…Незаметно, потихоньку признанный мастер советской карикатуры – действительно, кстати, острой, не то что у иных, работавших в том же жанре, – стал мастером российской рекламы. А заодно, к слову, еще и эстонским почти землевладельцем.

Итак, в гостях у автора – Дэвид Бараб-Тарле.

Дэвид Бараб-Тарле – один из грандов российской карикатуры. Заметная фигура в рекламном дизайне. Сын общественных ошибок и друг креативных парадоксов.

Дэвид, уточним на всякий случай: Бараб-Тарле пишется через дефис?

Непременно. Академик Тарле на самом деле тоже был Бараб-Тарле и писался через дефис.

А вот в визитке вашей жены (директор по прессе бывшего DMB & B. – Прим. авт.) – просто Тарле.

Нет, я хочу писаться только полностью. Даже свой сборник изображений назвал «Дефис».

Почему?

Есть в этом знаке что-то недосказанное. Может быть – главное во мне.

Давайте с биографии.

Да? Как скажете. Родился 17 июля 1946 года на острове Сааремаа в Эстонии.

Известное место. С него в 41-м наши на «ТБ-7» совершили первый налет на Берлин.

Точно. А в 45-м были страшные бои. Мой отец-офицер отвоевывал этот остров у немцев. Заодно отвоевал у «лесного брата» и жену, мою будущую маму.

Он что, чекист был?

Кем только не был: первые годы – минометчиком на передовой. Потом – по гражданской специальности, фармацевтом. А закончил службу майором МВД.

У нас с ним сложные отношения до сих пор. Я не хотел бы об этом рассказывать.

Хорошо. А почему Сережа Касьянов (см. «РТ» № 2'99. – Прим. авт.) называет вас латифундистом?

Потому что это действительно так. Мне перешло по наследству от мамы 22 гектара земли на Сааремаа. Можно сказать, лендлорд. Правда, недооформленный. Очень это все оказалось муторно, надо юристов нанимать, время тратить. Но потенциально я крупный землевладелец. Может, когда-нибудь руки дойдут.

…Почти все советские офицеры заводили на острове подружек. А вот мой отец женился. Эльфрида, моя мама, была из бедной семьи. На острове были богаче те, у кого было больше сыновей. А она жила со своей мамой…

…Мамина фамилия была Юльгекют. В переводе – смелый охотник. Мне нравится…

А первый муж был действительно «лесной брат»?

Навряд ли. Ушел в лес, чтоб ни за кого не воевать. Тогда в Эстонии многие так делали. Отсидел как дезертир. Моя старшая сестра – от него.

Но, видно, Первый отдел не стерпел отцовской женитьбы. По крайней мере, поработать на аптекобазе в Усть-Нарве лейтенанту медслужбы дали очень недолго. Он был переведен в МВД и послан в Восточную Сибирь. Командовал отрядом в Ангарлаге.

Не политических перевоспитывал?

Нет, уголовников. Да и с перевоспитанием там было не очень: лагерь был спецрежимный, для особо опасных рецидивистов. На сленге – «полосатики», по одежде.

Опасная работа?

Не думаю. Зэки отца уважали, он с ними всегда был корректен. Все зло берег для дома.

Похоже, болезненную для вас тему отца все-таки придется затронуть. Ведь он реально участвовал в становлении вашей личности.

Абсолютно реально. Отец был совершенный ортодокс. Я являлся источником всех его проблем. Меня скрывали даже от его родственников. Хотя объективно он – необычный человек. Например, прекрасный танцор и гитарист. Научил меня играть в шахматы, и я стал вторым призером первенства Ангарска. Его обожали сослуживцы, а на вверенных ему аптечных складах и лагпунктах всегда царил фантастический порядок. Да-а… Возможно, я с самого начала был для него беспорядком. Например, неправильно рисовал.

А когда вы начали рисовать?

Сколько себя помню. Я никогда и нигде не ходил без карандаша. Отец не любил моего стиля и постоянно пытался его поправить.

Как?

Офицерским ремнем. У него и сейчас вызывает отвращение все, что я делаю как художник. Поэтому, когда после школы я подал документы в гуманитарный институт, его реакция была мгновенной. Приехали на мотоцикле менты и увезли в люльке в военкомат. На три года.

А как к этому отнеслась мама?

Мама в нашей семье не имела права голоса. Никакого. Она просто тихо меня любила.

… Всю свою жизнь я ненавижу шахматы…

…Не могу сказать, что все делал ему назло. Но моя библиотека его точно бесила. К моему возвращению из армии он ее продал. Объяснил, почему: «Ты же все равно уже все прочитал…»

…Этот человек по сути – гаденыш.

– А как он относится к вашим дочерям?

– Любит безумно. Видимо, все, что недолюбил во мне. Тем более что внучка оказалась фатально похожа внешне на его старшую сестру, которую убили немцы…

И как служилось?

Долго. Это был последний трехлетний призыв. Мы уходили вместе с теми, кто отслужил два года. Правда, из своих я ушел первым.

Каким образом?

Вызвал меня сам комполка, блистательный летчик-истребитель, и спросил, как я хочу дембельнуться – первым или последним. Второе было реальнее: часть из полученных мною за годы службы 72 суток гауптвахты еще не была отсижена. Я же хотел уехать первым.

Комполка предложил мне искупить все грехи сразу. Дело в том, что я служил механиком по бортовому радиолокационному оборудованию на МиГ-21. Но все знали, что я еще и художник. Вот он и предложил мне раскрасить нитрокрасками – чтоб навечно – торец пятиэтажной казармы, где жили все его пилоты.

Сейчас это делают широкоформатные плоттеры и бригада монтажников с краном. А я сделал в одиночку, собственноручно сварив из швеллера кран-балку и выкроив из штатной парашютной системы подвесную люльку.

Придумал живенькую композицию: молодой пилот в гермошлеме, взлетающий МиГ, солнце, понятное дело, и синее небо с легкой облачностью – и ползал с кистями вдоль и поперек пятнадцатиметровой стены. Без страховки и помощников.

Самое сложное было, не слезая с люльки, представить себе всю картину: я же сидел ближе чем в полуметре от стенки!

Короче, работа была сделана, а комполка сдержал свое слово: демобилизовал меня с недосиженным сроком.

…Я ни о чем не жалею. Ни о жизни в Ангарске, ни о трех годах в 18-м гвардейском дважды краснознаменном ордена Суворова Витебском истребительном полку «Нормандия-Неман»…

Что было после ВВС?

Гуманитарный вуз, куда я все-таки попал. Сначала в Иркутске, потом в Москве, вечернее отделение – к тому времени я уже был женат и имел дочку Анжелику. После вуза недолго, пару лет, преподавал в школе. Потом перевелся в НИИ, где с 72-го (!) занимался фактически рекламой: буклетами, проспектами. Выставки, кстати, тоже оформлял.

Реклама и тогда кормила?

Тогда – не очень. Кормила шабашка. Приезжаешь в колхоз, рисуешь им наглядную агитацию. Памятники делали в честь местных героев. Освоил все: от проектирования до отливок. Так что на 110 рублей в месяц я не жил никогда.

И стал серьезно заниматься карикатурой. С конца 70-х – фрилансер. Правда, перед этим пару лет провел в настоящем рабстве: пахал без выходных в Люберцах художником-переплетчиком. За квартиру для родителей.

А это что за профессия?

Книги в оригинальных переплетах и в единичных экземплярах. Папки делал кожаные для подарков первым лицам страны. Даже Брежневу. Маршалу Говорову сделал кожаный чемоданчик для зимней рыбалки. Ну, не на картонном же маршалу сидеть? В общем, два года непрерывного эксклюзива. В итоге – квартира и бесценный опыт. В книжном производстве тайн для меня уже не было. Никаких.

…Мое преподавание в школе сводилось к тому, что я весь урок рисовал мелом на доске и карандашом в тетрадях ребят. Они самозабвенно наблюдали за процессом…

…Самое главное – придумать. А исполнить – дело техники. Ленина можно и пальцем нарисовать, спичкой даже. Раньше так и определяли, художник ты или нет. А ну-ка, нарисуй Ленина!..

А чего вдруг в сатиру потянуло?

А меня всегда в нее тянуло. Сколько себя помню. Первый настоящий сатирический журнал выпустил с другом в начальной школе.

Кто были герои сатир?

Педагогический состав, понятное дело. За что в очередной раз был нещадно бит отцом. Правда, за карикатуры и во взрослом возрасте доставалось. Очень быстро, уже в 75-м, состоялся мой личный вернисаж в «МК». Печатался я в огромном количестве газет и журналов. Особенно любил «Изобретатель и рационализатор», профсоюзный журнал, в котором цензура была наименее жесткой. Сдавал им по понедельникам целые стопки. На просмотрах стоял гомерический хохот. Однажды досмеялись: легендарный товарищ Лапин, вождь всего советского ТВ, лично возмутился моей карикатурой и потребовал сатисфакции. Главред «ИРа», Стас Грачев, тогда чудом усидел в кресле.

А вы не могли бы ее воспроизвести? Чтобы нынешние наши читатели смогли увидеть то, что вызывало ярость тогдашних небожителей.

Запросто (мгновенно воспроизводит на листке телевизор с сифоном. – Прим. авт.).

По-моему, актуальность не потеряна и сегодня.

…Комиксы я рисовал класса с 4-го. Полицейские сюжеты. Военные. Потом – сатирические. Но, что интересно, никогда секс и эротика не вызывали у меня желания обыграть их в сатирическом виде. Хотя пластика обнаженного тела меня как художника всегда привлекала…

…У меня была технология проверки качества карикатур. Если моя семилетняя дочь хохотала, это шло в актив. Если спрашивала, в чем суть, – на доработку.

Ребенок всегда чувствует парадокс, без которого не может существовать ни карикатура, ни реклама…

Итак, если говорить о рекламе, вы были в ней всегда. С 72 года!

Это точно. И когда советская власть заканчивалась, я естественным образом соприкоснулся с рекламой перестроечной. Например, лично делал первую рекламную вкладку в газете «Правда». Компьютер 286-й. Ножницы. Боже мой! Но – чрезвычайно интересное время.

Насколько я помню, не прошли вы и мимо первых постсоветских рекламных монстров.

Поработал и в «АСС», и в «Солидарность Паблишер». Хотя нет, началось все с «Планеты-Сервис», в 88-м. Сама фирма была типичный «шараш-монтаж». Но именно оттуда вышло множество нынешних рекламных профи. Настоящий был фильтр для художников. Задерживались те, кто знал полиграфию и мог выдавать хлесткую продукцию, требующую, как правило, парадоксального мышления. Кто там выделялся? Безусловно, Сережа Нелюбин. К несчастью, покойный, погиб в автокатастрофе. Для него в полиграфии непонятного не было вообще. Его так и звали – Мистер Пункт.

…Я, кстати, по «Правде» и читать научился. Первая изученная буква была, соответственно, не «А», а «П», вторая – «Р» и так далее…

…Помню, когда в «МК» впервые появился «О'кей!». Господи, как же на них смотрели редакционные! С какой ненавистью! И с какой завистью…

…За всем этим незаметно подступил путч. Все газеты разом закрыли. Вышла только наша «Биржевая». В знак своеобразного – полиграфического – протеста мы набрали всю полосу А2 вывороткой, представляешь себе картинку?

Компьютеры растащили на квартиры, как большевики гектографы. В «МК» журналисты закладывали вход в редакцию кирпичом.

А когда началось противостояние у Белого дома, мы каждый час выпускали листовки от «МК» с новостями. Последние данные скачивали по модему, благо Сережа Фомкин, тогда – недавний бауманец (ныне – директор «NFQ». – Прим. авт.), помогал. Печаталось это все на принтере и тут же отдавалось добровольцам-разносчикам. Добровольцев хватало, а вот за единственный принтер все тряслись, он пахал так, что чуть не раскалялся…

А что было после путча?

То же, что и раньше, – работа. Но с удесятеренной интенсивностью. Например, у Шода Муладжанова в «Московской правде» я рисовал по картинке в день. Каждый день! А публика у «МП» – сложнейшая: от молодежи до пенсионеров. Нельзя делать непонятное. Опасно показаться пошлым. Но обязательно нужно острое.

А сейчас к журналистике имеете отношение?

Конечно. Делаю макеты новых изданий.

А карикатура? Не бросили?

Да ну! Сплошь и рядом! И что интересно, она сейчас очень востребована в рекламе. Например, наша полоса для МТС целиком состоит из рисунков с «мобилами». Все-таки люди поняли, что юмор работает лучше раздувания щек и большого пафоса.

…Я столько получал писем! В основном – хорошие. Но было, например, послание, в котором меня обещали повесить на пару со Львом Колодным, тогдашним фельетонистом «МП»…

…Быстрые решения я научился принимать именно в журналистике. Потом это очень пригодилось в рекламе. Ведь и здесь и там нельзя сказать: «Извините, я ничего не придумал»…

… Чем сильнее и увереннее в себе фирма, тем спокойнее она относится к такому сильному средству рекламы, как самоирония…

А как вы оказались в «Арборе»?

Я работал в «Солидарность Паблишер», у моего друга Вячеслава Каневского. Прошел с агентством все стадии роста: от двух человек в одной комнатушке до двухсот в здании. Я был заместителем гендиректора. Зарплата. Личный шофер. Но… Творчества стало маловато. Исчез интерес.

А тут пришел Касьянов и позвал к себе.

Без машины и шофера?

Откуда ж им в начале взяться? Но я неожиданно для себя самого согласился. И получился хороший союз. Сережа – фотограф. Пушкин – совершенно другое мышление, отличный сценограф (и замечательный живописец, на минуточку).

Весь «Арбор» – это чуть более десяти человек. Мы заметили, что стоит нам разрастись более 15, как жди неприятностей. Это вроде футбольной команды – выпусти лишних, они будут всем мешать.

А ваши задачи в «Арборе»?

Дизайн, креатив, копирайтинг. Работа с клиентами, что самое основное.

…Именно личностный контакт – самая главная – применительно к названию вашего журнала – рекламная технология. Ведь, как правило, клиент не знает, чего он хочет…

А как художнику дышится в копирайтинге?

Художнику-то – легко. Проблема в другом: наш язык не приспособлен для этого жанра.

Почему?

Кириллица изначально вторична по отношению к латинице. А рекламный русский я вообще называю «мефодица». Любой дизайнер подтвердит: некоторые наши буквы – большая проблема. Например, П, Ж, Ф, Ц, Щ. Поэтому попытка угнаться за Западом всегда плачевна. Помните рекламу МакДоналдса? Красная полоса, пустая, в центре полосы в нижнем регистре 10-м кеглем написано: hmbrgr. И все.

Ясно, что это имитация артикуляции жующего человека. И жующего именно толстый бутерброд.

Ты пойми меня правильно. Я сам не ем гамбургеры. Но это гениально. И как прикажешь писать подобное нашей кириллицей? Ням-Ням так Ням-Нямом и останется.

Но мы все равно пишем для тех, что читает на кириллице. Что толку сетовать?

Надо не сетовать. Надо понимать суть проблемы. Английский всегда лаконичнее. Попытка укоротить русский приводит к жаргону.

Русский язык в рекламе может взять совсем другим. Нежностью. Лиричностью. Так и не надо им подменять английский.

Посмотри, как работали наши рекламисты до революции. Прекрасные образцы. Когда работает художник со вкусом, потом не возникнет вопроса, сработала реклама или нет. Известно ведь, что даже великие наши живописцы не гнушались разработкой, скажем, меню для хороших ресторанов.

…Русский язык тем красив, что он супервыразителен. Он абсолютно точно доносит мысль. Так и не надо этим тончайшим инструментом колоть орехи. Это все равно, как русский рэп. Пытаться можно, добиться – нет…

…Вообще, попытка подражать в итоге превращается в жалкие «Bay!». Ну что такое «Bay!»??!…

Значит, наш язык слишком утончен для рекламы. Это главная беда?

Еще беда в том, что заказчику нас… странноват.

Они декларируют: «Сделайте мне не как у всех. Но… только чтобы не выделяться».

Трусость. Безусловно, трусость.

Причем по прежней, до бизнеса, специальности не должны бы: спортсмены, военные, инженеры. Интересный факт: по моим наблюдениям, директоры из бывших врачей пошире мужики будут. Посмелее.

Еще лучше – космонавты, жаль только их мало.

Никогда не забуду: я делал заказ для компании, где директорствовал Г. С.Титов, наш космонавт № 2. Огромная фирма. Я сделал вариантов 10 концепций. Прихожу с листами в огромный зал. Стол длиннющий, за ним – человек 20 начальников. Посередине – сам Г. С.

Я ему отдал материал, он пустил листы по кругу. Потом спрашивает: «Что скажете?» Все что-то лепечут, мычат, говорят вразрез. Он послушал-послушал, потом встал во весь свой негигантский рост (но маленьким, что характерно, никогда не казался) и произнес очень краткую речь. Привожу дословно: «Пошли все нах… Я в космос летал!» Взял один из листков и подписал.

…Технология продвижения креативного решения только одна: непосредственный контакт с первым лицом. Если месяц согласовывать идею – конец. Как говорил Шекспир, «Пока трава растет, лошадь с голоду помрет»…

…В середине 90-х была обнадеживающая тенденция сажать в замдиректоры крупных компаний креаторов. И было хорошо. Но потом все как-то стухло, не прижилось…

…Я думаю, когда они предприятие открывали, они реализовывали свои мечты о свободе. А оказались его пленниками. Или даже заложниками…

А знаете, Иосиф, может быть, мы даже не о главном говорим.

Давайте о главном.

Рекламист и его заказчик, конечно, должны сначала сами себя спросить: чего они хотят от рекламной кампании? Продать немедленно или стратегически работать на имидж?

Я глубоко убежден, что добиться моментальных продаж можно только путем обмана покупателей. И никак иначе. Другой способ – как и в обычной жизни – надежнее, но длиннее, сложнее. Чего наши нынешние стратеги и боятся.

Типичный пример. Приходит к нам заказчик. Ему дают каталог, чтобы из ранее сделанного выбрал то, что по душе. Безошибочно выбирает отличные работы в авангардном стиле. Со вкусом – порядок.

Но когда для него сделали знак – испугался. Пришлось доработать до обычного.

Это и есть трусость первых лиц! Что уж говорить о трусости вторых, третьих, четвертых…

А ведь есть еще проблема обычной необразованности.

Что вы имеете в виду?

Показываю креативную разработку. На фото – несколько картофелин. Среди них шар с логотипом фирмы. Подпись: «Где должен быть командир в бою?»

И кого ни спрошу, никто не поймет, о чем речь. Кто сейчас смотрит Чапаева? Или – о, ужас! – читает Платонова?

…Совершенно уверен, что человек, который занимается рекламным делом, должен знать иностранные языки. Я даже мобильником с русским текстом пользоваться не могу. Я просто не понимаю многих функций из-за неадекватного перевода…

…Мало про Чапаева, не поняли, что за мужик с крылышками на ногах и на шлеме. «Ой, вы говорите, Меркурий? Надо же! Я не узнал». Ну как работать в этой среде? Только с «Калашниковым»…

Ваша лучшая работа года?

Есть лучшие решения. Но практика показывает, что клиент обычно выбирает худшие. Поэтому говорить о лучшем – значит, говорить о не принятом.

…Молодые должны пахать. По десять, двенадцать, четырнадцать часов. Если молодой компьютерщик начинает размышлять, что в Силиконовой долине рабочий день 6 часов и через каждые 45 минут перерыв, – он вызывает во мне подозрение…

…Я знаю, что многое из того, что делаю, тупиково. Никаких иллюзий по поводу будущего рекламы у меня нет. Просто, когда я работаю, у меня нет депрессии…

…К старости нужно себя готовить. Если не работа, не книги, не кино, то что? Нельзя оставлять себя к старости без местечка для души…