Глава 6

ВСТУПЛЕНИЕ

В СУДЬБУ

ШТУРМ

Перед боевым командиром, лишившимся возможности продолжать службу не только на подводных лодках, но и на надводных военных кораблях, было два проторенных пути. Первый — продолжать службу в штабах или управлениях. Второй путь — ходатайствовать об отчислении в запас и переходить на гражданскую службу.

Первый путь претил деятельной натуре человека, влюбленного в технику. Второй тоже не подходил. Конечно, будь возможность попасть штурманом на торговый корабль, Берг, может быть, задумался бы. Но молодая Советская республика оказалась практически лишенной торгового флота. А окончательно порвать с морем он не мог.

Берг избрал третий путь — единственный, позволяющий, не порывая с морем, заняться наукой и техникой, точнее радиотехникой, которая влекла его все сильнее. Осуществить это намерение возможно было лишь одним способом — попытаться поступить в Военно-морскую академию на электротехнический факультет, где впервые было организовано отделение по новой тогда радиотехнической специальности.

Это было очень заманчиво, здесь можно было проявить все знания и способности, развитые им настойчивым долголетним самообразованием. Берг понял, что больше всего на свете сейчас хочет поступить в академию.

Хотеть — это ключ к любой недостижимой вершине. Разве для человека, который решил добиться своего, может быть преградой то, что для поступления в академию требуется инженерная подготовка и длинный перечень сданных экзаменов? Если надо — так надо. Не сдано, надо сдать. Надо!

И Берг объявляет для себя начало особой боевой операции, он готовится к штурму академии.

Разумеется, одной решимостью тут не возьмешь, здесь нужны усидчивость, терпение и даже находчивость. Скорость оказалась чуть ли не самым важным фактором в этой кампании.

Но Берг к этому времени уже приобрел достаточный опыт интенсивных ускоренных занятий. Мало кто сумел бы выдержать темп, взятый им с осени 1919 года, когда он, как сказали бы мы теперь, — без отрыва от производства, — начал занятия в Первом политехническом институте.

Соединенные подводные классы, в которых командир подлодки «Волк» обучался в 1920–1921 годах, помещались в Военно-морской академии на Васильевском острове. Прямо напротив него располагался 2-й Политехнический институт. Берг ухитрялся слушать там лекции и сдавать зачеты и экзамены по курсам, совпадающим с курсами 1-го Политехнического института, студентом которого он состоял. Лабораторные работы и теоретический курс по дизелям он сдавал в Технологическом институте, так как профессор этого института читал курс и в подводных классах.

А лабораторные работы по курсу переменного тока он делал в Горном институте, где работал профессор Политехнического института Лачинский…

Почему такие сложности? Да потому, что это экономило время — ведь база подлодок «Тосно», на которой базировался «Волк», лето и осень 1921 года стояла недалеко от Горного института. Такой же темп учебы Берг выдерживает и после назначения на «Змею». И вот к концу 1922 года у него уже сдано много экзаменов по университетской программе и все экзамены за четыре курса Политехнического института. Но формально всего этого было недостаточно для поступления в Военно-морскую академию. Положение требовало, чтобы слушатели академии имели диплом об окончании Высшего военно-морского инженерного училища.

Морская академия до революции готовила ежегодно по нескольку десятков офицеров для работы в Генеральном штабе и отнюдь не была техническим учебным заведением. Она вооружала своих воспитанников лишь общими знаниями в области тактики, стратегии, военно-морской истории, навигации. Из ее стен выходили своеобразные снобы морского дела. Это всегда было пагубно для русского флота. Теперь это стало недопустимо. Академию нужно было переводить на рельсы большей технизации, большей связи с современным флотом, насыщенным новейшей техникой.

В 1922 году в Военно-морскую академию был объявлен новый прием. Прием на факультеты инженерного профиля: электротехнический, кораблестроительный, гидрографический — такого в академии никогда не было. Советская власть создавала новую Военно-морскую академию.

Для комплектования академии подбирали моряков, имеющих боевой опыт и достаточную техническую подготовку. И тем и другим Берг обладал, не имел он только диплома. Он был принят с обязательством в течение первого года обучения в академии получить нужный диплом.

Еще год упорной учебы, и уже в 1923 году, сдав несколько недостающих экзаменов и защитив дипломный проект, Берг заканчивает электротехнический факультет Высшего военно-морского инженерного училища и получает звание инженера-электрика флота.

Казалось, наступило время спокойной учебы, но перестройка академии не проходила гладко. Она наталкивалась на сопротивление старых преподавателей и даже маститых ученых. Многие из них читали морские дисциплины, однако на флоте не служили; проектировали корабли и подводные лодки, но сами на них никогда не плавали. Они не только не знали нужд флота, но и не верили в него. Были не только против новейшей техники, но считали, что флот вообще не нужен России. Молодые офицеры, пришедшие в академию из действующего флота, ринулись в бой за флот. На трибуне они воевали с пылом опытных бойцов. Берг был среди вожаков. На этих дискуссиях он слыл одним из самых азартных.

Может быть, потому, что он не просто служил моряком, а был влюблен в подводные лодки, он воевал не только за флот, но главное — за признание первенствующего значения подлодок в современном флоте.

— Провоевав на подлодках с 1916 года, я убедился в полной беспомощности надводных кораблей перед подводными лодками, — говорил с трибуны Берг. — А многие наши «специалисты», которые знают корабли и подводные лодки только по картинкам, с умным видом делают морскую политику. Разве может быть эта политика правильной? Мы должны с ней бороться!

Не безразличием к судьбе флота, не равнодушием — только убежденностью в своей правоте, заинтересованностью в судьбе флота, а главное — знанием.

Берг вспоминал:

— Я читал все, что можно было, по истории морской техники, «бил» примерами, фактами, статистикой. И верите ли, побеждал иногда! Особенно в открытых дискуссиях. В открытую спорить куда эффективнее — и тебе и всем видно, что твой оппонент некомпетентен и судит не объективно, знает недостаточно, а потому не прав. Между прочим, тогда не принято было говорить по бумажке, гладко, без запинки. Спорили! И в споре рождалась истина. Я что-то не помню в своей среде равнодушных, мы все болели, горели; дело, которое выбрали в жизни, считали своим личным, кровным делом.

И сразу было видно, кто умный, кто глупец, а это так важно, если хочешь выиграть бой за правое дело…

Удивительно, должно было пройти несколько десятилетий — десятилетий! — чтобы во всем мире, наконец, поняли истину, которая нам, подводникам, была ясна давным-давно. Наконец-то перестали строить линейные корабли. Начиная с пятидесятых и шестидесятых годов XX века, мощь флота и его боеспособность определяется количеством и качеством находящихся в строю подводных лодок, оснащенных атомным ракетным оружием. А сколько надо было воевать в печати, на трибуне, чтобы отстоять подводный флот! Брали мы своей любовью, энтузиазмом, и нас, молодых, слушали, хоть и не были мы тогда ни академиками, ни адмиралами.

Дискуссии в ВМА дали свои плоды. Постепенно поутихли разговоры о ненужности подводного флота. Ближайшей задачей считалось введение в программу обучения таких курсов, которые дали бы практические знания будущим красным командирам.

В 1927 году, 4 марта, в день пятилетия новой академии, газета «Красный Балтийский флот» посвятила этому юбилею почти целый номер. В передовой статье говорилось: «Военно-морской академии РККА сегодня исполняется пять лет. Мы празднуем пятилетие нашей Красной Академии, создание которой и ее пятилетний путь являются образцом нашей творческой работы. Не каста дворянской аристократии, а сыны рабочих и крестьян — вот состав наших академиков. Почти все они прошли суровую школу Гражданской войны, показали беззаветную преданность делу революции. Трудящиеся нашей страны вправе ими гордиться».

Начальник академии В. Жерве писал: «Отдавая свои лучшие силы и материальные средства на Гражданскую войну и лишенный возможности их пополнять, Красный флот к концу войны пришел в состояние крайнего истощения. Перед Советским правительством остро встал вопрос о принятии энергичных мер по восстановлению его боевой мощи. IX съезд Советов декларировал эту задачу как очередную перед всеми трудящимися, и в первую очередь перед старыми краснофлотцами, закаленными бойцами революции и Гражданской войны. Старая Морская академия оказалась во время Гражданской войны в ее глубоком идейном тылу и, лишенная ее оплодотворяющего революционного начала, медленно угасала. В настоящее же время в академии имеются 24 лаборатории, оборудованные соответственно современным научным требованиям».

В газете большая фотография: «Радиотелеграфный кабинет В.-м. академии». У лампового приемника своего изготовления стоят: Аксель Берг, начальник лаборатории Владимир Казанский и Алексей Гриненко-Иванов.

Берг и Гриненко-Иванов исчерпывали почти весь состав студентов-радистов академии. В первом наборе их было всего трое. Третьим был Н.П. Суворов, которому Берг вскоре выразит благодарность за просмотр рукописи своего третьего учебника. Именно третьего, хотя писался он непосредственно после второго, а тот почти одновременно с первым. Это факт, необычный даже для начала двадцатых годов. Студент совмещает учебу в академии с преподаванием радиотехники на курсах старшин-телеграфистов, с преподавательской работой сразу в двух высших военных училищах и пишет для каждого из них по учебнику. Для старшин — «Пустотные приборы», книга вышла в 1924 году. Для факультета Военно-инженерной академии РККА, готовившего инженеров-электриков, которым, конечно, знания в области радиотехники нужны лишь для повышения общего развития, — «Катодные лампы», шесть печатных листов.

И для Военно-морского инженерного училища — «Общая теория радиотехники», двадцать печатных листов.

«Курс составлен по программе и в соответствии с задачами Военно-морского инженерного училища, готовящего инженеров для флота, — пишет Берг в предисловии. — Поэтому большинство примеров взято из судовой обстановки и большое внимание уделено вопросам ориентированной радиотехники».

А далее мы читаем слова, во многом объясняющие такие успехи студента: «Во время работы по составлению курса я неоднократно пользовался советами и указаниями профессора И.Г. Фреймана, которому приношу здесь глубокую благодарность за оказанную мне помощь».

У ФРЕЙМАНА

Этот человек сыграл решаю щую роль в формировании Берга-ученого.

Профессор Фрейман совмещал в то время преподавание в Электротехническом институте с должностью технического приемщика отдела кораблестроения Морского технического комитета РККА. Благодаря этому он сочетал глубокие знания теории и хорошее знакомство с радиооборудованием морского флота.

Фрейман был красивым молодым человеком, застенчивым и скромным. В то же время это был выдающийся ученый, сам пробивший себе дорогу в радиотехнику. Он с азартом разгадывал ее кроссворды, и этот азарт передавался ученикам. Профессор легко находил с ними общие интересы, так как он был почти того же возраста — лишь на три-четыре года старше Берга и его сокурсников. Благодаря этому они по-дружески сблизились и почти на равных вели научную работу.

В жизни Берга началась счастливая полоса. Он был нацелен на одно дело, мог отдать ему все внимание и силы. После многих лет метаний, напряженного стремления совместить обязанности флотской службы с учебой, для которой оставались лишь урывки времени, он с наслаждением окунулся в научную работу.

По-прежнему он поднимался раньше всех в доме. В пять утра у него в комнате зажигался свет — до восьми он должен был успеть подготовиться к лекциям, к семинарам по общеобразовательным предметам. Все остальные часы посвящались радиотехнике. Фрейман приходил в лабораторию ровно в девять, некоторое время они проводили за обсуждением проблем, возникших у каждого накануне, потом расходились по своим местам. Каждый садился за небольшой столик, заваленный радиодеталями, мотками проводов, паяльниками, разных конфигураций шасси и полуразобранными или несобранными моделями схем. Лаборатория наполнялась запахом канифоли и тишиной. И даже когда кто-то запоет или засвистит или возникнет рабочий спор, для Берга это кажется тишиной и покоем.

Результатом ранней научной работы, выполненной Бергом под руководством И.Г. Фреймана, явилась статья в № 8 научного журнала «Морской сборник» за 1924 год. Статья называлась «Значение и применение пустотных приборов в радиотехнике». Это была одна из новых научных работ, связанных с появлением ранее неизвестных технике приборов — электронных ламп. Автор утверждал, что электронная лампа победит другие приборы, генерирующие радиоволны, и явится будущей властительницей электроники. И так как тогда не существовало теорий и методов расчета электронных схем, автор, чтобы не быть голословным, погружается в эту неизведанную область.

Принципу работы электронных ламп посвящены как первые его исследования, так и многочисленные последующие работы. В них, пользуясь строгими математическими методами и смело привлекая теоретическую физику, Берг одну за другой «разгрызает» ряд животрепещущих практических проблем. Он разрабатывает методы расчета приемо-передающих схем. Берг стремится к тому, чтобы эти методы были просты, наглядны и доступны широким кругам радиоинженеров, чтобы радиотехника стала инженерной наукой. Методы Берга считаются классическими, и ими пользуются до сих пор, несмотря на то, что сегодняшняя электроника мало похожа на тогдашнюю радиотехнику.

Ученик стремительно догонял своего учителя. Хотя учебник по радиотехнике, изданный Фрейманом в 1919 году, был гораздо современнее более ранних учебников Петровского, Меньшикова, Муравьева и других, но к 1924 году он уже устарел — так быстро развивалась в те годы радиотехника. Берг помогает ему готовить второе издание. В предисловии ко второму изданию этого учебника Фрейман пишет: «В этой трудной работе я имел возможность воспользоваться любезным содействием своего ближайшего товарища по ведению специального курса радиотехники в Электротехническом институте А.И. Берга. Его помощь я должен отметить с особой признательностью».

Летом 1923 года Фрейман решает испытать своих учеников в практическом деле. Он организует для них специальную экспедицию в Севастополь. Берг, Суворов и Гриненко-Иванов получили задание наладить подводную связь на подлодках Черноморского флота.

Связь велась на изолированные рамочные сети, находившиеся под водой, когда лодка шла в полупогруженном состоянии, на малых глубинах. Не правда ли, здесь слышится что-то уже знакомое? Ну да, этим Берг занимался на свой страх и риск еще в подводном плавании. Эти эксперименты отвечали его давним интересам, и он с головой окунулся в новую работу. Но этого ему показалось мало. Решив повторить кое-какие прошлые опыты с девиацией радиопеленгаторов, он успел провести ряд новых экспериментов и продолжил их и в следующем экспедиционном сезоне. Результатом явилась статья в «Морском сборнике» № 2 за 1925 год «Значение и применение ориентированной передачи и ориентированного приема в радиотехнике». Тема исследования была расширена изучением направленных антенн, установленных не только на приемной, но и на передающей станции.

Студенческие научные работы не были приняты в учебных заведениях того времени. Обычные учебные работы играли роль иллюстраций к лекциям. Они повторяли то, что когда-то с таким трудом давалось первооткрывателям, но уже давно стало рутиной. От этих работ требовалось лишь одно — помочь будущим специалистам «набить руку». Но радиотехника в то время имела за плечами мало собственных истин. И студенты, и преподаватели были одновременно и учениками, и первооткрывателями, и найденное ими закладывало основы той науки, которой они себя посвятили. Вот почему первые студенческие работы Берга явились одновременно и теми открытиями, от которых отталкивались впоследствии радиоинженеры, создавшие всю щедрую палитру современной электронной индустрии.

Второй сезон Фрейман со своими слушателями работал на радиостанции, расположенной на Сойкиной горе на западном берегу Лужской губы. Теперь основной задачей было применение радиоаппаратуры для телеуправления. Управление на расстоянии самолетами, кораблями в ту пору даже ученым казалось еще областью научной фантастики. Мало кто из них был посвящен в работы нескольких малочисленных групп, которые начали заниматься этими пионерскими работами. Одной из них руководил Фрейман. Он работал в контакте с Бюро Бекаури, разрабатывавшим системы дистанционного радиоуправления торпедными катерами, торпедами, фугасными минами.

Александр Федорович Шорин, один из виднейших радиоспециалистов того времени, организовал Центральную лабораторию проводной связи — исследовательский институт очень широкого профиля, который соперничал, в частности, по торпедным катерам с Бюро Бекаури.

В Петрограде работал также Ниренберг, блестящий инженер и конструктор. С Ниренбергом трудилось человек двадцать молодых инженеров самых различных специальностей. Фрейман решил направить к ним для стажировки своих слушателей: Берга, Суворова и Иванова.

Это тоже была не обычная студенческая практика, а настоящая работа. Они своими руками монтировали радиоаппаратуру, конечно, еще очень несовершенную, а затем участвовали в ее испытаниях и доработке. Фрейман придерживался той точки зрения, что специалиста формируют не столько лекции, сколько практическая деятельность, и он всячески способствовал тому, чтобы его воспитанники могли увидеть новую аппаратуру, поработать в самых современных условиях производства и участвовать во всем непосредственно. Благодаря ему Берг работал на одном из заводов, где собственноручно монтировал первые радиолампы и делал всю ту работу, которую выполняли рабочие.

НА КОНЦЕ ДИАПАЗОНА

Постепенно электротехнический факультет академии пополнялся новыми педагогами. Фрейман привлек для чтения курса теории электромагнитных колебаний профессора А.А. Петровского, прекрасного специалиста и педагога, автора одного из первых учебников в области радиотехники. Появился Николай Николаевич Циклинский, имя которого прочно связано с историей радио. Тогда он был главным инженером одного из заводов, где электронные лампы делались еще вручную, и Циклинский приносил с собой эти диковинки в кармане, чтобы показать своим слушателям.

В ВМА вскоре проникли и генераторные лампы Михаила Михайловича Богословского. Он был электриком, окончил Политехнический институт и тоже пристрастился к радиотехнике. Он начал кустарно делать одни из первых в Советском Союзе лампы, генерирующие радиоволны. Богословский однажды преподнес Бергу презент — генераторную лампу на 400 ватт.

Ее сфотографировали, и фотография была помещена на обложку книги, написанной слушателем академии Бергом.

Морякам преподавал и Виктор Осипович Волынкин, специалист по электронным лампам; Валентин Петрович Вологдин, читавший курс машин высокой частоты и участвовавший в строительстве первых мощных радиостанций; Роман Николаевич Фролов, Михаил Полиевктович Костенко. Берг подружился с блестящим теоретиком, экспериментатором и конструктором, а также пианистом и композитором Робертом Андреевичем Лютером. Тот работал инженером завода «Электросила». Под его руководством Берг выполнял некоторые из своих курсовых проектов.

Отношения педагогов ВМА со слушателями были необычными для наших дней, когда ежегодно учебные заведения выпускают сотни специалистов. Лекций практически не было.

Слушатели электротехнического факультета были озабочены главным образом тем, где бы достать какую-нибудь литературу и драгоценные лампы и детали. Преподаватели относились к ним не как к начинающим несмышленышам, а как к товарищам, зрелым людям.

Все они варились в одном котле, делились друг с другом своим опытом, жадно набрасывались на те редкие статьи или книги по радиотехнике, которые удавалось достать. Настольной литературой был журнал «Телеграфия и телефония без проводов», издаваемый Нижегородской радиолабораторией, и американский «Просидингс» Института радиоинженеров. Многие радиоинженеры бились над созданием методов расчета реальных приборов. Но законченных теорий и методов инженерных расчетов ламповых схем тогда еще не существовало. Их созданием и занимался Имант Георгиевич Фрейман со своими учениками в Петрограде, Михаил Васильевич Шулейкин — в Москве, Михаил Александрович Бонч-Бруевич — в Нижнем Новгороде.

Все они создавали радиотехнику почти на пустом мосте.

Очередное потрясение еще очень зыбких основ радиосвязи произошло в 1923 году, когда вдруг появились сведения о коротких волнах. Ни одна радиостанция в то время на этих волнах не работала. Связь на коротких волнах считалась неперспективной. KB были вотчиной радиолюбителей. Конструирование радиопередатчиков и радиоприемников, работающих на коротких волнах, считалось баловством. И вдруг именно радиолюбители обнаружили потрясающую вещь — дальность связи на коротких волнах оказалась практически неограниченной. Радиолюбитель из России мог поймать Англию, в Англии ловили Индию. Как и почему — никто объяснить не мог. Физики тогда еще не изучали свойств этого диапазона, а радиолюбители были единственными, кто мог хоть что-то сообщить о радиосвязи на коротких волнах. Короткие волны стали повальным увлечением зрелых радиоспециалистов. Берг одним из первых построил радиоприемник и установил антенну около Мариинского театра на крыше дома, в котором жил. Однажды он принял английскую станцию.

Это была сенсация на всю академию.

Особенно счастлив был Фрейман: он сразу понял и разглядел в радиолюбительстве огромную движущую силу и защищал радиолюбителей от нападок тех, кто считал это пустым занятием или даже «бандитизмом в эфире». Стремясь способствовать созданию широкого радиолюбительского движения, он писал:

«Нам, конечно, хотелось бы, чтобы радиотехника внедрилась во все стороны нашей жизни, чтобы не оставалось такого угла в нашей стране, который не был бы оборудован радиосвязью и чтобы не было такого гражданина, который бы не представлял себе, что такое радио. Перечень широчайших возможностей использования радиотехники, помимо непосредственной службы связи, для самых разнообразных культурных целей можно было бы значительно расширить. Настоятельную необходимость всемерно использовать эти возможности теперь, когда страна жаждет образования и когда ей можно дать несколько новых культурных способов развлечения и заполнения досуга, следует пропагандировать всеми силами и всеми средствами. Для того чтобы «радиодвижение» было устойчивым, необходимо, чтобы в нем участвовали сотни и тысячи, участвовали массы. Бывают же охотники, удильщики, альпинисты. Оказывается, что бывают и страстные радиолюбители. Если первые дали много ценного зоологии, ботанике, географии, то последние могут быть еще полезнее нашей радиотехнике собиранием разнообразного экспериментального материала и непосредственной поддержкой нашей радиопромышленности».

НЕ ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ

Среди преподавателей Военно-морской академии особое место занимал Александр Александрович Фридман. В эти тревожные, голодные годы он в одиночестве решал сложнейшую проблему развития вселенной. Он первый обнаружил теоретически, что вселенная расширяется, раздувается, как мыльный пузырь, что у нее было начало и ее ждет конец. Выводы Фридмана были столь дерзкими, столь решительными, что ими заинтересовался даже Эйнштейн, теория относительности которого послужила Фридману отправной точкой. Правда, Эйнштейн допустил ошибку в вычислениях и выступил с опровержением доводов Фридмана. А потом, разобравшись, написал ему письмо с извинениями и статью в журнал, где признавал работы советского физика очень важными и ценными.

Большинство же сотрудников, студентов и знакомых Фридмана ничего об этом не знали.

— Как же так? — спрашиваю я Берга. — Почему же тогда этому не придали значения?

— Тогда происходила своеобразная переоценка ценностей, — объясняет Берг, — можно было не уделить внимания работе Фридмана, имеющей, конечно, огромное значение для человечества, значение по крупному счету, и в то же время до самозабвения отдаваться строительству новой жизни, решать животрепещущие вопросы текущего дня. А о работе Фридмана мы действительно почти ничего не знали, узнали только после его смерти. Умер же он рано, совсем молодым, неожиданно. Он был молчаливым, скрытным, мы даже не слышали, чтобы он болел, правда, он был худущий, длинный, бледный.

— Но неужели он ничего не рассказывал о своей работе в области космогонии — о том, как необычно решил он уравнение теории относительности?

— Рассказывал как-то вскользь. Но нас это не заинтересовало, мы даже считали это чудачеством. Нам было не до того. Это занимало лишь нескольких физиков, которые могли разобраться в сложнейших уравнениях и понять, как это важно. Ну, кто тогда всерьез интересовался бесконечностью вселенной? Нам было недосуг даже подумать об этом. Я, например, чтобы прокормить себя и семью, работал по утрам на заводе монтером. Потом шел на лекции. Кончались лекции, я сбрасывал форму и бежал на Выборгскую сторону, где работал монтером уже на ткацкой фабрике.

Я, конечно, получал довольствие слушателя академии, но на это мы могли купить в месяц семь фунтов хлеба. А у меня на иждивении мать, сестра, жена и частично родители жены. Нора Рудольфовна тоже бросила в это время свое искусство до лучших времен. Искусство не кормило. Она работала в больнице и на заводе учеником-конструктором. Переквалицифировавшись в конструктора, она много помогала мне по составлению чертежей для моего учебника. Сестра Маргарита к этому времени кончила уже два вуза: математический факультет Педагогического института и электромеханический факультет Политехнического института. И все равно должна была подрабатывать. Она, инженер, вместе со мной работала монтером на ткацкой фабрике.

И так почти все. Студенты работали, кто грузчиком, кто чернорабочим, использовали любую возможность, чтобы прокормить себя и семью. Деньги тогда исчислялись миллионами, но ничего не стоили. Хлеб был валютой. Вот тогда я съел свою любимую игрушку — у меня была великолепная модель корабля «Моряк». Я обменял ее на два килограмма хлеба.

Это было в 1923-м, а в 1922-м после лекций я мчался на подводную лодку, которой командовал. Кстати, однажды А.А. Фридман и В.И. Смирнов, наш преподаватель математики, выразили желание побывать на подводной лодке «Змея», которой я тогда командовал. Я повел их на Балтийский завод, где она ремонтировалась. Они были поражены сложностью механизмов, слаженностью их работы и грандиозностью такого организма, как боевой корабль. По-моему, раньше они никогда не бывали на военном корабле, поэтому, вероятно, «Змея», спроектированная очень разумно, показалась им чудом техники.

С Фридманом мы общались и во внеучебное время, — возвратился Берг к моему вопросу, — тем не менее он не вдавался в подробности своего увлечения. А мне лично тогда было не до теории относительности, я написал первый свой учебник, потом второй, наконец, третий учебник в двадцать печатных листов, вы представляете, сколько сил у меня это отняло?

Напряженно жили и студенты, и преподаватели. Поэтому не следует нас осуждать за то, что мы без должного внимания отнеслись к работе Фридмана. А вот на его лекциях аудитория всегда была переполнена.

Он читал метеорологию для штурманов, а нам, радистам, нелинейную механику. Свои курсы он вел превосходно, четко и интересно. Мы очень любили его занятия, потому что они были глубоко содержательны. Метеорологию тогда мало кто признавал за науку, особенно в России, тут мы безнадежно плелись в хвосте, но он рассматривал метеорологию с математических позиций, привносил в нее строгость объективных законов природы, и выходило, что это настоящая наука. Его лекции нам были необходимы для практической деятельности.

ПЕРЕОЦЕНКА ЦЕННОСТЕЙ

В этой фразе проявил себя зрелый Берг, которому важна прежде всего практическая ценность всякой науки, любого умения.

В одном из выступлений на дискуссии в ВМА он так формулирует свою точку зрения:

— Почему-то считается, что техника дело не столь почетное, как занятие чистой наукой. Даже инженеры часто не понимают, что от них ожидается. А быть хорошим техником не легче, чем быть хорошим математиком. Однако многие говорят, что в такое тяжелое время, как нами переживаемое, когда нет возможности приложить свои знания на практике, надо удалиться в чистую науку и собираться с силами для воскрешения через несколько лет во всеоружии мысли и науки. Это нелепое воззрение нашло себе отклик и в академии. Именно теперь мы должны уметь прилагать наши познания на практике. Именно теперь мы должны найти пути, по которым возможно вывести флот на современный уровень. Когда все будет налажено — тогда можно отдаться анализу и обобщению. Теперь же жизнь требует активной работы, творчества, но здорового творчества, и к нему должны быть приучены слушатели.

Основной недостаток наших инженеров — их техническая неграмотность. Недостаточно уметь пользоваться графиками и таблицами. Надо обладать техническим кругозором, умением критически относиться к своим недостаткам и открыто их признавать. Отсюда и задача академии: дать работников, знающих детально нашу русскую техническую действительность и ее перспективы, здраво оценивающих недостатки и, главное, понимающих, что так дальше идти не может. Дать людей, знающих иностранную литературу по своей специальности, изучивших ее детально и способных приложить важнейшие достижения заграничной науки к нашим условиям; людей, способных наметить новые пути, способных на творческую работу и приученных к творчеству уже в стенах академии. Технические отделы академии должны быть средоточием современной технической мысли, они должны озарять своим светом, своим авторитетом весь флот. А у нас, забаррикадировавшись за показную ученость, нашли выход из трагической действительности в побочных предметах, содействующих развитию отвлеченного мышления. Неужели так мало открытых вопросов в корабле и машиностроении? Неужели открытые вопросы закрываются математикой? За отсутствием интересных руководителей по специальности (конечно, есть исключения) слушатели идут по пути наименьшего сопротивления и отдают большую часть времени отвлеченным предметам, хоть и проходимым под руководством действительно выдающихся ученых и педагогов.

Однако за такую «чистую» науку, как математика, Берг голосует обеими руками. Он понимает, что студентам-радистам необходима математика, без которой радиотехника выродилась бы в кустарничество. Вероятно, Берг давно забыл, что этот предмет был его больным местом и причинил ему немало неприятных минут. Теперь он настолько проникся уверенностью в необходимости глубокого знания математики для радиоспециалистов, что публикует в 1924 году в «Морском сборнике» статью «К вопросу о необходимом объеме математики на технических отделениях Морской академии Рабоче-крестьянского Красного флота». Берг писал в статье:

«Глубоко ошибочно мнение, что электротехники меньше нуждаются в математике, чем другие специалисты академии.

Доказательством этого может служить хотя бы курс проф. Фреймана по радиотехнике, вышедший недавно.

В теории электричества и в радиотехнике математика нашла особенно изящное приложение. В электротехнике находят применение почти все области математики. Поэтому электротехники, как представители новой науки, захватывающей буквально все области современных знаний, отчетливо поняли, что их задача может быть разрешена только путем организованного сотрудничества со специалистами-математиками».

Как позднее он призывал объединить усилия техников и психологов, физиков и врачей для решения проблем кибернетики, так на заре радиотехники для решения ее проблем он считал необходимым союз техников и математиков.

Он говорил далее:

«Задачи, стоящие перед электротехником, столь обширны, возможности так колоссальны, что охватить все одному человеку не под силу. Ушло то время, когда один человек совмещал в себе и вычислителя, и теоретика, и конструктора-инженера.

Теперь наступает время коллективного творчества. Надо учиться искать точки соприкосновения с сотрудниками, нужно уметь организовать коллективное творчество, чтобы хороший инженер мог положиться на хорошего математика и обратно».

Статья, представленная командованию академии, сделала свое дело. Уровень преподавания математики был резко поднят. Для чтения высшей математики в академию приглашают профессора В.И. Смирнова, позднее академика.

Владимир Иванович блестяще знал математику и преподавал ее умно, так что все становилось интересным. Берг не пропускал ни одной лекции его курса и много работал над составлением хороших записок. Получилось даже так, что большой курс высшей математики заслонил все остальные курсы академии. Он выходил далеко за пределы нормальных курсов технических вузов и требовал много времени и внимания.

Со Смирновым, который видел, что пробудил в молодом моряке истинный интерес к математике, у Берга вскоре установились теплые отношения. Смирнову, конечно, нравилось, что Берг, несмотря на большую общую загрузку, много работает над его курсом. А Бергу хотелось показать ему, что моряки тоже серьезные люди.

После того как Смирнов вместе с Фридманом посетил «Змею» и видел, как непросто управлять всеми этими сложными механизмами в море, под водой, профессор и его ученик особенно подружились и до сих пор при встречах вспоминают различные эпизоды того бурного времени.

Увлечение математикой — сначала под влиянием Бетлингка, а потом Смирнова — окупило себя сторицею. В наши дни, когда происходит бурная математизация таких, казалось бы, далеких от нее областей, как биология, физиология, психология, владение математикой помогает Бергу быть на передних рубежах современных знаний. Помогает быстро ощутить всю важность перехода традиционно описательных наук на рельсы количественного анализа. Теперь многие ученые применяют математические аналогии и модели для объяснения работы нервов, сердца, живого организма в целом. Без математики невозможно выявить объективные законы мыслительной деятельности человека, не говоря уже о многообразных технических задачах, — все это стало фундаментом самой современной из современных наук — кибернетики. Кибернетика находит общие закономерности в самых далеких друг от друга областях — в живом организме и машине; в работе сердца и обыкновенного колебательного контура; в работе мозга и электронной вычислительной машины. Знание одной лишь радиотехники не могло бы помочь Бергу понять всю универсальность и грандиозность кибернетики. Решающую роль сыграла здесь математика.

С удивительным ощущением я перелистываю календарь радиотехники 20-х годов. По счастливому совпадению я тоже радиоинженер, окончила радиолокационный факультет Московского авиационного института и все имена, которые встречаются в окружении Берга, мне знакомы. Нам, студентам, а потом молодым радиоспециалистам такие корифеи радио, как академик А.Л. Минц, члены-корреспонденты А.А. Пистолькорс, В.И. Сифоров и многие, многие другие, казались в то время древними патриархами. Некоторых мы видели и слышали на лекциях.

Михаил Самойлович Нейман читал нам курс радиопередающих устройств, Иосиф Семенович Гоноровский — общую радиотехнику. Учебник по радиоприемным устройствам Владимира Ивановича Сифорова рос на глазах, сначала он был тоненьким, как общая тетрадь, а когда я готовилась в аспирантуру, он стал уже более толстым, чем том Большой Советской Энциклопедии.

Теперь, листая жизнь Берга, я вдруг обнаруживаю этих маститых ученых почти мальчишками, часто петляющими в поисках решения, но с удивительной настойчивостью движущимися вперед и вперед.

Поди же оглянись на каких-то несколько десятков лет и попадешь в такую дремучую радиотехническую целину, что просто диву даешься! Менее чем за полвека радио сумело так прочно войти во все поры нашей жизни, что без него сегодня невозможно наше бытие! Без радиовещания мы чувствуем себя отрезанными от мира. Без телевидения большинство людей уже не мыслит своего досуга. Без радиоуправления не может взлететь космическая ракета. Радио, упрятанное в крошечную пилюлю, попадает в желудок человека, чтобы сделать анализ желудочного сока; зашитое в груди — управляет работой больного сердца. Радио проникло так глубоко в нашу действительность, как не мечтал даже Фрейман.

Теперь отчетливо видишь, почему Берг и все входившие в радиотехнику в начале 20-х годов, так увлеклись этой молодой наукой, понимаешь, чего они ждали от нее, о чем мечтали. Нет, не просто удачной специальностью, полезным делом была для них радиотехника. Прежде всего она манила преградами, которые хотелось преодолеть, в ней чувствовался сгусток возможностей, которые им, тридцатилетним и двадцатилетним, не терпелось осуществить.

Я думаю, ни один сегодняшний студент-радист не испытывает и доли того, что испытывали тогда, — меньше новизны, нет тайны. Есть задачи, часто еще более трудные, требующие еще большей отдачи, но волшебства нет. Нет тайны, которая окружает только незнакомку. Берг всю жизнь будет жадно искать встречи с новым, он полюбил волнение новизны. Так было с радиотехникой, так было с телемеханикой, так случится с радиолокацией, с кибернетикой. Не говоря уже о мезальянсах, которые, увы, до сих пор бросают в дрожь добропорядочных трусов: о союзе электроники и медицины, математики и биологии, психологии и кибернетики. Все это круг вопросов и проблем, в которые он окунется впоследствии.

ОПЯТЬ СНАЧАЛА

В 1925 году Аксель Иванович заканчивает электротехнический факультет Военно-морской академии в числе первых его выпускников по радиоспециальности. Впервые в официальном документе рядом с фамилией Берга появляется слово «радио». Военно-морская академия сделала из него настоящего радиоспециалиста.

И после ее окончания он получает назначение в Москву, на административную работу в аппарат наркомата по военным и морским делам. Ему предстоит руководить вопросами связи и радиотехники на флоте. Казалось бы, прекрасно! Для молодого специалиста это почетное назначение. Но Берг мечтает вернуться на флот, чтобы обеспечить его радиосвязью. Первое дело, к которому он хочет приложить свои силы, — оснащение флота новыми, совершенными видами радиоаппаратуры. Назначение в наркомат на долгие годы затормозило бы его планы. И прости-прощай намерения Берга, если бы не вмешался начальник академии П.И. Лукомский. Он пишет ходатайство об изменении назначения и просит зачислить Берга адъюнктом Военно-морской академии. Ходатайство идет командующему Морскими силами республики.

«Отчисление его от академии и назначение в другой город равносильно полному разрыву с научной деятельностью на продолжительный срок, так как для продуктивной научной работы необходимо иметь возможность пользоваться лабораторией, быть в курсе работ и исследований всех заводов радиопромышленности, посещать лекции и доклады научных обществ, непрерывно следить за иностранной литературой и иметь время для самостоятельной теоретической работы, что несовместимо с административной деятельностью.

За время пребывания в академии тов. Бергом произведен и получил практическое применение ряд научных работ. Кроме того, уход его из академии был бы связан с прекращением научно-педагогической деятельности в Военно-инженерной академии и в Военно-морском инженерном училище. В последнем он руководит дипломным проектированием по радиотехнике восьми кончающих слушателей.

Считаю нужным особенно подчеркнуть, что привлечение тов. Берга к педагогической и научной работе в академии сейчас является настоятельно необходимым ввиду, во-первых, малочисленности (притом все убывающей) научных сил в академии и, во-вторых, ввиду проявленных им несомненных и больших способностей к научной и педагогической работе».

…И ходатайство встречает отказ.

Лукомский был человек горячий и упрямый, он отлично знал каждого своего выпускника, болел за него и часто лучше него понимал, на что тот способен. Он не смог добиться назначения Берга адъюнктом в академию, но добился того, что тот остался в Ленинграде преподавателем Высшего военно-морского инженерного училища.

И вот, получив 16 марта 1925 года удостоверение об окончании Военно-морской академии Рабоче-Крестьянского Красного Флота, гласившее, что Берг «успешно окончил полный курс Электротехнического факультета, за время пребывания в академии самостоятельно разработал проект радиопеленгаторной станции для Черного моря и судового радиопеленгатора и произвел экспериментальную разработку и исследование схемы регенеративного приемника для управления на расстоянии», он приступает к преподавательским обязанностям. Он готовит «своих» студентов к выпуску. Так складывается, что его студенты кончают вуз через несколько месяцев после того, как кончил ВМА их учитель. И если раньше, до 24–25 годов, в Высшем военно-морском инженерном училище была выделена лишь одна небольшая группа слушателей-радиотехников, то теперь в первый раз при содействии Берга организуется радиотехнический факультет. Создается даже специальное Высшее военно-морское училище связи и курсы усовершенствования специалистов связи, куда в 1926 году Берг будет назначен по совместительству начальником.

Училище разместили в Адмиралтействе, никакой радиотехнической базы там, конечно, не было, и сами курсанты под руководством Берга (как несколько лет назад Берг и несколько слушателей ВМА под руководством Фреймана) приступают к организации радиотехнических лабораторий и кабинетов.

Очень интересно взглянуть на Берга в его новом амплуа.

Но найти нашего героя в огромном здании, протянувшемся на километр вдоль Невы, нелегкая задача. Правда, шпиль Адмиралтейства, видный чуть ли не из любого места Ленинграда, может послужить нам прекрасным ориентиром, и мы, возможно, найдем Берга где-нибудь — если не в лаборатории, то хоть на крыше. Крыша Адмиралтейства неплохо послужила беспокойному племени поселившихся в здании радистов. На ней будет красоваться не одно причудливое украшение — то в виде рыболовной сети, то ажурного цилиндра. Какие только антенны не придется испытывать Бергу в период исследований подводной связи на Неве! Однажды он ухитрился «воткнуть» свою антенну для радиосвязи с Кронштадтом в переплетающиеся тела дельфинов, венчающих здание Адмиралтейства близ Дворцового моста.

Такая фамильярность с архитектурными достопримечательностями возмутит городское архитектурное управление, и антенну придется срочно убрать в более подходящее место. Но даже если нам повезет и мы увидим, как Берг и его ученики перетаскивают антенну на другое место или монтируют новую, мы не успеем почерпнуть впечатления от этого процесса: все делается бегом, почти без слов. Не исключено, что студенты, услышав звонок, внезапно прервут бурную деятельность и разбегутся по аудиториям дослушивать лекции, а их руководитель, не сбавляя темпа, тем же аллюром помчится в Морскую академию. (Там, не дождавшись, пока закончится оснащение лабораторий училища, Берг продолжает свою научную работу.)

Ворвавшись в лабораторию, Берг обрушит шквал предложений на начальника лаборатории Володю Казанского, с которым они много дней, а иногда и ночей затратили на исследование новых электронных ламп. Кроме анода и катода, конструкторы ухитрились втиснуть в них еще два электрода, две сетки — в надежде на более эффективную работу ламп. Никто еще не понимал физическую сущность происходивших под стеклянным колпаком явлений — Берг и Казанский решили выяснить, что можно ожидать от этих нововведений.

Двухсеточные электронные лампы привлекли внимание исследователей непонятными трудностями, не позволявшими реализовать очевидные преимущества этих ламп. В баллоне трехэлектродной лампы — лампы с одной сеткой — электроны, испускаемые накаленным катодом, пролетают к аноду через сетку, которая как бы подхлестывает их, управляет их потоком. Естественно, инженеры решили, что введением второй сетки можно еще больше увеличить усиление, даваемое лампой, или заставить ее работать от гораздо более низкого напряжения, чем нужно для трехэлектродных ламп. Так затеплилась надежда увеличить мощность передающих радиостанций, с одной стороны, и с другой — дать возможность приемным станциям принимать более слабые радиоволны, чем раньше. А разве есть у радиотехники более насущная задача? Появилось несколько статей, посвященных описанию опытов с новыми лампами, но дальше лаборатории ни одна работа не пошла.

«Почему? Может быть, очевидность здесь только кажущаяся? — спрашивали себя Казанский и Берг. — Возможно, при заводском исполнении различные экземпляры ламп сильно различаются между собой, а поэтому типовой режим для большинства из них оказывается неоптимальным?»

Положение осложнялось тем, что теория, разработанная для ламп с одной сеткой, теряла силу при введении второй. Знаменитое уравнение Лангмюра, служившее путеводной нитью при решении многих задач молодой электроники, здесь пасовало.

Существовала еще одна «палочка-выручалочка» расчетов, так называемый «эквивалентный потенциал», который помогал сравнивать идентичные явления. Но истинной эквивалентности между лампами не было, и этот метод приводил к ложным заключениям.

Если теория бессильна, решили Берг и Казанский, остается лишь путь экспериментального исследования. Но и здесь они не ожидали встретить столбовую дорогу. Первой преградой оказалось отсутствие подходящих измерительных приборов.

Им предстояло точно мерить небольшие напряжения, и они хотели, чтобы измеряющий прибор (вольтметр), не поглощал бы заметной доли энергии, иначе его показания окажутся ошибочными. А известные в то время приборы включались в исследуемую цепь и, конечно, забирали часть энергии. Экспериментаторы чувствовали, что им необходим особый вольтметр, не иждивенец, и даже представляли себе в общих чертах, какой прибор им нужен, но о фабричном вольтметре такого типа они могли только мечтать.

Решили сделать его самостоятельно. Если такие точные приборы не изготовляли даже заводы, то можно представить, какие трудности ожидали конструкторов-любителей.

Одну за другой Берг и Казанский испробовали шесть схем ламповых вольтметров, описанных в доступных им журналах, — ни одна не подошла. Но упорная работа принесла свои плоды.

В спорах и опытах родился седьмой вариант. Новая схема! Все элементы ее были хорошо известны, как слова в родном языке. Но не каждому, далеко не каждому дано находить сочетания, превращающие слова в стихи.

«Обычная трехэлектродная лампа, простой трансформатор в цепи ее анода, микроамперметр, включенный во вторичную обмотку трансформатора вместе с детектором, — и задача решена, — писал Берг в своем отчете. — Нужно только устанавливать пружинку детектора на «грубую» точку, не гоняться за наибольшей чувствительностью. При этом вольтметр работает очень устойчиво в течение многих часов. Нужно еще следить за постоянством рабочей точки на характеристике лампы». А ведь все это Берг хорошо усвоил еще во время ночных бдений на Е-8!

21 февраля 1926 года Берг направил в журнал статью, в которой на основе обширного материала, сведенного в четкие графики, он утверждал, что лампы со второй сеткой превосходят односеточные лампы только при малых нагрузках. Этой статьей он экономил время сотням радиоинженеров, отсекал для них ложные пути.

Берг избрал наиболее авторитетный радиотехнический журнал того времени «Телеграфия и телефония без проводов», журнал, который в научном мире и теперь известен под сокращенным наименованием «ТиТбП». И статья, в которой четко обозначился творческий почерк Берга-ученого, была принята взыскательной редакцией и опубликована.

В этот период, заполненный до отказа научной работой, Берга можно было встретить близ Адмиралтейства или Морской академии почти в любое время суток.

Два часа ночи. Уже совсем светло — июнь. По улицам проносятся рысаки. Это 1926 год — нэп в самом разгаре. Веселящаяся разодетая публика едет на острова или в Летний сад. В подъезде Адмиралтейства появляется человек с усталым лицом — Берг возвращается из лаборатории. В руках у него тоненькая папка.

В ней результат трехмесячного упорного труда. Он спешит домой. Нужно немного поспать, принять душ и еще раз собраться с мыслями, чтобы потом, в черном штатском костюме, предстать перед высшим синклитом радиоспециалистов на заседании Ленинградского общества радиоинженеров.

Вряд ли мы поймем что-нибудь в этом докладе. В протокол занесено его название: «Теоретическое и опытное исследование сеточного детектирования», и отмечено, что доклад вызвал большой интерес и оживленную дискуссию. Интерес и дискуссия вокруг такого ненового вопроса? Странно. Ведь детектирование в это время уже не привлекало большого внимания. В нем все казалось очень простым. Это был пройденный этап радиотехники. Достаточно взять любую трехэлектродную лампу, почти любой конденсатор и сопротивление — и ламповый детектор готов. Подбор величин конденсаторов и сопротивления настолько прост, что нужда в теории просто не возникала.

— И очень плохо, — сказал Берг, — по этой причине прогресс в области детектирования идет весьма медленно, и в настоящее время техника довольствуется приемами, установленными лет десять назад.

Действительно, в отечественной литературе сеточному детектированию не уделяли внимания. Иностранные работы были не полны, не позволяли проводить расчеты, нужные для практики. Исключением, пожалуй, была работа Колебрука, потребовавшая у автора полутора лет напряженного труда и опубликованная в то время, когда Берг уже практически закончил свое исследование. Главная его часть была выполнена во вновь оборудованной лаборатории Военно-морского инженерного училища и лишь некоторые измерения проводились в более хорошо оснащенной лаборатории академии.

Простой с первого взгляда процесс детектирования, легко осуществляемый каждым радиолюбителем, оказался при ближайшем рассмотрении весьма сложным. Он упорно не поддавался традиционному математическому анализу. Берг приступал к задаче всеми известными ему способами, консультировался с математиками. Те разводили руками.

Решение пришло, как всегда, неожиданно, во время учебного похода, когда Берг со своими слушателями отрабатывал практическую часть учебной программы на судах Балтфлота.

Он вспомнил свою первую морскую специальность, утомительную прокладку курса…

Вот оно! Ведь штурман пользуется лишь простейшими формулами. Наиболее трудные части его задачи решаются при помощи графических построений — циркулем и линейкой.

Берг запирается в каюте. К утру основные вехи намечены. Нужно и можно объединить графические методы с высшим математическим анализом, с дифференциальным и интегральным исчислением, с дифференциальными уравнениями!

Дальнейшее — дело умения и настойчивости. Частная задача о процессе сеточного детектирования решилась легко. Но слушателей, а затем и читателей статьи Берга в «ТиТбП» № 38 заинтересовали не только конкретные результаты, а принципиальные возможности нового графоаналитического метода.

Метода, впоследствии блестяще развитого Бергом и ставшего одним из основных методов современной радиотехники.

УМЕЙ ЗАЖЕЧЬ!

Одна научная работа за другой, целый ряд блестящих пионерских работ… Теперь Берг уже не студент, он во всеоружии теории, его голова полна идей, и он знает, с какого конца взяться за дело.

И теперь он не один — он всегда в окружении своих учеников, таких же энтузиастов, которые готовы за ним и радиотехникой в огонь и в воду. Он увлечен ролью учителя и руководителя. Он преподает многие-многие годы и уверяет, что нет дела более увлекательного и благодарного: студенты, как спички, — только поднеси огонь, и они загорятся. Их надо лишь увлечь, надо повести за собой, показать настоящее дело, которому не жаль отдать всего себя.

Говорить с аудиторией стало страстью Берга. На трибуне он и теперь загорается внутренним огнем красноречия, убежденности, вокруг него возникает какое-то магическое, неизвестное науке поле, поле симпатии и обаяния, которое неизменно заряжает интересом его слушателей. Судя по рассказам Берга, способность к тесному общению с аудиторией он воспитал в себе еще в юности.

— Первый раз я выступал перед товарищами в Морском корпусе, — припоминает Берг. — Преподаватель истории военно-морского искусства поручил мне написать сочинение о сражении в Корейском проливе, а потом сделать доклад для однокурсников. Это было в 1912 году, я был в третьей (младшей, гардемаринской) роте Морского корпуса, мне было восемнадцать лет, но я до сих пор помню, какое возбуждение я испытывал во время подготовки этого доклада. Я не спал несколько ночей, прочел все, что только можно, и так и эдак представил свое выступление. Я горел, словно у меня была лихорадка…

Вторым было мое выступление перед офицерами и командой линейного корабля «Цесаревич». Мне поручили сделать доклад о Германии. Это было уже начало войны с Германией, в 1914-м. Доклад был очень ответственным. Лихорадка повторилась. А потом, в 1922 году, будучи уже командиром «Змеи», я выступил на базе подводных лодок Балтийского флота «Смольный» с лекцией «Как были побеждены германские подводные лодки в войне 1914–1918 годов».

Затем лекция «Современные средства борьбы с подводными лодками» для экипажа крейсера «Коминтерн». 1923 год — осмелевший студент выступает с докладом «Об опытах с подводной радиосвязью» в Военно-морском научном обществе перед аудиторией, состоящей из радиоспециалистов флота…

— Почему такие ответственные доклады поручили делать молодому офицеру, судить трудно. Но меня внимательно слушали не только матросы, но и старшие, более опытные офицеры и командиры.

Лиха беда — начало. Берг на всю жизнь полюбил трибуну.

Один из его учеников вспоминает:

— Аксель Иванович читал лекции живо, темпераментно, увлеченно, но избегал последовательного изложения всего курса.

В своих лекциях он обычно касался того, чего не было в учебниках, предоставляя слушателям дорабатывать недостающее по литературным источникам. Но зато новые вопросы излагал систематично, последовательно, понятно. В своей педагогической деятельности он использует методы и опыт своих лучших учителей и постепенно вырабатывает свой собственный педагогический метод, основанный на полном контакте со слушателями, на систематическом обновлении курса новейшими материалами за счет безжалостного исключения того, что уже вошло в учебники.

«В начале 30-х годов, — вспоминает давний сотрудник Берга И.В. Бренев, — в нашей высшей школе были в ходу увлечения различными методами преподавания, которые назывались то бригадно-лабораторными, то групповыми, то Дальтон-планом, то как-нибудь иначе. Аксель Иванович ко всем этим методам относился сдержанно, говоря, что принятый им метод всегда совпадает с господствующим. В этом его суждении была определенная правота, ибо каждый из указанных методов обычно подчеркивал (утрировал) ту или иную сторону нормального учебного процесса, в составе которого всегда имеются и лекции, и лабораторные занятия, и самостоятельная работа студентов — индивидуальная и групповая. Поскольку в преподавательской работе Акселя Ивановича гармонично сочетались самые различные формы проведения занятий, то ему было нетрудно выделить и подчеркнуть в своей работе ту форму, которая в данное время рассматривалась как наиболее совершенная».

Педагогические способности Берга были быстро замечены. Уже через год после окончания Морской академии его назначают по совместительству в Военно-техническую академию РККА и в Ленинградский электротехнический институт, в котором в должности профессора, заведующего кафедрой он будет работать до 1942 года.

Пожалуй, не всякий педагог может похвастать тем, что его ученики никогда не порывают с ним связь. Ученики Берга удачи и неудачи несут ему — и те, кто живет рядом, в Москве, и те, кому приходится приезжать из Ленинграда, Тбилиси, Новосибирска и других городов. Среди них и академики, и еще совсем молодые ученые. Связь эта крепка потому, что он им читал не только сухую науку, но и передавал увлечение ею. И еще потому, что умел в массе разгадать каждого — разглядеть, прочесть его индивидуальность, чуть подтолкнуть. Наверно, он всегда помнил мудрую восточную пословицу: «Ты меня только подсади в седло, поскачу я сам».

Преподавание сопровождало первые шаги научной деятельности Берга, к педагогике он вернется и на склоне лет. Но не просто к чтению лекций — этого он никогда не прекращал.

Он вернется, чтобы коренным образом перестроить весь педагогический процесс на базе современной математики, физики, психологии, кибернетики; чтобы стать во главе революции в области образования — возглавить работы по программированному обучению.

ПЕРВАЯ «БЕЗУМНАЯ» ИДЕЯ

Едва Берг успел прочесть свой первый лекционный курс в новой должности преподавателя Высшего военно-морского инженерного училища, как в конце 1926 года наркомвоенмором была назначена специальная комиссия для выработки политики в области вооружения флота радиотехническими средствами. И Берг назначается ее председателем. Задача этой комиссии была скромной — проверить, какое радиотехническое оборудование стоит на кораблях; подсчитать, чего не хватает, и дать рекомендацию о дополнительной аппаратуре. Как никто другой, Берг превосходно знал, что флот оснащен радиостанциями устаревшего типа и никакой общей программы вооружения флота средствами связи не существует. Каждый конструктор кораблей, каждый начальник связи флота или флотилии действовал по своему разумению. А разумение это, как мы знаем, не могло быть в то время на высоком уровне – радиотехника только рождалась, радиоспециалистов можно было сосчитать по пальцам. И трудно было рассчитывать на то, что на каждом корабле вопрос с радиовооружением решен грамотно.

Тридцатичетырехлетний Берг, став в 1927 году во главе перевооружения морского флота средствами связи, выдвигает идею снабжения всего флота совершенно новой радиоаппаратурой. Старую выбросить, установить новую.

Но не просто новую, то есть свеженькую, с иголочки, а новую принципиально.

Вот что предлагает Берг: новые морские радиостанции должны быть не только основаны на последних достижениях науки и техники, не только отличаться от тех, которыми была снабжена сухопутная армия и авиация, морские станции должны не только обладать большей мощностью, большей надежностью, способностью работать в условиях высокой влажности, сильных вибраций и т. п.

Главная идея — они должны быть строго специализированы и стандартизованы. Как, например, гайка и болт. Ведь издавна гайки и болты изготовляются промышленностью не произвольно, а в строгом соответствии со стандартом, предусматривающим целую шкалу пар гайка — болт.

Такие пары взаимозаменяемы, дешевы, доступны и надежны. Такую же систему, основанную на применении специализированных пар радиоприемник — радиопередатчик, и разработал Берг. По его предложению должны были выпускаться радиостанции нескольких типов на определенные мощности и частоты.

По мнению Берга, это повысило бы надежность радиосвязи, сделало бы взаимозаменяемыми судовые радиостанции, детали и лампы, повысило бы удобство эксплуатации, надежность работы.

Идею создания особой системы и программы вооружения флота, рассчитанной на много лет вперед, поддержали такие, теперь всемирно известные ученые, как Минц, Шулейкин, Волынкин, Зилитинкевич. Эта система была одной из первых, конкретно выражающих идею государственного планирования.

Предложение взбудоражило весь флот. Многим оно очень понравилось, многих насторожило. Начались споры, борьба.

На решающем совете у наркома споры достигли своей кульминации. Некоторые военачальники выступили против предложения Берга вооружить флот иными станциями, чем армию. Они видели здесь распыление сил и средств и не понимали, в чем преимущество специализации. Да и на чем может базироваться неопытный выпускник академии? — спрашивали они. — Его предложения покоятся на научной основе? Они технически целесообразны? Может быть… Но не современны. Нет, Берг явно предлагает вредную политику. Советская страна еще не так богата, чтобы отдельно вооружить флот, авиацию и армию.

Что мог ответить военачальникам Берг? Разве то, что он строевой морской офицер и видит во флоте каждую трещину, чувствует любой его нерв, знает его потребности; что он участник двух войн на море и знает, что без надежной связи флот в современном бою обречен; что только учтя ошибки прошлого, можно найти средства избежать их в следующей войне.

РАЗБЕГ

На том военном совете, где Берг докладывал программу вооружения флота радиосредствами, где его поддержали Тухачевский, Ворошилов, Егоров и другие члены совета, предложенная программа была утверждена. Во главе всех работ поставлен Берг – в мае 1927 года его назначили председателем секции радиосвязи и радионавигации научно-технического комитета Военно-морских сил РККА.

Для Берга возникла деликатная ситуация. Он занял место учителя. Но это было в интересах дела. И.Г. Фрейман, который в это время уже часто и тяжело хворал, понимал ситуацию лучше других и всячески поддерживал своего преемника. Через год Фрейман скончался. Берг принял на себя его педагогические обязанности. Вскоре ученый совет ЛЭТИ избрал Берга на должность профессора на кафедре, которой до этого руководил Фрейман.

Несмотря на нагрузку, Берг приступил к многолетней кропотливой работе по оснащению каждого корабля, каждой подводной лодки, каждого берегового наблюдательного пункта радиостанциями, радиопеленгаторами, а потом и гидроакустической аппаратурой. Дело не сводилось к снабжению и установке аппаратуры. То, чем надлежало вооружить флот, вначале существовало только в воображении нескольких человек. Надо было спроектировать эту аппаратуру, сделать опытные образцы, испытать, наладить серийный выпуск на заводах. На заводах, которых еще не было, снабдить эти заводы деталями и лампами, которых тоже почти не было…

Короче: предстояло создать радиотехническую промышленность.

За основу приняли то, что уже существовало. Добавляли и учили людей, достраивали цехи, переоборудовали старые, обновляли технологию. Так началось создание промышленности, способной выпускать те конкретные системы вооружения, которые предложил Берг и разработали его сотрудники.

Вместо маленьких заводиков и лабораторий постепенно вырастала целая радиопромышленность. Радиопромышленность, работающая на флот, на армию, на авиацию. Радиопромышленность, обслуживающая радиовещание и гражданскую связь.

Вскоре Берг внес предложение об организации специального научно-испытательного полигона связи. В 1928 году такой полигон был создан, а с 1932 года он стал научно-исследовательским институтом. Берг был назначен его директором. Институт разрабатывал образцы для вооружения флота радиотехнической аппаратурой и гидроакустическими средствами, телемеханическими устройствами, аппаратурой проводной связи и системами, использующими ультракороткие волны и инфракрасные лучи.

Научное обоснование первой системы радиовооружения флота почти целиком выполнено Бергом. Выходят в свет его работы: «Соображения о выборе длин волн судовых радиостанций», «Выбор мощности судовых радиостанций», «Радиосвязь погруженных подводных лодок» и многие другие, в которых проведены фундаментальные исследования, связанные с этой сугубо практической работой.

Первая система радиовооружения воплотилась в жизнь в 1934 году. Были выпущены четыре типа радиопередатчиков мощностью от 50 ватт до 7,5 киловатта. В отличие от старых длинноволновых станций эти работали на средних волнах в диапазоне от 250 до 1900 метров. Учитывая особенности работы на кораблях и подводных лодках, конструкторы предусмотрели удобный механизм перехода с диапазона на диапазон, с приема на передачу и обратно, добились устойчивой работы в условиях повышенной влажности и интенсивных вибраций, предусмотрели защиту от помех и многое другое.

Определенные типы станций устанавливались на соответствующих классах кораблей. При этом уменьшилось количество различных станций при максимальной унификации блоков и деталей.

Радиовооружение кораблей и подводных лодок Берг сочетал с оснащением их новой ультразвуковой техникой, во многом родственной радиотехнике, но использующей не электромагнитные, а акустические волны. Звуковые и ультразвуковые волны в отличие от радиоволн хорошо распространяются в воде и поэтому могут применяться для обнаружения подводных лодок, для связи с ними, для управления торпедами и минами. Список научных работ Берга в те годы активно пополнялся исследованиями по гидроакустике, необходимой для разработки ультразвуковых систем связи и обнаружения.

За систему радиовооружения флота Берг и еще несколько человек в 1933 году награждаются новым в то время орденом Красной Звезды. Это первое признание заслуг радистов. И хотя впоследствии Берг будет награжден орденом Ленина, и еще двумя орденами Ленина, и двумя — Красного Знамени, и орденом Отечественной войны 1-й степени, и еще двумя орденами Красной Звезды, и многочисленными медалями, этот первый — орден Красной Звезды № 84 — был самым драгоценным, самым праздничным. Может быть, потому, что он был первым, а может, потому, что Берг был молод и в его жизни еще не произошли настоящие невзгоды, невзгоды, которых будет не меньше, чем успехов.

Пусть это не покажется красным словцом. Сухой список научных работ Берга подтверждает, что награждение орденом совпало с новым взлетом научного творчества нашего героя. Именно в это время родилась его классическая теория лампового генератора, на которой основано большинство практических методов расчета радиосхем. К ней примыкают теория и метод расчета анодной, а затем и сеточной модуляции, теория усиления модулированных сигналов. На всю эту титаническую научную работу понадобилось всего около трех лет. Три года, до предела загруженных руководством большим исследовательским институтом и напряженной педагогической деятельностью. Со студенческих времен на моем столе стоит целая стопка книг — все это учебники и научные работы Берга, которые содержат многолетний труд по созданию инженерной методики расчета и проектирования ламповых генераторов и передатчиков высокой частоты. Здесь и первые три учебника, написанные еще слушателем ВМА, и последующие: «Теория и расчет ламповых генераторов» (1932), «Независимое возбуждение незатухающих колебаний» (1935), «Лекции по теории самовозбуждения и стабилизации» (1935) и многочисленные статьи.

Специалисты знают, что это золотой фонд радиотехники.

Как сказано в предисловии к его «Избранным трудам», вышедшим в 1964 году: «Эти труды А.И. Берга создали эпоху в теории и методах расчета ламповых генераторов. Полученные им результаты нашли широкий отклик в исследованиях других авторов и очень широкое применение в инженерной практике расчета радиопередатчиков. Эффективность, простота и точность метода расчета А.И. Берга, применимого ко всем практическим режимам работы генераторных, модуляторных и усилительных ламп, обеспечили развитие инженерной радиотехники, заложив основу курса радиопередающих устройств. Немалую трудность для библиографа составит задача перечислить все те многочисленные учебники, пособия, инженерные монографии, справочники и статьи по расчету радиопередатчиков, где используются в той или иной мере работы А.И. Берга».

В последней статье этого периода, датированной 1937 годом, описан способ всестороннего анализа работы лампового генератора в любом режиме. Этот метод пригоден не только для расчета ламповых генераторов, он вполне разработан для анализа и расчета умножителей частоты и модуляторов, причем он справедлив как для триодов, так и для новых в то время четырехэлектродных ламп. Так методы Берга открыли дорогу массовому выпуску разнообразной радиоаппаратуры.

Жизнь мчалась вскачь. За первой системой Берг разрабатывает вторую. В ней уже широко использованы коротковолновый и даже ультракоротковолновый диапазоны. К этому времени ученые перестали относиться к коротким волнам как к экзотической части радиоспектра электромагнитных волн и признали за ними права гражданства. Но диапазон этот оказался весьма капризным и требовал к себе особого внимания, особого умения конструировать аппаратуру. Теперь Берг руководит большой группой специалистов, и вторая система радиовооружения флота — результат коллективного творчества.

Друзья Берга не помнят, когда же в эту пору бывал он дома, когда отдыхал. Его увлеченность способствовала тому, что он заражал всех вокруг своим горением. Он творил так, как творит на сцене артист. Никто не видит его напряжения, кажется, что все идет само собой, легко и празднично.

Документы того времени поражают: настолько мало в них личного, того, что мы называем следами частной жизни. Книги, статьи, материалы об организации новых институтов, слезные просьбы о деталях, лампах, нет, это даже не просьбы, это требования, заклинания; на одном из них: «Украдите, а достаньте!

А. Берг». Это страстный призыв мобилизовать все ресурсы на становление советской науки.

Много фотографий — новые лаборатории, новые приборы, моменты решающих экспериментов.

Впрочем, что это за фотография? Она как пунцовый мак на зеленой грядке, она бросается в глаза и задерживает на себе внимание…

КАТАСТРОФА

Дата снимка — 1924 год, и это мгновение запечатлено как свершившийся факт, как миг отзвучавших событий, над которыми никто уже не властен, которые давно отсветили, отгремели, стали тем, что связано с безнадежным словом — прошлое. Эта фотография как свет от далекой-далекой звезды.

На фотографии — трое. Мужчина и две женщины.

На нем морская форма — белая фуражка, белые брюки, белый воротничок из-под темного кителя. Это Берг. Рядом Нора Рудольфовна — она еще прекраснее, чем раньше, на ней ослепительно белое, совсем современное платье рубашкой, охваченное на бедрах тоненьким беспомощным пояском, низкое декольте, на голове широкая белая повязка до самых-самых глаз. Да, она еще красивее, чем прежде, и она еще печальнее прежнего. Между нею и Бергом тоненькая улыбающаяся женщина, молодая, темноволосая, прямой пробор и кудряшки на концах коротких волос. Она тоже в белом, она даже хорошенькая, но что-то тревожное исходит от нее и от всей фотографии. Может быть, такое впечатление складывается потому, что эта группа — вовсе не группа, здесь явно нет общего настроения. Уголки губ у Норы опущены, у той, другой, вздернуты в улыбке… Нет, лицо Норы вовсе не соответствует весенней буйной зелени, на фоне которой решила сфотографироваться эта троица. Если закрыть Нору ладонью, отстранить ее от спутников — фотография оживает, теперь ее пронизывает единое настроение. Он и она, весенняя буйность в лицах и окружающем фоне — вот то, что делает композицию ясной и красноречивой.

Невозможно не прийти к единственному выводу — Нора здесь лишняя.

Кое-кто из читателей, наверно, ожидает мелодрамы или трагедии, но произошло то, чего я никогда не встречала ни в жизни, ни в романах. И так как мое воображение отказалось мне служить, оно адресовало меня к Бергу. Я так и сделала.

— В качестве кого же приняли Марианну в доме вашей жены?

— Просто приехала девушка. Хорошая девушка, которая хотела пробиться в жизни. Она имела хорошие задатки. Я сказал бы: очень хорошие. Принципиальна, скромна, видела невероятную нищету, никаких связей, осталась одна, всех потеряла.

— А как же Бетлингки отнеслись к тому, что ради нее вы оставили их дочь?

— В сущности, это было сделано с общего согласия. Все к ней привыкли, и я к ней привык, и Нора Рудольфовна. На семейном совете было решено, что мы с Норой должны расстаться.

Это я и имела в виду, когда сказала, что ни с чем подобным никогда не встречалась. Ни с подобными людьми, ни с такими решениями.

Истоки этой истории возникли давно. Прослеживая их, нужно вернуться через революцию, через мировую войну к той поре, когда совсем детьми Нора и Аксель встретились и полюбили друг друга. Впрочем, успели ли они по-настоящему полюбить друг друга, понять, принять друг друга? Свежесть первого чувства прошла, а что было потом? Война! Можно ли считать их жизнь совместной, если они не пробыли вместе подряд и месяца? И разве они виноваты, что их чувство не успело ни окрепнуть, ни созреть, ни даже по-настоящему оформиться? Войны прокатились по их юности, они не успели ни создать семьи, ни вырастить детей. А Берг между тем мечтал о ребенке, мечтала о нем и Нора.

Но судьба решила иначе. На пути Норы тоже появился человек, во многом не похожий на ее мужа. Не столь увлеченный работой, совсем чуждый науке, чем-то близкий артистической натуре Норы.

Все четыре угла этой странной геометрической фигуры были между собой в наилучших отношениях.

В конце 1928 года Аксель и Нора развелись. Вскоре Марианна стала его женой, а в следующем году она подарила ему дочь.

Нора осталась ему другом. Уговорила Берга поселиться с новой женой в ее квартире, а сама ушла к родителям, в свою старую девичью комнату.

Берг, в свою очередь материально помогал Норе всю жизнь. Их отношения навсегда остались по-настоящему теплыми.

О память сердца! Ты сильней

Рассудка памяти печальной!

К. Батюшков