Введение

Ни одно произведение русской литературы не порождало столь противоречивых толкований, как «Мертвые души». И в вихре догадок, недоумений, насмешек и откровенных издевательств, который поднялся сразу же после выхода книги в свет (1842 г.) и вылился в серию ожесточенных дискуссий на страницах русской прессы, в светских гостиных и литературных салонах, пожалуй, чаще всего повторялось злополучное слово «поэма».

Сообщая Гоголю осенью 1842 г. о впечатлении, которое «Мертвые души» произвели в московском обществе, К. С. Аксаков писал: «Одни говорят, что „Мертвые души“ — поэма, что они понимают смысл этого названия; другие видят в этом насмешку, совершенно в духе Гоголя: на-те вот, грызитесь за это слово».[1] «Велико достоинство художественного произведения, когда оно может ускользать от всякого одностороннего взгляда», — писал по поводу «Мертвых душ» Герцен.[2]

Нужно признать, что ясность в этом вопросе не достигнута и по сей день.[3] Настоящая работа — посильный вклад в обсуждение художественной природы гоголевского произведения. Слово «поэма», которым начинается ее заглавие, отчасти проясняет тот угол зрения, под которым это произведение будет здесь рассматриваться, но книга писалась, разумеется, не с той целью, чтобы доказать, что «Мертвые души» именно поэма, а не что-нибудь другое. Для этого прежде всего слишком широк диапазон тех значений, которые слово «поэма» имеет в нашей еще далекой от точности науке. Автором руководило более скромное желание — привлечь внимание к бесконечной сложности «Мертвых душ», художественной и соответственно смысловой, которая, по-видимому, только одна и может объяснить жанровое определение, данное им Гоголем.

Гоголь сознательно строил свой труд в расчете на длительное «вглядывание» в него и лишь постепенное постижение. «… книга писана долго: нужно, чтоб дали труд всмотреться в нее долго», — заявлял он в 1843 г. (XII, 144).[4] А в 1845 г. утверждал, что предмет «Мертвых душ» «пока еще тайна», о которой «ни одна душа из читателей не догадалась» (XII, 504). Поэтому, принимаясь за «Мертвые души», нужно знать, как их читать. Школьное, лобовое, так сказать, прочтение игнорирует гоголевское предупреждение, оно имеет дело лишь с тем, что сказано «открытым текстом», и поэтому вся глубина поэтического своеобразия книги до конца не раскрывается. С другой стороны, подход к «Мертвым душам» как к «книге с секретом» открывает путь субъективизму, приводящему подчас к анекдотическим результатам. Субъективизмом грешит даже такое блестящее исследование, как книга Андрея Белого «Мастерство Гоголя», вышедшая в 1934 г. и несвободная от вульгарно-социологических упрощений. Однако она содержит тезис, который представляется ключевым для изучающего «Мертвые души»:

«Анализировать сюжет „Мертвых душ“ — значит: минуя фикцию фабулы, ощупывать мелочи, в себя вобравшие: и фабулу и сюжет <…> Сюжета вне подробностей в „Мертвых душах“ нет: его надо выжать из них; необходимо исследование контрапункта всех штрихов, слагающих картину первого тома».[5] Другими словами: главное в содержании поэмы не совпадает с тем, что выглядит главным в сюжете. Последний служит только поводом, чтобы высказать нечто неизмеримо более важное. Но это важное надо суметь распознать в образной ткани произведения, где оно прячется под видом «мелочей».

К сожалению, это не всегда удавалось и самому Андрею Белому. Без сомнения, многое не попало в поле зрения и автора предлагаемой книги. Но он сочтет свою задачу выполненной, если эта книга углубит и расширит те первичные сведения о «Мертвых душах», которыми сейчас располагает каждый грамотный человек, даст почувствовать неповторимость творческой индивидуальности Гоголя и вместе с тем позволит увидеть в его создании один из оригинальнейших памятников русской и мировой литературы.

* * *

Несколько слов о технике подачи материала. В древнерусских текстах правописание приближено к современным нормам. В приводимых рукописных отрывках зачеркнутые слова помещаются в прямые скобки, в угловые скобки заключены вставки публикатора. Курсив везде принадлежит автору настоящей работы, разрядка означает шрифтовые выделения, сделанные авторами цитируемых произведений.

* * *

Некоторые разделы этой работы обсуждались в ходе ее подготовки в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР. За доброжелательное внимание к его труду и разного рода помощь автор приносит глубокую благодарность Д. С. Лихачеву, Г. М. Прохорову, П. Р. Заборову, а также выражает самую горячую признательность И. Г. Резниченко и Г. А. Бялому, любезно предоставившим уникальный экземпляр первого издания «Мертвых душ» для воспроизведения рисунка обложки,[6] и фотографу М. М. Лакомскому.


Примечания:



1

См.: Аксаков С. Т. История моего знакомства с Гоголем. М., 1960. С. 90.



2

Герцен А. И. Дневник // Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 220.



3

См., напр.: Манн Ю. В. О жанре «Мертвых душ» // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1972. Т. 31, вып. 1. С. 7–17.



4

Ссылки на произведения Гоголя даются в тексте по изданию: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1937–1952 (римская цифра означает том, арабская — страницу).



5

Белый Андрей. Мастерство Гоголя. М.; Л., 1934. С. 103.



6

Заглавие поэмы в этом издании было изменено по требованию цензуры.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх