объединяла Пугачева и Распутина в одном соблазнительном образе. «Живой мужик — ...

объединяла Пугачева и Распутина в одном соблазнительном образе. «Живой мужик — самый неодолимый из всех романтических героев» — признавалась она в своей неизжитой народнической страсти. В эмиграции Цветаева писала ностальгическую поэму о Царском Селе и царской семье; Распутин в ней играл, конечно, свою роль. Поэму на ту же царскосельскую тему, и в те же годы, писала Ахматова. Обе — Цветаева и Ахматова — не закончили этих поэм. Мы можем только догадываться о причинах того, что не только интересы, но и трудности совпали по разные стороны советской границы.

Поэма без героя — еще одна версия первого убийства. Ни убитый, ни убийца здесь не имеют отношения к народу и его вере. Не упомянутый в Поэме по имени, Распутин настойчиво появляется в связанных с ней прозаических набросках, и особенно в балетном либретто по ее мотивам, которым Ахматова занималась параллельно с работой над Поэмой. Тут оказывается, что именно он — «Хиромант или Распутин ("Лишняя тень")» — сосредотачивает в себе демонические силы эпохи. Итак, через Распутина расшифровывается здесь «Лишняя тень» — самый загадочный из персонажей Поэмы[309]. Эта «Лишняя тень» отражается даже в зеркале женской спальни, так что Распутин или его тень оказывается главным соперником несчастного героя и, если это так, причиной его самоубийства; а в это время в той же спальне «Гости, Клюев и Есенин пляшут дикую, почти хлыстовскую, русскую»[310]. Если продолжать этот сюжет, то надо искать следов связи между женской героиней Поэмы(илкее историческим прототипом) — и Распутиным. Так далеко автор не позволяет нам идти; но Ахматова предлагает распутинский подтекст как одну из возможностей чтения всего сюжета Поэмы в целом: «читатель и зритель могут, по желанию, включить в это избранное общество, кого захотят. Например, Распутина, Вырубову, [...] себя самих»[311]. В сцене маскарада из либретто тоже «клубится борода Распутина»[312].

Этот маскарад есть и в тексте Поэмы без героя, где исторические персонажи 1913 года переодеты в маски мировой культуры: «Этот Фаустом, тот Дон Жуаном, Дапертутто, Иоканааном [...]». Несмотря на атмосферу секретности, свойственную тексту Поэмы, все маски, кроме Иоканаана, расшифровываются через автокомментарии Ахматовой: соответственно, Вячеслав Иванов, Блок, Мейерхольд... Дальше упоминаются Владыка Мрака, в котором исследователи видят Кузмина, «сама я» — Ахматова и «ты», в котором узнается Гумилев[313]. Кем же был Иоканаан?

Иоканаан — герой Саломеи Оскара Уайльда, которая была поставлена Николаем Евреиновым в 1908 году и запрещена цензурой по обстоятельствам, о которых можно только догадываться[314]. Это мистический пророк и предтеча Христа. Он находится в заточении у царя Ирода, который боится и слушается его. Дочь царицы влюблена в пророка, но тот отказывает ей в поцелуе. Тогда Саломея требует у Ирода голову Иоканаана. Царь пытается отказать: «Он сказал, что в день, когда он умрет, кого-то поразит несчастье. Только меня он мог разуметь»[315]. Распутин был лаконичнее: «моя смерть будет и твоей смертью», — говорил он царю Николаю[316]. Тем не менее голова Иоканаана была принесена на серебряном блюде. Теперь Ирод обречен, но в финале он успевает убить Саломею. Действительно, пара Ирод— Иоканаан немало напоминает пару Романов—Распутин; здесь вспоминается и любовь Юсупова к Уайльду, и интерес Евреинова к Распутину. В реальной истории недоставало Саломеи. В своих стихах и, возможно, фантазиях Ахматова подставляла на это жуткое и привлекательное место саму себя. В Последней розе (1961) две идентификации автора, маски из русской еретической истории и из жестокой библейской легенды, разделены только запятой: «Мне с Морозовой класть поклоны, С падчерицей Ирода плясать».

В Мужике Гумилева тень убитого Распутина угрожает убийцам местью, предсказывая явление множества своих двойников: «Слышен по вашим дорогам Радостный гул их шагов». У Ахматовой в Поэме без героя приближающаяся катастрофа имеет ту же природу: «Оттого, что по всем дорогам, [...( Приближалась медленно тень, [...] Жил какой-то будущий гул. Но тогда он был слышен глуше» (курсивы мои). Этой скрытой цитатой из Мужика Гумилева вновь вводится та самая «тень», которая в ахматовском либретто расшифровывается как Распутин[317].

В 1917 Гумилев воспринял пришествие новых Распутиных как «радостный гул»; в 1913 этот «будущий гул» был еще слышен глуше. В


Примечания:

3

Sianislavand Christina Grof. Beyond Death The Gates of Consciousness. London. Thames. 1980; Slanislav Grof. Beyond the Brain: Birth, Death and Transcendence in Psychotherapy. Albany: State University of New York Press, 1985.



30

Там же, 594.



31

Виктор Шкловский замечал, что послереволюционные интересы Горького сосредоточились главным образом на «вопросах пола»: В. Шкловский. Горький. Алексей Т олстой [1924] — в кн.: В. Шкловский. Гамбургский счет. Статьи — воспоминания - эссе. Москва; Советский писатель, 1990, 211.



309

Цветаева. Пушкин и Пугачев — Собрание сочинений. Москва Эллис Лак, 1994. 5, 512.



310

А. Ахматова. Проза о поэме - Сочинения. Москва: Панорама, 1990, 2, 263.



311

Опубликовано В. М. Жирмунским в: А. Ахматова, Стихотворения и поэмы. Ленинград: Советский писатель, 1977, 521.



312

Ахматова. Ьадетное либретто — Сочинения, 2, 262—165.



313

М. Финкельберг. О герое Поэмы без героя — Русская литература. 1992, 3. 207-225; Л. Лосев. Герой Поэмы без героя - Ахматоеский сборник. Париж, 1989, /, 109-122.



314

Цветаева. Пушкин и Пугачев — Собрание сочинений. Москва Эллис Лак, 1994. 5, 512.



315

Распутинский слой Поэмы обычно игнорируется; ср.: В. Виленкин. Образ «тени» в поэзии Анны Ахматовой — Вопросы литературы, 1994, /, 57 — 76



316

Цветаева. Пушкин и Пугачев — Собрание сочинений. Москва Эллис Лак, 1994. 5, 512.



317

Опубликовано В. М. Жирмунским в: А. Ахматова, Стихотворения и поэмы. Ленинград: Советский писатель, 1977, 521.

">





 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх