В США, примерно в 40 милях к западу от Чикаго лежит небольшой городок Женева, где на здании местной «Лаборатории акустики Ривербэнк» висит мемориальная доска с лаконичной и довольно туманной надписью: «В память о Джордже Фабиане от благодарного правительства». Лаконичность памятной доски станет понятна, если знать, что установила ее здесь несколько лет назад одна из наиболее засекреченных разведок мира – Агентство национальной безопасности США. А место выбрано по той причине, что в начале XX века 300-акровая усадьба Ривербэнк принадлежала текстильному магнату Джорджу Фабиану, которого ныне принято почитать в качестве родоначальника крупнейшей на планете криптологической спецслужбы АНБ.

Начиналось же все довольно несерьезно, поскольку «полковник» Фабиан (никогда не служивший в армии, но любивший именно такое обращение) отличался весьма эксцентричными интересами, держал в усадьбе частный зоопарк с медведями, койотами, зебрами и шимпанзе, а одновременно массу денег тратил на ведение всякого рода необычных научных исследований. Сейчас многие назвали бы эти изыскания «антинаучными». Под покровительством Фабиана в усадьбе Ривербэнк работали ученые, занимавшиеся, к примеру, столь разными вещами, как химия, акустика, генетика и криптография. Причем физики-естествоиспытатели на основе акустических эффектов пытались построить антигравитационное устройство для левитации[31], а криптографы убедительно доказывали, что автором всех шекспировских произведений на самом деле был Фрэнсис Бэкон.

Собственно, благодаря криптографической истории вокруг Бэкона-Шекспира к Фабиану и пришла первая громкая международная слава, когда о нем написала центральная пресса в Нью-Йорке и Лондоне. Работавшая в усадьбе Ривербэнк дама-исследовательница Элизабет Уэллс Гэллап нашла способ, с помощью которого удалось расшифровать тайные послания, сокрытые в произведениях Шекспира и Бэкона. И послания эти убедительно (по крайней мере, для Гэллап и Фабиана) свидетельствовали, что на самом деле автором всех шекспировских произведений был Фрэнсис Бэкон, а единственным вкладом Уильяма Шекспира в литературу является лишь одно его имя.

Вся эта любопытная история достойна отдельного рассказа[32], поскольку в ней хватает действительно весьма сильных аргументов, здесь же лишь отметим, что в 1916 году кинопродюсер Уильям Зелиг, делавший серию фильмов по произведениям Шекспира, усмотрел в деятельности Гэллап и Фабиана вредную крамолу, подрывающую его бизнес. А потому он подал на Фабиана в суд, пытаясь воспрепятствовать публикации книги с открытиями. Но вышло так, что судья Ричард Татхилл, подробно ознакомившись с аргументами ответчика, счел их вполне убедительными и не только признал Бэкона настоящим автором шекспировских работ, но и обязал Зелига выплатить 5 тысяч долларов за нанесенный исследователям моральный ущерб.

Годом же ранее, весной 1915 Джордж Фабиан познакомился с молодым выпускником Корнеллского сельскохозяйственного колледжа Уильямом Фридменом, специализировавшимся на совсем новой науке генетике, и пригласил того в Ривербэнк заняться селекцией зерновых. Фридмен приглашение принял, но по приезде в усадьбу увлекся не столько генетикой, сколько ассистенткой миссис Гэллап, хорошенькой и смышленой девицей по имени Элизабет Смит. Поскольку молодому агроному было крайне любопытно все, чем занималась его возлюбленная, то с интересом он отнесся и к криптографии.

И тут неожиданно обнаружилось, что у Фридмена дар гениального криптографа. Он стремительно и с легкостью стал решать сложнейшие задачи по вскрытию шифров, составлял собственные талантливые криптосхемы и при этом уверенно владел математическим аппаратом. По тем временам математические навыки у криптографов были большой редкостью, поскольку «тайнопись» относилась скорее к оккультным наукам, нежели к точным.

В апреле 1917 года США вступили в первую мировую войну. Быстро выяснилось, что у американского правительства практически не было собственных криптографов, а в усадьбе Фабиана таковых было в достатке. По сути дела, в Ривербэнк начала работать национальная криптослужба, а молодожены Уильям и Элизабет Фридмены стали вскрывать шифры Германии и Мексики для армии США, а также помогать Скотланд-Ярду в выявлении антибританских агентов в Северной Америке. Затем американская армия создала, наконец, собственное шифр-бюро, первые 84 сотрудника которого прошли курс обучения у супругов Фридменов в Ривербэнк. Когда учебный курс был закончен, Уильям Фридмен в июле 1918 года в чине лейтенанта был направлен в Шомон, французскую штаб-квартиру Американского экспедиционного корпуса. Здесь он возглавил вскрытие немецких шифров в непосредственной близости от фронта.

После скорого окончания войны Фридмен вернулся в Военное министерство в Вашингтон, намереваясь завершить свое шестимесячное пребывание в армии. Но вместо этого его служба затянулась еще на тридцать пять лет. В конце 1921 года Уильям Фридмен официально стал главным криптоаналитиком военного министерства и бессменно занимал этот пост в течение следующей четверти века. Когда после второй мировой войны было создано АНБ, Фридмен, несмотря на сильно пошатнувшееся здоровье, еще несколько лет работал заместителем директора агентства. Как написал в своей знаменитой книге «Взломщики кодов» историк криптографии Дэвид Кан, «нынешняя гигантская американская криптологическая служба со многими тысячами сотрудников является прямым и непосредственным потомком того крошечного офиса в Военном министерстве, который когда-то всецело и полностью был организован Фридменом».

Весьма значительный вклад внесла в американскую криптографию и жена Уильяма Фридмена. В то время как ее муж работал на вооруженные силы США, Элизабет Фридмен занималась решением весьма похожих задач для министерства финансов, где в годы «сухого закона» вскрывала коды бутлегеров. Когда же в конечном итоге это министерство решило создать собственную криптослужбу, миссис Фридмен возглавила ее, оставаясь на данном посту в течение 18 лет. После этого одаренная крипто-мадам создавала систему шифрсвязи для Международного валютного фонда, а также для спецслужбы OSS, из которой со временем образовалось Центральное разведывательное управление.

Что же касается Джорджа Фабиана, то он и после первой мировой войны продолжал свою научно-меценатскую деятельность в Ривербэнк. Правда, с созданием устройства для левитации у его ученых так ничего и не выгорело. Умер Фабиан в июне 1936 года, но в корпусах принадлежавшей ему усадьбы по-прежнему продолжает работать научно-исследовательский центр, специализирующийся на архитектурной акустике.

В апреле 2001 г. в США прошла официальная презентация новой «разоблачительной» книги издательства Doubleday под названием «Организация тайн: Анатомия сверхсекретного Агентства национальной безопасности»[33].

Автор книги, американский писатель и журналист Джеймс Бэмфорд для презентации своего нового творения избрал в высшей степени необычное место – «Национальный музей криптологии», находящийся не только в непосредственной близости от штаб-квартиры АНБ в Форт-Миде, но и, собственно говоря, принадлежащий этому разведывательному ведомству. То есть само место-то как нельзя более подходящее, да только вот отношение к Бэмфорду у руководства агентства на протяжении последних 20 лет было откровенно враждебным.

Причина тому вполне понятна: вышедшая в 1982 году предыдущая книга писателя об АНБ «Дворец загадок» («The Puzzle Palace») стала первым серьезным и по сию пору подробнейшим исследованием истории и деятельности этой сверхсекретной спецслужбы, занимающейся радиоперехватом и дешифрованием переписки иностранных государств. Со штатом около 38 тысяч человек и ежегодным бюджетом свыше 4 миллиардов долларов, это агентство существенно превосходит ЦРУ как по масштабам, так и по степени влияния на принятие политических решений руководством США. Однако царящая вокруг спецслужбы обстановка сверхсекретности очень долго позволяла АНБ находиться в тени, а работающим там сотрудникам полушутя-полусерьезно расшифровывать аббревиатуру названия NSA как No Such Agency («нет такого агентства»).

В 1970-е годы выпускнику юридического колледжа Джеймсу Бэмфорду было скучновато заниматься адвокатской практикой, поэтому он избрал профессию репортера, а по совместительству работал сыщиком в частном сыскном агентстве. Идея написать книгу об АНБ пришла журналисту в 1979 году, когда он обратил внимание, что имеется множество книг, посвященных Центральному разведывательному управлению, но нет практически ничего об Агентстве национальной безопасности. В те времена подавляющее большинство американцев и понятия не имело о существовании такой спецслужбы. Не слышали о ней ничего и в издательстве Houghton Mifflin, куда Бэмфорд обратился со своим предложением. Однако напористому репортеру здесь поверили, дали аванс 7500 долларов и три года сроку. Как вспоминал позже Бэмфорд, юридическое образование и опыт работы сыщиком чрезвычайно помогли ему в процессе написания «Дворца загадок».

Бэмфорд начал поиск с чтения всего, что смог найти об АНБ в публичных библиотеках. Но этого оказалось ничтожно мало. Поскольку данные о сотрудниках и средствах АНБ отсутствовали в официальных справочниках Пентагона, Бэмфорд начал раскапывать связанные с этим доклады и отчеты о слушаниях в конгрессе. В примечаниях к отчетам комиссии сенатора Фрэнка Черча, расследовавшей деятельность разведывательного сообщества в середине 1970-х, Бэмфорд обнаружил ссылки на десятки специфических документов. Эти документы стали основой его первого трехстраничного запроса в АНБ на основании Акта о свободе на доступ к информации (FOIA). Тут же выяснилось, что АНБ практически полностью выведено из-под действия FOIA на основании принятого еще раньше закона, защищающего данную организацию от любых попыток раскрытия ее деятельности. Так что первый запрос Бэмфорда был отвергнут полностью.

Ничуть не смутившись, журналист вновь вернулся в библиотечные хранилища. Полный список телефонных номеров военных объектов США, расположенных по всему миру, не дал никакой информации о том, какие из номеров могли бы соответствовать секретным постам радиоперехвата АНБ. Отчеты подкомитета сената, занимающегося финансированием военного строительства, были тщательно очищены от каких-либо ссылок на объекты АНБ. Однако въедливый Бэмфорд заметил, что когда секретная база решала построить корт или баскетбольную площадку, запросы оказывались несекретными и проявлялись в отчетах комитета. С помощью перекрестных ссылок между военными телефонными справочниками и подобными запросами, а также аналогичными непримечательными на первый взгляд данными, Бэмфорду удалось составить почти полный список пунктов радиоперехвата глобальной сети АНБ.

Одновременно журналист начал поиск личных документов сотрудников радиоразведывательного сообщества США. Одной из самых значительных его находок стали личные бумаги «патриарха криптослужбы» Уильяма Ф. Фридмена. Среди бумаг Фридмена Бэмфорд наткнулся на единственную копию информационного бюллетеня по персоналу, который содержал список отставников, а также послужные списки и должности сотен сотрудников АНБ. Внизу бюллетеня Бэмфорд прочел, что тот предназначен только «для сотрудников АНБ и их ближайших родственников».

Эта фраза оказалась единственной серьезной брешью в «системе обороны АНБ». Напирая на тот факт, что среди «ближайших родственников» непременно имеются люди, не имеющие допуска к секретной информации, Бэмфорд обратился в АНБ с новым FOIA-запросом на получение копий всех информационных бюллетеней по персоналу за последние 25 лет. Официальные представители АНБ, которые, по словам Бэмфорда, до этого момента его совершенно недооценивали, направили его к юрисконсульту Агентства.

Подозревая, что встреча может превратиться в обычную сделку, Бэмфорд составил список своих требований. В конечном итоге, он согласился на просмотр бюллетеней (6000 страниц) непосредственно в здании АНБ в Форт-Миде при условии, что некоторые имена и предложения будут вымараны. Взамен же на уступки ему пообещали предоставить подробное описание организационных изменений за последние пять лет, дать возможность посетить объекты штаб-квартиры и взять интервью у высшего руководства. По словам Бэмфорда, «сделка была грандиозной, поскольку позволяла увидеть, как в действительности работают люди в АНБ». Ну, а к тому моменту, когда журналиста допустили на объекты штаб-квартиры, он уже нашел «обиженного» бывшего сотрудника Агентства, у которого на чердаке пылилось практически полное собрание невымаранных информационных бюллетеней.

Ряд других важных источников информации был обнаружен в библиотеке. Понаблюдав за кропотливой работой Бэмфорда над бумагами Фридмена, местный работник архива предложил взглянуть также на несколько не внесенных в каталог папок с материалами, принадлежавших бывшему директору АНБ генерал-лейтенанту Маршаллу Картеру. Даже не подозревавший о существовании этих документов, Бэмфорд едва не свалился со стула от подобной удачи. Материалы Картера содержали информацию, касающуюся разного рода деликатных проектов АНБ, включая и любопытнейшую хронику сотрудничества Агентства с аналогичными организациями в Англии и Канаде.

Из этих документов, в частности, было ясно, что АНБ, которое как орган внешней разведки официально не имеет права заниматься прослушиванием американских систем связи, делает это через сотрудничество с иностранными союзниками, ведущими радиоперехват на территории США. Затем Бэмфорд позвонил самому Картеру и договорился с ним об интервью. Пенсионеру было лестно, что кто-то заинтересовался его бумагами. В разговорах об АНБ они провели вместе два вечера, и как говорит Бэмфорд, «после этого мне уже казалось, что я знаю об АНБ не меньше, чем он».

Тем временем политическая обстановка в стране изменялась, либерального Джимми Картера сменил в Белом доме воинственный Рональд Рейган. Сразу же после вступления во власть нового президента, руководство АНБ попыталось пресечь «подрывную» деятельность Бэмфорда и привлечь его к суду на основании «Акта о шпионаже». Журналиста обвинили в том, что он завладел секретными документами, однако в то время администрации Рейгана еще не удалось провести директиву по национальной безопасности, позволяющую перезасекречивать документы.

Так что до суда дело довести не удалось, и в 1982 году книга «Дворец загадок» все-таки появилась на свет, очень быстро став бестселлером. АНБ же перезасекретило практически все основные документы, к которым Бэмфорд имел доступ, и ввело для сотрудников агентства новые жесткие ограничения на разглашение информации и интервью. Но как бы там ни было, уровень компетентности журналиста, выпустившего столь примечательную книгу, стал котироваться чрезвычайно высоко. Достаточно лишь сказать, что спустя несколько лет после выхода книги один из друзей Бэмфорда прислал ему копию учебного плана Военного разведывательного колледжа США, где в списке обязательной для прочтения литературы стояла книга «Дворец загадок»…

Вполне естественно, что профессионалы с уважением относятся к труду человека, умеющего разыскивать качественную информацию. А потому новая книга Бэмфорда «Организация тайн», описывающая не только следующие 15 лет в истории агентства, но и малоизвестные страницы более отдаленного прошлого, вызвала большой интерес и среди самих сотрудников АНБ. На презентации в Музее криптологии, где собрались главным образом сотрудники штаб-квартиры, к столу писателя выстроилась бесконечная очередь желающих получить дарственную надпись автора. Около 160 копий новой книги, привезенных с собой Бэмфордом, разошлись менее чем за час, однако процедура раздачи автографов затянулась еще на три с лишним часа. Как говорит Бэмфорд, более всего его приятно поразило то, что многие принесли с собой и «Дворец загадок».

Еще несколько лет назад подобное было совершенно невозможно. Но в АНБ ныне руководит директор новой генерации, трехзвездный генерал ВВС Майкл Хейден, глубоко убежденный в необходимости серьезнейшей перестройки работы агентства. Спецслужба остро нуждается сейчас в молодых квалифицированных кадрах, а в достатке привлечь их в АНБ, имеющее облик мрачного и скрытного шпионского гнезда, по мнению Хейдена, совершенно нереально. Цитируя Бэмфорда, «Хейден, наверное, первый директор, который понимает разницу между чрезмерной секретностью и реалистичной секретностью; и он первый, кто понимает, что АНБ уже не возглавляет технологическую революцию, что нужны радикальные перемены… он первый, кто эти перемены делает, но не все, однако, от этого счастливы».

Слова эти тут же подтвердил в интервью «Вашингтон пост» один из бывших руководителей АНБ Майк Левин, в 1993 году ушедший на покой в ранге заместителя директора агентства. Даже не прочитав новую книгу Бэмфорда, Левин обозвал писателя «угрозой национальной безопасности», добавив, что этот человек «плюнул нам в лицо своим „Дворцом загадок“, а Хейден подставляет ему вторую щеку»…

Из подобных оценок вполне понятно, что существует широчайший спектр мнений относительно того, какие вещи полезны, а какие угрожают национальной безопасности. Но понятно и то, что Бэмфорду в очередной раз удалось раскопать мемуары и документы, свидетельствующие о важных фактах и событиях, пока что вообще никак не отраженных в научной истории XX века. В частности, в истории второй мировой войны.

В качестве примера достаточно привести впервые обнародованные Бэмфордом данные о криптографической деятельности TICOM, англоамериканского «Комитета по целевой разведке» (Target Intelligence Committee). По заданию TICOM в последние месяцы войны две сотни ведущих криптографов Германии были тайно переброшены в Великобританию для работы против СССР. Впоследствии в течение нескольких лет это подразделение обеспечивало для США и Англии дешифрование и чтение секретных советских коммуникаций.

Начиналась же эта операция с того, что в марте 1945 года шесть специально подготовленных англо-американских групп были переброшены в Германию с конкретной целью захвата немецких криптографических центров. Местоположение данных центров было установлено, главным образом, благодаря дешифровавшейся англичанами в Блечли Парк секретной германской переписке, закрытой шифратором «Энигма»[34]. Задача групп TICOM состояла в том, чтобы захватить столько германского криптооборудования, сколько будет возможно. Одна из групп была послана для захвата замка в Саксонии, где находился архив радиоразведки министерства иностранных дел. В результате успешного рейда весь этот объект, включая и штатных сотрудников, был переправлен в Британию.

Эта же группа TICOM захватила конвой грузовиков, в котором перевозили четыре крупных германских шифратора Fish, группу техников-шифровальщиков и командовавшего ими офицера. Всю эту технику вместе с людьми также отправили в Англию. А спустя примерно два месяца один из немецких военнопленных сообщил, что Германией была создана машина, вскрывавшая шифры высшего эшелона советского военного командования. При подходе противника немцы зарыли машину под мостовой в городке Розенхайм близ Мюнхена. Туда была срочно направлена команда TICOM, обнаружившая в тайнике около 7 тонн оборудования. Когда эту технику вывезли и смонтировали, машина действительно стала дешифровать военную секретную переписку СССР. По свидетельству источников Бэмфорда, захват машины, вскрывавшей русские шифры, стал главной причиной того, почему британское и американское правительства до сих пор никогда не публиковали подробностей о деятельности TICOM.

Добытые в Германии материалы дали англо-американским союзникам информацию и о том, какие из их собственных шифров были вскрыты немцами. В частности, оказалось, что Германия успешно читала «Шифр ВМС № 3», использовавшийся британскими и американскими конвоями в Атлантическом океане. По этой причине конвои столь часто становились жертвой атак немецких подводных лодок. Собранные TICOM данные позволили впоследствии читать не только советские шифры, но и секретную переписку по крайней мере 35 стран, включая Францию, Италию, Японию, Испанию, Швейцарию и Ирландию.

Чтение советских телеграмм продолжалось, правда, не очень долго. Согласно недавно опубликованным документам АНБ, примерно через три-четыре года каждый из вскрывавшихся шифров постепенно был заменен на новый, и в итоге возможность дешифрования была утрачена. В США считают, что переход Советской Армии на новые шифры произошел из-за Уильяма Вейсбанда, работавшего в американской спецслужбе лингвиста-переводчика русского происхождения. Полагают, что именно от него в СССР узнали о происходящем. За отсутствием явных улик, Вейсбанду никогда не предъявляли обвинения в шпионаже, однако в эпоху маккартистской «охоты на ведьм» «за симпатии к Советам» ему все же довелось около года провести в тюрьме.

Конечно, раскрываемые ныне в США тайны истории было бы значительно интереснее рассматривать в сочетании с аналогичными советскими документами и мемуарами. Но, к сожалению, приоткрывшиеся было в начале 1990-х архивы спецслужб вскоре вновь плотно закрылись, аналога американскому закону FOIA в России так и не появилось, а свидетельства самих участников событий если и существуют, то по-прежнему засекречены.

Где проходит грань между счетной машинкой и компьютером? И кому же все-таки принадлежат лавры создателей первого в истории человечества «настоящего» компьютера? Дискуссии вокруг этих вопросов возникают на редкость регулярно, едва появляется подходящий повод, и отражают они очевидное стремление людей проранжировать и упорядочить все, что их окружает. Хотя в то же время любой здравомыслящий человек обычно понимает, что ответить на поставленные вопросы однозначно просто невозможно, поскольку серьезнейшие расхождения, как правило, начинаются уже на уровне определения базовых понятий предмета спора.

Совсем свежим поводом для новых дискуссий стало примечательное событие в Великобритании, где власти решились, наконец, в 2000-м году опубликовать подробное техническое описание суперсекретных вычислительных машин, специально созданных в 1943—1944 гг. для вскрытия шифров фашистской Германии. В первых числах октября ведающая криптографией британская спецслужба GCHQ (Штаб-квартира правительственной связи) передала в общедоступный Государственный архив (Public Record Office, г. Кью) 500-страничное техническое описание компьютера Colossus. По мнению многих специалистов, эта машина является не только непосредственным предшественником послевоенных цифровых компьютеров, но и первым практическим приложением крупномасштабных и программно управляемых вычислений.

Colossus – это вообще своеобразный «секрет, известный всем». Хотя официальной информации об этой машине не было, обрывки сведений о ней стали появляться еще в 70-х годах, когда истек стандартный для Британии 30-летний срок хранения государственных тайн. К 1996 году группе энтузиастов при национальном криптомузее Блечли Парк даже удалось воссоздать работающую копию этой машины, когда накопилось достаточное количество подробностей, сохранившихся фрагментов и приватных воспоминаний оставшихся в живых участников проекта.

В одной из посвященных машине статей приводились любопытные результаты сравнительного тестирования воссозданной модели и нынешних компьютеров: «Colossus настолько быстр и распараллелен, что и современному ПК, запрограммированному на выполнение той же самой задачи, требуется времени не меньше для достижения тех же самых результатов!» Если же говорить более точно, то восстановленный в Блечли Парк «Колоссус» решал свои задачи в два раза быстрее, чем машина класса Pentium (в версии 1996 года), работавшая с аналогичной программой на языке Си.

Один из проницательных участников обсуждения данного результата отметил, насколько же удивительно хороши оказываются вычислительные машины, созданные для решения конкретной задачи. Взирая на это (тут же добавляет он), можно лишь предполагать, насколько быстро работают сегодняшние компьютеры, специально созданные для вскрытия шифров.

Отчасти данное наблюдение объясняет и то, почему доскональная информация об устройстве машины Colossus появляется более чем с полувековой задержкой, почти вдвое перекрыв даже обычные сроки рассекречивания. Такие компьютеры – это узко специализированные вычислительные устройства, «заточенные» под вскрытие шифров весьма определенного рода. Раскрытие информации о подробностях конструкции такого компьютера может давать специалистам вполне отчетливое представление о криптоаналитических методах, использовавшихся для вскрытия шифра. Иными словами – давать «потенциальным неприятелям» информацию о наиболее сокровенных тайнах криптографических спецслужб. И если уж, наконец, решение о рассекречивании принято, то можно быть уверенным – применявшиеся в компьютере методы вскрытия стали широко известны и опубликованы в общедоступной литературе.

Ныне историкам компьютерной науки и криптографии действительно уже очень хорошо известно, что первые компьютеры Colossus были созданы англичанами в 1943 году для вскрытия сообщений, засекреченных самым мощным немецким шифратором «Lorenz Schlusselzusatz 40», закрывавшим переписку между ставкой Гитлера и штабами 10 основных армейских группировок Германии. Это была так называемая «роторная» или «дисковая» машина, для засекречивания сообщения накладывавшая на открытый текст одноразовую псевдослучайную шифрующую последовательность.

Из-за ошибки германского шифровальщика, дважды использовавшего один и тот же ключ в августе 1941 года, английским криптографам удалось восстановить около 4000 знаков шифрпоследовательности, что в конечном итоге привело их к полному обратному восстановлению криптосхемы шифратора, разработке первого «Колоссуса» и весьма успешному чтению немецкой переписки.

Однако в рассекреченном ныне документе содержится также описание и неизвестной доселе машины Colossus II, весьма существенно модифицированной версии компьютера, начавшей работу в первых числах июня 1944 года. Характеристики именно этой модели позволяют некоторым экспертам утверждать, что теперь общепринятая история компьютеров нуждается в серьезной корректировке.

Как говорится в большинстве нынешних источников по истории вычислительной техники, первым электронным цифровым компьютером являлся американский ENIAC, начавший работать в 1946 году. Однако модифицированный Colossus уже «обладал функциональностью, достигнутой в значительно более поздней машине ENIAC, и имел несравнимо более значительную производительность в обработке данных». Так говорит 76-летний профессор Эдинбургского университета Дональд Мичи, ветеран-криптограф и один из авторов рассекреченного ныне отчета, подготовленного в 1945 году сразу после победы над Германией.

По словам Мичи, которому наконец позволено широко поделиться воспоминаниями о своей сверхсекретной работе в годы войны, «возможно, кто-то будет поражен, узнав, что ко Дню победы Британия уже обладала машинным парком из 10 высокоскоростных электронных компьютеров, работавших круглые сутки в трехсменном режиме».

Компьютер Colossus II, в отличие от его предшественника Colossus I, уже можно было до определенной степени перепрограммировать, что, безусловно, являлось важнейшим достижением для того времени. Отсюда же некоторыми и был сделан вывод, что именно «Колоссус» проложил мост к созданию полностью программируемых машин несколько лет спустя. И именно это заключение всколыхнуло новую дискуссию «о предках».

Знающие люди тут же напомнили, что определенные основания претендовать на роль создателей компьютерного предка имеют, к примеру, поляки, разработавшие в ЗО-е годы вычислитель под названием «Бомба» для вскрытия германского шифратора Enigma. Да и СССР, как известно, тоже занимал в области вычислительной техники далеко не последнее место. Но, с другой стороны, в более корректной постановке обсуждаемый ныне вопрос звучит примерно так: кто построил первый цифровой компьютер с программой, хранимой в электронном виде? В такой постановке у англичан, вероятно, значительно больше оснований на первенство, поскольку в отличие от «Колоссуса» другие машины той эпохи не имели хранимых программ.

Естественно, ответ на вопрос «Что являлось первым компьютером?» зависит от критериев, этот компьютер определяющих. Первые американские машины 30-х годов, вроде построенной в Университете Айовы машины ABC (Atanasoff-Berry Computer), достаточно легко реконфигурировались для решения разных задач, выполняли вычисления с помощью электронной памяти, однако в рамках концепции машины Тьюринга их набор выполняемых инструкций (состояний) был неполным. Германские машины Конрада Цузе «Z1» имели уже полный набор инструкций, обладая и большими основаниями на первенство. Но вот размещать код программы и обрабатываемые данные в одно и то же пространство памяти начали в английских машинах Colossus, а это один из важнейших аспектов современных компьютерных архитектур.

Правда, в английской истории есть другой чрезвычайно впечатляющий предок – разработанная около 150 лет назад знаменитая вычислительная машина Чарльза Бэббиджа. В свое время недостроенное, но воссозданное несколько лет назад лондонским Музеем науки в точности по чертежам конструктора, трехтонное вычислительное устройство «Difference Engine No 2» демонстрирует публике безупречную работу. А также и то, что не пойди финансовые дела Бэббиджа под откос, человечество вполне могло вступить в компьютерную эру лет эдак на сто раньше.

Но, если вглядеться глубже в историю, миновав тысячелетний мрак средневековья, то можно увидеть, что понятие об автоматах имели еще древние греки. Известно, например, что в I веке до н. э. Герон Александрийский изготовил автомат, за деньги продававший воду из святого источника. Монета падала на рычаг, тот вытаскивал из сосуда пробку, и отмеренная доза воды струйкой бежала в подставленный кувшин паломника. Как можно видеть, автомат Герона имел набор определенных состояний, вход и выход, так что в формальном описании сей аппарат вполне тянет на «неполную машину Тьюринга», а заодно и на лавры предка всех нынешних компьютеров.

Самые отъявленные радикалы вообще утверждают, что все компьютеры на самом деле пошли от счетной доски-абаки, изобретенной неизвестным гением за несколько тысячелетий до новой эры. Аргументация в поддержку этой позиции звучит по-своему тоже убедительно, так что и подобная точка зрения вполне имеет право на существование. А заодно и лишний раз доказывает – ну нельзя сводить мир к общему знаменателю.

Поскольку материалистическое мировоззрение является строго детерминистским и не принимает возможности существования «многозначительных совпадений», то любые намеки на необычные синхронности автоматически толкуются как бред… Однако не может быть никаких сомнений в том, что существуют подлинные синхронности, где любой человек, имеющий доступ к этим фактам, должен признать, что данные совпадения выходят за рамки статистической вероятности.

(Станислав Гроф. Космическая игра.)

29 октября 2000 г. по Четвертому каналу британского телевидения прошла заключительная передача из серии «Наука тайны», включавшая в себя интервью с Клиффордом Коксом, сотрудником Штаб-квартиры правительственной связи (ШКПС) Великобритании и «тайным» изобретателем знаменитой криптосхемы RSA.

Примерно с конца 1997 года миру стало известно, что группа криптографов из спецслужбы ШКПС, базирующейся в Челтнеме, открыла основные принципы криптографии с открытым ключом на несколько лет раньше, чем их коллеги из академического и индустриального сообщества. За последующие 3 года в Интернете было опубликовано несколько основополагающих работ английских правительственных криптографов в этой области, и лишь потом одному из них власти впервые разрешили дать интервью средствам массовой информации. Постепенно всплывавшие факты продемонстрировали, что история параллельного изобретения нового направления в криптографии секретным и открытым сообществами содержит целый ряд удивительно синхронных совпадений.

ШКПС является наследницей знаменитой криптослужбы, работавшей в Блечли Парк и вскрывавшей вражеские шифры в годы второй мировой войны. В некотором смысле можно говорить, что ШКПС является аналогом американской спецслужбы АНБ или российского ФАПСИ. Однако есть и существенное отличие: ШКПС – это сугубо гражданское ведомство, формально входящее в структуру министерства иностранных дел (вероятно, по той причине, что основным объектом дешифровальных усилий спецслужбы является дипломатическая переписка зарубежных стран). Впрочем, для другого основного направления деятельности криптослужбы, сводящегося к заботе о надежных средствах засекречивания государственных коммуникаций, главным потребителем являются, естественно, военные.

В конце 1960-х годов британские вооруженные силы уже вполне реально ощущали наступление эры высоких технологий, сулившей обеспечить каждого бойца собственным входом в тактическую радиосеть. Перспективы разворачивания таких сетей обещали грандиозные перемены в упрощении руководства военными операциями, однако ставили и очень серьезные проблемы перед службой, отвечающей за безопасность и засекречивание подобной связи. Настоящей головной болью становилась необходимость распределения и управления гигантскими количествами криптоключей, причем передавать каждый из ключей надо было в строжайшем секрете от неприятеля.

Поэтому в 1969 году одному из выдающихся творческих умов ШКПС по имени Джеймс Эллис было поручено поразмышлять как следует над возможным выходом из столь безнадежной ситуации. Эллис слыл в спецслужбе одним из тех эксцентричных и гениальных чудаков, которые время от времени рождают блестящие идеи, украшают своим даром всякий творческий коллектив, и которых, однако, опасаются назначать на сколь-нибудь ответственные руководящие посты.

Поначалу для Эллиса, как и для всех, было очевидно, что не может быть никакой засекреченной связи без секретного ключа, какой-то другой секретной информации, или по крайней мере какого-то способа, с помощью которого законный получатель находился бы в позиции, отличающей его от того, кто перехватывает передачи. В конце концов, если бы они были в одинаковом положении, то как один имел бы возможность получать то, что другой не может?

Но тут, как это часто случается накануне открытия, внимание Эллиса привлекла давнишняя, времен войны техническая статья неизвестного автора из компании Bell-Telephone, в которой описывалась остроумная, но так и не реализованная идея засекречивания телефонной связи. Там предлагалось, чтобы получатель маскировал речь отправителя путем добавления в линию шума. Сам получатель впоследствии мог вычитать шум, поскольку он же его и добавлял и, следовательно, знал, что тот собой представляет.

Принципиально же важным моментом было то, что получателю уже не было нужды находиться в особом положении или иметь секретную информацию для того, чтобы получать засекреченную речь… Первичный идейный толчок оказался достаточным: различие между описанным и общепринятым методом шифрования заключалось в том, что здесь получатель сам принимает участие в процессе засекречивания.

Далее перед Эллисом встал достаточно очевидный вопрос: «А можно ли нечто подобное проделать не с каналом электрической связи, а с обычным шифрованием переписки?» Как известно, для решения задачи главное – правильно сформулировать вопрос, поэтому как только однажды (ночью в постели) вопрос уложился у Эллиса в нужную форму, то доказательство теоретической возможности этого заняло всего несколько минут. Родилась «теорема существования». То, что было немыслимо, на самом деле оказалось вполне возможным.

Так Эллис пришел к схеме, позже получившей название «криптография с открытым ключом», сам же он назвал свою концепцию «несекретное шифрование». Суть концепции, сформулированной и формально подтвержденной к началу 1970 года, сводилась к схеме из открытого и секретного ключа, управляющих однонаправленной математической операцией. Правда, поскольку Эллис был прежде всего экспертом в системах коммуникаций, а не в математике, то его революционная концепция не была доведена до конкретных математических формул. На начальство доклад Эллиса произвел большое впечатление, однако никто не смог решить, что с этими экзотическими идеями делать… и на несколько лет дело полностью встало.

А вот что происходило точно в то же самое время по другую сторону океана, в Стэнфордском университете. Здесь на рубеже 1969—1970 гг. молодой профессор Мартин Хеллман начал заниматься вопросами проектирования электронных коммуникационных систем, активно привлекая математический аппарат криптографии и теории кодирования. Этими вещами он увлекся с тех пор, как прочитал военного периода статьи Клода Шеннона по теории информации и криптографии, опубликованные в 1948 и 1949 годах. По рассказам Хеллмана, до этого он «и представить себе не мог, насколько тесно связаны шифрование и теория информации».

В статьях Шеннона вопросы кодирования рассматривались в связи с задачей снижения шумов электростатических помех, мешающих передаче радиосигналов. Хеллману стало ясно, что «шифрование решает диаметрально противоположную задачу. Вы вносите искажения при помощи ключа. Для того, кто слышит сигнал и не знает ключа, он будет выглядеть максимально искаженным. Но легитимный получатель, которому известен секретный ключ, может удалить эти помехи»… Нетрудно заметить, что траектория выхода на изобретение у Хеллмана обозначилась по сути дела та же самая, что и у Эллиса.

Но в те времена ни информативных книг, ни справочников по криптографии у академических ученых практически не было, поскольку эта наука считалась строго засекреченным делом военных и спецслужб. Пытаясь объединить разрозненные идеи по шифрованию данных, Хеллман одновременно искал единомышленников. Но случилось так, что главный единомышленник вышел на него сам.

В сентябре 1973 года Хеллмана нашел Уитфилд Диффи, выпускник МТИ и молодой сотрудник Стэнфорда, страстно увлеченный криптографией. Их получасовая встреча плавно перешла в обед у Хеллмана, после чего разговоры затянулись далеко за полночь. С этого момента Хеллман и Диффи начали совместно работать над созданием криптосхемы для защиты транзакций покупок и продаж, выполняемых с домашних терминалов. Главная проблема, которую с подачи Диффи поставили перед собой ученые, сводилась к следующему: «Как (не пересылая секретный ключ) получать сообщение и преобразовать его таким образом, чтобы его воспринимали только те, кому оно предназначено, а посторонним информация была бы недоступна»…

В том же самом сентябре того же 1973 года, но уже в Великобритании на работу в ШКПС пришел молодой талантливый математик Клиффорд Кокс, только что закончивший Кембридж и весьма продвинутый в теории чисел (которую в те времена обычно расценивали как один из наиболее красивых и самых бесполезных разделов математики). Уже на начальном этапе его вхождения в курс работы кто-то из наставников поведал Коксу о «воистину кучерявой» концепции несекретного шифрования. Идея крайне заинтересовала молодого человека, и он начал играть с ней в контексте простых чисел и проблем факторизации (разложения чисел на множители).

Буквально через полчаса Кокс пришел к той схеме, которой будет суждено через несколько лет стать знаменитой под именем RSA, или алгоритм Ривеста-Шамира-Адлемана. Сам же Кокс в тот момент воспринимал свое открытие просто как решение достаточно тривиальной математической головоломки. Он был весьма удивлен тем, в какое волнение и даже возбуждение пришли его коллеги. Но руководство ШКПС вновь не стало предпринимать каких-либо шагов к практической реализации идеи, поскольку для широкого внедрения целочисленных операций над огромной длины числами требовались вычислительные мощности, чересчур дороговатые по тем временам.

Несколько месяцев спустя на работу в ШКПС поступил другой даровитый математик по имени Мэлколм Уильямсон, приятель Кокса еще со школьных лет. Когда Кокс рассказал другу о любопытной криптосхеме, то недоверчивый Уильямсон решил, что она чересчур красива, чтобы быть правдой, и поэтому ринулся отыскивать в ней скрытые дефекты. Слабостей ему найти так и не удалось, но зато в процессе поисков он пришел к еще одному элегантному алгоритму формирования общего ключа шифрования. Другими словами, в 1974 году Уильямсон открыл то, что уже почти родилось в Америке и совсем скоро станет известно как схема распределения ключей Диффи-Хеллмана-Меркля.

Ни одну из изобретенных криптосхем в ШКПС патентовать не стали, поскольку патентная информация становилась известна широкой публике, а абсолютно все работы велись спецслужбой в условиях строжайшей секретности. Когда в 1976 году Диффи и Хеллман объявили о своих открытиях, то Уильямсон попытался было склонить руководство ШКПС к публикации полученных английскими криптографами результатов, однако молодому человеку не удалось пробить железобетонный консерватизм начальства, которое предпочло не нарушать традиций и не высовываться со своими приоритетами.

Через несколько лет, благодаря знакомствам в АНБ США, любопытный Уитфилд Диффи все же прослышал о работах в ШКПС и даже самолично ездил в Челтнем со своей женой, чтобы встретиться и пообщаться с Джеймсом Эллисом. Встреча была крайне теплой и приветливой, однако Эллис, по рукам и ногам повязанный обязательством хранить служебные тайны, самым вежливым образом уклонялся от всех попыток Диффи перевести разговор в русло криптографии. В конце концов, когда потерявший терпение и менее склонный к политесу Диффи в лоб спросил Эллиса о его роли в создании криптографии с открытым ключом, тот на некоторое время замолк, а потом тихо-тихо прошептал: «Ну не знаю я, сколько здесь можно рассказывать. Позвольте я лишь скажу, что вы, ребята, сделали со всем этим гораздо больше, чем мы»…

В ШКПС несколько раз намеревались поведать правду, в 1987 году Эллису, в связи с его уходом на пенсию, даже заказали обзорную статью для возможного широкого опубликования, однако на главный шаг так и не решились, засунув ее в секретный архив. До читателей статья дошла лишь в декабре 1997 года, уже в качестве мемориальной публикации в память о Джеймсе Эллисе, скончавшемся за месяц до этого в возрасте 71 года. Одновременно Клиффорду Коксу впервые разрешили опубликовать несколько работ по решению ряда проблем вокруг схемы RSA и выступить на открытых научных конференциях.

Когда вдруг обнаружилось, что у схем с открытым ключом объявились новые «авторы невидимого фронта», то поначалу многие испытали нечто вроде шока. Ведь это направление всегда было предметом особой гордости открытого криптосообщества, не имевшим, как казалось, аналогов в спецслужбах. Но понемногу страсти улеглись, поскольку стало ясно, что никто не собирается посягать на приоритеты традиционных авторов, а просто отчасти восстановлена историческая справедливость. Ныне же остается лишь непреходящее удивление тому, как две пары идентичных в общем-то схем (правда, в обратной последовательности) были изобретены практически одновременно людьми, абсолютно никак не связанными друг с другом.

Или, скажем так, не связанными с вульгарно-материалистической точки зрения…

Многие, наверное, замечали, что издавна бытующее на флоте присловье «как корабль назовут, так он и будет ходить» вполне применимо и к прочим, самым разнообразным объектам, окружающим человека и наделенным собственными именами. Ярчайший пример тому – знаменитый германский шифратор Enigma, у которого не только имя «Загадка», но и вся история – это, по сути дела, непрерывная, многие десятилетия длящаяся цепь тайн, секретов и загадок.

Достаточно сказать, что правительство Великобритании лишь в апреле 2001 года рассекретило основные документы с подробностями о дешифровании германской секретной переписки в годы второй мировой войны. Подавляющая часть такой переписки велась с помощью «Энигмы», которую немцы полагали надежной и невскрываемой шифрсистемой, а потому в общей сложности около 200 тысяч таких машин имелось в войсковых подразделениях до тактического звена, на всех кораблях, авиабазах, железнодорожных станциях и т. п.

Более 20 лет спустя после окончания войны, в 1967 году мир впервые узнал, что на самом деле в военные годы криптослужба Великобритании весьма успешно читала германскую переписку, зашифрованную «Энигмой». Примерно тогда же стало известно и то, что практические успехи англичан в дешифровании «Энигмы» появились в начале 1940 года, вскоре за тем, как в июле 1939 г. в Британию перебрались криптографы-математики из Польши, поделившиеся с союзниками своими аналитическими результатами. Поскольку профессиональная репутация криптографов английской спецслужбы «Школа кодов и шифров» (или уже знакомая читателю «Блечли Парк» по имени приютившей ее в годы войны усадьбы лондонского финансиста) всегда котировалась чрезвычайно высоко, вплоть до последнего времени было принято считать, что в предыдущие 1920-1930-е годы разработкой шифратора Enigma здесь просто не занимались.

На самом же деле, как поведали рассекреченные в 2001 году документы, все происходило совершенно не так. Английские криптоаналитики были прекрасно знакомы с устройством «Энигмы» еще с середины 20-х годов.

В июне 1924 года германская компания Chiffrier-maschinen AG, производившая этот шифратор, предложила британскому правительству закупить партию аппаратов по цене около 200 долларов за штуку. Правительство же уклонилось, предложив немцам для начала зарегистрировать аппарат в Британском патентном бюро, поскольку лишь при таком условии рассмотрение сделки полагалось возможным.

Германская компания согласилась и предоставила в Бюро полную документацию с описанием работы шифратора. В результате криптографическая спецслужба Британии, не предпринимая практически никаких усилий, получила доступ к криптосхеме коммерческой версии «Энигмы». Но, как свидетельствуют архивные материалы, военную версию шифратора за последующие 15 лет англичанам вскрыть никак не удавалось.

В чем же была проблема? Как выяснилось, в курьезной оплошности, а именно неверном допущении о логике противника. Конструктивно «Энигма» похожа на обычную пишущую машинку, только здесь при нажатии клавиши электрический импульс поступает в схему криптопреобразования, реализованного с помощью набора вращающихся на одной оси дисков-роторов, перекоммутацией заменяющих исходную букву на зашифрованную.

Поскольку с каждым нажатием клавиши диски проворачиваются, изменяя криптопреобразование, то в каждом такте знак текста заменяется как бы уже новым шифром (на языке криптографов это называется многоалфавитной подстановкой).

Англичане разработали вполне хорошие методы для вскрытия коммерческой версии шифратора, но с восстановлением схемы военного варианта ничего не выходило. По словам одного из участников той криптоаналитической работы, они были уверены, что «немцы не идиоты, и наверняка ввели (в военном варианте) дополнительные усложнения там, где их очевидно можно внести». В частности, все были абсолютно убеждены, что клавиши машинки подсоединены к шифрующим дискам через какую-нибудь коммутацию, перемешивающую провода. Но лишь после помощи поляков открылась потрясающая истина: провода были подсоединены в алфавитном порядке – буква «A» к первому контакту, «B» ко второму и так далее. Собственно, именно этот вариант был реализован и в патентной документации, но попробовать именно его на военной переписке – такая «дурацкая мысль» никому и в голову не приходила…

По какому-то забавному совпадению в «день дураков», 1-го числа того же апреля, но предыдущего 2000-го года из криптографического музея «Блечли Парк» была украдена редчайшая модель «Энигмы» стоимостью около 100 тысяч фунтов стерлингов. Вообще-то шифраторы этого типа весьма обильно сохранились в коллекциях по всему миру, и цена обычной шифрмашины составляет несколько тысяч долларов. Однако похищенная модель G312 принадлежала в свое время немецкой военной разведке Abwehr, имела 4 специальных ротора, а не обычные 3, и во всем мире известны лишь три таких шифратора.

Машина Enigma G312 была украдена прямо из экспозиционного зала, где хранилась в незапирающемся стеклянном ящике, в один из тех редких дней, когда музей открывают не только для специалистов, но и для праздных посетителей. Поскольку произошло это как раз накануне установки инфракрасной охранной сигнализации, полиция заподозрила, что в краже замешан кто-то из сотрудников музея. Эти же подозрения укрепила и подброшенная на следующий день издевательская записка, где винить в пропаже предлагалось «невежественную и невнимательную к вопросам безопасности» директрису музея Кристину Лардж.

Было известно, что в музее уже несколько лет идет затянувшаяся склока между директором и советом попечителей, но, увы, все поиски, предпринятые полицией в последующие месяцы, оказались совершенно безрезультатными. Однако затем, в конце сентября того же года Кристине Лардж стали приходить письма, предлагающие вернуть пропажу в целости и сохранности, но в обмен на выполнение определенных условий, поскольку новый владелец машины приобрел ее по неведению.

Послания, а затем и несколько телефонных звонков на дом миссис Лардж непременно содержали своеобразное кодовое слово «Иншалла», то есть «воля аллаха» по-арабски. Звонивший говорил с сильным арабским акцентом и неестественно-механическими интонациями, отчего эксперты полиции пришли к выводу, что заготовленный заранее текст зачитывал, вероятно, неангличанин. Письма же с требованием выкупа были составлены в чрезвычайно витиеватых выражениях вроде такого «непреднамеренно вовлеченная персона (то есть новый владелец) не имеет своим конечным желанием навредить ни вашей августейшей особе, ни кому-либо еще в удовольствии вновь лицезреть (утраченную „Энигму“)». В письме содержалось требование выплатить «невинной персоне» 25 тысяч фунтов стерлингов и гарантировать иммунитет от преследований со стороны закона.

Поскольку дирекция музея по настоянию полиции не торопилась с уплатой выкупа, шантажист начал нервничать и, решив ускорить события, в середине октября отослал по почте ящик с шифратором ведущему ночных новостей Би-би-си Джереми Пэкстону. Однако в машине недоставало самого ценного – шифрующих дисков-роторов, которые, собственно, и делали аппарат уникальным. При этом неизвестный по-прежнему требовал в обмен на роторы возместить ему издержки в размере 25 тысяч, в противном же случае угрожал ценные детали уничтожить.

К этому времени с шантажистом был организован канал связи через журналистов газеты The Sunday Times. Таинственная «персона» звонила журналистам с изложением своих новых требований, а ответы на них по совету полиции публиковались в специальной колонке The Times. В конце концов, переговоры добрались до кульминационной точки. Словно в каком-нибудь дешевом детективном романе, было наконец решено, что выкуп в виде пачек 50-фунтовых банкнот будет зарыт в одной из могил на кладбище городка Лонгфорд в графстве Дербишир. Оставалось лишь уточнить дату «обмена», но во время последнего телефонного звонка в Sunday Times шантажист был арестован полицией непосредственно в одной из телефонных будок Лейчестершира.

Злоумышленником оказался некто Деннис Йейтс, вполне респектабельный 57-летний антиквар, «примерный супруг и отец троих детей», специализировавшийся на торговле предметами эпохи второй мировой войны. При обыске в доме Йейтса полиция не нашла драгоценных роторов, однако обнаружила рукопись, в которой антиквар описывал свою версию истории с похищением «Энигмы» из музея. Эту статью Йейтс намеревался продать газетчикам, а из текста ее следовало, что похищение машины было частью целого заговора с целью смещения директора музея Кристины Лардж.

Для самой же грязной и опасной работы был нанят местный воришка-профессионал. Антиквара ко всем этим склочным делам привлекли на предмет реализации товара, и тот нашел подходящего покупателя – некоего весьма высокопоставленного деятеля из Индии, ведущего чрезвычайно замкнутый образ жизни. Достаточно очевидно, что и антиквар, и покупатель вполне отчетливо понимали криминальное происхождение редкого товара, однако предпочли закрыть на это глаза… Но вся сделка пошла наперекосяк, когда истинную стоимость похищенного узнал из прессы сам воришка. Он затребовал более достойную оплату за оказанные услуги, а индийский «Хозяин» (как именовал его Иейтс) не только отказался доплачивать, но и вообще вышел из игры, едва забрезжила опасность огласки.

Зато подручные Хозяина вполне убедительно дали антиквару понять, что именно ему придется заняться и возвратом денег покупателю, и возвратом машины в музей. Уже давая показания в полиции, арестованный Иейтс заявил, что никакого преступления не совершал, в начале сделки понятия не имел о том, что шифратор ворованный, а посредничеством с возвратом краденого занялся по причине угроз его жизни и «сексуального шантажа». Под последним, если пользоваться нетривиальным стилем самого Иейтса, понимались напоминания о его «оплошностях, вращающихся вокруг горизонтального отдохновения в Калькутте и Бомбее много лет тому назад». К имитации же араба в телефонных переговорах антиквар прибегал просто с целью заметания следов.

Находясь уже в тюремной камере, Иейтс с помощью нескольких звонков сумел организовать возврат утраченных роторов, которые вскоре были подброшены кем-то на одну из полицейских станций автосервиса. После надлежащей экспертизы подлинности диски вернули в музей, а обретшая в конце концов цельность шифрмашина вернулась на прежнее место в экспозиции.

Но дело о краже никак не назовешь законченым, поскольку практически все загадки преступления так и остались нераскрытыми. После года следствия Йейтс был осужден и получил свои 10 месяцев тюрьмы за укрывательство краденого, однако наотрез отказался сообщить имена индийского покупателя, вора-исполнителя и человека, заказавшего кражу. Хотя антиквар и не отрицает, что все эти имена ему известны, ради собственной безопасности он счел более полезным промолчать. В целом же и полиция, и посаженный в тюрьму посредник едины в одном – нити преступления ведут в музей «Блечли Парк», к самим хранителям «Энигмы». Но на то машина и называется «загадка», чтобы цепко хранить свои тайны.