Последние дни одной аферы


Нет более жалкого зрелища, чем конец карьеры нацистских вершителей судьбы Германии. В роде человеческом было немало узурпаторов, более или менее жестоких, более или менее умных, но ни один из них не дал миру картины такого позорного распада, как это сделали творцы «третьего рейха» в час, когда история указала им на дверь.

Каждый новый день приносит нам новые документы, новых свидетелей. В хаосе противоречивых известий, слухов и обычных сплетен-небылиц вырисовывается постепенно картина последних дней гитлеровских Содома и Гоморры.

Вот какой представляется эта картина.

Двадцать четвертого апреля 1945 года Гитлер не выходит даже на пять минут из надежного бомбоубежища рейхсканцелярии. Полубезумный от отчаяния и животного страха, он напоминает зверя, неожиданно оказавшегося в клетке. С ним Ева Браун, Мартин Борман, шурин Евы эсэсовский офицер Фегеляйн и Геббельс с женой, единственные люди, которых Гитлеру удалось заставить остаться в Берлине. Зачем? Этот вопрос он мог прочесть в заплаканных глазах Евы и на дрожащих губах Геббельса. Он до сих пор еще декламировал им о верности, о чести, он и теперь еще повторял им

плакатные лозунги вроде того, что не повторится больше 1918 год, но они чувствовали фальшь в выкриках «фюрера», они знали, что его самого загнал в этот подвал только страх да сознание того, что нигде и ни у кого не найдет он спасения.

Были минуты, когда Гитлера согревала надежда. Он, говорят, называл тогда имена Гиммлера и Геринга. Он ждал какой-то фантастической помощи, какой-то фантастической армии, которая сотворит чудо и прорвет железное кольцо советских войск, с часу на час сужаю щееся вокруг центра Берлина.

Рапорты командующих, изредка получаемые Гитлером по радио, говорили уже не об отдельных поражениях, а о полном разгроме, но он все еще не мог выйти из роли: писал никому не нужные приказы и часами лежал животом на карте, передвигая с места на место булавки с флажками.

На следующий день Гитлер дождался наконец известия от Геринга. Оно было недвусмысленным: с утопающего пиратского корабля удирала еще одна крыса, старая, жирнейшая из жирных.

Гитлер неистовствовал. Размахивая приказами об аресте Геринга, бегал он от стены к стене, бросая базарные проклятия. Гитлер вызвал к радиотелеграфу генерала авиации фон Грайма, и через несколько часов получил сообщение, что фон Грайм вылетел в Берлин в сопровождении сорока истребителей. Однако нервы Гитлера от этого не успокаиваются. Стены бомбоубежища дрожат от детонации, советские снаряды рвутся уже во дворе рейхсканцелярии.

Гитлер дает присутствующим в руки ампулы с цианистым калием. «Фюреру» не хочется умирать в одиночку, ему страшно самому отойти туда, куда он с таким легким сердцем отправлял миллионы человеческих жизней. Нет, мастер убийства не перестанет быть убийцей до последней минуты своей жизни!

Двадцать шестого апреля он принимает генерала фон Грайма и его пилота Анну Райч. Уже первый рапорт генерала звучал угрожающе: почти все крылатые конвоиры фон Грайма были сбиты по дороге в Берлин советскими истребителями. Сам фон Грайм почти чудом избежал смерти, его рука была залита кровью.

«Геринг — изменник, я издал приказ об его аресте. Главнокомандующим немецкой авиацией я назначаю вас, генерал. А теперь вы возвращайтесь и бросьте мне на помощь все наличные силы немецкой авиации».

После этого Гитлер тянет полуживого генерала к карте и разъясняет ему ситуацию. Она, по его мнению, не окончательно безнадежна, ведь на помощь Берлину спешит армия генерала Венкса. Генерал молча склоняет голову, он терпеливо слушает бред «фюрера», хоть и знает, что все это выдумка, что никакой Венке и никакая сила не смогут уже спасти нацистскую Германию и ее «фюрера».

На следующий день Гитлеру становится известно, что шурин Евы, Фегеляйн, достал где-то штатский костюм. Доказательство измены — налицо. Фегеляйн хочет жить. Фегеляйн не хочет умирать вместе со своим «фюрером». Гитлер тут же оглашает приговор. Через пять минут, невзирая на мольбы Евы Фегеляйна расстреливают во дворе канцелярии…

Теперь Гитлер подходит к Анне Райч: «Вы принадлежите к тем, которые умрут со мной». Он вручает ампулы с ядом Анне и… генералу фон Грайму, после чего цинично добавляет: «Выбирайте себе сами дорогу на тот свет».

Двадцать девятого апреля пришло известие о Гиммлере. Его ближайший сотрудник сообщал о том, что Гиммлер решил взять на себя обязанности «фюрера» и обратился к союзникам с просьбой о перемирии. В лице Гиммлера с корабля убегала последняя крыса.

Убежище канцелярии напоминало теперь дом для умалишенных. Посиневший от бессильного гнева Гитлер что-то кричал, кому-то грозил кулаками. Очевидица этой исступленной сцены Анна Райч рассказывает: «Мужчины и женщины кричали от возмущения, отчаяния и страха. Гитлер был полубезумным от бешенства. Черты его побагровевшего лица нельзя было узнать. В убежище царили только безумие, отчаяние и ужас».

Кто-то вышел из подвала и тотчас вернулся: треск советских пулеметов докатился уже до двора рейхсканцелярии. Гитлер, полуживой от страха, созывает присутствующих на… военный совет. Этот совет длится недолго, генерал фон Грайм был единственным, кроме Бормана, лицом, которому можно было еще отдавать приказы. «Наша последняя надежда, — стонал постаревший внезапно «фюрер», — это Венке. Летите и поддержите авиацию Венкса. А Гиммлера разыщите под землей — и под арест, под суд!»

Генерал вздыхает с облегчением, у Анны Райч заблестели от радости глаза: через час-два они вылетят из этого ада, у них еще есть шансы на спасение.

Ева Браун тоже хотела бы оставить этот страшный подвал…

Мюнхенская мещанка, одна из тех молодых актрис, которые собирают аплодисменты не за игру, а за красоту, она мечтает о большой карьере. Ей помогает фотограф Гитлера — Гофман. Киноактриса Лени Рифенсталь получает отставку, ее место занимает Ева. Проходят годы. Никому не известная прежде Ева Браун становится самой богатой женщиной Германии. Но кровавая звезда ее протектора начинает меркнуть, приближается конец. Рассудительная Ева довольна тем, что уже долгое время не видела его, она (надеется, что о ней забыли. Напрасно! Когда предместья Берлина услышали музыку «катюш», старый палач посылает за Евой. Смертельно напуганную женщину привозят в пылающий город и прячут в подвал вместе с этой человеческой развалиной, которая с упорством кретина заставляет ее проглотить ампулу со смертоносной жидкостью. Ева не хочет умирать, она бьется в припадках истерики. Однако «фюрер» не выпускает ее ни на минуту из поля зрения. Внезапно мозг кровавого комедианта осеняет идея: он обвенчается с Евой. Уцелевшие эсэсовцы вытаскивают из какого-то подвала магистратского чиновника, и тот дрожащей рукой пишет брачный акт. Геббельс подписывает его как свидетель.

Теперь есть еще время сесть за государственные дела. Гитлер пишет два завещания, которые, как ему кажется, станут достоянием истории. Одно из них он называет «политическим», другое — «частным». В первом он торжественно именует себя миролюбцем и назначает кабинет, который «должен продолжать войну всеми средствами»… В частном завещании он заявляет о желании Ёвы Браун умереть вместе с ним.

Все эти бумаги Борман передает своему адъютанту, а восемь месяцев спустя они попадают в руки американской разведки.

На этом обрывается история преступления, имя которому было «третий рейх». Какова дальнейшая судьба главного героя этой грязной истории, еще и поныне окончательно не выяснено, неизвестно также, что произошло с Борманом. Пусть этим эпилогом самой большой в истории человечества криминальной аферы занимаются и в дальнейшем следственные органы. Задача человечества — сделать выводы. И эти выводы будут уничтожающими для строя, породившего такую гниль.

А это самое главное, и именно в этом состоит историческое значение Нюрнбергского процесса.

1946







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх