• Его жизнь
  • Портрет
  • Ответственность Жака де Моле
  • ЗАКЛЮЧЕНИЕ


    ПОРТРЕТ ЖАКА ДЕ МОЛЕ


    К концу этой книги читатель может с полным правом задать вопрос: «Но тогда, в конце концов, каким был Жак де Моле?»

    Документы, позволяющие описать его личность, немногочисленны, но существуют. Однако они редко содержат бесспорные данные, они противоречивы, им недостает точности, приходится без конца задаваться вопросами насчет их достоверности, и найти ответы на эти вопросы не всегда можно, а когда такие ответы есть, они часто мало радуют.

    Тем не менее, если уж берешься написать биографию Жака де Моле, надо доводить дело до конца. Раз так — к черту осторожность! Тщательно проанализировав эту немногочисленную и сомнительную документацию, я посмею выкраивать, выбирать и утверждать.

    Кратко подытожив основные события жизни Жака де Моле, я попытаюсь описать его личность и набросать портрет. Это будет портрет Моле «моей кисти». Портрет неизбежно и намеренно субъективный, а значит, уязвимый для критики и в любой момент доступный для исправлений или переработки.

    Итак, начнем — как историки средних веков, которые, изложив рассказ, иногда завершали его кратким содержанием, — с «краткого содержания» жизни Жака де Моле. Далее я сделаю попытку написать его портрет и наконец вернусь к его неудаче и его ответственности за гибель ордена Храма.

    Его жизнь


    Жак де Моле был потомком рода не блестящего, но, можно полагать, вполне благородного; он родился около 1244 г. в Моле (деп. Верхняя Сона), в Бургундском графстве, на имперской территории. В орден Храма он вступил в Боне в 1265 г.; его туда принял Юмбер де Перо, досмотрщик Франции и Англии, в присутствии Амори де ла Роша, магистра Франции, то есть два видных деятеля тогдашнего ордена. В качестве брата-рыцаря он вскоре отправился на Восток (около 1270 г.), независимо от Гильома де Боже, который стал в 1273 г. великим магистром и с которым его часто ошибочно связывают. Всю тамплиерскую карьеру он сделал на Востоке, но отмечено его присутствие во Франции в 1285 году. Неизвестно, чтобы он занимал низший пост командора или магистра провинции на Западе; неизвестны никакие его должности на Востоке. Это почти полное молчание источников за 1265-1291 гг. наводит меня на мысль, что, даже не обязательно будучи неприметным, он был тамплиером сдержанным и не принадлежал ни к команде Гильома де Боже, ни к его агентам влияния — родственникам, друзьям, вассалам и клиентам. Неизвестно, находился ли он в Акре или в гарнизоне какой-то крепости во время падения столицы латинского королевства в мае 1291 года.

    Вернувшись на Кипр, как все еще боеспособные франки, он выступил на капитуле, созванном на острове осенью 1291 г., обратив на себя внимание как на возможного кандидата и как на реформатора ордена Храма. Он был избран магистром ордена ранее 20 апреля 1292 г., что по всей форме подтверждает один документ из Архивов Арагонской короны. Возможно, это стало результатом внутренней борьбы между ним и Гуго де Перо, но, даже если и так, я не думаю, чтобы тогда существовало выраженное различие между двумя взглядами на будущую политику ордена, как и соперничество между «национальными» группировками среди тамплиеров. К тому времени Перо еще ничего собой в ордене не представлял, и нельзя делать из него ставленника короля Франции в противовес Моле, якобы противнику Французского королевства и защитнику самостоятельности ордена. В самом деле, в два последующих десятилетия после падения Акры широкую популярность приобрела идея быстрого отвоевания Святой земли и Иерусалима, тем более что такую возможность давал союз с монголами. Так что если и имелись расхождения, то личного характера. Во всяком случае, после короткого магистерства Тибо Годена и до выборов не было времени на развертывание масштабных интриг, чтобы выставить кандидата против Моле.

    После избрания Жак де Моле очень быстро сформировал свою орденскую администрацию и крайне спешно подготовил к обороне Кипр и Киликийскую Армению, которым угрожали мамелюки. Весной 1293 г. он предпринял поездку на Запад, побывав в Провансе, в Каталонии, в Италии, в Англии и во Франции. Он уладил несколько локальных проблем, но в первую очередь просил европейских монархов и церковь о помощи делу Святой земли, в защите Кипра и в восстановлении сил ордена Храма; он также обсуждал планы крестового похода и в разговорах с разными собеседниками обращался к проблеме объединения орденов Храма и Госпиталя — проекту, которого он не принимал и упорно не будет принимать. Он завязал очень тесные связи с папой Бонифацием VIII и доверительные отношения с Эдуардом I Английским, Хайме II Арагонским и Карлом II Неаполитанским; зато о его отношениях с королем Франции не известно ничего. Наконец, он провел несколько провинциальных и генеральных капитулов своего ордена (в Монпелье в 1293 г., в Арле в 1296 г.), попытавшись начать реформы.

    Вернувшись на Кипр осенью 1296 или 1297 г., он защищал там интересы ордена Храма против короля Генриха II, отношения с которым никогда не были хорошими (он платил по счетам Гильома де Боже). Но в первую очередь с 1299 по 1303 гг. он усиленно разыгрывал монгольскую карту. Вместе со своим орденом и другими христианскими силами королевства Кипр и царства Малая Армения (король, другие военные ордены, аристократия Кипра и Армении) он пытался координировать действия с монголами ханства Ильханов (то есть Персии). Он наезжал в Армению в 1298 или 1299 г. — несомненно после взятия Рош-Гильома, последней тамплиерской крепости Киликии. Однако христианские силы оказались не готовы извлечь выгоду из победы Газана, персидского хана, над мамелюками (во втором сражении при Хомсе, декабрь 1299 г.). Летом 1300 г. Жак де Моле послал свой орден устраивать рейды на египетское и сирийское побережья, а потом, в ноябре, принял участие в захвате островка Руад напротив сирийского города Тортосы — задача состояла в том, чтобы создать плацдарм в расчете на совместные операции с монголами. Но монголы на свидание не явились. В 1301 и 1302 гг. — тоже. В сентябре 1302 г. войска египетских мамелюков изгнали тамплиеров с Руада, частично перебив их. Руадский эпизод неверно истолковывался как попытка Жака де Моле создать для своего ордена постоянную резиденцию близ Сирии, тогда как это была не более чем операция в рамках стратегии союза с монголами. Провал этой стратегии и погубил Руад. Тогда Жак де Моле отказался от этой стратегии, все меньше заслуживавшей доверия после смерти Газана в 1304 году.

    С самого начала своего понтификата в ноябре 1305 г. папа Климент V запросил мнение магистров военных орденов о подготовке крестового похода и о проекте объединения орденов. 6 июня 1306 г. магистров официально пригласили в Пуатье, где поселился Климент V, для обсуждения этой проблемы. По просьбе папы Жак де Моле написал две памятных записки, по одной по каждому из вопросов. Они были написаны летом 1306 г. и переданы папе осенью. Встреча в Пуатье, сначала намеченная на первую половину ноября 1306 г., была отложена из-за болезни папы; но Жак де Моле покинул Кипр около 15 ноября 1306 г. и в конце ноября или начале декабря высадился во Франции. Из того, что он делал в первой половине 1307 г., известно не всё: может быть, он ненадолго заезжал в Париж? Во всяком случае, во второй половине мая он был в Пуатье. По ключевому вопросу объединения орденов великий магистр стоял на своем; это было досадно, потому что он раздражал французского короля, противореча его амбициям, и мешал папе в переговорах с королем по щекотливой проблеме осуждения памяти Бонифация VIII, осуждения, которого король любой ценой хотел добиться. К тому же это вредило попыткам организовать крестовый поход. Эта непримиримая позиция великого магистра ослабляла орден Храма, когда — Жак де Моле узнал об этом во время данной поездки — об ордене ходили клеветнические слухи. Король и его советники во главе с Гильомом де Ногаре не упустят случая воспользоваться этой слабостью.

    Жак де Моле приехал в Париж в связи с капитулом ордена, намеченным на 24 июня; он встретился с королем, с которым говорил об обвинениях, выдвинутых против ордена Храма. Отчасти успокоенным он вернулся в Пуатье, где провел лето, однако он просил папу поскорее провести тщательное расследование, чтобы очистить орден от нависших над ним подозрений. 24 августа папа объявил о намерении начать следствие с согласия ордена. Но король Франции не собирался выпускать из рук задуманное дело. 14 сентября 1307 г. он под большим секретом начал операцию, которая завершилась 13 октября 1307 г. арестом всех тамплиеров королевства и конфискацией их имущества. Жак де Моле был арестован в Париже, куда вернулся на днях для участия в похоронах Екатерины Валуа.

    Допрошенный 24 октября, он признался, что был принят в орден Храма по непристойному ритуалу, включенному в состав ритуала безупречно ортодоксального, который описан в уставе. Магистр фактически признал только отречение от Христа и плевок на крест, но, вынужденный на следующий день повторить свои показания публично, он дал королевской пропаганде против ордена Храма достаточно аргументов, чтобы полностью дискредитировать Храм и его членов, тем более что королевские агенты добились от него письма, адресованного всем тамплиерам, в котором он требовал признать эти факты. Чтобы перехватить инициативу, Климент V 22 ноября 1307 г. отдал приказ арестовать тамплиеров во всем христианском мире.

    Тем не менее папа хотел выслушать Моле; в декабре он послал в Париж кардиналов. Перед ними Жак де Моле отрекся от своих показаний. Тогда началась борьба между папой и королем, которая в августе 1308 г. завершилась компромиссом. Булла «Рас1епз гшзепсогшат» дала ход двум процессам, которые после тщательного расследования, проведенного епископами и папскими комиссиями, должны были завершиться судом над отдельными личностями и судом над орденом; судьбу ордена Храма предстояло решить собору, который должен был собраться во Вьенне. Что касается сановников ордена, в том числе Жака де Моле, их будет судить папа. Через недолгое время в Ши-ноне, в королевском замке, Жак де Моле, вновь допрошенный кардиналами, но в присутствии королевских агентов, вернулся к своим показаниям от 24 октября 1307 года. Потом на год наступило молчание. Постепенно формировались комиссии. Папская комиссия по Французскому королевству начала допросы в Париже в ноябре 1309 года. Жак де Моле дважды давал перед ней показания, 26 и 28 ноября; он дал понять, что не признает обвинений, выдвинутых против ордена, но на тот момент избрал тактику защиты, от которой уже не откажется, — ничего не говорить комиссии и целиком положиться на суд папы.

    Это был неудачный ход в его защите. По причинам, которые я объясню далее, у Жака де Моле не было иного решения, кроме такого отказа от участия в дальнейшем расследовании. Тем самым он обрек себя на молчание после последнего вызова в марте 1310 г. и остался в стороне от широкого протестного движения тамплиеров, прибывших в Париж в массовом количестве для защиты ордена. Это движение было сломлено приговором архиепископа Сансского Филиппа де Мариньи от 10-12 мая 1310 г., приговорившего 54 тамплиеров к сожжению на костре. Орден был распущен папой во время Вьеннского собора 22 марта 1312 года. Климент V ждал почти два года, прежде чем отправить в Париж трех кардиналов, уполномоченных не судить сановников ордена Храма, а прочитать им приговор к пожизненному заключению. Тогда Жак де Моле, поняв, что одурачен, возмутился, отрекся от всех показаний и провозгласил свой орден невиновным, а потом призвал короля и папу к ответу на Божьем суде. Это было 11 мая 1314 года. Король велел его тем же вечером сжечь на костре.


    Портрет


    Человека Моле трудно разглядеть за великим магистром из-за нехватки документации, ее малозначительности и противоречивости. Но все-таки можно, и образ, который вырисовывается, не слишком похож на ту карикатуру, которую навязала нам историография.

    Жак де Моле был человеком скромным, но не безликим. Конечно, не надо воспринимать буквально его заявления во время процесса, где он, как, впрочем, и многие тамплиеры, определял себя как «человека бедного и неграмотного»:[660] это просто-напросто значит, что он не знал латыни. В тюрьме он находился в изоляции, посоветоваться ему было не с кем, и он жаловался, что у него нет и четырех денье. И что в таких условиях он не может правильно вести свою защиту. Это был человек здравомыслящий, среднего ума, порой не лишенный ни хитрости, ни проницательности. Интеллектуалом он не был. Тамплиер Жерар де Ко, длинное показание которого от 12 января 1311 г. вызывает большой интерес, рассказывает, что нынешний магистр ордена, которого он видел за морем, просил братьев, у кого есть экземпляры устава, статутов и правил ордена, передать их ему; некоторые он уничтожил, другие роздал старейшинам ордена или оставил себе; тем не менее экземпляр «Похвалы новому воинству» святого Бернара он вернул Жерару де Ко. И брат Жерар добавил: «Старшие братья говорили, что магистры Гильом де Боже и Тома Берар поступали точно так же, и они были согласны меж собой, что ордену нет пользы иметь в своих рядах образованных людей».[661]

    Бесспорно это был человек с характером, гордый, порой надменный, но никогда не чванливый; несомненно, с ним было не всегда легко, он умел быть непримиримым, когда речь шла о защите интересов его ордена. Он признал, что в определенных обстоятельствах тамплиеры несомненно могли вести себя несдержанно по отношению к белому духовенству, защищая свои права. Конечно, он относил к таким и себя. Непоколебим был он и в представлении о своем ордене и его миссии: это независимый орден, который находится под опекой только папы, а задача его состоит в том, чтобы защищать Кипр и отвоевать Святую землю.

    Человек этот был настолько непреклонным и постоянных в мыслях и целях, что казался упрямым, но ни ограниченный, ни тупым он не был. Он верил в крестовый поход; он верил в возможность отвоевания Иерусалима. А ведь что бы ни говорили тут и там, к 1300 г. идеал крестового похода еще не умер. Иерусалим не стал мечтой беспочвенных фантазеров. А Жак де Моле обладал практическим опытом. Он знал, чего хочет, но был открыт для дискуссии. Он умел вести переговоры, не был обделен дипломатическими и даже педагогическими талантами, как показали его отношения с королем Арагона: в деле Кардоны в 1302 г., как и в случае с назначением Эксемена де Ленды магистром Арагона, он сумел разрешить деликатные ситуации и отстоять свою точку зрения, не задевая короля и умея идти на необходимые уступки.

    Он якобы был вспыльчивым, если верить свидетельству (единственному) Тирского Тамплиера, и настолько, что свирепо негодовал на французского короля и папу. Обстоятельства этого инцидента известны (неимоверный заем, предоставленный королю парижским казначеем), но сомнительны; непонятно, в какой конкретно момент второй поездки в Западную Европу этот случай мог произойти. Как бы то ни было, это мало походит как на его обычные манеры, так и на его поведение в отношениях с монархами и с папой Бонифацием VIII. Его отношения с папой Климентом V не были, похоже, особо теплыми, но неизвестно, чтобы он когда-либо выходил из себя; тон обеих памятных записок, адресованных им папе, — почтительный. Его отношения с Эдуардом I, Хайме II, Карлом II были сердечными. С Филиппом Красивым они выглядят более сдержанными, но не искажает ли картину отсутствие документов (в отличие от отношений с папой, особенно с Хайме II и, в меньшей степени, с Эдуардом I)? Они полностью расходились во мнениях по вопросу об объединении орденов, но это не повод для яростного гнева. Кстати, известно, что в июне 1307 г. великий магистр заговорил с королем о проблеме обвинений, выдвигаемых против ордена; опять-таки о вспышках гнева сведений нет. Впрочем, Филипп Красивый не провоцировал вспышек гнева: он слушал, часто не говоря ни слова, но мотал на ус. Его собеседники бывали выслушаны, и у них могло создаться впечатление, что их поняли.

    Естественно, у Жака де Моле были слабости, недостатки: твердость и постоянство во взглядах — достоинства, но упрямая приверженность им быстро становится недостатком. Напомню в связи с этим о вопросе объединения орденов. Обе составленных им памятные записки, о крестовом походе и особенно об объединении орденов, пусть иногда обнаруживают изрядный здравый смысл, отражают и политическую близорукость. Проявлял великий магистр и немного наивное самодовольство; были также кое-какие слабости, вполне человеческие!

    Личность Жака де Моле можно разглядеть яснее и под другим углом зрения — отношений, которые он поддерживал внутри ордена с братьями, сановниками или простыми тамплиерами. Опять-таки сквозь призму источников надо смотреть осторожно, она создает деформации: с одной стороны, это многочисленные сведения, чаще всего почерпнутые из писем, по государствам Арагонской короны и почти ничего сверх того; с другой стороны — данные из допросных протоколов процесса, в которых объективность — не главное достоинство.

    Жак де Моле сумел завязать дружеские отношения с членами ордена и проявлял радушие ко всем, будь то тамплиеры или нет, кто посещал его на Кипре. Письма, которыми он обменивался с каталонским тамплиером Педро де Сан-Хусто, — это письма двух друзей. Педро де Сан-Хусто занимал должности командора Корбинса, Майорки, Амбеля, Альфамбры и наконец Пеньисколы (последним назначением он был обязан великому магистру). В корпусе писем, написанных Жаком де Моле, ему адресованы пять;[662] есть и письма Педро де Сан-Хусто, посланные великому магистру. Иногда эти письма направлялись чисто с личными целями — например, осведомиться о состоянии здоровья корреспондента. Как письмо от 1 ноября 1300 года:

    Знайте, что мы получили Ваши любезные письма через держателя, из коих узнали, что Вы в добром здравии, и нам это очень приятно. Поскольку Вы желаете знать, в каком состоянии пребываем мы, Вы сможете узнать об оном состоянии и новостях нашей земли [Кипра] через людей, каковые направляются в Вашу страну.[663]

    В другом письме Педро де Сан-Хусто поручает великому магистру заказать молитвы за одного каталонского брата, Дальмау де Роккаберта, — возможно, попавшего в плен к неверным или заболевшего. Жак де Моле в ответ благодарит его.[664]

    Тон переписки с другими каталонскими или арагонскими корреспондентами — Арно де Баньюльсом, Беренгером Гвамиром, Беренгером де Кардоной, — столь же доброжелательный, пусть даже здесь не заметно столь явно дружеских отношений, как с Педро де Сан-Хусто. Жак де Моле был верен друзьям и держал данные им обещания. Он защищал Беренгера де Кардону, чьей отставки в 1302 г. добивался король Арагона, но он сетовал на отказ Кардоны удовлетворить просьбы магистра, желавшего вознаградить верных тамплиеров, как Бернардо де Тамари или Педро де Кастильон, то есть дать им командорства в Каталонии или Арагоне.

    На Кипре Жак де Моле тепло встречал гостей из Европы: Раймунд Луллий был принят с большой радостью (hylariter), как пишет редактор его «Уйа сое1апеа»; Беренгер де Кардона, дважды, в 1300-1301 гг. и в 1306 г., ездивший на Кипр, рассказывает, что был встречен великим магистром, готовившимся к отъезду на Запад, и провел три дня в его обществе, что ему доставило большое удовольствие.[665]

    В своих принципах руководства орденом Жак де Моле не был автократом, не отступал от статутов, управлял при помощи капитула, и в его магистерство не было даже следа конфликтов с последним, не то что в ордене Госпиталя при Гильоме де Вилларе в те же времена.[666] В ходе двух своих поездок на Запад он проводил провинциальные и генеральные капитулы. Он управлял орденом вместе с людьми, которым доверял и которые доверяли ему; с людьми, которых он хорошо знал, которых встречал и с которыми общался на Востоке и на Кипре; с людьми, родившимися в его регионе, в графстве Бургундском, но и с уроженцами других мест, прежде всего государств Арагонской короны. Был ли это выбор, продиктованный политическими императивами, предпочтение союза с Арагоном союзу с Францией?[667] Возможно, но опять-таки каталонцы и арагонцы нам известны лучше, потому что их имена чаще встречаются в богатой документации, сохранившейся в Барселоне. Здесь, из документов, более близких к реалиям повседневной жизни тамплиеров региона, проще ощутить ту атмосферу доверия и дружбы, которую я описывал выше. Но ничто не говорит о том, что с тамплиерами Франции, Англии или Италии были другие отношения. Остережемся применять аргумент а silentio [от умолчания (лат.)].

    В целом ни о каких разладах между Жаком де Моле и сановниками ордена не известно. Возможно, были какие-то разногласия с Гуго де Перо, но о них можно скорее догадываться, чем ясно видеть из источников. Сделав оговорку, что последние неполны, можно утверждать, что авторитет Жака де Моле в ордене не оспаривался в течение всего его магистерства. Что нельзя сказать о магистрах ордена Госпиталя, которые были его современниками, — Эде де Пене, Гильоме де Вилларе и Фульке де Вилларе (последний был через недолгое время смещен).[668]

    В допросных протоколах процессах можно почерпнуть некоторые сведения о том, как тамплиеры воспринимали своего великого магистра. Тамплиеры и свидетели с Кипра, не тамплиеры, положительно отзываются о вере и благочестии магистра. По мнению Жана де Бея, мирского рыцаря, королевского виконта Никосии, тамплиеры верили в таинства. В доказательство он приводил тот факт, что «часто видел, как магистр и братья ордена в Никосии, в церкви ордена Храма, набожно слушают мессу и молебны и набожно принимают причастие, как всякий другой добрый христианин». Другой рыцарь, Бальян де Саксон (на самом деле де Суассон), свидетельствует в том же духе, обращая особое внимание на Жака де Моле. Проявления милосердия со стороны Жака де Моле особо подчеркивает Этьен Каорский, клирик из Никосии, видевший, как «магистр Храма у ворот дома Храма в Никосии раздает многочисленную милостыню деньгами беднякам, находившимся близ ворот»; он подтверждает свидетельства самих тамплиеров, например, брата Пьера де Банетиа, сказавшего, что магистр сам творил милосердие и делал это каждую неделю в доме Храма.[669]

    Так свидетели отвечали на вопрос комиссии относительно практики милосердия и странноприимства в ордене. Члены комиссии тогда же задавали и три других вопроса, касавшихся лично великого магистра: первый — давал ли он отпущение грехов, тогда как, будучи мирянином, не имел на это права. Известно, что он беседовал на эту тему с Филиппом Красивым, признавшись, что иногда это делал; допрошенные братья в основном на этот вопрос отвечали отрицательно. Второй вопрос касался власти, которую он вместе со своим «монастырем» имел в ордене; ответы были однотипными — да, приказам, которые он отдавал, он и его монастырь, повиновались;[670] но многие из допрошенных тамплиеров в этом почти абсолютном повиновении магистру усматривали причину сохранения в ордене заблуждений, за которые его упрекали. У свидетелей также спрашивали, знают ли они, что великий магистр признал заблуждения, в которых обвиняют орден. Ответы перед папской комиссией в Париже на этот вопрос в целом положительные: в ордене долго сохранялись заблуждения, потому что это дозволяли великий магистр и другие сановники и командоры, что стало причиной скандала; с другой стороны, некоторые свидетели давали показания такого рода: «он слышал, что великий магистр и прочие признались в заблуждениях, но не знает, в каких».[671]

    Разумеется, это ответы тамплиеров, допрошенных в Париже после того, как 54 из них были отправлены на костер, но это ничуть не умаляет истинности того факта, что магистр действительно сделал некоторые признания. Однако на Кипре допрошенные тамплиеры не желали в это верить, а в Эльне, где тамплиеры напрочь отвергали все обвинения, Пьер Бледа, тамплиер из Мас-Деу в Руссильоне, энергично выразил мнение, широко поддержанное собратьями по заключению: «Если великий магистр ордена Храма сделал признания, какие ему приписывают, я со своей стороны никогда в это не поверю, он солгал своей глоткой и все исказил».[672]

    Но до роковой даты 12 мая 1310 г., когда 54 парижских тамплиера были преданы костру и сопротивление тех, кто хотел защитить орден, было сломлено, в показаниях и свидетельствах звучал иной тон. Прежде всего тамплиеры чувствовали себя свободней в речах, и некоторые могли позволить себе менее общепринятые высказывания о великом магистре. Из свидетельств, собранных с февраля по май 1310 г. в Париже, следует, что тамплиеры в целом доверяли своему великому магистру. Это было хорошо заметно, когда встал вопрос о назначении уполномоченных для защиты ордена.

    Папская комиссия позволила тамплиерам в разных тюрьмах, где их держали, посоветоваться, чтобы они выработали общую точку зрения по этому вопросу и назначили уполномоченного от каждого места заключения. Петр Болонский и Рено Провенский, оба капеллана, которые в конечном счете вместе с двумя рыцарями станут уполномоченными ордена, прежде всего 28 марта спросили: будет ли уполномоченный или уполномоченные назначены великим магистром, «коему все мы повинуемся»;[673] еще один заявил, что в защите ордена полагается на великого магистра;[674] тамплиеры, содержащиеся в доме приора Курне, 21 человек, сказали, что «у них есть глава и начальники, то есть великий магистр их ордена, коему они обязаны повиновением», но тем не менее изъявили готовность защищать орден, если великий магистр этого не сделает.[675] Таких ссылок можно привести еще много. В завершение процитируем три высказывания. Те, кто содержался в доме Жана Росселя, попросили, прежде чем вынести решение о назначении уполномоченных, возможности «повидаться с магистром Храма и братом Гуго де Перо, командором Франции, и всеми достойными людьми, братьями Храма, дабы посоветоваться…».[676] Тамплиеры, содержащиеся в Сен-Мартен-де-Шан (их было тринадцать), заявили, что «у них есть глава, каковому они подчиняются», и что они «верят, что их великий магистр добр, справедлив, честен, верен и чист от заблуждений, в каковых его обвиняют».[677] Граф Фридрих из Майнца, командор Храма в зарейнских землях, провел за морем более двенадцати лет. Он долго жил рядом с великим магистром, был его соратником и вернулся на Запад вместе с ним. «Он всегда вел себя и до сих пор ведет как добрый христианин — настолько добрый, насколько возможно быть таковым».[678]

    Из этих противоречивых (в частности, потому, что они отражают ситуацию в разное время и в разных местах) свидетельств следует, что тамплиеры, в тот или иной момент признавая заблуждения, как правило, лично Жака де Моле не обвиняли — даже те, кто, давая показания, более или менее упорно скрывал некоторые обычаи ордена. Если на допросах тамплиеров спрашивали, когда в ордене были введены эти сомнительные обычаи, мало кто давал четкий ответ. Во многом путаясь, упоминали того или иного великого магистра, Боже, Берара, самого Моле, но это редко. Чаще всего в этом тамплиеры неофициально обвиняли сам орден или, точнее, то, что я бы назвал системой.

    Тем не менее это не освобождает Жака де Моле от ответственности, и этим вопросом я хотел бы завершить книгу.


    Ответственность Жака де Моле


    Моле не смог спасти свой орден. Имел ли он такую возможность? Не факт, но исключать этого нельзя. Жаку де Моле в период, когда он занимал пост магистра ордена Храма, приходилось сталкиваться с проблемами и делать выбор; иногда он делал хороший выбор, иногда — менее удачный и даже плохой.

    Выбор союза с монголами был правильным. Многие историки — не специалисты по крестовым походам и военно-монашеским орденам и по сути немногочисленные исследования и публикации последних лет, сделанные англосаксонскими и израильскими историками, по-прежнему машинально повторяют, что в 1291 г. все было кончено, крестовые походы утратили смысл, орден Храма (любопытно, что только он) больше был не нужен; заодно уж добавляют, что тамплиеры в массе своей вернулись в Европу со своими грубыми солдафонскими манерами — они пили (как тамплиеры), не стесняясь целовали в губы мужчин и женщин (берегись поцелуя тамплиера), а в Германии их сделали едва ли не держателями публичных домов (Теmpelhof, и уж конечно, они были банкирами Европы. Все попытки хотя бы придать новые оттенки этим общим местам до сих пор не удавались. Итак, в 1291 г. орден Храма стал бесполезен, а в 1292 г. бедного Жака де Моле выбрали главой организации, которую как раз пришла пора сдавать на слом. А значит, то, что случилось в 1307 г., несложно было предвидеть. Все знают, что нет дыма без огня, но историку следовало бы постоянно задаваться вопросом: кто же развел огонь? А ведь кто зажег последние костры Храма, известно хорошо!

    И все-таки — нет, в 1291 г. еще не все кончилось! Крестовый поход, идея крестового похода — это было настоящее и даже будущее. Возможно, скорее в той форме, какая преобладала в XII и XIII вв., — ее начал изменять Людовик Святой. Крестовый поход должен был уступить место миссии, обращению словом; менялись противники, появлялись новые территории. Но говорить, что об Иерусалиме и прочих святых местах Сирии и Палестины больше не думали, несерьезно. В конце XIII и начале XIV вв. еще оставался шанс — союз с монголами. Пока этот шанс был реален, то есть до смерти Газана в 1304 г., крестовый поход на Иерусалим оставался возможным. Скажу даже, что шансы на успех никогда не были так велики, как в 1299-1303 годах. И надо отдать должное Жаку де Моле, который более, чем другие — папа, король Франции, орден Госпиталя и т.д., — поверил в эту возможность и попытался ее реализовать.[679]

    Но после 1304 г., даже если еще в 1307 г. в Пуатье прибыло монгольское посольство, стратегия союза с монголами была уже мертва и отброшена; надо были предлагать что-то другое, и придется сказать, что придумать его уже не могли — проект Моле был чисто традиционным, проект Вилларе — немногим новее. Во время обсуждения этих проектов с папой Фульк де Вилларе начал завоевание Родоса, на что понадобится четыре года усилий. В 1306 г., когда Моле, а потом Вилларе отправлялись на Запад, еще никто не мог сказать, что из этого выйдет. Тирский Тамплиер, всегда прозорливый, выдержал необходимую краткую паузу, прежде чем написать:

    Сим манером Господь ниспослал милость благородному магистру Госпиталя и достойным людям дома, дабы они владели сим местом вполне свободно и вполне вольно, и пребывало бы оно в их власти и вне зависимости от прочей власти, и да поддержит их Господь Своей великой милостью в их благих делах, аминь.[680]

    К тому моменту Жак де Моле находился в тюрьме, а орден Храма был сломлен. Значит, судить о последних годах Моле надо не в сопоставлении с завоеванием Родоса и госпитальерской инициативой, а исходя из его поведения во время бури, которая обрушилась на его орден.

    Первая ошибка Жака де Моле поначалу, возможно, была всего лишь неудачей. Он не сумел реформировать орден Храма и, конечно, начал не с того, с чего следовало, о своем желании провести реформу Жак де Моле несомненно объявил осенью 1291 г. на Кипре. В начале первой поездки на Запад, в ходе генерального капитула в Монпелье в августе 1293 г., он добился согласия на такие реформы, которые иные могут назвать «реформочками». Это могло бы стать началом процесса; это стало его концом. А ведь у ордена был один несомненный недуг, о котором, как я думаю, Жак де Моле знал, но не сознавал ни масштабов его, ни последствий. Этот недуг был вызван скабрезным ритуалом, включенным в церемонию приема. Показания тамплиеров на процессе нельзя, конечно, принимать за чистую монету. Жак де Моле, напомню, признал там лишь два факта, а именно отречение и плевок на крест (фактически в сторону). Этот ритуал, представляющий собой издевку над новичками, в карьере тамплиера случался лишь раз, во время его приема; его не всегда проводили целиком и чаще, чем думают многие, не проводили вообще.[681] Были, конечно, извращенцы, хватавшие здесь через край, как во всяком издевательстве над новичками, — к таким принадлежал Жерар де Вилье, магистр Франции в последние годы.

    Когда с 1305 г. за эту проблему ухватились французский король и папа, вопрос реформирования ордена вышел за пределы выяснения, надо ли по-прежнему есть мясо трижды в неделю или нет. Реформировать орден значило искоренить скабрезные обычаи в практике приема. А Жак де Моле этого не сделал.

    Может быть, он не смог. Я уже говорил, что считаю его больше похожим на Тома Берара, великого реформатора, чем на Гильома де Боже. Возможно, он натолкнулся на препятствия внутри ордена. Гуго де Перо, например, не был достаточно сильным соперником или противником, чтобы помешать ему управлять орденом и вести политику сообразно его взглядам (я имею в виду союз с монголами), но был достаточно влиятелен во Франции, чтобы заблокировать программу амбициозных реформ. Во всяком случае, Жак де Моле недостаточно настаивал на осуществлении этой программы реформ, окрыленный первоначальным «состоянием благодати» и надеждами, вынесенными из первой поездки на Запад.

    Но, может быть, он не хотел? Может быть, он никогда не думал об этом? Потому что не сознавал — ни он, ни другие тамплиеры, — всей тяжести фактов. Это было традицией, никаких последствий от этого не ждали. На это закрывали глаза не только тамплиеры. Что следует думать о тех братьях-францисканцах или доминиканцах, которые, по словам многих тамплиеров, — исповедовавшихся у них после того, как столкнулись во время приема с этими унизительными и предосудительными обычаями, — выражали удивление, возмущение и чаще всего недоверие, но ограничивались тем, что предписывали брату-грешнику несколько дополнительных постов в течение года? По-видимому, ни один из грозных искоренителей ереси, какими слыли доминиканцы, не ощутил потребности присмотреться поближе к этим обычаям и разоблачить их. Это позволяет лучше понять, как представление, что «все не столь серьезно», смогло прочно внедриться в умы тамплиеров и их руководителей. Это и на самом деле было не столь серьезно! К такому выводу с облегчением пришла папская комиссия. Но между тем король и его советники рассудили иначе и сделали из этих обычаев базу для атаки на орден Храма. Работа папской комиссии выявила истинные масштабы вещей, но было поздно — орден уже умер.

    Жак де Моле стал заложником этой ошибочной оценки. Он не мог не «признать» этих обычаев (пусть сведя их к минимуму), а значит, не мог помешать королю и его агентам использовать это признание против него и его ордена так, как те это сделали. После этого уже ни его собственная судьба, ни судьба ордена от него не зависела. Он оказался между двух рифов: ему оставалось либо подтвердить свои признания и лишиться еще толики уважения к себе, либо отказаться от них с риском обвинения во лжи и повторном впадении в ересь. В большей степени это, чем слабость или страх перед мучениями, и объясняет перемены в его показаниях, пусть даже он тут и там поминает боязнь пыток, — надо же было сохранить лицо! Он безуспешно пытался выбраться из ловушки, которую расставили Ногаре и Плезиан, но одну из составных частей которой им предоставил сам орден Храма. Ему показалось, что он нашел решение, когда с 28 ноября 1309 г. он отказался участвовать в процессе, запущенном буллой «Faciens misericordiam», и сотрудничать с папской комиссией. Замкнувшись в молчании, он исключил себя из процесса и больше не влиял на ход событий.

    Жак де Моле не сумел реформировать свой орден, потому что не смог верно оценить тлетворное влияние приемного церемониала на самих тамплиеров. Об этом свидетельствуют упреки многих тамплиеров: по их словам, задачей разоблачения этих заблуждений и их искоренения явно пренебрегали. Упреки по чьему адресу? Магистров, сановников, но и упреки себе самим. Закон молчания внутри ордена Храма соблюдался безоговорочно. Жак де Моле, надо отдать ему должное, умер за свои идеи — за те, в которых его воспитали в ордене Храма, за те, в которые он продолжал верить, став великим магистром: крестового похода, Святой земли, независимости ордена. Может быть, эта верность идеям, его упрямство тоже способствовали гибели ордена Храма? Отчасти — да.

    В самом деле, Жак де Моле совершил и другую ошибку, задолго до процесса, отвергнув объединение орденов. Его мотивы не заслуживают презрения, даже если доводы против объединения он изложил очень неуклюже. Известна фраза, которую юный Танкреди говорит князю Салине в «Леопарде» Лампедузы: «Если мы хотим, чтобы все продолжалось, сначала надо, чтобы все изменилось». Это правило mutatis mutandis [изменив то, что следует изменить (лат.)] можно применить к проблеме, вставшей перед орденом Храма, — Храм должен был исчезнуть, чтобы выжить. Ему нужно было объединиться с орденом Госпиталя, чтобы независимый военно-монашеский орден под опекой одного только папства имел шансы сохраниться. Конечно, Жаку де Моле было не просто решиться на это, ведь он хорошо видел, что' предполагает такое объединение: «Это значит поступить очень враждебно и очень сурово, вынудив людей […] изменить свою жизнь и нравы либо избрать другой орден, если они этого не хотят».[682] От Храма требовали не объединиться с Госпиталем, а влиться в Госпиталь, раствориться в Госпитале. И каждый хорошо знал, что предложенное в то время объединение орденов должно завершиться созданием военного ордена, подчиненного королю Франции, чьим главой может стать король, а если нет, то непременно один из его сыновей. Жак де Моле этого не хотел. И можно ли верить, что такого решения проблемы объединения орденов желали Фульк де Вилларе и Климент V, не говоря уже об Эдуарде I или Хайме II?

    И тем не менее, отвергнув объединение орденов, Жак де Моле не дал папе, Вилларе, самому себе возможности разыграть карту, которая, как я считаю, была сильнейшей. Объединение орденов, если бы папа достаточно быстро договорился о нем с их главами, могло обуздать амбиции короля Франции и помешать ему провести в жизнь свои гегемонистские планы. Конечно, был риск, что затея провалится и все суверены христианского мира потребуют того же, чего требовал король Франции. Тогда бы объединенный орден раскололся на соответствующее число национальных орденов.

    Отметим, что уничтожение ордена Храма не позволило достичь цели, которую перед королем ставили Рай-мунд Луллий или Пьер Дюбуа и которую он, похоже, одобрял сам, — создания единого ордена под его контролем. Во Вьенне папа сумел добиться согласия на передачу имуществ Храма Госпиталю вопреки воле французского короля. И, как ни парадоксально, в двух государствах, где суверены, отвергнув идею объединения Храма с Госпиталем, решили создать у себя в государстве единый орден, не осудив Храм и не уничтожив его, они частично добились успеха. В Арагонской короне это удалось только в королевстве Валенсия, где был создан орден Монтесы, объединивший владения Храма и Госпиталя, но в Каталонии и в Арагоне имущества Храма получил Госпиталь. В Португальском королевстве слияния Госпиталя и Храма не произошло: имущества и дома ордена Храма были переданы новому ордену Христа, и бывшие тамплиеры стали (снова — ведь они назывались так первоначально) рыцарями Христа.

    Последняя ошибка Жака де Моле, совершенная на сей раз во время процесса, состояла в том, что он положился на суд папы. Я уже изложил причины его метаний в ходе допросов. С ноября 1309 г. он пытался выбраться из ловушки, целиком положившись на папский суд. Впрочем, все тамплиеры точно так же наивно доверились словам Климента V. Решив отныне молчать перед папской комиссией, Жак де Моле исключил себя из игры; поэтому он не принял участия в великом порыве тамплиеров в начале 1310 г., остался непричастным к этой трогательной попытке защитить и спасти орден. А ведь он был главой этого ордена, тамплиеры ему еще доверяли. Он не выполнил своих обязанностей до конца, предал доверие тамплиеров. У него не было особой свободы маневра, но, возглавив движение, он бы усилил его, и кто знает, какие последствия повлекло бы за собой такое решение! Он тоже рисковал бы попасть на костер. Возможно, он еще не был готов к этому?

    Через четыре года он был готов. Бунт оказалась напрасным, но это было красиво.

    «Моле жил во время, когда орден нуждался в руководителях, которые были бы героями; увы, он был всего лишь бедным и хорошим человеком», — писал Жорж Лизеран.[683] Это суждение стало традиционным, но оно отчасти ложно. Был ли нужен герой? Нет, скорей хитрец, кто-то вроде Ногаре. «Героев» такого рода орден Храма не порождал.

    До самого 1306 г., когда надо было выполнять миссию, ради которой создавался орден Храма, — нести военную службу во имя церкви, крестового похода и освобождения Иерусалима, — Жак де Моле выполнял ее блестяще. Но когда стало надо лавировать среди рифов, разгадывать маневры короля, Ногаре или Плезиана, противостоять инквизиции, Моле уже оказался не на высоте. Эта ситуация отчасти связана с прежними ошибками; виноват в ней также недостаток интеллекта у великого магистра и, надо признать, у тамплиеров вообще. Жак де Моле уже был не на уровне ситуации, но его и избирали не для этого. А был ли тогда в ордене человек, который мог бы выйти на уровень ситуации? Могут назвать имя Гуго де Перо. Но, хотя он лучше, чем Моле, знал хитросплетения тогдашней европейской политики, непохоже, чтобы он обладал достаточным масштабом личности, и его поведение на процессе это показывает.

    Героизм под стенами Акры и в темницах Филиппа Красивого — одно и то же? Сомневаюсь. Как вести себя геройски перед Гильомом де Ногаре? Жак де Моле принадлежал к старинному и мелкому дворянству, не к баронам. Пребывание в рядах ордена Храма способствовало возвышению новых людей, подобных выходцев из мелкого и среднего дворянства. К этой категории относились все великие магистры ордена. Из таких был и Жак де Моле. Несомненно, его не расстраивало положение, которого он достиг, — руководство одним из самых престижных орденов христианского мира, возможность поддерживать отношения с папой, королями, князьями. Не закружилась ли у него голова? Не особенно. Человек пожилой (не забудем, что, когда на орден обрушилась буря, ему было между шестьюдесятью и семьюдесятью), опытный, осторожный, он долгие годы руководил орденом мудро, разумно и проявляя здравый смысл. Наконец, ему хватило ума понять, что он попал в ловушку, но не достало проницательности из нее выбраться. Во всяком случае, он, не желая и не зная этого, спас церковь, пожертвовав собой: Климент V, оставив на произвол судьбы Жака де Моле и его орден, добился от Филиппа Красивого отказа от идеи провести процесс осуждения памяти Бонифация VIII — папы, с которым Жак де Моле поддерживал столь хорошие отношения.


    Примечания:



    6

    Mich. II. P. 244-420. — Forey, A. J. Towards a profile of the Templars In the early fourteenth century // The Military orders. Vol.l. Fighting for the faith and caring for the sick. Edited by Malcolm Barber. Aldershot: Variorum, 1994. Vol. I. P. 200 и далее.



    66

    Mich. I. P. 42-45. — G. Lizerand, Le Dossier… P. 167.



    67

    Baluze. T. II. P. 156-160. Перевод [на французский]: Leroy S. Art. cit.. (прим. 13). Р. 211 и далее.



    68

    См. издания по общей истории ордена Храма: Barber, Malcolm. The new knighthood: a history of the Order of the Temple. Cambridge: Cambridge university press, 1994. —Demurger, Alain. Les Templiers: une chevalerie chretienne au Moyen age. Paris: Ed. du Seuil, 2005. — Nicholson, Helen. The knights templar: a new history. Stroud: Sutton, 2001.



    660

    Mich. I. P. 42. — Перевод: G. Lizerand, Le Dossier… P. 164: «ipse erat miles Illiteratus et pauper…»



    661

    Ibid. P. 389. — Перевод: Le Proces des templiers traduit, presente et annote par Raymond Oursel. Paris: Denoel, 1955. P. 181.



    662

    См. Приложение. Корпус писем, №№ 5, 10, 12 и 18.



    663

    Там же. № 10.



    664

    Там же. № 9. Дальмау де Роккаберт был освобожден после упразднения ордена Храма, в 1313 году.



    665

    ACA. Cane., CRD Jaime II (Templarios), 139, n° 242, датировано 5 января 1307 г, Кандия.



    666

    Forey, A. J. Constitutional conflicts and change In the Hospital of St John during the twelfth and thirteenth centuries // Forey, Alan John. Military orders and crusades. Aldershot: Variorum, 1994. X. P. 15-29.



    667

    Frale, Barbara. L'ultimabattagliadeiTemplari. Roma: Viella, 2001. P. 47.



    668

    Forey, A.J. Art. cit. (прим. 7). P. 20-21.



    669

    GB. P. 417-418, 420-421 h 201.



    670

    Mich.. I. Р. 355, 7 января 1311 г.: «Полагает, что, если магистр что-то приказал, это соблюдалось во всем ордене». — 1Ыа. Р. 367, 8 января 1311 г.: «Полагает: то, что великий магистр со своим монастырем повелевал за морем, выполнялось и по сю сторону моря».



    671

    Ibid. I. P. 465.



    672

    Ibid. II. P. 436. — Перевод: Alart, Bernard. L'Ordre du Temple en Roussillon et sa suppression. Rennes-le-Chateau: P. Schrauben, 1988. P. 26.



    673

    Ibid. I. Р. 102.



    674

    Ibid. I. Р. 124.



    675

    Ibid. I. Р. 125.



    676

    Ibid. 1. Р. 152.



    677

    Ibid.Р. 116-117.



    678

    Raynouard, Francois-Just-Marie. Monumens historiques re-latifs a la condamnation des chevaliers du Temple et a 1'abolition de leur ordre. Paris: A. Egron, 1813. P. 269.



    679

    Поверили и некоторые другие: король Кипра, царь Армении, Оттон де Грансон, Эдуард I Английский.



    680

    ТТ P 323, раг. 678.



    681

    Уж если не отвергать безоговорочно никаких свидетельств, надо следовать этому принципу в отношении всех — и тех, кто описывал скабрезный ритуал, и тех, кто его отрицал.



    682

    G. Lizerand, Le Dossier… P. 5.



    683

    Lizerand, G. Les depositions du Grand Maitre, Jacques de Molay, au proces des Templiers (1307-1314) // Le Moyen Age. 17 [2e ser.] (1913). P. 106.







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх