Москва и Белград после Сталина

Когда закончилась Вторая мировая война, отношения Советского Союза и Югославии начали довольно быстро портиться. Казалось бы, Тито был самым верным и близким союзником Сталина, которого тот чуть ли не провозглашал своим наследником – что, наверное, было не слишком искренним, а скорее просто тактическим и стратегическим ходом. Но постепенно между советской и югославской сторонами и между двумя вождями начали накапливаться противоречия. Касались они и принципиальных вопросов общей политики, таких, например, как аграрный вопрос, и противоречий относительно политики в Центральной Европе, и прежде всего относительно образования так называемой Балканской Федерации, которая охватила бы Югославию, Болгарию и, возможно, Албанию. Во многом из этой идеи Тито о Балканской Федерации, которая, впрочем, родилась задолго до него, растут ноги конфликта 90-х годов, и как часть его – Косовской проблемы.

Москве не нравилась политика Югославии относительно территориальных претензий, в частности предъявляемых к Италии, – проблема Триеста была урегулирована только в 70-е годы. Не нравилась политика Тито и насчет югославской народной армии. Ну и конечно, камнем преткновения стала гражданская война в Греции. Югославское руководство всячески поддерживало коммунистических повстанцев, тогда как сталинское руководство постепенно отходило от этой поддержки.

В конце концов в начале 1948 года все это вылилось в резкий обмен письмами между советским и югославским руководствами, то есть фактически между Сталиным и Молотовым с одной стороны и Тито и его ближайшими сотрудниками – с другой.

В конце июня 1948 года была принята первая резолюция информационного бюро коммунистических партий о положении в компартии Югославии. Затем спустя почти полтора года, в ноябре 1949 года – вторая резолюция, еще более грубая. Если в первой резолюции говорилось об отходе от марксизма-ленинизма, контрреволюционном троцкизме-национализме и компрометации знамени социалистического строительства, то в резолюции 1949 года речь шла уже об убийцах, шпионах, провокаторах и так далее. Режим Тито в СССР стали называть «антикоммунистическим полицейским режимом фашистского типа». Югославская контрпропаганда в целом не уступала советской.

Это обострение ситуации продолжалось с 1948 по 1953 год, вплоть до смерти Сталина. Конфликт приобретал очень острый характер и самые разные формы. Это была и политическая блокада, и экономическая, и идеологическое противостояние, вплоть до попыток сменить руководство Югославии и ее компартии, т. е. попросту убить Тито. Ходили слухи, что советскому послу поручалось отравить Тито и для этой цели даже был вручен отравленный перстень. Эта ситуация описана в воспоминаниях Судоплатова, но неизвестно, насколько им можно верить.

Однако именно в то время разворачивалась известная история с консулом Коста-Рики в Югославии и при папском дворе, бывшем одновременно советским разведчиком. Этот человек должен был использовать сложившуюся ситуацию, чтобы устранить Тито. Было несколько вариантов, связанных не только с убийством. Сначала планировалось внутрипартийное движение – в резолюции 1948 года речь шла как раз о том, что «задача здоровых сил КПЮ состоит в том, чтобы заставить своих нынешних руководителей открыто и честно признать свои ошибки или сменить их и выдвинуть новое интернационалистическое руководство КПЮ». Но таких «здоровых сил» в КПЮ не нашлось, поэтому стали рассматриваться уже другие варианты – и военное вмешательство, и переворот, и убийство.

Без понимания того, что произошло в отношениях между Советским Союзом и Югославией, между Сталиным и Тито, невозможно понять ни 1956 год в Венгрии, ни 1968 год в Чехословакии, ни события 1980 года в Польше, ни, в конце концов, «бархатную революцию» в конце 80-х годов во всей Средней Европе. Эти события надо очень серьезно изучать, чего, к сожалению, пока в российской историографии не делается. И если 1968 и 1956 годы часто рассматриваются и анализируются, то события с 1948 по 1953 год постоянно находятся в тени. Хотя, собственно, именно они – первопричина, потому что именно тогда только созданная мировая система социализма дала трещину, которая не заросла уже никогда. Это касается и идеологии, и практики, и межгосударственных отношений между странами, и целого ряда философских и других проблем, которые надо переосмысливать специалистам не только в России, но и в бывшей Югославии. Чего тоже не происходит.

Позиция Тито относительно Советского Союза, сталинского социализма и так далее, до сих пор остается, наверное, единственным не пересмотренным постулатом титовской политики. Хотя в разных государствах постюгославского пространства к Тито относятся очень критически и за многое его ругают. Но только не за то, за что он поссорился со Сталиным. Ни в одном из государств бывшей Югославии это не подвергалось ни историческому, ни философскому пересмотру.

Одной из первых международных акций Хрущева стала поездка в 1955 году вместе с Булганиным, председателем Совета Министров, в Югославию. Поскольку после смерти Сталина Хрущев не сразу стал единоличным лидером страны, можно сказать, что в 1955 году начались его первые действительно самостоятельные акции.

Он многим рисковал, и в том числе лично. Но смягчение отношений Советского Союза и других стран народной демократии с Югославией началось еще до поездки Хрущева – практически сразу после смерти Сталина. Затем последовал очень серьезный дипломатический и партийный зондаж, прошел обмен письмами относительно условий нормализации отношений. Визит Хрущева был действительно подготовленным, и каждая сторона в его рамках стремилась к тому, чтобы не выглядеть побежденной.

Надо иметь в виду, что, во-первых, отношения в 1955 году были нормализованы только на государственном уровне, но не на межпартийном (что произошло только год спустя, в 1956 году). А во-вторых, что действительно одной из самых острых проблем во время переговоров была оценка Сталина. Югославские руководители сразу стали говорить о том, что во всем виноват Сталин, а советское руководство им отвечало, что во всем виноват Берия. К осуждению Сталина в СССР были еще не готовы, не готов был и лично Хрущев. К тому же он не мог сразу согласиться с югославской стороной и по политико-дипломатическим причинам, и по внутренним причинам.

Отправляясь в Югославию, Хрущев не знал, с чем он вернется в Москву, и не обернется ли этот визит для него поражением. Так что это действительно был очень смелый шаг.

Советско-югославский конфликт нанес очень большой ущерб репутации Советского Союза, самому Советскому Союзу и его политике. Было совершенно очевидно, что нужно как-то выходить из той ситуации, в которую завела политика Сталина. Вообще, отношения с Югославией показывают, что не был Сталин эффективным менеджером, потому что советско-югославский конфликт закончился полным поражением во всех отношениях советской политики.

Визит Хрущева в 1955 году был совсем коротким, но переговоры шли очень напряженно, как показывают опубликованные уже сейчас документы. Конечно, официальные записи бесед не передают всей атмосферы того визита. Но если к ним добавить еще мемуары, которые постепенно стали появляться, то можно создать объективную картину и сказать, что ситуация действительно была очень непростой. Но с другой стороны, этот визит все-таки послужил первым шагом к нормализации отношений.

Одним из условий примирения для советской стороны было устранение Джиласа. К тому времени он стал выступать в югославской печати со статьями, в которых заходил гораздо дальше, чем мог себе позволить даже Тито. И в известном смысле произошел исторический парадокс: «оттепель» в Советском Союзе привела к «заморозкам» в Югославии. Та политика большей по сравнению с Советским Союзом демократизации, которую проводил Тито, оказалась ему не нужна: он понял рискованность эксперимента. В итоге Джилас превратился в диссидента – его посадили в тюрьму, причем даже не по требованиям Москвы, а исходя из сменившегося курса самого Тито. И летом 1956 года югославский лидер нанес ответный визит в Советский Союз.

Конечно, когда Хрущев и его сторонники принимали решение о нормализации отношений, они руководствовались отнюдь не любовью к югославам, к Тито или к кому-либо еще, а чисто дипломатическим расчетом. Прежде всего учитывалась военно-стратегическая ситуация, соперничество с Соединенными Штатами Америки – СССР не хотел отдавать Югославию в сферу влияния США.

Еще в 1953 году был подписан балканский пакт, и Югославия вошла в него вместе с Грецией и Турцией, которые были членами НАТО. Из этого часто делают вывод, что якобы Югославия стала членом НАТО. Это совершенно не соответствует действительности. Идея сближения балканских региональных организаций зародилась давно и не имеет никакого отношения к противостоянию с Советским Союзом. Другое дело, что в условиях конфликта, а тем более когда умер Сталин, и никто не знал, какую политику будет проводить Советский Союз в дальнейшем, такое «балканское сближение» представлялось совершенно необходимым с точки зрения Югославии: ведь она не могла существовать изолированно от всего остального мира. Были подписаны и торгово-экономические, и военные соглашения, в том числе с Соединенными Штатами. Естественно, это вызывало тревогу советского руководства. И попытка нормализации отношений объяснялась именно желанием перетянуть Югославию на свою сторону.

К тому же Союз коммунистов – так с 1952 года называлась компартия Югославии – был значительным отрядом международного коммунистического движения. И нельзя было постоянно находиться с ним в состоянии острого идеологического организационного конфликта. А конфликт у югославских коммунистов был не только с КПСС, но и с компартиями Италии и Франции, а также с руководством коммунистических и рабочих партий Венгрии, Болгарии и Албании – при смене режима территориальные проблемы никуда не делись. Кроме всего прочего, он служит еще и доказательством того, что установление социализма, то есть однотипного экономического и политического режима, не ведет к исчезновению территориальных споров.

Одна из важных проблем, которая стояла перед Хрущевым, – доказать товарищам по Политбюро, в частности Молотову, который был противником нормализации советско-югославских отношений, что Югославия является социалистической страной. Была создана специальная комиссия, которая, изучив вопрос со всех сторон, пришла к выводу, что Югославия – социалистическая страна. Главным принципиальным различием с советской моделью у них было допущение мелкого бизнеса и ограниченных рыночных отношений.

Тито и его единомышленники отстаивали это допущение как дальнейшее развитие социализма. Более того, они позиционировали себя последователями линии Ленина в противовес линии Сталина. Это проявилось и в 1968 году на митингах против ввода советских войск в Чехословакию. Были подняты два портрета – на одном изображение Сталина и написано «Так сделал», а на другом – Ленина и надпись «Он бы так не сделал». Это было совершенно четкое политико-пропагандистское мероприятие.

В 1968 году Тито действительно очень резко выступил против ввода советских войск в Чехословакию. Но в 1956 году во время венгерских событий он поддержал поведение советского руководства. Хрущев с Маленковым тогда лично прилетали в его резиденцию, чтобы убедить Тито согласиться с ними. И дело тогда касалось не только ввода войск, но и судьбы Имре Надя и его товарищей. Насколько можно судить, Тито оказался в сложном положении: он вроде бы гарантировал Имре Надю некую безопасность, но окончилось все арестом и впоследствии казнью.

11 ноября 1956 года Тито выступил с речью в Пуле, где много и пространно говорил о событиях в Венгрии и Польше. В этой речи он разделил советское руководство на сталинистов и антисталинистов, что обидело Хрущева, который, видимо, посчитал, что его назвали сталинистом.

Но главное, что и в Союзе коммунистов Югославии, и в КПСС в то время действовали принципы, сформулированные на Десятом съезде советских коммунистов еще в 1921 году о единстве партии. И Хрущеву для проведения его политики нужно было не делить коммунистов на сталинистов и антисталинистов, а подчеркивать единство партии: все коммунисты должны были быть едины и в собственных глазах, и в глазах всего остального мира. Потом началась резкая полемика, которая вылилась на страницы газет и закончилась в августе 1957 года, когда Тито с Хрущевым встретились в Румынии и отношения более или менее снова нормализовались.

Но в 1958 году прошел седьмой съезд Союза коммунистов Югославии, на котором была принята новая программа. Это вызвало новое обострение отношений и уже чисто идеологический спор. В 1961 году, когда была принята новая редакция программы КПСС, СКЮ в ней обвинили в ревизионизме. Тем более представители СКЮ то принимали, то не принимали участие в многочисленных совещаниях международных компартий, манипулируя таким образом международным коммунистическим движением.

Тем не менее в советско-китайском конфликте Тито занял сторону Советского Союза, что вновь обусловило улучшение советско-югославских отношений и личных отношений Хрущева и Тито.

Однако Тито даже при улучшении отношений был самостоятельным игроком в международном коммунистическом движении и в мировой политике. Он так и не присоединился ни к Варшавскому договору, ни к СЭВу. Движение неприсоединения, которое они с Неру возглавили, – это была альтернатива в какой-то степени военным блокам – и Варшавскому договору, и НАТО. Сначала в СССР ставилась задача любым способом вернуть Тито в советский блок. Но он не мог дать обратный ход, потому что весь авторитет Югославии держался именно на независимой позиции страны.

После снятия Хрущева югославское руководство очень боялось восстановления сталинской политики. В Советском Союзе это понимали, и даже существует инструкция советским послам, которым поручалось довести до сведения не только югославской стороны, но и коммунистических партий других стран, что будет сохранена преемственность. Тем не менее ресталинизация все-таки произошла, но отношений с Югославией это не коснулось, они уже были относительно стабильными. Обострение отношений было только в 1968 году, а примерно с 1972 года обе партии, оба лидера и оба режима находились в состоянии постепенного застоя[44].