Соперница Ленорман

Поразительно, но у гениальной Ленорман была соперница. О ней теперь почти позабыли, но были времена, когда французы, в общем-то мало любившие французскую сивиллу, обожали и носили на руках другую пророчицу, трепетно внимая каждому ее слову. Звали эту молодую девушку Сюзетт Лабрусс. Она не имела гадательного салона, не была известна в светских кругах и большую часть жизни провела в странствиях и скитаниях. Сюзетт проповедовала, мечтала о справедливости, но сильнее всего об обновлении Церкви, в которой святые отцы перестанут думать только о себе и пополнении своего кошелька, а наконец-то обратятся к нуждам прихожан, помогут беднейшим, утешат и поддержат обиженных. Немудрено, что в революционные времена Лабрусс оказалась в Париже.

1786 год начался удручающе. Королевская казна была пуста. В стране недород. Французы с трудом находят себе пропитание. По ночам из Парижа в пригороды пробираются отчаянные горожане, чтобы под покровом темноты грабить редкие повозки с провизией, тянущиеся из провинции. Один из таких «провиантских поездов» с вяленой рыбой сопровождает молодой поручик Боунапарте. Ему 17 лет, он никому не известен. И в бедности он мечтает о великих делах. Но пока приходится сопровождать рыбные подводы.

Пара смоляных факелов ослепила лошадей первой повозки. Подводы на секунду замедлили ход. Но и этого хватило, чтобы из оврага, словно зайцы, выскочили дюжие парни, крича и улюлюкая. Миг – и подводы встали. Еще миг – и парни кинулись на оторопевших кучеров и солдат сопровождения. Их тащили с коней, бросали в мерзлую грязь. Нападение было столь внезапным, что времени на оборону не хватило. На обочину канавы полетел и молодой поручик Боунапарте. Секунда – и над его головой оказались вилы, занесенные кем-то из отчаянных грабителей. И вдруг…

«Стойте! – В ночи прозвенел тонкий девичий голос, в котором не было страха, зато звучали ноты приказа. – Не смейте трогать его! Он под защитой Всевышнего!» Вилы отлетели в сторону. Юного поручика подняли с земли. «Отвезите его подальше от этой свары! – вновь прокричала девушка. – Через несколько лет именно он станет вашим защитником. Весь мир узнает имя героя!»

Боунапарте отряхнули от грязи и посадили на повозку. Возница гикнул, и лошади рванули. Юный поручик обернулся, чтобы увидеть свою спасительницу, но только и смог заметить, что черную рясу с развевающимся на ветру наголовником. «Она кто?» – воскликнул Боунапарте пораженно. «Монашка, сбежавшая из монастыря, – проговорил возница. – Ей всего-то 18 лет, но вот уж год, как она бродит по стране и проповедует». – «О чем?» – «Говорит, что старая религия с ее жадными попами-лиходеями устарела. Что скоро наступит крах. Понадобится обновленная вера, более близкая по духу к самому Евангелию. И знаешь, как она ее называет? Религия свободы, братства и равенства. И мы ей верим, приятель». – «Да кто она такая?!» – «Сюзетт Лабрусс. Запомни это имя, приятель. Может, тебя и вправду будут знать люди, но ее точно не забудут».

Юную пророчицу и вправду любили люди. Они спасали ее от церковников, давая приют и еду. За это молодая пророчица объясняла, что настоящим католикам нужно вернуться к вере, чистой от лжи, обмана и алчности, к вере раннего христианства, которая взывала о любви к ближнему, а не о том, чтобы, обирая других, набивать свои карманы. Еще Сюзетт умела исцелять болезни и утешать страждущих. Словом, была почти святой. И никто не удивился, что в роковой 1789 год Сюзетт Лабрусс появилась в Париже, где к ней за советом и предсказаниями потянулись люди и простые, и известные.

Париж в то время давал приют многим отчаянным и сомневающимся. Даже служители церкви, усомнившиеся в правильности духовных путей, устраивали здесь диспуты. На одном из таких собраний Сюзетт Лабрусс познакомилась с монахом Домом Жерлем. Он был уже немолод, но полон оптимизма и желания участвовать в преобразованиях. Правда, официальная Церковь не одобряла его действий, зато он нашел восторженный отклик в сердцах приверженцев полузапрещенной секты «Новые иоанниты». Однажды Сюзетт подошла к нему. «Вы станете участвовать в преобразовательной деятельности, к которой так стремитесь, – предрекла девушка. – Но вы пожалеете об этом!»

Дом Жерль скривился. Да если бы ему только дали возможность, уж он никогда бы не пожалел! Но судьба распорядилась по-своему. В первый же год революции Жерль действительно стал членом Учредительного собрания Франции. С пафосом начал излагать свои идеи, но, увы, революция особым указом запретила всяческие религиозные воззрения. Правда, через пару лет сам Робеспьер сказал Жерлю: «Не отчаивайтесь! Придет время, когда я буду вынужден восстановить то, что теперь стремлюсь разрушить, – религию. Тогда вы поможете мне в этом деле». Эти слова Жерль с надеждой пересказал Сюзетт, но та только грустно усмехнулась. Она и сама мечтала об обновленной вере, но… Несколько дней назад ей было видение: голова Робеспьера катится к подножию гильотины. Видения никогда не подводили Лабрусс. А значит, будет казнь Робеспьера, но обновления Церкви не предвидится.

В Париже Лабрусс познакомилась с епископом Талейраном. «Папа отлучит вас от сана! – предрекла она. – Не противьтесь этому. Вы рождены для другого поприща. Вы будете служить республике, императору и королю!» Молодой Талейран искренне удивился: «Не может быть сразу и республики, и короля. Да и тому, кто захочет служить «многим господам», не сносить головы». Сюзетт перекрестилась: «Вам это не грозит. Вы найдете выход из любого положения, потому что сумеете стать политическим хамелеоном. Станете менять окраску, и вам будут верить». – «Глупости! – процедил Талейран. – С чего люди будут мне верить?» Сюзетт сплела пальцы и прошептала: «Если захотите вести людей за собой, скажите, что это необходимо им!»

Талейран крепко запомнил эти слова. Ими он будет пользоваться всю жизнь. Ведь ему, действительно отлученному папой римским от сана, придется вечно хитрить и изворачиваться. Но он сумеет найти язык с любой властью. Во времена республики он станет министром иностранных дел, но обманет чаяния народа и поможет Наполеону прийти к власти. Потом предаст и Бонапарта, снова став высшим внешнеполитическим сановником во времена реставрации королевской власти. И всегда, когда ему придется принимать неоднозначные решения, Талейран станет вспоминать совет Сюзетт Лабрусс. Больше того, когда о ней позабудут в революционных страстях, а потом намеренно станут вычеркивать ее имя из истории тех лет, именно старый лис Талейран вспомнит о Лабрусс в своих мемуарах и даже напишет: «Эта провидица не была типичной. Обычно они гадают за деньги, Лабрусс делала это бесплатно. Обычно гадалки пророчат клиентам, думая об их нуждах, Лабрусс же предсказывала миру, думая о всеобщем счастье, равенстве и братстве. Их она мечтала найти прежде всего в церкви. Старалась искренне, рисковала головой, но не сумела найти. Словом, она была некоей провидицей с общественным уклоном. Может, потому о ней так быстро забыли, в то время как не забыли о мадемуазель Ленорман?..»

И еще образованный Талейран, никогда, между прочим, не брезговавший обращаться к предсказателям, нашел показательные пророческие строки в манускрипте канцлера Парижского университета, кардинала Пьера д’Айи. Манускрипт был составлен в конце XIV века, но уже тогда провидец-кардинал предсказал Французскую революцию в конце века XVIII и появление двух величайших пророчиц, чьи имена будут начинаться на одну и ту же букву, но пути кардинально разойдутся. Так и вышло: одна была Ленорман, другая – Лабрусс, обе на букву «Л». Но пути оказались разными: Ленорман предсказывала в столичном Париже в комфортабельном салоне, живя на широкую ногу. Лабрусс же проповедовала в скитаниях, не имея практически ничего. И ратовала не за состоятельных клиентов, а за добро и справедливость между людьми. И за свои проповеди не брала ни гроша. Ну что это за пророчица? Это же смутьянка какая-то…

Немудрено, что она решила поучить уму-разуму самого папу римского. Но этот поступок заслуживает особого рассказа, ибо не было в мировой истории ничего подобного.