Глава 7. Происхождение вида


Как мы уже упоминали — неоднократно и в различных контекстах, — терапевтическое волшебство Милтона Эриксона является функцией его модели мира, а не применения формализованных техник. Однако тот факт, что терапевтические действия Эриксона представляют собой неизбежное поведенческое выражение его модели мира, не означает, что его поведение не поддается описанию и моделированию. Это не так. Хотя никто не претендует на то, что способен воспроизводить содержание опыта Эриксона, паттерны поведения, посредством которых Эриксон организует это содержание, могут быть смоделированы и переданы другим. Что же сформировало эти паттерны, эту модель? Неверно было бы полагать, что в один прекрасный день Эриксон сел и решил, как ему следует размышлять о людях и изменять их; Эриксон, как и мы все, формировался под влиянием своего собственного жизненного опыта точно гак же, как и создавал этот опыт для своих клиентов. Это с особенной очевидностью чувствуется в том, как Эриксон сам описывает свой личный опыт научения, полученный им в ходе тех самых мелких повседневных событий, которых никто не замечает, но которыми каждый живет, и то, чему Эриксон учит своих клиентов, полностью совпадает с тем, что понял он сам... и учит других он именно так, как и сам научился: посредством тех мелких повседневных событий, которых никто не замечает, но которыми каждый живет.

Когда я впервые пошел в колледж, я заинтересовался воспоминаниями. Я глубоко задумался над вопросом: сколько времени требуется младенцу на приобретение опыта, достаточного для появления воспоминании? И какого рода будут эти воспоминания?

Я вспоминаю, кик меня впервые отшлепали, когда мне было девять месяцев. Я подробно записал свои воспоминания, и, когда вернулся на ферму, я спросил родителей, были ли у нас соседи в горах Сьерра-Невады? Они ответили, «Да, домик, в котором жили мы, стоял у подножия в долине... а в нескольких километрах оттуда стоял другой домик». Я спросил: «Вы навещали Кэмеронов, когда я был младенцем?» Мать и отец задумались и в конце концов вспомнили, что приезжали к ним. И я сказал: «На тебе было длинное платье, и когда ты села на стул, миссис Кэмерон подняла что-то и положила это куда-то, и оно удивительно заиграло разноцветными красками. Тогда п я подполз, взял что-то, положил его туда, и оно тоже заиграло разноцветными красками, и миссис Кэмерон, что-то не припомню, как ее звали, отшлепала меня. Я был в ярости. Я подполз к стулу матери и спрятался за ее юбками». И тут мать и отец вспомнили: «О да, ты бросил что-то в камин в домике у Кэмеронов, и миссис Кэмерон подняла и отшлепала тебя, объяснив: «Когда ребенок поступает нехорошо, надо отшлепать его сразу же»». Я до сих пор испытываю это жуткое чувство возмущения: почему это ей можно было бросить туда что-то, а меня за это отшлепали? Это было просто возмутительно!!!

Следующим было воспоминание о двух объектах треугольной формы. Позже я понял, что это были женщины. И они показывали мне рождественскую елку, украшенную зажженными свечами. А позади стояло двуногое существо с лицом, заросшим волосами. Я спросил моих родителей, была ли там елка? Они согласились: «Да, там была елка», они не могут вспомнить, в какое именно рождество это было, и вопрос перешел на датировку моего воспоминания. И в конце концов это событие было датировано 25 декабря 1902 года. Мне был год и три месяца. И моим родителям удалось датировать это воспоминание. Потому что человеком с заросшим лицом был мои отец, он примерял праздничный костюм и показывался маме и сестре. И мои родители датировали это событие, вычислив, когда мой отец сбрил бороду и усы. Л в феврале 1903 года отец сказал матери: «Надоело мне, что мальчик хватается за мои усы, чтобы подтянуться повыше». Итак, они однозначно датировали это воспоминание. Эти два странных треугольных объекта и двуногое существо с кучей волос на лице... когда вы даете себе разрешение вспомнить вещи, это просто поражает, потому что мы все относимся к этому следующим образом: «Это ведь всего лишь детская ерунда». Эта детская ерунда очень важна, она является почвой для знания о вещах.

Однажды я возвращался домой из колледжа, и тут мимо нас на фермерский двор в поисках питья промчалась сорвавшаяся лошадь с уздой. Лошадь была вся в поту. Фермер не признал в ней свою, так что мы загнали лошадь в угол. Я прыгнул ей на спину. И поскольку на ней оставалась узда, я дернул за поводья, крикнул «Но!» и поскакал на шоссе. Я знал, что лошадь повернет в правильном направлении. Но сам-то я не знал, какое направление правильное. А лошадь рысью и галопом мчалась вперед. Иногда она забывала, что находится на шоссе, и поворачивала в поле. И тогда я натягивал поводья и привлекал ее внимание к тому, что шоссе находится там, где ему и ПОЛОЖЕНО быть. И вот, наконец, проехав километров семь, я успокоил ее, она повернула к какой-то ферме, и тамошний фермер сказал: «Так ВОТ как эта тварь вернулась сюда. Где же ты ее нашел?» Я ответил: «Километров за семь отсюда». — «А как ты узнал, что она должна вернуться именно СЮДА?» Я ответил: «Я не знал. ЛОШАДЬ знала. Я только возвращал ее на дорогу». Наверное, именно так следует проводить психотерапию...

А теперь я собираюсь поговорить о другой ситуации, оказавшей наибольшее влияние на формирование моего мышления в сфере психотерапии. Я жил на ферме в Висконсине, в местности, где восьмилетнее образование было максимальным, которое можно было получить. Высшая школа не пользовалась одобрением. Если кто-то шел в старшую школу, его считали образованным дурнем. А это не одобрялось. Когда мне было десять лет, родители послали меня с поручением в соседнюю деревню, находившуюся примерно в полутора километрах от нашей. И разумеется, когда я пришел в деревню, одноклассники бросились ко мне и сообщили мне потрясающую новость: «Джо вернулся!» Я никогда не слышал о Джо, но вскоре они рассказали мне о том, кто это такой. Двенадцатилетний Джо был единственным сыном местного фермера; его исключили из школы за жестокость, за то, что он бил других детей, за вандализм, за неисправимое поведение... и он заколол вилами свиней, телят, коров и лошадей своего отца. Кроме того, он несколько раз пытался поджечь амбар и дом. И вот в возрасте двенадцати лет родители отдали его под суд, и его отправили в трудовую колонию для мальчиков. В пятнадцать лет его выпустили из трудовой колонии под честное слово. По дороге домой Джо совершил несколько краж, был арестован и спешно возвращен в трудовую колонию, где должен был оставаться до достижения двадцати одного года. К тому времени его родители уже умерли, распродав свою собственность и оставив Джо без наследства. И когда его выпустили в возрасте двадцати одного года, ему выдали костюм и десять долларов, и он направился в Милуоки... но вскоре был арестован за кражу и отправлен в юношеский исправительный лагерь в Грин Бэй. Он отсидел там от звонка до звонка и ни одной увольнительной за хорошее поведение. Когда его выпустили из исправительного лагеря, он подался в Грин Бэй и совершил еще несколько краж. Полиция схватила его и отправила в тюрьму штата. И когда он снова отсидел от звонка до звонка и его выпустили, он отправился в деревню и опять совершил несколько краж, был арестован другими полицейскими и получил второй срок в тюрьме штата. Отсидев полный срок, он вернулся в деревню. День, когда я пришел в деревню, был четвертым днем его пребывания там. Каждый из предыдущих трех дней он отпивался близ кассовых аппаратов и подсчитывал выручку, которую получали торговцы в трех различных магазинах. И каждый из них знал, что Джо вламывался в их магазин и украл оттуда кучу товара. Владелец моторной лодки обнаружил, что его лодка исчезла. И в то утро, когда я пришел в деревню, Джо сидел на скамейке под навесом одного из магазинов и глядел вдаль. В пяти километрах от деревни жил один фермер, и у него было триста акров общинной земли. Он был очень богатый, у него был очень красивый дом, а для того чтобы обрабатывать триста акров земли, ему нужен был наемный рабочий. А его дочь Сюзи окончила восемь классов, она была под метр восемьдесят ростом и могла работать не хуже любого мужчины в округе. Она укладывала сено, пахала поле, помогала разделывать туши... она все умела. Вся округа жалела Сюзи. Она была симпатичная девушка, славилась тем, что была хорошей хозяйкой, умела шить и готовить, но в двадцать три года была еще не замужем, а в то время девушка в двадцать три года уже считалась старой девой. Так не должно было быть. Все считали, что Сюзи слишком разборчива. И вот в тот самый день, когда я пришел в деревню по поручению, помощник отца Сюзи ушел с фермы, потому что у него в семье кто-то умер, и сказал, что больше не вернется. И отец Сюзи послал ее в деревню по делам. Сюзи приехала, привязала лошадь и повозку и пошла себе по улице. А Джо поднялся и перегородил ей дорогу. Джо внимательно и молча оглядел ее с головы до ног... а Сюзи точно так же оглядела его очень внимательно с головы до ног. Наконец Джо сказал: «Можно пригласить вас на танцы в следующую пятницу?» А в деревне каждую неделю по пятницам устраивали танцы для молодежи. И Сюзи пользовалась на этих танцах большим успехом и всегда на них приезжала. И когда Джо спросил: «Можно пригласить вас на танцы в следующую пятницу?», Сюзи холодно ответила: «Можете, если вы джентльмен». Джо уступил ей дорогу. Она сделала все свои дела и вернулась домой. На следующее утро торговцы были очень рады обнаружить у дверей своих магазинов сундуки, полные краденого товара. И моторную лодку вернули. И жители деревни видели, как Джо идет по дороге по направлению к ферме отца Сюзи. Вскоре пошли слухи о том, что он попросил отца Сюзи взять его наемным рабочим, и тот его взял. И назначил ему баснословную зарплату — 15 долларов в месяц. Ему разрешили обедать на кухне вместе с семьей. И отец Сюзи сказал: «Мы устроим для тебя комнату в амбаре». В Висконсине, где температура зимой опускается до 35 градусов ниже пуля, действительно нужна хорошо изолированная комната в амбаре. Такого прекрасного рабочего в округе еще не видели. Джо работал с рассвета до глубокой темноты семь дней в неделю. Он был очень крепким мужчиной под два метра ростом и, разумеется, каждую пятницу приходил в деревню на танцы. Сюзи тоже приезжала на танцы. И к великому раздражению других мужчин, Сюзи почти все время танцевала с Джо. А из-за габаритов Джо они побаивались указать ему на то, что не подобает единолично завладевать партнершей. Через год по деревне поползли сплетни о том, что видели, как Сюзи и Джо поехали одни кататься в субботу и «резвились», как это принято было называть. А на следующий день — в воскресенье — поползли новые сплетни о том, что Сюзи и Джо вместе пошли в церковь. И уже через несколько месяцев Джо и Сюзи каждую субботу вечером ездили кататься, а каждое воскресенье вместе ходили в церковь. И вот спустя еще несколько месяцев Джо и Сюзи поженились. И Джо перебрался из амбара в дом. Он все еще был лучшим наемным рабочим, какого только можно себе представить, и вместе с тестем и Сюзи они управляли фермой. И Джо стал таким хорошим работником, что, когда их сосед заболел, Джо первым появился у него, чтобы помочь ему по хозяйству. И вскоре все забыли о том, что Джо когда-то сидел в тюрьме.

И вот когда я решил пойти учиться в старшую школу, большинство соседей были недовольны. Но Джо посоветовал мне пойти в старшую школу, как посоветовал и многим другим детям пойти в старшую школу. Я решил поступить в университет — соседи ворчали, что ребенок Эриксонов станет образованным дураком, а Джо посоветовал мне пойти в колледж. Он считал, что это замечательно, если все молодые люди будут ходить в колледж. А популярность Джо в округе была такова, что он был избран членом школьного правления. И на первом собрании правления школы присутствовали все родители. Собрание открыл Джо, сказав: «Вы, сельчане, избрали меня президентом школьного правления. Вы отдали мне большинство голосов, а это означает, что я буду президентом. Я не много знаю о школе, но я знаю, что все вы хотите, чтобы ваши дети выросли приличными людьми с образованием, чтобы они могли жить лучшей жизнью, а не просто работать с рассвета до глубокой темноты по семь дней в неделю... И когда вы наймите ЛУЧШИХ учителей и купите ЛУЧШЕЕ школьное оборудование и ЛУЧШИЕ книги». И Джо еще несколько раз избирали членом правления школы. И репутация Джо буквально расцвела с той поры, когда ему платили по 15 долларов в месяц, а позднее подняли зарплату до 30 долларов в месяц. Потом родители Сюзи умерли, и ферма досталась ей в наследство. У Джо и Сюзи не было детей, но Джо легко находил себе наемных помощников. Он приехал в исправительный лагерь и попросил отдавать ему в помощники всех подающих надежды и отсидевших срок молодых людей. Исправительный лагерь был для юношей, совершивших первое преступление. Некоторые из этих парней задерживались у него лишь на день, другие — на неделю, на месяц, а некоторые — на несколько месяцев. Пока они работали, Джо держал их при себе и хорошо с ними обращался. И ему удалось реабилитировать немало бывших заключенных. Когда я получил должность психолога штата Висконсин по проверке всех заключенных, содержащихся в тюремных и исправительных учреждениях, Джо был очень рад за меня и сказал мне: «В трудовой колонии хранится старое дело, которое вам следует почитать, в исправительном лагере тоже хранится старое дело, которое вам следует почитать, и в тюрьме штата хранится старое дело, которое вам следует почитать». Я знал, что имеет в виду Джо, и прочитал дело из трудовой колонии. Там говорилось, что Джо был склонен к жестокому насилию, что он был неисправим, что его отношения с другими подростками были деструктивными и грубыми и что большую часть времени с 12 до 21 года он провел в одиночном заключении. Его дело из исправительного лагеря в Грин Бэй было не менее мрачным. Там говорилось о драчливости и агрессивности Джо. Его содержали в одиночной камере, он даже ел в камере. Охранники его боялись. И когда Джо выпускали из камеры на зарядку, на спортивную площадку его сопровождали два здоровенных охранника, ростом с него или выше... один в трех метрах слева от него, а другой — в трех метрах справа. Если бы Джо набросился на одного из охранников, другой имел возможность броситься ему на помощь. Дело из тюрьмы штата было просто жутким. Джо проявлял драчливость, агрессивность, избивал своих сокамерников и провел большую часть времени в карцере. Карцер был размерами 2,5 на 2,5 на 2,5 метра с покатым в сторону двери полом. Это была очень толстая, тяжелая деревянная дверь с узкой щелью внизу, в которую раз в сутки, обычно в два часа ночи, молча просовывали поднос с едой. А раз в неделю карцер мыли из шланга в санитарных целях. Я заходил в этот карцер... он БЫЛ звуконепроницаемым и светонепроницаемым. А жизнь в полной темноте и безмолвии в течение практически двух тюремных сроков была очень суровым наказанием. И Джо ни разу не получил увольнительной. Когда его выпустили из карцера, то поместили в одиночную камеру. На зарядку его выводили в сопровождении двух охранников; он делал зарядку отдельно от других заключенных. Отсидев первый срок в тюрьме штата, он пошел в деревню, совершил несколько краж и был снова направлен в эту же тюрьму, где все боялись Джо. И другие заключенные, знавшие Джо, которых я опрашивал, сказали мне совершенно искренне: «Этот Джо подонок!» И все они боялись его. И ведь вся психотерапия, которую прошел Джо, состояла из одной фразы: «Можете, если вы джентльмен». Ему не потребовался многолетний курс психоанализа. Ему не потребовалась недирективная терапия Карла Роджерса, ему не потребовалось пяти лет гештальт-терапии, ему потребовалось лишь одно простое высказывание: «Можете, если вы джентльмен». Психотерапия должна происходить в самом пациенте, все должен делать сам пациент, и пациент должен иметь мотивацию. И когда я заинтересовался психотерапией, история Джо оказала на меня очень сильное влияние. Нужно действительно оставить проблему психотерапии самому пациенту. Надо попытаться понять, что ваш пациент говорит вам. Ваш пациент разговаривает на языке своего собственного опыта, а этот язык отличается от вашего.

И когда я сам учился гипнозу, я представлял себе кого-то, кого я хорошо знаю, и предлагал сеанс гипноза этому воображаемому лицу, соотнося те слова, которые я использовал для введения в гипноз, с тем, что я знал о нем как о личности. Сейчас я вспоминаю одного типа... мы работали вместе с еще одним человеком на консервной фабрике. Мы вместе работали на складе. Я работал там еще с одним рабочим, сначала это был Скотти, затем к нам присоединился Хэл. Когда я пришел работать туда, Скотти сказал: «Доброе утро», а в конце рабочего дня — «Всего доброго», и я понял, что это очень молчаливый человек. И я тоже говорил лишь: «Доброе утро, всего доброго», или «нужны еще ящики», или «пора начать новый ряд»... обычные рабочие фразы, и ничего больше. И когда к нам присоединился Харольд, консервирование пошло быстрее, производительность стала выше. Он приступил к работе и сказал: «Доброе утро»... ничего не говорил, кроме того, что нужно было по работе, но в полдень он сказал: «Увидимся после обеда». После обеда он сказал: «Пора приниматься за работу» и «Всего доброго». И однажды Скотти сказал мне: «Чертов болтун. Я не могу вынести того, что он болтает, болтает, болтает целый день!» А старина Харольд всего лишь говорил: «Увидимся после обеда» и «Пора приниматься за работу».

Это напоминает мне один рассказ Брета Гарта. Два старателя много лет проработали вместе на приисках. И однажды один из них вытащил шестизарядный пистолет и пристрелил другого. Когда власти спросили его, почему он это сделал, он сказал: «Вообще-то я очень мирный человек. Я не возражал, что он каждый раз говорил «Счастливого рождества», но еще и болтать «С Новым годом»!!! Я не мог этого вынести». У Брега Гарта есть стихотворение, которое должны помнить все психотерапевты. Я не могу процитировать его точно. «Греметь всего удобней пустым тазом, всегда мигаем мы слабейшим глазом». Один знакомый мне доктор медицины специализировался на офтальмологии. Он наткнулся на это стихотворение, когда подыскивал себе тему для диссертации, — он назвал ее «Всегда мигаем мы слабейшим глазом». Он провел широкомасштабное исследование с участием сотен людей и выяснил — опытным путем и расспрашивая их об истории их болезней, — что все они начинали мигать именно «слабейшим глазом». Брет Гарт был хороший поэт, хороший писатель и тонкий наблюдатель человеческого поведения. Джек Дэниэльсон это доказал. И об этом свидетельствуют многие поступки, которые мы совершаем. У людей, которые воспитывались в сельской местности, не вызывает никаких трудностей отпереть мою заднюю калитку, а городской житель только переломает весь замок. Все настолько просто!!!

Во время первого года моего обучения в колледже доктор, ответственный за здоровье студентов, вызвал меня и сказал: «Эриксон, вы только недавно выздоровели после полиомиелита. Вы слишком много времени посвящаете учебе и наносите себе этим серьезный вред, поэтому я рекомендую вам чаще бывать на улице, делать зарядку на открытом воздухе, хорошо питаться и не утруждать свои ноги». Я решил, что для меня лучшим вариантом такого образа жизни будет гребля на каноэ. Я купил каноэ и совершил путешествие в полторы тысячи километров к озеру Мэдисон, по реке Огайо и по реке Рок, затем по Миссисипи до Сент-Луиса и вверх по реке Иллинойс до канала, а потом обратно на реку Рок и назад в Мэдисон. Я питался черепаховыми яйцами, рыбой и дикими растениями, а также отходами, выбрасываемыми с речных пароходов. Когда там чистят картофель, то забывают в очистках по несколько картофелин и выбрасывают их вместе с очистками, а картофелины всплывают на поверхность... а я их подбирал, и помидоры, и яблоки. И там была масса съедобных диких растений. Поначалу у меня не было ничего, кроме одеяла, и когда я остановился на ночлег на пастбище около реки и накрылся одеялом, начался страшный ливень. Одеяло стало очень тяжелым. На мне были только плавки, но даже они тоже стали очень тяжелыми и неудобными. Я положил голову под упавшее дерево, разделся догола и спокойно проспал всю ночь. Теплый дождь мне не мешал. И таких происшествий во время этого путешествия на каноэ случалась масса. На реке Огайо вода была очень чистая... и стая окуней плыла со мной под моим каноэ. Я осторожно спустил в воду крючок на леске. И рыба под лодкой хватала этот крючок, так что у меня был богатый улов на ужин и на завтрак. А знаете, как готовить рыбу? Нужно ее выпотрошить, промыть, завернуть в листья подорожника (они широкие) и положить в комок земли, а верхушку комка земли сделать тонкой, чтобы нар выходил, бросить рыбину на костер... земля высохнет, затвердеет, весь ком нагреется, верхушка лопнет и раскроется, чешуя отслаивается вместе с листьями подорожника, и вот вам очищенная свеже зажаренная рыба в собственном соку... посолите и ешьте. Нуда, я, конечно, немного напрягал свои ноги. Мне приходилось выбираться на берег, чтобы нарвать диких растений. Нужно вылезти на песчаном острове, найти черепашьи следы и обнаружить гнездо, полное черепашьих яиц. Свежие следы означают свежие яйца. А они очень питательные. Я варил их в воде... они невероятно вкусные и питательные. Разумеется, на Миссисипи я носил только носовой платок на голове, завязанный во всех четырех углах, и плавки. Я плыл на расстоянии слышимости от рыбацкой лодки, и рыбак кричал мне: «Эй, пацан, греби сюда!» Им было любопытно, что это за парень в каноэ. Они расспрашивали меня, и я отвечал: «Я студент медфака из университета штата Висконсин, а летом живу в каноэ, чтобы поправить здоровье». И они всегда спрашивали: «А что ты ешь?» А я отвечал: «Если повезет, рыбу, а так всякие травки, картошку, помидоры и яблоки, которые случайно выбрасывают с пароходов вместе с очистками, черепашьи яйца». Тогда они говорили: «Ну что, рыбки хочешь?» и бросали мне здорового сома, которого я тут же кидал им обратно, говоря: «Эта рыба дорогая, вы же на жизнь себе зарабатываете. Если хотите угостить меня рыбкой, дайте окуня с Миссисипи. Они такие же вкусные, но намного дешевле». И они бросали мне хорошего большого окуня. А на то, чтобы устраивать себе удобный ночлег, я, наконец, научился зарабатывать деньги тем, что счищал известку со старых кирпичей для одного фермера, жившего близ реки Рок. Он хотел построить мельницу для сахара и предложил мне комнату и харчи, а еще денег за то, чтобы я счищал известку со старых кирпичей. Это был легкий заработок. Поэтому я хорошо питался, хорошо спал и заработал на палатку. И, разумеется, я прошел всю реку Рок, и реку Миссисипи, и реку Иллинойс... я всегда искал площадки для пикников на берегу, чтобы разбить палатку на расстоянии слышимости от этих площадок. Все дети, отдыхающие на этих площадках, приходили посмотреть, кто это такой приплыл. И вот они подходили и видели, что я читаю книгу на немецком, а немецкого в этих краях никто не знал. И я читал им эту книгу, переводил для них, а они бросались назад к родителям и рассказывали обо мне: там студент из колледжа, он умеет читать по-немецки! Подходили и родители, расспрашивали меня. Разумеется, мне перепадала вся еда, которую они не съедали на пикнике! Все шло как по маслу. Иногда происходили просто поразительные вещи. Однажды на реке Иллинойс я искал место, чтобы разбить лагерь, и увидел человека в гребной лодке, стрелявшего в болотных змей. Он спросил: «Ты что, собираешься здесь где-нибудь лагерь разбивать?»: Я ответил, «Да, там, на берегу». Тогда он сказал: «Болотные змеи очень ядовитые, и они ползают всю ночь. Если ты разобьешь лагерь на берегу, они тебя укусят». Я сказал: «Спасибо» и стал наблюдать, как он убил двадцать две болотные змеи, а потом он нашел мне место для ночлега — красивое дерево, на котором была хорошая ветка с удобной развилкой. Я пристегнулся к ветке ремнем и улегся спать в развилке. Если бы я упал с развилки, ремень удержал бы меня, и я забрался бы назад. Было очень весело так путешествовать.

И пока я рассказываю вам об этом, каждый из вас может связать этот рассказ с собственным опытом проведения загородных прогулок — из вашего детства, из прошлого, — или с какой-то необычной поездкой, или с необычным обедом. Вы даже не знаете, как вам запомнить все, что я вам рассказываю о путешествии на каноэ. Но вы запомните это благодаря вашим ассоциациям. На самом деле не_имеет особого значения, что вы скажете своему пациенту. Важны те представления, которые он вкладывает в ответ на ваши слова. И вот пришло время поступать в медицинское училище... у меня не было средств, и я думал, где мне раздобыть денег. Я знал, что надо их заработать. Я уже начал платить за комнату в общежитии, и доктор Кларк Халл вызвал меня и сказал: «Контрольная палата штата хочет нанять психолога для проведения обследования заключенных из Исправительного Института штата Висконсин. Это хорошая работа — на неполный рабочий день, — но мне трудно найти человека, который бы хотел там работать. Я знаю, что вы хотите поступить в медицинское училище и что вам нужны средства, поэтому можете попробовать себя на этой работе». Я согласился на эту работу... и смог заработать па учебу в медучилище... у меня есть собственные способы добиваться своего. Я знал, что для того чтобы получить степень магистра, нужно к моменту получения степени доктора медицины уже иметь определенное количество часов практики, а еще для этого нужно написать диссертацию. А работая с заключенными, я многое узнал о преступности и преступниках. И я описал некоторые результаты своих исследований в статье и опубликовал ее, и в медицинском училище ее приняли в качестве диссертации на получение степени магистра. А вот еще один опыт — опыт научения: Контрольная палата штата однажды дала мне на лето чисто техническую, связанную со статистикой работу. Платили отлично. Но я никогда не изучал статистику, а мне нужно было подсчитывать коэффициенты корреляции и провести статическое исследование, касающееся преступности и преступников. И вот я попросил доктора Халла рекомендовать мне лучшую книгу по статистике, и он сказал: «Самый хороший автор — Эвелл, но вы не сможете даже прочесть эту книгу, не говоря уже о том, чтобы понять ее». Я ответил: «Ну, это уже мои проблемы» и купил эту книгу. Я прочитал ее очень внимательно... каждое слово. Это была самая жуткая каша, какую я когда-либо читал. И я прочел ее еще раз... и черт меня возьми, но я начал что-то в этом понимать. В целом я прочел эту книгу семь раз, и к тому времени, когда я дочитал ее в седьмой раз, я знал о статистике все. Теперь я мог взять эту работу — я был трудоустроен на все лето. А однажды Контрольной палате потребовались некоторые корреляционные данные, касающиеся преступников. Данные исчислялись четырехзначными числами, и между ними всеми нужно было установить корреляцию. Меня информировали об этом задании в субботу днем. Мне сказали, что отчет должен лежать на столе у президента палаты в понедельник утром, а можете себе представить, что значит получить тысячу коэффициентов корреляции. Но я всегда верил в лучшее, поэтому вызвался выполнить это задание. Я знал, что самому мне не выполнить все эти подсчеты, умножения, сложения и т. д. Я знал, что на психологическом отделении есть арифмометр. Я осторожно поднялся наверх, влез в окно, предусмотрительно оставленное незапертым, забрал арифмометр и отнес его к себе в комнату. И я знал, что корень из 169 равен 13, но как получить этот результат на арифмометре? Вся математика основана на сложении и вычитании, поэтому и извлечение корня — тоже вопрос сложения и вычитания. Итак, я перепробовал все клавиши, чтобы извлечь корень из 169. Ответ я уже знал, но какие клавиши нужно нажать, чтобы получить ответ 13? И вот я взял четырехзначное число, корень из которого я уже знал, и додумался, как получить ответ. Я провел всю субботу за вычислениями на арифмометре: извлекал квадратные корни и прочее. В понедельник утром тысяча коэффициентов корреляции лежала на столе Контрольной палаты. А почему, спрашивается, я не смог бы этого сделать? Ведь вся математика — это сложение или вычитание. И с помощью арифмометра можно сделать это намного быстрее, чем с помощью карандаша и бумаги, и намного точнее. Нельзя считать, что не сможешь что-то сделать, пока не посмотришь на это в упрощенной форме и не решишь, что способен на это, потому что люди, как правило, способны на значительно большее, чем они думают.

Помню еще, как в медицинском училище в физиологической лаборатории... студентов разделили на группы по четыре. Каждой группе выдали кролика. Нас просили выполнять разные процедуры, включая внутривенную инъекцию, и доктор Миксон сказал: «У кого кролик умрет, тот получит кол»... Наш кролик умер. Доктор Миксон посмотрел на него и сказал: «Жаль, ребята, но вам кол». Тогда я ответил: «Извините, доктор Миксон, но вскрытия-то не было». И вот мы провели вскрытие, попросили его обследовать кролика, и он сказал: «С такой саркомой этот кролик просто не имел права.жить. Получаете пять, ребята!»

Когда я впервые приехал Массачусетс в 1930 году, это было самое консервативное место на свете, здесь все строго следовали традициям. Я поступил в штат больницы. В первое же утро меня представили коллегам, но одного доктора при этом не было. После этого я в течение трех месяцев поднимался и спускался с ним на лифте и говорил ему: «Доброе утро», «Добрый день» или «Добрый вечер», но мы не были представлены друг другу по всем правилам, поэтому он не мог мне ответить. А что было на первом заседании Общества Новой Англии — мы попали туда с одним психиатром. Меня просто сразило то, что я увидел!!! Все мужчины были в смокингах. Я спросил, зачем это. Психиатр ответил, что они или читали доклады, или собирались их обсуждать. По моему стороннему мнению, для этого смокинг не нужен. И вот Пит Кэмпбелл, декан отделения психиатрии Новой Англии, представил доклад на тему гипноза. Когда он закончил, я встал и попросил разрешения обсудить доклад. Общество было шокировано. Они попросили сделать перерыв. И когда они возобновили совещание, они объяснили, что поскольку я не знаком с обычаями восточных штатов, то имею право обсудить доклад доктора Кэмпбелла. И я заговорил более свободно... моя вступительная фраза звучала примерно так: «Я полагаю, доктор Кэмпбелл должен извиниться перед присутствующими членами Общества за доклад о гипнозе, по уровню достойный второкурсника. Он небрежно подготовлен, поверхностен и плохо скомпонован». Все снова были в шоке. Тогда Пит Кэмпбелл встал и сказал: «Я согласен с доктором Эриксоном. Моя работа очень небрежна, и я знаю, каковы работы доктора Эриксона. Я хорошо знаю его и хочу извиниться перед ним и перед всеми вами. В следующий раз, когда я буду читать доклад, постараюсь подготовиться получше». Мы с Питом Кэмпбеллом стали очень близкими друзьями.

Я приведу вам личный пример улучшения памяти... в Мичигане я был профессором психиатрии и директором по психиатрическим исследованиям и подготовке при больнице округа Уэйн. Сын одного адвоката из Чикаго, имевший степени доктора философии и медицины, был психиатром. И у него был опыт в области судебной психиатрии, а его научная степень была в области психологии. У него также было две степени магистра и две степени бакалавра — всего шесть солидных университетских степеней. И он подал заявление на должность психиатрического консультанта при уголовном суде в Детройте: рассматривать дела преступников, дорожные происшествия и прочее. И вот сын адвоката был принят на основании его послужного списка. Собеседования с ним не проводили. Уголовный суд решил, что человек, имеющий столько степеней, а также подготовку в области судебной психиатрии и общей психиатрии, им вполне подходит. И вот Лайл приехал и принял дела. И сотрудники были в полном ужасе, потому что Лайл знал все обо всем, а все сотрудники оказались неквалифицированными, очень неквалифицированными!!! И он начал наводить свои порядки среди подчиненных; он поехал в Государственный университет Уэйна и объяснил на факультете психологии, что доктор Скаггс, декан факультета, уже пожилой человек и может уходить на пенсию, а ОН, Лайл, займет и место доктора Скаггса... в качестве дополнительной должности. Он поехал в медицинское училище и объяснил декану, что у него намного больше степеней, чему меня, и почему бы не уволить меня с факультета, а он возьмет на себя мои функции. И вот что самое плохое. Он посетил кабинеты всех частных психиатров Детройта и объявил пациентам, ожидавшим в приемных, что им «нужно обратиться к хорошему психиатру», и назвал свое имя. И, кроме того, он поехал в редакцию местной многотиражки и объяснил журналистам, как часто должна выходить передовая статья о нем. Он был мужчина очень тучный и крупный и вскоре получил прозвище «крошка Лайл». И в конце недели он взглянул на свою секретаршу, оставшуюся со времен предыдущего руководителя, государственную служащую, и сказал: «Мисс X, у вас нескладная фигура, ранняя седина, очень неказистые черты лица и косоглазие... но я не против подержать вас в качестве любовницы месяцок-другой». Она была в такой ярости, что уволилась! В то время я подыскивал себе секретаршу, а поскольку мисс X была государственной служащей, ее перевели ко мне. Это было в начале весны 1942 года. А в августе 42-го весь Детройт кипел. Лайл написал письмо на семнадцати машинописных страницах через один интервал, адресованное в Армию, где объяснялось, почему его должны назначить генералом, в чьи обязанности входило бы следить за психическим здоровьем других генералов. Пришедший из Армии ответ гласил: «Дорогой сэр, в настоящее время мы не нуждаемся в человеке с вашими талантами». При этом в кабинете присутствовал ассистент Лайла, психолог. У крошки Лайла не хватило ума НЕ продемонстрировать, насколько нерассудительные люди сидят в Армии, и он зачитал своим подчиненным свое письмо на семнадцати страницах, а затем показал ответ и крайне пренебрежительно отозвался об интеллекте армейских руководителей. Психолог тайком снял копии с его письма и с ответа из Армии и отнес их в редакцию газеты. И эти материалы были опубликованы под заголовком: «Армия заявила, что не нуждается в Лайлс». Дело было в августе. Возвращаясь с обеда, моя секретарша увидела газету с этим заголовком и быстренько купила ее, и рассказала мне обо всем, об этом случае... она принесла мне газету показала заголовок и сказала: «Давайте позвоним крошке Лайлу и пустим крокодиловы слезы». Я ответил: «Если вы хотите позвонить крошке Лайлу и пустить крокодиловы слезы, дерзайте. Я полностью согласен, он их заслуживает.... Но когда я НАЕДУ на крошку Лайла, этого наезда он никогда не забудет!!!» У меня не было никаких планов: прошел август, прошел сентябрь, прошел октябрь. В конце ноября было заседание в здании Медицинского общества округа Уэйн в Детройте, на котором я присутствовал. Первые посетители, в числе которых был и я, сидели и пили пунш. И тут вошел крошка Лайл. Первым человеком, которого он увидел, когда открыл дверь, был я, и он сказал: «Привет, Милт, что ты знаешь об этом деле?» И я сказал: «Я знаю только то, что написано в газетах» (любимая фраза Уилла Роджерса). Я был уверен, что мое подсознание меня не подведет и что я могу полагаться на то, что оно скажет, что нужно, сделает, что нужно и в нужный момент, а Лайл снабдил меня нужным стимулом, и благодаря накопленному в моем подсознании объему информации оно тут же выбрало нужный ответ. Как только доктора услышали мой ответ, они побросали свои очки на стол и бросились к телефонным аппаратам... разумеется, следующий выпуск газеты вышел под заголовком: «ЭРИКСОН СКАЗАЛ ЛАЙЛУ, ЧТО ОН ЗНАЕТ ТОЛЬКО ТО, ЧТО НАПИСАНО В ГАЗЕТАХ». И крошка Лайл переехал во Флориду. Я наехал на него, но очень нежно, использовав лишь общеизвестную информацию. Я всегда доверяю своему подсознанию. Сейчас слишком многие психотерапевты пытаются планировать свои размышления, вместо того чтобы подождать и увидеть, какой стимул они получат, а затем позволить своей неосознаваемой части психики отреагировать на этот стимул.

Я получил степень в Висконсине, а интернатуру прошел в Колорадо, поскольку знал, что в различных частях страны к медицине относятся по-разному. И я узнал, что артрит в Колорадо очень-очень сильно отличается от артрита в Висконсине. Я также узнал, что в Колорадо, пользуясь эфиром, надо лить его, а не капать. Затем я поехал на Род-Айленд и выяснил, что эфир на тубус нужно капать, причем очень осторожно и очень медленно. Колорадо расположен высоко над уровнем моря, а в восточных штатах методы лечения различных болезней совершенно отличаются от применяемых в Висконсине или в Колорадо. Я думаю, что сейчас в Штатах гораздо меньше различий. Я считаю, что каждого пациента, который к вам приходит, надо рассматривать как вызов, побуждающий вас обнаружить индивидуальность этого пациента. И я думаю, что в свободное время надо заниматься плаванием, рыбалкой или танцами и наблюдать за другими людьми... выяснять, сколько информации о человеке подскажут вам глаза еще до знакомства с ним. Пока все время видим и слышим, и полагаем, будто это все, что нам необходимо. Но если познакомиться со слепым человеком, сразу станет ясно, их он-то действительно СЛЫШИТ.

Обучая студентов -медиков, я внушал им, чтобы они читали дополнительную литературу. Я объяснял, где стоит определенный книжный стеллаж, и говорил, что там стоит книга о функциях полушарий человеческого мозга, и просил одного из студентов пойти и найти на стеллаже эту книгу, и объяснял: «На книге стоит заглавие «Функции полушарий человеческого мозга», напечатанное очень разборчивым шрифтом, ошибиться невозможно. Она в твердом переплете ярко-красного цвета». И затем я отправлял студента к стеллажу достать книгу, а весь класс наблюдал. И некоторые студенты с хорошим зрением издалека видели этот заголовок и удивлялись, когда их одноклассники проходили мимо книги. После того как студент неоднократно, но безуспешно пытался найти на стеллаже книгу в ярко-красном твердом переплете под названием «Функции полушарий человеческого мозга», я говорил ему: «Посмотрите в левом верхнем углу верхней полки и прочите заглавия книг, одно за другим, пока не найдете эту книгу, ярко-красную книгу под названием «Функции полушарий человеческого мозга»». И он читал заглавия всех книг, включая книгу под названием «Функции полушарий человеческого мозга», и переходил к следующей книге, потому что когда он читал заглавие, он делал это чисто механически. И так он читал заглавия всех книг, иногда по два раза, и уверенно заявлял, что книги на полке нет, и тогда я говорил другому студенту: «Пойдите и достаньте книгу под названием «Функции полушарий человеческого мозга», она синяя», и он легко находил книгу, потому что это на самом деле БЫЛА книга в твердом переплете синего цвета. Первый студент искал книгу, исходя из другого фрейма референции, и этот фрейм референции включал твердый переплет, ярко-красный цвет и заглавие «Функции полушарий человеческого мозга». Эти слова бросаются в глаза, но они являлись лишь частью фрейма референции, в соответствии с которым он искал, а потому они существовали для него отдельно и не вписывались в общий фрейм референции красной книги в твердом переплете. Просто прочесть заглавие оказывалось недостаточно, и то же самое постоянно происходит в нашей повседневной жизни. Мы слепы к вещам, мы многого не слышим, многого не ощущаем, мы не чувствует запахов, не чувствуем вкусов. Мы не осознаем кинестетических ощущений, про-приоцептивных ощущений, а ведь это часть нашей жизни. В сознательной жизни вы склонны отбирать определенные части и не осознавать другие. А в гипнотическом трансе вы можете интенционально, сами того не зная, направлять свое внимание таким образом, что сможете с закрытыми глазами видеть людей, слышать, как люди разговаривают в комнате, в которой не раздается ни единого звука, вы можете мысленно перенестись из Калифорнии в Мэн и слушать звук океанских волн на берегу, даже если вы никогда не слышали звука океанских волн...

Однажды в начале учебного года в медицинском училище декан вызвал меня в свой кабинет и сказал: «Я здесь человек новый». Он приехал из Миннесоты. «Я привез с собой студента — своего протеже. Он гений патологии. Он необыкновенно талантлив и всецело предан науке патологии. И он страстно ненавидит психиатров. Он будет изо всех сил стараться испортить вам жизнь, оскорблять вас, противодействовать вам всеми возможными способами». Я сказал: «Хорошо, я займусь этим парнем». И вот на первой лекции я, как обычно, представился классу: «Я не являюсь типичным профессором медицинского училища, который считает, что его курс — единственно важный. Я не такой профессор; я просто ЗНАЮ, что курс, который преподаю я, — самый важный». В первый раз, когда я выкинул такой трюк, весь класс подписал петицию с просьбой уволить меня с факультета. Декан показал мне петицию. Я попросил отдать ее мне и через три недели вывесил ее на доске, но ни словом о ней не обмолвился и продолжал читать лекцию. Разумеется, как правило, в самом начале курса я объяснял студентам смысл психиатрии и просил их. читать дополнительную литературу. Я называл полдюжины книг, которые будут интересны тем, кто действительно заинтересуется психиатрией, и которые должна прочесть вся группа, а затем я перечислял еще около тридцати книг, которые тоже могут представлять интерес. А затем я давал им задание. «В следующий понедельник, в восемь утра, вы подадите мне рецензию на любую книгу по психиатрии». И протеже декана посмотрел на меня исподлобья. И вот в понедельник все студенты выстроились сдавать мне рецензии, и он, ухмыляясь во весь рот, вручил мне чистый лист бумаги. Тогда я сказал: «Даже не читая вашей работы, я заметил в ней две ошибки. Вы забыли поставить дату и подписать ее. Когда вы будете сдавать работу в следующий понедельник, помните о том, что рецензия на книгу напоминает отчет о патологическом препарате». В следующий понедельник он вручил мне одну из лучших рецензий, какую я когда-либо читал. Через пару недель декан спросил: «Как же вам удалось обратить этого язычника в христианство?» Он был настроен противиться мне абсолютно во всем. Я принял этот вызов и указал ему на две его ошибки. И он был вынужден их признать.

А вот пример использования своего собственного подсознания: я писал статью, публикацию, и думал, что закончил ее. Дело было в ноябре. И вот я решил отослать ее издателю, но не смог найти статью. Я знал, что должен хранить свою рукопись в одном из четырех мест. Я осмотрел все четыре... рукописи там не было, и я сказал: «Мое подсознание хочет сообщить мне нечто; интересно, что же именно?» Прошел ноябрь, декабрь, январь. На второй семестр прибыла новая группа студентов, и я дал им задание прочесть определенные книги, показал книжный стеллаж в моем кабинете, выбрал оттуда наугад несколько книг и сказал: «Вот книга, которую вы обязательно должны прочесть». Я открыл ее в произвольном месте, и ТАМ БЫЛА ССЫЛКА, НА КОТОРУЮ Я ХОТЕЛ СОСЛАТЬСЯ В СВОЕЙ РУКОПИСИ!!! Когда студенты ушли, я отпер нижний ящик своего стола, достал потерянную рукопись и добавил эту ссылку. Итак, мое подсознание знало, что у меня будет новая группа студентов, мое подсознание знало, как я начинаю каждый учебный семестр, и мое подсознание знало, что не нужно торопиться публиковать эту статью и что ее еще нужно доработать.

Аналогичный опыт был у меня в Аризоне. Я закончил статью и полагал, что это прекрасная статья, и решил отправить ее. Я стал искать ее и не нашел ни в одном из четырех мест, где я держу свои рукописи. И я сказал: «Интересно, что я упустил в этой статье?» Спустя месяц ко мне пришла пациентка на ежемесячный осмотр. Она вошла в комнату, я вытащил истории пациентов, нашел ее папку — и там лежала моя рукопись. И я задал этой пациентке несколько вопросов, которые забыл задать раньше, — и в результате добавил к своей статье массу новой информации. Нужно полагаться на свое подсознание.

Много лет назад я попытался написать объяснительную сноску и забыл, про что она будет. Через некоторое время я написал сноску, и она мне не понравилась, потому что не выражала того смысла, который я хотел передать. И вот однажды у меня был двухчасовой перерыв, и я сказал себе: «Пожалуй, я просто откинусь в кресле и войду в транс». Примерно через час и сорок пять минут на моих коленях лежала книжка с комиксами. а на столе лежали еще две стопки комиксов, л очень скоро должен был прийти пациент. Я удивился, почему это я вошел в транс и перерыл коробку с комиксами, и еще оставил две отдельные стопки комиксов на своем столе. Ожидая с минуты на минуту пациента, я положил все книжки обратно в коробку и отнес их в другую комнату. Когда я вернулся, пациент уже пришел, и я стал проводить с ним интервью. Я забыл об этом свидетельстве самогипноза и о том, что обнаружил у себя на коленях коробку с комиксами. И однажды у меня было свободное время, и я подумал все-таки написать эту сноску, но это оказалось для меня сложновато. Я взял карандаш, и мне на ум пришло: «И утенок Хью сказал утенку Луи»... И тут я понял: комиксы рассчитаны на читателя с любым уровнем интеллекта и передают массу смысла. И комиксы отличаются большой точностью и ясностью. И я написал объяснение, которое собирался написать, легко и просто. Мое подсознание заставило меня просмотреть книжки с комиксами, чтобы получить пример краткости и простоты.

Одним из уроков, который преподают нам все дети, является тот факт, что можно смотреть на вещи по-разному. Когда моя дочь Бетти Элис была еще совсем маленькой, она играла на территории больницы округа Уэйн в Мичигане. Она ходила и смотрела на все то с одной стороны, то с другой, ходила туда-сюда, а затем сгибалась пополам и смотрела на все между ног, глядя во все стороны. И так она осмотрела всю территорию, сначала стоя, а потом согнувшись пополам. Тогда я не знал, что это означает. А позднее, когда ей исполнилось чуть больше пяти лет, я пригласил к себе домой из Эванстона, где у нас было заседание Психологического общества, Грегори Бейтсона. Бейтсон был ростом метр восемьдесят или метр девяносто. А Бетти, даже когда выросла, была ростом меньше 160 сантиметров. И эта маленькая девочка все ходила вокруг него и смотрела вверх на этого человека с головой в небесах. И ей удалось заметить, что он обратил на нее внимание, и она рассказала ему, сколько километров до Луны, а сколько до Венеры, до Марса, до Плутона, и назвала ему все расстояния. Я не знал, откуда она все это могла узнать, и ТОГДА я не придал этому значения. Затем она пожелала знать, откуда Грегори родом. Он сказал, что из Австралии. Тогда она взяла глобус и попросила его показать Австралию. Он показал ей, где находится Австралия, а где Мичиган. И тут она объявила очень торжественно: «Когда я вырасту, я поеду в Австралию». Окончив школу в Мичигане, она устроилась работать учительницей, а следующим летом поехала путешествовать по Европе. Она вернулась, преподавала в Мичигане, а на следующее лето поехала в путешествие по Америке. Затем она снова заехала домой и сказала: «Я подумала, ребята, надо заехать к вам сюда и повидаться с вами, прежде чем я уеду в Австралию. Я ведь теперь работаю там в школе». Она преподавала в Мичигане, в Аризоне, в Австралии, в Эфиопии, а сейчас она преподает на Окинаве и ждет, когда ее мужа пошлют в какую-нибудь другую точку земного шара. Ее интерес смотреть на вещи со всех_возможных точек зрения, ее интерес к географическим расстояниям уже тогда говорил о том, что она станет путешественницей и захочет повидать мир. Она путешествовала над Эфиопией на воздушном шаре, спускалась на плоту по реке, где обитали гиппопотамы и крокодилы. Она была в Корее и в Гонконге и планирует отправиться в Китай, а еще она была в Сингапуре и, конечно, на Гавайях; я даже не знаю всех мест, где она была. И ее семья, два ее сына и дочь, всюду переезжают вместе с ней. И где бы они ни повесили свою шляпу — всюду они легко приживаются. И чувствуют себя настолько комфортно, насколько только возможно.

У детей короткая память, и я рассажу вам, как научить детей иметь хорошую память. Однажды вечером мой сын Роберт объявил, что он уже достаточно большой, достаточно взрослый, достаточно сильный, чтобы выносить мусор. Я выразил свои сомнения, и он заверил меня, что он УЖЕ достаточно большой и достаточно сильный. Я сказал, что он может забыть вынести мусор, но он заверил меня, что не забудет. Тогда я сказал: «Хорошо, начиная с понедельника можешь это делать». И в понедельник вечером он вынес мусор, во вторник вечером он вынес мусор, а в среду вечером забыл. Поэтому в четверг я напомнил ему, и он извинился, что забыл вынести мусор в среду, — он вынес его в четверг вечером, но забыл сделать это в пятницу и в субботу. Случилось так, что в воскресенье я проснулся очень рано ~ в три часа утра. Я был очень добр к Роберту, я позволял ему не ложиться до часу ночи. И вот я проснулся в три часа. Я разбудил Роберта и очень долго извинялся перед ним, что не напомнил ему вынести мусор, — пусть он будет добр одеться и вынести его сейчас. И вот Роберт, глубоко вздыхая одному ему известным мыслям, оделся и вынес мусор. Он вернулся, разделся, надел пижаму и лег спать. Я подождал, пока он крепко заснет, и снова разбудил его: я извинялся очень долго, очень искренне, объясняя, что ума не приложу, как я мог проглядеть часть мусора. Роберт еще более тщательно обыскал кухню, нашел неподобранный мусор, вынес его на помойку и медленно вернулся в дом. Я наблюдал за ним из-за штор. Он подошел к заднему крыльцу, повернулся и побежал по аллее, сбив крышку с помойного ведра. Он вошел в дом и задумчиво переоделся в свою пижаму. Мне ни разу больше не пришлось напоминать ему. Я проделывал такие штуки со всеми своими детьми; все восемь детей получили аналогичные уроки развития памяти. Это хороший способ улучшить свою память.

Я остановился в отеле в Майами, во Флориде, вошел в ресторан, и официант вручил мне меню на французском. Я объяснил, что не читаю по-французски, и он, говоря с сильнейшим французским акцентом, предложил перевести его для меня. Итак, я наслаждался тем, как он читает каждую строчку, но совершенно ничего не понял. Когда он закончил, я сказал: «Будьте добры, принесите мне стакан с битым льдом». Он выглядел удивленным, но принес мне стакан с битым льдом. Тогда я сказал: «А теперь принесите мне бутылочку французского соуса». Он выглядел еще более удивленным. Я взял бутылку, полил соусом битый лед и сказал: «А теперь выбросьте это в помойное ведро». Он ответил: «Да, сэр», и я ушел. Два года спустя я обедал в гостинице в городе Портленд, штат Орегон. Официант сказал: «Добрый вечер, доктор Эриксон». Я ответил: «Очевидно, вы меня знаете. У меня очень плохая память на лица». Тогда он сказал: «Да, мы встречались раньше, и прежде чем вечер закончится, вы вспомните». Я сказал: «Отлично». Меня обслужили по самому высшему разряду. И он принес счет. Я положил на него деньги, и он принес сдачу. Я оставил ему чаевые и поблагодарил его за прекрасное обслуживание. И он попрощался со мной с сильнейшим французским акцентом.

А теперь представьте ребенка, который никогда раньше не был в плавательном бассейне... Знаете, это ведь очень тяжелое решение — войти в бассейн... спуститься по всем ступеням с более мелкого конца. Тело ЧУВСТВУЕТ себя очень непривычно. В первый РАЗ вы входите в воду, вода доходит вам до груди, и вам вдруг становится тяжело дышать. Вы не ощущаете обычного давления тела. У вас появляются другие ощущения давления. И нырнуть ПОД воду... это просто ужасно. Вы можете заставить ребенка нырнуть за яблоком в ванне. И очень скоро ребенок испытает такое отчаяние, что схватится за яблоко, прижмет его ко дну и будет крепко держаться за него. И преодолеет свой страх перед тем, что его голова находится под водой. Им кажется, что они просто играют... но они учатся.







 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх