• Реформатор Тома Берар
  • Отважный Гильом де Боже
  • Человек Анжуйцев
  • Сторонник независимости ордена Храма
  • Сторонник союза с мамелюками
  • Двусмысленная политика
  • Тамплиер Моле в магистерство Берара и Боже
  • 3


    1273

    ТОМА БЕРАР И ГИЛЬОМ ДЕ БОЖЕ.

    ДВА МАГИСТРА — ДВЕ ПОЛИТИКИ ОРДЕНА ХРАМА?

    Реформатор Тома Берар


    Тома Берар в качестве главы ордена Храма наследовал Рено де Вишье, умершему 20 января 1256 года. Вероятно, он был итальянцем, но на него претендуют и англичане.[102] Почти на все время его магистерства (он умер в 1273 г.) приходится период распада латинских государств под ударами Бейбарса и утраты большей части крепостей и владений ордена в Святой земле. Особую ответственность за этот разгром, который был, как мы видели, всеобщим, возлагать на него нельзя. И то сказать, есть другие аспекты его магистерства, которые привлекли недостаточно внимания и которые надо уточнить.

    Оно (1256-1273) почти полностью совпадает по времени с магистерством Гуго Ревеля, стоявшим во главе ордена Госпиталя (1258-1277). Оба ордена соперничали; они проводили ощутимо разную, порой противоположную политику; во время войны святого Саввы в Акре 1256-1258 гг. они вошли в жесткое столкновение. Орден Храма тогда сражался на стороне пизанцев и венецианцев, госпитальеры — на стороне генуэзцев. Тома Берар (но не Гуго Ревель) также был великим магистром в период самого ожесточенного противостояния обоих орденов. Тем не менее можно полагать, что Берар и его коллега из ордена Госпиталя осознали смертельную опасность, грозившую франкам, потому что сразу же после войны святого Саввы между обоими магистрами было заключено первое соглашение.[103] Тот и другой стали инициаторами политики разрядки в отношениях между орденами и реформ внутри своих собственных орденов.[104]

    Ранее военные ордены несколько раз пытались разрешить свои споры, часто имеющие территориальный характер, либо путем достижения полюбовного соглашения, либо за счет обращения к третейским судьям. Конфликты из-за использования воды реки Нааман, вращавшей жернова тамплиерских мельниц в Рекордане и госпитальерских в Доке (близ Акры), побудили Берара и Ревеля просить решения арбитражной комиссии, составленной из папского легата, представителей Тевтонского ордена и из Жоффруа де Сержина, командира французского полка, впоследствии сенешаля Иерусалимского королевства. 19 декабря 1262 г. было заключено соглашение. В том же году с использованием аналогичной процедуры были улажены другие конфликты, прежде всего относительно Сидона и Маргата.[105]

    Естественно, эти соглашения не всегда корректно выполнялись, но желание разрешать конфликты мирным путем преобладало. В 1266-1267 гг. была начата новая процедура, рассчитанная надолго, — внутренняя процедура для трех больших военных орденов (Храма, Госпиталя и Тевтонского), которая предусматривала, что в случае споров между двумя сторонами они будут обращаться за арбитражем к третьей, и это будет касаться территорий всех латинских государств, а также Армении.[106] Тем не менее зависть и соперничество остались, пусть менее явно выраженные, чем раньше. В письме приору Сен-Жиля от 27 мая 1268 г. Гуго Ревель пишет, что крепость Арсуф «держалась не менее сорока дней, хотя была слабее, чем прочие крепости», в то время как «Бофор, столь мощный, что думали — он может держаться целый год, был захвачен за четыре дня».[107] Конечно, Арсуф принадлежал ордену Госпиталя, а Бофор — ордену Храма! Но это не мешало трем орденам действовать в данный период чаще всего согласованно.

    Оба магистра, Ревель и Берар, были также магистрами-реформаторами. Магистерство Гуго Ревеля было отмечено обнародованием многочисленных статутов, уставных или законодательных решений, принятых на собраниях генеральных капитулов ордена. Известны резолюции восьми капитулов, собранных в его магистерство и закончившихся обнародованием 105 статутов, половина из которых (51) была принята на капитуле 1262 года.[108] Что касается Тома Берара, он добавил к уставу ордена — около 1260 г. — сто тринадцать новых статей (равносильных статутам ордена Госпиталя), дополнивших главу о наказаниях в ордене Храма; это статьи 544-656, опубликованные под заголовком «Подробности и примеры наказаний». Речь идет не столько о нововведениях, сколько об уточнениях, дополнениях и примерах для иллюстрации законов ордена, касающихся проступков, которые совершают тамплиеры, и санкций, положенных за эти проступки.[109] В некотором роде о наборе прецедентов.

    Тома Берар, как и его коллега из ордена Госпиталя, сознавал, какое дурное впечатление могли производить на Запад — откуда поступали люди, деньги и помощь для Святой земли, — соперничество и распри между орденами, а также их предполагаемая (а порой и реальная) разболтанность в плане дисциплины. Контекст поражения от врагов-мусульман побуждал отдавать предпочтение провиденциальному представлению об Истории, в то время широко распространенному. Объясняя постоянные поражения христиан, ссылались на их грехи и справедливую божью кару, а мамелюков Бог якобы использовал в качестве орудия этой кары. Рико Бономель, тамплиер родом из Прованса, так выразил свои гнев и скорбь по поводу возникшей ситуации: «Воистину, кто хочет видеть, отдает себе отчет, что Бог поддерживает их [неверных]. Ибо Бог, каковой бы должен бодрствовать, спит, а Бафомет [Магомет] работает изо всей силы и заставляет действовать Меликадезера [Бейбарса]».[110]

    Отважный Гильом де Боже

    Тома Берар умер 25 марта 1273 г., «и магистром был сделан на 13-й день мая брат Гильом де Боже, каковой был за морем командором Храма в Апулии».[111] Тирский Тамплиер здесь многословней, если не точнее:

    И когда настал год от воплощения Христова МСС и LХХШ (1273), брат Тома Берар, магистр Храма, скончался, и магистром был сделан Гильом де Боже, каковой был мужем весьма благородным, родичем короля французского, и весьма тороватым и щедрым во многих смыслах и подавал богатую милостыню, о коем шла весьма добрая молва, и в его время Храм весьма почитали и страшились оного, а когда его сделали магистром, он был командором в Апулии, и пребывал еще за морем два года, посетив все дома Храма в королевстве Франции, и Англии, и Испании, и скопил большое сокровище, и приехал в Акру.[112]

    Гильому де Боже было тогда около сорока лет. Он был родом из Графства и происходил из шателении Боже близ Грея.[113] Один документ от 27 июня 1286 г. опровергает эту идентификацию. Генрих И, король Кипра и Иерусалима, только что высадился в Акре, и поселиться в королевском замке ему не дали «люди монсеньора короля Франции» (то есть анжуйцы). Генрих II возмущенно зафиксировал эту ситуацию в акте, и его поддержали магистры орденов и прелаты Святой земли, каждый из которых поставил свою печать внизу документа. В качестве печати ордена Храма была использована печать не с куполом, а с двумя всадниками на коне; с обратной стороны приложили личную печать Гильома де Боже — черного восстающего льва с червлеными когтями и языком в лазоревом поле.[114] Это герб семьи Божё-Форе. К какой же ветви этого большого знатного рода он принадлежал?

    Гишар IV, сир де Боже, женился на Сибилле де Эно, сестра которой Изабелла в 1180 г. вышла за французского короля Филиппа Августа. Тем самым Боже породнились с королями Франции, и Тирский Тамплиер не ошибался, сделав Гильома одним из их родичей. Родичем, конечно, весьма отдаленным, но родичем. У Гишара IV было два сына: старший, Юмбер V де Боже, коннетабль Франции, погиб в Дамьетте в 1250 г., второй, Гишар де Боже, был сеньором Монпансье. Исходя из этого, для магистра ордена Храма можно предложить два варианта восходящей линии родства.

    Возможно, он принадлежал к старшей ветви. Юмбер V оставил двух детей: Гишар V, сир де Боже с 1250 по 1265 гг., умер, не оставив потомства, так что его права унаследовала его сестра Изабелла, став дамой де Боже; она в 1247 г. вышла за Рено I, графа де Форе. Согласно некоторым генеалогиям, у этой супружеской четы было три сына: Гиг, старший, унаследовал графство Форе, Луи, второй, — сеньорию Боже, а Гильом, третий, был нашим магистром ордена Храма. Это генеалогия № 1. Одна фраза составителя «Хроники Тирского Тамплиера», в отношении которого я упоминал, что он был секретарем Гильома де Боже, как будто дает весомый аргумент в пользу этой версии: она упоминает о смерти короля Франции Филиппа III, случившейся в 1285 г. в Жероне, в Каталонии, а через несколько дней умер Луи де Боже, коннетабль Франции, и составитель добавляет: «Оный коннетабль был братом магистра Храма брата Гильома де Боже».[115]

    Возможно — это генеалогия № 2 — он принадлежал к младшей ветви Божё-Монпансье. Итак, Гишар, младший брат Юмбера V, женился на Катрин де Монферран; он умер в 1256 г., оставив нескольких детей: Юмбера, который участвовал в тунисском крестовом походе, стал в 1273 г. коннетаблем Франции и умер в 1285 г. в Арагоне, Гильома, который мог быть магистром ордена Храма, Эрика или Анри, сеньора д'Эрмана, маршала Франции, который скончался в Тунисе в 1270 г., и Луи, сеньора де Монферрана, также побывавшего в Тунисе и умершего в 1280 году.[116]

    Генеалогия № 1, которую предлагают чаще всего, придает не слишком большое значение младшей ветви — она только упоминает, что Юмбер, коннетабль, умер в 1285 г.; но в таком случае она не может сделать коннетаблем Луи, отпрыска старшей ветви. Если же следовать генеалогии № 2, Луи де Боже из генеалогии № 1 был наследником всех владений своего отца Рено и своей матери, то есть Форе и Божоле; однако он умер только в 1296 году.

    Таким образом, Тирский Тамплиер ошибся в идентификации коннетабля Франции, умершего в 1285 г.: это был Юмбер из ветви Монпансье, а не Луи из ветви Божё-Форе. Гильом де Боже действительно был братом коннетабля Франции, но этого коннетабля звали Юмбер. Путаница возникла, может быть, из-за того, что в Сицилии, при короле Карле I Анжуйском, находился некий Луи де Боже, имевший владения в Италии, но никак не связанный с родом великого магистра.[117]

    Но обнаружен другой факт, как будто свидетельствующий в пользу генеалогии № 1: на гербе Гильома де Боже, изображенном на печати 1286 г., нет турнирного воротника.[118] Согласно Ж.-П. Ломбару, это «могло бы означать [мы настаиваем на сослагательном наклонении], что он был главой старшей ветви своего дома, если только турнирный воротник не стал позже эмблемой союза Дрё-Божё».[119]

    Как бы то ни было, он находился в некоторых отдаленных родственных отношениях с королем Франции и, стало быть, с Карлом Анжуйским; но прежде всего он имел с последним политические связи, и в этом отношении его присутствие в Южной Италии в 1272 г. показательно. Магистр Госпиталя Гуго Ревель не заблуждался, когда в письме графу Фландрии Ги де Дампьерру, датированном 17 мая 1273 г., сообщал об изменении, произошедшем в руководстве орденом Храма:

    Истинно, что в минувшем марте Бог пожелал пресечь дни магистра Храма, брата Тома Берара […]. И после того, сир, достойные люди Храма избрали магистром и управителем своего дома брата Гильома де Боже, из почтения к государю королю Франции и к Вам[120]

    Гильом де Боже вступил в орден Храма до 1253 г.; его присутствие отмечено на Востоке в 1260 г., потому что в этом году он попал в плен после неудачного нападения на Тивериаду. Утверждается, что он был шателеном Бофора — замка, попавшего в 1268 г. в руки Бейбарса, командором Триполи (провинции) в 1271 г., потом, с 1272 г., командором Апулии, или Сицилии, то есть тамплиерской провинции, которая включала королевство Сицилию, завоеванное Карлом Анжуйским. Именно туда, уже после его избрания великим магистром, поехали его искать: согласно тому же Гуго Ревелю, посланцы, «достойные люди Храма направились туда и доставили ему кошель и буллу», то есть печать ордена. «Ираклий» приводит имена этих посланцев: Гильом де Понсон, замещавший магистра (его назначили заместителем), и Бертран де Фо. Брат Гефьер был сделан великим командором и в этом качестве руководил орденом в отсутствие Боже.[121] Согласно Тирскому Тамплиеру, Гильом де Боже нанес визит в коман-дорства Западной Европы, прежде чем занять свой пост; этот визит мог состояться в период с лета 1273 г. по весну 1274 г. или после Лионского собора, в конце 1274 г. или весной 1275 года. Это возможно, но такое турне не могло иметь ни масштаба, ни исчерпывающего характера, которые придает ему хронист.

    Во всяком случае, основная причина долгого пребывания Боже на Западе была иной — на это обращает внимание папа Григорий X. Он написал 13 октября 1273 г. патриарху Иерусалимскому, чтобы уведомить его: новый магистр не вернется до собора, который готовится в Лионе, потому что папа нуждается в его советах для обсуждения вопроса о крестовом походе.[122] Магистра ордена Госпиталя тоже пригласили, но он прислал своих представителей, тогда как Боже присутствовал лично. Собор (Второй Лионский) происходил с 7 мая по 17 июля 1274 года. Кроме вопроса о крестовом походе, там впервые рассматривался вопрос об объединении военных орденов, по крайней мере трех основных — Храма, Госпиталя, Тевтонского. Эта идея была отвергнута, но вопрос отныне будет витать в воздухе и в качестве одного из «дел» достанется в наследство Жаку де Моле, когда тот станет великим магистром. Папа в результате собора принял решение проповедовать общий крестовый поход, тогда как сам собор (в том числе Боже) почти единодушно отверг поход такого типа, предпочтя ему то, что тогда называли «частной переправой», то есть вспомогательную экспедицию, куда бы направились опытные воины, чтобы остаться на Святой земле постоянно. Смерть папы в 1276 г. прервала приготовления к этому большому крестовому походу, или «общей переправе».[123]

    Тамплиеры Востока беспокоились из-за долгого отсутствия магистра в столь сложный период, но их настойчивые обращения к папе ничего не дали. 3 октября 1274 г. они написали королю Англии, что ничего не знают о магистре и что тем временем заместитель магистра назначил Роберта де Тёрвилла магистром Англии и направил его на Запад.[124] В конечном счете в Акру Гильом де Боже прибыл только в конце лета 1275 г., но не 29 сентября, как написано в «Ираклии», а, как уточняет сам Боже в письме королю Англии, написанном 2 октября в Акре, — 15 сентября, после беспокойного переезда по Средиземному морю.[125]

    Для политики, которую будет проводить Боже до самой смерти в 1291 г., характерен серьезный отход от политики Тома Берара, хотя тот и другой защищали интересы ордена и его независимость. Боже внес в нее больше лихости, или дерзости, за счет меньшей осторожности.

    Эту политику характеризуют три аспекта:

    • Боже был человеком Анжуйцев, хозяев Сицилии;

    • он втянул орден в конфликты с христианскими державами, очень прискорбные для Святой земли и репутации ордена;

    • он пренебрегал монгольским вариантом, предпочитая политику перемирий и союза с мамелюками, которую считал более выгодной для франков и в первую очередь для своего ордена.

    Эти две последних черты его политики, естественно, совпадают с интересами Анжуйцев.

    Человек Анжуйцев

    Что это значило — быть человеком Анжуйцев?

    Карла, брата Людовика IX, графа Анжу и Мена, а также графа Прованса благодаря браку с Беатрисой, наследницей этого графства (сестрой королевы Франции и королевы Англии!), папа в 1265 г. облек властью над королевством Сицилия с задачей завоевать королевство и истребить последних представителей династии Штау-фенов, это «змеиное отродье». Хоть Фридрих II и был лишен титула императора (выборного) в 1245 г., но из его Сицилийского королевства изгнать его было труднее, так что после его смерти в 1250 г. его законный сын Конрад IV (1250-1254), а потом незаконнорожденный сын Манфред (1254-1266) держались там прочно. В борьбе против Манфреда папство прибегло к крестовому походу и нашло себе защитника в лице Карла Анжуйского. Коронованный в Риме королевской короной, Карл вступил в королевство в начале 1266 г. и разбил Манфреда при Беневенте 26 февраля. Тем самым он обеспечил себе власть над Южной Италией и Сицилией. 23 августа 1268 г. он одержал верх в сражении при Тальякоццо над последним Штауфеном, совсем юным Конрадином, сыном Конрада IV, и велел его казнить. Однако оставалась Констанция, дочь Манфреда и супруга короля Арагона Педро III, поэтому дело выглядело так, что все права Штауфенов теперь перешли к арагонской короне.

    Став королем, Карл I пошел по стопам предшественников. Все властители Сицилии строили грандиозные планы в отношении Средиземноморья: норманны в XII в., Генрих VI и его сын Фридрих II в XIII в., Карл Анжуйский — все обманулись «сицилийским миражем». Карл имел виды на Албанию и Эпир; он желал воссоздать константинопольскую Латинскую империю и приобрел права на франкское княжество Ахайя.

    Наконец, 7 июня 1277 г. он купил права на Иерусалимское королевство, на обладание коими претендовала Мария Антиохийская, которую тексты тех времен называют «барышня» (demoiselle); это повлекло за собой конфликт с королем Кипра Гуго III, также королем Иерусалима, которому этот сан пожаловала Высшая курия королевства. Карл I опирался на папу, на тамплиеров Гильома де Боже и на французский полк; поэтому его представитель Руджеро ди Сан-Северино смог вступить в Акру, не встретив никакого сопротивления. Из итальянских коммун его сразу же признала Венеция. В июле 1277 г. Жан де Монфор, сеньор Тира, союзник генуэзцев и сторонник Гуго III Кипрского, предпочел не спешить с нападением на Карла I и примириться с венецианцами. Он вернул им «казали» (деревни), которых они лишились в ходе последней кампании. Соглашение было заключено под покровительством Гильома де Боже (но в присутствии свидетелей-госпитальеров) «в поле», в шатре магистра ордена, в деревне Сомелария (Сумерия).[126]

    В 1279 г. Боже сумел не допустить Гуго III в Тир, что, разумеется, повлекло за собой ответный удар — король Кипра велел захватить владения Храма на острове.[127] С этого решения начался длительный кризис в отношениях между орденом Храма и кипрской королевской властью, проблема, которую унаследует и Жак де Моле, став великим магистром.

    Карл I, как и покойный Фридрих II, сохранял сердечные отношения с египетским султаном; так, он обращался к Бейбарсу, чтобы побудить его в 1272 г. заключить перемирие; после поражения, понесенного монголами при Хомсе в 1281 г., Руджеро ди Сан-Северино лично отправился поздравить победителя — мамелюкского султана Калауна. Точно так же он старался сохранить хорошие отношения с князьями Магриба, особенно с Тунисом. В этой связи уточним, что это не по его инициативе его брат, король Франции, предпринял крестовый поход против этого города.[128]

    Сторонник независимости ордена Храма

    Гильом де Боже не был всего лишь ставленником Карла Анжуйского; точнее, поддерживая политику последнего, он обеспечивал, не без риска, как показала ситуация с Кипром, самостоятельность своего ордена в Святой земле. Он вел себя как независимый сеньор и все чаще вмешивался в дела латинских государств, или того, что от них осталось.

    Орден Храма, в частности, принял активное участие в конфликте, в котором столкнулись граф Триполитанский (все еще остававшийся князем Антиохийским, даже после уничтожения княжества в 1268 г.) и его вассал Ги де Жибле. Тамплиеры располагали в пределах графства укрепленным городом Тортосой. Возможность для вмешательства ордену Храма предоставили смерть Боэмун-да VI в 1275 г. и малолетство его сына и наследника Боэмунда VII. Регентство поручили матери юного принца, тогда как опеку над последним осуществлял епископ Портосы. Это вызвало недовольство светской аристократии, которую возглавил сеньор Жибле, Ги II (из генуэзского рода Эмбриачи). Тамплиеры сначала выступали на стороне князя и его опекуна, но перешли в другой лагерь под влиянием епископа Триполитанского, в то время собрата в ордене Храма. Ги де Жибле и епископа Тортосы сделала противниками и одна частная история — невыполненное брачное обещание: после того как Ги похитил дочь богатого сеньора, обещанную его брату, но в конечном счете вышедшую за племянника епископа, сеньор Жибле прибег в Акре к помощи ордена Храма: «И сделался собратом Храма и вошел в большую дружбу с магистром братом Гильомом де Боже, каковой обещал ему помочь, насколько сможет».[129] И в самом деле, орден Храма предоставил помощь: кораблями, конными воинами, арбалетчиками. Дважды в 1277-1278 гг. Ги и тамплиеры пытались захватить Триполи. Тщетно.

    Тогда благодаря посредничеству магистра ордена Госпиталя, Никола Лорня, начались переговоры о перемирии. Они продолжались несколько месяцев, в течение которых не обошлось без инцидентов. С новой силой конфликт разгорелся в 1281–1282 годах. Ги де Жибле снова попытался проникнуть в Триполи, но из-за разногласий с тамплиерами города три его попытки потерпели неудачу; на третий раз он сумел ночью войти в город, но тамплиеры ждали его в другом месте, и он был захвачен в плен людьми графа. 18 февраля 1282 г., переправленный в ближний замок Нефин, «сир Ги, прежде сеньор Жибле, молвил и признался, что трижды пытался взять Триполи…»

    При этом признании, сделанном в присутствии нотария, Ги де Жибле — в его положении это понятно! — дал обвинительные показания против Гильома де Боже и тамплиеров. Он изобразил их подстрекателями всех нападений на Триполи, а себя представил безропотным исполнителем, которым манипулировал Боже.[130] Тот якобы стремился взять Триполи под контроль и тем самым приобрести новый оборонительный бастион на побережье, какими уже были Шато-Пелерен, Сидон и Тортоса.

    Боэмунд VII был беспощаден: Ги де Жибле и его брата посадили в яму, где они умерли от голода, а всем генуэзцам, захваченным в городе Триполи, выкололи глаза. Признание Ги интересно в том отношении, что оно выявляет несовершенство «военной техники» того времени: почтовые голуби и зашифрованные послания, световые сигналы и осветительные ракеты, тайные встречи — всё было испробовано, чтобы обеспечить безупречную координацию действий тамплиеров Триполи, тамплиеров вне города и Ги де Жибле, но ничто не сработало так, как предусматривалось!

    Действия Гильома де Боже против монархов Кипрского и Иерусалимского королевств, а также Триполитан-ского графства отчасти объясняются его политикой по отношению к мамелюкам.

    Сторонник союза с мамелюками

    Гильом де Боже был избран в момент, когда только что было заключено общее перемирие между Бейбарсом и Гуго III Кипрским при посредничестве Эдуарда Английского. Оно допускало заключение частных перемирий между мамелюкской державой и той или иной христианской территорией. Следует напомнить, что мусульманские государства могут иметь два вида отношений с немусульманами: в пределах дар аль-ислам (дома ислама) немусульмане имеют статус зимми (покровительствуемых), который гарантирует им свободу вероисповедания и уважение к их законам и обычаям в обмен за выплату джизьи, или дани. За пределами дар аль-ислам находится земля войны, которую следует завоевать и включить в дар аль-ислам. С немусульманами этих территорий не может быть мира, а только перемирия, при которых стороны признают соотношение сил, всегда связанное с конкретным моментом и подверженное изменениям. За три последних десятилетия своего существования франкские государства несколько раз просили о перемирии; имеются тексты одиннадцати таких соглашений, заключенных с 1267 по 1290 гг., но известно, что их было по меньшей мере еще два.[131] Два из них были общими — перемирие 1272 г., продленное в 1283 г.; сохранился как раз текст последнего.[132]

    Самыми многочисленными были частные перемирия. Бейбарс и Калаун, его преемник, очень хорошо понимали политическую и территориальную ситуацию на франкском Востоке: тесное соседство (если можно так сказать, потому что границы территорий порой менялись!) княжеств или сеньорий, сообществ, где каждый был сам за себя и пытался сохранить свои позиции под покровом перемирия, выклянченного у султанов. Тамплиеры и госпитальеры заключили четыре перемирия — по два на орден.

    Хронология этих соглашений выявляет многие причины таких перемирий. В 1266 г. Бейбарс захватил тамплиерский замок Сафед; госпитальеры, встревожившись, обезопасили себя на севере — перемирие 1267 г. защитило их замки в Триполитанском графстве; взамен они отказались от дани, которую взимали с земель секты ассасинов. Тем не менее в 1271 г. пал Крак-де-Шевалье. Ордены Храма и Госпиталя совместно попросили о перемирии, чтобы защитить крепости, которые еще оставались у них в графстве: Тортоса — у тамплиеров, Маргат — у госпитальеров. Хронист аль-Юнини (1242-1326) пишет:

    Когда Крак-де-Шевалье был взят, владетель Тортосы [которая принадлежала тамплиерам] написал Бейбарсу, прося о заключении перемирия, и прислал ему ключи. Он заключил с ним мир на основе уступки половины зерна, производимого на его территории, и поместил там постоянного надзирателя. Из Маргата прибыли послы госпитальеров, и он заключил с ними перемирие на той же основе раздела доходов. Это было 1-го числа месяца рамадана 669 г. [13 апреля 1271 г.], и перемирие было заключено на десять лет, десять месяцев и десять дней.[133]

    Через одиннадцать лет тамплиеры возобновили этот договор, уже касавшийся только Тортосы, города и его порта, опять-таки на 10 лет, 10 месяцев и т.д.[134]

    Таким образом, политика Боже состояла в том, чтобы выигрывать время, продлевая свою власть над территориями, которые были уже урезаны, но которые еще можно было защитить благодаря сильным прибрежным крепостям, за счет уступок, еще сокращавших эти земли. Связь между этими анклавами осуществлялась по морю, как видно по сношениям между тамплиерами и Ги де Жибле: из Акры или Сидона к Жибле, от Жибле к Триполи все поступало только на кораблях.

    Эта «система перемирий» могла быть длительной только при двух условиях: что мамелюки будут заняты на другом фронте и что завязанные с ними отношения будут поддерживаться.

    Первое условие осуществилось благодаря монголам. В самом деле, преемники Хулагу во главе государства Ильханов не отказались от мысли победить мамелюков. В 1277 г. Бейбарс потерпел от них поражение (без тяжелых последствий). В 1281 г. хан Абака предпринял новое наступление на Сирию. Армянский царь Киликии еще раз помог ему, и еще раз франки Иерусалимского королевства проявили в отношении монголов то, что я назвал бы «враждебным нейтралитетом». Алеппо был снова оккупирован, Дамаск оказался под угрозой. Но в ноябре сражение при Хомсе (первое) завершилось новым поражением монголов.

    Армяне еще раз испытали на себе гнев мамелюкского султана, а франки Иерусалимского королевства палец о палец не ударили ради них. Но ответный удар Калау-на был умеренной силы: монголы не сложили оружия, и когда со смертью Абаки в 1284 г. ханом государства Ильханов был назначен Аргун, открытый сторонник христиан и ярый враг мамелюков, эта ситуация могла только побудить султана сосредоточиться на борьбе с главным врагом.

    Постоянные поражения, которые монголы терпели от мамелюков, требуют объяснения. В первую очередь надо напомнить, что это касается только государства Ильханов и что его властители по-прежнему оглядывались на Каракорум, на смену его великих ханов, неизменно происходившую в сложных обстоятельствах. К тому же государство Ильханов соперничало с Золотой ордой (или Кипчаком[135]). Не забудем, что оба эти ханства контролировали конечные отрезки важных торговых путей, позволявших достичь Китая и Дальнего Востока: монгольского пути на севере, завершавшегося на нижней Волге, а потом у Черного моря, и шелкового пути, который через Тебриз, столицу Ильханов, вел в Аяс (или Лаяццо), порт Малой Армении. Монголы Золотой орды очень скоро обратились в ислам и попытались проникнуть южнее Кавказа, к Тебризу. Внутри обширной монгольской империи даже образовалось два лагеря — ханства, союзные с Ильханами и Китаем, против ханств Золотой орды и Джагатая[136] (Центральной Азии), в то время как за пределами монгольского мира возник союз между мамелюками, Золотой ордой и Византийской империей. Не забудем, что тюркских рабов, из которых состояла маме-лкжская армия, в основном набирали в Кипчаке. Поэтому Ильханы постоянно были вынуждены опасаться ударов с севера (со стороны Золотой орды), и очень часто угрозы на этом фронте (который умело активизировала мамелюкская дипломатия) вынуждали их откладывать, прерывать наступление или сокращать его масштабы.

    К этому добавляется объяснение военного характера, более общее. Монгольская армия была армией всадников, и пустынный характер обширных территорий Месопотамии и Сирии, которые надо было пересечь, чтобы напасть на мамелюкскую империю, создавал затруднения для прокорма их верховых животных.

    Хорошо видно, что союз с монголами государства Ильханов франкам должен был казаться естественным. Это поняли христианские государства Севера, в первую очередь Киликийская Армения, но также Триполитан-ское графство. Эту промонгольскую политику поддержали даже братья некоторых военных орденов из этих областей, во всяком случае, триполитанские госпитальеры, отправившие свой контингент на сражение при Хомсе. Кстати, с тех пор Калаун, когда только мог, перемирие не перемирие, сводил счеты с этими госпитальерами: 25 мая 1285 г. пала их последняя крупная крепость.

    В Иерусалимском королевстве союз с монголами не всегда стоял на повестке дня, и франки старались поддерживать хорошие отношения с мамелюками (все относительно!): в 1281 г., когда Калаун вел с франками переговоры о возобновлении перемирия 1272 г., против него был организован заговор. Франки прознали о нем и предупредили султана. Известно, что после сражения при Хомсе Руджеро ди Сан-Северино приезжал поздравить победителя Калауна в его лагерь. С давних пор в условиях перемирий, заключаемых с султаном, предусматривалось, что в случае крестового похода, идущего с Запада, франки могут приостановить действие перемирия; но впредь они должны были уведомлять султана о продвижении и целях означенного похода!

    Не отставал и Боже, поддерживая добрые отношения с султаном Калауном, — известные всем и, по крайней мере поначалу, не смущавшие высший свет на латинском Востоке, потому что порой они оказывались очень полезными. Вот пример.

    Армяне после сражения при Хомсе, в котором они поддержали монголов, имели все основания бояться мамелюков. Тем не менее реакция последних — я уже говорил, почему — была сдержанной; но Калаун отказался вступать в переговоры с царем Армении Левоном II, тогда как тот желал заключить перемирие. Левон обратился к тамплиерам, и вот как этот эпизод описывает мусульманский автор. Дело происходило в 1285 г.:

    В то время как наш повелитель султан осаждал замок Маргат, к нему явился командор тамплиеров Малой Армении с устным посланием от владетеля Сиса [столицы царства]. Он передал письмо от царя и другое — от магистра тамплиеров, содержавшее прошение владетеля Сиса, где тот просил прощения за свое поведение и приносил свои извинения. Суть прошения сводилась к тому, чтобы послы Левона могли явиться ко двору султана, а причина, по которой его представил магистр, состояла в том, что всякий раз, когда послы царя появлялись при дворе, их арестовывали и задерживали и никогда не давали им ответа. Поэтому царь ловко попросил о помощи магистра тамплиеров, и, таким образом, в качестве посредника приехал командор, чтобы успешно завершить дела.[137]

    В конечном счете, на драконовских условиях, султан заключил перемирие с армянами 6 июня 1285 года.[138]

    Тем не менее Гильом де Боже не был наивен, хорошие отношения с мамелюками должны были приносить ему компенсацию — сведения. Магистр ордена Храма располагал осведомителями в Каире, в самом совете султана; правда, «источники, достойные доверия», он имел почти повсюду. В Каире таковым был эмир Салах, на самом деле Бадр ад-Дин Бакташ аль-Фахри, один из доверенных людей султана в сфере вооружения.[139] Поэтому, когда в 1289 г. Калаун решил в одностороннем порядке разорвать перемирие и напасть на Триполи (он не забыл об участии графа в военных действиях монголов), Гильом де Боже получил об этом информацию:

    …один эмир, каковой был стар и являлся одним из четырех, на коих держалась страна язычников, передал эту новость монсеньору магистру Храма, и носил сей эмир имя Гемир Салах, имел он обыкновение предупреждать магистра Храма на благо христиан, когда султан желал как-либо уязвить последних, и стоил он магистру хороших даров каждый год, когда посылал ему [сведения].[140]

    Двусмысленная политика

    Тем не менее у политики Боже были свои пределы. Поддерживать Анжуйцев становилось все трудней с тех пор, как в 1282 г. король Карл I, столкнувшись с коалицией, в которую входили византийский император Михаил VIII, король Арагона Педро III и восставшие сицилийцы (после Сицилийской вечерни 30 марта 1282 г.), утратил контроль над Сицилией.[141] Втянувшись в долгую и безнадежную войну за отвоевание своих земель, Карл I, а потом его сын Карл II (1285-1309) уже почти не занимались Иерусалимом и предоставили своим представителям в Акре, Руджеро ди Сан-Северино, а потом Эду Пуалешьену, выпутываться как смогут. Так что со смертью Карла I в 1285 г. король Кипра Генрих II без особых затруднений мог вернуть себе корону Иерусалима. Он провел переговоры с Гильомом де Боже, и Тирский Тамплиер сообщает: «Настала нужда в соглашении, каковое соглашение впервые было написано моей рукой».[142]

    В следующем году население Акры встретило Генриха II пылко и с радостью. Магистры трех военных орденов, собравшись в резиденции Храма, договорились оказать нажим на Эда Пуалешьена, укрепившегося со своими сторонниками в замке, «и добились того, что мессир Эд Пуалешьен пообещал сдать замок трем орденам… и четыре дня спустя замок был сдан, и он [король Генрих II] поселился в оном».[143] А 15 августа 1286 г. Генрих был коронован иерусалимской короной в Тире — традиционном месте королевских коронаций. Восточные франки вновь объединились, но слишком поздно! с анжуйским уклоном было покончено, но на Кипре уже никогда не забудут слишком деятельного участия Боже и тамплиеров в союзе с Анжуйцами.

    Что касается политики хороших отношений с мамелюками, она никогда не встречала единодушной поддержки, пусть даже многие из тех, кто тогда ее критиковал, были прожженными лицемерами.

    Когда эмир Салах предупредил Боже о неминуемом нападении Калауна на Триполи, магистр ордена Храма сообщил об этом властям города. Полагая, что их защищает перемирие, «оные из Триполи», по выражению Тирского Тамплиера, ему не поверили, и некоторые говорили «дурные слова о магистре, каковой делал сие, дабы их напугать». Когда армия мамелюков вступила на франкскую территорию, Боже сделал еще одну попытку и послал брата Редкёра (Руя де Куэро), рыцаря, занимавшего в ордене важный пост — командора Триполи, еще раз предостеречь город. Некоторое время еще спорили, «верить или нет», и наконец поверили.[144]

    Слишком поздно. 26 апреля 1289 г. Триполи пал. Подозрительность проявилась и тогда, когда в следующем году Калаун начал готовиться к окончательному наступлению на Акру. Власти города опять-таки полагались на перемирие. Калауну было плевать на последнее, и он уже начал приготовления, когда глупый поступок группы ломбардских крестоносцев, недавно высадившихся, дал ему оправдание, в котором он не нуждался: эти крестоносцы перебили в Акре мусульманских купцов (а заодно и сирийских христиан, походивших на таковых). Поведение Боже опять-таки было двусмысленным. Он предложил совету, — который собрался, чтобы рассмотреть требования, выдвинутые Ка-лауном после этого преступления, — выдать всех, кто в тюрьмах Акры (как в королевских, так и в орденских и венецианских) «должен умереть за свои злодеяния, и сказать, что оные и нарушили перемирие, убив подлых [в смысле незнатных] сарацин».[145] Некоторые одобрили это, но большинство отвергло такую идею: выдать христиан, даже преступников, неверным — никогда! И этого сделано не было.

    Калаун, а потом его преемник аль-Ашраф Халиль продолжили свои приготовления, скрывая свои намерения, но «Эмир Салах, адмирал [эмир], каковой был другом магистра Храма, дал знать означенному магистру, что султан во всяком случае намерен пойти осадить Акру, о чем магистр Храма дал знать всем сеньорам Акры, а они не пожелали ему верить».[146] Лишь смерть Калауна в октябре 1290 г. дала краткую отсрочку беспечным жителям Акры.

    Эти поступки Боже или, может быть, их излишняя демонстративность, так как, подчеркну, они не были характерными для него, вызвали скрытое недовольство внутри самого ордена. Я уже цитировал показания Жака де Моле, но среди тамплиеров, допрошенных во время процесса, об этих фактах говорили и другие. Пьер из Но-бильяка, сержант из Лиможского диоцеза, допрошенный 10 мая 1311 г., «также сказал, что оный брат Гильом водил большую дружбу с султаном и сарацинами, ибо иначе ему было бы невозможно за морем выжить со своим орденом».[147] Это благожелательное мнение. В показании Гуго де Нарсака от 8 мая того же года уже больше критичности. Говоря о заблуждениях, в которых упрекали тамплиеров, он сказал, что «эти заблуждения родились за морем, где часто разговаривали с сарацинами, и Гильом де Боже, некогда магистр ордена, и брат Матье Дикарь, рыцарь, завязали большую дружбу с султаном и сарацинами; и оный брат Матье вел с ними разговоры, и брат Гильом содержал нескольких сарацин на жалованье, когда хотел; и они говорили, что делают это ряди вящей безопасности их же. Но иные это оспаривали».[148] Гуго де Нарсак никогда не был на Востоке; он получил свои сведения из свидетельств братьев, вернувшихся с Востока, с которыми мог встречаться в годы, прошедшие после его приема в орден в 1286 году.

    Что касается Гильома Тексториса, священника ордена, допрошенного 30 марта 1311 г., он настроен откровенно критически: он «часто слышал от братьев, имен которых уже не помнит, что заблуждения, в которых ему признавались на исповедях, были насаждены в ордене после смерти Гильома де Боже, магистра ордена, против которого тогда выражались весьма великое возмущение, недоверие и негодование».[149]

    Пользоваться этими свидетельствами надо с осторожностью: их сделали допрашиваемые тамплиеры, тогда как попытка самих тамплиеров защитить орден была подавлена в мае 1310 г. благодаря тому, что 54 из них приговорили к сожжению на костре. Им могли подсказать ответ, который во всяком случае витал в воздухе. Но если известно, что на заданный судьями вопрос о происхождении заблуждений, вошедших в практику ордена, тамплиеры в большинстве ответили, что ничего об этом не знают, и этим ограничились, непонятно, чего могли добиться эти три тамплиера, стараясь найти происхождение или объяснение заблуждений, которые они признавали. Хоть и нельзя сказать, что это хорошее объяснение, но оно соотносится с реальной практикой, из-за которой выдвинули обвинения против ордена Храма, притом что она была общепринятой, и не только у тамплиеров.

    Тамплиер Моле в магистерство Берара и Боже

    Было ли необходимо в биографии Жака де Моле делать столь долгий экскурс, где нет ни слова о нем самом? Поскольку я это сделал, я, разумеется, отвечу — да! с одной стороны, потому что Жак де Моле был тамплиером при двух этих магистрах, с другой — потому что, став магистром ордена, он наследовал обоим магистрам (я, конечно, еще вернусь к краткому магистерству Тибо Годена в 1291-1292 гг.). Почти никаких свидетельств о Моле за эти годы нет, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — они оказали на него свое воздействие, и, стало быть, этот опыт с учетом решений, принятых Бераром и Боже, послужил ему при руководстве орденом Храма.

    Берар и Боже, как мы только что видели, действовали в разных обстоятельствах; ни поступки, ни реакции, ни политика у них не были одинаковыми. Тамплиер Моле мог сравнивать, судить, а позже делать выбор, вдохновляясь тем или иным образцом.

    Есть только три упоминания о самом Моле в период между его вступлением в орден Храма в 1265 г. и 1291 годом: прежде всего — я уже упоминал об этом несколько раз — то, что он заявил 28 ноября 1309 г. своим судьям касательно Боже (отметим, что это подтверждается показаниями, приведенными выше), и потом два свидетельства о том, что он был «принимающим» новых тамплиеров в двух случаях в 1284-1285 годах.

    Больше ничего за двадцать семь лет карьеры. И это не может не интриговать! Получается, он в ордене не занимал никаких должностей — ни в качестве простого брата, в командорстве, ни на вершине иерархической пирамиды? Ни на Востоке, ни на Западе? Его предшественники выполняли ответственные обязанности в ордене, прежде чем стать великими магистрами: Рено де Вишье был маршалом, о Бераре ничего не известно, но Боже, вероятно, был ша-теленом Бофора, командором в Триполитанском графстве в 1271 г., командором, или магистром, Сицилии в 1272 г., а Годен более десяти лет был великим командором.

    Естественно, поскольку ничего не известно, должностей Жака де Моле никто не нашел. Лоран Дайе, от сведений которого никогда нельзя отмахиваться, несмотря на его манеру заметать все следы, которые могут вывести на его источники, утверждает, что к моменту избрания он был маршалом ордена;[150] не то чтобы это было невероятно, но он мог стать таковым только после Пьера де Севре, обезглавленного мамелюками в конце осады Акры в мае 1291 года.[151] Ранее это невозможно, потому что почти все сановники ордена времен Боже известны, и среди них он не числится.

    Говорили, что он занимал должность магистра Англии. В 1295 г., как утверждает Т. Паркер,[152] чего не могло быть, потому что он с 1292 г. был великим магистром; в 1293 г., как пишет другой автор, чего не могло быть по той же причине.[153] А до этих дат есть полный список магистров Англии!

    Обратимся к касающимся его упоминаниям за 1284-1285 гг., одно из которых взято из протокола допроса Жана де Виля на Кипре 28 мая 1310 г., другое — из протокола допроса Ги Дофена в Париже 8 января 1311 года. Жан де Виль, последний гардеробмейстер ордена, сказал, что был принят в орден Храма двадцать пять лет назад (то есть в 1285 г.) Жаком де Моле, магистром ордена (siс), в Париже; присутствовали Гуго де Перо, в то время магистр Франции, и Эймон д'Уазеле, последний маршал ордена, также допрошенный на Кипре за несколько дней до Жана де Виля.[154] Тут есть одна проблема — в 1285 г. Гуго де Перо не был магистром Франции; но в качестве командора Эпайи (1280-1285) он мог присутствовать на капитуле провинции Франция, в ходе которого, вполне вероятно, и происходил этот прием.

    Ги Дофену к моменту допроса был сорок один год, а вступил он в орден Храма тридцать лет назад (ему было одиннадцать лет), то есть в 1281 году. Двадцать шесть лет тому назад, то есть в 1285 г., он видел, как брата Ронселена, рыцаря из Прованса, в Акре принимал магистр Гильом де Боже в присутствии «братьев Тибо Годена, командора Заморской земли [или великого командора], и магистра Храма, каковой здесь присутствует [Жака де Моле], Пьера де Севре, гардеробмейстера [впоследствии он станет маршалом], Пьера де Монтада [имеется в виду каталонец Монкада], командора Акры, Флорана де Виля, в то время компаньона [socius] означенного магистра».[155] Этот список интересен тем, что Моле в нем фигурирует среди видных сановников 1285 г., причем сам не имеет ни титула, ни должности, даже должности компаньона магистра, каковым его иногда хотят видеть, потому что никем другим он не был! Может быть, в памяти Ги Дофена должность Моле в 1311 г. — великого магистра — вытеснила менее заметную должность, которую тот занимал ранее? Но в пятнадцать лет память бывает отличной, и то, что сказал Ги Дофен, верно и точно (этот список сановников подтверждают другие источники); поэтому нет оснований приписывать ему ошибки или путаницу.

    Моле сам на первом допросе в 1307 г. сказал, что принял в орден немногих тамплиеров, и, в самом деле, в разных протоколах процесса их обнаруживается не более десятка.[156] Если он не делал этого в качестве великого магистра, то так же, похоже, вел себя и Боже; но если бы он занимал должность, например, командора, его имя встречалось бы чаще. Если Моле нечасто упоминается, это потому, что, как он верно сказал, он редко участвовал в приеме, — вероятно, так как не занимал никакой из должностей, которые обязывают быть «принимающим»: командора дома, магистра провинции, досмотрщика.

    Если только свидетель ничего не путает, получается, что его принимали в тамплиеры в Париже. Возможно, Моле, приехавшему с Востока в Париж, доверили принять соискателя из уважения, даже если он не занимал в ордене должностей первого плана. Может быть, рядовой тамплиер не был безвестным тамплиером, что подтверждают сведения Ги Дофена. К этому я вернусь.

    Никаких других данных об этом пребывании на Западе в 1285 г. нет: был ли это краткий визит с каким-то заданием или же начало либо конец долгого пребывания? Ведь если его присутствие в Париже можно датировать концом июня 1285 г. (собрания генерального капитула происходили в это время), то дата приема, на котором присутствовал Ги Дофен в Акре, неизвестна: до или после парижского приема?

    Некоторые историки считают, что Моле не было в Акре во время последней осады города, другие утверждают обратное. Ни для того, ни для другого никаких подтверждений нет.[157]

    С 1265 по 1291 г. имя Жака де Моле не было на слуху. Может быть, это был человек скромный и сдержанный? Вероятно, но чтобы настолько! Рискнем выдвинуть гипотезу, имеющую весьма хлипкие основания: Моле не занимал в ордене никаких важных должностей потому, что не принадлежал к команде Гильома де Боже и был не согласен с его политикой, даже если в показании во время процесса он признает, что тому ничего другого не оставалось. Вероятно, он никогда не был человеком Боже, человеком Анжуйцев, следовательно, человеком короля Франции. Нужно сохранять осторожность, но обстоятельства его избрания в качестве главы ордена Храма могли бы а posteriori [задним числом (лат)] придать этой гипотезе некоторое правдоподобие.


    Примечания:



    1

    Mich. II. P. 305.



    10

    Duby, Georges. Les «jeunes» dans la societe aristocratique dans la France du Nord-Ouest au XIIe siecle // Annales: Economies, Societes, Civilisations. 19 (1964). P. 835-846.



    11

    Meyrat, J. Dictionnaire national des communes de France et d'Algerie, colonies francaises et pays de protectorat: postes, telegraphes, telephones, chemins de fer et colis postaux. Tours: Deslis freres ; Paris: l'auteur, (1899).



    12

    На основе рукописного реестра дворянских семейств Бургундского графства, составленного Дювернуа (Виуегпоу), из Безансонской библиотеки, который упоминали Э. Бессон и С. Леруа. Dupuy, Pierre. Traitez concernant l'histoire de France: scavoir la condamnation des Templiers, avec quelques actes: l'histoire du schisme, les papes tenant le siege en Avignon: et quelques procez criminels. A Paris: Chez Edme Martin, S. Jacques, au Soleil d'Or, 1685. P. 65.



    13

    Leroy S. Jacques de Molay et les templiers franc-comtois d'apres les actes du proces // Bulletin de la Societe grayloise d'emulation. 3 (1900). P. 133 et 136.



    14

    Rey M. L'ordre du Temple en Franche-Comte, d'apres les documents ecrits // Academic des sciences, belles-lettres et arts de Besancon. Proces-Verbaux et Memoires. T. 180 (1972-1973). P. 95, n. 5. Автор ссылается на AD Doubs, 58 Н 2. С. Леруа, о чем М. Рей не знал, уже упоминал это соглашение, но отождествлял названия, упомянутые в документе, с другими местами: по его мнению, речь шла о Летре и Пренье недалеко от Моле.



    15

    Besson, Edouard. Etude sur Jacques de Molay, dernier grand-maitre des Templiers // Memoires de la Societe d'emulation du Doubs. Besancon, 1876. P. 484. — Это утверждение воспроизвел (и уточнил) С. Леруа: Leroy S. Op. cit.. (прим. 13). Р. 136



    102

    B.-T. P. 232-233.



    103

    CH. II. N° 2902.



    104

    М. Барбер, рецензия на издание: Humphery-Smith, Cecil R. Hugh Revel: master of the Hospital of St John of Jerusalem, 1258-1277. Chichester: Phillimore, 1994 // Medieval Prosopography. 16 (1995). P. 135-137.



    105

    Rohricht. Bd. I. S. 345, Nr. 1322. S. 344-345. Nr. 1317-1319.



    106

    Delaville Le Roulx, J. Inventaire de pieces de Terre sainte de 1'ordre de Saint-Jean de Jerusalem // ROL, 3 (1895). P. 75, n° 312. P. 89, n° 361.



    107

    CH. IV. P. 292-293. Перевод: J. Prawer, Royaume latin… T. II. P. 484.



    108

    King, Edwin James. The rule, statutes and customs of the Hospitallers 1099-1310. London: Methuen& Co., 1934. P. 53-78.



    109

    R.T.2. P. 284-336, art. 544-656.



    110

    J. Prawer, Royaume latin… T. II. P. 469 (перевод).



    111

    Erodes. Livre XXXIV. Chap. 17. P. 463.



    112

    T.T. P. 201-203, par. 383.



    113

    Rey M. L'ordre du Temple en Franche-Comte, d'apres les documents ecrits // Academic des sciences, belles-lettres et arts de Besancon. Proces-Verbaux et Memoires. T. 180 (1972-1973). P. 94.



    114

    AN, J. 456, n° 27. cm. Vaivre, J.-B. de. A propos du sceau de Guillaume de Beaujeu // Revue francaise d'heraldique et de si-gillographie. 30 (1963). P. 67. — Saint-Hilaire, Paul de. Les sceaux templiers et leurs symboles. Puiseaux: Pardes, 1991. Р. 62 и 134. Оба указывают, что на печати был изображен купол; при проверке по оригинальному документу в Национальных архивах обнаружены два всадника. С. Леруа: Leroy S. Jacques de Molay et les templiers franc-comtois d'apres les actes du proces // Bulletin de la Societe grayloise d'emulation.. 3 (1900) уже установил эту генеалогию Гильома де Боже. Но его статья осталась неизвестной многим историкам, которые занимались Жаком де Моле.

    Что прискорбно, ведь это один из самых точных и серьезных из «старых» (1900 г.) текстов на эту тему.



    115

    Т.Т. Р. 218, раг. 433.



    116

    В.-Т. Р. 259-260.



    117

    bid. P. 260, n. 6.



    118

    «Турнирный воротник» (брус с тремя обращенными вниз и расширяющимися зубцами) означал, что герб принадлежит младшей ветви рода (примеч. пер.).



    119

    Regie et statuts de I'Ordre du Temple. Presentes et trad, par Laurent Dailliez. 2" ed. augm. Presentee par Jean Pol Lombard. Paris: Dervy, 1996. P. 391.



    120

    Comte Riant. Six lettres relatives aux croisades // AOL. T. II (1884). P. 391.



    121

    Erodes. Livre XXXIV. Chap. 18. P. 464.



    122

    Rohricht. I. S. 362-363. Nr. 393.



    123

    Об этих планах крестового похода см. Schein, Sylvia. Fideles crucis: the papacy, the West, and the recovery of the Holy Land, 1274-1314. Oxford: Clarendon press, 1991.



    124

    Л. Дайе: Regie et statuts de I'Ordre du Temple. Op. cit. (прим. 17). Р. 17, цитирует это письмо брата «де Файчерс» (sic) королю Англии по РКО (London), Ancient Correspondance, XXI, 2. (На самом деле: 8С 1, XXI, п. 2.)



    125

    Kohler, Ch., et Langlois, V. Lettres Inedites concernant les croisades (1275-1307) IIBEC. 52 (1891). P. 1-18, no 2. — Erodes. Livre XXXIV. Chap. 21. P. 468.



    126

    Urkunden zur dlteren Handels- und Staatsgeschichte der Republik Venedig: mit besonderer Beziehung auf Byzanz und die Levante; Vom neunten bis zum Ausgang des fiinfzehn-ten Jahrhunderts. Hrsg. Von G. L. Fr. Tafel u. G. M. Thomas. Amsterdam: Hakkert, 1964. 3 Bd. Theil 3 (1256-1299). S. 150. Nr. CCCLXIX.



    127

    Coureas, Nicholas. The Latin Church In Cyprus, 1195-1312. Aldershot (GB); Brookfield (Vt); Singapore [etc.]: Ashgate, 1997. P. 128-129.



    128

    Lefevre, Renato. La crociata di Tunisi del 1270: nei documen-ti del distrutto Archivio Angioino di Napoli. Roma: [Istituto Italo-africano], 1977.



    129

    T.T. P. 204, par. 391.



    130

    Mas Latrie, Louis de. Histoire de File de Chypre sous le regne des princes de la maison de Lusignan… D'apres un memoire cou-ronne par 1'academie des Inscriptions et belles lettres. Paris: Impr. Nationale (Imperiale). 1852-1861. 3 Vol. T. II. P. 662–668.



    131

    Holt, Peter Malcolm. Early Mamluk diplomacy (1260-1290): treaties of Baybars and Qalawun with Christian rulers. Leiden; New York [etc.]: E.J. Brill, 1995.



    132

    Ibid. P. 69-90. FlepeBoj;: Chroniques arabes des Croisades. Textes recueillis etpresentesparFrancesco Gabrieli; traduit de 1'ita-lien par Viviana Paques. Paris: Sindbad, 1977. P. 352–363.



    133

    Ibid. P. 48.



    134

    Ibid. P. 66-68.



    135

    Видимо, имеется в виду Дешт-и-Кипчак — «Кипчакская степь» (примеч. пер.).



    136

    Правильней: Джагатайского улуса (примеч. пер.).



    137

    Ibid. P. 93-94.



    138

    Ibid. P. 95 и далее.



    139

    J. Prawer, Royaume latin… T. II. P. 537.



    140

    T.T. P. 235, par. 474.



    141

    Rundman, Steven. The Sicilian Vespers: a history of the mediterranean world In the later thirteenth century. Harmonds-Worth: Penguin Books, 1958. [Русский перевод: Рансимен, Стивен. Сицилийская Вечерня: история Средиземноморья в XIII веке / пер. с англ. Нейсмарк С. В. СПб: Евразия, 2007.]



    142

    T.T. P. 218, par. 435.



    143

    Ibid. P. 219, par. 438.



    144

    Ibid. P. 235, par. 474.



    145

    Ibid. P. 239, par. 481.



    146

    Ibid. P. 240, par. 481.



    147

    Midi. II. P. 214-216.



    148

    Ibid. II. P. 205-210.



    149

    Ibid. II. P. 129-132.



    150

    Л. Дайе: Dailliez, Laurent. Jacques de Molay: dernier maitre du Temple. Paris: R. Dumas, 1974. P. 21, цитирует одну хронику и один большой капитулярий Кипра адаппит 1292 безо всяких ссылок, что характерно для этого автора!



    151

    T.T. P. 256, par. 507-508.



    152

    Parker, Thomas William. The Knights Templars In England. Tucson: University of Arizona Press, 1963. P. 125. Имеется в виду лишь таблица безо всяких ссылок на источники.



    153

    Dugueyt, P. Essai sur Jacques de Molay // Positions des theses de I'Ecole des Charles. Paris: 1906. P. 81-82.



    154

    GB. P. 139-140.



    155

    Midi. I. P. 420.



    156

    Ibid. II. P. 305-306.



    157

    Б. Фрале думает, что он находился в Акре.







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх