• Глазами экспертов
  • I уже история…
  • II шахматный «бум»
  • III хороший урок на будущее
  • IV под огнем критики
  • V «психологическая война»?
  • VI …или отзвуки «холодной войны»?
  • VII и все-таки он чемпион!
  • VIII грядет ли «эра Фишера»?
  • ЭХО РЕЙКЬЯВИКА

    «Ночь темнее всего перед рассветом», – писал американец Э. Меднис, рассуждая о «синусоиде» спортивной биографии Роберта Фишера. Но самый, пожалуй, удивительный период «бури и натиска» начался в 1970-м, отмеченном его биографами как год триумфа. Этот год запомнился победой Фишера в межзональном турнире в Пальма-де-Мальорке (Испания), а все последующие успехи, включая матч со Спасским, стали, по словам гроссмейстера А. Бисгайера, «лишь новыми вехами на пути его легендарного взлета».

    Его нет среди участников и победителей крупных международных турниров, но в матчах претендентов 1971 года Фишер побеждает М. Тайманова, Б. Ларсена и Т. Петросяна – и уже не столько борется за формальное право называться претендентом № 1, сколько задается, казалось бы, фантастической целью дойти до матча с чемпионом мира по самому короткому пути. В итоге, обыграв «под ноль» Марка Тайманова и Бента Ларсена, одержав четыре победы на финише матча с Тиграном Петросяном, он показывает результат, превосходный даже для сеанса одновременной игры (+17, – 1, =3)! Ну как оправдать статистику, доказать закономерность побед, памятуя, что участниками этого «сеанса» были сильнейшие шахматисты мира? Понятен максимализм Фишера. Можно констатировать и его неутолимую, неудовлетворенную даже частоколом побед, жажду борьбы. Труднее объяснить спортивные неудачи его соперников. Каким образом ему удавалось нивелировать их творческую индивидуальность, подавлять их волю к борьбе? Наконец, в чем секрет его «сухих» побед?

    После ванкуверской, денверской и буэнос-айреской сенсаций некоторые комментаторы объявили проблему Фишера неразрешимой. Возведя американца в ранг гения, они прочили неудачу любой попытке его остановить. Другие же, еще до начала претендентских матчей находившие в его броне изъяны и призывавшие к развенчанию нового кумира, были не прочь порассуждать о «парапсихологическом» подходе. И все с напряженным вниманием следили за окончанием уникального эксперимента, когда один из претендентов демонстрировал суперкласс, стремясь к максимально возможному результату. Не случайно в том памятном 1972-м, когда сообщения о шахматах появились на первых полосах даже престижнейших газет и журналов, от очередного «матча века» ожидали не только спортивной остроты, но как будто и чуда. Любителей околошахматных сенсаций, понятно, привлекали слухи об «экстравагантном Бобби», с азартом обсуждались его требования «приемлемых условий игры» и финансовые притязания к организаторам. Между скептиками и энтузиастами велся спор: возобладает ли наконец дух спортивного соперничества или продолжится уникальная серия побед одной из сторон? А политикам от шахмат виделась другая круто закрученная интрига: впервые за последние четверть века представитель шахматистов, как тогда говорили, «свободного» мира получил реальную возможность нарушить гегемонию советских гроссмейстеров и в единоборстве с сильнейшим из них отобрать титул «всемирного чемпиона». По иронии же судьбы, центром внимания стала Исландия – далекий остров на стыке двух океанов, где одним виделся финал шахматной драмы, а другим – «вечное» противостояние Восток – Запад в очередной фазе «холодной войны». Уже по этой причине матч Спасский – Фишер был обречен на успех каждой своей партией, волновал каждым своим ходом. Было предчувствие, что уходят в прошлое «добрые, старые времена» и рождаются новые шахматы и новое отношение к ним.

    И все же, под спудом «дополнительных» требований и дипломатических передряг, эта попытка заглянуть в будущее едва не закончилась неудачей. Только энергичные усилия ФИДЕ и исландских организаторов, добрая воля Бориса Спасского и терпимость Шахматной федерации СССР «уговорили» претендента сесть за шахматную доску и отказаться от затянувшихся закулисных споров в пользу открытой спортивной борьбы. Сам же матч порадовал любителей шахмат своей остротой и бескомпромиссностью на старте и, быть может, несколько разочаровал после турнирного экватора, когда серией из семи, хотя далеко и не «бескровных» ничьих, Роберт Фишер размеренно приближался к финишу, заботясь о сохранении статус-кво (+7, –3, =11).

    3 сентября 1972 года на торжественном закрытии президент ФИДЕ Макс Эйве провозгласил его одиннадцатым в истории шахмат чемпионом мира. Пресса отмечала, что выдвинулся самый одаренный и самый неистовый. С упорством фанатика он противостоял всему миру, видывал и взлеты, и падения, но упрямо шел к шахматному Олимпу, пока, наконец, уже на правах сильнейшего, не покорил его.

    И начавшийся шахматный бум стал, конечно, прямым отголоском этой победы. Ведь что представляли собой американские шахматы до Фишера? Как не без иронии писал журнал «Таймс», «их популярность в США сравнима разве лишь с таким видом спорта, как прыжки в мешке». А после Рейкьявика уже дебатировался вопрос, не сделать ли эту «нудную» игру национальным видом спорта, быть может, таким же доходным, как бейсбол, бокс или теннис. Шутка ли – десятки, сотни новых клубов с массовыми «швейцарскими» турнирами, тысячи заказов на программы для индивидуального обучения и почти двадцатикратное увеличение организованных членов Шахматной федерации США! Понятно, что кто-то из новичков, соблазненных шахматным бизнесом, быстро остыл. Кто-то сошел с дистанции, не пережив спортивных неудач. Но многие и многие остались, вдохновленные примером «лучшего шахматиста всех времен» и «первого миллионера шахматного спорта».

    Однако миф о рождении сверхшахматиста не мог, разумеется, удовлетворить экспертов, которые, в свою очередь, столкнулись со сложной задачей: как объяснить «феномен» Фишера, избегая односторонних, предвзятых оценок? Да и как тут остаться беспристрастным, если драматизм рейкьявикского противостояния определился задолго до интриги старта и не исчерпал себя с последним ходом в последней партии? Как выйти из заколдованного крута, образованного триадой шахматы – психология – политика? Представителям советской шахматной школы теперь предстояло выяснить, каковы их, еще недавно такие незыблемые, позиции на международной арене и правда ли, что с воцарением Фишера они уже отброшены с передовых рубежей? А функционерам-догматикам, курировавшим большой спорт и уже привыкшим к перспективному планированию «будущих побед», это могло стоить и карьеры. Не случайно пострейкьявикская «фишериада» породила несколько удивительных парадоксов – от отрицания какой-либо логики в действиях американца, примитивности едва ли не каждого его поступка до признания дьявольски изощренных околошахматных «ходов», уничтожавших Спасского психологически.

    Однако эти противоречивые, а часто и взаимоисключающие оценки следовало как-то обосновать, подыскать «феномену Фишера» универсальную теорию. Й уж коли цель оправдывала средства, как тут не вспомнить давние рассуждения о непримиримом раздоре между Фишером-шахматистом и Фишером-человеком! На первый взгляд, здесь было все: и модный ныне «психологизм», и логика домысла о «прекрасной игре при скверном характере», и возможность признать его заслуги, но оставить последнее слово за собой.

    Опираясь в этом раскладе на единственную константу, еще можно было судить о Фишере-шахматисте. Он рос, отмечали комментаторы, на накоплениях советской шахматной школы, «подпитываясь» ее традициями и извлекая полезные уроки из партий с советскими гроссмейстерами. Наконец, он превзошел их, демонстрируя надежную, универсальную игру – игру настоящего профессионала. Перед матчем в Рейкьявике Михаил Ботвинник даже рискнул высказать прогноз, что чем бы ни закончился этот поединок, следующее десятилетие пройдет под знаком соперничества между Спасским и Фишером.

    Но вот Фишер-человек… Он не вмещался в «прокрустово ложе» даже этой концепции, он дробился на отдельные составные – на несколько разных противоречивых Фишеров! Для исследователя с холодным рассудком этот дуализм – симптом, конечно, тревожный, свидетельство удаления от истины. Но зато какие возможности для бесстрашного экспериментаторства! Так, фантазируя на тему о «двух Бобби», американец Брэд Даррах уверял, что «один из них – здоровый и уверенный в себе – рвется в бой, а другой – стрададает манией преследования – не решается сдвинуться с места». Значит, от гамлетовской альтернативы «быть или не быть» к элементарному вопросу «кто кого»? Интересовал и другой вопрос: почему даже «два Бобби» не вмещают одного реального Фишера? Быть может, не тот размах?

    «Я знаю трех Фишеров, – расширил границы поиска советский гроссмейстер Александр Котов. – Фишер № 1 – это славный парень, с которым приятно иметь дело… Это Фишер, съедающий два бифштекса и выпивающий семь довольно крепких коктейлей. Тактичный Фишер, общительный и остроумный.

    Фишера № 2 можно наблюдать во время игры. Это грозная и неумолимая сила. Он перегибается через стол, нависает над вашими фигурами, глаза горят. Ощущение такое, будто перед вами колдующий шаман, священник, творящий молитву.

    Наконец, Фишер № 3. Странный, загадочный, поступки которого в состоянии объяснить разве что психологи. Этот Бобби любит деньги, но сия слабость свойственна не только ему…»

    В поисках «крутых» сюжетов, быть может, кто-то уже открывал для себя Фишера № 4, № 5 или № 6. Но если журналисты среди причин его срывов называли обыкновенную паранойю, то некоторые литераторы всерьез обсуждали влияние «эдипова комплекса», а психологи видели «эмоциональные конфликты с самим собой и с шахматным миром».

    Однако среди всех «неразрешимых» вопросов едва ли задавался самый нелицеприятный: многолик ли Фишер или истоки его «дуализма» в противоречиях самого шахматного мира?

    Глазами экспертов

    I уже история…

    В. КОРЧНОЙ (СССР, Швейцария): «Ни один чемпион мира не сидит на своем троне вечно. Естественно и закономерно, что через некоторое время является претендент и сменяет хозяина шахматного престола. Момент смены всегда волнующ. Особенно разгорелись страсти шахматных любителей, когда на планете шахматистом № 1 стал американец Роберт Фишер… Опять и опять задается вопрос: почему Спасский проиграл Фишеру? Да, почему? Ответа ждут от специалистов: теоретиков, психологов, гроссмейстеров…»

    ЖУРНАЛ «ШАХМАТЫ В СССР»: «Шахматный мир приобрел одиннадцатого чемпиона мира. Сражение в Рейкьявике закончилось победой американского гроссмейстера Р. Фишера. Воспитанный на лучших традициях мирового шахматного искусства, изучивший все достижения советской шахматной школы, американский гроссмейстер сумел подняться на высшую ступень за счет большого природного таланта, громадной работоспособности, непреклонной и фанатичной воли к победе, проявляемой им в борьбе с любым противником».

    В. БАТУРИНСКИЙ (СССР): «После матча в Рейкьявике некоторые зарубежные специалисты и обозреватели сочли, что победа Фишера знаменует собой конец гегемонии советских шахмат. Правда, в отдельных публикациях, в высказываниях ряда гроссмейстеров звучали нотки неодобрения или прямого осуждения поведения Фишера и признавалось его отрицательное влияние на игру соперника. Но все это постепенно забывается, а победный счет вписывается в историю навечно…»

    ЖУРНАЛ «ШАХМАТЫ» (СССР): «Итоговый баланс матча Спасский – Фишер выглядит самым пристойным, если можно так выразиться. 12,5:8,5 – это нормальный счет, свидетельствующий о том, что в схватке двух равных по классу один был сильнее по сумме компонентов, приносящих победу».

    В. ПАНОВ (СССР): «Уже из сухих цифр таблицы видно, что борьба, особенно во второй половине матча, была упорной и бескомпромиссной и Фишер после прошлогодних впечатляющих побед над Таймановым, Ларсеном и Петросяном столкнулся со все возрастающим сопротивлением. Спасский превосходил Фишера в дебютной подготовке, но американец был гораздо точнее и энергичнее в середине игры».

    А. КОТОВ (СССР): «Знатоки единодушно отмечают, что теоретическая подготовка Спасского к матчу в Рейкьявике была недостаточной. Так, он совсем не был готов к резкой смене дебютного репертуара, примененного Фишером в матче. Это сбило Спасского, и он потерпел несколько неудач в дебютах. Между тем подобный прием не нов: еще в 1958 году М. Ботвинник также удивил в матче-реванше В. Смыслова, применив защиту Каро-Канн, которая никогда до того не встречалась в его турнирной практике».

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «В дебютной стадии матч дал как будто немало любопытных идей. Матчи 1966-го и 1969-го годов были в этом отношении беднее. Сицилианская защита (популярнейшее ныне начало) и защита Алехина как путь отхода Р. Фишера от нее получили новое освещение. Расширение дебютного репертуара Р. Фишера не явилось неожиданностью. В дебюте он эрудирован более меня и такая тактика для него представлялась выгодной. Однако преимущества в дебюте Р. Фишер не имел.

    Теперь о стадии перехода из дебюта в миттельшпиль. Раньше эта стадия у меня была сильной. Однако в первой половине матча я утратил это важное оружие – на смену капитальности пришла лихорадочность».

    А. КОТОВ (СССР): «Хронологически матч в Рейкьявике выглядит однообразным, хотя в то время, когда он игрался, вызывал много эмоций. Фишер быстро вырвался вперед на три очка. Перевес этот был достигнут вследствие грубых ошибок Спасского, ошибок, непростительных даже для рядового мастера».

    Э. МЕДНИС (США): «С третьей по десятую партию Бобби продемонстрировал игру такого класса, какой мы давно не видели в матчах на первенство мира. Удивительно широкий дебютный репертуар, глубокие стратегические замыслы в середине игры, тактическая точность, фантастическая жажда борьбы – вот то оружие, с помощью которого Бобби набрал 6,5 очка из 8 и захватил лидерство в матче. Вторая половина матча прошла в более равной борьбе. В игре Бобби появились многочисленные признаки опасного благодушия, излишней самоуверенности и небрежности, но Борис, находившийся в плохой форме, не сумел воспользоваться предоставившимися ему шансами».

    Р. БИРН (США): «До матча со Спасским Фишер упорно отстаивал свой любимый, хотя и ограниченный, дебютный репертуар. Он никогда не скрывал от своих противников, что на 1.е2 – е4 ответит вариантом Найдорфа сицилианскои защиты, а на I.d2–d4 – староиндийской защитой и что 1.е2 – е4 – его единственное оружие атаки, за которым последует атака Созина, если противники изберут сицилианскую защиту. Однако феномен Фишера нельзя считать чем-то застывшим. Когда уже казалось, что он может до бесконечности пользоваться своим ограниченным дебютным репертуаром, в матче со Спасским он внес в него сенсационные изменения. С алехинским коварством он застал Спасского врасплох, впервые в жизни разыграв классический вариант ферзевого гамбита, и одержал отличную победу в шестой партии матча. Когда вариант Найдорфа был встречен сильнейшим ударом Бориса в одиннадцатой партии и едва не кончился катастрофой в пятнадцатой, Бобби включил в свой арсенал защиту Алехина и защиту Пирца – Робача – Уфимцева. В последней партии матча он завоевал чемпионское звание вариантом сицилианскои защиты, который раньше никогда не применял. Теперь, когда Бобби сделал своим оружием еще и неожиданность, его, конечно, стало еще труднее победить».

    А. СУЭТИН (СССР): «…Пожалуй, даже самые искушенные специалисты были удивлены резким расширением дебютного репертуара, которое провел Фишер в матче на первенство мира. Тонкой «шлифовке» Спасским излюбленных систем партнера Фишер противопоставил новый широкий диапазон дебютных вариантов. Подчас они не были глубоко отработаны, но всякий раз ставили перед противником неожиданные, а потому и нелегкие для практической борьбы проблемы. И здесь налицо явный рост Фишера как стратега и тактика матчевой борьбы».

    Д. БРОНШТЕЙН (СССР): «Оба гроссмейстера стремились максимально разнообразить дебютный рисунок матча, почти в каждой партии хотели поставить соперника перед решением новой задачи, причем не в середине игры, а уже с самого начала. И поэтому партии смотрелись и разбирались впоследствии с большим интересом».

    М. БОТВИННИК (СССР): «Содержание 11 – 20 партий матча показало, что, когда Спасский в начале игры создавал на доске оригинальную ситуацию, Фишер нервничал, допускал ошибки и попадал в трудные позиции. Несколько раз Спасский получал выигрышные позиции, но довести их до логического конца не сумел».

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «Проиграв матч, не совсем удобно говорить, что соперник не обнаружил нового подхода, особой глубины. Но непреодолимой силы я не ощутил. Вспоминаю в связи с этим матч 1966 года, когда Т. Петросян просто не подпускал меня к штурму своих бастионов…»

    Б. ЛАРСЕН (Дания): «Это в высшей степени нервный матч. Качество партий довольно низкое…»

    С. ГЛИГОРИЧ (Югославия): «Я думаю, что этот матч имел исключительно большое значение. Великая борьба принесла большую пользу делу развития шахмат в мире и популярности этой игры».

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «История – наука серьезная и многому учит. Когда-то от матча Алехин – Капабланка ждали высот невиданных. Матч получился, как ивзестно, хотя и исключительно напряженный, но с достаточно большим количеством ошибок. То же самое я бы сказал и о своем матче с Фишером».

    Д. СТЕЙНЕР (США): «Самым невероятным было то, что матч вообще состоялся».

    II шахматный «бум»

    Г. ШОНБЕРГ (США): «Матч Спасский – Фишер оказал огромное положительное влияние на шахматный мир. Миллионы людей впервые заинтересовались этой благородной, трудной и творческой игрой… Мир осознал это совсем недавно, и все шахматисты с волнением вспоминают печальные, безумные, радостные дни Рейкьявика».

    М. БОТВИННИК (СССР): «Появление Фишера на шахматном Олимпе, интерес к его личности привели к росту популярности шахмат на земном шаре – 2/3 государств-членов ООН входят в ФИДЕ!..»

    А. КАРПОВ (СССР): «Кстати, Америка удивительно оперативно среагировала на чемпионство Фишера. До его победы шахматы в США были далеки от общественных интересов. А когда я прилетел в конце 1972 года в Америку, то застал в ней всеобщую шахматную лихорадку, и, естественно, все шахматные аксессуары были в изобилии, причем на любой вкус».

    Р. БИРН (США): «Откровенно говоря, мы не ожидали, что матч Фишер – Спасский вызовет столь большой интерес американцев к шахматам. Бум продолжается: издаются книги, устраиваются бесконечные турниры, призы увеличиваются, все родители поголовно учат своих детей играть в шахматы».

    Э. ТОРРЕ (Филиппины): «Матч Спасский – Фишер во многом содействовал популяризации шахмат и в нашей стране…»

    Г. ГОЛОМБЕК (Великобритания): «Шахматная жизнь в стране бьет ключом. Многие клубы вынуждены даже ограничивать число своих членов, так как помещения для игры переполнены».

    М. БОТВИННИК (СССР): «Сейчас в связи с матчем Спасский – Фишер заметно вырос интерес к шахматам. Много школьников с увлечением играют в шахматы, и появились новые молодые имена. Мы можем воспитать сильных шахматистов, но можем их и не воспитать, если не сделаем должных выводов из того, что произошло в Рейкьявике».

    III хороший урок на будущее

    Г. КАСПАРОВ (СССР): «Послз Рейкьявика шахматных руководителей обвинили в попустительстве, а ведущих советских гроссмейстеров – в самоуспокоенности… Победы Фишера создали проблемы для многих наших шахматных функционеров, так как считалось, что были допущены серьезные просчеты в подготовке спортсменов. Никто не хотел признать простую истину, что причиной всех наших огорчений был гений Фишера».

    Э. ГУРЕВИЧ (СССР): «Появление 10 – 15 лет назад группы подающих надежды зарубежных шахматистов воспринято было у нас с педагогической доброжелательностью, но с полной убежденностью в незыблемости существующего соотношения сил. Но вот появились Фишер, Ларсен, Портиш, Горт, мало в чем уступающие нашим корифеям, но превосходящие их в жажде борьбы… На Спасском лежало тяжелейшее психологическое бремя последней ответственности. За ним не было уже никого…»

    Л. ЗОРИН (СССР): «Недооценка вообще обходится дорого, а в период подготовки к сражению в Рейкьявике шапкозакидательские настроения и упрощенные представления были в ходу».

    В. ВАСИЛЬЕВ (СССР): «В поединке с Робертом Фишером могло оказаться бессильным и адское трудолюбие, но у Спасского хотя бы была спокойна душа: он сделал все, что мог. Он не сделал всего, что мог…»

    А. КОТОВ (СССР): «Испокон веков правила дуэлей гласят: если один из противников не явился, значит «струсил». Спасский имел все основания в тот же момент, когда выяснилось, что Фишер не приехал в Рейкьявик без уважительных причин, вернуться в Москву. Спасский не сделал этого и предпочел немного подождать. Мало того, когда претендент потребовал провести третью партию в закрытом помещении и пригрозил отъездом из Рейкьявика, Спасский смирился и с этим требованием и играл третью партию в отдельной комнате. Что это? Как объяснить такое отношение к шахматной короне, которой русские шахматисты добивались в течение многих лет и которую наши гроссмейстеры упорно защищали почти четверть века? Ответ прост: Б. Спасский, по каким-то только ему известным соображениям, полагал, что матч у Фишера он выиграет…»

    М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «Нельзя было уступать Фишеру ни за доской, ни в столь любимой им «психологической войне» вокруг матча».

    Ю. АВЕРБАХ (СССР): «Матч в Рейкьявике дал нам хороший урок. Оказалось, что в свите Б. Спасского не хватало не столько психолога, сколько политика. Р. Фишеру помогали адвокаты, которые отлично знали регламент ФИДЕ и нашли там «узкие» места. Поэтому Фишер мог не явиться на какую-то партию, мог опаздывать и тому подобное. Ситуация изменилась бы, если бы Спасский проявил твердость и уехал из столицы Исландии».

    A. КИКНАДЗЕ (СССР): «Когда Фишер повел себя бестактно, Спасскому настойчиво советовали бросить игру. А он отвечал: «Я приехал на шахматный праздник и не хочу портить его». А во что превратился праздник? Фишер когда хотел – приходил на игру, когда не хотел – не приходил, и освещение ему не нравилось, и зрители ему не нравились, и кинооператоры тоже…»

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «Я мог не только не проиграть, а даже выиграть свой матч-72, причем без всякой борьбы. Ведь Фишер не приехал в столицу Исландии к тому дню, который назвала ФИДЕ. Так что по правилам я мог потребовать, чтобы меня провозгласили победителем. Однако если бы я победил без игры, я навсегда потерял бы уважение к себе и постоянно ощущал бы себя не истинным чемпионом мира. И именно потому, что не сыграл с Фишером».

    М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «В Рейкьявике Борис Спасский не был, на мой взгляд, близок к пику формы. Мне кажется, можно говорить о недочетах и в теоретической подготовке. И даже о том, что Борис был, так сказать, растренирован. Не последнюю роль сыграло и то, что Спасский, человек от природы доброжелательный, ведущий себя с соперниками рыцарски, оказался, как известно, с самого начала выбитым из колеи внешахматным давлением».

    B. КОРЧНОЙ (СССР, Швейцария): «Проигрыш Спасского Фишеру можно объяснить по-разному.

    Можно сетовать по поводу того, что вслед не поехали советские повара, которые готовили бы привычную чемпиону пищу. Исландское меню как будто пришлось Спасскому не по вкусу. Можно хмурить лоб, но одобряя странное поведение американца во время матча. Однако, отбрасывая все догадки и необоснованные утверждения, можно прийти к очень важному и существенному выводу – Спасский не был достаточно хорошо подготовлен к борьбе за право называться чемпионом мира».

    IV под огнем критики

    В. БАТУРИНСКИЙ (СССР): «Вскоре после матча в Рейкьявике Центральный шахматный клуб СССР посетил видный американский профессор психологии, приехавший в Москву на международный конгресс ученых. В беседе он сказал, что многим американцам импонировало джентльменское поведение Спасского. В ответ на вопрос, каково было отношение к поведению Фишера, профессор высказался в том смысле, что личности, выдающейся в какой-либо области человеческой деятельности, нередко присущи некоторые аномалии. Возможно, но почему это должно наносить ущерб другим, не менее выдающимся личностям? Этого профессор объяснить не мог».

    Т. ПЕТРОСЯН (СССР): «Интерес к шахматам в мире возрос. Многие связывают это с именем Фишера. Между тем с его именем можно связывать скорее ажиотаж, нездоровое любопытство, характерное для жизни Запада. Поведение Фишера перед и во время соревнования напоминает мне чем-то поведение чемпиона мира по боксу Мохаммеда Али».

    В. КОБЫШ (СССР): «Фишер не изменился. Он по-прежнему экстравагантен, самонадеян, дерзок. Многие считают, что за его экстравагантностью часто прячется жажда рекламы, за самонадеянностью – неуверенность, а дерзость и другие манеры отражают эгоизм, вскормленный привитым с детских лет представлением о мире как о джунглях, где нет места ни доброте, ни благородству, где побеждает тот, у кого крепче желудок и острее зубы».

    М. БОТВИННИК (СССР): «Поведение Фишера вызывает лишь чувство досады… Фишер не оригинален – Капабланка тоже любил большие призы, но никогда не терял при этом достоинства…»

    А. КОТОВ (СССР): «В Рейкьявике происходило что-то невероятное. Не будет преувеличением сказать, что переговоры задолго до матча и в самый канун поединка, весь ход сражения и все творившееся вокруг напоминало кинодетектив с обманными ходами и таинственными ситуациями. Я уже говорил, что перед началом каждого ответственного соревнования Фишер ведет себя как человек, потерявший покой, лишается элементарного умения контролировать себя и следить за своими поступками. Краткий перечень действий Фишера в последние дни перед началом игры свидетельствует, по-моему, о его смятении и растерянности. В некоторых газетах пытаются объяснить эти действия желанием Фишера «выжать» из организаторов побольше денег. Но не нужно забывать: неявка Фишера могла повлечь отъезд из Рейкьявика Спасского, тогда прощай все надежды, полетело бы кувырком все, чего добивался Фишер несколько лет. Несомненно, Фишер не мог владеть собой, нервы его были в этот период напряжены до крайности».

    У. ЛОМБАРДИ (США): «Сегодня Фишер с фанатичным упорством добивался повышения призового фонда, а завтра, казалось бы, вообще забывал о деньгах… Сегодня он делал все, чтобы сорвать матч, а завтра, когда судьба матча повисала на волоске, готов был на все, вплоть до принесения унизительных извинений, чтобы спасти матч… Просто чудо, что он вообще сел за доску в Рейкьявике».

    П. МАРШАЛЛ (США): «Бобби боится неизвестного, всего, что вне его контроля. Он хочет устранить элемент случайности как из своей жизни, так и из своих дел. Денежный вопрос в Рейкьявике был для него лишь способом установления контроля над устроителями матча».

    М. БОТВИННИК (СССР): «В 1972 году, в год матча Спасский – Фишер, ФИДЕ на время как бы утратила свою власть, и не она командовала шахматным миром (в его же интересах), а Роберт Фишер командовал Международной федерацией. Будем надеяться, что события 1972 года останутся лишь неприятным эпизодом, который более не повторится…»

    Б. РОДИОНОВ (СССР): «Грубо нарушая принципы ФИДЕ, регламент матча, делая бесконечные уступки Р. Фишеру, руководству ФИДЕ удалось кое-как провести матч. А сам Р. Фишер, видимо, окончательно уверился в своих правах диктовать ФИДЕ и организаторам матча любые условия…»

    М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «Когда дело касается Фишера, все вопросы вступают в область «черной магии», и знатоки шахмат бессильны что-либо предугадать».

    Р. БИРН (США): «Ох, и попало Фишеру за его «выкрутасы» от любителей шахмат, засыпавших письмами редакции газет! Но теперь все позади. Хорошо, что гроссмейстеры расстались в добрых отношениях…»

    М. ЭЙВЕ (Голландия): «Как президент ФИДЕ, единогласно избранный в 1970 году, я должен был, конечно, обладать политическим чутьем. Но все, что я стремился совершить, было направлено прежде всего на развитие шахмат. Известно, что я изо всех сил пытался спасти матч Спасский – Фишер. Я считал это своим главным долгом как президент ФИДЕ. «Изо всех сил» не означает «любой ценой». Я считаю, что сделал хорошее дело, а тем, кто рассердился на меня, не понимая моих целей, принес свои извинения…»

    V «психологическая война»?

    Р. ФАЙН (США): «В основе поведения Фишера до, во время и после матча со Спасским лежат эмоциональные конфликты с самим собой и с шахматным миром».

    Г. ШОНБЕРГ (США): «Фишер обретает полную уверенность в себе и демонстрирует свою лучшую игру лишь в том случае, когда ему удается привести окружающих в состояние трепетного ожидания, заставить организаторов, зрителей, судью, партнера беспрекословно подчиняться любому его капризу…»

    Л. ЭВАНС (США): «С тех пор, как Бобби вплотную приблизился к шахматному Олимпу, в его душу вселился ранее не свойственный ему страх перед поражением. В Рейкьявике он сумел преодолеть этот страх, после того как почувствовал, что вывел Спасского из душевного равновесия».

    А. КАРПОВ (СССР): «Громкие победы со столь впечатляющим счетом – следствие не только шахматного превосходства Фишера, но и психологического давления, которое оказывалось на партнеров. Постоянно создавалась ужасно нервная обстановка и до игры, и во время ее – протестами, требованиями. Срочно вдруг понадобились дипломаты, ораторы, юристы… Раньше шахматисты вполне могли договориться на своем языке, а теперь это стало почти невозможно, ибо требуется доказать прежде такие простые и ясные истины».

    Ф. АРРАБАЛЬ (Франция): «Перед матчем в Рейкьявике Фишер провел широкую кампанию «психологических операций». Одна из целей состояла в том, чтобы, как говорят американцы, «украсть представление», то есть привлечь к себе всеобщее внимание, оставив соперника в тени. По замыслу Фишера и его советников, это должно было вызвать у соперника комплекс неполноценности, обреченности и уныния, который не может не обостряться по мере того, как Фишер добивается одной уступки за другой в свою пользу».

    Б. ВУД (Великобритания): «В Рейкьявике Спасский подвергся беспрецедентному психологическому давлению со стороны нынешнего чемпиона мира… Я убежден, что как человек Спасский слишком мягок для борьбы с Фишером».

    А. КАРПОВ (СССР): «Фишер владел алгоритмом борьбы со Спасским. Правда, он несколько перегнул палку в первой партии, когда Спасский стал явно сушить игру. Как я понимаю, побаиваясь Фишера, и чтобы обрести равновесие и уверенность, Спасский решил сразу показать, что он при желании всегда сделает белыми ничью. Фишер обозлился, стал доказывать обратное – то есть, что он всегда может игру обострить, на ровном месте пожертвовал фигуру, допустил неточность – и проиграл. Для другого такое поражение стало бы просто уроком, но Фишер извлекает из него десятикратную конкретную пользу: ах, я попал в яму? – так я провалюсь еще ниже, хоть в тартарары, чтобы у соперника, когда он будет пытаться разглядеть меня в этой бездне, закружилась голова.

    И он не явился на следующую партию, подарив сопернику еще одно очко.

    Это был гениальный ход. Ход, рассчитанный именно на Спасского. Ход, доказывающий, что Спасского он знал превосходно.

    Будь на месте Спасского, скажем, Петросян, тот бы только облизнулся, полакомившись дармовым очком. А философ Спасский, невозмутимый Спасский, опытнейший Спасский потерял равновесие. Его центр тяжести поплыл – и тотчас же все достоинства Спасского потеряли в цене. Ему потребовался добрый десяток партий – порой мучительных, порой беспомощных, порой трагических, – чтобы вновь обрести себя и овладеть собою, но матч уже невозможно было спасти; поезд ушел».

    Б. ЛАРСЕН (Дания): «Многие считают Фишера «большим ребенком», и в какой-то мере это действительно так. Однако не следует забывать о том, что дети подчас бывают очень хитры и умудряются с большой ловкостью навязывать окружающим свою волю. Ведь и я после Денвера, и Петросян после Буэнос-Айреса предупреждали, что Фишеру ни в коем случае нельзя идти на уступки, и все-таки Спасский в Рейкьявике несколько раз оказывался послушным исполнителем его воли…»

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «Различные «претензии» Фишера влияния на меня не оказывали, все, кроме его неприезда на церемонию открытия матча и неявки на вторую партию.

    Перед третьей я дал согласие играть в закрытом помещении, без зрителей и т. д. Я оказался во власти иллюзий, будто Р. Фишер хочет сорвать матч и что, спасая это важнейшее соревнование, можно рассчитывать на продолжение борьбы в духе чистых шахматных традиций. Перед партией я явился невольным свидетелем диалога Р. Фишера с арбитром матча гроссмейстером Л. Шмидом. Не хочу акцентировать внимание на этом неприятном эпизоде, но должен заметить, что американский гроссмейстер позволил себе весьма вольную форму выражений. Слушать его было крайне неприятно.

    Мое согласие на необоснованное требование о перенесении игры из турнирного зала в закрытое помещение было большой психологической ошибкой. Как известно, матчу предшествовали долгие передряги, отнявшие много сил. Совершив психологическую ошибку перед третьей партией и быстро поняв ошибочность своих представлений о происходящем, я как бы перечеркнул всю правильную линию поведения до начала матча. Кроме того, отрицательное воздействие на меня оказало сознание того факта, что, получив во второй партии победу за неявку партнера, я как бы оказался в долгу».

    И. АКИМОВ (СССР): «Фишер сломал Спасского сразу – грубо, бесповоротно. Но философ Спасский доказал, что служение идеалу позволяет сохранить целостность в любых обстоятельствах. А боец Спасский, черпая силу духа из этой целостности, воспрял и во второй половине матча бился с прежним, былым, чемпионским пылом».

    П. ВАЛЕРИ (Франция): «Аналитики, разбирая игру Спасского в Рейкьявике, отмечали странности в игре. Во многих случаях он играл прекрасно, но в заключительной стадии партии как бы бессознательно отказывался поставить соперника на колени. Что это, влияние «ужасного магнетизма» Фишера? Американец, наоборот, не раз выправлял положение в, казалось бы, уже проигранных партиях. «Я выбираю такой момент в матче, когда чувствую, что противник надломлен, и наступаю», – объяснял он…»

    М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «Поведение Фишера в матче 1972 года было продумано и спланировано психологом высшей квалификации, хотя и было на редкость рискованным. После неявки Фишера на вторую партию Спасский должен был сидеть и думать, какой же на самом деле счет в матче».

    Ф. АРРАБАЛЬ (Франция): «Все действия Фишера, в том числе и его знаменитый «бум» в Рейкьявике, продуманы до мельчайших подробностей. Фишер руководствуется лозунгом: шахматы, как и жизнь, – это тотальная война».

    П ВАЛЕРИ (Франция): «Что касается некоего «магнетизма» американца, то его, безусловно, не было. Если в чем-то и проявлялась необыкновенность Фишера, то только в его одержимости шахматами. Он был настоящим шахматным убийцей».

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «К Фишеру у меня отношение твердое, матч ничего нового для меня не открыл. Я и сегодня доброжелательно отношусь к нему»

    М. БОТВИННИК (СССР): «Предположим, что американцы на самом деле действовали в Рейкьявике нечестно. Тогда чем объяснить тот потрясающий факт, что после того, как Спасский обвинил американцев в нечестности, он остался в добрых отношениях и с ними и с Фишером?»

    Б. Л АРСЕН (Дания): «У американского гроссмейстера гипертрофировано чувство справедливости. Он, безусловно, испытывает перед Спасским вину за свои «исландские выкрутасы»…»

    VI …или отзвуки «холодной войны»?

    В. БАТУРИНСКИЙ (СССР): «Как известно, до 1972 года все чемпионы мира и претенденты на это звание являлись представителями одной страны – Советского Союза. Это закономерно отражало ведущее положение советской шахматной школы в мире. После матча в Рейкьявике, когда чемпионом мира стал американский гроссмейстер Роберт Фишер, некоторые зарубежные специалисты и обозреватели сочли, что этот факт знаменует собой конец гегемонии советских шахмат».

    Б. ДАРРАХ (США): «Ученые мужи объясняли, что в этом матче было что-то более значительно важное, чем шахматы. Это была отображенная война между США и СССР, прекрасный шанс полюбоваться, как Россия теряет звание чемпиона мира впервые за двадцать четыре года, и наблюдать за тем, как Америка впервые за всю историю завоевывает этот титул».

    У. НЭК (США): «Наши журналисты изображали Фишера доблестным рыцарем «холодной войны», американским гением-одиночкой, схватившимся с чудовищной машиной советских шахмат».

    Д. СТЕИНЕР (США): «Никакой клеветник, желающий опорочить Фишера, не смог бы придумать и сотой доли тех «художеств», которые тот выкидывал в Рейкьявике при поддержке подхалимов и подстрекателей из своей свиты».

    М. ТАЙМАНОВ (СССР): «Мне кажется, что американский гроссмейстер был слишком уверен в своих силах, чтобы использовать какие-либо запрещенные приемы. Однако люди, окружавшие Фишера, так много связывали в своей судьбе с его судьбой, для них ставка была так велика, что они могли пойти на все. Такой вариант я не исключаю».

    П. ВАЛЕРИ (Франция): «Этот матч остался в памяти многих как один из самых ярких эпизодов «холодной войны». Атмосфера в зале, где проходила игра, была ледяной и накаленной одновременно. Два человека сидели за шахматной доской друг напротив друга, но не замечали соперника и даже не здоровались. Единственный объект желаний – фигурки из красного дерева. Рыцарь «свободного мира» против «аппаратчика». Хулиган против советского гения. Пресса упивалась этим противостоянием. «Ньюсуик», «Тайм», «Шпигель» посвящали свои обложки этой ужасной игре нервов с подтекстом «противоборство Востока и Запада, кто кого?»

    А. КАРПОВ (СССР): «Политизация шахмат началась после того, как Фишер отнял у нас шахматную корону. Я вообще против этого».

    VII и все-таки он чемпион!

    Э. ГУРЕВИЧ (СССР): «Фишеру удалось трудно вообразимое – сокрушить абсолютную гегемонию советских шахматистов, пробить в ней зияющую брешь, отнять звание сильнейшего в мире. Это подвиг в любом случае. Тем более, что совершался он в одиночку».

    А. КАРПОВ (СССР): «Силу Фишера можно оценивать только в сравнении с теми лучшими шахматистами, которые его окружали. И если это Фишер 1971 – 1972 годов, то надо признать, что рядом даже близко никого не было. Он был один, остальные – где-то внизу. В том числе и Спасский».

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «Шахматистом № 1 Фишера делают следующие главные особенности. Первая – очень высокая техника игры. «Цена хода» в дебюте у него исключительно высока. В этой стадии он последовательно стремится делать наилучший ход. Далее, в миттельшпиле, он, стараясь в первую очередь экономично расходовать силы, делает не всегда наклучшие, но хорошие ходы. Вторая особенность Фишера – огромная энергия, работоспособность во время партии. Он умеет бороться до конца, до «последнего солдата». Такая энергия позволяет ему держать противника в напряжении, создавать ему проблемы постоянно. Кроме того, Фишер достаточно тонко чувствует настроение и физическое состояние партнера…»

    Д. БРОНШТЕЙН (СССР): «Фишер в матче со Спасским в каждой партии строил игру таким образом, чтобы чуть ли не каждый ход удивлял партнера либо прозрачной ясностью, либо дьявольской глубиной».

    В. СМЫСЛОВ (СССР): «Фишер, отдававший шахматным исследованиям буквально дни и ночи, был подготовлен к матчу значительно лучше, чем Спасский».

    М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «Как-то Ботвинник сказал об американском гроссмейстере, что тот напоминает молодого Смыслова. К матчу с таким Фишером – 1970 – 1971 годов, видимо, и готовился Спасский. А Фишер стал намного старше – в шахматном отношении. Чувствуется, что он серьезно подошел к поединку со Спасским. Например, он, испокон веков проявлявший консерватизм в выборе дебютов, отошел от своих излюбленных открытых начал, ошеломив Спасского исключительным богатством выбора».

    Э. ГУФЕЛЬД (СССР): «Может быть, Спасский действительно находился в плохой спортивной форме, но Фишер в том матче объективно был сильнее. Игра американца была вдохновенной, сильной и впечатляющей, уверенной и яркой…»

    М. БОТВИННИК (СССР): «Американский гроссмейстер сумел убедительно показать, что его отношение к шахматам заслуживает высокой оценки. Я имею в виду, разумеется, саму игру. Может быть, он вел борьбу чуть более осторожно, чем раньше. Но этого следовало ожидать. Счет предыдущих встреч со Спасским был, как известно, не в его пользу, что заставляло Фишера действовать особенно внимательно».

    А. СУЭТИН (СССР): «В матче Фишер – Спасский торжествовала техника плюс неукротимая воля к борьбе до последнего шанса, которую проявил американский гроссмейстер».

    А. КОТОВ (СССР): «Роберт Фишер отшлифовал все стороны своего редкого дарования исступленной работой, бесконечными анализами, напряженной борьбой во многих шахматных состязаниях… История развития шахмат на протяжении столетий показывает, что в любой стране может появиться гениальный шахматист, который превзойдет и в понимании шахмат и в практической игре всех своих коллег. Сейчас Фишер превзошел наших лучших гроссмейстеров».

    VIII грядет ли «эра Фишера»?

    Г. ШОНБЕРГ (США): «Фишер, несмотря на его капризы, припадки гнева, порою неразумные или вовсе фантастические требования, все же добился для шахматного мира небывалого прежде почета и признания… В предматчевый период переговоров и споров проскальзывало мнение, что впредь Фишера не станут приглашать участвовать в турнирах, так как никто больше не будет рисковать своим капиталом. Ведь Фишер может вдруг отказаться от участия, резко изменить свое решение или даже просто не явиться. Но после того, как он сыграл такие отличные партии и стал действительно лучшим шахматистом мира, ему все простили, и он изменился: Фишер теперь – сама учтивость. Сегодня он – чемпион мира и, кажется, дешево себя не продаст…»

    А. ГОРОВИЦ (США): «Новой шахматной звезде – Фишеру открылся путь славы, признания и гонораров. Телевидение, книжные и газетные издатели, промышленники от шахмат и многие другие заинтересованные лица засыпали его разного рода предложениями. Впрочем, часть этого изобилия коснулась и тех шахматистов, которые до той поры едва влачили существование, будучи учителями, водителями такси или зарабатывали на хлеб профессиями, столь же далекими от шахмат. И все это благодаря Фишеру».

    Б. ДАРРАХ (США): «Победив Бориса Спасского, Вобби достиг одной из трех своих главных целей. Вторая, как он сказал, состояла в том, чтобы «сделать шахматы основным спортом в США». Третья цель была «стать первым шахматным миллионером»… Миллионы шахматных любителей пришли в восторг от перспектив «эры Фишера» – бурных, напряженных и ослепительных соревнований…»

    Ю. АВЕРБАХ (СССР): «Как долго Фишер будет на шахматном троне? Щекотливый вопрос. Невольно хочется сравнить нынешнего чемпиона с Ласкером, Капабланкой, Алехиным. Ласкер «царил» 27 лет… Похоже, в 1975 году Фишера будет трудно переиграть. Но еще через 3 года смена чемпиона вполне может произойти».

    Р. БИРН (США): «Роберт Фишер будет чемпионом мира ближайшие 12 лет».

    Р. НЕЖМЕТДИНОВ (СССР): «В следующем цикле борьбы за мировое первенство Р. Фишер, на мой взгляд, устоит. Процесс творческого совершенствования шахматиста – вещь серьезная и длительная. Не надо забывать, что прошло более ста лет, пока в Америке на смену гениальному П. Морфи пришел другой выдающийся шахматист…»

    Т. ПЕТРОСЯН (СССР): «У Фишера колоссальный опыт, который приходит с годами и приобретается во встречах со многими выдающимися шахматистами. Опыт, который дают только поражения… Фишер прошел эту горькую школу».

    Б. ЦУКЕРМАН (США): «Пусть потенциальные соперники Фишера в борьбе за шахматную корону не рассчитывают на легкий успех…»

    М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «Роберт Фишер, несомненно, очень талантливый и трудолюбивый, стал одной из крупнейших фигур в современных шахматах. Нельзя недооценивать его талант и мастерство. Однако и не следует его бояться. Необходимо всегда помнить, что, как это ни парадоксально звучит, Фишер учился у советских мастеров. В Рейкьявике ему проиграл Борис Спасский, а не советская шахматная школа…»

    А. КАРПОВ (СССР): «По-моему, долгое время Фишера у нас недооценивали, говорили, вот погодите – встретится с ним в матче настоящий советский гроссмейстер, и все встанет на свои места – Фишер непременно будет побежден. Затем ударились в другую крайность. Даже сильнейшие гроссмейстеры иногда высказываются в том духе, что, дескать, борьба с чемпионом мира безнадежна, и прикидывают только счет, с каким бы они проиграли матч Фишеру. Убежден, что истина лежит посередине. С Фишером бороться можно».

    М. ЭЙВЕ (Голландия): «Фишер очень сильный шахматист, но непобежденных в шахматах нет. С Фишером не только можно, но и нужно бороться… Хотя Петросян и проиграл Фишеру матч, но доказал в первых пяти партиях, что может играть с ним на равных. То же сделал и Спасский в последних десяти партиях своего матча в Рейкьявике».

    М. БОТВИННИК (СССР): «Теперь Фишер объявлен гением. Есть тут над чем призадуматься! Полагаю, что представляй Фишер не США, а, скажем, Данию или Польшу, то не ходить ему в гениях…»

    Б. ДАРРАХ (США): «Победа в Рейкьявике сделала Фишера в еще большей степени, чем прежде, подверженным мании величия и мании преследования и в то же время чрезвычайно повысила его требовательность к себе в чисто шахматном отношении».

    С. ГЛИГОРИЧ (Югославия): «Фишера часто упрекают в «отсутствии храбрости», боязни проигрыша. Однако у него есть свои соображения. Он требует от своей игры совершенства – особенно сейчас, когда носит чемпионский титул, – и боится не столько противника, сколько самого себя, своей неспособности оказаться на уровне этих высоких требований».

    М. БОТВИННИК (СССР): «Хотя Фишер является шахматистом исключительным, его человеческие качества таковы, что завоеванное американцами первенство мира не является достаточно надежным. Фишер ненадежен потому, что он может не явиться на матч, уехать с соревнования, отказаться от игры…»

    А. КОТОВ (СССР): «Что же будет дальше? Если новый чемпион мира станет и впредь вести себя так, ему попросту негде будет играть в шахматы».

    Б. ЛАРСЕН (Дания): «Многие писали о том, сколько нервной энергии растратил в Рейкьявике Спасский, но никто не упоминал о том, что массу этой же энергии растратил и Фишер. Мне кажется, он сейчас опустошен…»

    М. БОТВИННИК (СССР): «Фишер очень импульсивен и этим существенно отличается от того, что принято считать нормой. У него много странностей… У меня есть второе издание его биографии. Она обрывается сразу после завоевания им звания чемпиона мира. Хорошо видно, как менялось его лицо, как жизнерадостный мальчик превращался сначала в несколько озабоченного молодого человека. А в 1972 году это лицо стало просто болезненным».

    Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «Мне кажется, что поединок в Рейкьявике погубил нас обоих. Фишер после этого перестал бывать на людях – не только играть; я же потерял титул сильнейшего на планете».

    ЖУРНАЛ «ШАХМАТЫ» (СССР): «Наши гроссмейстеры отстаивали свое творческое кредо, свой авторитет и звания. Фишер дрался за жизнь. И здесь нет преувеличения. Превосходство на данном этапе чемпиона мира – парадоксальное, но несомненное следствие суровых законов взрастившего его общества. К такой борьбе мы не были готовы. Мудрая игра никогда не станет для советских шахматистов тем, чем она стала для чемпиона мира. И в конечном итоге сила Фишера обернется его слабостью. Потребность в победах породит неспособность стойко переносить поражения. Стремление к безошибочности скорее всего выхолостит содержание его партий. А может быть, Фишер «научится» ошибаться?»







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх