Не тот формат

Почему банальность и вторичность стали единственной гарантией успеха в кино?

В Англии восемнадцатого века «овцы съели людей» — в России двадцать первого форматы съели искусство. Делается это так. Вспомним старика Хоттабыча, пытавшегося изваять из мрамора таксофон. Мрамор был отличный, высшего качества, и таксофон был вылитый, со всеми признаками уличного, плюс неснимаемая трубка и невращающийся диск. Тщетно Волька убеждал его, что телефоны так не делаются. Хоттабыч был непреклонен.

Менеджерский подход к культуре неотличим от хоттабычевского подхода к телефону.

От изделия требуется, чтобы оно соответствовало чисто внешним маркетинговым параметрам, тогда как от телефона требуется, только чтобы он звонил. На нем может не быть лейбла. Ему не нужна мраморная облицовка. Он не должен быть копией импортного телефона. Он должен соединять разъединенных и сообщать неизвестное.

У искусства ровно те же функции. Именно поэтому формат — чисто внешний канон, предусматривающий сугубо количественный результат (бокс-офис, сумму выручки, место в списке бестселлеров), — в искусстве неприменим по определению. Можно сшить джинсы по чужому образцу, и они будут прекрасно продаваться, потому что от джинсов не требуется давать носителю смысл жизни. Носитель извлекает его из других вещей, а джинсами прикрывает срамной низ. Искусство к этим функциям не сводится. Искусство начинается там, где кончается формат.

Загадочный успех «Острова», в котором сошлось множество тонких факторов плюс страшный духовный голод, которым неосознанно томится страна, уже успел породить волну подражаний: знакомые режиссеры и артисты с веселым ужасом рассказывают, что отечественное кино взялось за массовую штамповку религиозных историй. И это не мода или поветрие, как было в девяностых, когда успех «Маленькой Веры» порождал волну чернопорнухи, а удача «Ассы» — весьма посредственной на нынешний взгляд — заставляла насыщать питерским и свердловским роком «Аварию — дочь мента» или «Взломщика». Нет, речь идет о сознательном и целенаправленном копировании чужого успеха. Так модная индустрия подхватывает чужую выкройку.

Я не представляю человека, способного без прямой угрозы жизни прочесть бесчисленные «Коды Микеланджело», «Тайны Рафаэля» и «Завещание розенкрейцеров». Это даже в случае Умберто Эко было довольно вторично, а уж у эпигонов его смотрится вовсе тошнотворно.

Еще ужасней были женские детективы с их натужливым многословным юмором и неотличимыми любительницами частного сыска. От них от всех так и разило донцовскими мопсами. Грустно, когда талантливый писатель подражает сам себе, — по точному замечанию Льва Шестова, «выработать свое лицо» как раз и значит кончиться; но когда бездарный писатель без зазрения совести копирует другого, столь же бездарного, раньше других уловившего конъюнктуру, — это не лезет ни в какие ворота.

Сегодня в России почти невозможен фильм (книга, телепрограмма, песня), который бы не укладывался в прокрустово ложе формата. Вот, допустим, беру я интервью у талантливого молодого режиссера Евгения Бедарева, в прошлом рекламщика. И спрашиваю: Женя, вот сняли вы «В ожидании чуда». Все нормально, грамотно, местами трогательно. Но вы же сами из Барнаула, вы на местном телевидении работали — неужели не представляете себе настоящей жизни современных двадцатилетних, чьи проблемы не ограничиваются жаждой похудания?

Нет, отвечает Бедарев, неприемлемо, и глубина тут никакая не нужна — формат другой. Молодежная комедия. По этой же причине в «Жаре» не может быть ни единого живого героя, ни малейшего намека на реальную Москву: мы делаем Развлекательное Кино Эпохи Стабилизации. Или вы думаете, что во времена теории бесконфликтности творцы баловали зрителя разнообразием? Да тогда в год выходило пять картин, двадцать романов, Сталин все видел и читал!

Кстати, о теории бесконфликтности, выдвинутой в послевоенные годы, теперь уж и не вспомнишь кем, потому что имена этих теоретиков благополучно канули: она ведь первой легитимизировала понятие формата. Потому что, согласно этой теории, в эпоху социализма конфликт упразднен — остался только спор хорошего с лучшим.

В эпоху рынка конфликт жанров, тем и стилей тоже упраздняется — хотя по-настоящему только этим конфликтом и держится всякое художественное высказывание. Иначе фильм получается цельным, как мраморный телефон.

Положим, «Девятая рота» не Бог весть что, но по крайней мере профессиональное кино. Тут же после успеха роты появляется чудовищный во всех отношениях «Прорыв», эксплуатирующий ту же мифологему брошенной роты и истребляющих ее вражеских наймитов. Куда конь с копытом, туда и Виталий Лукин с патриотическим боевиком.

Никому и в голову не приходит, что художественная удача достигается только в полемике с талантливым предшественником — как получилось, например, у Петра Буслова, чей «Бумер» явно противопоставлен «Бригаде». Снимал бы он еще одну «Бригаду» — получилась бы лажа, которую зритель мгновенно распознал бы.

Российское кино переживает не то чтобы возрождение, но, по крайней мере, оживление: новые фильмы Тодоровского-младшего, Глаголевой, Муратовой, Росса, Полоки, режиссерский дебют Миндадзе — все как будто обещает новый, адекватный, увлекательный художественный язык. Но прокатчик не киновед, он не обязан вникать в эти тонкости. Его интересует одно: жесткое соответствие внешним нормам.

Все перечисленные фильмы пойдут даже не третьим, а пятым экраном. А вот «Параграф», выпущенный в количестве 553 копий, всем критериям соответствует: сделал клипмейкер, снялся Куценко, стреляют.

И Егор Кончаловский с «Консервами» — соответствует (300 копий). И «Код апокалипсиса» с Анастасией Заворотнюк, выходящий на экраны в мае, тоже наверняка туда вписывается: девушка-агент в сюжете, конец света в перспективе, слово «Код» в названии, продюсер Жигунов в титрах, сериальная звезда в кастинге…

Нет слов, банальность никогда не считалась главным недостатком — сюжетов, по мысли Борхеса, всего четыре, а по мне так и вовсе один: «было и нету», по нему вся жизнь развивается. Но чтобы вторичность служила единственной гарантией успеха — это что-то принципиально новое. Что-то из области мечтаний Сергея Миронова, возжелавшего, чтобы Путин был всегда, как Солнце. Или, по крайней мере, на семь миллиардов лет.

Есть ли будущее у форматного искусства? Думаю, да. Более того: оно победит. Выросло новое поколение людей: оно не ищет новизны, панически боясь ее. Оно хочет, чтобы ему каждый день показывали одно и то же — в новостях, в кино, на DVD. Это и есть стабильность в понимании новой генерации. И это, в общем, надолго.

Правда, вся эта стабильность — до первого катаклизма, который разорвет всеобщий «День сурка». Но, может быть, это поколение и апокалипсиса не заметит? Оно ведь столько раз видело его в неотличимых фильмах о конце света, что даже 11 сентября 2001 года первым делом подумало, что смотрит новый сериал…

28 апреля 2007 года







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх