• Язык без костей иной раз подводит
  • Как не зациклиться на ляпсусе
  • Hе волнуйтесь и продолжайте
  • Хр-р-р…
  • 8

    Ляпсусы, и как их пережить

    Мои собственные ляпсусы

    Как можно настроиться на оплошность

    Продолжение представления

    Язык без костей иной раз подводит

    С тех пор как человек научился общаться, в его речи стали проскальзывать ляпсусы. В наш век средств массовой коммуникации они стали только красивее и масштабнее. Они украшали историю радио — и телевещания с тех пор, как в самом начале этой истории Гарри фон Целл нагнулся к примитивному микрофону и представил Герберта Гувера перед общенациональной аудиторией следующим образом: «Леди и джентльмены, говорит президент Соединенных Штатов — Губерт Гервер».

    Разумеется, ляпсусы делают не только дикторы радио и телевидения. Так что если вы заметите нечто подобное за собой, не расстраивайтесь. Встряхнитесь и действуйте дальше, зная, что вы попали в хорошую компанию.

    Гарри фон Целлу это удалось. После оговорки с именем Гувера, которая остается «бабушкой» всех радиоляпсусов, он сумел добиться больших успехов на радио, а затем вовремя успел перейти на телевидение. Его до сих пор помнят как ведущего и участника популярной телепередачи пятидесятых годов «Шоу Джорджа Бернса и Грэси Аллена».

    Если я могу написать книгу о том, как нужно разговаривать, это еще не значит, что я не могу допустить в своей речи отборнейших ляпсусов. Когда я оглядываюсь на пройденный путь, среди эпизодов, которыми я горжусь, встречаются такие, о которых я был бы рад забыть, но не могу.

    Как не зациклиться на ляпсусе

    Один из самых больших конфузов случился со мной, когда я в Майами вел на телевидении рекламную кампанию хлеба фирмы «Братья Плейджер», лозунг которой был: «Братья Плейджер — лучший хлеб».

    Планируя эту кампанию, рекламодатель и его агентство решили, что я должен читать рекламу в прямом эфире во время вечернего выпуска новостей на трех телестанциях. На первой станции я прочел текст рекламы, а затем произнес ударную концовку: «Братья Хлейджер — лучший плеб».

    Вы, наверное, решите, что это само по себе печально, и так оно и было. Но я повторил то же самое и на второй станции.

    А потом на третьей.

    Я усугубил свою первоначальную ошибку из-за страха повторить ее, поэтому-то я ее и повторил. Вот почему, совершив ляпсус, необходимо встряхнуться и продолжать говорить, не беспокоясь о том, что вы только что сказали или совершили, и не боясь, что вы можете это повторить. Если вы начнете бояться этого, вы обязательно повторите ошибку. Именно это я и называю зацикливанием.

    У Джорджа Бернса была привычка вводить в такое состояние знакомых. Его излюбленной мишенью для таких проделок был Джек Бенни, старый друг детства с тех пор, как они были мальчишками в нью-йоркском Истсайде. Каждый раз, когда Бернс входил в комнату, даже ничего не говоря и не делая, Бенни начинал хохотать. Бернс, разумеется, знал это, и ему это очень нравилось. И он был не прочь так зациклить Джека, чтобы он совершил именно тот ляпсус, от которого его предостерегал Джордж.

    Как рассказывал мне Берне, как-то раз его с Бенни пригласили на воскресный ужин к Жанетте Макдональд, знаменитой певице, которая вместе с Нельсоном Эдди составляла самый популярный дуэт в Америке тридцатых и сороковых годов. Бернс начал с Бенни разговор, который всегда начинал с теми, кого считал многообещающим объектом для своих розыгрышей, а самым многообещающим всегда был Бенни:

    — Джек, в воскресенье ты идешь на ужин к Жанетте Мак-дональд?

    — Да, конечно. Меня туда всегда приглашают.

    — Что ж, тогда ты знаешь, что после ужина Жанетта обычно исполняет несколько песен.

    — Знаю. Я хожу к ней не первый год. И тут Бернс его предупреждает:

    — Только ты там не смейся.

    — А почему я должен смеяться?

    — Не смейся.

    Приходит воскресенье, Берне звонит Бенни, чтобы сказать, что он его подвезет. А потом добавляет: «Помни — только не смейся»

    И как только Жанетта Макдональд встает, чтобы спеть первую песню, Бенни валится со стула от смеха, а между тем Берне сидит как ни в чем не бывало, и на его лице играет легкая улыбка. Недаром, когда Бенни играл свою комическую репризу в Лас-Вегасе, этот проказник сидел в первом ряду и читал газету.

    Я рассказываю эти истории не просто так, а чтобы показать, что может случиться, если вы позволите беспокойству укорениться у себя в мозгу. Только вы начнете думать об этом, оно обязательно и случится. Нужно усилием воли заставить себя забыть о возможной неприятности. Для этого требуется сосредоточиться, сделать над собой усилие и обладать некоторой решимостью, и это вполне преодолимо.

    Не все оплошности являются ляпсусами в обычном смысле этого слова, и не все их можно предотвратить. Для примера посмотрим футбольный матч команды Miami Dolphins.

    Мы находимся в Буффало. Время действия — конец шестидесятых. Я комментатор радиостанции клуба Miami Dolphins и работаю на пару с нашим постоянным репортером Джо Крогеном. Перед самым вбрасыванием начинается страшная вьюга — именно так, вьюга, и ветер уносит все наши бумаги: рекламу, протоколы матча, турнирные таблицы — абсолютно все улетает за пределы стадиона.

    И вот вбрасывание. Мы с Джо знали, что Dolphins — это вбрасывающая команда, потому что, несмотря на снег, могли узнать игрока своей команды. Однако мы не могли узнать ни одного из игроков соперничающей с нами команды, из-за вьюги мы не могли увидеть их номеров, линии разметки на поле сразу же занесло снегом, и мы оказались в незавидном положении — не в силах ни рассмотреть что-нибудь сквозь снежную мглу, ни разобраться, что творится на площадке. Что же нам было делать? Мы решили рассказать своим слушателям в разомлевшем под ласковым солнышком Майами, что здесь происходит, — в конце концов, для этого и существуют прямые репортажи.

    Описав суровые условия, царящие на берегах озера Эри неподалеку от Ниагарского водопада, мы начали свой репортаж. Хотя он и не вошел в учебники, его тем не менее вполне можно считать единственным в своем роде:

    «Кто-то бежит с мячом… кто-то отступает и делает пас… кто-то ловит мяч… кто-то на него налетает… Он падает. Нет, он встал! Не могу сказать, кто это…»

    Рассказывая обо всем этом, мы по-прежнему не имели перед собой протоколы матча. Это не просто протоколы, а диаграммы, на которых указано положение каждого игрока на поле — как защитников, так и нападающих обеих команд, их имена и номера. Спортивные комментаторы прибегают к их помощи даже при великолепной видимости. В обстоятельствах, в которых мы оказались, нам очень не хватало этих списков, но они были в самом буквальном смысле унесены ветром.

    По логике вещей нужно было сделать очевидное — позвонить своим помощникам, чтобы они принесли другие протоколы. Но мы сидели на крыше стадиона, а они были на земле. Да и лифт из-за мороза перестал ходить.

    Мы с Джо прокомментировали таким образом всю первую четверть матча. Погода за это время не стала лучше, но лифт удалось починить. В начале второго периода он заработал, и нас выручили — привезли новые протоколы матча. Видимость от этого не улучшилась, но по крайней мере мы могли строить обоснованные догадки.

    В том, что началась вьюга, не было нашей вины. Нас подвело то, что было нам неподконтрольно. Однако вместо того, чтобы удариться в панику и наделать ляпсусов уже по собственной вине, мы откровенно рассказали слушателям о том, что происходит, и о том, что главный «ляпсус» дня — сама вьюга — дело рук Санта-Клауса, а не наших.

    Во время другого матча Dolphins, вскоре после того, как их тренером стал Дон Шула, получил травму защитник Ларри Шонка. После игры я прошел в раздевалку, чтобы, как обычно, взять интервью у игроков. Я заметил Шонку в медпункте, и он взмахом руки пригласил меня зайти.

    У Шулы было строгое правило — в медпункте никаких интервью. Однако мне об этом не было известно. И вот я беру у Шонки интервью, оно идет в прямой эфир, и тут Шула обнаруживает нас и мой микрофон и через дверь в другом конце комнаты рявкает во весь голос:

    — Какого… вы тут оба делаете? А Шонка отвечает:

    — Как, по-твоему, с кем он говорит — с тобой или со мной?

    После этого Шула выкинул меня из комнаты, и мне пришлось вспомнить прием, который радиожурналисты приберегают на крайний случай, и сказать:

    — Теперь мы возвращаемся в студию. Позднее на вечеринке Дон меня спросил:

    — Мы что — были тогда в эфире?

    Когда я сказал, что да, он пришел в ужас от того, что болельщики Dolphins услышали, какой он грубиян. Я сказал: «Не волнуйся, Дон, я тебя не назвал». Но мы оба отлично знали: называть его не было необходимости. Голос Шулы и без того знал весь Майами.

    Более серьезный ляпсус произошел со мной, когда я комментировал телепередачу матча Dolphins. В перерыве между таймами я сказал телезрителям, что они смотрят матч команд Baltimore Colts Drug и Bugle Corps.

    Hе волнуйтесь и продолжайте

    Как-то раз во время радиопередачи я спросил гостя в студии, есть ли у него дети. В операторской все покатились со смеху, поскольку интервьюируемый был католическим священником. Между тем до меня никак не доходило, что я совершил классический ляпсус, пока священник не напомнил мне, что они дают обет безбрачия и не имеют права жениться.

    Почему я задал такой глупый вопрос? Сам не знаю. В большинстве случаев этот вопрос вполне естествен, когда в начале интервью зрителям вкратце дается представление о твоем собеседнике. Как бы то ни было, я сморозил такую глупость, что выставил себя на посмешище. Как я поступил? Именно так, как и следовало, — я перешел к следующему вопросу.

    Как-то раз в Майами я был ведущим большого празднества под открытым небом по случаю Дня независимости — с флагами, музыкой и выступлением конгрессмена Клода Пеппера. Праздник был устроен с таким размахом, что устроители сделали для выступающих два помоста, которые были придвинуты почти вплотную друг к другу, но между ними оставалась небольшая щель. Когда меня представили толпе, я выбежал на помост, и моя нога попала как раз в эту щель. Я исчез из виду.

    Но в руках у меня был микрофон, и я поступил наилучшим образом. Я решил обставить этот случай как прямой репортаж, тем более что зрители не могли меня видеть и, наверное, интересовались, куда я делся и почему. Стоило мне пропасть из виду, в динамиках раздался мой голос: «Я упал… не беспокойтесь… сейчас встану…»

    Толпа тут же рассмеялась. Оказалось, это замечательный способ «разогреть» публику, но мне не хотелось бы, чтобы подобное повторилось.

    Однажды я избежал ляпсуса, а может, даже чего-нибудь похуже, когда на мое ток-шоу явился Джим Бишоп, один из моих друзей, живущих в Майами. К тому времени Джим успел завоевать большое уважение и популярность как ведущий газетной рубрики и журналист благодаря своей прямоте и откровенности. Кроме того, он сумел излечиться от алкоголизма и уже двадцать пять лет вел трезвый образ жизни.

    Но — кто бы мог подумать? — в тот вечер он приехал ко мне на радиостанцию в совершенно невменяемом состоянии, мертвецки пьяным; за все время нашего знакомства мне еще ни разу не приходилось его встречать в таком виде. Может быть, он разнервничался из-за того, что ему предстоит участвовать в радиопередаче, и решил набраться мужества из бутылки.

    Когда я осознал, в каком состоянии находится Джим, нервничать пришлось уже мне. Прямота и откровенность в сочетании со спиртным — это в эфире поистине гремучая смесь. Приходилось опасаться не только ляпсусов. Вполне возможно, что в итоге Федеральная комиссия связи могла бы аннулировать нашу лицензию, а мне против своего желания пришлось бы получить от радиостанции билет в один конец — домой в Бруклин.

    О том, чтобы быть снисходительным и выпустить друга в эфир, не могло быть и речи. Нужно было действовать решительно и быстро, от этого зависело благополучие всех нас. Я через стекло дал знак звукоинженеру в операторской и сказал в микрофон на столе:

    — Включите табло.

    Зажглось табло: МИКРОФОН ВКЛЮЧЕН.

    Джим его увидел, а я тут же протянул руку и сказал: — Джим, спасибо, какой замечательный час! Ты как всегда был бесподобен.

    В ответ он меня несколько озадаченно поблагодарил и ушел. Этот час мы заполнили ответами на телефонные звонки слушателей.

    Хр-р-р…

    Дороже всего обошелся мне случай, когда я ничего не говорил. Я лишь издавал некий звук — храпел. Почему же я храпел в эфире?

    На этот вопрос у меня есть исчерпывающий ответ: я спал.

    Дело было в Майами в новогодние праздники, утром первого дня 1959 года.

    Весь предыдущий вечер я работал комментатором на собачьих бегах. Затем я пошел на новогоднюю вечеринку — проводить 1958 год и встретить 1959-й, хотя я не большой мастер по части проводов и встреч, поскольку не пью. После этого я отработал полную смену на радиостанции WKAT, г д е вел свою передачу с шести до девяти утра, а потом до девяти тридцати у меня был перерыв, во время которого шла передача из Чикаго «Утренний клуб Дона Макнила».

    После перерыва меня должен был сменить ведущий следующей передачи. В течение всей своей передачи я твердил себе: «Не спи! Не спи!» Кроме меня, на радиостанции никого не было, но я продержался до самого конца своей передачи, до момента, когда должен был начаться «Утренний клуб». К тому моменту я пробыл на ногах целые сутки.

    В девять двадцать девять Дон Макнил начинает вою передачу словами «Говорит сеть радиостанций ABC». Это означает, что все станции ABC по всей стране должны отозваться. Мне нужно только отключиться от сети ABC, врубить свой микрофон, нагнуться к нему и сказать: «Говорит W K A T, Майами, Майами-Бич». Фасад здания нашей радиостанции был целиком застеклен, чтобы с улицы было видно, как работают дикторы и звукоинженеры, поэтому прохожим было меня отлично видно.

    И вот я выключаю тумблер ABC, включаю свой микрофон — и засыпаю.

    Единственный звук, который услышали радиослушатели WKAT, проснувшись тем новогодним утром, — это не поддающийся опознанию таинственный гул: мой храп. «Утренний клуб» в эфир не вышел, поскольку тумблер ABC был по-прежнему отключен. Слышен был только таинственный шум — больше ничего: ни музыки, ни рекламы, ни объявлений диктора. Шум — и больше ничего.

    Слушатели начинают звонить по телефону на станцию, но телефон не отвечает. Прохожие заглядывают в окна WKAT и видят человека без сознания, распластавшегося на столе перед микрофоном. Дальнейшее развитие событий было вполне предсказуемым: с воем сирен прибывают пожарные и «скорая помощь».

    Они разбивают своими топорами стеклянный фасад здания, а наши слушатели, до которых доносятся крики людей и звон бьющегося стекла, продолжают задаваться вопросом, что случилось. И вот пожарные и врачи «скорой» вопят мне в ухо:

    — Что случилось?! Вы живы?!

    Я просыпаюсь, оглядываю царящий кругом беспорядок и осколки стекла на полу и мямлю:

    — Чего?

    На следующее утро владелец радиостанции полковник Фрэнк Катцентайн вызвал меня к себе в кабинет и уволил. Потом он немного смягчился и сказал:

    — Ты мне нравишься. Бог не обидел тебя талантом. Можешь ли ты дать мне какое-нибудь объяснение? Можешь ли ты сказать мне, почему мне не следует увольнять тебя?

    В ответ я спросил:

    — Полковник, знаете, что я сделал вчера?

    — Нет. А что?

    — Я проверил, как быстро пожарные и служба «скорой помощи» Майами отреагируют на происшествие.

    Он не стал меня увольнять, но мне пришлось заплатить за разбитое окно.

    Даже наилучшие ораторы, даже наилучшие мастера в деле ведения переговоров, даже наилучшие специалисты своего дела рано или поздно совершают ошибки. В бейсболе даже ведут их статистику. Так что, если вы совершите ошибку, не расстраивайтесь. Вспомните старую пословицу: «Не ошибается только тот, кто ничего не делает».







     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Другие сайты | Наверх