3

Если в 1909 году московский футбол встал на ноги, то в 1910 году он далеко шагнул вперед. Организуются новые клубы: «Кружок футболистов Сокольники» (КФС) на Ширяевом поле, Замоскворецкий клуб спорта (ЗКС), арендовавший участок на Даниловской улице, Московский клуб лыжников (МКЛ) на Ходынке. К концу сезона дачная команда в Новогирееве превращается в спортивный клуб под тем же названием. Не богатые меценаты, а служащие и студенты стояли во главе этих клубов. КФС организовал Андрей Иванович Вашке, сам игравший в первой команде, и студент Саша Филиппов, центр нападения; председателем ЗКС был ткацкий мастер Бейнс, пожилой англичанин, простой, добродушный, с седыми серповидными усами; во главе МКЛ стояли Булычев и Дубинин, в «Новогирееве» заправляли Вайнтрауб и игравший в первой команде Борис Чесноков.

Совсем по-другому складывались и отношения между руководителями этих клубов и игроками — не было между ними той грани, которую мы, СКС-овцы, всегда ощущали. Игроки принимали участие в выборных органах клуба, в его хозяйственных делах.

В новых клубах выросло третье поколение русских футболистов, поколение, создавшее преемственность русского и советского футбола. Замоскворецкий клуб спорта ЗКС передал советскому футболу таких мастеров, как вратарь Баклашев, защитник Сергей Сысоев, полузащитники Константин Блинков и Михаил Романов, нападающие Житарев, Шурупов, Сергей Романов. Из «Новогиреева» пришли в советский футбол Павел Канунников, Петр Артемьев, братья Чесноковы, Сергей Бухтеев, Цыпленков, Троицкий. Многие из них в первое десятилетие советского футбола входили в состав сборной Москвы и РСФСР.

Баклашев, высокий стройный блондин, был одним из первых русских вратарей, которые ловили мяч руками, а не отбивали его кулаком, как это делали Виноградов и Кудрявцев. Баклашев был одинаково хорош и на высоких, и на низких мячах.

Великолепным техником был центральный полузащитник ЗКС Константин Блинков. Он отлично владел всеми видами остановки мяча, его передачи были остры и точны. В годы после первой мировой войны я играл вместе с ним в команде ЗКС. Помню такой эпизод: высокий мяч опускался перед ним на землю. И в то же время его стремительно атаковал противник. Не оборачиваясь, не глядя на меня, стоявшего за ним, Блинков остановил мяч так, что он от его ноги пошел назад прямо ко мне.

Братья Романовы отличались неисчерпаемой энергией, натиском, самоотверженностью. Михаил играл левым полузащитником, Сергей — левым нападающим. Вместе с левым полусредним Житаревым они составляли мощное крыло нападения, которое способно было измотать любую защиту.

Правый полусредний ЗКС Шурупов, атлетически сложенный, напоминал по манере игры прославленного впоследствии Михаила Бутусова. Он таранил защиту и сильно, и плассированно бил по голу.

Большой след в истории русского и советского футбола оставил левый полусредний «Новогиреева» Павел Канунников, неоднократно входивший в состав сборных команд Москвы и РСФСР. Среднего роста, коренастый, с быстрым сильным ударом, он был очень труден для защитников. Столкнуть его было невозможно. Он словно врастал в землю на своих толстых с массивной мускулатурой ногах.

ЗКС построил на Даниловской улице первый в Москве стадион с беговой дорожкой и настоящими трибунами.

Появление новых клубов, оборудование новых полей повело к тому, что московский футбол окончательно перестал быть дачным футболом и стал городским. Главными событиями футбольного сезона были теперь весенний и осенний розыгрыши первенства Москвы; дачный футбол постепенно отошел на второй план, хотя и продолжал развиваться, захватывая новые дачные местности и организуясь в футбольные лиги железных дорог — Казанскую, Ярославскую, Александровскую, Нижегородскую, Николаевскую.

Рост числа футбольных клубов настойчиво требовал их организационного объединения, и 12-го июня 1910 года, после длительных и тяжелых потуг, рождается, наконец, московская футбольная лига; в Петербурге лига к этому времени существовала уже 9 лет. В обеих лигах, как впоследствии и во Всероссийском футбольном союзе и Всероссийском олимпийском комитете, верховодили, к сожалению, меценаты-иностранцы. Председателем московской футбольной лиги был тот же Мусси, товарищем председателя — Фульда, казначеем — Миндер. Это повлекло за собой футбольный сепаратизм и пренебрежительное отношение к периферийному футболу, к киевлянам и одесситам, и сыграло не последнюю роль в наших неудачах на Стокгольмской олимпиаде.

2-го июня, в день организации футбольной лиги, был утвержден и календарь осеннего первенства Москвы. В первой группе на кубок Фульда играли СКС, КСО, ЗКС, КФС и «Унион».

В каждый календарный день одна из пяти команд оказывалась свободной и играла товарищескую встречу о БКС, который, хотя и вошел в лигу, но от участия в первенстве отказался.

Поскольку англичане не участвовали в розыгрыше, фаворитом считался наш клуб СКС. Мы и сами надеялись стать чемпионами Москвы.

Результаты первого круга превратили нашу надежду в уверенность. Мы выиграли все четыре соревнования, нанесли поражение нашему главному сопернику КСО со счетом 6:2, забили 24 мяча, пропустили восемь. Кубок Фульда, казалось, был уже у нас в руках. Но второй круг принес нам горькое разочарование. Мы «споткнулись» в первой же игре против ЗКС со счетом 3:5. Следующую встречу с КФС мы выиграли.

3-го октября мы выехали в Орехово-Зуево для встречи с морозовцами. Обе команды имели к этому времени по десять очков, но у нас была лишняя игра в запасе.

Стадион был заполнен до последнего места. Деревья вокруг него превратились в дополнительные трибуны, Как непохожи были орехово-зуевские болельщики в рабочих куртках и рубахах, в картузах и смазных сапогах на чистую московскую публику в пальто и котелках! И с каким энтузиазмом встретили они своих игроков, когда те выбежали на поле для разминки! Вот где черпали морозовцы резервы, вот кто помог им стать лучшей московской командой довоенных лет и четыре года подряд выигрывать кубок Фульда.

Мы сразу поняли, что игра предстоит трудная, что силы противника будут удвоены моральной поддержкой зрителей. Но хуже всего было то, что футбольная лига, в нарушение всех правил, назначила судьей на нашу встречу члена КСО Олдфильда. Необходимости в этом не было никакой: у лиги имелись такие испытанные судьи, как А. Н. Шульц, Белл и особенно И. И. Савостьянов, пользовавшийся непререкаемым авторитетом за свое безупречное судейство и большой такт в обращении с игроками. Именно его и надо было назначить судить решающую встречу первенства.

Редко приходилось видеть, чтобы «свой» судья судил удачно: либо, опасаясь быть или казаться пристрастным, он «зажимает» своих, либо, если он проще смотрит на дело, подсуживает своей команде.

Олдфильд принадлежал к последней категории. С первых же минут мы убедились, что играем не против одиннадцати, а против двенадцати противников. При любом столкновении назначался штрафной против нас, заведомые свободные удары оказывались «корнерами», выбрасывание из-за боковой линии стало незыблемой привилегией морозовцев. Мы играли, в буквальном смысле стиснув зубы, с трудом сдерживая накипавшее негодование. Даже правильные решения судьи казались нам предвзятыми. Как всегда в таких случаях, игра стала грубой. Наконец, когда Олдфильд после моего очередного столкновения с Вильямом Чарноком явно вне штрафной площади назначил в наши ворота одиннадцатиметровый, я увел команду с поля. Мы согласились продолжать игру лишь после того, как пенальти был отменен.

КСО выиграл со счетом 7:2. Хозяева поля играли с большим подъемом и превосходили нас сыгранностью и точностью распасовки. Сильно провел встречу Вильям Чарнок, забивший три мяча. И все-таки кто его знает, как сложилась бы игра с другим судьей? Ведь проиграли же морозовцы месяц тому назад на нашем поле со счетом 2:6. Судил тогда Савостьянов, и, как всегда, судил безукоризненно.

Поданный нами в лигу протест был отклонен. Теперь КСО, сыгравший все свои встречи, имел двенадцать очков, на два очка больше нас. Нам предстояло еще играть с «Унионом». Победа с преимуществом в три мяча выводила нас на первое место. Такой результат казался вполне возможным: после семи игр «Унион» вписал себе в таблицу семь нулей.

Легко себе представить, какую психологическую обработку каждого игрока провели бы тренеры и начальники команд «Спартака» или «Динамо» при такой ситуации. Но мы в то время не знали никаких обработок. Тренеров не было, а роль капитана сводилась к подписыванию протоколов, пожиманию руки судьям и выбору стороны поля. Сомневаюсь даже, сделал ли кто-нибудь из нас подсчет забитых и пропущенных мячей, чтобы выяснить, с каким преимуществом нам надо выиграть у «Униона». И случилось то, чего никто не ожидал: мы проиграли аутсайдеру и не только не вышли на первое место, но и уступили второе ЗКС.

В чем была причина нашей неудачи? Теперь, когда я уже шестьдесят лет слежу за футболом, мне нетрудно ответить на этот вопрос: команда нуждалась в омоложении. Часть игроков, особенно нападающие, перешли зенит своей спортивной формы. Но заменить их было некем: игроки второй и третьей команд были еще слабее.

Омоложение команд даже теперь, при наличии дубля и молодежной команды, при возможности черпать игроков из класса «Б», — процесс длительный и трудный. Тренер не сразу замечает, что некоторые «звезды» в команде начинают тускнеть. Затем надо найти замену и преодолеть сопротивление других игроков, которые чувствуют, что скоро и им придется пересесть на скамью запасных. Наконец, требуется время, чтобы новый игрок приигрался к команде, усвоил ее стиль.

Примером всех этих трудностей может служить затяжной «кризис» московского «Спартака». Выиграв в 1958 году первенство и кубок, он в последующие годы оказался в середине таблицы, приводя в трепет и отчаяние миллионы своих болельщиков.

Помнится, встретился я как-то в ту пору с начальником команды Николаем Старостиным. Он постарел, похудел, осунулся.

— Что с вами, Николай Петрович, больны? — спросил я.

— Нет, Михаил Давидович, здоров.

— В чем же дело?

— Очков мало...

Отсутствие полноценных резервов повело к тому, что наша команда с каждым годом спускалась на ступеньку ниже в таблице розыгрыша, уступая более молодым командам ЗКС и КФС.

Сезон 1910 года ознаменовался в Москве международным матчем. Осенью в Россию приехала чешская команда «Коринтианс», в составе которой было шесть игроков знаменитого пражского клуба «Славия». Не следует удивляться, что команда, состоявшая из игроков чешских клубов, выбрала себе английское название: в то время так обычно поступали зарубежные сборные команды, отправлявшиеся в поездки. Чехи приехали после успешного турне по Европе, овеянные славой одержанных побед. Они выиграли в Петербурге у второй сборной города с убедительным счетом 15:0, проиграли первой сборной города 4:5 и победили сильнейшую петербургскую команду «Спорт», забив 6 «сухих» мячей.

После Петербурга чехи должны были играть в Москве. Футбольная Москва была взбудоражена. Еще бы — первая международная встреча, да еще с таким грозным противником...

Билеты были распроданы за несколько дней, на поле СКС подновляли линии, красили ворота, ставили на них новые сетки.

Что же представляет собой команда «Коринтианс», разгромившая сборную Петербурга? Об этом думали мы, которым предстояло скрестить с ней шпаги. Случись это в наше, советское время, в Ленинград были бы посланы наблюдатели, и мы бы уже наперед знали во всех подробностях, с кем нам придется иметь дело. Но тогда о наблюдателях и не слыхали, и чехи после петербургских встреч оставались для нас уравнением с одиннадцатью неизвестными.

Первым пришлось разгадывать это уравнение нам, СКС.

Матч «Коринтианс» — СКС состоялся 8-го октября и кончился победой гостей со счетом 5:1. Впервые увидели мы безупречную сыгранность и точную распасовку. В команде выделялись двухметрового роста вратарь Хайда, левый защитник Веселый, левый крайний Ян и великолепный центр нападения Медек с искусной обводкой и пушечным ударом.

Через два дня на поле СКС вышли команды «Коринтианс» и сборная Москвы, или, по тогдашней терминологии, «Вся Москва». Она состояла... из девяти англичан и двух русских.

Быть может, команда была составлена неправильно? Нет, это был самый сильный состав, который можно было выставить. Просто таково было в то время соотношение сил в русском футболе. Иначе и не могло быть. Московскому футболу исполнилось в ту пору десять лет, в Англии он существовал уже полстолетия. В Москве футбольные соревнования собирали пять-шесть тысяч зрителей, финал кубка Англии смотрели на стадионе в Уэмблее 70 тысяч. В школах и университетах Англии футбол был чуть ли не обязательным предметом. В России бытовала пословица: «У отца было два сына: один умный, другой футболист». Что удивительного, если даже рядовой англичанин, в поисках заработка уезжавший в другие страны инженером, прядильным мастером, бухгалтером, конторщиком, играл лучше, чем местные футболисты. Недаром же сборная олимпийская команда Англии, составленная в основном из студентов Оксфордского и Кэмбриджского университетов, в своем турне по Европе в 1911 году разгромила сборные Германии, Франции, Голландии, Швейцарии с двузначным или почти двузначным счетом...

...Стоял погожий осенний день. Подмораживало. Три тысячи любителей футбола — небывалое для Москвы количество — с нетерпением ждали начала первой международной встречи.

Разминка кончилась, команды заняли свои места. Знакомый холодок предстартового волнения охватил меня сильнее обычного: как сложится игра, поймут ли меня англичане, мои сегодняшние товарищи по команде? Ведь до сих пор я встречался с ними только как с противниками. Лишь вдалеке, на левом краю, маячил мой одноклубник Федор Розанов. Мои опасения рассеялись после первых же минут. Левый защитник Паркер с его далеким настильным ударом, центральный полузащитник Трипп, долговязый, худой, с жесткими черными как смола волосами, дыбом стоявшими на голове, похожий скорее на испанца, чем на англичанина, розовощекий правый полузащитник Элиссен понимали меня с полуслова. И впервые мне пришлось играть в команде, где нападение было не самым слабым звеном, как в СКС, а едва ли не самым сильным. Трех безупречно сыгранных между собой нападающих из БКС — Уайтхеда, Ньюмана и Джонса — великолепно дополняли на левом фланге Вильям Чарнок и Федор Розанов.

«Вся Москва» выиграла встречу со счетом 1:0, и тогда, после финального свистка судьи, мне казалось, что мы победили по заслугам. Но теперь, когда я вспоминаю эту игру во всех ее подробностях, прихожу к выводу, что ничья или выигрыш чехов со счетом 2:1 больше соответствовали бы соотношению сил. В чем же было дело? В том, что эта встреча показала классический пример «железного» закона спортивной борьбы: тот, кто чрезмерно уверен в победе, почти всегда проигрывает даже более слабому противнику.

После успехов в Европе, разгромных побед в Петербурге, после легкого выигрыша у СКС чехи надеялись так же легко одержать верх над сборной командой Москвы. И в то время, как москвичи играли самоотверженно, выкладывая все силы, боролись за победу, чехи срывали аплодисменты зрителей, демонстрируя эффектный, изящный футбол, точные передачи, красивые удары.

В середине первого тайма мирный ход игры был внезапно нарушен: Розанов, стремительно обойдя правого полузащитника, прорвался с мячом к лицевой линии, послал оттуда прострельную передачу в центр, и Ньюмэн, опередив вратаря и защитника, головой направил мяч в ворота у самой боковой штанги: неожиданный и редкий по красоте гол.

Чехи начали с середины и пытались перейти в атаку. Но «железный» закон продолжал действовать: им не сразу удалось избавиться от своей «настроенности», и до перерыва мы без особого труда сдерживали их атаки.

Совсем иначе пошла игра во втором тайме. Чехов словно подменили. Отбросив рисовку и не думая больше о красоте игры, они упорно стремились к победе, играли резко и подчас грубо. В середине тайма они нащупали наше слабое место: быстрый, шустрый, неутомимый Ян на левом краю измотал нашего полузащитника Элиссена и стал легко обходить его. Мне приходилось оттягиваться на край, ослабляя нашу защиту в опасной зоне перед воротами. Когда я приближался к Яну, тот, не пытаясь меня обвести, навесным ударом посылал мяч к нашей штрафной площади. Оборачиваясь, я видел, как Паркер и Трипп отчаянно борются против трех нападающих чехов, как оттягивается назад Ньюмэн, чтобы добыть мяч и начать атаку. Тактические связи нашей команды были порваны, мы были прижаты к нашим воротам. Гол назревал. Однако он так и не назрел. В борьбе со мной Ян применил запрещенный прием и сам оказался его жертвой. Когда мы поднялись с земли, чех хромал. Элиссену уже не стоило труда справиться с ним, и я вернулся на свое место. Чехи продолжали атаковать. Теперь они сосредоточили все усилия на том, чтобы вывести на удар Медека. Но Трипп, долговязый, сутулый, нескладный Трипп, вцепился в него, как клещ. Он путался у него в ногах, мешал принимать мяч, не давал бить по воротам. Он преследовал его по пятам, терпеливо снося толчки и удары Медека.

На последних минутах тот все же прорвался. Опередив Паркера и меня, он стремительно шел с мячом к воротам. Только подкатом мог бы я выбить у него мяч, но этого приема тогда никто в футболе не знал. Когда Медек замахнулся для удара, я сделал шпагат и полулежа дотянулся до мяча. Медек ударил — мяч, как пригвожденный, остался на месте, а чех, перекувыркнувшись, влетел в ворота. И тогда я увидел, что Паркер тоже сделал шпагат, и мяч застрял в вершине угла, образованного нашими ногами. Такой случай одновременного шпагата мне никогда больше не приходилось видеть,

Свисток судьи возвестил первую и, увы, единственную в дореволюционные годы победу «Всей Москвы» над зарубежной командой.

«Русский спорт» посвятил этой игре в своем отчете... четырнадцать строчек.