Беседа 25.

МОЙ ДЕНЬ: СОК, ЧИСТЫЙ СОК И НИЧЕГО, КРОМЕ СОКА

23 января 1985 года


Бхагаван,

Вы добрались до завтрака. Чтобы закончить наши религиозные исторические записи, не могли бы вы рассказать нам о своем завтраке, а именно - что следует за соком?


За соком ничего не следует. Пророки Упанишад описывают абсолютную реальность как «сок» — raso vai saha. Это единственное определение, которое подходит к тому, что я называю - божественность.

Raso vai saha означает - «не что иное, как сок»: не человек, не личность, а всего лишь вкус, вкусовое ощущение.

Поэтому, если вы спрашиваете меня о чем-то, что следует после сока, то мне очень трудно ответить вам, так как сок - это последнее, это наивысшее и за ним ничего больше быть не может. Поскольку речь идет о моем завтраке, когда я пью только сок, я могу сказать, что после сока я себе ничего больше не позволяю.

Вам надо будет постараться понять это. Во-первых, вот то, что требуется для ваших религиозных и исторических записей: после сока - и обратите внимание: слово «после» совсем не означает «дополнительно», «сверх чего-то» - имеет просто хронологическое значение, временное значение, но не значение «потом»...

После сока я слушаю песни, стихи, музыку, которые я слушаю вот уже почти тридцать лет. Те, кто живет со мной, всегда удивляются...

Когда я был студентом, я слушал те же песни, что и сейчас - вот что удивляет моих друзей. У меня есть старый граммофон и хорошая коллекция пластинок. Когда я начинал проигрывать свои пластинки, мои друзья, как правило, выходили из своих комнат, расположенных с двух сторон, и им ничего не оставалось, как слушать.

Они пожаловались президенту университета. Меня позвали для объяснений, и я сказал: «У слуха два измерения. Одно -горизонтальное. Вы слышите песню; если она новая, вам становится интересно, потому что вы не знаете, что будет дальше, какой оборот она примет. Но если вы ее уже слышали когда-нибудь, тогда она теряет свое горизонтальное измерение. Горизонтально - нет никакого волнения: вы знаете довольно хорошо, что будет дальше. А когда вы это уже знаете, как же вы можете волноваться?

Это горизонтальное значение связано с тем, что вы переживаете впервые. Но я открыл, что существует также вертикальное значение - для всего в жизни. Песни, музыка, которые я слышал тридцать лет и продолжаю слушать сейчас, теперь не имеют для меня никакого горизонтального измерения. Я знаю каждый закоулок, каждый нюанс, когда речь идет о горизонтальных измерениях, они становятся незначительными, не имеющими почти никакого отношения к делу. И когда я слышу их, происходят странные вещи: я почти засыпаю, но продолжаю слышать. В таком состоянии слова, которые я слышал тысячи раз, больше не имеют значения, но начинают открывать что-то более глубокое, чем простые слова.

Песня не в словах: это что-то вокруг этих слов, между словами, между строк, но никогда не в самом слове. Если это подлинная поэзия, то тогда будет какая-то глубина, где слова пропадают: вы углубляетесь в само значение, чистое значение. Это больше звук и тишина. Слово оставлено далеко позади, слово становится почти призрачным.

На Востоке это было обнаружено давным-давно. В Англии у вас есть одно слово для чтения — изучать. Для слова «чтение» на санскрите имеется два слова - adhyayan, - что означает «изучать», и path - слово, которое считается непереводимым. «Path» означает неоднократное чтение чего-то не для того, чтобы понять это «что-то» с лингвистической точки зрения, это вы можете понять, когда вы читаете один раз или два, вам не нужно читать это. много раз. И если вы не можете понять то, что вы читаете пять-десять раз, тогда вы не сможете понять это, читая много тысяч раз.

Вы по-прежнему будете самим собой.

Нет, не это является целью многоразового чтения. Цель — найти ответ на вопрос, как идти дальше слова. Единственный способ - повторять слова так много раз, что они теряют абсолютно всякое значение и становятся несущественными.

И когда оно потеряет свое значение, только тогда открывается вертикальное измерение: вы начинаете падать в глубину.

Но это возможно только с подлинной поэзией или подлинной музыкой, а не с обычной поэзией или обычной музыкой, которые создаются обычным умом. Это всего лишь игра со словами: передавать нечего. У человека нет опыта, нет «сока» для исполнения этих слов так, чтобы они смогли стать носителями послания. Он знает, как вызвать определенный ритм в словах, он сочиняет песню. Это сочинение. Это не творение.

Но когда песня уже создана, это означает, что онане создана умом, а вытекает из определенного ритма. Это слова, так как слова могут достигать других - чистый сок не передается. Это как если бы вы написали любовное письмо, привязали его к камню и бросили этот камень через окно женщине, которую вы любите.

Ваше письмо нельзя бросать: оно не долетит до окна, оно такое легкое, но камень тяжелый. Камень - это не послание. Послание находится на этом маленьком кусочке бумаги, который к нему прикреплен, привязан бечевкой к тяжелому камню. Но если вы влюбитесь в глупую женщину, что наиболее вероятно, женщина может выбросить письмо назад. Какое может иметь значение - этот кусочек бумажки? И она может подумать, что камень, более тяжелая часть, должно быть, и есть это послание. Это и происходит с песнями, музыкой и поэзией - вы продолжаете держать и собирать камни, вы продолжаете выбрасывать письма.

Итак, после своего завтрака в течение двух или трех часов я слушаю свои выбранные песни. Вероятно, я знаю их лучше, чем людей, которые написали их, и людей, которые поют их. Я гораздо больше знаком с ними, потому что я слышал их тысячи раз. Каждый день я опускаюсь на новую глубину. Это состояние почти глубокой тишины, и благодаря тишине мое тело расслабляется и погружается в сон, но я не сплю. С телом связаны слова, а со мной связано их значение. Но это тоже является еще одним жизненным опытом «сока».

Иногда, очень редко, я слушаю инструментальную музыку. Многие спрашивали меня: «Если вас не интересуют слова, то, вероятно, инструментальная музыка должна вам больше нравиться?» Но это не так. Инструментальная музыка прекрасна, но так как она не имеет слов, она не имеет и размерности. Слова придают песне горизонтальное измерение, что делает возможным погружаться вертикально. Инструментальная музыка проста. Она горизонтальна, но так как нет слов, тот момент, когда вы попадаете в горизонтальное измерение, вы оказываетесь в пустыне без оазиса. Это прекрасно.

Песни прекрасны только тогда, когда вы входите в вертикальное измерение, но это возможно только при создании прямой противоположности. Слово является прямой противоположностью тишины. Если нет слов, вы не сможете создать и тишины. Инструментальная музыка - это звук, тишины нет. Это звук, организованный гармонично, но он не может иметь полярность, противоположную слову и его отсутствию.

Итак, после завтрака я наслаждаюсь тем, что можно опять назвать словом «сок», но это нечто нематериальное... Как если бы у вас были какие-то вкусовые ощущения без еды. Этому нет физического соответствия — просто вкусовые ощущения без чего-либо вкусного на ваших вкусовых бугорках.

В одиннадцать часов я завтракаю второй раз. Вивек все еще не может поверить, что я возбужден, но что делать? Верите вы или нет, я все-таки возбужден. Я сам не могу в это поверить. Поэтому я могу понять, что никто не сможет поверить в это, если я сам не могу поверить в это. Я точно знаю, что она собирается мне принести - все предсказуемо: три небольших порции овощей, отварных, без соли, без специй.

Они стали настоящими знатоками по приготовлению безвкусной еды. Вы не можете победить их в этом. И, конечно, они, вероятно, удивляются: они продолжают давать мне эту безвкусную пищу, а я никогда не жалуюсь. Я всегда ее одобряю, так как она дает мне возможность, о которой они не знают. Когда вы едите вкусную пищу со специями и всякими разными добавками для того, чтобы сделать еду более вкусной, ароматной, вы теряете что-то, чего вы не знаете. Вы разрушаете свои вкусовые бугорки. Они не предназначены для таких сильных ощущений; они очень маленькие, очень нежные.

Я обнаружил истинный вкус всего лишь тогда, когда я начал питаться по рецептам Дэвараджа. Он превратил мою столовую в больницу. Но мне это очень нравится. Сейчас вы можете положить меня в любую больницу — они не смогут причинить мне никакого вреда.

Три вида овощей почти всегда одних и тех же, четыре ломтика хлеба, немного подсушенного, без масла, чашка индийского соуса, который называется «чатни» - и это все. Но за всю свою жизнь я не испытывал такого удовлетворения от своей пищи, как сейчас. В Индии существует множество различных кушаний. Вероятно, нет другой страны, в которой существует такое множество разнообразной пищи: каждая провинция имеет собственные разновидности пищи. Я ездил по Индии. И ел разнообразную пищу. В каждом штате имеются собственные находки в этой области в огромном количестве; им, вероятно, потребовалось много тысяч лет для того, чтобы создать некоторые деликатесы, но вся их пища, какой бы вкусной она ни была, вредна для здоровья.

Вес у меня хороший, потому я обычно выгляжу очень здоровым. Но много позже я обнаружил, что просто выглядеть здоровым - это совсем не то, что быть здоровым. Сейчас я здоров, но моя мать приходит, и она говорит мне каждый раз, когда приходит: «Что ты сделал со своим здоровьем? » Я напоминаю ей: «Ты говоришь мне это каждый раз, когда приходишь». А она думает, что я ношу это длинное и свободное одеяние лишь для того, чтобы обмануть ее.

Я говорю: «Я не пытаюсь тебя обмануть».

Она говорит: «Но я могу видеть твои руки на видео. Ты можешь, вероятно, обманывать других, но ты не можешь обмануть меня. Я вижу тебя с самого детства. У тебя было такое прекрасное тело». И я мог видеть слезы, наполняющие ее глаза, когда она смотрела на мою еду. И я не позволял ей... потому что она всегда, из года в год, старалась приносить что-нибудь, хотя бы немножечко.

Я говорю: «Нет, ничего не надо делать. Мой врач не разрешает этого. Я могу принимать только то, что он предписывает, я не могу принимать что-либо еще».

Но она приносила снова и снова, и я знаю - почему. Она видела меня лишь в тысяча девятьсот шестидесятом году, когда мой вес был сто девяносто футов и мое тело было... Как раз вчера я говорил о Махавире. Я мог бы без особого труда состязаться с Махавирой. Фактически, люди обычно говорят, что мое тело... так как я обычно сижу почти полуголый, всего лишь небольшая широкая накидка даже зимой, в самых холодных местах, даже в Нью-Дели. Мой хозяин в Нью-Дели бывало говорил: «Ты единственный человек, которого я видел в Нью-Дели, кто сидит в кресле с полуобнаженным телом и при включенном вентиляторе. Как тебе это удается?»

Люди обычно говорят, что мое тело выглядит, как будто оно из мрамора. Оно обычно так и выглядит, потому что я много занимаюсь собой: я прохожу восемь миль пешком утром и восемь миль вечером: вот уже, по крайней мере, двадцать лет шестнадцать миль в день. Если это все сложить, я думаю, это составит расстояние, равное почти трем оборотам вокруг Земли или даже больше.

Я с детства ненавидел молоко, но так как всем нравится мое тело, а моя семья настаивала на том, что без молока нельзя сохранить себя, я пью молоко против своей воли. Это единственное в моей жизни, что я делаю против своей воли, а единственный способ, которым я пользуюсь, чтобы делать это, заключается в том, что я задерживал дыхание и выпивал целый стакан одним глотком так, чтобы не ощущать запаха, потому что я не выносил его. Я перепробовал многие виды молока, но я не могу выносить его запаха.

Моим чувством всегда было - и я говорил об этом своей семье: «Джайны должны отказаться от молочных продуктов, так как молоко похоже на мясо. Это не вегетарианская пища, это животная пища, и она имеет двойную силу. Откуда приходит молоко? Именно материнский механизм, биологический механизм преобразует ее кровь в молоко. На самом деле вы пьете белую кровь».

Моя бабушка закрывала обычно уши: «Не говори такие слова, потому что тогда я не смогу пить молоко. Я обязательно буду помнить, что это "белая кровь". Никогда так не поступай с такими старыми женщинами, как я».

Джайны не могут жить без молока, так как это их единственный жизненно важный пищевой ингредиент; в остальном их пища растительная. Поэтому они едят всевозможные молочные продукты: сливочное масло, творог, сметану и все сладости, сделанные из молока.

Но у меня всегда, с самого начала, было ощущение, что это просто кровь. Вот почему все это так быстро увеличивает вашу кровь, и вот почему ребенку нужно только молоко - ему этого достаточно, это вся его пища. Материнское молоко дает ребенку все, что ему необходимо. Это дни его роста. Поэтому молоко - это вся еда для ребенка.

С одной стороны, я очень не любил молоко, так как оно не вегетарианское; с другой стороны, вы не даете ребенку коровьего молока. Это молоко не для вас. У коровы есть свои дети, молоко в ее вымени - для них, а не для вас.

Вы будете удивлены, что в стране, подобной Индии, которая делает вид, что она не насильственная страна, они убивают телят, потому что корова дает молоко, предназначенное для телят; иначе она попытается опрокинуть ваше ведро, ударить вас ногой и так далее. Естественно, мать хочет, чтобы о ее ребенке позаботились в первую очередь. Кто вы? Человек, сидящий на маленькой скамеечке с ведром и пытающийся подоить корову -кто вы? И ведь молоко не предназначается для вас.

Корова не имеет возможности знать, что вы покупаете ее. Она не понимает, что такое деньги, покупка или что-либо другое, но она понимает одно - что ее собственное дитя стоит там, отверженное.

Что же делают индусы? Они убивают ее дитя, делают из него чучело и держат его рядом с выменем коровы, так чтобы она продолжала верить, что ее дитя рядом. Ее дитя убили, сделали из него чучело, вынув все кости и все остальное — чтобы обмануть корову.

И эти люди верили, что они религиозные, не жестокие, верящие в справедливость. Они же обманывают даже бедную корову, а эту корову они называют «мать-корова». В Индии корове поклоняются как матери, а убивают ее брата. Особенно, если дитя мужского рода, то есть если это бычок, то его, конечно, надо убить, если телочка, то она должна стать коровой, следовательно, ее надо как-то сохранить, а бычка - убить. Но если корова — ваша мать, то тогда этот бычок, когда вырастет, должен стать вашим отцом,.- а вы совершаете отцеубийство, убивая быков. И цель этого убийства лишь обмануть свою «мать», которой они поклоняются, для которой они создают великие политические движения. Они устраивают протесты, если кто-то убивает корову, и они постоянно требуют, чтобы правительство полностью остановило убой коров.

А то, что они продолжают делать, настолько мерзко, что вы не сможете этому поверить. Когда я впервые увидел это в Калькутте, это было самым ужасным, что я когда-либо видел. Хинду, которые называют корову матерью и готовы отдать свою жизнь за корову или убить кого-либо, чтобы спасти ее, делают нечто, что людям во всем мире нужно понять, чтобы оценить, как люди могут стать лицемерами. Они заталкивают палку во влагалище коровы во время дойки. Заталкивание палки в ее влагалище заставляет ее давать больше молока почти в два раза. Эти люди называют корову матерью и борются за то, чтобы был остановлен забой коров, и вот что они делают со своей « матерью »: заталкивают бамбуковую палку в ее влагалище, чтобы получить молока в два раза больше.

Когда я впервые увидел это своими глазами, мне стало еще труднее пить молоко с открытыми глазами. Но Дэварадж мне очень помог. Он исключил из моего рациона все молочные продукты - молоко, масло, творог - все, и я действительно почувствовал себя чистым. Конечно, я потерял в весе, но что толку в нем? Я не выгляжу высеченным из мрамора, но ведь нет и нужды выглядеть так - мраморных статуй и так достаточно.

Впервые в своей жизни я чувствую себя легко с пищей.

В Индии это было невозможно, потому что все травили меня: «Если ты откажешься от молока, то в твоей пище ничего не останется полезного. Если ты откажешься от творога, то в твоей пище не будет ничего полезного. Если ты не будешь есть масла, то ты потеряешь в весе». Но этот вес причинял мне много беспокойства. Сейчас все мои трудности исчезли.

Мое дыхание больше меня не беспокоит, а по мере того, как уменьшился мой вес, спина становилась все лучше и лучше. Странно, но как только мой вес стал меньше ста тридцати фунтов, спина совсем перестала меня беспокоить. Совсем исчезло напряжение, а раньше, время от времени, я ощущал напряжение в определенном положении. Сейчас в любом положении я не чувствую этого напряжения. А при еде одной и той же пищи каждый день мои вкусовые бугорки проявили свою чувствительность. У меня сейчас вкусовых ощущений больше, чем когда-либо прежде, хотя мне особо нечего пробовать, но, что бы я ни ел, все очень приятно.

Я бы хотел, чтобы вы поняли - все специи - обманщики. Они достаточно сильны, чтобы заставить вкусовые бугорки почувствовать их присутствие, но чем сильнее специи, тем скучнее становится вашим бугоркам. Когда же специй нет, тогда ваши органы вкуса.

Итак, это совершенно разные вещи: иметь что-то вкусное, потому что оно содержится в вашей пище, и наслаждаться чем-то вкусным, потому что ваши вкусовые бугорки стали более живыми и более чувствительными.. Последнее - важнее. Вот почему так трудно кому-нибудь понять, что меня может взволновать. А меня волнуют мои вкусовые бугорки, но не пища. Пища уже потеряла свое значение, но возникает новое значение. И я чувствую, что это должно стать тем самым методом, настоящим методом. И тогда всего лишь отварные овощи кажутся вам такими вкусными, а хлеб без масла таким сладким, что этого нельзя себе даже представить, это нужно испытать на себе.

После завтрака я отправляюсь спать. Это то, что я делаю всю свою жизнь. Два часа сна в середине дня делают мне два дня, два утра, два вечера из одного дня; это удваивает радость жизни. А сон, согласно Патанджали, очень близок к самадхи. Единственная разница заключается в том, что в состоянии самадхи ваше тело спит, а ваше сознание бодрствует. Для меня же теперь и состояние сна и состояние самадхи - одно и то же. Мое сознание бодрствует двадцать четыре часа в сутки. Для моегр сознания нет разницы, бодрствует ли мое тело или спит.

Но дать телу полную релаксацию - даже сидя на удобном стуле, как тот, на котором я сижу, совсем не означает дать полное освобождение телу от гравитации. Если у вас есть удобный стул, то тогда на вашу спину гравитация действует отдельно. Именно по этой причине индусы постоянно тренируют позу лотоса.

Поза лотоса была разработана, главным образом, для уменьшения воздействия гравитации на ваше тело. То есть в позе лотоса на ваше тело действует минимальная гравитация. Меньше этой минимальной гравитации быть не может, потому что в позе лотоса ваш позвоночник выпрямлен, ваши ноги находятся на одной линии так, что вы похожи на перевернутый крест: ноги располагаются по горизонтальной прямой, а вторая прямая линия проходит через середину вашего позвоночника. Такая позиция почти не дает возможности гравитации действовать на ваше тело.

Несколько дней назад я разговаривал с вами о Кришнамурти. Я сказал вам, что видел его в телевизионном интервью и очень пожалел его. Вивек подумала сначала, что, вероятно, он страдает от какой-то болезни, при которой начинают дрожать руки, так как он сидел на деревянном стуле с прямой спинкой, засунув руки под себя. И Вивек подумала, что он боится показывать свои руки и поэтому сидит на них.

Но это не так. Вы бы посмотрели на этот стул. Нельзя найти более неудобный стул, чем тот, который был у него: деревянный стул с прямой спинкой без подлокотников. Он пытался сидеть на этом стуле в позе лотоса, потому что в Англии сидеть в позе лотоса не принято, а он был очень озабочен тем, чтобы соблюдать обычаи.

Когда он приезжает в Индию, он надевает индийскую одежду, а в Англии он носит синие джинсы, но ему надо было сесть на этот стул, и чтобы найти решение, он выбрал стул, который использовался для детей старых школ. Теперь все изменилось: дети просят более удобных стульев. Но более удобный стул оказывает большее воздействие на тело. Комфорт очевиден, а воздействие на тело проявляется косвенно. Лучше всего спать: тогда вы находитесь в горизонтальном положении, а гравитация равномерно распределяется по всему телу.

Почему ваш сон дает вам такой хороший отдых, релаксацию, восстановление сил? Это происходит по той простой причине, что человек произошел от животных, позвоночник которых располагался горизонтально. Все животные наслаждаются своим расслабленным состоянием благодаря горизонтально расположенному позвоночнику: когда позвоночник и земля параллельны, гравитация равномерно действует на каждую частицу позвоночника. Человек однажды решил встать на две ноги, и никто не знает, на благо это или нет, потому что не существует никого, кто является всеведущим. Это во многом помогло человеку, но это во многом и навредило ему.

Трудно понять, было ли это более вредным или более полезным. Это освободило две руки, поэтому человек смог делать гораздо больше, чем могли животные: все стало возможным - и искусство и наука, потому что освободились две руки. Животные ничего не могут делать - ни рисовать, ни ваять, ни писать музыку, потому что их две руки не свободны. Человек же, выпрямляясь на свои две ноги, вдруг обнаруживает, что его две руки абсолютно свободны, и, следовательно, что-то надо делать. Вопрос был очень важным - что делать с этими руками?

И человек начал делать все, что мог. От повозки, в которую запрягали быка, до ядерного оружия - все это лишь побочный продукт того, что человек выпрямился. Если бы он оставался на своих четырех конечностях, не было бы никакого беспокойства, никаких войн, никаких проблем; но не было бы также никакого разума. Разум стал развиваться только в результате того, что человек встал на две ноги.

То, что человек встал на две ноги, привело к двум явлениям: это освободило его руки, и вследствие того, что он выпрямился, меньше крови стало поступать в мозг. Это явление имело огромное значение, потому что у животных кровь распределяется равномерно по всему телу: так как их хвост и голова находятся на одном и том же уровне, кровь циркулирует равномерно. А так как кровь циркулирует равномерно, они не могут развить очень чувствительные клетки в мозге, которые необходимы для мышления.

Мозг человека содержит десять биллионов маленьких клеток, которые будут разрушены, если он будет ходить на четырех конечностях. Вот почему индийские йоги, которые подолгу стоят на головах, никогда ничего не создали. Они становятся просто идиотами по той простой причине; что если вы стоите на голове, то к ней приливает так много крови, что все ваши чувствительные клеточки будут разрушены.

Итак, если вы изучите всю историю йоги, то да, вы обнаружите, что они более спокойны, они выглядят более спокойными и холодными, они не будут легко сердиться или приходить в ярость, потому что им потребуется значительно больше времени, чтобы понять, что происходит, понять, не оскорбили ли их. Это потому, что клетки мозга разрушаются, их остается очень мало, потому что убивается то, что возбуждает эти клетки.

Я против стояния на голове. Да, если вы стоите на голове не более трех секунд, тогда все нормально, тогда это вам пойдет на пользу, потому что три секунды не смогут ничего разрушить, они просто быстро освежат весь мозг, как душ освежает тело. Через три секунды немедленно поднимайтесь. Я рассчитал — не более трех секунд! Я это испытывал на многих людях, но не на себе.

В моем университете был факультет йоги. Конечно, декан факультета был абсолютно несведущ. Я часто приходил туда, и он обычно спрашивал меня: «Почему ты сюда приходишь? Тебя нет в списках, и я никогда не видел, чтобы ты делал упражнения».

Я отвечал: «Я прихожу сюда не для того, чтобы заниматься йогой или делать упражнения».

«Тогда, - спрашивал он, - зачем ты сюда приходишь?»

А я отвечал: «Для меня все они являются подопытными кроликами».

Он спрашивал: «Что ты имеешь в виду? Они занимаются йогой». Даже профессора занимались там йогой.

Я отвечал: «Да, для меня все они подопытные кролики. А вы являетесь деканом этого факультета».

Я ходил, смотрел и обнаружил нескольких людей, готовых ответить на мои вопросы по поводу того, что происходит. И я обнаружил этот факт: люди могут стоять на голове только три секунды; стояние на голове более этого времени абсолютно вредно. Но ни в одном пособии по йоге не упоминается о трех секундах. Наоборот, там говорится: «чем больше вы стоите на голове, тем лучше».

Конечно, у них совсем другая цель. Чем больше вы простоите на голове, тем меньше вас будет огорчать окружающий мир, потому что, естественно, для беспокойства — даже для того, чтобы понять, что в мире существует очень много проблем, — необходим ум.

Для йога все проблемы исчезают, это происходит не потому, что он решает все проблемы, а потому, что он разрушил сам механизм, с помощью которого смог бы осознать существование проблем.

Я не за разрушение мозга.

Я за возвышение мозга.

Мозг возвышенный всегда присутствует, фактически он более ясный, более чистый, более сильный, обладает большей энергией. Он полон энергии, так как им не пользуются. Но всякий раз, когда «человек, который имеет возвышенный мозг, захочет воспользоваться им, он, естественно, станет гением. В каком бы измерении он ни захотел использовать свой мозг, он будет гением. Гении будут казаться пигмеями перед таким человеком, потому что у них уставший мозг, а у него мозг не уставший, редко используемый.

Трансцендентальное сознание способно видеть и понимать многое. Ему не требуется помощь мозга. Мозг необходим только тогда, когда трансцендентальное сознание хочет что-то вам передать - песню, послание; только в этом случае используется мозг.

Йог попадает в глупую ловушку; и этот декан факультета, этот глупец, на самом деле глупец.

Однажды, когда я ехал из Вины в Гвалиор, я зашел в колледж, чтобы поговорить кое о чем, и пока я разговаривал в колледже, водитель моей машины куда-то ушел и напился пьяным. У меня оставалось только три часа до поезда. Сначала было очень трудно найти водителя, он забрал ключ от машины и все остальное; мне надо было вести машину самому. Владелец машины метался по всему городу в поисках моего водителя. Он сказал: «Он, должно быть, напился, поэтому нам надо поискать его в тех местах, где пьют». Нам показали такое место, и именно там мы его и нашли абсолютно пьяным.

Я сказал: «Как вы думаете, мы куда-нибудь приедем? Этот человек отправит нас на небо». Он совершенно ничего не понимал. Мне пришлось найти ключ в его кармане. Все это время пропало зря, хотя я ехал с максимально возможной для меня скоростью. Но в Индии никто не беспокоится об этом, потому что нет никого, кто бы помешал вам и оштрафовал вас. Хотя на дорогах Индии невозможно ехать со скоростью выше семидесяти километров в час; семьдесят километров - это максимум, который можете выдержать вы и ваша машина.

Владелец машины подпрыгивал на заднем сидении, произнося: «Помедленнее! Я думаю, что было бы лучше, если бы за рулем сидел водитель. Что ты делаешь? Ведь ты не пьяный! С такой скоростью... лучше приехать поздно, чем вообще никогда не приехать». Эта фраза написана по распоряжению правительства на дорогах Индии: «Лучше поздно, чем никогда». Поэтому время от времени он говорил мне: «Читай! Это написано везде: «Лучше поздно, чем никогда!»

Я отвечал: «Мне нужно попасть на поезд», - но мы опоздали всего лишь на несколько минут. Когда мы подъехали к станции, поезд отходил от платформы. А следующий поезд был Janata, то есть был поездом третьего класса.

Весь поезд - третий класс. Там нет вагонов с воздушными кондиционерами, первого класса, второго класса - весь поезд третьего класса.

Так как у меня не было выбора, я как-то забрался в него. Владелец машины и несколько его друзей, которые подошли очень кстати, втолкнули меня в вагон, потом мои вещи, а когда я там оказался — кого же я там увидел? - того самого тупицу, декана факультета йоги, который вошел в вагон передо мной. И он залез на верхнюю полку и сразу же уснул. Он просто закрыл глаза и вытянул ноги, чтобы занять всю полку.

Я сказал: «Вот это да! Вы вошли только что, прямо передо мной, я вошел сразу же следом за вами, - а вы уже спите». Потом я сказал: «Ну ладно, продолжайте спать». Носильщик заносил его вещи. Я сказал ему: «Забирай все его вещи и выноси. Он крепко спит».

Вот тогда он испугался. Поезд должен был вот-вот отправиться, а я не разрешал носильщику вносить его вещи. Носильщик сказал: «Но это его вещи - вот того йога, который спит наверху».

Я ответил: «Это я отдаю тебе все эти вещи. Он крепко спит. Конечно, он, вероятно, прибыл издалека. Эти вещи не могут быть его вещами».

Носильщик возразил: «Нет, он только что вошел, а я заношу его вещи».

Я сказал: «Если он хочет взять эти вещи, ему придется спуститься вниз и забрать свои вещи с перрона». Он испытывал свое терпение йога до самого последнего момента, и когда дежурный дал звонок, тогда он вскочил, чтобы взять свои вещи. А я занял верхнее место и крепко уснул. Хотя я не храплю, в тот день я храпел. На это стоило посмотреть: он вошел и ему пришлось стоять.

Спустя несколько минут он сказал: «Храпеть не нужно. Вы можете просто спать».

Я ответил: «Спасибо. Я очень старался, но это было очень трудно. Я не знаю, как храпеть. Но вы оказались настоящим глупцом. Вы пытались занять все сидение и прямо передо мной. Если бы вы меня попросили, я бы уступил вам это место, а еще лучше было бы, если бы мы разделили его - мы оба могли бы сидеть. Но то, что вы сделали, мог сделать только человек, который стоит часами на голове. Вот теперь и постойте».

Ему пришлось стоять шесть часов до самого Гвалиора. Когда я встал, я сказал: «Теперь вы можете поспать; и не забывайте меня. Это было нехорошо, по крайней мере, для йога.

То, как вы ведете себя, просто доказывает, о чем я рассказывал вам в университете, что вы просто глупец».

После этого он уже не пускал меня на факультет. Он сказал секретарю факультета: «Этого студента не пускать!»

Но я уже не интересовался этим факультетом. Меня интересовала лишь проблема стояния на голове, и я уже обнаружил, что три секунды - это максимум. Чем меньше, тем лучше, а еще лучше - одна секунда. Быстрый поток крови заставляет вибрировать клетки мозга, дает им больше жизни. Но если вы часами льете на них кровь, они погибнут. Они очень чувствительны.

Человек, встав на две ноги, дал возможность своему мозгу пропускать меньше крови. Меньшее движение крови в мозге обеспечивало достаточно места и возможности для его развития, но когда вы стоите, сидите, ваш мозг непрерывно работает. Когда вы спите, гравитационное притяжение одинаково, движение крови одинаково и более спокойно, не такое, как при стоянии на голове, когда движение крови похоже на водопад внутри мозга. Когда вы спите, движение крови замедляется и гравитационное притяжение уравновешивается; вы возвращаетесь в мир живот-ных. Вот почему утром вы чувствуете себя свежим, более молодым, более умным, более сострадательным.

Я наблюдал это в Индии: нищие никогда не просят милостыню вечером. Я заинтересовался причиной. Они всегда выходят просить милостыню утром. Я спросил нескольких нищих, с которыми я подружился: «Почему вы всегда выходите просить милостыню утром, а не вечером?»

Они ответили: «Это понятно: утром люди добрее, милосерднее. К вечеру они устают, раздражаются, сердятся, вы ничего не сможете выпросить у них». Меня это поразило... Психологию используют даже нищие. Они используют ее уже много лет, так как они всегда просят милостыню только утром. Люди не заглядывают в суть вещей, иначе они удивились бы тому, как много людей знают так много. Нищий знает что-то чрезвычайно важное, а именно: утром возможно вас каким-то образом использовать, так как вы чисты, свежи, не раздражены, не сердиты. Вам трудно сказать «нет». Но к вечеру вам уже невозможно сказать нищему «да».

Итак, два часа в день я наслаждаюсь «небольшой ночью», я полностью затемняю свою комнату. Много раз я забывал: когда Я просыпался без четверти два. Мне требовалось некоторое время, чтобы определить, утро это или день. Иногда Вивек Приходилось приходить, чтобы разбудить меня, потому что я Просто совершенно забывал, что это день. Поэтому я сказал ей:

«Ты можешь подождать до без четверти два, но ты не должна ждать дольше этого времени. Это означает, что я не понимаю, утро это или вечер... а люди, должно быть, ожидают моего пробуждения, поэтому буди меня».

После пробуждения - чашка чая (того же самого), потому что это для меня - опять утро. Потом я выхожу на встречу с вами.

Мне вполне достаточно видеть, Что вы счастливы, что вы танцуете, поете, радуетесь.

Вот это я желаю для всего мира.

Всегда иметь хорошее настроение, иметь желание петь и танцевать.

Люди, которые приходят сюда для того, чтобы просто посмотреть, не могут в это поверить. Журналисты не могут поверить, что люди могут быть такими счастливыми, такими радостными. Они думают, что вы притворяетесь. Я не могу сказать, что журналисты отражают это неверно. Они повидали весь мир — радости нигде нет. Как они могут поверить, что такое большое количество людей может радоваться и без всякой причины, потому что - что мы имеем? Здесь была одна журналистка газеты «Ньюс уик». Она сказала Шиле: «Это все буффонада - эти люди притворяются». Шила рассказала мне... И я послал этой женщине записку: «Останьтесь здесь на семь дней. Все семь дней, двадцать четыре часа в сутки люди не могут притворяться, люди не могут долго продолжать... Они работают по двенадцать часов каждый день, даже по четырнадцать часов семь дней в неделю. Попробуйте вы поработать четырнадцать часов в день семь дней в неделю, и потом притворяйтесь... Если вы сможете сделать это, тогда можете написать о том, какой это на самом деле хорошо разыгранный спектакль.

Женщина поняла, что это правда. Она пробыла здесь семь дней. Конечно, она не работала, но она сказала: «Я могу понять, что, работая по четырнадцать часов в день, невозможно притворяться». Она пробыла здесь семь дней и потом принесла свои извинения, но Шиле она сказала: «Теперь то, что я пишу о вас - мои боссы не будут принимать. Они скажут, что меня загипнотизировали».

Она уехала, и вот что случилось потом: ее босс сказал: «Вам не надо было оставаться там долго. Этот человек подшутил над вами. Он уговорил вас остаться на семь дней и загипнотизировал вас».

Но она ответила: «Он даже не видел меня, мы не встречались».

Но ее босс сказал: «Ваша статья является достаточным доказательством того, что вы были загипнотизированы: в ней нет ни одного отрицательного замечания, никакой критики. Я не могу опубликовать эту статью, Вам придется ее переделать».

Владельцем этого журнала является христианская ассоциация, поэтому женщине пришлось переделать статью и она написала то, что, как она знала, было неправдой.

Это странный мир. Люди - жалкие создания, несчастье стало их естественным состоянием. В одном месте, время от времени, кто-то становится несчастным; в другом месте кто-то улыбается. Это большая разница.

А всего лишь видеть вас счастливыми — это именно то, для чего я здесь.

Ничего другого я от вас не жду.

Ни один Учитель никогда не ждал от своих учеников меньше, чем я.

Всего лишь, чтобы вы были радостными, чтобы вы относились к своим страданиям и несчастиям, как к чему-то, что недостойно вас, что ниже вас.

Весь мир готов страдать без вас и быть несчастным. Вы думаете, что мир намерен страдать вместе с вами, что ему нужны ваши страдания? Не беспокойтесь об этом.

Вы можете наслаждаться, вы можете радоваться!

Иисус говорит своим ученикам, снова и снова — радуйтесь!

Но я не вижу, чтобы его ученики радовались, не вижу я также, чтобы и он радовался. Вы видели изображение улыбающегося Иисуса? Не то что смеющегося Иисуса — это было бы слишком, — и даже слово «улыбающийся» не годится. С крестом, как вы можете улыбаться? А если кто-то улыбается на кресте, то люди тогда подумают, что это действительно хорошо разыгрываемое представление! Если без крестов они не разрешают людям веселиться, то тогда человек, улыбающийся на кресте, -великий актер! Нет, это не соответствует философии христианства: печальные, вытянутые лица с отпечатанной на них всей историей мира, говорящие ученикам: «Веселитесь!»

Интересно: ведь ни один ученик не попросил Иисуса: «Учитель, возвеселитесь Вы сами, хотя бы раз». Иисус всегда серьезен, и, конечно, его ученики делают то, что делает их Учитель, а не то, что он говорит, — они не настолько глупы. Вы серьезны, и вы велите им веселиться? Вы будете сидеть рядом с Богом, вы его единственный рожденный сын, а эти дураки, веселясь, попадут прямо в ад.

Я не думаю, чтобы кто-нибудь на небесах веселился; а вы думаете иначе? То, как Бога изображают все религии — серьезным, очень серьезным... делает невозможным, чтобы Бог улыбался. Вы когда-нибудь видели улыбающегося Бога? Эта мысль никогда не приходила мне в голову; я говорю об этом впервые. Миллионы художников, но ни один не подумал: «Пусть этот бедный парень улыбнется хотя бы раз. Какая беда, если на одной из картин Бог будет улыбаться или смеяться?» Нет, это трудно, очень трудно.

Я только что получил известие из Англии о том, что какой-то раввин был исключен комитетом еврейской общины, потому что он рассказал грязную шутку во время проповеди. Он, вероятно, читая мои книги, но мне очень хотелось узнать, что это была за шутка — вероятно, это было что-то серьезное, раз его исключили. Он больше не раввин, он не может проповедовать в синагоге. Что же это была за грязная шутка? К сожалению, я должен сказать вам, что когда я услышал эту шутку, я не смог поверить, что это можно считать грязной шуткой. Это далее не похоже на шутку. То, что он сказал, было очень простым и очень коротким:

Этот раввин посвящал юношу, и он сказал ему: «Когда ты станешь старше, ты узнаешь немного этого, немного того и немного других...» Вот это и было шуткой! Эта грязная шутка — «немного других»? И это религиозные люди - разве они позволят вам смеяться? Веселиться? И я подумал тогда, а какие же у меня шутки? Если то, что сказал этот раввин — грязная шутка, то тогда, конечно, мои шутки не грязные. Если это является критерием грязной шутки, то тогда я не говорил ни одной грязной шутки. Это абсолютно доказано, если такого рода шутка считается грязной. И за эту шутку раввина исключили! Бедняга.

Сама идея сказать шутку, вероятно, пришла ему в голову, когда он читал мои книги, потому что все раввины, все священники, все монахи читают сейчас мои книги. Во всяком случае, они не могут не попасть под мое влияние. Они будут пытаться спрятать это в Библии, в Гите, в Талмуде. Они могут ее не читать непосредственно, но они все читают ее.

Сегодня я получил несколько других известий. Один человек, очень известный эксперт по налогам в Индии, Нани Палкхивала, - самый блестящий специалист по налогам, посол в Америке. Он всегда был настроен против меня так сильно, что он никогда не занимался вопросами, связанными со мной или с людьми моей организации. Это совершенно абсурдно. Вы можете не принимать мою философию, но это не означает, что вы не можете заниматься моими делами - это ваша профессиональная работа. Он не только не хотел заниматься моими делами, но он говорил и другим ведущим юристам, чтобы они не рассматривали мои дела. Теперь он потерпел поражение в выборах, после чего он сделал заявление, которое, несомненно, он почерпнул из моих книг, потому что я единственный пользуюсь словом, которое он использовал в своем заявлении.

Я много раз уже говорил, что я против демократии, так как демократия - это всего лишь мобократия, власть черни.

Я сторонник более высокой системы, которую я называю словом «меритократйя» - власть одаренных людей. Вот такую систему я и называю меритократией.

Когда Нани Палкхивала потерпел поражение, он сделал заявление: «Я поддерживаю меритократию. Мы уже достаточно давно находимся под влиянием посредственностей». А ведь он был одним из таких людей - посредственностей, которые обладали властью! Он совершенно забыл, о ком он говорит. Он имел власть. А теперь, когда он потерпел поражение: «Люди, которые имели власть, или люди, которые имеют власть сейчас, — все посредственности. А нам нужна меритократйя».

Я бы хотел спросить Нани Палкхивалу: «Скажите, по вашему мнению, такие люди, как доктор Раджендра Прасад, доктор Радхакришнан, доктор Закирхусаин, Пандит Джавахар-лал Неру, Лалбахадур Шастри, Джаипракаш Нараян, доктор Рамманохар Лохиа, Ачарья Кришани и Индира.Ганди - являются ли они заслуженными, достойными людьми?» Затем, считает ли он, что Медиокраджи - бхай Дезай — должен быть, по его мнению, человеком особых достоинств? - так как, будучи премьер-министром, он назначил Нани Палкхивала послом Индии в США. Мне хотелось бы знать, почему он хранил молчание все эти сорок лет и ничего не говорил о меритократии? Теперь, когда он лишился своего поста, внезапно все политики стали посредственностями. А ведь он был назначен послом в Америку одним из самых посредственных людей во всем мире. Что это доказывает? Ему следовало бы отказаться от этого назначения, сделанного посредственным человеком; но тогда он был бы похож на побитую собаку. Одно ясно, что он гораздо ниже даже самого посредственного человека. Возможно, Нани Палкхивала думает, что его изберут, так как он имеет некоторые достоинства. Но ведь он посредственность. Чтобы стать специалистом по налогам, вам не нужно особых досто инств. Фактически, только посредственности и будут интересоваться налогами и законами в этой области. Люди с особыми достоинствами могут заниматься значительно более прекрасными вещами.

Еще один человек, потерпевший поражение, бывший премьер-министр Индии Чаран Сингх. После поражения он сказал: «Всех политиков надо расстрелять, включая и меня, Чаран Сингха». А это надо было сделать, когда он был премьер-министром. Теперь он ничего не может сделать, он потерпел поражение. «Всех политиков надо расстрелять», включая его, но почему так внезапно? А всего лишь несколько дней до выборов он боролся, чтобы стать политиком! Если бы он одержал победу, вы думаете, что он сделал бы это заявление или, если Нани Палкхивала одержал бы победу, вы думаете, что он бы сделал свое заявление?

Я полностью согласен с великой идеей прежнего премьер-министра Чаран Сингха о том, что всех политиков надо расстрелять, включая и его. Но мое скромное предложение — «пожалуйста, реализуйте в жизни то, что вы проповедуете. Застрелите Морарджи Дезаи и себя, и вы войдете в историю. Вы двое - самые плохие политики в современной Индии. Но торопитесь; иначе Морарджи Дезаи не позволит вам войти в историю. Он может застрелить вас и себя и вырвать эту огромную возможность из ваших рук».

Этот мир полон очень странных людей, и каждый из них думает, что он уникален. Если бы они увидели всех вас, танцующими и ноющими, конечно, им это показалось бы каким-то представлением. А что они думают о себе? Мы это представление разыгрываем для них? Не думают ли они, что когда их здесь нет, у нас вытягиваются лица и мы начинаем плакать и рыдать, чтобы компенсировать свою радость? Иногда эти идиоты приходят сюда внезапно — как снег на голову. Женщина, корреспондент из газеты Newsweek , была очень обеспокоена, потому что она написала обо всем, что видела в течение семи дней. Она позвонила из Нью-Йорка: «Когда Шила сюда приедет, мой босс будет в Чикаго и я тоже. Если Шила будет здесь проездом, может быть, она сможет остановиться на один день, так как у меня затруднения. Мой босс просто думает, что мне нужно переделать работу. Поэтому, если Шила встретится с ним — это будет хорошо».

Я сказал. Шиле: «Это будет хорошо: встреться с ним и попытайся загипнотизировать его, словом, посмотри, что можно сделать». Что же фактически произошло? Босс не смотрел на

Шилу, он не дал себе ни единого шанса, быть загипнотизированным: он смотрел по сторонам, но не на Шилу.

Я много раз видел людей, стоявших на обочине, зрителей, которые приходили, чтобы получить стимул. Они не смотрят на меня. Я чувствую, как будто я останавливаю машину и открываю окно, но я чувствую, что если они загипнотизируются, тогда я окажусь виновным, поэтому лучше, если я пройду мимо и не обращу на них внимание. Они смотрят куда-то в сторону... а ведь они приехали, чтобы увидеть меня! Что происходит? Я вижу их, а они меня избегают.

Возвращаясь со своего сеанса, который мне доставляет огромнейшее удовольствие... потому что мое отношение к жизни таково: завтра, может быть, я не смогу увидеть вас танцующими, поэтому каждый день, когда я вижу это, я смотрю на это, как будто в первый и последний раз. Вивек выглядит немного озадаченной, как я могу наслаждаться каждый день одними и теми же людьми, танцующими и бьющими в барабаны, как попало, совершающими другие поступки? Как я могу наслаждаться этим каждый день? Я не смотрю на нее по той простой причине, что она может чувствовать себя смущенной. Я даже не бросаю на нее мимолетного взгляда: ведь она может чувствовать смущение, потому что она видит, как я наслаждаюсь одной и той же сценой каждый день. .

Но для меня это вопрос огромной важности. Может быть, завтра я не смогу увидеть вас, и тогда, если я вижу вас в последний раз, я должен видеть вас как можно полнее. А так как я никогда не сравниваю, то не возникает и вопроса о том, что вы — те же самые люди, поющие ту же самую песню, играющие на тех же самых барабанах. И я знаю, что я обязательно устрою так, что даже тогда, когда меня не будет здесь, моя машина проедет мимо вас в указанное время, чтобы вы могли танцевать, петь, играть. Где бы я ни был, я обязательно буду этим наслаждаться. Это я вам обещаю.

Итак, вы не пропустите, по крайней мере, мою машину, даже если меня не будет здесь. Вивек здесь будет. Многие уже думают, что она водит машину. Шиле пришлось разоблачить этот слух перед моим обществом, потому чтр этот слух неоднок ратно возникал, и когда об этом заговорили все, Шила сказала, что это не так... Однажды радиорепортер следовал за моей машиной, передавая свои комментарии на радиостанцию, кото рая их немедленно транслировала. Он давал свои комментарии так же, как и комментатор футбольного матча: «Вот появляется

Бхагаван, люди танцуют, поют, прыгают. Повсюду слышна музыка, исполняются разнообразнейшие мелодии... а теперь Бхагаван даже отпускает рулевое колесо (это тоже было в его комментарии), и теперь он проводит время с танцорами и певцами. Хотелось бы знать, как его машина». Затем ко мне подходит Шила и говорит: «Это был радиорепортаж. Он велся на всю Америку»..

Затем до нее стал доходить этот слух: «Правда ли, что машину водит не Бхагаван, а Вивек?» Педали и рычаги находятся на той стороне, где сидит Вивек, а передо мной всего лишь псевдорулевое колесо, так что я могу оставить его, проблемы в этом никакой нет! В принципе, так можно сделать. Служитель моего гаража Авеш — прекрасный механик. Он может устроить так, что Вивек будет сидеть на месте пассажира, где будут находиться система управления и педали, и держать в руке маленький приборчик для управления машиной. А мой руль будет оставаться свободным так же, как он свободен, когда я выпускаю его из рук.

Но мне бы хотелось, чтобы вы наслаждались этим проездом так же, как это вы делаете всегда, чтобы вы так же танцевали или даже еще лучше, потому что, когда меня здесь не будет, вам придется «разыгрывать это действие еще лучше». Жизнь так проста и так прекрасна.

Если вы можете помнить, что неизвестно, что будет завтра, то тогда жизнь должна быть также и интенсивнее.

Вернувшись, я опять слушаю музыку. Затем я повторяю те же самые обычные действия: иду в ванную, иду в бассейн, иду в холодный душ. Затем я ужинаю, всегда одно и то же. Я не знаю, почему это называется ужином - ведь еда такая же, как утром. По крайней мере, насколько я понимаю, другого слова не надо, не требуется. А если говорить об обеде, то я не знаю, что означает это слово, потому что у меня никогда нет обеда — просто та же самая еда, что и утром, абсолютно та же самая.

Мой повар изобрел кое-что новое - лепешка, сделанная из растения дахл. Она очень вкусная, и, вероятно, моя кухня является единственным местом, где ее готовят (в Индии таких лепешек не пекут). У моего повара десятки рецептов разных лепешек, но я выбрал только два: на утро и на вечер. Но заканчиваю я свой ленч стаканом сока, что и утром, потому что я не допущу, чтобы что-нибудь появилось еще, кроме сока. Я заканчиваю свой ужин (так называемый ужин) стаканом сока, а потом я с нетерпением жду Шилу, которая приносит мне вопросы.

Вы не будете ждать встречи со мной с таким нетерпением, как я должен ждать встречи с вами. Вы не знаете, что я намерен вам сказать. Вот почему я продолжаю очень многое забывать. Вот цочему вчера после завтрака я забыл, что должен был отправиться куда-то еще; ведь у меня нет подготовленных речей. Я просто говорю с вами, как если бы я говорил с собой — я говорю так, как вы думаете. Я не думаю, поэтому нет проблем с подготовкой: я начинаю говорить. Говорить не думая, это может показаться немного странным.

Вот только вчера я оставил Махавиру стоящим, я куда-то поехал еще и забыл об этом. Теперь я вспомнил, потому что это — не Индия; сейчас очень холодно, а я оставил его вчера обнаженным и полностью забыл об этом. Должно быть, он сейчас уже сильно сердится.

Каким бы он ни был спокойным, он должен рассердиться, потому что пробыл слишком долго в Орегоне, в ужасном холоде, при отрицательной температуре. Но что я могу сделать? У меня нет никакой определенной дороги. Я не двигаюсь по рельсам, как поезд. Я двигаюсь, как река, непредсказуемо даже для самого себя.

Позвольте мне закончить с бедным Махавирой и отпустить его, иначе я опять сойду с дороги. Я говорил вам, что Махавира стоял с закрытыми глазами. Какой-то человек подошел к нему с коровами и попросил его: «Так как вы стоите здесь, присмотрите за моими коровами, пожалуйста. Они пасутся. Я скоро вернусь». Он даже не обратил внимания на то, что этот человек не сказал ему ни да, ни нет, а он молчал уже двенадцать лет.

Человек ушел: ему надо было сделать какое-то важное дело; когда он вернулся, он обнаружил, что его коровы забрели в джунгли. Он обнаружил, что Махавира все еще стоит там, и он спросил: «Мистер, где мои коровы?» Махавира не ответил ему, и человек пришел в ярость. Он сказал: «Кажется, ты вор. Ты украл моих коров, а теперь стоишь здесь с закрытыми глазами, голый, как будто ты великий святой. Сначала скажи мне, где мои коровы?»

Но Махавира даже не открыл глаз, поэтому человек спросил: «Ты глухой или притворяешься глухим? Я тебе покажу!» Этот человек очень рассердился: все его коровы пропали, а Махавира ничего не делал, он просто стоял и не мог даже присмотреть за ними. Человек так рассердился, что, как говорят, он взял два куска дерева и вбил их в уши Махавиры: « Теперь ты по-настоящему будешь глухим!» Однако Махавира продолжал стоять, как стоял прежде. Вероятно, с тех пор он был глухим всю жизнь.

Но для Учителя не нужны уши. Все, что ему надо, - это язык, а он у него был. Фактически, мой опыт - это то, что люди, такие , как я, иногда становятся глухими. Они не пользуются ушами. Вот почему я слушаю музыку - я не хочу стать глухим. Ушам нужна работа, иначе ваши уши не используются.

Я продолжаю забывать такие вещи... во многих местах, по той простой причине, что... Я не думаю, что кто-нибудь может вести беседу спонтанно, так, как это делаю я. И я не представлял, что моя «спонтанность» будет оказывать такое влияние на людей. Я не оратор, я никогда не обучался этому искусству. Я просто говорю, как я говорю, когда вы встречаетесь со мной лично. Я не вижу никакой разницы.

Но один человек, который первым меня познакомил с Западом, Аубрей Менен... Это англо-индийский журналист, очень известный, но живет он в Англии. Именно он первым познакомил меня с Западом. Он написал первую книгу, в которой упоминалось обо мне. Название книги - «Новые листики». Он не только упомянул обо мне, но на обложке книги он поместил мою фотографию.

Я не мог поверить тому, что он написал обо мне. Он писал, что он слушал величайших ораторов нашей эпохи — Уинстона Черчилля, Адольфа Гитлера, Джавахарлала Неру, президента Кеннеди, — он удушал их всех. Сидя очень близко к ним, в первом ряду, так как он был ведущим журналистом. И он говорит, что никто не оказал на него такого влияния, как я. Он не только сравнивает меня с Адольфом Гитлером, президентом Кеннеди, Уинстоном Черчиллем и Джавахарлалом Неру, но он считает, что я самый хороший оратор из всех, кого он встречал. Это было удивительно, так как я вообще не оратор.

Я не смог поверить своим глазам. Я сказал: «О чем говорит этот человек? Адольф Гитлер был великим оратором, Кеннеди был великим оратором, Джавахарлал Неру был великим оратором, Уинстон Черчилль был великим оратором, а он сравнивает меня с ними, хотя я вовсе не оратор. Что на него так подействовало?»

Он сказал: «Что подействовало на меня больше всего, так это то, что этот человек совершенно не готовился. Он не знал, что он скажет в следующий момент, но каким-то образом все выстраивалось в одну линию. Его предложения являются короткими, разговор напоминает беседу двух человек, а не выступление перед толпой». Когда вы говорите с толпой, вы говорите со стенами: вы не являетесь при этом человеком.

Уинстон Черчилль говорил, что когда он начал выступать с речами и стал оратором, он очень нервничал. Позже он говорил правдиво, что он продолжал нервничать, когда стоял на подиуме; он продолжал чувствовать ту самую нервозность, которую он чувствовал в самом начале своей карьеры - шестьдесят лет тому назад. Но на помощь всегда приходит один и тот же трюк. Что же это за трюк? Им, вероятно, пользовались многие ораторы. Он объяснил так: «Первое, что я мысленно повторяю, — это то, что все эти люди идиоты; вам не нужно их бояться. И как только я внушу себе, что все они идиоты, я начинаю говорить. Кто же боится идиотов? И тогда слова нанизываются одно на другое, затем набирается сила, затем начинаешь работать, как компьютер».

Все ваши велик.ие ораторы всего лишь повторяют речи, написанные для них секретарями. Секретарь Джавахарлала рассказал мне, что именно он написал все его речи. Он не только рассказал мне об этом, но и написал в своих мемуарах, что все знаменитые речи, которыми славился Джавахарлал, были написаны им. Перед выступлением Джавахарлал обычно бегло просматривал речь и намечал, как ему надо прочитать ее.

Но у меня все по-другому. Вы не идиоты. Я говорю с людьми, которые потенциально являются просветленными. Я говорю с вами с огромным уважением и любовью. И я никогда не испытываю никакой нервозности, потому что я не оратор, я просто беседую с вами. Следовательно, это должно было случиться уже много раз: я расскажу вам лишь половину истории, а .потом, куда бы ни дул ветер, мое облако будет двигаться. Я никогда не делал никаких усилий, чтобы было по-другому.

Я хочу оставаться абсолютно естественным. И я хочу, чтобы вы слушали меня естественно.

Точно так же, как я не знаю, что я намерен вам сказать, и вы должны быть в таком же состоянии «пустоты», когда вы не знаете, что вы услышите.

В этом случае возникает возможность передачи чего-то, что содержится не в слове, а сопровождает слово, подобно тени или запаху.

Тогда слово придет, вы услышите это слово, но чудный аромат войдет в вас и взволнует ваше сердце.

Я направляю свои усилия на то, чтобы не воздействовать на ваш ум; это похоже на игру в любовь с вашим сердцем.

Мои беседы — это разговор сердца с сердцем, а не риторика.

Не огромные лекции, а простые человеческие беседы.

Простите меня, но я намерен сохранить этот порядок, но вы всегда можете напомнить мне, что я оставил кое-что в середине. Я могу всегда заполнить этот разрыв. Я бы хотел его заполнить, но что я„могу поделать? Существует так много того, что надо сказать - и нечего сказать.

Вы можете помнить мою проблему: надо так много сказать, что даже если я буду жить несколько жизней, эта проблема будет существовать для меня, так как то, что я хочу дать вам, - это совсем не то, что можно выразить словами. Я живу с этой давней дилеммой, но все время пытаюсь найти какую-то середину, и у меня появилось ощущение, что я нашел эту середину.

Однажды я услышал одну историю. Когда Бог создавал человека, он был, конечно, просто любителем. Он пересушил человека и получился негр. Бог сказал: «Иисус, что случилось с этим человеком». Негр сказал: «Ты меня слишком запек».

Тогда Бог попытался создать еще одного человека. Так вот работает и мозг человека от одной крайности к другой. Он боялся повторить свою ошибку, поэтому он недопек его, и получился европеец. Бог воскликнул: «Что происходит?»

И человек ответил: «Я был еще не готов, но ты вытащил меня из печи».

Тогда Бог сделал третью попытку. Теперь, конечно, у него уже был опыт, и он попытался найти середину, и говорят, что он нашел эту середину — получился индус.

После беседы я работаю с Шилой над духовным развитием санньясина. И около десяти часов я выпиваю последний стакан сока и перехожу в сон или в самадхи, что одно и то же. Теперь вы видите, что я ничего не имею, кроме сока.

Сок — это последнее и наивысшее Raso vai saha — то, что является ничем иным, как соком.

В санскритской сутре не используется местоимение «он»; вместо негорни используют слово «это». Совершенно ясно, они имеют в виду саму жизнь, а не несуществующего Бога.








 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх