В 1923–1931 гг. находился в Берлине, окончил Высший сельскохозяйственный институт по специальности «агроном», работал корреспондентом, референтом в берлинском представительстве сельскохозяйственной кооперации и торгпредстве СССР. Состоял в КПГ под псевдонимом «Отто Штарк». В 1926 г. принял советское гражданство. После возвращения в СССР с ноября 1931 по октябрь 1933 г. работал инспектором организационно-планового сектора президиума ВАСХНИЛ. 25 декабря 1937 г. был арестован. 9 февраля 1938 г. по обвинению в шпионаже приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян 10 февраля 1938 г. Реабилитирован в 1957 г. * * *Атакишиев Агасалим Ибрагим-оглы 1903–1970. Генерал-майор (1945). Член ВКП(б) с 1931 г. Азербайджанец. Родился в бедной семье боцмана (с 1916 отец торговал фруктами). Образование: четырехклассное высшее начальное училище, Баку, 1916; четыре класса Бакинского реального училища, 1920. Ученик прядильного мастера Прядильно-ткацкой фабрики Тагиева, Баку 04.18–04.20; контролер Бакисполкома, Баку 04.20–05.21; инспектор уголовного розыска, Баку 05.21–05.24 С 1924 г. работал в Азербайджанской ЧК. Под его руководством в Азербайджане было раскрыто несколько крупных уголовных банд. Чекистская работа в РО ГПУ, с. Башкичет Грузинской ССР 12.29–06.32; чекистская работа в Зак. ГПУ, Тифлис 06.32–07.33; чекистская работа, Азерб. ГПУ, Баку 07.33–07.34; чекистская работа НКВД Азерб. ССР 07.34–4.06.39; врид зам нач. УРКМ НКВД Азербайджанской ССР 4.06.39–25.11.39; зам. нач, УРКМ НКВД Азербайджанской ССР 25. П. 39–14.03.40; в резерве ОК НКВД Азербайджанской ССР 14.03.40–29.03.40; нач. Кировабадского гор. отд. НКВД 29.03.40–22.03.41; зам наркома ВД Азербайджанской ССР по милиции, нач. УРКМ 22.03.41–04.42. В январе 1942 г. направлен резидентом в Иран. Вел работу среди курдских племен и революционно настроенных слоев Южного Азербайджана, выступавших против шахского режима. В 1946 г. возвратился в СССР, назначен министром внутренних дел Азербайджана, а позднее — 1-м заместителем министра госбезопасности АзССР. В 1954 г. был лишен всех званий и наград и уволен из МВД 24.06.54; арестован в ноябре 1955..В 1955 г. вместе с бывшим 1-м секретарем ЦК КП(б) Азербайджана Мир Джафаром Багировым в числе его ближайших сподвижников осужден на 25 лет лагерей. В 1969 г. освобожден. Неизлечимо больной, вернулся в Баку и через год скончался. Звание: ст. лейтенант ГБ 13.01.36, капитан ГБ 25.03.39, майор ГБ 27.05.42, полковник ГБ 14.02.43, генерал-майор 9.07.45. * * *Афанасьев (Атанасов) Борис Манойлович 15.07.1902–21.04.1981. Полковник (1953). Болгарин. Родился в многодетной семье писаря в болгарском городе Лом. Отец умер в 1908 г. Пятеро детей остались на попечении матери, которая одна вынуждена была их кормить и воспитывать. Всей семьей они обрабатывали принадлежащий им небольшой клочок земли, на котором сеяли кукурузу и овощи для себя, а также работали по найму на виноградных плантациях. Зимой мать работала кухаркой и прачкой, а дети посещали школу. Борис начал подрабатывать, помогая матери, с 8 лет, а с 14 лет работал уже систематически — чернорабочим на кирпичном заводе, а летом — на виноградных плантациях. Зимой он учился, окончил начальную и среднюю педагогическую школу. В 1918 г. вступил в Рабочий молодежный союз — болгарский комсомол, а в феврале 1922 г. — в Болгарскую коммунистическую партию. В этот период он вел активную комсомольскую и военно-партийную работу в родном городе, был арестован по обвинению в организации покушения на министра просвещения. В сентябре 1922 г. по решению партии нелегально с документами белого казака, возвращающегося на родину, эмигрирует в СССР. С 1922 г. Б. М. Афанасьев учится на факультете общественных наук Академии коммунистического воспитания. В 1923 г. он переводится в РКП (б). После окончания учебы в Академии в сентябре 1926 г. Б. М. Афанасьев был направлен на работу в Краснопресненский райком партии в качестве заместителя заведующего агитпропкабинетом райкома. В марте 1927 г. по направлению Московского комитета ВКП(б) он поступает на работу в качестве научного сотрудника в Коммунистический университет им. Свердлова. Здесь же он заканчивает аспирантуру и преподает историю партии, одновременно занимаясь по заданиям Московского комитета ВКП(б) и отдела ЦК ВКП(б) пропагандистской работой на крупных промышленных предприятиях Москвы. По совместительству он читает курс истории партии в различных московских вузах. В 1931–1932 гг. он — заместитель заведующего кафедрой истории партии в Коммунистическом университете им. Свердлова. Чекисты обратили внимание на Б. М. Афанасьева еще в 1930 г., когда он был направлен для ведения курса истории партии и ленинизма в Центральную школу ОГПУ. В марте 1932 г. Б. М. Афанасьев становится сотрудником Иностранного отдела ОГПУ. В том же году его направляют на нелегальную работу в Вену. В марте 1936 г. он выехал во Францию в качестве руководителя нелегальной группы, перед которой была поставлена задача по проникновению в руководящее звено троцкистской организации. В Париже Б. М. Афанасьев («Гамма») являлся оператором агента Марка Зборовского («Тюльпан»), внедренного в ближайшее окружение сына Троцкого Л. Л. Седова. С конца 1936 г. по начало 1938 г. группа провела ряд успешных операций, в результате которых были изъяты так называемый «архив Троцкого»: старый и текущий архивы Л. Л. Седова, архив Международного секретариата по организации IV Интернационала. Вместе со своим товарищем Владимиром Правдиным (Ролан Аббиа) Б. М. Афанасьев 4 сентября 1937 г. в Лозанне (Швейцария) лично приводит в исполнение приговор над невозвращенцем Игнатием Рейссом, принимает активное участие в операции по похищению генерала Миллера. По возвращении в СССР Б. М. Афанасьев узнал, что его брат, также эмигрировавший из Болгарии и работавший начальником авиашколы, исключен из партии и арестован в Свердловске. Афанасьев обратился непосредственно к Ежову по делу брата. Он заявил, что ручается за него. Брат был освобожден и назначен начальником авиации ОСОАВИАХИМа Краснодарского края. В 1939–1940 гг. Б. М. Афанасьев работает сначала старшим уполномоченным, а затем заместителем начальника отделения в Особом бюро при наркоме внутренних дел СССР. В марте 1941 г. он был назначен начальником отделения 1-го управления (внешняя разведка) НКГБ СССР. В июне 1941 г. Б. М. Афанасьев прибыл в Берлин для восстановления полезных для разведки связей (в т. ч. для попытки выхода на рейхсляйтера НСДАП Мартина Бормана). Однако в связи с началом войны вместе с другими советскими гражданами он был интернирован и в июле 1941 г. через Турцию депортирован в СССР. В годы войны Б. М. Афанасьев — один из ближайших соратников П. А. Судоплатова, один из руководителей разведывательно-диверсионной работы в тылу немецких оккупантов. Выезжал в краткосрочные загранкомандировки. В 1947 г. его увольняют из органов МГБ «в связи с отрицательной характеристикой». С февраля 1948 г. по март 1953 г. он работает начальником управления научной информации издательства «Иностранная литература». После смерти Сталина Судоплатов, получив от Берии приказ создать 9-й отдел МВД СССР, одним из первых вернул на работу Б. М. Афанасьева, которому присваивается звание полковника. Однако после ареста Судоплатова его вновь увольняют из органов. В течение года он работает внештатным литературным сотрудником журналов «Новое время» и «Военная мысль», затем его отправляют на пенсию. Однако в декабре 1958 г. он вновь возвращается к работе. В 1958–1963 гг. Б. М. Афанасьев — ответственный редактор журнала «Произведения и мнения» (на французском языке), в 1963–1965 гг. исполняет обязанности заместителя главного редактора журнала «Советская литература», а с 1965 г. до смерти работает заместителем редактора этого журнала. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, «Знак Почета», «Народная Республика Болгария» 2-й степени и медалями. Заслуженный работник культуры РСФСР (1972). * * *Ахмеров Исхак Абдулович 7.04.1901–18.07.1976. Полковник. Татарин. Родился в деревне Царевококшайского уезда Казанской губернии. После смерти отца (крестьянина, затем приказчика) жил с матерью у деда — кустаря-скорняка. В 1912 г. после смерти деда батрачил, служил мальчиком на побегушках в галантерейном магазине, работал подмастерьем, курьером, шлифовальщиком в типографии, учеником электромонтера, хлебопеком, батраком, приказчиком в мануфактурном магазине. В 1918 г. окончил курсы счетоводов, поступил на работу в Наркомпрод Татарии. В 1919 г. вступил в РКП(б). В 1920 г. избирался депутатом Казанского горсовета. В 1920–1921 гг. — начальник губернского управления снабжения армии, затем начальник управления снабжения Наркомпроса Татарской Республики. С 1921 г. учился в Коммунистическом университете трудящихся Востока, а с 1922 г. — на отделении внешних сношений 1-го МГУ. После его окончания в 1923^1925 гг. — заместитель директора Московского педтехникума имени Профинтерна. В 1925 г. направлен по линии НКИД в качестве дипломатического агента в Термез (Узбекская ССР). В том же году переведен на работу в Турцию секретарем генконсульства СССР в Стамбуле, а затем — временно исполняющий обязанности генерального консула в Трапезунде (1928–1929). Референт НКИД СССР (1929–1930). В совершенстве владел турецким, английским и французским языками. В этот период начал сотрудничать с внешней разведкой. Привлек к работе с ИНО ОГПУ ряд ценных источников. По возвращении в марте 1930 г. в СССР И. А. Ахмеров был зачислен в органы ОГПУ. В 1930–1931 гг. участвовал в борьбе с басмачеством в Бухаре. Учился в Институте красной профессуры мирового хозяйства и мировой политики (1931–1932). В 1932 г. переведен в штат ИНО ОГПУ. После непродолжительной стажировки И. А. Ахмеров был направлен на нелегальную работу в Турцию, а затем в Китай под прикрытием студента-востоковеда, гражданина Турции. Там он занимался разработкой представителей иностранной колонии в Пекине. Как турецкий студент прошел курс обучения в американском колледже, где совершенствовал знания английского языка. В 1934 г. отозван в Москву и уже в 1935 г. направлен в США по турецкому паспорту в качестве заместителя руководителя вновь созданной нелегальной резидентуры, руководимой Б.Я; Базаровым («Норд») (незадолго до этого предыдущий нелегальный резидент в США В. Маркин погиб при загадочных обстоятельствах). Здесь Ахмерову («Юнг») удалось быстро легализоваться и приступить к работе в качестве заместителя нелегального резидента, а после отзыва Б. Я. Базарова в Москву летом 1938 г. — возглавить резидентуру. В США И. А. Ахмеровым было завербовано более 10 важных агентов. Он лично контролировал работу ценных источников: сотрудников Госдепартамента «19», или «Френк» и «Найджела»; «Лизы» — дочери бывшего посла США в Германии Марты Додд! сотрудника Государственного казначейства «Кассира» и других. От этих агентов была получена ценная информация о планах и намерениях администрации США в отношении СССР, европейских государств, стран гитлеровского блока. Во время командировки Ахмеров женился на хозяйке конспиративной квартиры Хелен Лоури, племяннице лидера КП США Эрла Браудера. Для выполнения специальных заданий выезжал в европейские страны и Китай. В ноябре 1939 г. «Юнга» отозвали в Москву для «проверки лояльности», устроенной новым наркомом внутренних дел СССР Л. П. Берией. В итоге Ахмеров был «разжалован» и в январе 1940 г. переведен в американское отделение на самую низшую должность — стажера. Работу созданной им резидентуры сочли целесообразным свернуть. В августе 1941 г. И. А. Ахмеров («Альберт», «Мэр») вместе с женой («Вера», «Ада», «Мадлен») по американским документам прикрытия был вновь направлен в Нью-Йорк, для руководства законсервированной с 1939 г. агентурой. В марте 1942 г. поселился в Балтиморе, в часе езды от Вашингтона, где работали его основные агенты, занимавшие солидные посты в администрации, госдепартаменте, Министерстве финансов, УСС. Прикрытием Ахмерова — «Альберта» служила небольшая фирма по пошиву готового платья и меховой салон, открытый совместно с агентом «Хозяином». За время пребывания в США И. А. Ахмеров внес весомый вклад в информирование руководства СССР о политике нацистской Германии, военных планах Гитлера, об экономическом положении и стратегических ресурсах фашистского блока, а также деятельности германских спецслужб, включая разоблачение немецких агентов (внедренных в советские учреждения), имена которых стали известны американской разведке. От И. А. Ахмерова шла подробная информация о замыслах и действиях реакционных кругов США, направленных на подрыв антигитлеровской коалиции, заключение сепаратного мира с Германией. В общей сложности Центр получил от резидентуры Ахмерова более 2,7 тыс. микропленок с разведывательной информацией. В конце декабря 1945 г. после предательства агента-связника Элизабет Бентли («Умница», «Мирна») возникла опасность провала и Ахмеров с женой были выведены в СССР. По возвращении в Москву с января 1946 г. И. А. Ахмеров работал заместителем начальника отдела нелегальной разведки 1-го Управления НКГБ — Управления «1-Б» ЛГУ МГБ СССР. Находясь на этих постах, принимал активное участие в создании нелегальных разведаппаратов за рубежом. Неоднократно выезжал в краткосрочные спецкомандировки для восстановления связи и оказания помощи разведчикам-нелегалам. В 1953–1954 гг. находился в командировке в Китайской Народной Республике. В последующие годы занимался преподавательской работой в специальных учебных заведениях органов МГБ-МВД-КГБ СССР. В 1955 г. был уволен из КГБ. Награжден орденом Красного Знамени (1944), орденом Красной Звезды (1945), орденом «Знак Почета» (1943), многими медалями, знаком «Почетный чекист». Жена И. А. Ахмерова Хелен, получившая в СССР имя Елена Джоновна, работала в ПГУ преподавательницей английского языка, готовила нелегалов, была награждена орденом Красной Звезды. Умерла в 1981 г. И. А. Ахмеров и его жена похоронены в Москве на Химкинском кладбище. * * *Баевский Артур Матвеевич 3.05.1892–1971. Еврей. Настоящее имя — Абрам Моисеевич. Родился в Мелитополе в семье типографского рабочего, впоследствии открывшего свою типографию. Окончил четырехклассное городское училище в г. Валуйки. С 1911 г. учился два года в музыкальном училище (до 1913), не окончил. С марта по сентябрь 1914 г. рядовой 150-го Таманского полка 38-й пехотной дивизии, с сентября 1914 г. по декабрь 1918 г. — в плену в Венгрии. После возвращения из плена с апреля по июль 1919 г. — делопроизводитель уездного здравотдела в Валуйках. С июля 1919 г. по июль 1920 г. работал уполномоченным в управлении снабжения 8-й армии на Кавказе. В марте 1920 г. вступил в РКП(б). Некоторое время был начальником гарнизона Грозного. После окончания Гражданской войны A. M. Баевский работал в военной цензуре Полевого штаба РВСР (Москва, Симферополь, Ростов-на-Дону), с августа 1921 г. — цензор-контролер ИНФО ВЧК. В 1922 г., вместе с большой группой чекистов, A. M. Баевского направили на укрепление советской кинематографии — с января 1922 г. до июля 1924 г. — коммерческий директор Госкино. С июля 1924 г. по февраль 1925 г. — член правления «Межрабпомфильма», с февраля 1925 г. по сентябрь 1926 г. работал в Пролеткино. С октября 1926 г. — уполномоченный 8-го (немецкого) отделения КРО ОГПУ, служил под руководством О. О. Штейнбрюка и его заместителя К. И. Сили, позднее вместе с ними перешел в ИНО. С декабря 1930 г. — сотрудник ИНО ОГПУ (под прикрытием референта в НКВД). С марта 1931 г. по май 1933 г. — под прикрытием сотрудника полпредства в Берлине работал в резидентуре ИНО. С марта 1933 г. до июля 1934 г. — референт НКВД (и сотрудник центрального аппарата ИНО). С июля 1934 г. по август 1937 г. под прикрытием секретаря отдела торгпредства СССР в Швеции работал резидентом ИНО в Стокгольме (псевдоним «Гаиб»). С июля 1937 г. до января 1938 г. — референт НКВД (и сотрудник 7-го отдела ГУГБ НКВД). В январе 1938 г. уволен из НКВД. С февраля до мая 1938 г. — заведующий актерским бюро «Мосфильма», с мая 1938 г. до августа 1940 г. — помощник реквизитора «Мосфильма», с августа 1940 г. до июля 1941 г. сменный диспетчер «Мосфильма». С июля 1941 г. до сентября 1942 г. — переводчик стрелкового полка (Западный фронт). С сентября по ноябрь 1942 г. — заместитель начальника отдела кадров Центральной объединенной киностудии (Алма-Ата). С декабря 1942 г. до октября 1943 г. — помощник начальника специального цеха научно-исследовательского института фотокиноматериалов. С января 1943 г. до мая 1944 г. — диспетчер «Мосфильма». В мае 1944 г. — январе 1950 г. — заместитель начальника отдела материально-технического снабжения «Союзэкспортстроя», начальник сектора оформления бюро распространения типовых проектов «Союзэкспортстроя». Умер в Москве. Награжден грамотой ОГПУ и именным оружием (1932). * * *Базаров Борис Яковлевич 27.05.1893–21.02.1939. Майор ГБ (3.1937). Настоящая фамилия — Шпак. Русский. Родился в местечке Цитовяны Россиенского уезда Ковенской губернии. Отец — мелкий почтово-телеграфный работник, мать — дочь псаломщика. До 10–летнего возраста жил в местечках Ковенской губернии по месту службы отца, окончил Лукникское трехгодичное народное училище, затем Виленское реальное училище. После окончания последнего поступил в военное училище в г. Вильно, которое окончил 12 июля 1914 г. и в чине подпоручика был назначен в 105-й пехотный полк. С конца 1914 г. — ротный командир. В 1915 г. взят в плен немцами, освобожден после ноябрьской революции 1918 г. в Германии. После возвращения из плена Б. Я. Базаров жил в Ростове-на-Дону, затем в Екатеринодаре, работал в типографии. В январе 1919 г. мобилизован в армию Деникина. Вместе с остатками белых войск эвакуировался в Турцию. Владел немецким, французским, английским, болгарским и сербохорватским языками. Окончательно разочаровавшись в «белой идее», Б. Я. Базаров в 1921 г., находясь в Берлине, предложил свои услуги советской разведке. С марта 1921 г. он — сотрудник, а затем руководитель нелегальных резидентур ВЧК-ОГПУ в Болгарии, Румынии и Югославии. Провел ряд важнейших мероприятий по возвращению русских военнослужащих на Родину, снабжению оружием и денежными средствами боевиков на Балканах. С 1924 г. под прикрытием сотрудника полпредства СССР в Вене руководил австрийской группой агентов-нелегалов, действовавших в Болгарии, Югославии и Румынии. В 1927 г. Б. Я. Базаров получил возможность вернуться на Родину. Его отозвали в Москву, в июле 1927 г. он вступил в ВКП(б) и был назначен начальником Балканского сектора ИНО ОГПУ. В декабре 1927 г. был награжден именным браунингом. В августе 1928 г. уволился из ОГПУ по состоянию здоровья и работал в аппарате ВСНХ СССР. Однако уже в том же 1928 г. Б. Я. Базаров вернулся в ОГПУ и отправился в спецкомандировку в Берлин для руководства нелегальной резидентурой во Франции и балканской линией (под псевдонимом «Кин»). В составе разведаппарата «Кина» начинал свою самостоятельную деятельность легендарный нелегал Д. А. Быстролетов («Ганс», «Андрей»). С 1929 г. возглавляемая Б. Я. Базаровым небольшая нелегальная группа в Лондоне через своих агентов получала ценную информацию об экономической политике Великобритании, англо-германских отношениях и другим проблемам. Совместно с Быстролетовым Базаров («да Винчи») принимал участие в разработке ценного источника «Арно» — шифровальщика британского Форин офис. Б. Я. Базаров также принимал участие в получении информации о деятельности предателей Беседовского и Агабекова, используя нелегальную сеть в Париже. В 1934–1935 гг. Б. Я. Базаров — начальник отделения ИНО ГУГБ НКВД СССР. В 1935 г. после смерти нелегального резидента в Нью-Йорке В. Маркина («Дэвис», «Оскар») Б. Я. Базаров под псевдонимом «Норд» возглавил резидентуру в США. Возглавляемая им резидентура получила ценнейшую политическую и научно-техническую информацию. В июне 1938 г. отозван в СССР. Арестован 3 июля 1938 г. по обвинению в шпионаже. На момент ареста — сотрудник отдела ГУГБ НКВД СССР. 21 февраля 1939 г. приговорен ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 22 декабря 1956 г. определением ВК ВС СССР приговор отменен, и дело прекращено за отсутствием состава преступления. * * *Баласанов Герасим Мартынович 21.07.1903–22.01.1976. Полковник. Армянин. Родился в г. Дербент (Дагестан) в крестьянской семье. В 1913–1918 гг. вместе с отцом занимался виноградарством. В июле 1918 г. переехал в г. Кизляр, батрачил, работал курьером ВРК. В 1921 г. окончил школу 2-й ступени в Пятигорске. В апреле 1921 г. призван в РККА, служил в частях СКВО в Пятигорске, Нальчике, Майкопе и снова в Пятигорске. В сентябре 1923 г. демобилизовался, работал грузчиком на складе «Хлебопродукт» в Пятигорске. С июня 1924 г. — секретарь сельсовета Юцких Хуторов Горячевского района Терского округа. С марта 1926 г. — секретарь райкома ВЛКСМ, с января 1927 г. — председатель райкома Союза сельскохозяйственных рабочих того же района. В 1928 г. вступил в ВКП(б). С мая 1928 г. Г. М. Баласанов — председатель сельсовета Юцких Хуторов, с мая 1930 г. — секретарь партколлектива хуторских ячеек. С апреля 1931 г. — инструктор райкома партии в Ессентуках и секретарь парткома станицы Бекемевской Ессентукского района. С февраля по сентябрь 1932 г. — председатель райколхозсоюза в Ессентуках. В 1932 г. Г. М. Баласанова направили учиться на дипломатический факультет (японский сектор) Института востоковедения им. Нариманова в Москве, который он окончил в 1935 г. С сентября 1935 по октябрь 1937 г. — слушатель восточного отделения Института красной профессуры. Владел английским, японским, тюркским языками. С октября 1937 г. Г. М. Баласанов — сотрудник НКВД СССР. С марта по ноябрь 1943 г. он — заместитель начальника отдела УНКВД по Читинской области. С августа 1944 по сентябрь 1945 г. Г. М. Баласанов — резидент внешней разведки в Токио. С сентября 1945 по февраль 1949 г. — в Северной Корее. После возвращения в СССР — сотрудник КИ при СМ СССР, начальник 2-го отдела 3-го управления. С февраля 1951 по март 1954 г. — резидент в Индии, С мая 1954 г. по сентябрь 1959 г. — заместитель начальника отдела ГПУ КГБ при СМ СССР. В октябре 1959 г. вышел на пенсию, однако в ноябре 1962 г. вновь вернулся в органы госбезопасности — сначала младшим преподавателем, а затем и. о. начальника кафедры и старшим преподавателем Высшей школы КГБ им. Ф. Э. Дзержинского. С августа 1973 г. — на пенсии, жил в Москве. Награжден орденами Красной Звезды и «Знак Почета», медалями. * * *Баранский Казимир Станиславович 11.08.1894–14.08.1937. Майор ГБ (1935). Поляк. Родился в дер. Ленчно Петроковской губернии Царства Польского в крестьянской семье среднего достатка. Окончил сельскую школу, Петроковское городское училище, коммерческое училище. В 1918 г. (до августа) служащий банка в Москве. С августа 1918 г. слушатель артиллерийского отделения 1-х Московских командных курсов (окончил в декабре 1918 г., тогда же вступил в РКП(б)). С февраля 1919 г. — в РККА, комиссар дивизиона легкой артиллерии Западной стрелковой дивизии с сентября 1919 г. по май 1920 г., когда был переведен в Регистрационный отдел Штаба Западного фронта (военная разведка). Был ранен в бою. Зам. нач. Регистрационного отдела Штаба 3-й армии (Западный фронт) 05.1920–03.1921. С марта 1921 г. в ИНО ВЧК. В 1921–1924 гг. работал в Варшаве заместителем легального резидента ИНО ОГПУ и РУ Штаба РККА М. А. Логановского (по политической разведке), после перевода Логановского в Вену в 1923 г. — резидент ИНО под прикрытием секретаря полпредства (оперативный псевдоним «Кобецкий»). Вел работу против трех контрразведок сразу — 2-го отдела Генштаба, 2-го отделения Варшавского корпуса и варшавской политической полиции. Благодаря добытой Баранским информации на Украине и западе РСФСР были раскрыты и ликвидированы сеть французской и польской разведок на Южной Украине «Городок», сеть резидента французской и польской разведок на Правобережной Украине Ефимова, польская разведсеть в Киеве и Донбассе (дело Гусева), банда атамана Трейко, штаб Волынской повстанческой армии (Петрик, Цымбалюк, Одинец и др.). Сообщенные Баранским сведения способствовали удачному завершению операций по выводу на территорию СССР Б. Савинкова и Ю. Тютюнника. Летом 1924 г. во время конспиративной встречи с агентом Баранский был задержан и избит полицейскими, после освобождения покинул Варшаву. В Москве работал уполномоченным в центральном аппарате ИНО ОГПУ. В 1930–1933 гг. — начальник 6-го отделения (разведка в странах Востока) ИНО ОГПУ. С 1933 г. — начальник 4-го отделения (разведка в Польше, Финляндии и Прибалтийских государствах) ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД. Сотрудник для особых поручений ИНО ГУГБ НКВД СССР до 23.07.36. Нач. 6-го отделения ТО ГУГБ НКВД СССР 23.07.1936–25.12.1936. Нач. 6-го отделения 6-го Отдела ГУГБ НКВД СССР 25.12.1936–06.1937. Нач. отделения 1-го Отдела 3-го Управления НКВД СССР 38–38. Арестован 11 мая 1937 г. 14 августа 1937 г. по обвинению в шпионаже и принадлежности к ПОВ осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован 22 сентября 1956 г. Награжден орденом Красного Знамени (1925). Знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (V)» № 365.2 раза боевым оружием. * * *Барковский Владимир Борисович 16.10.1913–2003. Полковник. Родился в Белгороде (Курская губерния). После окончания средней школы работал на заводе слесарем и одновременно учился на вечернем рабфаке. В 1934 г. поступил в Московский станкоинструментальный институт. Занимался планерным и парашютным спортом в Московском студенческом аэроклубе. После окончания института в 1939 г. В. Б. Барковский был направлен на работу в органы НКВД. Получив специальную подготовку в разведшколе, в конце 1940 г. он был направлен на работу в Англию сотрудником лондонской резидентуры по линии научно-технической разведки (под прикрытием должности атташе посольства). Завербовал в Лондоне ряд ценных источников, в том числе и среди английских ученых, непосредственно занимавшихся разработкой атомного оружия. Получаемая В. Б. Барковским информация по проекту «Энормоз» сыграла важную роль в создании атомного оружия в СССР. Для работы с источниками В. Б. Барковский неоднократно выезжал в другие страны Западной Европы. После возвращения из командировки в Москву находился на руководящих должностях в Управлении научно-технической разведки. Выезжал в долгосрочные командировки в США и страны Западной Европы по линии НТР. Являлся резидентом. В 1970-е гг. занимал должность профессора кафедры спецдисциплин Краснознаменного института разведки. Кандидат исторических наук. В 1984 г. вышел в отставку. Герой России (15.06.1996). Награжден орденом Красного Знамени, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, орденом «Знак Почета», многими медалями, почетным знаком «За службу в разведке». * * *Батурин Михаил Матвеевич 06.1904, г. Таганрог — 02.1978, г. Москва Родился в семье ремесленника-портного. Еврей. Член ВКП(б) с 07.1928 г. Образование: окончил Высшую пограничную школу ОГПУ в 1929-м, окончил Московский институт востоковедения в 1940-м. Уборщик, рассыльный частного бюро машинописи, г. Баку 05.1916–09.1917; не работал, жил на иждивении родителей, г. Баку 09.1917–05.1918; рассыльный комиссариата по снабжению при Бакинском ревкоме, гг. Баку, Астрахань 05.1918–08.1918; не работал, жил на иждивении родителей, г. Баку 08.1918–03.1919; уборщик, ученик частной кондитерской, г. Баку 03.1919–01.1920; не работал, жил на иждивении родителей, г. Баку 01.1920–05.1920; рядовой 283 стр. полка 32 стр. дивизии 05.1920–01.1921. В органах ВЧК: сотрудник ОО № 8 при ОО 11 армии 01.1921–06.1921; машинист, сотрудник ОО 1 Кавказского корпуса 06.1921–01.1922; машинист-переписчик погран. отд-я при 4 отдельной Кавказской бригаде 01.1922–12.1922; пом. уполном. и уполном. особого пункта ЧК, г. Ленкорань 12.1922–05.1924; уполном. СОЧ 44 погран. отряда ОГПУ, г. Ленкорань 05.1924–07.1927; учился в Высшей пограншколе ОГПУ 09.1927–08.1929, окончил; уполном. СОЧ 37 Батумского погран. отряда ГПУ 08.1929–04.1930; пом. коменданта 37 Батумского погран. отряда ГПУ 04.1930–01.1931; комендант погран. комендатуры 37 Батумского погран. отряда ОГПУ 01.1931–11.1931; уполном. оператив. отд. УПО и ВОГПУ ПП ОГПУ по ЗСФСР 11.1931–05.1933; пом нач. 37 Батумского погран. отряда ГПУ — НКВД по СОЧ 05.1933–06.1935; нач. отдельного погран КПП НКВД, г. Баку 06.1935–09.1937; учился в Московском институте востоковедения 09.1937–05.1940, окончил 3 курса; зам торгпреда СССР в Турции, резидент НКВД СССР (под фамилией Бакланов Михаил Матвеевич) 05.1940–10.1944; нач. отд-я отд. 1 упр. НКГБ СССР 10.1944–05.1945; торгпред СССР в Турции, резидент НКГБ — МГБ СССР (под фамилией Бакланов М. М) 05.1945–01.1947; в резерве Комитета информации при СМ СССР 01.1947–1948; нач. контрразведывательного факультета Высшей разведшколы Комитета информации при СМ СССР 09.1948–07.1949; нач. 4 отд. 4 упр. Комитета информации при МИДе СССР 09.1949–07.1951; пенсионер, г. Москва 09.1951–02.1978. Звание: капитан 22.04.1936; майор 8.06.1939; капитан ГБ 22.10.1940; подполковник ГБ 1.02.1943; полковник ГБ. Награды: орден Ленина 1946; орден Отечественной войны I ст. 1944; орден Красного Знамени 1945; орден Красного Знамени; орден трудового Красного Знамени 1945; медаль «XX лет РККА» 02.1938; 2 медали; знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)» 1934; знак «Заслуженный работник НКВД» 1944. * * *Баусин Лев Алексеевич Род. 1928. Полковник. Русский. Родился в Москве. Окончил Московский институт стали и сплавов им. Сталина и Военно-дипломатическую академию. Работал в Главном управлении специальной службы при ЦК КПСС (позднее 8-е главное управление КГБ), с 1956 г. в ПГУ КГБ. Работал под дипломатическим прикрытием в Египте (1960–1965), Ираке (1967–1968), Южном Йемене (1968–1971), Ливане (1976–1978). Работал в АПН, член Союза журналистов. С 1989 г. на пенсии. Автор книг «Спецслужбы мира на Ближнем Востоке», «Сфинкса не вербовать!», один из авторов и составитель сборника «Путеводитель КГБ по столицам мира». * * *Белкин Михаил Ильич 1901–1980 Генерал-лейтенант (1944). Еврей. Родился в г. Рославле Смоленской губернии в семье торговца. С 1916 г. работал учеником токаря на вагоностроительном заводе в Брянске. В 1918 г. был партизаном на Кубани, служил в Красной Армии; рядовым и начальником конной разведки полка на Южном фронте. В 1918 г. вступил в РКП (б) и стал военным контрразведчиком — сотрудником Военного контроля, а затем — ОО ВЧК 16-й армии. В 1920 г. — агент 2-го разряда Рославльского уголовного розыска, затем следователь 4-го военно-контрольного пункта Центрального управления ЧК Украины. В 1921 г. М. И. Белкин — сотрудник для поручений, уполномоченный ОО 3-го конного корпуса, затем уполномоченный ОО УкрВО. В 1922 г. — уполномоченный ОО.Западного фронта, а в 1923 г. — 7-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии. В 1924 г. — уполномоченный следственно-оперативной части при Нахичеванском погранотряде, затем слушатель ЦШ ОГПУ. В 1925–1928 гг. — уполномоченный 3-го, 4-го, 2-го отделений, затем помощник начальника отделения ОО МВО. В 1929 г. — помощник начальника ОО Подмосковного окротдела ОГПУ. В 1930 г. — старший оперуполномоченный 7-го отделения КРО, а затем уполномоченный 2-го отдела ОО ОГПУ. В 1930 г., как и многие другие сотрудники КРО ОГПУ, М. И. Белкин переходит на работу во внешнюю разведку. В 1930–1932 гг. он — руководитель оперработы резидентур ОГПУ в Северном Китае, а затем в Иране. Вернувшись в СССР, М. И. Белкин в 1932–1933 гг. работает заместителем начальника политотдела Красноармейской МТС в Северо-Кавказском крае. С 1933 г. он — оперуполномоченный 5-го отделения, с 1935 г. — помощник начальника 10-го отделения СПО ГУГБ НКВД СССР. В 1935–1938 гг. вновь назначен руководителем оперработы резидентуры НКВД в Китае. С 1938 г. — начальник 1-го отделения 2-го Отдела ГЭУ НКВД СССР. С 1939 г. — слушатель Военной академии им. М. В. Фрунзе. Сразу после начала Великой Отечественной войны М. И. Белкин — начальник ОО ряда корпусов на Западном и Северо-Западном фронтах. С мая 1942 г. он — заместитель начальника ОО Крымского, а затем — Северо-Кавказского фронта. С апреля 1943 г. — начальник УКР СМЕРШ Северо-Кавказского фронта, Отдельной Приморской армии, 3-го Прибалтийского фронта. В декабре 1944 г. освобожден от должности. С марта 1945 г. — начальник Инспекции СКК в Венгрии. С 27 июня 1946 г. — заместитель начальника ПГУ МГБ СССР (таким образом новый министр госбезопасности СССР, бывший начальник ГУКР СМЕРШ В. С. Абакумов стремился укрепить свои позиции в руководстве разведки). С июня 1947 г. в Вене (Австрия): начальник УКР МГБ СССР Центральной группы советских войск и главный советник МГБ в странах Юго-Восточной Европы. Курировал подготовку процесса Ласло Райка в Будапеште (1949). С 6 марта 1950 г. — заместитель начальника 1-го Управления (внешняя контрразведка) МГБ СССР. 1 августа 1951 г. освобожден от должности и направлен в распоряжение УК МГБ. Уволен из органов и арестован по «делу Абакумова» осенью 1951 г. В 1953 г. освобожден из-под стражи, однако в октябре 1953 г. уволен из органов МВД. В ноябре 1954 г. лишен звания «как дискредитировавший себя за время работы в органах и недостойный в связи с этим высокого звания генерала». Впоследствии работал на заводе рабочим. Умер в Москве. Награжден двумя орденами Ленина (1937, 1945), 4 орденами Красного Знамени (1943, 1944, 1947, 1949), орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени (1945), Отечественной войны 1-й степени (1943), медалями, знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ»; венгерскими наградами. * * *Белкин Наум Маркович 1893–03.1942. Старший лейтенант ГБ (1935). Еврей. Родился в г. Жлобин Могилевской губернии в мещанской семье. Окончил 3 класса частной гимназии в Гомеле. Участник 1-й мировой войны (солдат русской армии). В 1914–1918 гг. находился в германском плену. По возвращении из плена в октябре 1918 г. вступил в РКП (б). В 1918–1919 гг. Н. М. Белкин находился на хозяйственной работе в Саратове, в 1919–1920 гг. — заведующий отделом Наркомата труда и социального обеспечения Туркестанской АССР (Ташкент). В 1920–1921 гг. — политком на Западном фронте. После окончания Гражданской войны Н. М. Белкин некоторое время работал на железнодорожном транспорте: в 1921–1922 гг. — главный инспектор РКИ Средне-Азиатской ж.-д. в Ашхабаде, а с 1922 г. — Ташкентской ж.-д. в Оренбурге, затем Южной ж.-д. в Харькове и Юго-Восточной ж.-д. в Воронеже. В 1924 г. Н. М. Белкина, владевшего арабским, французским, испанским и английским языками, направляют на заграничную работу по линии НКИД в Аравию. Там он познакомился с востоковедом-дипломатом и советским разведчиком М. М. Аксельродом, вместе с которым впоследствии работал в ИНО ОГПУ. Там же был привлечен к разведработе. В 1925–1931 гг. Н. М. Белкин работает по линии Наркомторга СССР в Йемене (с 1929 года резидент в этой стране) и Персии, а с июня 1931 г. работал в центральном аппарате ИНО ОГПУ. В 1933–1934 гг. он находился на нелегальной работе в Болгарии и Югославии. Затем в течение полугода резидент в Уругвае. Отозван в феврале 1935 г. В 1935–1936 гг. Н. М. Белкин под псевдонимом «Кади» работал в берлинской резидентуре ИНО ГУГБ НКВД. Он являлся оператором Арвида Харнака («Корсиканец») — одного из организаторов подпольной антинацистской группы, ставшей впоследствии известной как «Красная капелла». В сентябре 1936 г. переведен в Испанию в качестве заместителя резидента и заместителя официального представителя НКВД СССР при республиканской службе безопасности A. M. Орлова. Работал «под крышей» зав. бюро печати полпредства. В задачи Н. М. Белкина входила координация совместной деятельности с представителями испанского МВД, руководство особыми отделами республиканской армии, контроль над интербригадами и подбор из их состава объектов вербовки, борьба с франкистской агентурой, с троцкистами, консультативная работа. После бегства A. M. Орлова в августе 1938 г. Н. М. Белкин был отозван в Москву и в начале 1939 г. уволен из НКВД «за невозможностью дальнейшего использования». С 1939 г. работал начальником Бюро информации Всесоюзного радиокомитета. Весной 1941 г. был подготовлен материал на арест Белкина, но нарком госбезопасности СССР В. Н. Меркулов арест не санкционировал, посчитав данные недостаточными. В первые дни Великой Отечественной войны призван в армию и направлен на политработу в Центральный военный госпиталь РККА в должности старшего политрука. В ноябре 1941 г. восстановлен в кадрах НКВД и откомандирован в распоряжение 2-го Отдела НКВД СССР. В декабре 1941 г. под псевдонимом «Н. М. Марков» по специальному поручению наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии Н. М. Белкин был направлен в Иран (по линии 4-го Управления НКВД) для изучения «курдского вопроса», однако в марте 1942 г. скончался в Тавризе от сыпного тифа. Награжден орденом Красного Знамени (10.01.1937). * * *Бельский Максим Натанович 19.09. (1.10)1898–21.08.1937. Настоящая фамилия — Минц. Еврей. Родился в г. Рыпин Плоцкой губ. (Польша) в семье владельца аптеки. Летом 1915 г. вместе с семьей был эвакуирован в г. Верхнеднепровск Екатеринославской губернии. В 1916 г. окончил гимназию в г. Верхнеднепровске. В том же году вступил в партию эсеров. Студент юридического факультета Новороссийского университета (Одесса) в 1916–1918 гг. После Октябрьской революции, с декабря 1917 г. по апрель 1918 г. — делопроизводитель красногвардейского отряда в Екатеринославе, с апреля по ноябрь 1918 г. — сотрудник разведки Красной Гвардии, штаба Украинской Красной Армии на Украинском фронте в районе Дебальцево — Никитовка. В марте 1918 г. вступил в РКП(б). С ноября 1918 г. до мая 1919 г. болел брюшным тифом. В мае — июле 1919 г. — сотрудник военно-агентурного отдела штаба 3-й Украинской Красной Армии. В 1919 г. окончил командные артиллерийские курсы в Одессе. Боец Особого курсантского отряда Южной группы войск. В феврале — мае 1920 г. М. Н. Бельский — помощник уполномоченного губЧК в Одессе, в мае — августе — инспектор политотдела 14-й армии на Польском фронте, в августе — октябре — начальник следственного отдела и член коллегии Всегалицийской ЧК (Тарнополь). В ноябре 1920–январе 1921 г. М. Н. Бельский — начальник агентуры губЧК в Одессе, в январе — декабре 1921 г. — заместитель начальника секретно-оперативной части и начальник ОО губЧК в Николаеве, с декабря 1921 по март 1922 г. — заместитель председателя ЧК в Севастополе, в марте — декабре 1922 г. — помощник начальника ИНО ГПУ УССР в Харькове. В декабре 1922 г. М. Н. Вельского переводят в Москву, где он становится особоуполномоченным ИНО ОГПУ. Выезжал в длительные загранкомандировки в страны Европы (под фамилией М. Н. Белецкого резидент ИНО в Праге под прикрытием должности 2-го секретаря советской миссии в 1924–1925 гг. и в Копенгагене под прикрытием должности атташе полпредства в Дании в 1925–1927 гг.). В 1930 г. окончил Институт мировой торговли в г. Вене. Владел немецким, польским, английским, французским, чешским и скандинавскими языками. С декабря 1930 г. — сотрудник для особых поручений ОО ОГПУ. С декабря 1931 г. пом. нач. Саровского ИТЛ. С января 1932 г. — начальник оперсектора ОГПУ в Чите. С августа 1933 г. — помощник начальника экономического отдела полпредства ОГПУ по Московской области. С сентября 1934 г. — сотрудник особого резерва ГУГБ НКВД СССР и слушатель Института красной профессуры Мирового хозяйства и мировой политики, сотрудник 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР. Награжден знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1930) и боевым оружием. Арестован 2 июня 1937 г. Расстрелян «в особом порядке» 21 августа 1937 г. Реабилитирован в 1958 г. * * *Берман Борис Давыдович 15.05.1901–22.02.1939. Старший майор госбезопасности (1935). Комиссар госбезопасности 3-го ранга (14.03.1937). Еврей. Младший брат известного чекиста М. Д. Бермана. Родился в дер. Андриановка Ундургинской волости Читинского уезда Забайкальской области в семье владельца кирпичного завода. В 1913 г. отец разорился, стал служащим. В 1911–1915 гг. работал мальчиком в магазине и на дровяном складе Нефтаповича, в 1915–1916 гг. — мальчик в магазине Самсоновича в Чите. В 1916 г. поступил в 3-й класс городского 4–классного училища на станции Ага, в 1917 г. перевелся в городское 4–классное училище в Чите, которое окончил в 1918 г. В мае 1918 г. вступил добровольцем в Красную Армию, рядовой полевой комендатуры. Принимал участие в обысках и конфискациях имущества у буржуазии. После прихода белых несколько месяцев скрывался в родном селе, а затем, получив от отца поддельный паспорт, в том же году перебрался в Маньчжурию на станцию Цицикар, где работал по найму. Вскоре туда же переехали и родители Б. Бермана. В 1919 г. мобилизован белыми в охрану КВЖД, служил рядовым. В декабре 1920 г. вернулся в Читу, затем переехал в Семипалатинск к старшему брату. В январе — феврале 1921 г. — секретарь Агитпропа Семипалатинского губкома РКП(б). В 1921 г. вступил кандидатом в члены РКП (б). С февраля 1921 г. Б. Д. Берман — сотрудник Иркутской губЧК, председателем которой был Матвей Берман. В 1922–1923 гг. он служит в РККА, сначала рядовым, затем политруком и последние три месяца — инструктором Пуарма по демобилизации красноармейцев. После демобилизации из армии в начале 1923 г. Б. Д. Берман возвращается на работу в «органы». В августе 1923 г. он становится членом РКП(б), а в ноябре того же года переводится в Москву. С 5 ноября 1923 г. по 3 октября 1924 г. он — уполномоченный 1-го отделения ЭКУ ОГПУ. В 1924 г. во время партийной чистки Б. Д. Бермана исключают из РКП(б) как «выходца из буржуазной среды», однако через две недели он был восстановлен в партии. С 1924 г. он находится в распоряжении МКРКП(б), затем работает в Сергиевском уездном комитете РКП(б). В августе 1925 г. Б. Д. Берман снова оказывается в ЭКУ ОГПУ. С 21 августа он — помощник начальника 1-го отделения ЭКУ ОГПУ СССР, с 15 мая 1926 г. — начальник 8-го, а с 1 декабря 1927 г. по 18 января 1928 г. — 6-го отделения ЭКУ ОГПУ. В начале 1928 г. Б. Д. Бермана переводят в ПП ОГПУ по Средней Азии. С 14 февраля 1928 г. он — временно исполняющий должность начальника, а с 12 апреля 1929 г. — начальник КРО ПП ОГПУ. Одновременно с 1929 г. он является начальником ОО ПП ОГПУ. С 1 мая 1930 г. по 31 января 1931 г. — помощник начальника СОУ ПП ОГПУ и одновременно заместитель начальника ОО СОУ ПП ОГПУ. Работая в Средней Азии, Б. Д. Берман участвовал в многочисленных боевых операциях против басмачей. 31 января 1931 г. переведен в ИНО ОГПУ и под псевдонимом «Арам» направлен резидентом в Берлин, где действовал под прикрытием должности сотрудника полпредства СССР в Германии. Благодаря широкой агентурной сети в политических партиях, промышленных и финансовых кругах Германии возглавляемый «Артемом» разведаппарат регулярно снабжал Центр агентурными и документальными материалами по внутренней и внешней политике германского правительства, информировал о деятельности германской разведки, проводимой через МИД, о нарастающей активности нацистских и военных организаций и группировок. Еще летом 1931 г. резидентура фактически предвидела приход Гитлера к власти, о чем информировала Москву. В 1932 г. в Центр из Берлина поступили данные о секретных переговорах рейхсканцлера Франца фон Папена с западными правительствами. Эти переговоры были направлены на свертывание отношений с СССР и объединение европейских стран для новой агрессии против Советского Союза. За работу в Берлине Б. Д. Берман был награжден именным оружием. В 1933 г. он был переведен резидентом в Рим. По возвращении в СССР Б. Д. Берман занимает руководящие должности в центральном аппарате ИНО ОГПУ. С 8 апреля 1934 г. он — помощник начальника, с 1 июня 1934 г. — 2-й заместитель начальника ИНО ОГПУ (с 10 июля 1934 г. — ИНО ГУГБ НКВД), а с 21 мая 1935 г. — 1-й заместитель начальника ИНО ГУГБ НКВД. Неоднократно выполнял специальные задания за границей. 29 ноября 1935 г. Б. Д. Берману присваивается звание старшего майора ГБ. 31 августа 1936 г. Б. Д. Бермана назначают заместителем начальника СПО ГУГБ НКВД (с 25 декабря 1936 г. — 4-го отдела ГУГБ НКВД). С 4 марта 1937 г. Б. Д. Берман — нарком внутренних дел БССР и начальник ОО Белорусского ВО. 22 мая 1938 г. он отозван в Москву, а 25 мая утвержден начальником 3-го Управления (транспорта и связи) НКВД СССР. Депутат ВС СССР 1-го созыва. Награжден орденом Ленина (19.12.1937), двумя знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ», именным оружием (1934). 5 сентября 1938 г. уволен со службы, 24 сентября 1938 г. арестован. 22 февраля 1939 г. как участник заговора в НКВД осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и расстрелян. Жена — Бак Мария Аркадьевна, сестра видного чекиста Б. А. Бака. Лейтенант ГБ (1935), с 1936 г. — оперуполномоченный 3-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР. В 1937 г. уволена из органов НКВД. * * *Бертони Джованни Антонио 1906–1.09.1964. Подполковник. Итальянец. Родился в г. Фаэнца (Италия). Окончил начальную школу и два класса технической школы. В 1922 г. вступил в итальянский комсомол, в 1924 г. — в Компартию Италии. Секретарь комсомола в провинции Равенна. Трижды арестовывался. В апреле 1925 г. убил начальника штурмового отряда и фашистской милиции Равенны, после чего нелегально выехал в СССР. В 1927 г. судом Равенны заочно осужден к 25 годам заключения. В СССР ДА. Бертони с июня 1925 г. по июнь 1927 г. работал слесарем в Одессе, затем поступил в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада, который окончил в августе 1931 г. Член ВКП(б) с 1931 г. С августа 1931 г. по август 1932 г. учился и работал в Международной Ленинской школе. В сентябре — ноябре 1932 г. — переводчик «Дирижабльстроя». С декабря 1932 г. по декабрь 1933 г. — инструктор ЦК МОП СССР. В декабре 1933 г. вместе с Луиджи Копани убил в московской гостинице «Маяк» итальянского троцкиста Гранди, который пытался найти убежище в итальянском консульстве в Москве. С января 1934 г. Д. А. Бертони — младший научный сотрудник, а затем — референт по Франции в Международном аграрном институте. С 15 мая 1936 г. он — технический секретарь, а затем референт секретариата секретаря Исполкома Коминтерна Ван Мина. С 15 мая 1940 г. — референт КИМа. После начала Великой Отечественной войны Д. А. Бертони — редактор, диктор итальянской редакции Радиокомитета СССР. В 1944 г. с разрешения Тольятти Д. А. Бертони перешел в разведку НКГБ. После обучения он был направлен в Италию через Югославию. С июня 1944 г. по май 1949 г. — нелегальный резидент в Северной Италии, работал в МИДе в Риме. В 1951 г. получил советское гражданство. В 1953 г. прошел подготовку для нелегальной работы в Мексике, где ему предстояло стать заместителем резидента с документами на имя чилийца Карлоса Эспинозы Морено. В 1954 г. через Швейцарию и Испанию он отбыл в Мексику. С 1956 г. Д. А. Бертони — резидент в Уругвае. 28 июля 1956 г. женился на Африке де лас Эрас, которая стала его радисткой и оставалась ею до самой его смерти. Умер в Аргентине. * * *Блюмкин Яков Григорьевич 1900–1929. Еврей. Родился в Одессе. Член партии левых эсеров с 1917 г. В июне — начале июля 1918 г. заведующий отделом ВЧК по борьбе с немецким шпионажем. 6 июля 1918 г. по заданию ЦК партии левых эсеров принял участие в террористическом акте с целью сорвать Брестский мир, в результате чего был убит германский посол граф В. Мирбах. Заочно приговорен к трем годам заключения. После подавления выступления левых эсеров бежал на Украину, где участвовал в повстанческой деятельности и подготовке террористического акта против гетмана Скоропадского. В апреле 1918 г. явился с повинной в Киевскую ЧК, был амнистирован президиумом ВЦИК. В 1920 г. вступил в РКП(б), был направлен на военную работу. Летом 1920 г. — комиссар штаба Красной Армии Гилянской советской республики (в Северном Иране), вступил в Коммунистическую партию Ирана. Одновременно был заведующим отделом по работе в деревне ЦК ИКП, председателем агитационной комиссии, членом комиссии по созыву персидских представителей на съезд народов Востока (Баку, 1920). С сентября 1920 г. — слушатель академии Генерального штаба РККА. С 1922 г. работал в секретариате Троцкого для особых поручений; С 1923 г. — во внешней разведке ОГПУ. В 1924–1925 гг. помощник полномочного представителя ОГПУ в Закавказье по командованию войсками Закавказской ЧК. В 1925–1926 гг. — ответственный сотрудник Наркомторга. В 1926–1927 гг. — главный инструктор внутренней охраны (службы безопасности) Монголии. В 1928–1929 гг. — нелегальный резидент советской разведки на Ближнем Востоке. 16 апреля 1929 г. в Константинополе встречался с Троцким, а затем поддерживал с ним связь через его сына Л. Седова. Блюмкин заявил Троцкому, что передает себя «в его распоряжение», составил рекомендации об организации его личной охраны. Кроме того, он подготовил и передал Троцкому, который в это время готовил к изданию автобиографическую книгу «Моя жизнь», сведения о деятельности поезда председателя Реввоенсовета в годы Гражданской войны. Блюмкин также согласился нелегально перевезти в СССР для активных участников оппозиции письмо Троцкого и несколько его книг. По возвращении в СССР Блюмкин был в середине октября 1929-го арестован. После окончания следствия Коллегия ОГПУ 3 ноября 1929 г. постановила расстрелять его «за повторную измену делу пролетарской революции и Советской власти и за измену революционной чекистской армии». * * *Богданов Борис Давидович 1901–10.02.1938. Родился в феврале 1901 г. в г. Одессе в семье коммивояжера-комиссионера. Еврей. Кандидат в члены ВКП(б) с 1931 г. В 1906 г. из-за еврейских погромов семья переехала в Харбин. С 1909 г. жил во Владивостоке. Окончил Владивостокское коммерческое училище (1918), а затем 2 курса горного отделения Владивостокского политехнического института и китайское отделение восточного факультета Государственного Дальневосточного университета. С марта 1919 по январь 1920 г. служил в музыкантской команде при штабе Сибирской флотилии во Владивостоке. С февраля 1920 г. работал счетоводом в Управлении снабжения и продовольствия Приморской областной земской управы, коллектором в Геологическом комитете, продолжая учебу. Состоял в Обществе студентов. В 1921–1922 гг. работал переводчиком, журналистом в газете «Вечер», библиотекарем в библиотеке Коммерческого училища. Владел английским, французским и немецким языками. В ноябре — декабре 1922 г. журналист газеты «Красное Знамя». С декабря 1922 г. сотрудник Приморского губотдела ГПО. С мая 1923 г. — уполномоченный 5 (информационного) отделения СОЧ Приморского губотдела ГПУ, а с 1 октября 1924 г. — уполномоченный КРО того же отдела ОГПУ. С 1 апреля 1926 г. находился на закордонной работе в Маньчжурии. С 1 июля 1926 г. уполномоченный КРО, с февраля 1928 г. — начальник 3 отделения КРО ПП ОГПУ ДВК. С 24 ноября 1928 г. — в резерве назначения. С 6 декабря 1928 г. — начальник КРО Читинского окружного отдела ОГПУ, а затем на оперативной работе в Маньчжурии — резидент резидентуры № 6 Хайлар (Маньчжурия), откуда вернулся в 1931 г. С 1 февраля 1931 г. в резерве, временно начальник 4 отделения ОО ПП ОГПУ ДВК. Участник оперативной разработки «Маки-Мираж», операции «Весна». С 5 октября 1931 г. начальник, ас 1 мая 1932 г. — помощник начальника ИНО ПП ОГПУ — УНКВД ДВК. 23 августа 1937 г. арестован по обвинению в участии в правотроцкистском заговоре в органах НКВД Дальнего Востока. 5 сентября 1937 г. отстранен от занимаемой должности. Приказом НКВД СССР № 1998 от 22 октября 1937 г. уволен вовсе со службы с исключением с учета согласно ст. 38 п. «б» «Положения о прохождении службы начальствующим составом ГУГБ НКВД». 10 февраля 1938 г. выездной сессией ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания. 10 февраля 1938 г. расстрелян в Хабаровске. В 1958 г. ВК ВС СССР реабилитирован посмертно. Приказом КГБ при СМ СССР № 82 от 5 марта 1958 г. исключен из списков личного состава в связи со смертью. Спецзвание: капитан ГБ (27.06.1936). Награжден ведомственными наградами — нагрудным знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)», именным боевым оружием от Коллегии ОГПУ (20.12.1932). * * *Богданов Леонид Павлович Свою трудовую деятельность начал пятнадцатилетним подростком летом 1942 года: работал слесарем-мотористом в Москве на заводе № 89 авиационной промышленности. В феврале 1943 года добровольно поступил в школу радистов особого назначения 4-го (разведывательно-диверсионного) управления НКГБ СССР. В октябре — декабре того же года в свои 16 лет выполнял специальное задание в качестве радиста оперативной группы, действовавшей на Киевском направлении В 1944–1946 годах — воспитанник Суворовского военного училища НКВД в г. Кутаиси. Затем были погранучилище, служба на границе, Военный институт МВД СССР, снова служба на границе. В 1959 году окончил Военно-дипломатическую академию и начинает работать в ПГУ — Первом главном управлении КГБ СССР (внешняя разведка). Выезжает за границу в качестве сотрудника резидентуры, затем становится заместителем резидента в Индии по линии политической разведки. Следующие командировки — резидентом в Индонезию и в Иран. В августе 1978 года направлен руководителем представительства КГБ СССР в Демократическую Республику Афганистан. После возвращения из Афганистана был командирован в ГДР, далее — работа в центральном аппарате ПГУ КГБ СССР — СВР РФ. Генерал-майор. С 1993 года в отставке. * * *Бодеско-Михали Яков Михайлович 20.03.1892–2.09.1937. Майор ГБ (1935). Еврей. Родился в деревне Сальва округа Бестерца провинции Трансильвания (Австро-Венгрия) в семье мелкого торговца. Окончил 5 классов гимназии. С 1908 г. работал конторщиком на электростанции. С 1909 г. — член Венгерской социал-демократической партии. В 1912 г. призван в армию. Окончил унтер-офицерскую школу. После начала 1-й мировой войны отправлен на русский фронт в звании старшего унтер-офицера, однако уже во втором бою в августе 1914 г. попал в русский плен. До мая 1915 г. содержался в Астрахани, с июля по октябрь 1915 г. — в концлагере для военнопленных на ст. Дивизионная (Забайкальская область), с декабря 1915 г. по апрель 1917 г. — в Троицко-Савской тюрьме. В апреле 1917 г. за антивоенное выступление перед солдатами сослан в штрафной лагерь на ст. Даурия (Забайкальская область). В декабре 1917 г. бежал из лагеря и сформировал красногвардейский отряд из военнопленных-интернационалистов. Тогда же вступил в Союз эсеров-максималистов Забайкальской области. Был членом облисполкома, начальником отряда особого назначения, инструктором по организации Красной гвардии из иностранцев. С 1918 г. — в органах ВЧК. С марта по сентябрь 1918 г. — заместитель председателя ЧК Забайкальской области. С сентября 1918 г. после падения Советской власти работал в подполье в Благовещенске. Арестован 27 февраля 1919 г. колчаковской контрразведкой, после 8 месяцев заключения ему удалось (с помощью подполья) освободиться и бежать в тайгу к партизанам. В 1920 г. — заведующий военно-разведывательным отделом Амурской области и председатель Амурской облЧК (с лета до октября 1920 г.), адъютант главкома Амурской армии, адъютант командующего 2-й армией. 1 февраля 1920 г. принят в РКП(б). В 1921 г. Я. М. Бодеско переведен в Читу и назначен начальником Оперативного отдела Разведупра Народно-Революционной армии ДВР. В сентябре 1921 г. по вызову ЦК РКП(б) прибыл в Москву в распоряжение Президиума ВЧК и назначен уполномоченным 15-го спецотделения ОО ВЧК. В 1922 г. — помощник начальника 15-го спецотделения ОО ВЧК. С 1923 г. до октября 1924 г. — помощник начальника 2-го отделения КРО ОГПУ. В сентябре 1923 г. выезжал на три месяца в Германию в связи с готовившейся там революцией. В феврале 1924 г. вновь выезжает в загранкомандировку на три с половиной месяца. Работал до октября 1924 г. помощником начальника 2-го отделения КРО ОГПУ. В октябре 1924 г. назначен особоуполномоченным ИНО ОГПУ. С ноября 1924 г. по январь 1926 г. находился в Греции на нелегальной работе. Знал венгерский, немецкий, румынский, французский и сербский языки. В 1926–1929 гг. Я. М. Бодеско — начальник облотдела ГПУ АССР немцев Поволжья. В 1929–1931 гг. — начальник облотдела ГПУ Бурят-Монгольской АССР. С 29 марта 1933 г. по 25 декабря 1936 г. — начальник 2-го отделения ИНО ОГПУ. Затем сотрудник 7-го отдела ГУГБ НКВД (25.12.1936–23.05.1937). Награжден 2 знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (V, XV), именным маузером, именным «Зауэром», охотничьим ружьем, золотыми часами. 23 мая 1937 г. арестован по обвинению в проведении антисоветской агитации и шпионаже в пользу германской разведки. 2 сентября 1937 г. постановлением Комиссии НКВД, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован 2 апреля 1957 г. ВК ВС СССР. * * *Бородин Норман Михайлович 23.07.1911–08.1974. Полковник. Еврей. Сын революционеров-эмигрантов Михаила Марковича и Фанни Самуиловны Грузенберг, позднее отец принял фамилию Бородин. Родился в Чикаго. В 1923 г. вместе с матерью приехал в СССР. В том же году вместе с родителями и старшим братом Фредом (Федором) выехал в Китай, где его отец был назначен политическим советником при Сунь Ятсене, а также представителем Коминтерна в Китае. В Китае вместе с братом оказывал помощь советским разведчикам. В 1927 г. вернулся в СССР. В 1930 г. окончил Ленинградское мореходное училище. Позднее окончил филологический факультет МГУ, а в 1934–1935 гг. учился в Военно-химической академии РККА. С марта 1930 г. Н. М. Бородин — в органах ОГПУ, сотрудник ИНО ОГПУ. В 1931 г. он был направлен на нелегальную работу в Норвегию, затем в Германию, а после прихода Гитлера к власти в 1933 г. переведен в парижскую нелегальную резидентуру. В качестве прикрытия в 1930–1934 гг. учился в университете Осло, Германском институте для иностранцев в Берлине, колледже при Сорбонне в Париже. В 1934 г. вернулся в Москву, где учился в Военно-химической академии РККА. В 1937 г. назначен заместителем нелегального резидента в США И. А. Ахмерова, действовал под прикрытием студента радиотехнического института (псевдоним «Гранит»). В США руководил тремя ценными агентами, завербовал молодого сотрудника латиноамериканского направления Госдепартамента. Через него резидентура получила много ценнейшей информации по Латинской Америке. С сентября 1938 г. Н. М. Бородин — начальник иностранного отдела Уполномоченного СНК по охране военных тайн в печати (Главлит). С сентября 1941 г. — сотрудник НКВД-МГБ. С 2 октября 1942 г. начальник 2-го отделения 3-го отдела 1-го управления НКВД. Работал заместителем начальника отдела 2-го Главного управления МГБ СССР. В 1947–1949 гг. являлся корреспондентом газеты «Московские новости» на английском языке. В марте 1949 г. арестован. В 1951 г. выслан в Караганду. В 1952–1953 гг. — исполняющий обязанности заведующего отделом культуры и быта газеты «Социалистическая Караганда». В конце 1953 г. получил разрешение вернуться в Москву. В 1954 г. реабилитирован. Работал в «Литературной газете» и в Союзе писателей СССР. В 1955 г. восстановлен в КГБ, занимал должность начальника отдела по работе с иностранными корреспондентами 2-го Главного управления КГБ. В 1961–1967 гг. — заместитель начальника действующего резерва партийных и государственных учреждений ЛГУ КГБ. С июня 1961 г. по июнь 1967 г. Н. М. Бородин — главный редактор главной редакции политических публикаций Агентства печати «Новости» и член правления АПН. С августа 1967 г. — политобозреватель АПН. Заслуженный работник культуры СССР. Заслуженный работник органов госбезопасности СССР. Имел 13 правительственных наград. Орден Красного Знамени (1958, за выполнение особого задания), «Знак Почета» (1962). Автор многочисленных публикаций под псевдонимами Н. Бардин, Н. Бароян, Н. Борисов, Н. Тариблов. * * *Бортновский (Бронек, Бронковский) Бронислав Брониславович 1894–3.07.1937. Поляк. Окончил реальное училище. Член СДКПиЛ с 1912 г. Студент Политехнического института в Варшаве. В 1914 г. арестован, выслан в Саратов, где работал чертежником. В 1917–1918 гг. в Красной гвардии, затем в польском комиссариате Наркомнаца и органах ВЧК. Секретарь Ф. Э. Дзержинского, следователь Отдела по борьбе с контрреволюцией ВЧК. Тяжело ранен при штурме английской миссии в Петрограде (1 сентября 1918), лечился до конца 1919 г., правая рука навсегда осталась парализованной. С 1919 г. на Западном фронте, заместитель начальника, начальник разведотдела фронта. С декабря 1921 г. до конца 1924 г. резидент ИНО и военной разведки в Берлине. По возвращении в Москву помощник начальника W управления Штаба РККА и начальник его 2-го (агентурного) отдела (с апреля 1925 г. по 1929 г.). Уволен из армии по болезни. С 1929 г. на руководящей работе в Компартии Польши и Коминтерне. В 1930–1934 гг. в Берлине и Копенгагене. С 1934 г. руководитель Польско-Прибалтийского секретариата ИККИ, кандидат в члены Политкомиссии Президиума ИККИ. Арестован в июне 1937 г. 3 ноября 1937 г. приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Посмертно реабилитирован в 1955 г. * * *Бочкарев Владимир Борисович 1909–1941 Родился в г. Лубны Полтавская губерния, в семье конторщика. Русский. Член ВКП(б) с 01.1941. Ученик, подручный литейщика баббитно-литейного завода, г. Киев 07.1925–08.1929. Учился в Киевском гос. университете 08.1929–08.1933, в аспирантуре Киевского гос. университета 08.1933–08.1936. Доцент, декан факультета Киевского гос. университета 08.1936–03.1938. С 03.1938 в органах НКВД. Учился в Центральной школе ГУГБ НКВД СССР 03.1938–09.1938. Нач. отделения 5 Отдела ГУГБ НКВД СССР 09.1938–1939. Нач. отд-я 3 Отдела ГУГБ НКВД СССР 1939–09.1939. В 1939–1941 гг. резидент внешней разведки в Эстонии. Советник полпредства СССР в Эстонии 09.1939–06.1940. Полпред СССР в Эстонии 06.1940–09.1940. Уполном. ЦК ВКП(б) и СНК СССР в Эстонской ССР 09.1940–08.1941. Депутат Верховного Совета СССР (1 созыв), избран 01.1941. Погиб в 1941 году при эвакуации. Звание: ст. лейтенант ГБ 1.02.1939, капитан ГБ 16.09.1939. Награды: знак «Заслуженный работник НКВД СССР», 1940. * * *Бояринов Григорий Иванович 15.11.1922–27.12.1979. Полковник. Русский. Родился в с. Сукромля (ныне Ершичский район Смоленской области) в крестьянской семье. Окончил школу, с 1940 г. в РККА. В июле 1941 г. окончил Свердловское военное пехотное училище. Участник Великой Отечественной войны — командир взвода, начальник погранзаставы, начальник штаба стрелкового батальона войск НКВД. Член ВКП(б) с 1942 г. После войны служил в погранвойсках и в войсках КГБ. Окончил адъюнктуру при Военной академии им. Фрунзе, кандидат военных наук. Общий руководитель спецгрупп при штурме дворца X. Амина в Кабуле. Смертельно ранен во время боя. Герой Советского Союза (28 апреля 1980 г., посмертно). Награжден орденом Красного Знамени, медалями. * * *Бояров Виталий Константинович Род. 27.08.1928. Генерал-лейтенант (1981). Действительный государственный советник таможенной службы (1989). Отец — мордвин, мать — украинка. Родился в г. Чугуеве (ныне Харьковской области) в семье сотрудника ОГПУ-НКВД, погибшего во время войны. Окончил Школу партизанских радистов по. специальности радиопеленгаторщик (1945) и Высшую дипломатическую школу МИД СССР (1970, заочно). В 1945–1949 гг. служил в радиоконтрразведке НКГБ-МГБ УССР, секретарь комитета комсомола МГБ УССР. С 1949 г. по февраль 1959 г. старший оперуполномоченный, заместитель начальника, начальник отделения 2-го управления МГБ — КГБ УССР, секретарь парткома 2-го управления КГБ УССР, в 1956 г. был в командировке в Венгрии. Начальник отдела по работе с иностранцами 2-го управления КГБ УССР (1959–1961). Окончил 101–ю Школу ПГУ КГБ СССР (1963). В январе 1963 — августе 1965 г. — 2-й секретарь посольства СССР в Великобритании, заместитель резидента по линии «К» (внешняя контрразведка), выслан из страны. Заместитель начальника (1965–1969), начальник (1969–1973) управления внешней контрразведки ПГУ КГБ СССР. В 1973–1985 гг. — заместитель, 1-й заместитель начальника 2-го ГУ (контрразведка) КГБ СССР. В 1985–июле 1991 гг. — 1-й заместитель начальника, начальник Главного управления государственного таможенного контроля при СМ СССР. С июля 1991 г. основатель и президент Международной ассоциации по правовым и налоговым вопросам «И. Л. Т. С». Президент Всероссийского союза ветеранов таможенной службы. Награжден орденами Красного Знамени, тремя орденами трудового Красного Знамени, Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги» (1965), знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». * * *Бржозовский Генрих Иосифович 1899–21.08.1937. Поляк. Родился в семье рабочего. В 1912–1920 гг. работал лакировщиком. Член Компартии Польши с 1918 г. До 1923 г. — на партийной работе в Польше, подвергался арестам. После выезда в СССР с 1923 г. работал в органах ОГПУ-НКВД (в КРО, затем в ИНО). Выезжал в спецкомандировки в Японию и Чехословакию. Пом. нач. 4-го отделения ИНО ОГПУ 1932–02.1933 гг. В 1935 г. Г. И. Бржозовский был назначен резидентом ИНО ГУГБ НКВД в Финляндии. После возвращения — помощник начальника отделения ИНО ГУГБ НКВД. Арестован 24 ноября 1936 г. Комиссией в составе наркома внутренних дел, Прокурора СССР и Председателя ВК ВС СССР по обвинению в шпионаже приговорен к высшей мере наказания и расстрелян 21 августа 1937 г. Реабилитирован 19 июля 1958 г. определением военного трибунала Московского ВО. * * *Будков Федор Алексеевич 1895–? В 1938–1942 гг. начальник отделения стран Латинской Америки и США. * * *Буздес Абрам Моисеевич 1898–1942. Капитан ГБ (1937). Еврей. Родился на Украине в семье учителя. Член РСДРП(б) с мая 1915 г. Окончил Комуниверситет им. Свердлова (1924) и ИКП экономики (1934). Служил в РККА (1918), работал в партийных органах и партийной печати, в ЦК партии (1934–1937). С апреля 1937 г. — в Особом бюро НКВД СССР — референт (апрель 1937–апрель 1938 гг.), врид начальника Особого бюро (апрель — октябрь 1938). С 1939 г. на преподавательской работе в вузе. С 1941 г. в РККА. Погиб на фронте под Ленинградом. * * *Буйкис Ян Янович 8.02.1895–1972. Капитан ГБ (1935). Латыш. Родился в м. Акнисте под Ригой в крестьянской семье. Во время 1-й мировой войны призван в армию. Окончил школу вольноопределяющихся. Служил подпоручиком в латышском стрелковом полку. После Февральской революции — председатель полкового товарищеского суда. В июле 1917 г. вступил в РСДРП(б). В марте 1918 г. латышской секцией московской парторганизации направлен на работу в органы ВЧК (комиссар ВЧК, участвовал в ликвидации банды Андреева). В 1918 г. Я. Я. Буйкис (действовал под фамилией Шмидхен) участвовал в разоблачении «заговора Локкарта» (под видом участника антибольшевистского заговора в Латышской стрелковой дивизии установил связь с английским военно-морским атташе капитаном Кроми и С. Рейли и получил от них рекомендательные письма в Москву к руководителю британской миссии Роберту Локкарту). В 1919–1922 гг. — сотрудник Особых отделов ВЧК-ГПУ на Украине (участвовал в боях с белополяками, ликвидации кулацкого восстания галичан и мятежа в Подольской губернии, разгроме банд Шепеля, Медведя, Гаевого). С июля 1922 г. — в центральном аппарате ОГПУ в Москве. В 1922–1938 гг. — сотрудник ИНО ОГПУ НКВД СССР, помощник начальника отделения. В 1938 г. арестован, находился в заключении. В 1950-е гг. реабилитирован и восстановлен в партии. Персональный пенсионер союзного значения. * * *Бурдин Владимир Павлович 6.11.1922–24.12.2004. Генерал-майор. В годы Великой Отечественной войны являлся помощником командира взвода военно-инженерного училища в Костроме, принимал участие в обороне Ленинграда. В 1943 г. окончил оперативные курсы НКГБ и после работы в центральном аппарате направлен в Канаду, где успешно трудился сначала оперативным работником, а затем — резидентом (под прикрытием должности 2-го и 1-го секретаря посольства в 1949–1955 гг.). После завершения работы в Канаде был заместителем начальника отдела нелегальной разведки. В 1962 г. координировал операцию «Лютенция» — обмен Абеля на Пауэрса. С января 1967 г. начальник 11-го отдела КГБ при СМ СССР (по связям с. органами безопасности соцстран). В 1968 г. после передачи этого отдела в ПГУ оставался его начальником до 1982 г. С 1982 по 1989 г. — руководитель представительства КГБ при МВД Чехословакии. Уволен в отставку по возрасту в 1990 г. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, а также наградами социалистических стран. * * *Бустрем Владимир Владимирович 1883–13.02.1943. Работал в органах госбезопасности под именем Логинова Алексея Васильевича. Русский. Родился в г. Кемь Архангельской губернии в многодетной семье лесничего. В 1886 г. отец умер. Учился в церковно-приходской школе, затем в Архангельской гимназии. С 5-го класса — член ученического литературного кружка, связанного с местной колонией политических ссыльных. В 1902 г. исключен из выпускного класса гимназии за политическую неблагонадежность. Весной 1903 г. сдал экстерном экзамен за 8-й класс гимназии и в том же году поступил в Томский технологический институт. Во время учебы В. В. Бустрем примкнул к студенческому движению, вступил в социал-демократический кружок. За участие в студенческой забастовке был привлечен к профессорскому дисциплинарному суду. В 1904 г. вернулся в Архангельск, где в декабре того же года был призван на военную службу и отправлен в Новгород. Служа в 22-й артиллерийской бригаде, В. В. Бустрем вел партийную работу, организуя кружки и митинги в мае и июле 1905 г. После июльского митинга вынужден был скрыться и уйти в подполье. Жил нелегально в Петербурге, где вел агитацию среди местных войск, затем переехал в Вологду. Весной 1906 г., чтобы избежать ареста, командирован ЦК РСДРП в Севастополь, где вел работу на флоте. Избран делегатом на Крымскую партийную конференцию, которая не состоялась вследствие провала. 16–22 ноября 1906 г., как представитель от Севастополя, участвовал в 1-й конференции военных и боевых организаций РСДРП в Таммерфорсе. После ее окончания остался в Финляндии и вошел в центральную группу военной социал-демократической организации в Финляндии (большевистской). Вел работу сначала в Выборге, а затем в Гельсингфорсе среди солдат местного гарнизона. С 1907 г. В. В. Бустрем нелегально проживал в Либаве. Участвовал в V Лондонском съезде РСДРП в качестве делегата от Либавской военной организации, по его окончании принял участие в съезде Латышской социал-демократии. По возвращении в Россию В. В. Бустрем был арестован в Петербурге. Провел полтора года в «Крестах», 13 ноября 1908 г. по «Делу о боевой организации РСДРП» приговорен к шести годам каторги. Отбывал срок в Петербургской пересыльной (вместе с МЛ. Трилиссером и АЛ. Нейманом), Вологодской и Ярославской каторжных тюрьмах, затем был сослан в Восточную Сибирь, в с. Коченга Киренского уезда Иркутской губернии. Последние два года ссылки жил в Иркутске, работал в статистическом отделе, в отделе труда Иркутского комитета Всероссийского союза городов, а затем в обществе потребителей служащих и рабочих Забайкальской ж.-д. После Февральской революции в конце марта 1917 г. вернулся в Архангельск, был кооптирован в местный Совет рабочих и солдатских депутатов, избран в его исполком. В этот период был близок к меньшевикам-интернационалистам и состоял в Объединенной организации РСДРП. С июня 1917 г. по январь 1918 г. В. В. Бустрем — председатель Архангельского Совета рабочих и крестьянских депутатов, с февраля по сентябрь 1918 г. — заместитель председателя Архангельского губисполкома. С сентября 1918 г. по март 1920 г. он — заведующий статистическим отделом Архангельского губернского земства. В феврале 1920 г. вступил в РКП (б). Позднее, в сентябре 1931 г., партийный стаж был установлен с 1905 г. с перерывом в 1918–1920 гг. В апреле 1920 г. В. В. Бустрем был переведен в Москву на должность заместителя заведующего учетным подотделом ЦК РКП(б). В августе 1922 г. по рекомендации М. А. Трилиссера В. В. Бустрем был направлен ЦК РКП (б) на работу в ИНО ОГПУ. Вскоре он был назначен легальным резидентом в Берлине (до 1925 г.). Под его руководством были завербованы ценные источники информации в МИДе Германии. Благодаря им были, в частности, получены копии писем МИДа своим посольствам в Варшаве, Лондоне и Стамбуле, в которых шла речь о намерении Англии поставлять военные материалы Польше, информация о германо-польских отношениях. К началу 1926 г. резидентура располагала несколькими источниками из берлинского главного управления полиции, что позволяло регулярно получать материалы о внутриполитическом положении Германии и обстановке в различных политических партиях. В декабре 1925 г. В. В. Бустрем вернулся в СССР. Помощник начальника ИНО ОГПУ до 1929 г. В январе — июле 1930 г. он — заместитель начальника Главной инспекции ВСНХ СССР. В июле того же года направлен уполномоченным по хлебозаготовкам, в июле — сентябре находился в Вешенском районе Северо-Кавказского края, в октябре — ноябре — в Воронеже. В январе 1931 г. уволен из ОГПУ по состоянию здоровья. В феврале — марте 1931 г. — начальник железнодорожного транспорта Кузнецкстроя, в июне — ноябре того же года — представитель Кузнецкстроя в Ленинграде. С ноября 1931 г. по июнь 1932 г. В. В. Бустрем — заместитель заведующего ОМС Исполкома Коминтерна. С июля 1932 г. он — заместитель ответственного редактора издательства «Каторга и ссылка», с апреля 1934 г. — внештатный инструктор МК ВКП(б), сотрудничал с редакцией Большой Советской Энциклопедии, с февраля 1936 г. — заместитель директора НИИ экономики Севера. Награжден знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ» и почетным боевым оружием от Коллегии ОГПУ (18.12 1927). Умер в Москве. * * *Бухарцев Дмитрий Павлович 1898–3.06.1937. Он же Вестурс, Акменс, Нумурс, Владимир Штейн. Еврей. Родился в г. Двинске Витебской губернии. В 1920 г. вступил в компартию Латвии. С конца 1920 г. по 1923 г. — член Рижского бюро еврейской секции, секретарь Центрального бюро еврейской секции при ЦК КП Латвии. Как писал сам Д. П. Бухарцев в автобиографии об этом периоде своей жизни: «Я принимал участие в работе некоторых разведывательных органов России в Латвии». С 1923 г. руководил кружком рабкоров завода «Каучук», член методического бюро отдела печати МК РКП(б). В 1923–1924 гг. — референт по иностранной экономике Главконцесскома. В 1924–1926 гг. — заведующий информационным отделом сектора мирового хозяйства Госплана СССР. С мая 1925 г. — заведующий иностранным отделом «Комсомольской правды». В 1926–1929 гг. — член редколлегии «Комсомольской правды». В 1926 г. проводил в Германии Всегерманскую школу актива Германского комсомола. С сентября 1929 до 1931 г. — заведующий отделением ТАСС в Вене. С 1931 по май 1934 г. — старший научный сотрудник Института мирового хозяйства Коммунистической академии. По совместительству с июля 1932 г. — член редколлегии журнала «За рубежом». С мая 1934 г. — корреспондент «Известий» в Германии. Выезжая в заграничные командировки, Д. П. Бухарцев выполнял разведывательные задания ИНО ОГПУ-НКВД. Так, в 1935–1936 гг. он завершил вербовку дочери американского посла в Берлине Марты Додд («Лиза»), которую начал Б. Д. Виноградов. Кандидат экономических наук. Арестован 23 ноября 1936 г. 2 июня 1937 г. за участие в антисоветской террористической организации осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и на следующий день расстрелян. Реабилитирован 27 сентября 1960 г. определением ВК ВС СССР. * * *Быстролетов Дмитрий Александрович 4.01.1901–3.05.1975. Русский. Родился в м. Ачкор под Севастополем в Крыму, внебрачный ребенок деревенской учительницы. В 1915–1917 гг. обучался в Севастополе в Морском кадетском корпусе. В составе 2-го флотского экипажа принимал участие в десантных операциях на Турецком театре военных действий 1-й мировой войны. По окончании в 1918 г. выпускных классов мореходного училища и гимназии в г. Анапе Д. А. Быстролетов был зачислен вольноопределяющимся Морских сил Добровольческой армии. В 1919 г. дезертировал и бежал в Турцию. Служил матросом на судах различных пароходных компаний, несколько раз возвращался в Россию, однако снова бежал. В Константинополе с отличием окончил колледж для европейцев-христиан. Переехав в Чехословакию, поступил на юридический факультет Украинского университета в Праге. В 1923 г. Д. А. Быстролетов вступил в «Союз студентов — граждан СССР», где выполнял обязанности секретаря, получил советское гражданство, тогда же стал выполнять отдельные поручения резидента ИНО ОГПУ в Праге П. М. Журавлева. Успешное выполнение заданий в области технической и экономической разведки, а также активное участие в «Союзе студентов» позволили резиденту рекомендовать Д. А. Быстролетова руководству ИНО. В апреле 1925 г., как делегат 1-го Всесоюзного съезда пролетарского студенчества, посетил Москву, где встретился с начальником КРО ОГПУ А. Х. Артузовым и помощником начальника ИНО ОГПУ М. С. Горбом, от которых принял предложение работать на советскую разведку. По возвращении в Прагу Д. А. Быстролетов поступил на работу в торгпредство СССР в Чехословакии регистратором. Затем работал экономистом информационного отдела. Эта работа стала легальным прикрытием его основной, разведывательной, деятельности. В период работы в Праге провел несколько ценных вербовок. В 1927 г. он привлек к сотрудничеству секретаршу посла Франции в Чехословакии, через которую Центр получил доклады посольства и шифры французского МИДа. В 1928 г. Д. А. Быстролетов закончил обучение в Пражском университете и получил диплом доктора права по специальности «Право и экономика торговли нефтью». Инсценировав отъезд за границу, перешел на нелегальное положение под псевдонимом «Андрей». В 1930 г. по предложению Н. Г. Самсонова, назначенного легальным резидентом в Германии, Д. А. Быстролетов переехал в Берлин. Тогда же был зачислен в штат ИНО ОГПУ на должность старшего переводчика. Прибыв в Берлин по греческому паспорту, возглавил группу нелегалов-вербовщиков. Общее руководство этих групп осуществлял помощник резидента Б. Я. Базаров, действовавший под псевдонимом «Кин». Группа Д. А. Быстролетова занималась технической, экономической, военной и политической разведкой в различных странах мира. В качестве нелегала «Андрею» пришлось побывать в Англии, Франции, Австрии, Германии, Голландии, Швейцарии, США, Италии под прикрытиями голландского художника Ганса Геллени и венгерского графа Ладисласа Перельи де Киральгаза, американского гангстера Джо Перрели, бразильского бизнесмена, японского шпиона, английского лорда. В 1930 г. Д. А. Быстролетов подключился к разработке шифровальщика Отдела связи британского МИД капитана Эрнеста X. Олдхэма («Арно»). В течение трех лет от «Арно» были получены английские шифры и коды, еженедельные сборники шифротелеграмм МИД, другие секретные документы. В 1933 г. «Арно» был уволен из МИДа и. вскоре погиб при невыясненных обстоятельствах. За проделанную работу приказом ОГПУ от 17 сентября 1932 г. Д. А. Быстролетов был награжден именным оружием с надписью: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». В период с 1930 по 1936 г. Д. А. Быстролетов получил германские шифры и установил оперативный контакт с сотрудником военной разведки Франции. От него были получены австрийские, а впоследствии итальянские и турецкие шифровальные материалы, а также секретные документы гитлеровской Германии. Одновременно с разведывательной деятельностью в 1931–1935 гг. Д. А. Быстролетов по чужому паспорту учился в аспирантуре медицинского факультета Цюрихского университета и получил диплом доктора медицины по специальности «Акушерство и гинекология». Тогда же он, как практикующий врач одной из швейцарских частных клиник, сделал научное открытие о регулировании пола будущего младенца при планировании семьи. В Берлине и Париже он также обучался в Академии художеств и брал уроки у художников-графиков. Владел 20 иностранными языками. В 1937 г. после многолетнего пребывания за рубежом на нелегальной работе Д. А. Быстролетов с женой возвратились в Москву. Здесь он работал в центральном аппарате разведки. 25 февраля 1938 г. он был неожиданно уволен из НКВД и переведен во Всесоюзную торговую палату на должность заведующего Бюро переводов. В ночь с 17 на 18 сентября 1938 г. Быстролетов был арестован по обвинению в шпионаже и связи с расстрелянными к тому времени Н. Г. Самсоновым и Теодором Малли, а также невозвращенцем И. Рейссом. 8 мая 1939 г. он был приговорен к 20 годам ИГЛ общего режима. Срок отбывал в Норильлаге, Краслаге, Сиблаге. В 1947 г. Д. А. Быстролетов был доставлен в МГБ СССР, где ему предложили амнистию и возвращение в разведку. Быстролетов отказался от амнистии, потребовал повторного суда и полной реабилитации. После этого он три года содержался в одиночной камере спецобъекта «Суханове», в итоге заболел психическим расстройством. После лечения в тюремном госпитале был направлен на каторжные работы в Озерлаг и Камышлаг. В 1954 г. выпущен на свободу. В 1956 г. реабилитирован. После освобождения Д. А. Быстролетов работал во Всесоюзном НИИ медицинской и медико-технической информации Министерства здравоохранения СССР в качестве научного консультанта. С января 1957 г. работал во Всесоюзном институте научной и технической информации переводчиком с английского, немецкого, датского, голландского, норвежского, африканерского, шведского, португальского, испанского, румынского, французского, итальянского, сербохорватского, чешского, словацкого, болгарского и польского языков в области биологии и географии. С ноября 1958 г. — языковой редактор медицинского реферативного журнала отдела АМН СССР, а затем — Всесоюзного НИИ медицинской и медико-технической информации Минздрава СССР. В 1968 г. решением председателя КГБ СССР Ю. В. Андропова Быстролетову была возвращена ранее конфискованная квартира. От пенсии Д. А. Быстролетов отказался. В 1963 г. опубликовал в нескольких номерах журнала «Азия и Африка сегодня» серию очерков «История одного путешествия — африканские путевые заметки голландского художника». В 1973 г. по его сценарию был снят художественный фильм «Человек в штатском» о работе разведки. В 1974 г. журнал «Наш современник» опубликовал повесть Д. А. Быстролетова «Para bellum», послужившую основой сценария фильма. Создал литературную трилогию «Пир бессмертных» о своей жизни и работе. Картины, написанные Быстролетовым, экспонировались в клубе им. Дзержинского. Похоронен на Воронцовском кладбище в Москве. * * *Вайнштейн-Гучков Мориц Иосифович 1901–? Еврей. Родился в Латвии. Член КП Латвии в 1920–1922 гг. Один из основателей комсомола Латвии. В 1922 г. выслан из Латвии в РСФСР. Член РКП (б) с 1920 г. Работал в ИНО. Заместитель нелегального резидента в Гамбурге Б. К. Илька с 1928 г. Репрессирован. Автор книги «Основные вопросы нелегальной работы союзов» (Издание КИМ, Вена, 1924, на немецком языке). * * *Вартанян Геворк Андреевич Род. 1924. Полковник. Армянин. Его отец, Андрей Васильевич, советский хозяйственный работник (директор маслобойного завода), в 1930 г. по заданию ИНО выехал в Персию под видом эмигранта, вскоре открывшего кондитерскую фабрику (где проработал до 1953 г., когда вернулся в Ереван). Геворк Вартанян («Амир») начал работать агентом-вербовщиком в резидентуре И. И. Агаянца в Тегеране в 1940 г. Был арестован и подвергался пыткам в иранской тюрьме, освобожден (1942). По заданию резидентуры в 1942 г. внедрился в английскую разведшколу в Тегеране. Участвовал в операциях по раскрытию немецкой агентуры в Тегеране и предотвращению покушения на «большую тройку» (1943). После войны был на нелегальной работе в различных странах, в том числе в Италии. Герой Советского Союза (1984). Живет в Москве. Жена — Гоар Левоновна награждена орденом Красного Знамени (1984). * * *Василевский Лев Петрович 1904–1979. Полковник. Еврей. Родился в Курске. С 14 лет работал слесарем, электромонтером. С 1927 г. работал в ПП ОГПУ ЗСФСР, служил в погранвойсках, окончил авиашколу, курсы усовершенствования комсостава при Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского. В 1936 г. командир-комиссар отдельной авиачасти Управления пограничной и внутренней охраны УНКВД Казахской АССР (на границе с Китаем, в районе Синьцзяна). С 1937 по 1938 г. — руководитель линии «Д» (разведывательно-диверсионные операции) резидентуры НКВД СССР в Испании, старший советник ОО Мадридского фронта, начальник опергруппы НКВД. Владел французским и испанским языками. В 1939–1941 гг. Л. П. Василевский — резидент внешней разведки в Париже (под прикрытием генерального консула «Тарасова»). В этот период он участвовал в подготовке и проведении операции по ликвидации Л. Д. Троцкого в Мексике. В 1941–1942 гг. — заместитель резидента НКВД в Анкаре (Турция). С 1942 г. — заместитель начальника 4-го Управления НКВД СССР. В 1943–1945 гг. — резидент НКВД-НКГБ в Мексике, действовал под именем Л. А. Тарасова и прикрытием должности советника посольства СССР в Мексике. Василевскому удалось восстановить связи с агентурой в США и Мексике, привлеченной Эйтингоном и Григулевичем для проведения операции по ликвидации Троцкого. С 8 декабря 1945 г. Л. П. Василевский — заместитель начальника отдела «С» НКГБ — МГБ СССР. С 1945 г. он — заместитель начальника, а с 1946 г. — начальник 11-го отдела (научно-технической разведки) 1-го Управления НКГБ — ПГУ МГБ СССР, а затем — Отдела НТР КИ при СМ СССР. В 1947 г. уволен из разведки. В 1948–1951 гг. — пенсионер МГБ, заместитель директора Главкинопроката Министерства кинематографии СССР. В апреле 1953 г. полностью реабилитирован и назначен помощником начальника 9-го отдела МВД СССР (Служба диверсий за границей). В июле 1953 г. уволен из МВД СССР и в 1954 г. исключен из партии за «связи с Берией» и «политические ошибки», допущенные в загранработе. Лишен воинского звания. Однако в 1959 г. Л. П. Василевский сумел добиться восстановления в КПСС, политической реабилитации и был восстановлен в воинском звании. Автор более 50 книг и статей по истории Гражданской войны в Испании. В соавторстве с А. В. Горским (в годы войны — резидент в Англии) — переводчик знаменитой книги Рафаэля Саббатини «Одиссея капитана Блада». Автор книги о Г. С. Сыроежкине «Испанская хроника Григория Грандэ» (М., 1974). Умер в Москве. Награжден орденом Красного Знамени (1941), медалями. * * *Ваупшасов Станислав Алексеевич 15 (27). 07.1899–19.11.1976. Полковник. Литовец. Настоящая фамилия Ваупшас. Родился в дер. Грузджяй Шяуляйского уезда Ковенской губернии в семье рабочего. Трудовую деятельность начал батраком в родной деревне. С 1914 г. проживал в Москве, работал землекопом, арматурщиком на заводе «Проводник». После кратковременного пребывания в Литве вернулся в Москву. С 1918 г. в Красной гвардии, затем в РККА. Воевал сначала на Южном фронте, потом против войск генерала Дутова и белочехов, затем на Западном фронте. С 1920 г. по 1925 г. находился на подпольной работе по линии так называемый «активной разведки» Разведупра РККА в западных областях Белоруссии, оккупированных Польшей. Организатор и командир партизанских отрядов. За работу в Белоруссии С. А. Ваупшасов был награжден почетным оружием и орденом Красного Знамени. После сворачивания «активной разведки» отозван в СССР. С 1925 г. находился на административно-хозяйственной работе в Москве. В 1927 г. окончил Курсы комсостава РККА. В 30-е годы работал в ГПУ Белоруссии, начальником участка на строительстве канала Москва-Волга. В 1937–1939 гг. С. А. Ваупшасов находился в командировке в Испании в качестве старшего советника при штабе 14-го Партизанского корпуса республиканской армии по разведывательно-диверсионным операциям (под псевдонимами «Шаров» и «тов. Альфред»). После поражения республики, рискуя жизнью, вывез республиканские архивы. С 1939 г. — в центральном аппарате НКВД СССР. Во время советско-финской войны 1939–1940 гг. участвовал в формировании разведывательно-диверсионных групп. Награжден именным оружием. В 1940 г. вступил в ВКП(б). В 1940–1941 гг. — в разведывательной загранкомандировке в Финляндии и Швеции. После возвращения в СССР был направлен в распоряжение Особой группы — 2-го Отдела НКВД СССР. С сентября 1941 командир батальона ОМСБОНа НКВД СССР, принимал участие в битве под Москвой. С марта 1942 г. по июль 1944 г. под псевдонимом «Градов» — командир партизанского отряда НКГБ СССР «Местные», действовавшего в Минской области. За время пребывания в тылу противника партизанским соединением под командованием С. А. Ваупшасова было уничтожено свыше 14 тысяч немецких солдат и офицеров, совершено 57 крупных диверсий. В их числе — взрыв столовой СД, в результате чего было убито несколько десятков высокопоставленных немецких офицеров. В 1945 г. работал в центральном аппарате НКГБ в Москве. В августе 1945 г. участвовал в боевых операциях против Японии, затем — начальник опергруппы НКГБ по очистке тыла в Маньчжурии. С декабря 1946 г. начальник разведотдела МГБ Литовской ССР. Участвовал в ликвидации антисоветских вооруженных формирований в Литве. В 1954 г. уволен в запас. Автор воспоминаний («На тревожных перекрестках», М., 1972 и др.). Герой Советского Союза (5.11.1944). Награжден 4 орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Трудового Красного Знамени БССР (1932), медалями. Умер в Москве после продолжительной болезни. Похоронен на Введенском кладбище в Москве. * * *Вейзагер Сигизмунд Михайлович 1902–9.05.1938. Капитан ГБ (01.1936). Еврей. Родился в Риге в семье ю |